Устава Гражданского Судопроизводства 1864 года. Значение французского процессуального закон

Вид материалаЗакон

Содержание


На стадии «открытия и предварительной подготовки» судебного разбирательства
Согласно и французскому, и германскому уставам, совершение в этой стадии всех подготовительных действий
Российский Устав (УСГ) возлагал на суд следующие обязанности
2. На стадии «исследования дела, принятия и истребования необходимых по делу доказательств, их поверки и оценки»
Относительно права суда требовать от сторон представления тех или иных доказательств
Устав германский
Относительно средств понуждения свидетелей к явке в суд и даче показаний
Относительно избрания способа доказательств
Относительно удостоверения подлинности представляемых сторонами документов
Германский Устав
Относительно оценки доказательств
Во Франции правила оценки доказательств содержались
УГС ограничивал право суда по свободной оценке доказательств только в следующих случаях
В Германском уставе
Относительно назначения заседания и руководства ими.
Российский УГС
Германский устав
И российский УГС (ст. 401), и французский (Art. 273) и германский (пар. 361)
Российский УГС
Относительно руководства заседанием
...
Полное содержание
Подобный материал:
  1   2   3   4   5   6


© Виноградова Е.А.


Старший научный сотрудник Института

государства и права РАН,

кандидат юридических наук, доцент


Процессуальные сроки и истина в состязательном гражданском процессе:

сравнительно-правовой аспект


«Так как наука гражданского судопроизводства

есть результат общечеловеческой цивилизации,

жизненного опыта и взаимного влияния народов,

то за историческим развитием ее надобно следить

на пространстве всемирной истории».


Малышев К.И. (1876 г.)1

Синопсис

Введение.

Принцип состязательности и истина, - в работах российских процессуалистов XIX – начала ХХ вв. и в положениях Устава Гражданского Судопроизводства 1864 года. Значение французского процессуального законодательства и положений немецкой доктрины.

Истина и процессуальные сроки (сроки представления доказательств, сроки для вступления судебного решения в законную силу), - в работах российских процессуалистов XIX – начала ХХ вв. и в положениях Устава Гражданского Судопроизводства 1864 года.

Объективная истина и состязательность, процессуальные сроки и «окончательность» судебного решения в советском гражданском процессе. Характеристика «состязательности» как принципа «буржуазного гражданского процесса».

Принцип состязательности и истина, истина и процессуальные сроки в современном гражданском и арбитражном процессуальном законодательстве и в современной отечественной доктрине.

На современном пространстве всемирной истории. Трактовка принципа состязательности и истины в гражданском процессе Англии и США. О результатах всемирных международно-правовых исследований и форумов по вопросам о цели судебного доказывания и судебного разбирательства, процессуальных сроках и истине в гражданском процессе стран, принадлежащих к разным правовым системам.


Вместо заключения.


Введение.

Вопрос о возможности достижения истины в результате гражданского судопроизводства, на протяжении более чем полутора веков обсуждается представителями науки гражданского процесса в России.

Более известна та часть этой дискуссии, которая ведется преимущественно или исключительно применительно к состязательному началу гражданского процесса. При этом центральным вопросом в дискуссии о квалификации гражданского процесса, как основанного на той или иной мере состязательного начала, часто является вопрос о соотношении инициативы сторон и суда в собирании и представлении доказательств.

Автор статьи видит свою задачу в том, чтобы представить иную, не менее принципиальную часть дискуссии об установлении материальной (объективной) или формальной истины в окончательном судебном решении, принятом по имеющимся у суда доказательствам.


Положения Устава Гражданского Судопроизводства 1864 года. Значение французского процессуального законодательства. Доктрина в Германии. Принцип состязательности и истина в работах российских процессуалистов XIX – начала ХХ вв.


Известно, что результат выполнения задачи – составить проект УГС «на началах новых, целесообразность которых была уже признана западноевропейской наукой и законодательной практикой»2, привел составителей Устава гражданского судопроизводства Российской Империи 1864 года (далее – УГС) к тому, что «при реформе гражданского процесса взяли за образец наиболее рациональную систему – французскую…».3 Это объяснялось тем, что к середине XIX века «развитие западноевропейского законодательства в области гражданского процесса привело разными путями к одному и тому же результату: к повсеместному торжеству французской системы»,4 в основе которой было именно состязательное начало.

По свидетельству современника: «Введение состязательного начала, по мнению редакторов нашего устава [УГС] должно вести к открытию материальной истины в деле»5.

«С точки зрения составителей устава, проведение состязательного начала должно состоять в следующем: требования сторон и обстоятельства, подтверждающие их правильность, должны быть указаны самими сторонами, но относительно значения этого материала должно происходить перед судом состязание в словесной форме. Из состязания сторон должна обнаружиться, по выражению редакторов устава, действительная истина, так как это состязание, происходящее перед судом, дает последнему «возможность развить свое убеждение о праве тяжущихся до той степени достоверности, которая необходима для безошибочного решения дела»6. (курсив мой – Е.В.)

Полагалось, что так понимаемое состязательное начало было правильно построено именно во французском процессуальном праве, где оно связывалось с обязательным ведением дел через «опытных юристов». Это обеспечивало «правильное построение требований сторон и собирание доказательств, нужных для их подтверждения», а суд занимал «пассивное положение, не вмешиваясь в деятельность сторон». При такой организации судебного разбирательства, деятельность суда «по выяснению материальной истины в деле» сводилась, главным образом, «к обсуждению того материала, который содержался в состязании сторон (proces contradictoire)»7.

«Установившаяся в конце XIX в. доктрина в Германии» обосновывала «состязательное начало» диспозитивностью гражданских прав, - констатировал проф. Яблочков8. По его же свидетельству, «эта идея казалась так непоколебимо верной, что ее соблазну подпадали все представители «общего права» в Германии, она составляет господствующее учение … как на Западе, так и в России»9.

«Традиционная теория, - писал ее противник Т.М. Яблочков, - ставящая состязательность во взаимную связь с диспозитивностью, приходит в конченом выводе к результату, что сущности гражданских прав соответствует исключительно состязательный строй процесса, причем всякое вмешательство судьи в интересах выяснения материальной истины есть посягательство на свободу тяжущихся в деле защиты ими частных прав.

С этой точки зрения, - продолжал Т.М. Яблочков, - процесс есть борьба (Kampf) двух враждующих сторон, в коей пальму первенства («выиграет» процесс) получит тот, кто в результате состязания на глазах судьи окажется победителем. Гражданский процесс есть ни что иное, как хорошо организованная борьба в бокс, при коей судья играет роль беспартийного арбитра. …

…все современные законодательства построены на принципе, что состязательный материал собирается сторонами, а не судом. А суд дает решение – «формальную истину»10.

Проф. Яблочков, был не единственным, кто не разделял замысла авторов судебной реформы 1864 года о введении в России, по образцу французского, состязательного процесса, как обеспечивавшего «открытие материальной истины в деле», в ее изначальном понимании, означавшем признание возможности:
  • «безошибочного решения» судом дела, в том случае, если:
  • принятие такого «безошибочного решения» имеет место на основе убеждения суда, сложившегося в результате устного состязания сторон непосредственно перед судом;
  • убеждение суда в таком состязательном процессе обладает той степенью достоверности, которая и является необходимой для безошибочного решения дела.

По критическому замечанию И.Е. Энгельмана, «Основными положениями» [судебной реформы 1864 г.], «положено было установить совершенно новую систему судов и новый процесс на отвлеченных теоретических основах (курсив – Е.В.). Такими основами объявлены: гласность, непосредственность и состязательность».11 Однако, практическая реализация этих основ не обеспечивала, по его мнению, «цель суда установить действительно существующие обстоятельства по спорным делам, а затем применить к ним действующий закон»12.

По замечанию проф. Анненкова, «так называемый состязательный гражданский процесс (курсив – Е.В.) ни в коем случае не может быть построен на одном только состязательном начале», в нем должно отводиться известное место усмотрению суда в процессе. С этим, - полагал К. Анненков, - согласны «как все процессуалисты, так и все новейшие кодексы13, в которых гражданский процесс представляется построенным всегда на этих двух началах». Между «нашими процессуалистами», - продолжал К. Анненков, - разногласие в их взглядах по этому вопросу проистекает, главным образом, от различия взглядов на назначение суда в гражданском процессе … во взглядах их на те цели, которые должно преследовать государство посредством его органа – суда в гражданском обществе».14

Приведенное утверждение К. Анненкова указывает на самую суть, первопричину различий во взглядах ученых на возможность достижения истины в состязательном гражданском процессе. Позиция каждого из авторов зависела от его понимания конечной цели судебного разбирательства:

(а) возможность установления «материальной истины» как таковой; либо

(б) установление обстоятельств дела по представленным в установленной законом процессуальной форме доказательствам как основа для принятия судом обладающего свойством res judicata окончательного судебного решения. Именно, по этому критерию, К. Анненков объединил «всех наших процессуалистов» в три группы.

(1) Профессора Гольмстен, Малинин, Оскольский исходили «из того положения, что государство в лице своего органа – суда, должно принимать участие в разрешении гражданских споров, только с целью охранения спокойствия среди взаимных членов общества….», «в видах достижения только формальной истины».15 На тяжущихся, по мнению этих ученых, должна быть возложена обязанность представления суду всего фактического материала (доказательств), совершения всех действий для приготовления дела к слушанию. Обязанность же суда, пределы его активной роли в процессе, главным образом, касаются постановления решения по делу. Обращает на себя внимание любопытный факт. В работах этих ученых содержится точная характеристика состязательного процесса, но, по их мнению, целью такого процесса является достижение не материальной, а формальной истины. Объяснение этого будет предложено далее, при рассмотрении вопроса об истине и процессуальных сроках в работах российских процессуалистов XIX – начала ХХ вв. и в положениях Устава Гражданского Судопроизводства 1864 года.

(2) Другого взгляда на задачи суда в гражданском процессе, … придерживался, например, проф. Азаревич, считавший, что «задача гражданского процесса, как и всякого другого, заключается в достижении постановления решения, согласного с действительным положением дела, вследствие чего и в этом процессе следует стремиться к достижению не формальной, но материальной истины».16 При этом, проф. Азаревич, по-видимому, не рассматривал соотношение между возможностью установления «материальной истины» и существованием процессуальных сроков. Установления «границ совершения процессуальных действий во времени, по его же мнению требовал «как интерес тяжущихся, так и интерес публичный», ибо «срочный характер процессуальных действий, облегчая осуществление прав, вселяет вместе с тем уверенность в правоотношениях, и, следовательно, отражается благотворно на упрочении правопорядка и укреплении чувства законности в населении».17

(3) Профессора Анненков, Малышев, Васьковский и др. занимали компромиссную позицию, состоявшую в сочетании цели «раскрытия по возможности материальной истины в процессе, без нарушения при этом прав сторон на свободное распоряжение объектом спора».18 Однако, применение приведенного критерия к отдельным стадиям процесса детально разработано не было.19

Дискуссия о состязательном процессе, как это часто случается в отмеченных эмоциональным накалом спорах, велась преимущественно, в общем. Участники этой дискуссии, очевидно, не восприняли, а потому и не упоминали изначальное предназначение состязательного процесса, как состоящее в «открытии материальной (действительной) истины в деле».

Тем не менее, состязательное начало в УГС не отрицалось. Не отрицалось и влияние на УГС французского гражданского процессуального кодекса, который «будучи основан на рациональных началах, целесообразность которых оправдалась на практике, … был принят целиком или с изменениями многими государствами (Бельгией, Италией, Испанией, Португалией и др.), а также служил одним из образцов при составлении нашего [Российской Империи] устава гражданского судопроизводства».20 Если это так, то следовало бы чтобы попробовать определить, существовала ли законодательная основа для такой исторической трансформации восприятия принятой за основу УГС идеи состязательного французского гражданского процесса.

«Инвентаризация» положений УГС 1864 г., в которых нашло закрепление состязательное начала в этом Уставе, позволяет перевести рассмотрение в предметную плоскость. Проф. Нефедьев предложил следующий перечень таких положений УГС:
  • «суд должен основывать свои решения исключительно на доказательствах, представленных сторонами, и ни в коем случае не должен сам собирать доказательства. (ст. 82 и 36721 У. Гр. С.);
  • суд обязан облегчать сторонам собирание доказательств, а потому он обязан выдавать им свидетельства на получение справок или документов из присутственных мест (ст. 76 и ст. 452 У.Гр.С.);
  • суду предоставлено право разъяснять дело посредством разспросов сторон. Так, председатель суда и члены, с разрешения председателя, имеют право требовать от стороны, выражающейся неясно, положительных объяснений относительно того, признает ли она или отвергает те обстоятельства и документы, на которых основаны требования или возражения противной стороны (ст. 355 У.Гр.С);
  • суду представляется право назначать, по своему усмотрению, экспертизу или осмотр на месте, если он не может уяснить себе значение известного факта или положения спорного имущества (ст. 507 и ст. 515 У.Гр.С.);
  • суд был наделен правом, после выслушивания сторон, объявить тяжущимся о том, что по некоторым из приведенных обстоятельств, существенных для разрешения дела, не представлено доказательств и назначить срок для разъяснения этих обстоятельств (ст. 368 У.Гр.С.)»22.

Приведенные положения по-разному оценивались учеными на предмет их соответствия состязательному началу в российском гражданском процессе.

Проф. Васьковский перечисляя те же положения, что и проф. Нефедьев, писал, что составители УГС во всех, кроме одного (ст. 367 УГС) из перечисленных проф. Нефедьевым положений, «сохранили в то же время некоторую долю следственного принципа».23

Проф. Гольмстен не считал исключениями из общего правила, отклонениями от состязательного начала, и право суда ex officio привлекать экспертов для восполнения недостатков технических знаний у суда, и - производить осмотр доказательств на месте. «Экспертиза, писал он, - есть или судебное доказательство или средство пополнить недостатки технических знаний у суда, и в этой второй своей функции эксперт, следовательно, является как бы помощником судьи, почему и привлечение его должно быть предоставлено судье по его личному усмотрению». При осмотре доказательства на месте, полагал проф. Гольмстен, доказательством является не сам осмотр, а вещь, подлежащая осмотру. Суд ex officio не возбуждает вопрос о том , что данная вещь должна служить доказательством, указание на вещь всегда исходит от стороны. Суд вправе ex officio только осматривать ту вещь, на которую сторона указала24.

Профессора Нефедьев и Гольмстен возражали против того, что правило ст. 368 УГС противоречит состязательному началу, поскольку:
  • суд не указывал тяжущимся на доказательства и не собирал их сам, а лишь указывал обстоятельства, по которым должны быть представлены тяжущимися доказательства (Е.А.Нефедьев);
  • «…суд лишь заявляет, что имеется слишком мало данных для составления убеждения в существовании факта, и уже дело сторон озаботиться о представлении доказательств» (Е.Х. Гольмстен).
  • «не нарушается автономия частного лица… суд лишь заявляет, что по некоторым из приведенных [сторонами] обстоятельств, существенных для разрешения дела, не представлено доказательств, объявить об этом тяжущимся и назначить срок для разъяснения этих обстоятельств…» (Е.Х. Гольмстен);
  • применение этого правила находилось в зависимости от желания сторон, так как суд не мог заставить тяжущегося разъяснять те или другие обстоятельства и подтверждать их доказательствами против желания сторон (Е.А.Нефедьев);

Прямо противоположную позицию занимал А.А. Васильев, полагавший, что: «…Статья 368 – предоставляющая суду право давать по своему усмотрению отсрочку на собирание сторонами доказательств – стоит в резком и недопустимом принципиальном противоречии с основами искового права, … формулированными в статьях 366-ой и 367-ой»25.

Е.В.Васьковский критиковал толкование статьи 368 УГС Сенатом26, разъяснившим эту статью как дающую суду только право… «указывать сторонам на необходимость разъяснения таких обстоятельств, которых сами стороны не приводили, но которые суд считает существенными». Такое толкование, полагал Е.В.Васьковский, не соответствовало действительному смыслу статьи 368, возлагавшей «на суд обязанность указывать сторонам на необходимость разъяснения и подтверждения доказательствами [не любых, по усмотрению суда, без ссылки на них сторон, существенных обстоятельств] некоторых из приведенных ими обстоятельств дела»27.

Вопросы о том, допустимо ли в состязательном процессе право суда назначать экспертизу по собственному усмотрению, назначать осмотр доказательств на месте, содействовать сторонам в истребовании по их ходатайству доказательств, и, наконец, задавать тяжущимся вопросы в ходе судебного заседания, - были и остаются предметом дискуссии. Однако, действительно ли наличие у суда таких полномочий само по себе является ключевым моментом, наличие которого ведет к признанию гражданского процесса, с одной стороны, не в полной мере состязательным, с другой стороны – к необходимости дополнения его вышеперечисленными «следственными» полномочиями суда, обеспечивающими более полное установление материальной истины?

Интересный материал для размышлений на эту тему содержится в работе К. Анненкова, которым был предпринят весьма детальный сравнительный обзор соотношения инициативы суда и сторон в положениях французского, российского и германского процессуального законов конца XIX века. Этот автор оставил нам результаты выполненного «на пространстве всемирной истории» конкретного анализа, пределы которого, в силу объективных обстоятельств того времени, были ограничены странами континентальной Европы.

Уникальность исторического документа, которым является статья К. Анненкова, проявляется в ее абсолютной конкретности при сравнении полномочий судов трех стран. Обсуждение роли суда в установлении истины в гражданском процессе переводится из сферы абстрактных философских рассуждений в практическую плоскость. Полученный в результате сравнения результат не утратил актуальности и, вне сомнения, может быть полезен при проведении исследований по вопросу о роли суда в установлении истины как основы судебного решения в современном гражданском судопроизводстве. Это оправдывает, как представляется, приводимое далее весьма подробное изложение содержания не столь широко известной в наше время статьи.

Сравнение проводилось применительно к стадиям гражданского процесса:

(1) стадии «его открытия и предварительной подготовки»;

(2) стадии «исследования дела, принятия и истребования необходимых по делу доказательств, их поверки и оценки»;

(3) относительно назначения заседания и руководства ими;

(4) стадии постановления решения;

(5) стадии принятия жалобы на решение суда;

(6) в производстве по исполнению решения.

Особый интерес представляет приведенная К. Анненковым сравнительная характеристика французского российского и германского уставов гражданского судопроизводства применительно к первым четырем из названных шести стадий гражданского процесса. Именно на этих четырех стадиях, в суде первой инстанции, реализуются основные полномочия и усмотрение суда по руководству процессом, в том числе в сфере доказательственной деятельности.

На стадии «открытия и предварительной подготовки» судебного разбирательства проведение начала усмотрения или инициативы суд представляло «резкий контраст, как с процессом французским, так и германским», - констатировал К.Анненков.

Согласно и французскому, и германскому уставам, совершение в этой стадии всех подготовительных действий (обмен состязательными бумагами, вызов тяжущихся в суд и пр.) были отнесены к обязанностям самих сторон процесса. Суд должен был следить за правильностью совершения этих действий сторонами, но только в случаях заявления возражения самих сторон процесса о допущенных отступлениях от предписаний закона.

Российский Устав (УСГ) возлагал на суд следующие обязанности:
  • ex officio направлять производство по обмену состязательными бумагами между тяжущимися;
  • делать распоряжения о вызове тяжущихся в суд;
  • следить ex officio за правильностью, - «по крайне мере с формальной стороны», - составления и подачи тяжущимися состязательных бумаг и требуемых к ним законом приложений, а равно за правильностью вызова в суд;
  • определять «направление производства по делу», то есть решать: должно ли производство направляться в порядке общего или сокращенного производства (ст. 348 УГС);
  • в сокращенном производстве суд наделялся правом устанавливать для сторон сроки для явки в суд (ст. 350-352 УГС);
  • кроме того, в сокращенном производстве суд имел право распорядиться о письменной подготовке дела в тех случаях, когда из-за сложности дела оказывалось невозможным разрешить его на основании только устных объяснений тяжущихся (ст. 362 УГС)28.

Проф. Анненков не усматривал в приведенных положениях УГС противоречия состязательному началу процесса, понимаемому как «свободное распоряжение сторонами объектом спора». При этом он обоснованно соглашался с проф. Малышевым в том, что за сторонами ни в коем случае не может быть признаваемо право свободного распоряжения движением процесса, «так как и в состязательном процессе … движение процесса должно совершаться в законных формах и на суде должна лежать обязанность наблюдения за их законностью, не ожидая на каждом шагу указания или понуждения от тяжущихся…»29

2. На стадии «исследования дела, принятия и истребования необходимых по делу доказательств, их поверки и оценки», по свидетельству К. Анненкова, «наш устав … близко примыкает к Уставу французскому…».