Устава Гражданского Судопроизводства 1864 года. Значение французского процессуального закон

Вид материалаЗакон

Содержание


Истина и процессуальные сроки в работах российских процессуалистов XIX – начала ХХ вв. и в положениях Устава Гражданского Судопр
О цели гражданского процесса
Взаимным отношением «ближайших интересов» обусловливаются процессуальные действия суда и тяжущихся
Об ограничении сроков для упорядочения судопроизводства
Виды и способ установления процессуальных сроков согласно УГС
Ограничение сроков для представления доказательств.
Процессуальные сроки представления доказательств versus «объективная истина»
Юридическое значение доказательств и юридическая истина обладающего свойством res judicata судебного решения
Значение «формальной силы» судебного решения для определенности гражданских правоотношений, установленных в судебном решении
Ограничение в УГС сроков судебного разбирательства
Объективная истина и состязательность, процессуальные сроки и
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6
общим для гражданского процесса всех «стран гражданского [континентального] права» в XIX веке было то, что ни в одной из них не было в полной мере реализовано изначальное предназначение состязательного процесса, как оно понималось составителями УГС. А именно:

служить «открытию материальной (действительной) истины в деле», которая должна была обнаружиться из состязания сторон, происходящего перед судом, дающего суду «возможность развить свое убеждение о праве тяжущихся до той степени достоверности, которая необходима для безошибочного решения дела».51

В то же время, между странами «гражданского [континентального] права» и в XIX веке существовало «великое множество различий в способах и степени реализации возложенной на них ответственности за сбор доказательств и применение к ним правовых концепций, составляющих основу решения». Это блестяще проиллюстрировано в очень обстоятельной статье профессора Анненкова.

Однако, могло ли и может ли обеспечиваться достижение «действительной (материальной)» истины предоставлением судам в состязательном процессе (при соблюдении, по общему правилу, прав сторон по распоряжению объектом процесса) таких полномочий как:
    • право на назначение экспертизы и проведение осмотра доказательств на месте;
    • право на допрос, вызов и даже привод (арест) указанных сторонами свидетелей;
    • право задавать для уяснения их позиций вопросы участникам процесса в судебном разбирательстве;
    • право руководства процессом?

Представляется, что перечисленные права и обязанности суда, характеризовавшиеся как «элементы следственного начала» в состязательном гражданском процессе также были призваны дать судам «возможность развить свое убеждение о праве тяжущихся до той степени достоверности, которая необходима для безошибочного решения дела». Об этом свидетельствовало применение судами этих прав, в основном, для «разъяснения тех обстоятельств дела», на которые указывали стороны, установление судами обстоятельств дела по результатам исследования полученных указанными в процессуальных законах способами доказательств, в состязательном устном процессе с присущими ему принципами непосредственности и процессуального равноправия сторон ( audiatur et altera pars52).

И последнее. Российские ученые (профессора Анненков, Малышев, Васьковский, и другие), как признававшие перечисленные выше права суда атрибутами состязательного процесса, так и полагавшие, что такие полномочия есть необходимая для достижения «материальной истины» доля следственного начала в состязательном процессе, основывались на таком определении цели процесса как имеющей самостоятельное значение. При этом, сложилось общее мнение о том, что:
  • цель «настоящего состязательного процесса» - установление формальной истины (убеждение суда той степени достоверности, которая необходима ему для принятия безошибочного решения);
  • цель «настоящего следственного процесса» - установление истины материальной (установление действительных обстоятельств дела).

Другой ответ на вопрос о цели гражданского процесса ставит под сомнение достаточность определения степени соотношения активности сторон и инициативы суда для квалификации такого процесса как состязательного или следственного. Об этом далее.


Истина и процессуальные сроки в работах российских процессуалистов XIX – начала ХХ вв. и в положениях Устава Гражданского Судопроизводства 1864 года.


Ранее были приведены утверждения российских процессуалистов, в которых делался акцент на соотношении инициативы сторон и суда по собиранию доказательств в состязательном гражданском процессе и в зависимости от определения такого соотношения приходивших к выводу о том, служит ли такой процесс установлению «материальной» либо «формальной» истины.

Совершенно иными были позиции многих российских ученых по вопросу об истине, когда они решали этот вопрос применительно к срокам совершения процессуальных действий, в том числе по представлению сторонами доказательств; применительно к срокам окончательного разрешения («исчерпания») спора между сторонами на основе имеющего свойство res judicata судебного решения. Приведем наиболее принципиальные взгляды и положения УГС по названным вопросам.


О цели гражданского процесса


Принципиально по-иному определял цель гражданского процесса, упоминавшийся именно в этой связи К. Анненковым, профессор Малинин. Он считал, что «основной неизменный закон гражданского процесса» - это «закон, по которому совершаются явления, образующие гражданский процесс» и определял такой закон как:

«с одной стороны, закон, вытекающий из природы человека, неизбежно требующей удовлетворения своих потребностей, в дальнейшем неизбежно порождающий между людьми столкновение в области частно-правовых отношений, с другой стороны, закон самосохранения государства, неизбежно требующий водворения спокойствия в правоотношениях граждан».53

М. Малинин обосновывал свою позицию тем, что в различные исторические эпохи «гражданский судья» преследовал «одну и ту же цель – разрешение споров и водворение спокойных правоотношений».54 Эта конечная цель считалась общей для всех участников процесса: для государства – в лице судебных органов, а также для сторон – истцов и ответчиков. В то же время, каждый из участников процесса (суд, истец, ответчик) признавался имеющим свой «ближайший интерес», предопределявший совершение им процессуальных действий при рассмотрении и разрешении конкретного дела.

Взаимным отношением «ближайших интересов» обусловливаются процессуальные действия суда и тяжущихся, а именно:
  • Истец должен представить факты, лежащие в основании его исковых прав, и доказательства этих фактов;
  • Ответчик должен представить опровержение предъявленных требований, их оснований и доказательств.
  • Состязательные действия сторон ведутся перед судом;
  • На основании обсуждения представленного материала, оснований и доказательств иска и защиты, судьи должны сформировать такое составляющее основу судебного решения убеждение «чтобы каждый добросовестный человек… не мог не согласиться с решением суда».55
  • Судебное решение становится обязательным и, тем самым, «пресекает спор и восстанавливает правоотношение».56

Таким образом, «ближайшей» конечной целью процесса – признавалось принятие судом на основе сформированного по результатам оценки состязания сторон убеждения, составляющего основу окончательного судебного решения, прекращающего спор между сторонами.


Нельзя не обратить внимание на то, что логическим следствием постулата, согласно которому требуется принятие обязательного и прекращающего спор судебного решения, является необходимость определения момента завершения судебного разбирательства, т.е. момента приобретения свойства абсолютной окончательнсти судебным решением. Внесению определенности в процедуру разрешения спора, и, главное, в вопросы о том, когда такая процедура завершается и с какого момента судебное решение становится окончательным, в российском гражданском процессе, как и в гражданском процессе других стран континентального права, исторически был призван служить институт процессуальных сроков.


Об ограничении сроков для упорядочения судопроизводства


О том, что сроки совершения процессуальных действий существовали в состязательном процессе и были предназначены для упорядочения судопроизводства среди российских ученых, кажется, не было разногласий.

«Процессуальные права – срочны», - ультимативно заявлял проф. Васьковский57. Далее он пояснял:

«Цель ограничения процессуальных прав сроками – упорядочение и ускорение производства. … закон регулирует движение процесса во времени, назначая сроки как для тяжущихся, так и для судов»58.

Того же взгляда, по сути, придерживался проф. Малинин, конкретизируя назначение сроков, установленных для совершения состязательных действий тяжущимися. Он писал об этом так:

«…самой сущностью состязательных действий вызывается необходимость совершать эти действия последовательно одно за другим…». При этом, он называл критерий определения продолжительности сроков для совершения процессуальных действий тяжущимися. Сроки, то есть «… периоды времени, в которые должно быть совершено каждое действие, … должны определяться тем временем, какое необходимо для того, чтобы каждая сторона могла приготовить защиту своих прав против притязаний, возражений и т.д. противной стороны»59.


Виды и способ установления процессуальных сроков согласно УГС


Не входя в обсуждение деталей различных классификаций процессуальных сроков, предложенных отечественными процессуалистами, для целей настоящей статьи достаточно отметить, что институт процессуальных сроков был весьма детально регламентирован в УГС. «Ни одно отделение Устава не разработано, можно сказать с такой тщательностью и таким вниманием к подробностям, как общие правила об исчислении сроков»60.

Выделялись два вида сроков, установленных в УГС или определяемых на его основе судом: (1) сроки, установленные для деятельности суда, 2) сроки, установленные для деятельности сторон.

Установленные для деятельности суда сроки отличали три особенности: 1) такие сроки устанавливались только законом, их число было невелико;61 2) за соблюдением таких сроков суд должен был следить ex officio; 3) нарушение таких сроков могло повлечь наложение дисциплинарного взыскания на судью «за проступок по должности»62.

Сроки для деятельности сторон делились, в свою очередь на «законные» (установленные в законе) и «судебные» (назначенные судом).

К сожалению, утраченным с течением времени оказалось основание деления сроков на «законные» и «судебные». Законные сроки устанавливались в законе «во всех тех случаях, в которых, по важности последствий, наступающих вследствие пропущения срока, для интересов тяжущихся и порядка дальнейшего производства дела, законодатель нашел нужным оградить тяжущихся и самый порядок производства от произвола в назначении сроков судом…»63

К «законным» срокам без каких-либо оговорок относились:

1. Сроки, установленные для обжалования решений, частных определений и распоряжений;

2. Сроки для представления доказательств;

3. Сроки для возражений о подлоге.64

«Законные» сроки, установленные для процессуальной деятельности сторон, квалифицировались как «роковые», истечение которых влекло утрату права на совершение тех действий, для которых они были предназначены. Такие сроки обозначались промежутками времени, могли быть только «восстановлены», но не подлежали продлению.

«Судебные» сроки, установленные для процессуальной деятельности сторон, устанавливались во всех других случаях по усмотрению суда, пределы которого были ограничены:

(1) по большей части, указанием на maximum срока, который мог быть назначен судом;

(2) указанием на minimum срока (ст. 350, 342 УГС);

(3) общим требованием о недопущении медленности в делопроизводстве (ст. 784 УГС).

Первые два вида из названных выше «законных» сроков, имеют самое непосредственное отношение к вопросу об установлении действительных, подлинных, истинных обстоятельств дела в гражданском процессе.


Ограничение сроков для представления доказательств.


Характеризуя процессуальные действия сторон как способы осуществления их процессуальных прав, Васьковский Е.В. выделял такие их свойства как «срочность (преклюзивность)» и «отменимость».

«Срочность (преклюзивность)» определялась как ограничение существования процессуальных прав определенными промежутками времени, в течение которых они должны быть использованы их обладателями. Истечением преклюзивного срока процессуальное право погашалось.

«Отменимость» – означала право тяжущихся по своей воле осуществлять сначала одни, а затем иные процессуальные права («начать осуществление прав или не начать, прервать в любой момент, возобновить, опять прекратить т.п.»).65 При этом, «отменимость» тяжущимися процессуальных действий также была ограничена во времени наступлением того юридического последствия, ради которого действие было совершено.66

Среди «отменяемых» выделялась категория процессуальных действий, включавшая «фактические действия, направленные на доставление суду материала для постановления решения и на оказание ему помощи при установлении фактической и юридической сторон дела».67 К этой категории процессуальных действий, а именно: «представление новых доказательств, документов, повторение ходатайства о вызове свидетелей и др.», - применялся такой «предел отменимости», как «конец последнего заседания пред постановлением решения судом второй инстанции».68

Несмотря на то, что Е.В. Васьковский прямо не указывал на взаимосвязь положений об ограничении сроками представления сторонами доказательств с условиями достижения истины в состязательном процессе, резонно заметить следующее. Ограничение представления доказательств во времени, логично должно было вести к признанию необходимости принятия судебного решения по имеющимся к моменту его принятия доказательствам. Если дело разрешалось в первой и в апелляционной инстанциях, то по доказательствам, имеющимся к моменту принятия решения суда апелляционной инстанции. Следовательно, такое решение не могло приниматься на основе «материальной правды», понимаемой как установление действительных обстоятельств дела на основе всех имеющихся, где бы то ни было, представляемых сторонами или получаемых /или «по усмотрению суда» доказательств на любой стадии судебного разбирательства без ограничения каким бы то ни было сроком.


Процессуальные сроки представления доказательств versus «объективная истина»

Наиболее сильные аргументы в пользу того, что существование сроков для совершения процессуальных действий, а главное сроков для рассмотрения и разрешения гражданских дел, само по себе означает фактическое отрицание «объективной истины» как цели гражданского процессуального права, были приведены российской доктрине профессором Гольмстеном в 1894 году. Он сформулировал их следующим образом.

В настоящее время уже перестали утверждать, что судья доискивается объективной истины. И действительно, … [с возложением на судью такой задачи] немыслимо было бы стройное производство суда; пришлось бы уничтожить все процессуальные сроки, установленные именно ради возможности самого процесса; пропущение этих сроков влечет за собой невыгодные последствия; часто благодаря пропущению срока, например, срока предъявления разрушающего возражения одной стороною, другая сторона выигрывает процесс и, следовательно, неправо обращается в право; дабы такого случая не было, приверженцы объективной истины действительно должны уничтожить все сроки; с уничтожением же их порядок в производстве нарушился бы в том смысле, что отыскание новых доказательств заставляло бы каждый раз снова подымать процесс и ему не было бы конца; суд не мог бы игнорировать этих доказательств, так как оставление их без внимания давало бы повод думать, что решением не достигается объективная истина; ….».69


Как будет показано далее, позиция профессора Гольмстена оказалась правильной, и нашла свое подтверждение в содержании современных реформ гражданского судопроизводства, как в России, так и в Англии и в США, традиционно считающимися странами с состязательным гражданским процессом.

Юридическое значение доказательств и юридическая истина обладающего свойством res judicata судебного решения


Васильев А.А. полагал, что в юридическом значении доказательствами являются, во-первых, признаваемые законом средства удостоверения того, что утверждается, во-вторых, средства подтверждения «не объективной истины, даже не соответствие утверждаемого с действительно существующим, а условная формальная истина».70 С этим утверждением А.А.Васильева в полной мере согласуется его определение цели процесса. «Решение – это та цель, - писал А.А. Васильев, - ради которой возникает и производится процесс; он решает дело по принципу res judicata pro veritate habetur; как-бы ни относительна была юридическая истина, она все-таки имеет к своим услугам исполнительный лист, судебного пристава и, в случае сопротивления, наряд полиции».


Значение «формальной силы» судебного решения для определенности гражданских правоотношений, установленных в судебном решении


С мнением А.А. Васильева фактически совпадают выводы проф. Гордона, изложенные в его фундаментальном труде «Иски о признании» (1906 г.), где проанализировано значительное число публикаций немецких юристов того времени. “Судебное решение, - утверждал проф. Гордон, - может быть далеко от истины. Соображения практической необходимости давно уже, однако, заставили законодателей предпочесть устойчивость и определенность гражданских правоотношений при условии лишь формальной истины судебных решений тому состоянию правового порядка, которое могло бы явиться результатом бесконечного искания истины материальной».71

«В вопросе о силе судебного решения приходится … считаться, с одной стороны, с опасностью закрепить решение, быть может, и ошибочное, и несправедливое, с другой – с опасностью создать бесконечную неопределенность правовых отношений. Какое из двух зол больше, в о п р ос п о л и т и к и п р а в а. Ответ может быть дан лишь по основанным на опыте соображениям о действительности и потребностях ее», - писал проф. Гордон и отвечал на поставленный вопрос, подкрепляя свой ответ ссылкой на опыт законодательств различных народов, которые признали «большим, совершенно невыносимым злом опасность необеспеченности права» и для устранения сочли н е о б х о д и м ы м п о з и т и в н ы й институт законной силы судебных решений».

«Таким образом, - заключал этот автор, - судебное решение, по соображениям политики права, должно обладать силою права: что подтверждено решением, должно на будущее время не подвергаться оспариванию; если суд установил, что истец имеет данное право, это и есть истина; поскольку, однако, решению лишь п р и д а е т с я, по специальному велению закона, значение истины, эта последняя является лишь истиною формальною, а решение обладает тою силою, которая обусловливается не материальною правдою, но лишь тем обстоятельством, что таков закон» (курсив мой – Е.В.).72


Ограничение в УГС сроков судебного разбирательства


«Велением закона», которым судебным решениям придавалось значение формальной истины, была установленная в дореволюционном гражданском процессуальном законодательстве окончательность судебных решений. Эти решения приобретали, сначала «формальную» законную силу, а по истечении 10 лет после приобретения «формальной» законной силы вступали, в так называемую, «окончательную» законную силу73.

Формальную законную силу и свойство res judicata судебные решения приобретали: (а) по истечении установленных в УГС сроков на их апелляционное обжалование (по общему правилу – 4 месяца, «с причислением поверстного»); (б) по истечении сроков для подачи на общих основаниях апелляции или отзыва на заочное решение (двухнедельный срок «с причислением поверстного» со времени получения выписки из заочного решения либо со времени предъявления повестки об исполнении).

Кроме «обыкновенных способов обжалования» - апелляционного пересмотра и пересмотра не вступивших в законную силу судебных решений, - существовали в России, как и «у большинства народов Западной Европы» три чрезвычайных способа обжалования:
  • «просьбы о кассации решения», общий срок для подачи которых составлял 4 месяца;
  • «просьбы о его пересмотре вследствие открытия новых обстоятельств»,
  • «просьбы третьих лиц» не привлеченных к участию в процессе об отмене решений, в которых разрешены вопросы об их правах и обязанностях.74

Согласно ст. 806 УГС: «Просьба о пересмотре решения оставляется без последствий, если подана по истечении десятилетнего срока с того времени, когда состоялось решение». Правило ст. 806 УГС первоначально было задумано, как применимое только к «просьбам третьих лиц», поскольку иначе невозможно было ограничить окончательный («предельный») срок для подачи таких жалоб. Однако, положение статьи 806 в УГС было по ошибке составителей УГС сформулировано в виде общей нормы. Эта норма получила толкование и применение как ограничивающая срок для возбуждения производства по делу в порядке любого из трех чрезвычайных способов обжалования75.

Десятилетний предельный срок для возбуждения любого производства по чрезвычайному пересмотру вступивших в формальную законную силу судебных решений квалифицировался не как процессуальный срок, а как срок давностный, имевший «по отношению к допустимости просьб о пересмотре решений то же значение, какое вообще имеет срок исковой давности», утверждал К. Анненков.76 «Так как иск есть право, то по отношению к нему применяется общее правило давности, т.е. погашаемости его в десятилетний период»77, - вторил проф. А. Васильев. Такое мнение разделялось многими авторами, указывавшими на «французское» происхождение решения о принятии срока исковой давности за основу для определения предельного срока возбуждения производств по чрезвычайному пересмотру судебных решений в случае tierce opposition.

Это общее правило означало, во-первых, возможность его применения только по заявлению обратившейся в суд «третьей стороны». Суд не имел такого права ex officio.

Во-вторых, из этого правила допускались многочисленные исключения двух видов: 1) совершенная непогашаемость иска; 2) меньшая, чем десятилетняя погашаемость иска.78


Таким образом, в трудах российских ученых по гражданскому процессуальному праву XIX в. существовало целое направление, представленное такими авторами, как: профессора Малинин, Васильев, Гольмстен, Гордон, и ряд других. Эти авторы последовательно исходили из невозможности установления «материальной истины» в процессе, имеющем конечной целью: «разрешение споров и водворение спокойных правоотношений» (проф.Малинин); «установление определенности правового состояния» (проф. Гордон со ссылкой на Савиньи), «устойчивость и определенность гражданских правоотношений» (проф. Гольмстен).

Следовавшие такому пониманию цели гражданского процесса ученые, связывали вывод о возможности принятия судебного решения только на основе «формальной истины» с установлением в законе сроков для совершения процессуальных действий. Речь шла, во-первых, об установленных в законе сроках для совершения сторонами процессуальных действий, главным образом по представлению доказательств. Во-вторых, имелись в виду, также установленные в законе, сроки для определения момента во времени, с наступлением которого судебное решение становится:

(а) сначала – «относительно» обязательным для сторон (приобретает свойство res judicata),

(б) затем, по истечении предельного, производного от сроков исковой давности, - «абсолютно обязательным», то есть абсолютно окончательным.

Необходимо обратить внимание на то, что и другие авторы, например, профессора Анненков и Васьковский79, при рассмотрении конкретных вопросов о назначении сроков и определении их продолжительности, основательно и объективно излагали позитивный материал, по своей сути, не согласующийся с их исходной позицией об установлении «истины материальной» как цели гражданского процесса.


Объективная истина и состязательность, процессуальные сроки и

«окончательность» судебного решения в советском гражданском процессе. Характеристика «состязательности» и «формальной истины» в «буржуазном гражданском процессе».


В этот исторический период в отечественном гражданском процессе применялся уникальный «принцип объективной истины», который действовал на всех стадиях гражданского процесса в российских (советских) судах.80 Суть данного принципа состояла в возложении на суды обязанности по всестороннему выяснению обстоятельств дела81, при формальном сохранении в гражданском процессуальном законе основного правила состязательного процесса: «каждая сторона должна доказать те обстоятельства, на которые тона ссылается в обоснование своих требований и возражений». Однако, для «поиска и установления истины» были установлены предельно короткие сроки рассмотрения гражданских дел в первой инстанции (от 5-10 дней до одного месяца).82 Не получение судом всех доказательств, необходимых для установления «действительных» обстоятельств дела, вело к безусловной отмене или пересмотру решений в вышестоящих судебных инстанциях. Возможность пересмотра судебных решений любых нижестоящих судебных инстанций в самой высшей – надзорной инстанции, наделенной правом пересмотра решений любых судебных инстанций, допускалось без заявления об этом участвующего в деле лица и без ограничения сроком.

Квалификация принципов объективной истины и состязательности как принципов-антагонистов проводилась в этот исторический период в основном применительно к определению соотношения степени активности сторон и суда в судебном доказывании для достижения «материальной» («объективной» - в советском гражданском процессе) или «формальной» («буржуазной» - в советском гражданском процессе) истины.

Еще в 20-е - 30-е годы XX века складывается и сохраняется на протяжении длительного периода времени представление о некоем абстрактном «буржуазном» состязательном гражданском процессе, как о процессе, предназначенном для установления «формальной истины». Рассматриваемая как характерная черта и конечная цель именно «буржуазного судопроизводства» формальная истина подвергалась критике.83

В 1937 году в книге Вышинского «К положению на фронте правовой теории» было опубликовано «программное» определение отличий «советской состязательности от буржуазной состязательности». Эти отличия, в части установления истины провозглашались так:

«…в)