Олег Слободчиков – Заморская Русь
| Вид материала | Документы |
- Олег Слободчиков по прозвищу пенда, 6268.35kb.
- Уважаемые отец Олег, Олег Александрович, Михаил Иванович, представители духовенства, 120.22kb.
- Тема : Узагальнення з теми „Княжа Русь Україна, 48.74kb.
- Первые Киевские князья, 99.29kb.
- Е. Е. Пронина, В. В. Абраменкова, В. И. Слободчиков. Заключение медиапсихологической, 658.14kb.
- Программа вступительного испытания по предмету «История» Тема Древняя Русь (до ХIV, 24.7kb.
- -, 574.37kb.
- Прокуратурой Асекеевского района проведена проверка исполнения законодательства о несостоятельности, 98.97kb.
- О. П. Федорова Допетровская Русь. Исторические портреты. Ольга федорова допетровская, 3780.49kb.
- Итоговый тест по теме "Киевская Русь", 58.28kb.
-... Вон тот остров видите? - спросил Филипп, указывая веслом на скалу с плоской вершиной, торчащую из воды на пять-семь саженей. - Там собралось их как муравьев. Наши через толмача просили заложников. А они подплыли на байдарах и давай кричать, чтобы убирались навсегда.
Двенадцатого августа в полночь они напали на галиоты. Вахта не дремала. Ружейными залпами мы их отогнали. У нас никто не был даже ранен в стычке, только борта галиотов утыканы стрелами. Вскоре прибыл на судно перебежчик-алеут, бывший у кадьяков калгой. Сородичи его не признали, презирая, что живым дался в плен. Остался он у нас и сказал, что засевших на камне около четырехсот человек, они ждут подмоги от других селений.
Галиоты подошли к острову и стали палить из пушек. Утром мы высадились на него и нашли там только пятерых раненых. Ни одного покойника не было. После узнали, что убитых осажденные побросали в море. Наши промышленные высадились на мысу. Дикие собрались с силами и опять напали. Мы отбились и взяли в плен сто человек. Доброй волей вернулся тот кадьяк, которого привезли на галиот первым. Он сказал, что сородичи во всем винят его и всюду гонят. Так и остался он среди нас, жил долго, без измены. И еще сказал, что кадьяки считают русских чертями, явившимися из моря, будто мы умеем превращаться в огненные стрелы.
Гришка Шелихов это все на ус намотал, стал пускать всякие слухи... Велел высверлить в камне дыру, набил ее порохом, вставил ружейный замок, от него - веревку, наговорил пленным небылиц и взорвал камень на их глазах. Потом отобрал из них сорок здоровых мужиков, два десятка детей взял в заложники, остальных отпустил с подарками. Пленным дали сети и заставили ловить рыбу.
Как раз здесь и было все! - кивнул на берег Сапожников.
- Царствие небесное, конечно! - перекрестился желчный Антипин, оторвав руку от весла. - Бог все видит! Только я никак не пойму, отчего все талдычат: Шелихов да Шелихов... Мухоплев, Зайков Потап, Деларов - задолго до него были уже в Чугацкой губе, а Бочаров с Измайловым и вовсе, когда еще ходили к тем местам, где чириковские шлюпки пропали!? А вот ведь, молебен по Шелихову служили, даже Баранов его хвалил...
Сапожников, сидевший впереди, обернулся к нему с насмешливыми глазами.
- И Мухоплев и Зайков с Деларовым из Чугацкой губы еле ноги унесли, все, кто до нас к Кадьяку приставали, ни с чем отсюда уходили. Силой тогда кадьяков переломить не могли. Гришка же хитер был, как бес, и всем последующим показал, как надо с ними ладить.
В те поры среди кадьяков были непрестанные войны. Одно селение с другим воевало, родственники друг на друга нападали, мужчин убивали, женщин и детей брали в плен... Шелихов хотел их главного тойона наказать за то, что его люди не хотят работать на нас. А он и говорит: "Я смерти не боюсь, хочешь проверить - вели ударить меня копьем в сердце! Но не позорь побоями!" Тут Гришка и смекнул, чем напугать можно. А потом тот же тойон сказал ему. "При косяках мой народ не убивает друг друга. Это мне нравится. Не хочется, чтобы не было кадьяков!"
Гришка некоторых крестил, оказывал им почтение и помощь. Крещеные стали презирать своих диких сородичей, а те - их. Детей брал в школы, для их же и для своей пользы. Чудеса все показывал: на ночь выставлял лампу Кулибина, а кадьяки думали - он солнце крадет... Захочет и не выпустит утром. Так, одних лаская, других наказывая, разделил всех надвое.
Потом кенайцы тойона Шуяха напали на Афогнак, он послал туда тридцать русских, алеутов и кадьяков и выбил колошей с острова. После него и Сомойлов с Деларовым, и Коломин с Коноваловым, и Баранов, - все, как по-писаному, приводили диких к повиновению по его научению.
Шелихов же прожил здесь два года и стал собираться в Охотск по своим купеческим делам, оставив вместо себя Сомойлова-старшего. Как раз двадцать второго мая 1786 года он вышел отсюда на "Трех Святителях" и в двух милях от острова встретил идущий к Кадьяку "Святой Михаил"...
В Разбитовском селении, где, по догадкам Сапожникова, жил китобой, промышленные остановились и стали снова гоняться за китами. Сысой, будучи легче своих спутников на ногу, стрелял коз. Однажды на небольшом острове он увидел со скалы, как знакомый кадьяк выполз из-под камней и заложил за собой вход. Едва тот уплыл на каяке, Сысой подобрался к примеченному месту, откинул камни и оказался в пещере, набитой трупами. От иных остались одни иссохшие черные кости, другие были вздуты и смердили. У входа лежала горка свежей рыбы, которую принес кадьяк для "корма" мертвым.
Не в силах терпеть вонь, Сысой выскочил из тайника и заложил вход камнями. Филипп обрадовался, узнав, кто хозяин мертвецов и пошел разговаривать с ним, с известным колдуном, по прозвищу Калпак. К вечеру он вернулся, сказав, что убедил колдуна добыть кита. Его сородичи, как только поняли, что русские знают, кто "прокормщик", так перестали о нем молчать. Они рассказали, что Калпак получил покойников в наследство от отца, а тот от деда. Что он собирает человечий жир с гниющих трупов, мажет им наконечники своих стрел.
Колдун, которого сородичи побаивались и сторонились, никого с собой на промысел не взял. Не взял он и русских. Привязав к байдарке связку гарпунов длиной в десять футов, к концам которых были привязаны пальцы, уши и другие человечьи органы, поплыл на ветер, держась подальше от намеченной жертвы. Часами он не двигал веслом, болтаясь на воде вдали от кита, и только к вечеру оказался рядом с ним. Калпак бросил гарпун и тут же стал грести к берегу. Раненый кит скрылся под водой.
Вскоре наступили сумерки. Ни с кем не разговаривая, колдун уединился в маленьком шалаше и сидел в нем на корточках три дня, изредка вздыхая как раненый кит. Сородичи сказали - это для того, чтобы кит спокойно умирал и был прибит к берегу. На четвертый день Калпак вышел из затворничества, поплескавшись в студеной воде, закричал "Я - жив!". Потом он поплыл к месту, где ранил кита, и нашел тушу возле берега. Это был большой кит - тридцати пяти футов от хвоста до рта. После полагавшихся плясок, добытчик вырезал ножом то место, где застрял наконечник гарпуна, и бросил его воронам. Тушу стали разделывать. Калпак указывал, кому какие куски взять, что отделить для Компании.
Загрузив байдары мясом и жиром, в сопровождении нескольких знакомых партовщиков, промышленные отправились в Павловскую крепость и сдали добычу Кускову. Сысой с Филиппом, не теряя времени, пошли домой через гору.
Через неделю к Чиниакскому заливу подошла сельдь. Жители острова были спасены от голода. Носились по заливу байдары, черпали и черпали из серебристых от рыбы волн, варили, солили, пекли, складывали на берегу копнами. Выползли больные из казарм. Вернулись в селения, отощавшие собаки. Разжиревшие вороны и чайки с важным видом расхаживали под ногами людей, не уступая дорогу.
На Сорок мучеников в Павловскую бухту вошла компанейская галера. Двое стрелков под руки свели на причал Баранова, скрученного болями в пояснице. Доклад Кускова он выслушал полулежа среди одеял и подушек в своей крепостной избенке, где жила крещеная индианка с двумя прижитыми от него детьми. Принарядившись в длиннополое барское платье, она накрывала стол, раздувала огонь в печи.
Робко светило солнце, то и дело скрываясь за ползущими с востока облаками. Сорок жаворонков натужно несли весну на своих крыльях. Но вот приползла брюхатая, черная туча, накрыла остров мокрым боком и погасли зайчики, блиставшие на меди котла.
Жуткий рев раздался из полуземлянки правителя. Наружу выскочил простоволосый Кусков, черпнул бобровой шапкой грязи из лужи и кинулся обратно.
- А-а-а! Сука колченогая! А-а-а! Стерва лупоглазая! - кричал больной правитель.
Передовщик Леонтий Ногаев, сменившийся из караула, проходил мимо с фузеей, услышав рев, вбежал в распахнутую дверь. Дальше печки в землянку он протиснуться не смог и вышел оттуда с красным лицом.
- Что такое? - обступили его промышленные.
Ногаев только странно вращал глазами и бормотал:
- От ети ее, - а собравшись духом, пролепетал: - Кажись, колошка Бырыме муди обварила, чтобы не блядовал...
- Ну и стерва! - ахали промышленные, сами не первый год живущие с индианками и эскимосками. Знали, что бабы эти скрытны и мстительны, но не настолько же...
Из землянки опять выскочил Кусков и крикнул:
- Жиру несите!
Быстро принесли рыбьего жира, передали за дверь. Толпа возле избенки прибывала. Кое-кто уже требовал посадить колошку в казенку и заковать в железо, чтобы другим неповадно было.
- Ничо, может, еще заживет! - вышел приказчик Бакадоров и пристыдил Ногаева: - Чего трепать-то, ботало! Девка-дура напялила барское платье, с котлом в руках ступила на подол, упала и кипятком прямо на ногу Андреичу. Скачет теперь болезный, сразу поясница отпустила...
Повисев над крепостью, черная туча поползла на запад, и вскоре заблестело солнце. Со смотровой башни закричали, что видят в море парус. С батареи дали сигнал. Кусков, опоясавшись поверх потрепанного сюртука кушаком, вышел на причал. Из крепости валил и валил народ, бросив правителя и его девку.
Затаив дыхание, ждали транспорт. Но в бухту вошел бриг "Интерпрайз" под звездным флагом Соединенных Штатов. Гости встали на рейде, спустили шлюпку и подошли к берегу. Джеймс Скотт - капитан и служащий Гудзоновой компании просил разрешения пополнить запас пресной воды, торговать мукой, чаем, сахаром. Бриг побывал на Ситхе. Капитан передал Кускову донесение Медведникова.
Справившись о ценах, Кусков настороженно заводил глазами: они были высоки, но приемлемы при нынешнем положении. Посоветовавшись с Барановым, он купил самое необходимое и расплатился компанейскими мехами. Промышленные меняли паевые меха на муку, табак и ром. Служащие Гудзоновой компании предлагали наладить регулярный торг с Кадьяком по твердым ценам.
Купленного припаса хватило на неделю. Но долго вспоминали добрым словом Гудзоновских купцов.
В конце мая на Кадьяк вернулся Григорий Поторочин, без Куликалова, оставшегося на Уналашке, и без Баламутова.
- Что так долго? - простонал Баранов, лежа среди одеял и подушек.
Поторочин, облепленный чирьями, просипел:
- Шторма! С ноября как началось, почти не стихало... По месяцу на островах ждали погоды.
Шея его не двигалась. Как волк, он оборачивался всем туловищем, глядя исподлобья.
- Ларионов велел передать, что "Феникс" прошел мимо Уналашки еще в марте прошлого года. Одного груза было на полмиллиона рублей, восемьдесят промышленных, Владыка, монахи Стефан с Макарием... Смотри-ка, - протянул доску.
- Господи, помилуй! - опасливо перекрестился правитель. - Это же с надстройки "Феникса"
- Еще кнехт выбросило на Уналашке. Тоже с него, - Поторочин вздохнул, глядя мимо правителя. - Остатки "Симеона" нашли прошлый год на Прибыловых островах.
- Царствие... - потянулся было щепотью ко лбу правитель. Поторочин остановил его жестом.
- Я тоже сперва так подумал, а под Унимаком видел его...
- "Феникс"? - удивленно вскрикнул Баранов.
Поторочин мигнул, не имея возможности кивнуть одеревеневшей шеей. Отвел взгляд.
- Не я один. Половина моих стрелков - свидетели. Был туман на море, потом чуть разъяснилось. Добыли мы мяса и готовили припас на берегу. Баламутов на однолючке гонялся за раненой нерпой. Кричали ему, чтобы вернулся, да куда там, - хрипло вздохнул передовщик. - Вдруг является из тумана корабль. Глянул я в трубу, а это "Феникс". Баламутов тоже увидел его. Пока мы байдару готовили, он уже подплыл к борту, видно, кричал, но никто не отозвался, трап ему не подали. Глядим, подплыл к носу, зацепился за трос и выбрался на борт. Сам я видел, как он стоял на баке. Тут туманом их накрыло.
- Дальше-то что? - спросил Баранов, яростно накручивая на палец ус.
- Все! - просипел Поторочин. - Байдару Баламута мы нашли на мысу возле Карлука: прибоем ее выбросило.
- Спаси и помилуй! - удивленно замигав, перекрестился правитель. - Должно быть, - морок. Маются мытари неотпетые.
Поторочин поморщился, повел в сторону туловищем с недвижимой шеей.
- Может, и морок, - прохрипел. - А может быть, плутают... Помнишь "Предприятие Святой Александры..."? Сколько лет носило по морям?
- С нашими-то навигационными специалистами!? - засомневался Баранов.
- Коли судьба кривая - никакая наука ее не выправит, - вздохнул Поторочин. Он помолчал и добавил с печалью: - Скажи монахам, как знаешь, а те пусть думают - отпевать или еще что делать.
- Постой-ка! - спохватился Баранов. - Помнишь, на Ситхе матрос с "Екатерины" говорил, что видел "Феникс" возле Александровского мыса? Мы еще удивлялись, откуда на нем быть беглому Макарию? Выходит, правда?
- Сказывали, что Макарий с киселевскими алеутами и с самим купцом ездил в Петербург к царю. Киселев, ясное дело, жаловался на Монополию, отец Макарий, говорят, не в себе был, все пророчествовал о погибели всех русских за морем, о беде, грядущей на Русь. Из Петербурга отправили преподобного в якутский монастырь. Там, на обратном пути, подобрал его Владыка. Видать, было отцу Макарию Откровение, да не верил никто.
Только к концу июня на Кадьяке смогли снарядить галиот с припасом для Нучека, Якутата и Ситхи. "Екатерина" под началом штурмана Потажа готовилась выйти в море. Но на Аграфену-купальницу пошла вдруг волна с белыми гребнями, с разбойным посвистом задул ветер.
- Ишь, полезла нечисть на лысую гору, плясать для Самого... - глядя в море, говорили промышленные. - Ждать надо. Под Купалу много нашего брата пропало в море - заморочит, защекочет нечисть и потопит ... Не раз так было.
А в море показались паруса корабля, которому не страшны были ни волны, ни ветра, ни силы темные. Громыхнул фальконет на сторожевой башне. Баранов на костылях выполз из своей избенки, задрал голову.
- Похоже, "Юникорн" идет! - крикнул караульный. - Собирается галс менять, в нашу бухту поворачивает. Запустить?
- Чего не запустить старого друга? Вдруг с товаром, - пробормотал правитель.
Но на башне удивленно вскрикнул Кусков, глядевший на корвет в подзорную трубу:
- Андреич, наши на шканцах... Тараканов, Батурин, Плотников, кадьячки и кадьяки...
Правитель подергал ус, думая, что бы это могло значить? Гремя костылем, вернулся в дом. В тяжелом предчувствии колотилось сердце в груди, на лбу выступил пот. Баранов сел на прежнее место, двумя руками поднял и уложил на подушки больную ногу.
Фрегат с обычным проворством вошел в бухту и скинул все паруса. На гроте, растопырив руки, крутился и выплясывал повешенный индеец. Бросив якорь, корабль закачал мачтами, приветствуя жителей острова. Завертелся волчком, заскакал повешенный.
Кусков и Бакадоров в окружении десятка промышленных вышли на причал. С фрегата спустили шлюпку. Матросы разобрали весла, разом опустили их на воду. Вскоре на берег вышел рыжий помощник капитана с тощей косицей на затылке. За ним прыгнул на песок белокурый толмач с глазами, не знающими совести. Один залопотал, другой стал переводить, что, подойдя для торга к Ситхе, увидели они на кекуре, где прежде стояла палатка правителя, белого человека, взывавшего о помощи. Из-за реки по нему стреляли индейцы из ружей. Верные долгу, моряки "Юникорна" спустили шлюпку, десять вооруженных матросов стали грести к кекуру и под пулями индейцев сняли несчастного со скалы. Вскоре с корабля снарядили еще одну шлюпку и подобрали на другой стороне залива несколько алеутов. Шлюпки подошли к месту русского селения, оно было сожжено. Вокруг валялись обезглавленные трупы. От пушек осталось шесть медных слитков. Имея христианское сострадание, всех убитых матросы предали земле, расплавленные пушки доставили на фрегат.
Дабы вызволить несчастных из плена, пришлось испортить отношения с выгодным клиентом. В настоящее время на корабле трое русских, восемнадцать кадьяков с алеутами и шесть детей. Зачинщик погрома, тойон Михаил, наказан, - помощник капитана указал на рею, где покачивался мертвец. - Мистер Барабер надеется, что старый друг, господин Баранов - джентльмен и хотя бы частично возместит убытки от несостоявшегося из-за русских торга, а также по содержанию пассажиров, принятых на борт голыми.
Помощник капитана вынул из-за обшлага сюртука список спасенных, счет расходов и убытков. Сумма составляла, без малого, пятьдесят тысяч пиастров в переводе на деньги испанских владений.
Ни одна жилка не дрогнула на лице Кускова. Он принял бумагу, не глядя, передал ее Бакадорову.
- Могу я поговорить со спасенными? - спросил хрипло.
- О, пожалуйста! - помощник капитана указал на ждавшую его шлюпку.
- Развлеките гостей! - бросил Кусков через плечо дружкам и шагнул в шлюпку фрегата.
Он вернулся через час, раскланялся с помощником капитана, тут же отбывшим на "Юникорн", и пошел к правителю для доклада.
Баранов сидел среди подушек, опустив голову с набухшими до синевы веками. Обваренная нога была задрана на лавку, усы обвисли по подбородку. Кусков взглянул на него и испугался, не умер ли.
- Ну, что, Ванечка? - пробормотал Баранов, не открывая глаз. А когда разлепил набухшие веки - скользнули по Кускову тусклые глаза старца.
- Поговорил со всеми, - сказал тот, снимая шапку. Глянул на образа, вздохнул, перекрестился и сел напротив. - Захар Лебедев в карауле стоял при казарме. Внизу были пушкарь Темакаев, Кабанов, Овдин и англичанин с "Юникорна". Медведников, Наквасин, Шмелин, Чумляков - на верхнем этаже. Плотников, Мартынов, Клохтин - во дворе. Остальные разъехались: Тараканов нерп стрелял. С ним Кузьмичев и Изохтин были. Афоня Кочесов с Карповым за сивучиной уехали, Василий Кочесов, Еглевской, Зырянов, Кунивской - рыбачили...
Да ты слушаешь ли, Александр Андреевич?
Тусклые глаза приоткрылись.
- Всю жизнь неразлучны были Кочесовы, - прошептал Баранов с хриплым комом в горле, - а напоследок разъехались... Сон мне был. Молодых их видел, красивых. Ругал, что нашли богатый остров, а мне не сказали. Вон к чему все...
- Девка колошская, что у Кузьмичева прислугой была, выждала, когда в крепости будет мало народа, и донесла своим. Набежало диких и крещеных колошей до полутора сотен, все с ружьями. Захара Лебедева сразу застрелили. Плотников успел в лес убежать. Кто рядом с казармой был - заперлись. Колоши подступили, стали дверь и ставни рубить, во все щели стрелять. Медведников вниз спустился, его тут же ранили. Он наверх уполз. Те, что на втором этаже были, закрылись и стреляли через бойницы. Колоши дверь в казарме выломали. Кинулись внутрь. Раненый Темакаев из единорога картечью пальнул по ним в упор. Промышленные выбили их из сеней, но колоши казарму с трех сторон подожгли. Наши, те, что внизу были, стали наверх стучать, чтобы впустили. Им не открывали. Шанин дыру в потолке прорубил, а оттуда огонь брызнул. Медведников уже сгорел, должно быть.
Плотников из лесу видел, что Наквасин прыгнул с верхних перил, побежал, но споткнулся. Его догнали четверо, подняли на копьях, приволокли к казарме и отрубили голову. Потом Кабанов прыгнул - закололи и его. Другие промышленные только выскакивали из огня - их тут же убивали, - перекрестился Кусков. - Тел, говорят, много вокруг казармы лежало да опознать трудно было. Только Кабанов цел, остальные обезглавлены и обожжены. Утром еще, говорят, коровы ревели, копья по земле волочили, что грабители для забавы в скотину повтыкали.
Тараканов говорит, услышал стрельбу, кинулся к байдаре, из-за острова выскочили колошские баты и давай палить из ружей так, что головы поднять нельзя было. Изохтина и Кузьмичева застрелили на месте. Кадьяков и алеутов били в упор. А его за англичанина приняли - выбрит и в камзоле. Побили, одежду содрали. Из-за черного матроса между собой передрались. Тимофея бросили в лодку и увезли в жило, даже не связав. Смеялись: русские - плохие, другие белые и вовсе дерьмо. Должно быть, надеялись за него выкуп взять.
Где остальные - одному Богу известно. Наверное, есть живые в плену, по лесам еще прячутся...
- Погибли Кочесовы, - опять пробормотал правитель. - И Медведников погиб...
Кусков помолчал, теребя шапку. Так как правитель молчал, осторожно продолжил:
- Плотников три дня в лесу скрывался, кадьячку с детьми нашел. Потом услышал пушку. Думал "Екатерина" подошла. Выскочил на кекур, стал кричать. На рейде против кекура стоял "Юникорн". С борта спустили елбот, Плотникова со скалы сняли и кадьячку с детьми подобрали. На другом берегу залива нашли Батурина с алеутами. К вечеру Барабер сам высадился в Михайловском. Всех погибших похоронили.
Через три дня к фрегату подошли колоши на батах: тойон Михаил с племянником Котлеяном, с ними девка кузьмичевская. Спрашивали, есть ли на борту русские. Если есть, то торговать не будут. Барабер заверил их, что русских нет, как-то сумел заманить на корабль и заковал в железо, требуя привезти всех пленных. Грозил ситхинцам повесить тойона с племянником и с девкой. Несколько раз надевал им на шеи петли, угрожал увезти на Кадьяк. Тут подошли еще два аглицких судна, дали залп по колошским лодкам, уцелевших взяли в плен.
Ситхинцы привезли им Тараканова, четырех девок и несколько мешков с бобрами. Барабер выпустил кузьмичевскую девку. Потом перегрузил в трюм несколько лодок с мехами и отпустил Котлеяна. А когда колоши сказали, что больше у них нет ни пленных, ни мехов, он тойона Михайлу повесил у всех на виду. Не сторговался!
- Ловок! - пробормотал Баранов.
Кусков снова замолчал, теребя шапку. Молчал и правитель.
- Что делать будем, Александр Андреевич? Барабер ждет выкуп, и наши у него томятся. Пятьдесят тысяч пиастров требует. Деньги большие. Корабль с грузом купить можно.
Веки управляющего поднялись, усы поползли вверх, сам он стал выпрямляться, в глазах блеснул свет.
- Хрен ему на рыло! - сказал оживающим голосом. - У нас в казеннике одних бобров было тысяч на сто ассигнациями...
- Так что сказать?