Проект Харуки Мураками: аутсайдер, его стиль и поиски утраченного времени биография
| Вид материала | Биография |
- Нумано: Язнаю, что Вы недавно читали Мураками Харуки. Какое впечатление произвело, 171.34kb.
- Библиотека Альдебаран, 3811.02kb.
- Харуки Мураками, 201.4kb.
- Проект положение о проведении I краевого фестиваля «городские истории», 202.77kb.
- Харуки Мураками, 769.07kb.
- Харуки Мураками, 2265.52kb.
- Хроники Заводной Птицы Харуки Мураками книга, 7740.65kb.
- Хороший день для кенгуру. Кенгуру-композитор, стопроцентная девушка, вампир в такси,, 1080.2kb.
- Харуки Мураками, 1095.21kb.
- М. В. Ломоносова Россия, Москва отсылки к произведениям русской классики в произведениях, 388.5kb.
^ 3.3. Культурнотипичное и уникальное в творчестве Р. Мураками, или чем один Мураками отличается от другого
В предыдущих параграфах отмечалась важность понимания общей историко-культурной, социальной и экономико-политической ситуации Японии для осмысления произведений современной японской литературы, в частности, творчества Рю Мураками. Такой подход к анализу литературных произведений не нов, но может помочь исследователю дать более верную оценку артефактам иной культуры, отделенной от родной достаточно большой культурной дистанцией.
Вполне естественно, что писатели, принадлежащие к одному поколению, будут касаться в своих произведениях схожих проблем и вопросов. Но в чем же состоит своеобразие творчества Рю Мураками, выделяющее его из остального литературного мира современной Японии, что делает его востребованным, несмотря на огромную популярность его современников, например Харуки Мураками, произведения которого стали объектом рассмотрения в предыдущей главе данного исследования?
Интересны в этом отношении идеи, высказанные американским антропологом Хирокадзу Миядзаки в его статье в сборнике «Этнография неолиберализма».1 Миядзаки принимает взгляды австралийского философа и антрополога Г.Хаджа, по мнению которого современное капиталистическое общество характеризуется неравным распределением надежды, не всегда связанным с уровнем дохода, а вызванным скорее чувством социальной незащищенности и отсутствия перспектив, чувством, что ты пойман в ловушку и некуда идти. «Дефицит надежды» способен породить в обществе и апатию, и «параноидальный национализм» как защитную реакцию на необходимость признания того факта, что национальное государство больше не «обслуживает» своих граждан. Миядзаки, вслед за такими японскими учеными как экономист Юдзи Гэнда и социолог Масахиро Ямада, отмечает, что под влиянием глобального капитализма и неолибералистского воспевания «сильной личности», способной на риск, японское общество сегодня превратилось из общества «ста миллионов членов среднего класса» (ichioku-no churyu) в стратифицированное общество, четко разделенное на «победителей» (kachigumi) и «проигравших» (makegumi), последние из _____________________________________________________________________________
1 – Miyazaki H. The Temporality of No Hope. // Ethnographies of neoliberalism. / Edited by Carol J. Greenhouse. – Philadelphia : University of Pennsylvania Press, 2010. – p.238 – 250
которых не имеют надежды вообще. Говоря об этой проблеме, Гэнда и Ямада фокусируют внимание в основном на социальных проблемах японской молодежи, таких как феномен «хикикомори» – подростков отказывающихся от общения с другими людьми, так называемых «паразитов-одиночек», которые предпочитают не создавать семьи и жить, продолжая финансово зависеть от родителей, «фритеров» (freeters) – молодых людей, не желающих искать постоянную работу, «NEET» (“not in education, employment or training”), то есть, тех, кто не находит в себе сил ни учиться, ни работать. Ученые видят в этих феноменах пример «утраты надежды». Гэнда винит в названных проблемах не только экономический кризис и сокращение рабочих мест, но и чересчур активное насаждение идеалов самореализации и осуществления своей мечты, в результате чего многие люди не хотят даже пытаться стать «победителями».1
Мир произведений Рю Мураками наполнен именно чувством нестабильности («Дети из камеры хранения», «Мир в пяти минутах от нашего») и утраты надежды («Все оттенки голубого», «Монологи о наслаждении, апатии и смерти»), а порой в его произведениях мы сталкиваемся с четко названными и реально существующими в японском обществе проблемами («Паразиты» - роман о хикикомори, «Топаз» - сборник новелл о проститутках, «Пирсинг», «Кинопроба» - произведения о насилии и маниакальных убийствах).
Внимание Х.Миядзаки привлек роман Р.Мураками «希望の国のエクソダス» (Кибо-но куни-но экусодасу) – «Исход в страну надежды» (2000)*, напрямую затрагивающий исследуемую ученым проблему надежды в современном обществе. В этом романе рассказывается о революционной организации, созданной учениками старшей школы через Интернет и ввергшей Японию в финансовый кризис. В уста главного героя, _____________________________________________________________________________
1 – Miyazaki H. The Temporality of No Hope. // Ethnographies of Neoliberalism. / Edited by Carol J. Greenhouse. – Philadelphia : University of Pennsylvania Press, 2010. – p. 239-240
* роман не переведен с японского на др.языки
руководителя этой организации, Мураками вкладывает такие слова: «^ В этой стране есть всё. Действительно всё, что угодно. Единственное, чего здесь нет – это надежды».1 *
Г.Хадж, поставивший обществу тот же диагноз, действительно предлагал революционную смену политического и экономического строя как средство возвращения надежды. Гэнда и Ямада предлагали бороться с проблемой менее кардинальными методами, затрагивающими лишь те группы населения, которые страдают от «дефицита надежды». Но подход Рю Мураками к данному вопросу принципиально иной. Писатель отказывается от попыток вернуть надежду всему обществу как целому, его мир – это мир без надежды или, вернее сказать, мир того, что приходит после надежды. Миядзаки приводит высказывание, сделанное Мураками в одном из интервью об «Исходе в страну надежды»: «Я вообще не говорил о надежде. Было бы хорошо, если бы читатели (этого романа) просто нашли в себе силы жить, не думая постоянно о надежде и её природе».2
Та же мысль о невозможности и ненужности коллективной надежды была развита Рю Мураками в послесловии к роману «Паразиты» (2000):
«^ Заканчивая последнюю главу романа, я размышлял о значении слова «надежда». Раньше мне не приходилось задумываться над подобными вещами.
В современной Японии принято считать, что само понятие «надежда» — явление отмирающее. Надеяться можно, только если ты попал в трудное положение и тебе хочется верить, что завтра будет лучше, чем вчера. Ожидание, вера в лучшие времена присущи всем заключенным, узникам лагерей и вообще любому угнетенному человеку. Этот вопрос никогда не стоит перед представителями правящих классов или _____________________________________________________________________________
1 – Мураками Р. Исход в страну надежды. 2000. // Цит. по Miyazaki H. The Temporality of No Hope. // Ethnographies of Neoliberalism. / Edited by Carol J. Greenhouse. – Philadelphia : University of Pennsylvania Press, 2010. – p.241. (Пер. с яп. Миядзаки Х., пер. с англ. мой, - Е.М.)
2 – Миядзаки Х. Указ. соч. – с. 244. (Пер. с англ. мой, - Е.М.)
* Высказывание Р.Мураками о повторном обретении надежды японским обществом после катастрофы 2011г. см. в приложении №5
диктаторами. Больше всех надеются дети, ибо живут будущим.
Проблема нынешнего японского общества заключается в том, что оно
не принимает реальность такой, какая она есть на самом деле. А для государства, которое не может адекватно оценивать свое настоящее, нет и будущего. Иными словами, на наших глазах заканчивается целый исторический период, когда надежда на лучшее была краеугольным камнем общественного сознания. Отказываясь от этого понятия, общество теряет свою защитную функцию. Надежда становится личной проблемой каждого человека. Мы погрязли во лжи и заменяем веру риторикой.
^ Возможно, тот, кто сознательно отрекается от мира, в действительности стремится избавиться от этой лжи».1
Мысль о том, что социальные гарантии и прежние социальные ценности сегодня – не более чем иллюзия, Р.Мураками неоднократно повторял и в различных интервью. По мнению писателя, старые жизненные сценарии уже не работают в Японии сегодня, после крушения «экономики мыльного пузыря»: «Многие люди всё ещё относятся к проблеме трудоустройства совершенно беззаботно: они думают, что парадигмы эры быстрого экономического роста до сих пор работают. […] Но молодые японцы совершенно сбиты с толку, потому что, несмотря на радикальные изменения, произошедшие на рынке труда, их учителя и родители говорят им об устройстве на работу так, как будто ничего не изменилось. Это несправедливо. Они говорят: «Если ты будешь хорошо учиться и поступишь в хороший университет, то у тебя в жизни всё будет хорошо». Это абсолютная ложь».2
Интересен также роман «半島を出よ» (Ханто о дэё) – «Вперед с полуострова!» (2005)*. Действие происходит в недалеком будущем; США
_____________________________________________________________________________
1 – Мураками Р. Паразиты. / Пер. с яп. И.М.Светлова. – СПб.: Амфора, 2006. – с. 314
2 - Otake T. Straight-talking wordsmith wields his pen like a sword. Интервью с Рю Мураками. [Электронный ресурс] : Сайт печатного издания «The Japan Times». URL: ссылка скрыта (Дата последнего обращения 20.03.2011) (Пер. с англ. мой, - Е.М.)
* роман не переведен с японского на др.языки
перестали играть роль мирового арбитра, и войска Северной Кореи вторглись в Японию. В конце двое подростков убивают все корейское командование, что приводит к концу оккупации. Насилие выступает как единственное средство прекратить насилие. Отвечая на вопрос об идее этого романа в интервью, Мураками пояснил: «Я думаю, что идеология не должна определять правила, которыми стороны руководствуются в конфликте… Мы должны быть готовы к переменам, иначе мы будем неспособны отвечать сложным процессам, происходящим в мире».1
В творчестве Рю Мураками сильно ощущение изменчивости, нестабильности, катастрофичности сегодняшнего мира, и ответ, который предлагает писатель на этот вызов – ситуативность. Мураками предлагает взглянуть в лицо реальности со всем её социальным и человеческим злом без призмы иллюзий и привычных идеалов, а порой, кажется, без призмы идеалов и ценностей вообще. В предыдущем параграфе говорилось о «феномене экстремального» в произведениях Рю Мураками. Но теперь можно заметить, что экстремальные ситуации выступают у этого автора не только в качестве «профилактики» рутинности повседневной жизни, но он нарочно ставит героев в положение, делающее поведение человека непредсказуемым, исключающее возможность поступать в соответствии с какими-то заранее выработанными сценариями. Действительно, люди гораздо чаще задумываются о насущных проблемах, чем о том, как вести себя перед лицом смерти и хаоса.
Это желание дойти до некой «абсолютной» реальности делает творчество Рю Мураками в чем-то даже не контркультурным, а антикультурным, поскольку любая культура в определенном смысле иллюзорна и включает элемент игры. Но всё же нельзя сказать, что этот писатель разрушает вообще все идеалы и ценности: вера в силу человека, его ____________________________________________________________________________
1 - Otake T. Straight-talking wordsmith wields his pen like a sword. Интервью с Рю Мураками. [Электронный ресурс] : Сайт печатного издания «The Japan Times». URL: ссылка скрыта (Дата последнего обращения 20.03.2011) (Пер. с англ. мой, - Е.М.)
жажду жизни и способность остаться человеком и прожить эту жизнь достойно, несмотря на все искушения и опасности современного мира, остается для Мураками незыблемой.
Не случайно и то, что почти все герои Рю Мураками очень молоды. Молодежь более динамична, острее реагирует на изменения и кризисные состояния общества, она не отягчена грузом устоявшихся взглядов и паттернов поведения, поэтому способна дать более адекватный ответ новым вызовам реальности и ради претворения в жизнь выработанных ей новых ценностей готова пойти на самые радикальные меры. Можно сказать, что Рю Мураками считает старый мир, мир взрослых уже безвозвратно потерянным и выступает за то, что Маргарет Мид называла префигуративной культурой, в которой динамика настолько высока, что взрослые начинают учиться у своих детей.1
Такой подход, предложенный японцем, кажется шокирующим, поскольку о японской культуре закрепилось представление как о традиционной, в которой основным является принцип передачи знаний и жизненных установок от родителей к детям (親から子へ, оя кара ко э). Конечно, тип культуры не может измениться так просто, но нельзя забывать и об огромных изменениях, которые претерпело японское общество в ходе модернизации, после поражения в войне, затем вместе с резким экономическим ростом и, наконец, после обвала экономики в 1980-е гг. Велико и влияние глобализации, как экономической, так и культурной. Глядя на Японию сегодня, трудно назвать это общество нединамичным. Стоит вспомнить и о высказанной Рут Бенедикт идее о способности японцев к резкой смене стратегии ради достижения поставленной цели.2 И если цель – достойное существование человека в неустойчивом мире, где он может не получить больше никакой заботы и никакой надежды от общества, то и от _____________________________________________________________________________
1 – Мид. М. Культура и мир детства // Избранные произведения / Ред., сост. и автор послесловия И.С.Кон. – М.: Наука., 1988. – 429 с.
2 - Бенедикт Р. Хризантема и меч: Модели японской культуры / пер.: М.Н.Корнилов, Е.М.Лазарева, В.Г.Николаев. – М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2004. – 256 с.
японцев можно ожидать самых кардинальных изменений поведения. Интересно также заметить, что Рю Мураками не предлагает индивидуальный бунт как таковой, его герои – обычно члены пусть маргинальной, но группы, будь то революционная организация или коммуна наркоманов. Единение с группой исключает для японцев «потерю лица»: в «культуре стыда» (ещё одна значительная характеристика, данная Р.Бенедикт) ты прав, если поступаешь так же, как члены группы (うちの人, ути-но хито), а «чужие люди» (そとの人, сото-но хито) как бы не существуют.1
С учетом культурных особенностей и сегодняшней ситуации в Японии, творчество Рю Мураками можно назвать вполне «японским», т.е. типичным и закономерным явлением, тесно связанным с вопросами современности. Но вместе с тем, ответы, предлагаемые этим писателем, очень своеобразны. К примеру, Харуки Мураками – автор идей совершенно иного толка. Как показал проведенный в данном исследовании анализ его произведений, Мураками Харуки всё же продолжает поиски надежды, значимой для большого количества людей. Некоторые его произведения (романы «Хроники заводной птицы», «Охота на овец», сборник рассказов «Медленной шлюпкой в Китай») – попытка оживить историческое прошлое Японии и взглянуть на реальность в его свете. Некоторые исследователи творчества Харуки Мураками (например, Тиаки Такаги) видят в его произведениях поиск «обязательств» (commitment), т.е. связи с другими людьми, выраженной не в выборе общего пути в жизни и не в простом взаимопонимании, а в эмпатии – готовности разделить чувства и даже воспоминания другого человека.2 Эта линия особенно четко прослеживается в зрелом творчестве писателя, начиная с романа «Хроники заводной птицы» (1994), в котором герой, отправившись на поиски своей жены, обнаруживает, что его личная история неразрывно связана с историей его страны, затем в _____________________________________________________________________________
1 – Япония. Как её понять: очерки современной японской культуры. / Ред. Р. Дэвис, О.Икэно. – М.: АСТ: Астрель, 2006. – 317с.
2 - Takagi Ch. From Postmodern to Post Bildungsroman from the Ashes: An Alternative Reading of Murakami Haruki and Postwar Japanese Culture – The University of North Carolina, 2009. – p.143
романе «Кафка на пляже» (2002), где сексуальная связь выступает как способ связать себя обязательством с другим человеком, наравне с мифами, связывающими сознание всех людей. Но похожие мотивы звучат и в других произведениях, например в романе «Страна чудес без тормозов или Конец света» (1985), где герой решает совершить самоубийство, чувствуя своё «обязательство» перед людьми, живущими в мире, созданном его воображением.
Т.Такаги также замечает, что Х.Мураками часто вводит в свои произведения персонажей, являющихся представителями или символами меньшинства, «других»: китайцев (этнические меньшинства Японии), кошек (создания, не имеющие голоса), людей, страдающих умственными проблемами (например, Наката-сан из «Кафки на пляже»), однако его герои сами никогда не принадлежат к подобным меньшинствам, они, напротив, имеют достаток во всех благах и способностях,1 но остро чувствуют какой-то глубинный разлад и в собственном сознании, и в окружающей реальности, а также эмпатию к «другим». В отличие от Рю Мураками, Харуки Мураками предлагает путь эскапизма и гармонизации отношений каждого отдельного человека с остальными людьми и историей – как личной, так и национальной. «Утопию Харуки Мураками можно изобразить в виде частной библиотеки, где каждый читает в одиночестве и выказывает уважение к другим посетителям».2
Итак, мы видим, что оба писателя говорят в своих произведениях об одних и тех же проблемах, объективно существующих сегодня в японском обществе, и выступают с критикой господствующих культурных установок и общей социокультурной ситуации: засилья идеологии потребления, несоответствия старых сценариев и ценностей новой реальности, отчуждения человека от собственного «я», окружающих и истории. При этом два _____________________________________________________________________________
1 – Takagi Ch. From Postmodern to Post Bildungsroman from the Ashes: An Alternative Reading of Murakami Haruki and Postwar Japanese Culture – The University of North Carolina, 2009. – р.145-176
2 – Ibid., р.184 (Пер. с англ. мой, - Е.М.)
Мураками предлагают совершенно различные, если не сказать противоположные, пути решения этих проблем. Для Рю это бескомпромиссное отвержение «старого мира» с целью привести сознание и поведение людей в соответствие с новой реальностью, какова она есть, а для Харуки – это поиск связи и гармонии, а также своего «я» и своего пути в этом мире. Можно сказать, что оба писателя являются одновременно и жертвами, и носителями философии индивидуализма, пришедшей в Японию с Запада и противоречиво сочетающейся сегодня с традиционными японскими ценностями.*
Д.Коваленин, переводчик Х.Мураками, отвечая в одном из интервью на вопрос о Рю Мураками, сказал следующее: «…я не могу его читать достаточно много, чтобы сложилось какое-то представление. Он органически не мой. … не моей эстетики, не моего поколения. Поколение Харуки – это пост-битломаны, что-то такое хиппанское, я сам рос на этом, и поколенческие сигналы, которые за всем этим стоят, мне очень близки».1 Интересно, что Коваленин однозначно говорит о двух писателях как о представителях разных поколений, хотя Харуки Мураками всего на три года старше Рю. Такое впечатление, вероятно, создается благодаря тому, что оба Мураками принадлежат как раз к одному поколению – «шестидесятникам», – выработавшему революционные, но часто очень различные культурные установки как на Западе, так и в Японии. И если Харуки можно и впрямь принять за наследника мирных хиппи, то у Рю Мураками проскальзывают нотки леворадикального протеста. «Такой … кислотный стиль», как продолжил свои рассуждения Коваленин.
Этот стиль повествования, внешне незамысловатый, с короткими предложениями и разговорным языком, в действительности создает большие трудности для перевода с японского. В русском варианте Рю Мураками _____________________________________________________________________________
* Более детально об идейных различиях творчества Харуки Мураками и Рю Мураками см. приложение № 1
1 – Иткин B. Я пытался танцевать Мураками. Интервью с Д.Ковалениным. [Электронный ресурс] : Сайт о японской культуре «Виртуальные суси». URL: ссылка скрыта (Дата последнего обращения 20.03.2011)
зачастую кажется просто плохим писателем, ведь в качестве основной «ударной силы» в его текстах выступают не сложные тщательно прописанные идеи, а именно стиль, пафос. «…Его часто переводят женщины или старики, что с его книгами делать категорически нельзя. Основная интонация, которой Рю «берет» японского читателя – это напористый юношеский мачизм… Примитивными эмоциями раскачивает читательское сознание до обалдения, до шока. Наверное, можно назвать это шокотерапией»1, - как переводчик отмечает Коваленин. Но задачу переводчикам усложняют не только гендерные и возрастные различия, но и минимализм, избранный Рю Мураками в качестве основного метода. В интервью со С.Эриксоном он объяснил это так: «Всех писателей можно разделить на две категории. Первые думают, что их никто не поймет, поэтому они говорят абсолютно обо всем очень прямо. Вторые надеются, что кто-то всё же поймет их работы и может разделить их грусть или одиночество. Такие писатели используют в своих произведениях только несколько ключевых слов. Это и есть разница между теми, кто верит в возможность общения, и теми, кто не верит. Те, кто надеются на понимание со стороны других людей, склонны к минимализму».2 Японские читатели привычны к минималистическим повествованиям и намекам. Эстетика недоговоренности, основанная на принципе «югэн»*, была основополагающей концепцией для всех видов традиционного японского искусства, но для русской культуры она совершенно чужда. Тем более трудно читателю восстановить картину, не зная, какая обстановка и атмосфера предполагается за описываемым действием, не имея представления о том, что в действительности происходило в Японии в послевоенный период, и что происходит сегодня.
_____________________________________________________________________________
1 – Иткин B. Я пытался танцевать Мураками. Интервью с Д.Ковалениным. [Электронный ресурс] : Сайт о японской культуре «Виртуальные суси». URL: ссылка скрыта (Дата последнего обращения 20.03.2011)
2 – Steve Erickson Meets Ryu Murakami. Беседа Рю Мураками со Стивом Эриксоном (22 апреля 1997 г.) / Ред. Сэкия Д. [Электронный ресурс] URL: ссылка скрыта (Дата последнего обращения 20.03.2011) (Пер. с англ. мой, - Е.М.)
Международная репутация Рю Мураками неоднозначна, но в Японии он имеет статус достаточно серьёзного писателя. В 2005 г. он был награжден одной из самых престижных японских литературных премией, премией Нома, за роман «Вперед с полуострова!». Обоснованность взглядов Рю Мураками подтверждает и большая прогностическая сила его произведений. Например, роман «Дети из камеры хранения», в финале которого Токио гибнет под облаком ядовитого газа, был написан за 15 лет до зариновой атаки в Токийском метро в 1995 г., а «Исход в страну надежды» - за 8 лет до глобального финансового кризиса, начавшегося в 2008 г.
Таким образом, мы видим, что творчество Рю Мураками представляет собой протестную реакцию на проблемы современной японской действительности, при этом пути решения этих проблем, предлагаемые писателем, образуют целостную оригинальную концепцию, воплощенную в идейном строе и стиле произведений. Это своеобразие делает Рю Мураками выдающимся современным писателем Японии, но может и затруднять понимание и адекватную оценку его творчества иностранными читателями.
Чтобы теоретически более четко локализовать творчество Рю Мураками в поле контркультурного дискурса, обратимся к идеям, высказанным британскими учеными Джоном Десмондом, Пьером МакДонахом и Стефании О'Донохоу в статье «Контркультура и потребительское общество».1 В рамках развиваемой ими классификации контркультурных течений, творчество Рю Мураками будет определяться как продукт революционной контркультурной традиции, которая противопоставляется эстетической. Революционная ветвь контркультуры ставит своей целью непосредственное преобразование реальности путем _____________________________________________________________________________
* Югэ́н (яп. 幽玄 «сокровенный, тайный, мистический») — эстетическая категория в японской культуре, обозначающая интуитивное, предполагаемое, нежели явное, очевидное восприятие сущности объекта (в основном, природы, иногда — произведения искусства).
1 –Десмонд Д., МакДонах П., О'Донохоу С. Контркультура и потребительское общество. // Массовая культура: современные западные исследования / Пер. с англ., отв. ред. и предисл. В.В.Зверевой. Послесл. В.А.Подороги. – М.: Фонд научных исследований «Прагматика культуры», 2005.- с. 268- 306
активного воздействия на её «стратегическое пространство», включающее представлений в будущем. Эстетическое же направление основную роль отводит изменению сознания человека, т.е. завоеванию «тактического инфраструктуру, политические и экономические институты, СМИ и т.п., причем мотивацией служит принцип Становления – утверждения своих пространства», и отдает предпочтение не времени и прогрессу, а месту – изолированному сообществу, в котором утверждены вневременные ценности. Примером эстетической традиции в этом смысле может послужить творчество Харуки Мураками.
Д.Десмонд, МакДонах и О'Донохоу замечают, что потребительском обществе эпохи постмодерна диверсификация культурных пространств и стирание жестких социальных структур привело к разрушению идей идентичности и прогресса, вследствие чего произошло опосредование двух контркультурных традиций при выходе на первый план эстетической, ориентированной на производство новых смыслов и стилей, а не изменение иерархий и своего положения в обществе. Господствующее положение эстетической традиции объясняется, с одной стороны, тем, что возросшая дискретность и нестабильность социального пространства породили ностальгию по вечным, непреходящим человеческим ценностям, а с другой стороны – способностью эстетической контркультуры производить стили и образы, доступные для тиражирования и распространения. Последнее, конечно, может рассматриваться как знак капитуляции перед массовой культурой. Авторы статьи также указывают, что переход революционной контркультуры к стадии рефлексии, т.е. попытки доказательства своих положений, автоматически сдвигает её в эстетическую область, делая полем «борьбы» умы людей.
Применение этих терминов к творчеству Х.Мураками и Р.Мураками даёт нам ответ не только на вопрос о сущности принципиальных различий между подходами этих писателей к проблемам современного японского общества, но и предлагает ещё одно объяснение выдающейся популярности Х.Мураками. Последний, предлагая «бессмысленную жизнь только на своем вкусе, своем стиле» 1 как способ выживания, отточил этот стиль до такого блеска, что на разных уровнях своих проявлений его стиль стал привлекателен для самых различных групп. В то время Рю Мураками, обличая ложность социальных надежд, заменяет их другими надеждами – индивидуальными, которые не вызывают у современного читателя большего доверия, зато борьба за них сопряжена с рисками и большими усилиями. Таким образом, мы видим, что эстетическая культура не способна полностью преодолеть рамки рынка и потребления, а революционная – рамки модернистских представлений о прогрессе, грядущем разрешении противоречий и рациональном соответствии реальности.
Однако здесь мы снова сталкиваемся с проблемой применения Западных теорий в исследовании Восточной культуры. Фактический материал подтверждает присутствие обеих контркультурных традиций в современной японской культуре. И всё же это не является достаточным основанием для выводов об универсальности такой классификации. Оглянувшись на историческое прошлое двух культур, легко заметить, что на Западе смена господствующих культурных установок сопровождалась бурными выступлениями уже в эпоху буржуазных революций, по мнению исследователей (напр., Ортега-и-Гассета) ознаменовавших рождение массовой культуры. Становление городской культуры в Японии не вызвало к жизни никаких революционных движений, но породило новые популярные виды искусства (напр., гравюры укиё-э, пьесы для тетра кабуки Тикамацу Мондзаэмон и др. авторов и т.п.) Революционная борьба низов как способ утверждения своих идеалов, по-видимому, пришла в Японию вместе с модернизацией и вестернизацией. В 1920-1930-е гг. возникают анархо-коммунистические группировки, в конце 1960-х гг. страну потрясли _____________________________________________________________________________
1 – Кельтс Р. Там внизу, в темноте. Интервью с Х.Мураками. – Публ. ежемесячник «Кансай Тайм-аут «, Осака, ноябрь 1999. [Электронный ресурс] : Сайт «Виртуальные суси». URL: ссылка скрыта (Дата последнего обращения 20.03.2011)
студенческие мятежи, в 1970 г. Юкио Мисима предпринимает неудачную попытку переворота в пользу Императора, в 1995 г. секта «Аум синрикё» устраивает теракт в токийском метро. Очевидна взаимосвязь модернизации и развития революционной контркультуры в Японии. Простое «перенятие опыта» будет здесь недостаточным объяснением. При попытке психологического осмысления революционного процесса логично заключить, что необходимым условием активного противопоставления себя мейнстриму является осознание себя как субъекта и установление своей идентичности на основе отличия от Другого. Японский философ Мураяма Масао отмечал несформированность «субъективности» («стержня своего я») как одну из основных когнитивных особенностей японцев.1 Таким образом, мы видим, что становление контркультурного движения в Японии связано с такими фундаментальными вопросами, как формирование личной и национальной идентичности.
_____________________________________________________________________________
1 – Seats M. Murakami Haruki: The Simulacrum in Contemporary Japanese Culture. – Lanham, Md.: Lexington Books, 2006. – p. 49-50
^ 4. Локализация произведений
Харуки Мураками и Рю Мураками
в культурном ландшафте современной Японии