Олег Слободчиков – Заморская Русь

Вид материала

Документы

Подобный материал:

• Олег Слободчиков по прозвищу пенда, 6268.35kb.
• Уважаемые отец Олег, Олег Александрович, Михаил Иванович, представители духовенства, 120.22kb.
• Тема : Узагальнення з теми „Княжа Русь Україна, 48.74kb.
• Первые Киевские князья, 99.29kb.
• Е. Е. Пронина, В. В. Абраменкова, В. И. Слободчиков. Заключение медиапсихологической, 658.14kb.
• Программа вступительного испытания по предмету «История» Тема Древняя Русь (до ХIV, 24.7kb.
• -, 574.37kb.
• Прокуратурой Асекеевского района проведена проверка исполнения законодательства о несостоятельности, 98.97kb.
• О. П. Федорова Допетровская Русь. Исторические портреты. Ольга федорова допетровская, 3780.49kb.
• Итоговый тест по теме "Киевская Русь", 58.28kb.

Встречать прибывших высыпало на берег все население Якутата. Григорий Коновалов, стоя на румпеле, посмеивался:

- Нигде не видел столько дармоедов разом, как здесь. Месяцами могут ждать транспорт и чесать брюхо.

Байдары прибывшей партии рассыпались по заливу. Одни ловили рыбу, другие гонялись за нерпами. Кусков с верными людьми сошел на берег и надолго уединился с Ларионовым, оставшимся здесь и за управляющего, и за старосту. Вернулись они на судно только на следующий день и собрали на совет всех промышленных.

- Каюры намекают, что по всему побережью рыскают ситхинцы и подстрекают селения к мятежу, - сказал Кусков. - Если до сих пор не перебили русских, то только потому, что меж самих распрей много. И еще говорят, на юге собралось объединение. Якутатский тойон Никола со своими воинами там уже. Многие тойоны местных жил готовы переметнуться к нему... Чудом застали мы крепость неразоренной.

Сход промышленных решил оставить часть людей под началом Галактионова в Якутате, чтобы принудить поселенцев укрепить стены и выставлять караулы. Кусков и Васильев переговорили между собой и решили оставить жен под прикрытием стен. Как ни ветхи были они, но крепче бортов кутера. А вояж предстоял опасный. Всем партовщикам: алеутам, чугачам и кадьякам, - выдали компанейские ружья.


Не было удачи в пути, будто нечисть воду мутила. Только ушли от островов - усилился ветер, заморосил дождь. Возле Акойской бухты - и вовсе разыгрался на море шторм. "Ростислав", под началом Коновалова, проскочил мимо камней в устье реки, но большая байдара, идущая за ним, перевернулась. Сысой с Василием барахтались в холодной воде, спасая фляги с порохом и спиртом. Из десятка кадьяков, бывших в большой байдаре, никто не умел плавать. Партовщики, слава Богу, не пошли камнем на дно, а уцепившись за плавучие предметы, ждали, когда их вытащат из воды.

Пока разворачивался кутер на волне, пока подошли другие байдары, пришлось выпустить из рук флягу с водкой, спасать людей и ружья. Взобравшись на борт, Сысой грудой кишок сбросил с себя одежду и заплясал на ветру. Лукин подал ему сухую парку, Кусков развел руками - спирт был только в байдаре, своего у передовщика не было, а потому и чарку налить не мог.

- Ну и ладно! - притопывая, Сысой напялил мокрые сапоги. - Трезвей - праведней! Дальше-то что делать?

- В полутора верстах - Акойское селение. Тамошний тойон - Павел Родионов - нам друг, на Кадьяке аманатом зимовал, по-русски говорить выучился. Остановимся у него, просушимся...

Промокшая и продрогшая партия из последних сил шла вверх по реке. Байдары жались ближе к борту судна. Даже алеуты выглядели уставшими. Кусков долго вглядывался вдаль, держа подзорную трубу у глаза.

- Неужели нас поджидают? - спросил, обернувшись к Коновалову.

Тот приложился к трубе, нахмурился.

- Отчего-то у акойцев гостей раза в три больше, чем самих хозяев, - сказал. - Должны бы заметить нас и выйти навстречу... Да не торопятся.

Скоро невооруженным глазом стали видны хижины и летники на берегу реки. С крыши кажима сползал дым и стелился по земле. Переполненное селение будто оглохло и ослепло: из какого-нибудь летника выбежит полуголый индеец, прошмыгнет в другое жилье, и опять никого, только дым.

- Драться будем - согреемся! - приплясывая, сказал Сысой. Васильев, тоже переодевшись в сухое, вышел на палубу.

- Хорошо бы обойтись без этого! - Кусков снова приложился к трубе. - Сперва просушиться, закрепиться, дело сделать, потом грозить...

Огибая отмели, караван подошел к песчаному берегу. С "Ростислава" бросили якорь на безопасной глубине.

- Сколько тебе людей нужно, чтобы удержать судно, если нападут? - спросил Коновалова Кусков. Тот пожал плечами:

- Лукина, Труднова, Антипина, тоболяков оставь при мне да алеутов полдесятка!

- Лукина, Антипина и алеутов бери - остальные со мной в посольство пойдут!

В большую десятибеседочную байдару покидали оружие, одеяла, подарки для акойцев и стали грести к берегу. Черная туча закрыла полнеба. Слабеющая волна задирала то нос, то корму кутера. В воздухе висела водяная пыль. Алеуты и кадьяки высадились на сушу и стояли возле лодок, ожидая передовщика.

Оставив около байдар охрану из чугачей, исконных врагов материковых индейцев, отряд двинулся к селению. Не доходя до кажима на полвыстрела, все остановились. Промышленные сложили на землю ружья, алеуты и кадьяки присели на корточки. Посольство из пятерых природных русских и толмача, с пистолетами и ножами под парками, направилось к жилью и вошло в кажим.

Вокруг костра посередине бревенчатой хибары сидело до полусотни лучших людей из разных селений побережья. Волосы воинов были украшены пухом, лица размалеваны сажей и красками. Возле стен стояли мушкеты, пехотные и крепостные ружья, дальнобойные штуцера. Акойский тойон Павел Родионов, крестник отставного прапорщика, важно восседал на почетном месте с перьями и горностаевыми шкурками в длинных волосах. Он не поднялся и не ответил на приветствие Кускова, взглянул на вошедших хмуро:

- Так много гостей-родственников, что всяким бродягам места нет! - сказал, щуря глаз.

У очага приглушенно захохотали.

- Влезли на наши земли, всех зверей перебили, теперь лезут в наши дома! - пробурчал индеец, сидевший рядом с главой селения. Кусков по голосу узнал одного из самых верных якутатских тойонов - Николая.

Сысой почувствовал подступающее к горлу волнение, как всегда бывало перед боем. Он покосился на составленное к стене оружие и подумал, что если бросить в огонь пороховницу, то после взрыва, в несколько мгновений замешательства, можно перебить до четверти собравшихся. А там, как Бог даст!

- И ты здесь, Николай? - все еще стоя у входа, с упреком сказал Кусков. - Вижу, в Акое собрались самые верноподданные колоши, присягавшие Русскому царю.

Тойон Павел, опять искоса взглянув на гостей, сказал громче:

- Бырыма и Компания много обещали: табак, чай, одежду... А сами так обеднели, что раздевают наших мертвецов...

Кусков, не дожидаясь дольше приглашения, подошел к огню, раздвинул сидящих индейцев так, что те понять не могли, попрано их достоинство или оказана им честь.

- Русский человек уважает мертвых и чтит законы гостеприимства! - передовщик сел, не спеша стал доставать из торбы подарки: табак, чай, бисер.

Горбоносый Павел хотел делать вид, что не интересуется содержимым мешка, но то и дело зыркал - что там еще, в торбе. Любопытство брало верх.

- Мы входим в чужой дом с подарками и одариваем пришедших к нам, - говорил Кусков, - таков наш обычай. Я всегда думал, у акойцев такой же закон, потому и пришел к тойону Павлу. Когда-то никто не встречал меня так радушно, как он. Пусть эти подарки останутся на память о нашей прежней дружбе. Сейчас на всем побережье гостеприимней тойона Федьки нет.

Кусков знал, как поддеть тщеславных индейцев. Селение тойона Федьки, между якутатами и медновцами, было самым малочисленным и бедным. Павел и Николай, глядя на огонь, почернели лицами. Прежде они похвалялись, что считаются самыми близкими друзьями Бырымы. Тойоны других селений с насмешкой и удивлением посматривали на них. Кусков, посеяв распрю, сделал знак своим людям и они встали. У выхода из хибары индеец наставил ружье на Кускова. Передовщик оттолкнул ствол, звезданул кулаком по размалеванному лицу. Индеец упал в лужу. Сородичи у очага захохотали. Посольство прошло мимо сконфуженного воина к ждавшему отряду.

- Плохи дела, - сказал Кусков. Куда делись спокойное его лицо и непроницаемый взгляд: глаза горели, ноздри раздувались. - В море уйти не можем, на судне все не поместимся, а просушиться надо. Придется лагерь разбить.

- Лучше там! - Василий Труднов указал стволом на высотку поблизости от берега, к которой подступала волна прилива.

- Пресная вода далеко и дров мало! - возразил Кусков. - Здесь, поблизости переночуем, а завтра, даст Бог, уйдем... Слободчиков, бери всех кадьяков, иди в лес за дровами... Васильев и Труднов! Вы с чугачами - к ручью, найдите место для лагеря, обшарьте кустарник в овраге, вдруг там засада. Остальные со мной - таскать вещи.

Через час у ручья горели костры, были поставлены палатки. Лагерь обнесли городьбой из лодок, суша просматривалась на два выстрела со всех сторон. До моря при отливе было далеко, зато трудно подойти незамеченным.

Не успели промышленные просушиться и напечь мяса, как из селения потянулись группы по три-четыре человека. Они подходили к заплоту из байдар, глазели на стрелков, то и дело отпуская ругательства в адрес чугачей и кадьяков. Охрана, мокрая и злая, не могла отлучиться с мест. И все же до сумерек были украдены три одеяла. Ночью индейцы, подойдя близко, схватили две байдары. Часовой стрелял в воздух. Одну байдару удалось отбить, другую унесли и скрылись в темноте.

Около полуночи возле лагеря появился тойон Павел со свитой и потребовал встречи с Кусковым. Сысой, Васильев и Труднов вышли навстречу и бесцеремонно обшарили посольство, выбрасывая в кучу пистолеты и кинжалы. Молодой индеец больно наступил пяткой на пальцы Сысою. Тоболяк не дрогнул, не вскрикнул, будто невзначай, ткнул локтем в печень воина. Тот выпучил глаза, но не согнулся.

Ветер с моря пронизывал до костей. Нечувствительные к холоду индейцы были почти голыми. Глядя на них, продрогшим стрелкам становилось еще муторней. Тойон вошел в палатку передовщиков и сразу стал ругать русских:

- Зверя всего повыбили... Мы, в своих угодьях, не можем добыть шкуры, чтобы купить необходимое. Месяц назад косяки обворовали наших покойников...

Кусков насторожился: прежде не придал сказанному значения, а тут подумал - вдруг ситхинские погорельцы пробираются к Якутату.

- Где это было? - спросил. И, выслушав, сказал: - Ни в этом году, ни в прошлом там не промышляли наши люди!

- В бобровых шапках были! - напирал тойон.

- Бостонцы тоже носят бобровые шапки!

- Все белые на одно лицо: что русский, что бостонец!

- Бостонцы приходят и уходят - мы всегда здесь. Когда твое селение умирало от голода, ты обратился за помощью к нам!

Тойон пропустил сказанное мимо ушей, повел голыми плечами, давно, мол, это было, не стоит вспоминать. Но за живое Кусков его опять задел. Он двинулся к выходу, бросив:

- Промышлять будем без Компании! - высунувшись из палатки на полтела, обернулся и сказал, ухмыляясь: - Тойон Николай говорит, что только он имеет право убить тебя?!

Ни одна жилка не дрогнула на лице Кускова.

- Правильно! - кивнул передовщик. - Жена Баранова - его родственница. Он дядя детей правителя, наместника Русского царя. Николай - самый первый среди колошских тойонов.

Вождя акойского селения будто кистенем по лбу ударили. Он побледнел, побагровел и выскочил за пределы лагеря.

Перед рассветом хлынул ливень. О том, чтобы сняться с места не могло быть и речи. Три одеяла и байдара не такая уж большая потеря для партии, опасна была ненаказанность. Кусков склонялся к тому, чтобы достойно не заметить кражи. Отряд успел запастись дровами, укрыл их от дождя байдарами. На рассвете опять заявился тойон Павел Родионов. Дождь тек по его размалеванному лицу. Волосы вперемежку с перьями и горностаями прилипли к темени. Важно поглядывая на караул, он заявил, что мирные отношения с партией прерваны.

Сысой слышал, как Кусков пытался вразумить тойона, обещая ему медный котел. Но приближенные Павла загоготали и стали удаляться. Провожал их новокрещенный чугач. Вскоре он вернулся с разбитым лицом, сказал, что украли еще одну байдару. Сысой скинул промасленный чехол с фузеи, поймал на мушку голову тойона - за ствол ухватился Кусков, хрипло прошипел:

- Не сметь стрелять без моего разрешения!

- Всех убить! - скрипнул зубами побитый чугач, сплевывая кровью.

Сысой выдернул из рук передовщика ствол, но курок спустил и сунул ружье в чехол.

- Захотели - давно пугнули бы! - проворчал. - А то вон как распоясались.

- Это успеется! - жестко бросил передовщик. - Чем позже начнем, тем лучше... И для нас и для пленных.

Подошел краснорожий Труднов с фузеей, завернутой в камлею, сказал, матерясь:

- Еще двух байдарок нет! Что я говорил? На кекуре лагерь ставить надо!

- Кто ж мог знать, что задержимся, - проворчал Кусков. Ткнул пальцем в прорвавшееся небо: - Теперь пресной воды всем хватает! - и обернулся к Сысою. - Подраться хотел? Подбери десяток стрелков и закрепись на холме. Следом и мы подойдем.


Во время отлива к высотке можно было подойти окружным путем по берегу или напрямик из лагеря, через падь, поросшую кустарником. Один рывок - и там! - решил Сысой. Он думал, что акойцы не успеют понять маневр. Но из зарослей выскочило полсотни вооруженных ружьями и копьями воинов. Голый индеец спустил курок колесцового мушкета. Брызнули искры, но выстрела не последовало. Небрежность к оружию дорого обошлась и другим. Одиноко ухнула самоковка, громыхнул мушкет. Нападавшие неуверенно метнули копья. От них партовщики увернулись. Лишь неповоротливого алеута стрела с костяным наконечником чиркнула по щеке.

"Не поленились же с ночи сидеть под дождем, выжидая удобного для нападения случая?!" - удивляясь, подумал Сысой. Одно за другим безотказно прогрохотали полтора десятка ружей отряда. Засада бросилась врассыпную, оставив убитых и раненых. Тойон с Ледового пролива споткнулся о скользкий камень и ударился затылком.

Отряд перезарядил ружья, стал выбираться из пади, по порядку стреляя с колен и отходя. Нападавшие не могли головы поднять. Пороховой дым потек над кустарником. Сысой схватил вращавшего дурными глазами тойона за волосы. Тот пришел в себя, рванулся, но был сбит с ног и связан. Индеец завыл, подгоняемый пинками, полез на холм. Улучив момент, он бросился со скалы вниз головой и разбился о камни.

Не успев отдышаться на высотке, топорами и прикладами отряд стал зарываться в камни, устраивая окоп. В это время лагерь Кускова сложил вещи в байдары и двинулся к черте прибоя. На него, как воронье на поживу, бросились индейцы из селения и из пади. Две большие акойские лодки гребли к "Ростиславу". И только якутатский тойон Николай со своими воинами оставался в стороне.

Сверху партия видна была как на ладони. Кусков успел выстроить промышленных. Те, прикрывшись байдарами, ощетинились штыками. Нестройные выстрелы нападавших не нанесли урона. Но дружный залп партии повалил на землю десятка полтора воинов. Второй и третий залпы обратили в бегство огромную толпу. Ухнули фальконеты "Ростислава", защелками выстрелы ружей. Коновалов, Антипин и Лукин с алеутами отбивались от полусотни акойцев на воде. И вдруг прямо в лодке разорвалась граната, пущенная чьей-то верной рукой из пушки. Это была единственная граната, хранившаяся на крайний случай. Через мгновение индейцы барахтались в воде. Вторая лодка, подобрав тонущих, стала отходить к селению.

Партия Кускова, не растягиваясь на большое расстояние, торопливо челночила груз к воде. Индейцы еще раз неуверенно атаковали с берега, но были отбиты. И тогда они бросились к лодкам, решив побить врага на воде. Но тут отряд тойона Николая стал палить по сородичам из ружей. "Перессорил-таки Кусков колотых!" - рассмеялся Сысой.

Якутаты пригнали свои байдары к высотке. Размахивая ружьями, чтобы по ним не стреляли, отправили безоружного тойона заложником к Сысою с Васькой. Вскоре их отряд наравне со всеми стал рыть окопы, таскать дрова. Переметнувшиеся индейцы привели с собой двух плененных тойонов, из селений, особо оскорбивших их.

У Кускова кончался пороха и он медлил спускать отряд на воду. К "Ростиславу" была отправлена быстроходная двулючка с алеутами-гребцами. Волна в устье реки поднималась все круче. Но юркая байдарка легко скользила по гребням, подгоняемая отливом. Индейцы кинулись ей наперерез, но догнать на воде алеутов по силам только акуле. Байдарка пристала к борту судна. Лодки нападавших болтались на волне, недосягаемые для пуль ни с высотки, ни с "Ростислава".

Кутер, стреляя из фальконетов, насколько мог, подошел к берегу. Двулючка с флягой пороха оттолкнулась от борта. Коновалов, боясь посадить судно на мель, стал менять галс. Алеуты увидели, что наперерез несутся две большие лодки, но пренебрегли опасностью. Григорий спохватился поздно. Сысой заскрипел зубами и стал забивать в винтовку лучшую пулю. Целился он долго, а тойон Николай бормотал на ухо:

- Шаман, стреляй... Шаман!

Если и стрелял когда-нибудь Сысой на такое расстояние, то неудачно.

- Шаман, стреляй, - бормотал тойон.

Индейцы перехватили двулючку, вынужденную грести против волны. Алеуты пытались отбиться, размахивая веслами. Одного схватили за камлею. Он вырвался, прыгнул за борт и пошел ко дну. Сысой увидел порох в руках акойцев и спустил курок. Державший флягу согнулся вдвое. Тойон Николай завыл и стал плясать. Индеец, державший двулючку за борт, выпустил ее, подхватив раненого. Алеут изо всех сил налег на весло и через мгновение оторвался на несколько саженей. Вторая лодка с "лысым" акойским шаманом кинулась следом. Но теперь силы были равны: все гребли против волны. Сысой торопливо перезаряжал винтовку.

- Шаман, стреляй! - кричал тойон Николай.

Коновалов наконец справился с маневром. Кренясь на борт, пошел прямо на индейские лодки. С полубака прогрохотала пушка, пустив столб дыма по воде. Два ядра, скованных цепью, снесли корму лодки, в которой была фляга с порохом, с воем понеслись дальше, высоко подскакивая на гребнях волн. Шаман, с солидной плешью от содранного когда-то скальпа, и два десятка гребцов очутились в воде. На холме плясали якутатские индейцы, переметнувшиеся к партии Кускова. На судне, как черт у котла, с фитилем в руке, прыгал Антипин. Вот "Ростислав" снова развернулся, едва не коснувшись мачтой гребня волны, и пошел на безопасную глубину.

Сысой спустил курок ружья, аккуратно обмотал ружье промасленной кожей. Пленные тойоны со связанными руками угрюмо сидели под дождем. На холме развели костры. Партия Кускова на байдарах наконец-то подошла к лагерю.

- Чем тебя так обидели акойцы? - спросил Сысой ликующего тойона Николая.

- Лысый шаман сказал, что жена Бырымы - дочь калги из племени Собаки, - глаза его сверкали гневом.

- Обидно! - кивнул Сысой.

Найдя в "косяке" понимание, тойон Николай стал азартно углублять окоп. Здесь уже можно было лежа укрыться от пуль и вести стрельбу.

Дождь перестал лить так же неожиданно, как и хлынул. Усилился ветер. Круче стали волны. "Ростислав" поплавком скакал среди них и вынужден был бросить второй якорь. Облепив разбитую лодку, индейцы кое-как добрались до берега и пустились в пляс, показывая флягу с порохом. Собрав полторы сотни воинов, они тут же двинулись на приступ с трех сторон. Черные облака ползли по небу. Отряд Кускова выбрался на холм, слегка обсушился и стал готовиться к обороне.

- В стрельбе из лука нет равных якутатским колошам! - Кусков льстил тойону Николаю. Тот от гордости чуть не лопался. Но когда узнал, что передовщик хочет забрать у него порох и пули, стал торговаться. И все же они договорились: порох и пули Кусков отдал лучшим стрелкам. Остальные примкнули ножи к стволам или с копьями ждали боя.

По убылой воде высадившись на обсыхающий берег, индейцы начали стрельбу по высотке. С других сторон тоже подступили отряды и палили с четверть часа. Пули рикошетили по скалам, со шмелиным воем уходили вверх, не причиняя вреда осажденным. Поскольку ответной стрельбы не было, индейцы с победными воплями кинулись на холм. Загрохотали фузеи, мушкеты и штуцера - наступление захлебнулось. Тут из окопа выскочили чугачи, кадьяки и алеуты, за ними переметнувшиеся якутаты. С тесаками и копьями бросились на нападавших. Те побросали ружья и разбежались.

Кусков не дал пролить много крови, остановив свою партию и воинов тойона Николая. Они собрали ружья, пороховницы, крикнули засевшим за камнями мятежникам, чтобы те забрали убитых и раненых. Не прошло и часа, как показался тойон Павел без перьев на голове, с крестом и медным Российским гербом на груди. Он крикнул, что хочет говорить с Кусковым. Его пропустили одного, без почетного караула. По лицу тойона видно было, что партия эту стычку выиграла: в лагерь пришел индеец, столь отличный от прежнего заносчивого тойона, что трудно было не ответить на его предложение снова устроить мир, вернуть пленных и разменяться заложниками.

Кусков потребовал украденные байдары, одеяла и утварь. Тойон Павел смущенно ответил, что не знает, где все это. Гости с Якобиевого острова уехали, с Ледового пролива собираются уплывать. У кого что - надо разбираться. Когда партия будет возвращаться с промыслов, акойцы все вернут.

Кусков, конечно, не верил ни одному слову тойона, но даже обещания ему было пока достаточно. Передовщик для острастки постыдил акойцев за мятеж и вернул пленных. Павел осмелел, стал торговаться, пытаясь всучить заложницей юную дочь, поскольку девок русские не убивали в отместку за измену. Но Кусков настоял, чтобы ему выдали сына и племянника. Договорились при этом, что акойцы заготовят для Кадьяка двадцать бочек сивучьего жира и лавтаки по бостонским ценам в обмен на одеяла, табак, бисер.

При последнем штурме стрела с костяным наконечником воткнулась Сысою в плечо. Он потянул ее, в глазах потемнело. Тойон Николай, со знанием дела, разорвал парку, надрезал кожу рядом с наконечником, выдернул стрелу, выдавил черные сгустки крови. Сысой зубами надорвал патрон и присыпал рану порохом. Скинув кушак, перетянул плечо.

Погибших хоронили на высотке в самом глубоком из окопов. Положили в них павших без гробов, сняв с тел все пригодное для носки и обернув их старыми лавтаками. Крест вытесали большой и крепкий из сырой ели, по обычаю вырезав на нем надпись "Земля Российского владения".


Чуть стих шторм, партия ушла к югу, не задерживаясь возле акойского селения. "Ростислав" качало на волне. Сысой лежал в каюте, то, впадая в забытье, то просыпаясь. Озноб менялся на жар, от которого выступала испарина на теле. Больно стучала кровь в плече. Почудилось ему, что мелькнул вдали "Феникс". Как ночная птица, выскочил из тьмы, обдал запахами, звуками и пропал... Как при болезнях в детстве, явилось видение хмурого непрожитого дня. В сырое небо Русской Америки поднималась высокая мачта флагштока. На ней завис мокрый Компанейский флаг. Сысой раздраженно дергал и дергал за фал, желая спустить его и было ему от того тошно и муторно...