На подлинном собственной его императорского величества рукой написано: «Быть по сему» в царском Селе 20 ноября 1864 года устав уголовного судопроизводства общие положения

Вид материала

Документы

Содержание Статьи 288—296 Осмотр и освидетельствование Разыскание предметов, обнаруживающих преступление Призыв или привод обвиняемого к следствию Допрос обвиняемого Статьи 483—490 Порядок принесения жалоб Порядок рассмотрения жалоб

Подобный материал:

• Принят Государственной Думой 22 ноября 2001 года Одобрен Советом Федерации 5 декабря, 4038.9kb.
• Принят Государственной Думой 22 ноября 2001 года Одобрен Советом Федерации 5 декабря, 7930.77kb.
• Принят Государственной Думой 22 ноября 2001 года Одобрен Советом Федерации 5 декабря, 9371.28kb.
• Принят Государственной Думой 22 ноября 2001 года Одобрен Советом Федерации 5 декабря, 10716.75kb.
• «Россия в первой половине XIX века» 8 класс, контрольный тест Вариант – I выберите, 34.02kb.
• Устава Гражданского Судопроизводства 1864 года. Значение французского процессуального, 894.82kb.
• Уголовный процесс сга конституционные принципы уголовного судопроизводства, 15.8kb.
• Постановлением Конституционного Суда РФ от 29. 06. 2004 n 13-п часть первая. Общие, 9240.37kb.
• Участники уголовного судопроизводства, их права, 248.29kb.
• Кенеша Кыргызской Республики   24 ноября 1999 года Раздел I. Общие положения   Глава, 3221.82kb.

Глава вторая
Об условиях производства предварительного следствия

^ Статьи 288—296

Не трудно заметить, что название главы не вполне соответствует ее содержанию. Она практически целиком посвящена вопросам территориальной подследственности. Такое несовпадение объясняется тем, что в первоначальном проекте в данной главе предполагалось в числе важнейших условий производства предварительного следствия установить гласность и право обвиняемого на защиту. Но они были отвергнуты Государственным советом на том основании, что, по его мнению, «гласность не везде и не всегда применима», и в частности «успешное открытие истины в уголовном деле зависит всегда и безусловно от негласности следственных действий и распоряжений». А кроме того, «нельзя не опасаться, что защитник сочтет своею обязанностью противодействовать собранию обличительных доказательств и способствовать обвиняемому в сокрытии следов преступления».

Не установлены в данной главе и сроки производства следствия (хотя еще ст. 882 тома XV Свода законов предписывала производить следствия «со всевозможной скоростью и оканчивать в месячный срок»). Устав не предусматривает предпочтения по срокам производства для тех или иных категорий дел, но позже специальными указами Сената и циркулярами министра юстиции судебным следователям поручалось «возможно скорейшее» окончание дел о повреждении железнодорожных путей, о пожарах, а с 1914 года — о продаже спиртных напитков и самогоноварении.

Определение территориальной подследственности основывается на тех же принципах, что и определение подсудности (см. ст.ст. 208—217 Устава). Исключения сделаны лишь в ст.ст. 293, 294 и 1074. Впрочем, и условия подследственности не определены в этой главе достаточно четко. Так, в ст. 290 предусматривается возможность передачи материалов следствия лишь в случае, когда по месту обнаружения преступления или задержания обвиняемого были совершены неотложные следственные действия. Но, в соответствии со ст. 289, следствие могло быть начато по одному преступлению в трех различных участках. При этом разрешалось проводить не только неотложные следственные действия (в порядке ст. 258), но и иные. Устав ничего не говорит о том, кто из трех следователей в такой ситуации должен заканчивать следствие. Судя по ст. 291, в каждом конкретном случае вопрос должен был решаться с учетом всех обстоятельств дела. На практике это вело к тому, что «судебные следователи очень часто старались передать друг другу дела при малейшем к тому поводе». Поэтому, в соответствии с толкованием Сената, если при производстве следствия выяснялось, что преступление не было совершено в месте его обнаружения, то дальнейшее расследование должно было проводиться в том следственном участке, где оно совершилось.

 


Глава третья
О законных поводах к начатию следствия

Статьи 297—314

Инквизиционный процесс, установленный Сводом законов, предоставлял следователю почти неограниченное право начинать следствие по собственному усмотрению. Запрещалось начинать следствие только по неосновательным доносам и слухам и безымянным пасквилям. Но и эти ограничения, установленные еще Петром I, сводились на нет другими нормами, на основании которых полиция, а впоследствии судебные следователи должны были приступать к следствию любом случае, если без него нельзя было установить, случайно или умышленно совершено деяние. Не были указаны в законе и обстоятельства, которые обязывали бы полицию приступить к производству следствия. Отказ от его производства мог иметь место и при наличии самых убедительных доказательств совершенного преступления.

Составители Устава пошли по пути ограничения поводов к началу следствия. Перечень, установленный ст. 297, является ограничительным. В нем можно выделить две группы поводов — обязательные, а именно: жалобы потерпевших (ст. 303), явка с повинной (ст. 310), возбуждение дела прокурором (ст.ст.278, 281, 282, 311) или начальством обвиняемого (ст. 1086), и достаточные, но не обязательные для следователя: заявления лиц, не потерпевших от преступления (ст.ст. 298, 299), сообщения полиции и других присутственных мест и должностных лиц (ст. 309), ложная явка с повинной (ст. 310). Помимо перечисленных оснований, допускалось возбуждение следственного производства по усмотрению самого следователя, но в узких рамках, очерченных в ст. 313. В соответствии с этой статьей, следователь мог приступить к следствию даже будучи очевидцем, свидетелем преступления, не имея возможности самоотвода на этом основании.

В этой же главе называются условия, которые не составляли законного повода для начала следствия: безымянные пасквили и подметные письма, т. е. анонимные заявления о преступлениях, а также письма, подписанные вымышленными именами.

Наряду с перечислением оснований для возбуждения уголовного преследования в третьей главе указаны и права потерпевшего на предварительном следствии. Но среди прав, предоставленных потерпевшему и гражданскому истцу ст.ст. 304—305, не указано право пользоваться услугами адвоката. На этом основании Сенат признал, что гражданский истец в уголовном деле не может принимать участие в предварительном следствии через поверенных. Это решение Сената подвергалось серьезной критике в юридической литературе.

Данная глава не предусматривает возможность пререканий между следователем и прокурором по поводу начала следствия. Статья 312 обращена только к прокурорам и не предоставляет следователям права подвергать сомнению основательность сведений, собранных прокуратурой. Исключение допускалось при выдвижении прокурором незаконных требований. В этом случае следователь должен направить дело в окружной суд в порядке ст. 277, как разъяснил Сенат 163. Но на этот счет были высказаны и другие соображения. Пререкания между прокуратурой и следствием возникали на практике и по поводу применения ст. 314, поскольку ни в законе, ни в решениях Сената не содержалось определения того, как понимать выражение преступление, не имеющее существенной связи с производимым делом. Одни авторы считали, что «существенной связью» в данном случае должна быть причинно-следственная связь, другие полагали, что такая связь имела место, если преступления были совершены одним и тем же лицом.

 

Глава четвертая
Об исследовании события преступления

Отделение первое
^ ОСМОТР И ОСВИДЕТЕЛЬСТВОВАНИЕ

1. Осмотр и освидетельствование чрез следователя

Статьи 315—324

В Уставе уголовного судопроизводства определение понятий осмотра и освидетельствования отсутствует, несмотря на то что именно им широко внедрен в законодательство термин освидетельствование. В Своде законов он практически не встречался. Понятие «освидетельствование» русского дореволюционного процесса заметно отличается от современного. В Уставе оно несет двойную смысловую нагрузку. Прежде всего, освидетельствование — это квалифицированный вид осмотра, осмотр-исследование. Наиболее явственно это обнаруживается в ст. 330, где говорится, что перед тем как приступить к «освидетельствованию... чрез сведущих людей, судебный следователь производит предварительный внешний осмотр». Так это слово употреблялось не только в законе, но и в жизни. По В. Далю, «освидетельствовать» значит «тщательно осмотреть, внимательно обозреть, поверить по качеству и количеству; сделать осмотр, поверку, дознавая всю истину на деле». Но, кроме того, освидетельствование, видимо, подразумевало непременное участие свидетелей-понятых в осмотре. Эта смысловая связь прослеживается при сопоставлении ст. 315 Устава со ст.ст. 840 и 882 Свода законов (т. XV), в которых предписывалось: «Понятые должны быть при обыске для засвидетельствования», «Явственные признаки преступлений, бой, увечье и всякие следы насилия должны быть всегда свидетельствуемы». Таким образом, осмотр и освидетельствование — не две стороны или две стадии единого следственного действия и в то же время не синонимы одного и того же действия, как полагает Ю. С. Андрианова, а два вида одного действия (простой и сложный), которые, как правило, дополняют друг друга, но могут существовать и отдельно друг от друга. Так, в ст.ст. 320, 321 и др. «осмотр» и «освидетельствование» разделяются союзом «или», в ст. 258 — запятой; употребляются они и отдельно: «осмотр» в ст. 343, «освидетельствование» в ст.ст. 330, 331 и др., в названии части четвертой (ст.ст. 353—356). И Порядок проведения осмотра (освидетельствования) различается в зависимости не от объекта (местность, человек, предмет), а от субъекта (следователь, врач, иное сведущее лицо) исследования.

Устав не указывает случаев, когда проведение осмотра или освидетельствования через следователя являлись бы обязательными. Поэтому и те и другие действия проводились по усмотрению следователя или по предложению прокурора. У Время проведения ст.317 ограничивает, но весьма неопределенно. Ни в законе, ни в решениях Сената нет разъяснений по поводу того, что считать не терпящим отлагательства и какие часы можно считать ночными.

В числе средств фиксации следов на месте преступления ст. 318 указывает только измерения и чертежи, но на практике применялись также рисунки, а впоследствии довольно широко фотография и другие средства криминалистической техники.

 

2. Осмотр и освидетельствование чрез сведущих людей вообще

Статьи 325—335

Осмотром и освидетельствованием через сведущих лиц Устав именует экспертизу. Составители судебных уставов рассматривали ее не в качестве самостоятельного вида доказательства, а как вид осмотра и освидетельствования. По их мнению, это осмотр, который по поручению суда или следователя проводят специалисты, выступающие в качестве «помощников» судебных органов. Но такой взгляд на экспертизу встретил серьезную критику еще в русской дореволюционной литературе.

Судебная экспертиза зародилась в России в XVI веке. В то время имели место отдельные случаи судебно-медицинской экспертизы и экспертизы документов. Н. Но-вомбергский утверждал, что с середины XVII века судебно-медицинская экспертиза становится обычным явлением в судебной практике. И. Ф. Крылов, в принципе соглашаясь с ним, подчеркивал, что и в тот период экспертиза была трудно отличима от освидетельствования в современном смысле этого слова. В XVI—XVII веках складывается судебно-психиатрическая экспертиза. В XVIII веке наряду с внешним осмотром трупа врачом начинает применяться вскрытие. По мере возрастания роли науки и ее специализации расширялась и область применения научных знаний в судебной практике. В середине XIX века зарождаются судебно-химическая и судебно-баллистическая экспертиза. К началу XX века сложилась бухгалтерская и фотографическая экспертиза, в 1912 году впервые была проведена в России дактилоскопическая экспертиза.

Экспертиза была законодательно закреплена указом от 6 марта 1699 г. «О порядке исследования подписей на крепостных актах в случае возникшего о подлинности оных спора или сомнения...» Обязательная судебно-медицинская экспертиза по делам об убийстве учреждалась Воинским артикулом Петра I. В толковании к арт. 154 предписывалось: «Лекарей определить, которые бы тело мертвое взрезали, и подлинно розыскали, что какая причина к смерти его была...» Статья 943 т. XV Свода законов впервые установила общую норму об участии сведущих людей в осмотрах и освидетельствованиях.

В Уставе вопрос о проведении экспертизы, ее виде и выборе сведущего лица решается следователем самостоятельно, но с соблюдением условий, установленных в ст.ст. 327 и 693. Перечень недостоверных свидетелей, - т. е. лиц, которые не должны допускаться к свидетельству, приводится в ст. 704. Некоторые другие ограничения в выборе экспертов были установлены для отдельных категорий дел в специальных циркулярах министра юстиции. В соответствии со ст. 694, эксперты могли отводиться сторонами.

Установленный в ст. 326 перечень лиц, которые могли приглашаться в качестве сведущих лиц, не является исчерпывающим. В этом отношении интересен пример так называемой сценической экспертизы, которая имела место в 1884 году в Петербурге по делу о самоубийстве Е. А. Черемновой. В качестве сведущих лиц следователь привлек актрис М. Н. Ермолову и А. Я. Глама-Мешерскую.

 

3. Осмотр и освидетельствование чрез врачей

Статьи 336—352

Правила об осмотрах и освидетельствованиях через врачей заметно отличаются от правил об осмотре через сведущих лиц. По разъяснению Сената, врачи в уголовном процессе могли выступать в двух качествах: судебных врачей, права и обязанности которых указаны в данных статьях, и сведущих людей. Под судебными врачами, т. е. должностными лицами, обязанными являться по требованию судебного следователя для осмотров и освидетельствований, закон понимал только врачей, перечисленных в ст.ст. 337 и 355. Когда же врачи приглашались к следствию или суду для разъяснения какого-либо относящегося к их специальности обстоятельства по делу, то они уже действовали в качестве сведущих людей на основании ст.ст. 325—335, даже если состояли в одной из перечисленных в ст. 337 должностной. Таким образом, судебные врачи — особый вид экспертов, и отличаются они от сведущих людей не только характером прав и обязанностей, но и функциями в уголовном процессе.

Судебный врач, выступая в качестве самостоятельного участника осмотра или освидетельствования, должен руководствоваться не только настоящим Уставом и предложениями следователя, но и Уставом судебной медицины (ст. 342), а в соответствии с законом 7 июня 1909 г. — и «Правилами о производстве судебно-медицинского исследования трупов», утвержденными министром внутренних дел по согласованию с министром юстиции. В отличие от сведущих людей, врачи в случаях, указанных в ст. 336, приглашаются обязательно, и только в порядке ст. 337. При сомнении в правильности проведенного осмотра или освидетельствования следователь не вправе пригласить другого врача для переосвидетельствования, а должен, по сути, обжаловать его действия во врачебное отделение губернского правления (ст. 345).

В процессе осмотра и освидетельствования с участием врача протокол составляется следователем. В него заносятся описание производства осмотра, вопросы, которые задавались врачу, его ответы. Подписывают документ следователь, врач и все остальные участники осмотра. Но, кроме того, врач должен составить акт осмотра (свидетельство), в котором подробно излагается содержание проведенного исследования и его результаты. Этот акт, как личный вывод врача о произведенной им экспертизе, подписывает только он. При освидетельствовании телесных повреждений (ст. 349) заключение врача об их характере и степени тяжести (в соответствии со статьями Уложения о наказаниях) желательно, но не обязательно.

Принудительное освидетельствование женщины, по ст. 352, должно проводиться только после привлечения ее в качестве обвиняемой. По вопросу о привлечении к освидетельствованию потерпевшей без ее согласия, в юридической литературе были высказаны противоположные мнения.

 

4. Освидетельствование обвиняемого, оказавшегося сумасшедшим или безумным

Статьи 353—356

Судебно-психиатрическая экспертиза зародилась в России в XVI — XVII веках, когда в качестве экспертов выступали монахи. В конце XVII века такие экспертизы уже проводились врачами. В 1722 году судебно-психиатрическая экспертиза была законодательно закреплена в указе Петра I «О свидетельствовании дураков в Сенате». По Своду законов, освидетельствование «безумных и сумасшедших» обвиняемых проводилось через врачебную управу в особом присутствии губернского правления без суда и следствия.

Настоящий Устав предусматривает проведение судебно-психиатрической экспертизы по крайней мере в два этапа. Первый этап — освидетельствование обвиняемого судебным врачом в соответствии со ст. 336. Если врач приходит к выводу о психической неполноценности обвиняемого и это подтверждается другими доказательствами, то следователь передает дело прокурору. Второй этап экспертизы наступает непосредственно в зале суда, куда дело направляется прокурором. Причем, как подчеркивал Сенат, все стадии освидетельствования обвиняемого в порядке, указанном в ст.ст. 353—356, составляют часть предварительного следствия. Особое присутствие окружного суда в специальном определении может признать заключение экспертов, указанных в ст. 355, достаточным и прекратить дело по ст. 356 либо направить обвиняемого на испытание в лечебное заведение на определенный срок. Таким образом наступает третий этап экспертизы.

Существенные изменения в порядок освидетельствования «безумных и сумасшедших» внес закон от 27 апреля 1882 г. В соответствии с ним, обвиняемый освобождается от ответственности только при условии, что он совершил преступление в невменяемом состоянии. Если же суд признает, что «обвиняемый впал в болезненное состояние после совершения преступления или проступка», то он должен, приостановив преследование, принять к нему необходимые меры пресечения до момента выздоровления.

В 1897 году данная глава была дополнена статьями 356(1)— 356(6), посвященными регулированию производства по делам несовершеннолетних от десяти до семнадцати лет для разрешения вопроса о том, действовал ли обвиняемый во время совершения преступного деяния с разумением.

 

Отделение второе
^ РАЗЫСКАНИЕ ПРЕДМЕТОВ, ОБНАРУЖИВАЮЩИХ ПРЕСТУПЛЕНИЕ

1. Обыски и выемки в домах

Статьи 357—370

Ни в законе, ни в толкованиях Сената не содержалось определения понятий обыска и выемки. Научные дефиниции этих понятий заметно различались между собой. Так, И. Я. Фойницкий считал, что «осмотр, производящийся в жилых помещениях, получает техническое название обыска. Выемка есть взятие каких-либо предметов внешнего мира для приобщения их к делу, производящееся обыкновенно при обыске, но возможное и независимо от обыска». П. В. Макалинский полагал, что «обыск есть розыскание в известном, определенном месте скрываемых обвиняемых или предметов, необходимых для разъяснения состава преступления и виновности или невиновности обвиняемого, а выемка — последствие обыска, взятие найденного». Он подчеркивал, что обыск может проводиться и в нежилых помещениях, о чем, в частности, говорится в ст.ст. 361—362. Не противоречит ст.ст. 357—370, по мнению Макалинского, и личный обыск, хотя о нем законе прямо не говорится.

Обыски и выемки проводятся следователем по собственному усмотрению в случае основательного подозрения. Это выражение ни в законе, ни в решениях Сената не уточнялось. Санкции суда или прокурора на проведение обыска не требовалось. Не было необходимости уточнять и понятие ночного времени в ст.363, поскольку это ограничение носило весьма условный характер. Интересен совет, который давал Макалинский следователям: «Из всех следственных действий обыск есть самое щекотливое, наиболее раздражающее тех, у кого оно проводится; а так как следователь, в видах беспристрастия, должен избегать ставить себя во враждебные отношения к лицам, замешанным в дело, то благоразумнее только распоряжаться обыском и наблюдать за ним, а не производить его собственными руками, предоставив это занятие чинам полиции».

В соответствии со ст.ст. 368 и 369, присутственные места и должностные лица обязаны предоставлять следователю вещественные и письменные доказательства, не подвергая сомнению действия следователя, но в случае отказа с их стороны в выдаче необходимых документов следователь не имеет права на обыск и выемку, а должен, согласно ст. 199 Устава, сообщить об этом прокурору, если, конечно, эти должностные лица не являются обвиняемыми по делу. Устав оставил нерешенным вопрос о порядке осмотра и выемки почтовой и телеграфной корреспонденции. Императорским повелением от 24 февраля 1868 г. судебным органам предоставлялось право получать сведения о частной корреспонденции только в случаях особой важности и не иначе как по взаимному каждый раз соглашению между министром юстиции и министром почт и телеграфов. Закон 30 октября 1878 г., который дополнил Устав ст. 368(1), предоставил следователю право осмотра и выемки корреспонденции с санкции окружного суда и в присутствии должностного лица почтово-телеграфного ведомства. Эти гарантии отсутствовали в отношении обвиняемых в государственных преступлениях (ст. 1035(11)).

 

2. Собрание и сохранение вещественных доказательств

Статьи 371—376

По толкованию Сената, «под вещественными доказательствами закон понимает собственно предметы, на которые было направлено действие подсудимого, или которые служили орудием для совершения преступления, или, наконец, которые сохранили на себе следы преступления и вообще могут служить средством к обнаружению преступления и к улике преступника». В частности, к числу вещественных доказательств относились письма и другие документы.

В законе не оговаривается, где и в каком порядке должны храниться вещественные доказательства. Эти правила, согласно ст. 166 Учреждения судебных установлений, указывались в общем и особых наказах судебным местам. Но в решениях Сената разъяснялось, что следователь имеет право поручать полиции временное хранение вещественных доказательств. Они могут также передаваться на хранение «благонадежным сторонним лицам», но не обвиняемому, «к изобличению которого в преступлении они могут служить».

Судьба вещественных доказательств зависит от их физических и юридических свойств. Следователь имеет право, по ст. 375, возвращать похищенные предметы уже на предварительном следствии, не дожидаясь предъявления гражданского иска. Но вещественные доказательства, имеющие существенное значение для дела, возвращаются владельцу после вступления приговора в законную силу, а если относительно их принадлежности возникнет спор, то уголовный суд обязан передать его на рассмотрение суда гражданского.

 

Глава пятая
О представлении обвиняемого к следствию и допросе его

Отделение первое
^ ПРИЗЫВ ИЛИ ПРИВОД ОБВИНЯЕМОГО К СЛЕДСТВИЮ

Статьи 377—397

В Уставе отсутствуют нормы, определяющие порядок привлечения лица в качестве обвиняемого. Потребность в них ощутили вскоре после введения судебных уставов в действие. Теория и практика были едины в мнении, что ни жалобы потерпевших, ни тем более другие поводы для начала следствия нельзя рассматривать в качестве предъявления обвинения. Министр юстиции в циркуляре от 28 февраля 1874 г. обращал внимание, что призыв к допросу в качестве обвиняемого является самостоятельным «периодом» следствия, который наступает только после того, как следователь «может доставить более или менее верные и беспристрастные данные к обвинению в преступном деянии того именно, а не другого лица». Сенат в 1876 году также указал судебным органам на то, что необходимо различать поводы к началу следствия и «основания к возбуждению уголовного преследования против определенного лица». Еще дальше в этом направлении пошли юристы Петербурга. Особым наказом С.-Петербургского окружного суда 1887 года (п. 2 ст. 286) судебный следователь обязывался составлять специальное постановление о привлечении к следствию в качестве обвиняемого. И, наконец, определении Высшего дисциплинарного присутствия Сената от 23 марта 1898 г. разъяснялось, что «не только приводу, но даже и призыву лиц, на которых падает подозрение в совершении законопреступного деяния, должен предшествовать судопроизводственный акт, коим означенное лицо, по обстоятельствам дела, признается обвиняемым, а именно: постановление судебного следователя о привлечении этого лица в качестве обвиняемого».

В соответствии с Уставом, требование о призыве обвиняемого должно обращаться непосредственно к нему, но впоследствии из этого правила были сделаны исключения для железнодорожных служащих, военнослужащих, сотрудников и обслуживающего персонала дипломатических представительств. Следует отметить, что ст.385 стала анахронизмом практически сразу после введения уставов в действие. На практике в случае временного отсутствия обвиняемого второй экземпляр повестки возвращался следователю с указанием причин и сроков отсутствия.

Невысока была эффективность розыска через публикацию, предусмотренного ст. 386. В этом случае следователь обязан был составить мотивированное постановление, копия которого представлялась в окружной суд. В публикации должны были содержаться сведения о преступнике и совершенном им преступлении и предложение всем, кому известно его местопребывание, сообщить об этом суду.

Перечень законных причин неявки к следователю, содержащийся в ст. 388, не является исчерпывающим. Следователь мог признать уважительными и другие причины. В частности, нередко неграмотные обвиняемые не являлись или опаздывали на допрос потому, что при вручении повестки им не растолковали хорошенько, куда и к кому следует явиться. Наравне с неявкою на практике рассматривалась явка в таком состоянии опьянения, которое устраняло возможность допроса.

Привод сопровождался применением силы или угрозой ее применения. Требовать привода следователь мог только из местности, входившей в его участок, или из города (в соответствии со ст. 293). Циркуляром министра юстиции от I 9 ноября 1879 г. следователям предлагалось допросы арестантов, предъявление материалов следствия и, по возможности, другие следственные действия проводить в местах заключения.

 

Отделение второе
^ ДОПРОС ОБВИНЯЕМОГО

Статьи 398—414

Как отмечалось еще в журналах Государственного совета при обсуждении проекта Устава, смысл допроса обвиняемого в течение суток «состоит не в том, чтобы с задержанного снять непременно формальный допрос, а в том, чтобы не оставлять его продолжительное время под стражей в неизвестности, за что он подвергнут задержанию, и чтобы дать ему возможность, если он задержан неправильно, разъяснить эту неправильность» 203. Несмотря на то что в Своде законов имелась норма, в соответствии с которой полиция была обязана допросить обвиняемого немедленно после его привода, на практике бывали случаи, когда люди сидели в тюрьмах без предъявления обвинения по нескольку лет. Нарушение установленного в ст. 398 суточного срока рассматривалось как серьезный проступок и влекло ответственность по ст. 430 Уложения о наказаниях вплоть до отрешения от должности. Но ответственность следователя за задержку допроса не распространялась на случаи, когда арестованные полицией или другими органами дознания доставлялись к следователю без его распоряжения.

Установление самоличности обвиняемого, предписанное ст. 403, сводилось к постановке так называемых формальных допросов о звании, имени, отчестве, фамилии, возрасте, месте рождения, адресе, месте работы и вероисповедании. Они являлись обязательными на основании примечания к п. 13 Правил 1870 года об издании министерством юстиции «ведомости справок о судимости».

Под стачкой в ст. 407 следует понимать предварительный сговор нескольких лиц о даче заведомо ложных показаний или о согласовании показаний.

Переводчики, которые приглашались в соответствии со ст. 411, должны рассматриваться в качестве сведущих людей, и Сенат предлагал распространять на них нормы ст.ст. 325— 329. В качестве переводчика мог выступать и сам следователь, но в любом случае показания обвиняемого могли быть записаны только на русском языке.

В разъяснениях Сената указывалось, что ст. 414 не требует собирать сведения, перечисленные в ней, по каждому делу. То есть Сенат предоставил следователю самому решать, нужно собирать по тому или иному делу справки, в том числе и справки о судимости. Сенат при этом учитывал, что в период введения в действие судебных уставов в России практически отсутствовала какая-либо система криминалистического учета. Применявшийся с XIV века метод калечения и клеймения преступников был окончательно запрещен в 1863 году. Только в 1870 году Министерство юстиции начало издавать «ведомость справок о судимости», в которой в алфавитном порядке перечислялись осужденные к наказаниям не ниже тюремного заключения только в судах, образованных по судебным уставам 1864 года. И лишь в 1877 году Сенат обязал следователей по всем делам наводить справки о судимости по ведомостям. Бертильонаж и дактилоскопия стали внедряться в России только в начале XX века.

 

Глава шестая
О пресечении обвиняемому способов уклониться от следствия

Статьи 415—432

Институт обеспечения присутствия обвиняемого при следствии и суде является одним из старейших в русском уголовном процессе. Первой формой обеспечения явки обвиняемого было поручительство. По мере развития розыскного процесса получают распространение административные меры пресечения — «отдача за пристава», а затем тюремное заключение. С начала XVIII века и вплоть до судебной реформы содержание в тюрьме или в полиции становится господствующей мерой пресечения. В этот период лишь изредка встречается поручительство, которое носит личный, неимущественный характер. Обвиняемые пребывали в тюрьмах нередко в худших условиях, чем осужденные. Характерен в этом отношении указ 3 апреля 1734 г., который предписывал кормить обвиняемых за казенный счет только по праздникам «и где они под караулом держатся, те места содержать в чистоте, дабы от того не помирали».

Комиссия 1869 года по пересмотру положения следственной части отметила, что домашний арест первый раз в России был применен в 1795 году к графу Бестужеву-юмину. Но П. И. Люблинский утверждал, что еще «в 1632 году князь Белосельский по делу Шеина был подвергнут домашнему аресту». Сенатский указ 1768 года разрешал при недостатке улик отпускать обвиняемого «на росписки с поставкою», т. е. подписки о явке к следствию или суду. Но все эти меры пресечения носили эпизодический характер.

Свод законов закрепил сложившееся положение и предусмотрел следующие меры пресечения (ст. 876 т. XV 1832 года): содержание в тюрьме или при полиции, домашний арест, полицейский надзор и отдача на поруки. Существенных улучшений в положение обвиняемых до принятия судебных уставов внесено не было. Даже в середине XIX века содержание под стражей в течение года считалось нормой.

Судебные уставы установили систему мер пресечения, характерную для буржуазного права. Применение мер пресечения данный Устав предоставляет исключительно следователю. Ни полиция, ни прокуратура таких прав не получили. Значительно сузилась сфера применения личного задержания. Общая мера пресечения указана в ст. 415 — запрещение отлучаться без разрешения следователя, из города или участка, где проводится следствие. Она распространялась на всех без исключения обвиняемых. Наиболее близко к ней стоит специальная мера, указанная в п. 1 ст. 146, — подписка о не отлучке. Некоторые юристы считали ее фактически тождественной по своему юридическому значению простому запрещению отлучки, поскольку нарушение этой обязанности независимо от наличия подписки, не влекло за собой наказания. Как отмечал Сенат, «неисполнение оной влечет за собою особые невыгодные для обвиняемого последствия, каковы например, личное задержание обвиняемого...». Но задержание в данном случае не являлось наказанием, а было более строгой мерой пресечения.

Следующая мера, упомянутая в п. 1 ст. 416, — отобрание вида на жительство. В соответствии с Уставом о паспортах, для устройства на работу или прописки необходимо было предъявление паспорта или вида на жительство. Изъятие вида на жительство считалось надежной гарантией явки обвиняемого к следователю. Взамен отобранного вида на жительство обвиняемому выдавался срочный реверс, т. е. удостоверение об изъятии. Несмотря на простоту и кажущуюся эффективность, эта мера пресечения применялась сравнительно редко. Например, в отчете Одесского окружного суда говорилось: «Отобрание вида на жительство вовсе не практикуется потому, что мера эта на самом деле по условиям жизни представляется мерою чуть ли не более строгою, чем безусловное личное задержание. Будучи заключен под стражу, обвиняемый оказывается обеспеченным в отношении крова, пищи и тепла, по крайней мере, а лишенный вида на жительство принужден остаться и без этого. Реверс — это волчий билет».

Отдача под особый надзор полиции, предусмотренная п. 2, — наиболее неопределенная мера. Она применялась на практике по-разному. Одни ограничивались отметкой в книге, что такой-то состоит под надзором, другие брали подписку о невыезде, третьи ежедневно посещали лицо, состоящее под надзором, четвертые заставляли самого поднадзорного являться в полицейское управление, пятые заставляли его постоянно ночевать в полиции. Но ни одна из этих мер никому не помешала скрыться, если он того желал.

Залог и поручительство, в отличие от других мер пресечения, имеют в своей основе не административное, а имущественное принуждение. Отдача на поруки, или поручительство, заключалась в том, что лицо, определенное в ст. 422, давало следователю обязательство внести установленную сумму в случае уклонения обвиняемого от следствия или суда. При залоге эта сумма вносилась залогодателем при подписании такого обязательства. Само наличие этих мер вызывало нарекания в буржуазной юридической литературе. Н. Ф. Лучинский, например, указывая, что большинство обвиняемых не может внести даже незначительного залога, предлагал упразднить «не выдерживающее критики ни с процессуальной, ни с практической точки зрения введение в лестницу мер обеспечения поручительства и залога».

Сумма залога устанавливалась следователем с учетом всех обстоятельств дела и состоятельности поручителя или залогодателя. Нередки были поручительства и залоги на сумму 10 рублей. Причем, как указывает П. И. Люблинский, наиболее надежными поручителями являлись крестьяне.

Домашний арест отличался от содержания под стражей только тем, что местом заключения являлась квартира обвиняемого. Применялась эта мера крайне редко — в случаях тяжелой болезни обвиняемого или его исключительного положения. В 1899 году, например, домашний арест не применялся ни разу.

Взятие под стражу сопровождалось направлением обвиняемого в место заключения. После введения судебных уставов эта мера пресечения стала применяться следователями гораздо осторожнее и значительно реже. Так, в 1898 году из 146 753 обвиняемых содержались под стражей 23 727, т. е. 16,2%.

 

Глава седьмая
О вызове и допросе свидетелей

Статьи 433-453

Поскольку в общей части Устава не содержатся нормы, в которых бы определялись требования, предъявляемые к свидетелям, их обязанности и значение свидетельских показаний, то они оказались разбросаны по разным разделам. Важнейшие из них сосредоточены в главе VII раздела IV, посвященной судебному следствию в общих судах. Задача данной главы — уточнить их применение в условиях предварительного следствия. В этом отношении прежде всего требовалось указать место, где должны проводиться допросы свидетелей. В ст. 433 сказано, что по общему правилу свидетели должны допрашиваться в месте производства следствия. Но поскольку место производства следствия — понятие довольно неопределенное, то на практике встал вопрос, где конкретно следователь имеет право допрашивать свидетелей при обширном размере следственного участка — на месте преступления, на месте жительства свидетелей или в своем кабинете, нередко удаленном на много десятков километров от первого и второго места. Тифлисская судебная палата, например, пришла к выводу, что свидетели должны допрашиваться на месте совершения преступления. Следователям не рекомендовалось вызывать свидетелей на допрос на расстояние более 15 верст, «чтобы невыгоды, сопряженные с отлучкою с постоянного места жительства, доставались на долю должностного лица, специально предназначенного для производства следствия, а не на долю частных лиц». В том же определении судебной палаты содержалось толкование выражения из ст. 434 — многие свидетели, находящиеся в одном околотке. Под ним понималось число свидетелей не менее девяти, проживающих в одном селении или в соседних селениях одной волости.

Исключения из общего правила о месте допроса свидетелей были в 1869 году дополнены в примечании к ст. 433, где со ссылкой на примечание к ст. 65 министрам, губернаторам и другим высокопоставленным чиновникам предоставлялась привилегия быть допрошенными по месту жительства.

Как указывалось в циркуляре Министерства юстиции от 23 августа 1876 г., время явки свидетелей должно устанавливаться следователем с учетом не только их занятий, но и места жительства, но при этом ни в каких циркулярах следователю, конечно, не предписывалось специально собирать сведения о том, когда свидетели свободны от своих занятий. Служебные обязанности или другие занятия свидетелей, кроме военнослужащих, не освобождали их ни от явки, ни от денежного взыскания за неявку. Согласно ст. 84 Уложения о наказаниях и ст. 7 Устава о наказаниях, налагаемых мировыми судьями, присужденные к денежным взысканиям в случае несостоятельности подлежали аресту.

В соответствии с Уставом, очные ставки должны проводиться только между свидетелями. Очные ставки обвиняемого со свидетелями были излишни в связи с тем, что обвиняемый имел право присутствовать при допросе свидетелей, а как разъяснил Сенат, и при допросе других обвиняемых. Но ни в законе, ни в его толкованиях ничего не говорилось об очных ставках с участием потерпевших.

Предъявление для опознания как самостоятельное следственное действие не предусмотрено в Уставе. Оно проводилось в соответствии со ст. 452.

 


Глава восьмая
О дознании чрез окольных людей

Статьи 454--166

Дознание через окольных людей — разновидность повального обыска, широко распространенного в России в период сословно-представительной монархии и утратившего свое значение одного из основных видов доказательства в начале XVIII века. &го один из самых архаичных институтов Устава, своими корнями он уходит к послухам Русской Правды. Свод законов сохранил его почти в первозданном виде в двух формах — малый обыск (опрос ближайших соседей) и большой обыск (опрос большей части местного населения без определения числа опрошенных). Свод ограничивал только сферу применения обыска, но весьма неопределенно, позволяя его производство по всем важным делам. Но доказательственное его значение постепенно снижалось. Наказ судебным следователям закрепил ранее сложившийся на практике порядок, по которому задачей обыска мог быть сбор сведений только об образе жизни, связях и поведении обвиняемого.

При составлении судебных уставов возникли споры по поводу того, как следует собирать сведения об образе жизни обвиняемого, — только с помощью свидетельских показаний или же сохранить и повальный обыск. Как справедливо заметил В. Даневский, «единственное, по-видимому, серьезное соображение защитников исходило из мысли о крайней тягости «личной явки» в суд; особенно у нас в России, при дальности наших расстояний, вызов свидетелей, в суд должен быть насколько возможно ограничен лицами, могущими дать сведения, прямо относящиеся к существу дела». Преимуществом этого вида доказательства с точки зрения его защитников было то, что, в отличие от свидетелей, окольные люди в суд не вызывались, но их показания, занесенные в «акт дознания чрез окольных людей», подлежали обязательному оглашению на судебном следствии. Сточки зрения противников такого «дознания» это достоинство являлось и главным не достатком «повального обыска», поскольку нарушало принципы устности и непосредственности судопроизводства.

На практике этот институт имел незначительное применение (например, для выяснения прошлого лиц, привлеченных за конокрадство), и только в сельской местности. Но когда на совещании старших председателей и прокуроров судебных палат был поставлен вопрос: «Надлежит ли удержать дознание чрез окольных людей в числе способов исследования виновности привлеченного?», пятеро из восьми голосовавших ответили на него положительно, указав, что он особенно целесообразен «по делам о преступлениях, совершаемых в виде промысла».

 

Глава девятая
О протоколах предварительного следствия

Статьи 467—475

Устав предусматривает три вида актов предварительного следствия — протоколы, постановления и повестки. Наибольшие трудности на практике и теоретические споры вызывало составление протоколов о тех следственных действиях, которые не были выделены в число самостоятельных, но фактически существовали и встречались довольно часто, а именно: опознание, проверка показаний на месте, следственный эксперимент. В литературе были предложены разные варианты оформления таких действий. П. В. Макалинский полагал, что поскольку ст. 468 разрешает и даже предписывает заносить в протокол не только то, что обнаружено, но и замечания и возражения участвующих в деле лип, или понятых, то в протоколы осмотра или обыска могут быть занесены объяснения потерпевшего, свидетелей или обвиняемого. В подтверждение своих слов он ссылался на одно из решений Сената, в котором указывалось, что в судебном заседании разрешается прочтение протоколов об осмотрах и обысках и в том случае, когда в них содержатся показания участвующих в деле лиц, поскольку «прочтение их на суде, с исключением означенных показаний, лишало бы эти акты надлежащего значения». Против этого возражал К. И. Кессель. Во-первых, он утверждал, что в ст. 468 о свидетелях ничего не сказано, а во-вторых, предлагал замечания и объяснения присутствующих лиц вносить не в текст протокола, а ниже текста, после подписи следователя. Объяснения и замечания, в свою очередь, должны были подписываться теми, кто их сделал.

Как писал П. В. Макалинский, «в прежней практике было обыкновение заставлять неграмотное лицо, которому надлежало подписать протокол, ставить на нем собственноручно кресты. Статьи 470 и 471 уничтожают возможность применения этого обычая, не представляющего никакой гарантии против отрицания со стороны поставившего кресты от того, что ими утверждалось».

В Уставе предусмотрено только два случая, когда составление постановления следователя является обязательным: отдача на поруки или под залог (ст.426) и арест обвиняемого (ст. 430). Циркулярами министра юстиции, кроме того, предписывалось составлять постановления о привлечении в качестве обвиняемого, об установлении судимости обвиняемого, о передаче дел в порядке ст. 482 по принадлежности. Некоторые окружные суды также требовали от своих следователей составлять постановления о прекращении следствия, о наложении ареста на имущество, об отказах в ходатайствах и т. д.

 

Глава десятая
О заключении следствия

Статьи 476—482

Предъявление материалов следствия обвиняемому и его право заявлять ходатайства о дополнении следствия — нормы, которые до судебных уставов не были известны русскому праву. Применение на практике ст. 476 первое время вызывало затруднения, особенно при знакомстве с делом неграмотных обвиняемых. В соответствии с буквой закона, следователь либо по его поручению кандидат на судебные должности или письмоводитель читал вслух приглашенному обвиняемому все протоколы и другие имеющиеся в деле документы. Длительная и утомительная для обеих сторон процедура, как правило, не приносила желаемой пользы. Люди простые, неграмотные или даже малограмотные редко могли понять содержание протоколов, написанных тяжеловесным канцелярским языком, и, тем более, актов экспертизы. Рецидивисты нередко, памятуя знакомство с материала ми дела предыдущего, ходатайствовали об отказе от предъявления актов следствия, причем их ходатайства не всегда удовлетворялись. Но постепенно, без каких-либо указаний из центра на местах стала утверждаться практика ознакомления обвиняемого с материалами дела методом словесного изложения.

В 1897 году Устав был дополнен ст. 476(1), которая позволяла знакомиться с материалами дела и заявлять ходатайства родителям или попечителям обвиняемых в возрасте от 10 до 17 лет.

Действие ст. 482 несколько шире, чем это следует из названия данной главы. Она распространялась не только на случаи неподсудности окружному суду, но и на случаи не подведомственности судебным следователям вообще. В обоих случаях следователь должен был отослать дело по принадлежности, но в первом случае он мог это сделать только после окончания следствия, а во втором — на любой стадии его производства. Прокурор не имел права возвратить дело следователю в порядке ст.ст. 281 и 286 для направления в соответствии со своими взглядами на подсудность.

 

Глава одиннадцатая
Об ответственности полицейских чинов и
судебных врачей по следственным действиям

^ Статьи 483—490

По разъяснению Сената, под упущениями и беспорядками по следственной части подразумевались не только те, которые были допущены при выполнении поручений прокуратуры или следствия, но и те, которые полиция вообще допустила, приступив к производству дознания. Ответственность по ст. 485 не распространялась на те преступления, которые преследовались в общем порядке, хотя и были совершены во время дознания. К числу важных беспорядков и злоупотреблений Сенат относил не только медлительность, превышение или бездействие власти (ст.483), но и преступления и проступки по службе, совершенные при выполнении действий, связанных с дознанием и следствием, например истязания и жестокости, растрата и присвоение.

Чины полиции и судебные врачи, подвергнутые дисциплинарному взысканию прокурором или окружным судом, права на обжалование не имели. Действие ст.ст. 489 и 490 распространялось, согласно ст. 327, на уездных и других врачей, приглашенных к следствию.

В 1871 году данная глава была дополнена ст.ст. 488(1)—488(5), которые установили ответственность жандармов за упущения и проступки при производстве дознания и исполнения обязанностей по следственной части.

 

Глава двенадцатая
О порядке обжалования следственных действии вообще

Отделение первое
^ ПОРЯДОК ПРИНЕСЕНИЯ ЖАЛОБ

Статьи 491—500

Хотя в Уставе не предусмотрено никаких ограничений для обжалования действий судебного следователя, на практике, в том числе и в Сенате, ст.491 получила ограничительное толкование. Общее правило заключалось в том, что «жалобы по ст. 491 касаются не существа предварительного следствия, а только условий правильного его производства». Еще прежде было запрещено принимать жалобы обвиняемых «на прекращение следствия по предполагаемой ими бездоказательности взводимых на них обвинений». Впрочем, в юридической науке такое толкование Сената было подвергнуто критике. Сенат признавал, что «обвиняемые не могут быть лишены права жаловаться на привлечение их к уголовному следствию по таким делам, производство которых в уголовном порядке не оправдывается точным разумом уголовного закона и определенными в законе условиями правил и порядка уголовного судопроизводства. Не прекращение уголовного следствия в случаях, указанных в ст. 16 Устава уголовного судопроизводства (истечение давности), а также в 5, 21, 22, 27 статьях того же устава (отсутствие жалобы потерпевшего, когда возбуждение дела без нее невозможно; вступивший в законную силу приговор; не разрешение гражданским или духовным судом вопроса, обусловливающего уголовное преследование), или о таком событии, в котором не представляется признаков преступного деяния, караемого уголовным законом, несомненно, составляет существенное нарушение прав привлеченных к следствию лиц...».

Сенат установил, что участвовавшие в деле лица имеют право обжаловать постановления окружного суда по жалобам на действия следователя в судебную палату. Жалобы на следователя в порядке ст. 493 приносились в окружной суд только по делам его подсудности, поскольку, в принципе, они разрешались тем судом, в котором по первой инстанции должно было рассматриваться дело. Сенат допускал кассационное обжалование недостатков и нарушений, допущенных на предварительном следствии, только в том случае, когда они не были исправлены в ходе судебного следствия. Согласно ст. 494, жалобы могли подаваться и до поступления дела в суд, и после.

 

Отделение второе
^ ПОРЯДОК РАССМОТРЕНИЯ ЖАЛОБ

Статьи 501—509

Разъясняя смысл ст. 507, Сенат отметил, что она не имеет в виду лишь случаи, когда в ходе следствия были допущены какие-либо ошибки или нарушения. Передача дела от одного следователя другому могла быть допущена и при условии, что суд убедился в личных неприязненных отношениях между следователем и обвиняемым, которые препятствовали беспристрастности расследования.

Сенат разрешал опротестование определений судов по жалобам на действия следователей, если такие определения противоречили заключению прокурора.