Культура японии
| Вид материала | Документы |
- Японская культура является неповторимым самобытным явлением не только в контексте общемировой, 253.5kb.
- Машиностроительный комплекс Японии. Автомобилестроение объем и структура производства., 14.58kb.
- Программа курса «Как вести бизнес с Японией и Японская модель управления бизнесом», 84.69kb.
- Экскурсионно-ознакомительная программа в гг. Ниигата, Тояма, Такаока, посещение парка, 47.33kb.
- Реферат по мировой художественной культуре. Тема : «культура и традиции современной, 420.58kb.
- Страны азии и африки в 1870-1917 гг. Капиталистическое развитие Японии в последней, 957.41kb.
- Этнология Восточной Азии; История стран Азии и Африки кореквизиты: История стран Восточной, 410.35kb.
- Проект Харуки Мураками: аутсайдер, его стиль и поиски утраченного времени биография, 3659.4kb.
- Мифология Японии поистине уникальна, 160.62kb.
- Американская культура, 3238.88kb.
А как раз была пора четвертой луны. По обе стороны дороги вишневые деревья стояли в полном цвету. А дальше открылась перед путниками глубокая долина, и бежит там горный поток. Склонились над стремниной цветущие ветви.
Стала невеста просить:
– Посмотри, как прекрасны вишневые цветы! Сорви для меня ветку, прошу тебя.
Захотела обезьяна исполнить желание невесты.
– Хорошо, мигом сорву! – и полезла на дерево. Сорвала нижнюю ветку.
Девушка, стоя под деревом, крикнула:
– Теперь сорви для меня ветку, что растет повыше.
Лезет обезьяна вверх, а невеста все просит сорвать то одну, то другую ветку.
Вот осталась самая верхняя, тонкая, ветвь. На спине у обезьяны тяжелая ноша, ветка и подломилась. И полетела обезьяна вниз, в горный поток! Тяжелая ступка потянула ее на самое дно.
Утопая, сложила она предсмертное стихотворение:
Погибнуть не страшусь.
Я – только обезьяна,
Но жизни мне не жаль.
Одно меня печалит:
Мне жаль моей невесты
А девушка, радостная, вернулась домой.
(Легенды и сказки Древней Японии. С. 196–198)
^ Дворец королевы кошек
У огневой горы Асо несколько вершин. Одна из них зовётся Нэнодакэ – Кошачьей горой.
В старину жила на её склоне королева кошек. Каждый год в ночь накануне праздника Сэцубун собирались к ней с поздравлениями все почтенные кошки из соседних селений. В это время повсюду на этой горе можно было услышать кошачье мяукание. Иные даже видели торжественное шествие кошек.
Как-то раз шёл там по тропинке один запоздалый путник. Начало уже смеркаться. Как ни торопился он, а до конца пути ещё было далеко. Кругом одни пустынные луга тянутся, сухой ковыль шуршит.
Путник уже был не в силах ни повернуть назад, ни идти дальше, так он устал. Жутко у него было на душе, да и голод давал себя знать. Сел он на тропинке посреди высокого ковыля и начал растирать одеревеневшие от ходьбы ноги.
– Ах, если бы где-нибудь здесь найти приют на ночь! – вздохнул путник. Солнце зашло за края гор, и вокруг сразу потемнело.
Вдруг слышит он где-то над собой человеческие голоса.
«Значит, тут неподалеку есть жильё», – подумал путник. С трудом поднялся он на ноги и заковылял в ту сторону, откуда слышались голоса. Вскоре увидел он высокие ворота, а за ними великолепный дом.
«Кто бы мог подумать! Здесь – в такой глуши – и такие богатые палаты! – удивился он. – Может, пустят меня переночевать на одну ночь…»
И путник смело вошел в ворота. У входа в дом он окликнул хозяев. Выглянула на его зов какая–то женщина, как видно, служанка.
– Я сбился с пути, а на дворе уже темно. Позвольте мне переночевать здесь.
– Милости просим, – ответила женщина тихим ласковым голосом. – Заходите в дом, – и провела его во внутренние покои. Оставшись один, путник вытянул свои усталые ноги и снова начал растирать их. Голод всё сильнее мучил его. Подождал он, подождал и снова позвал хозяев.
Тут вышла к нему другая женщина и склонилась перед ним в таком низком поклоне, что спина у неё стала совсем круглая.
– Прости меня, но я с самого утра ничего не ел. В глазах темно. Не найдется ли у вас что поужинать?
– Не извольте беспокоиться, сейчас подам. А может, тем временем хотите выкупаться? Горячая вода в чане готова, – услужливо предложила женщина. Указала она ему, как пройти в баню, и удалилась.
Путник, очень довольный, встал с места, чтобы идти в баню. Вдруг вошла в комнату ещё одна женщина, не первой молодости. Поглядела она ему в лицо и ахнула от изумления. Потом, с опаской оглядевшись по сторонам, дружески с ним заговорила:
– Тебе, верно, не в догадку, кто я такая, но я-то тебя сразу признала. Скажи, как ты сюда попал?
Странно это показалось путнику. Незнакомая женщина разговаривает с ним, словно старая приятельница! Начал он ей рассказывать, как заблудился в горах.
Вдруг женщина шепнула ему:
– Сюда вам, людям, ходить нельзя. Здесь для вас гиблое место. Беги отсюда без оглядки, не то пропадёшь!
– А что здесь может случиться со мной плохого? – удивился путник.
Замялась женщина:
– Не хочу я ничего плохого говорить про этот дом. Одно скажу! Скорей убегай, спасайся! – повторила женщина, и так сердечно да ласково! Нельзя было ей не поверить.
– Ну что ж, послушаюсь тебя, уйду, коли так. Но нельзя ли мне сначала хоть поужинать, ведь я с голода умираю. Да не худо было бы и отогреться в горячей воде, – начал было путник, но женщина ещё больше встревожилась.
– Не должна бы я тебе ни слова говорить, но пять лет тому назад, когда я ещё жила у своих хозяев, ты очень любил меня. Бывало, вечером вылезу я из-под плетня по дороге к себе домой, а ты меня и по головке погладишь, и посадишь на колени, и за ушком почешешь. Я не забыла твоей ласки. Ведь я та самая пестрая кошка, что, помнишь, жила у твоих соседей. А здесь дворец нашей королевы. Если ты поешь тут и выкупаешься, то всё тело у тебя обрастёт шерстью и превратишься ты в кота. Понял теперь?
Вконец испугался путник. Поблагодарил он женщину от всей души и бросился бежать, но, видно, успели пронюхать об этом в доме. Погнались за ним по пятам три молодые девушки с ушатом воды.
Бежит путник из последних сил, падая и спотыкаясь. Добежал он до крутого спуска в долину и оглянулся. Видит: вот-вот его настигнут. Не помня себя от страха, помчался он стремглав вниз с горы. Тут схватила одна из девушек черпачок и плеснула на него сверху горячей водой. Но путник уже был далеко. Всего лишь несколько капель до него долетело: одна упала ему на шею под самым ухом, а две-три на его голые икры.
Наконец добрался путник до города, а оттуда благополучно вернулся к себе домой. Первым делом спросил он у соседей, куда делась их пестрая кошка. Ушла, говорят, из дома и не вернулась. Стали подсчитывать, когда она пропала. Оказалось, ровно пять лет назад.
Скоро стал тот человек замечать, что растут у него клочки кошачьей шерсти на шее возле уха и на ногах, всюду, куда попали брызги воды. Часто он говаривал потом:
– Помедли я ещё немного, непременно попал бы в свиту королевы кошек.
(Золотая книга мифов, легенд и сказок Японии. С. 290–293.)
^ Деревянный будда и золотой будда
Жил когда-то бедняк в услужении у богача. И был у этого богача великолепный будда из чистого золота. День и ночь думал слуга: «Ах, если бы у меня был такой будда! Может быть, он послал бы мне лучшую долю. Ведь мой хозяин всегда говорил, что нет на свете ничего сильнее золота». Но при его бедности это была пустая мечта.
Как-то раз пошел слуга в горы рубить дрова и приметил чурбан, немного похожий на статую будды. Принес он его в свою каморку и начал по три раза в день ставить перед ним столик с кушаньем.
– Поешь, мой чурбанчик, а я тебе расскажу, как мне плохо живется.
Так делал слуга многие годы, и все в доме потешались над ним, а хозяин больше всех.
Слуга был честным и работящим. Стал думать богач, как бы заставить его работать всю жизнь даром, и вдруг вспомнил про деревянного будду.
– Придумал! – обрадовался богач и зовет слугу. – Слушай, устроим сумо между твоим божком и моим золотым буддой. Если чурбан будет побежден, то будешь ты мне служить без всякой платы до конца своих дней, а если мой золотой будда даст себя победить – я отдам тебе все мое богатство.
Собрал богач всех слуг и служанок и торжественно поклялся перед ними, что сдержит свое обещание. А бедняк пошел в свою клетушку сам не свой и говорит чурбану:
– Послушай, какая беда над нами стряслась! Трудную задачу задал мне хозяин! Велит тебе победить в борьбе его золотого будду, а не то придется мне даром служить всю свою жизнь. Лучше я взвалю тебя на спину и убегу отсюда.
Божок ему в ответ:
– Полно, не тревожься, не падай духом! Ничего страшного нет. Неси меня к хозяину без страха. Попробую я одолеть золотого будду.
Торопит хозяин слугу скорее устроить сумо. Нечего делать, понес бедняк свой чурбан в парадные покои. Хозяин тоже принес туда своего золотого будду. Слуг и служанок собралось там видимо-невидимо.
Обратился богач к буддам с такой речью:
– Дал я клятву, что если ты, мой золотой будда, победишь, то будет мне служить этот работник даром всю свою жизнь. Если же победишь ты, деревянный будда, то твой хозяин получит все мое богатство. Помните это вы оба! – И с этими словами, взмахнув своим веером, он подал знак начинать борьбу.
И – о диво! – оба будды встали на ноги и медленно, враскачку стали сходиться. Вот они схватились и стали бороться в обнимку. То один одолевает, то другой. Целых два долгих часа длилась борьба! Зрители кричали наперебой:
– Ара! Ара! Ну-ка, чья возьмет?! Глядите! Глядите!
Слуги и служанки старались подбодрить деревянного будду.
– Эй, чурбанчик, держись, не сдавайся! Не сдавайся! Не дай хозяину победить!
У хозяина глаза налились кровью. Он тоже все время кричал охрипшим голосом:
– Золотой будда, не сдавайся! Золотой будда, не отступай!
С золотого будды пот катится градом. Стал он двигаться все медленнее, с трудом и, наконец, зашатался в изнеможении. У хозяина тоже заструился пот по лицу, он побагровел и завопил:
– Золотой будда, не сдавайся! Держись! Тебе ли не воздавали почести в моем доме, тебе ли не поклонялись? Неужели ты поддашься простому чурбану, жалкой деревяшке? Покажи всем, что нет на свете ничего сильнее золота! Ах ты жалкий трус! – И в гневе хозяин стал поносить золотого будду бранными словами, но чем больше он бранился, тем больше слабел золотой будда и, наконец, громко заплакал, застонал и повалился на пол.
Обрадовались слуги и стали засыпать золотого божка насмешками. Потребовали они, чтобы сдержал богач свое обещание. Нечего делать, пришлось богачу убираться вместе со своим золотым буддой. Досталось все его богатство бедняку. Щедро оделил бедняк всех остальных слуг, и пошло веселье в доме, где раньше лились слезы.
Стал богач скитаться по свету. Скоро у него ни одной монетки не осталось. Как–то раз заночевал он в открытом поле и начал со слезами упрекать золотого будду:
– Ах, зачем ты дал себя побороть какому–то чурбану? Из-за твоего малодушия я с позором изгнан из своего дома, и хозяйничает в нем нищий оборвыш. А я-то на тебя понадеялся! Разве не отлил я тебя из чистого золота?
Золотой будда ему в ответ:
– Напрасно ты меня винишь. Пеняй на самого себя! Вспомни, как ты кормил меня! Только два раза в год, по большим праздникам! А слуга делился всем, чем мог, со своим простым чурбаном. Вот и стал чурбан сильнее золота. Горькая моя судьба, что мне такой хозяин достался! Одно мне осталось утешение: стукать тебя по спине на каждой кочке. Узнаешь, сколько весит золото!
Пришлось хозяину нищенствовать до скончания своих дней да еще таскать на спине тяжелого золотого будду.
(Легенды и сказки Древней Японии. С. 246–248.)
^ Японские народные пословицы и поговорки
Этот пласт фольклорного творчества имеет древние корни. В пословицах и поговорках рельефно запечатлелись мировоззрение, быт, национальные особенности характера народа, общественные и семейные отношения; в них представлен своеобразный японский юмор.
Язык, слово, речь, молва
За пустым столом скучна беседа.
Не слово, а игла в темя.
На чужой рот не навесишь ворот.
По говору узнают родину.
Народная молва металл плавит.
Не слово, а игла в темя.
Рот и кошелек лучше держать закрытыми.
Через рот и добро и зло идёт.
За языком и на четвёрке коней не угнаться.
Послушаешь – рай, посмотришь – преисподняя.
Тигр оставляет после смерти шкуру, человек имя.
Кто много говорит, тот мало делает.
И камни говорят.
Не вопросы губят, а ответы.
Говорить – легко, делать – трудно.
Молчание – чудесный цветок.
Труд, трудолюбие, прилежание, лень
Прилежность – мать благополучия.
Усердие золото приносит.
И из яйца можно квадрат вырезать.
Он мух подбородком отгоняет.
Душу выложишь – все сможешь.
Тяжелее хаси ничего не поднимал.
Подождешь – и из косточки хурма вырастет.
Колодезная веревка колодезный сруб перетирает.
Человек, взаимоотношения людей
Жди – будут и ясные дни.
Где права сила, там бессильно право.
Кто людей грабит, тех на плаху ведут, кто страну грабит, того на
трон сажают.
Лишь тогда тих, когда ест за двоих.
Чрезмерная вежливость переходит в наглость.
Платье в заплатах, зато сердце из злата.
По виду Будда, а в душе сатана.
Пляшет под чужую свирель.
После дождика о зонтике забывают.
Лошадь узнают в езде, человека в общении.
Когда два сердца слиты воедино, они и землю в золото превратят.
Кто пьет, тот не знает о вреде вина; кто не пьет, не знает о его пользе.
На своём зонтике снег не кажется тяжелым.
Опыт, знание, сила, невежество
Лучше знать одно ремесло хорошо, чем сто – плохо.
Спросить – денег не платить.
Кто торопится, тот мастером не станет.
Чем меньше умения, тем больше самомнения.
Опыт старика надежнее панциря черепахи.
И сеть не порвать, и рыбу поймать.
За осой и оводом разом не угнаться.
Сидя дома, проповеди не услышишь.
Дети, семья, родственники
Сперва добром обзаведись, а потом уже женись.
Каковы родители, таковы и дети.
Чем дитя глупее, тем оно милее.
О ткани судят по ширине, о муже – по жене.
Жена – что сковорода: чем старше, тем лучше.
Варёный рис – что жена: никогда не надоедает.
В семейную ссору и собака не вмешивается.
Ум, глупость, недостатки, достоинства
Ждать, пока Хуанхэ отстоится.
Строить мост меж облаками.
Смешал в кучу жемчуг с галькой.
Пренебрегает курицей, а тянется за фазаном.
Оценивает шкуру неубитого барсука.
Зимою снег продавать.
На животе чай кипятить.
Все равно, что раковиной море черпать.
Через соломинку небо рассматривать.
Ушами не сморкаются.
Птицу за горохом посылать.
Смелость, трусость, осторожность, справедливость
И вор свою дверь запирает.
Ошпаренная кошка и холодной воды боится.
На чужого коня не садись.
Кто нашёл – тому половина.
Удобного случая дождаться трудно, а упустить легко.
Его за пазухой носили, и под зонтиком растили.
Кто удирает, дороги не выбирает.
Вовремя не срежешь ножом, придётся рубить топором.
Зачем кошку гнать – лучше рыбу убрать.
Счастье, несчастье, горе, радость
Чирей не спрашивает, где ему сесть.
Ловил воробья, а поймал гуся.
Кто рано встает, к тому счастье придет.
Дал тыкву, а получил алмаз.
Повезёт, так и на дереве лепёшки вырастут.
Пришла беда, полагайся на себя.
Кому везёт, того и боги не наказывают.
Загнанная мышь сама кошку кусает.
Если нрав горяч, жди неудач.
Богатство, деньги, жадность, щедрость
Выгода на миг, доброе имя на век.
Богач – что пепельница: чем полнее, тем грязнее.
Нечестно нажитое впрок не пойдёт.
Коль влюблён, так запоёшь, коли, беден, украдёшь.
Мокрыми руками просо сгребает.
Куриной косточки не выбросит.
Кто с мотыгой дружит, тот не тужит; кто книги носит, тот у других просит.
Деньги без ног, а уходят.
Кто с деньгами, тот и с друзьями.
И жемчуг на стол подаёт, и лавром печи топит.
Жизнь, смерть, молодость, старость, болезнь
Мир вечен, да жизнь коротка.
Живая собака лучше мёртвого тигра.
Молодой тростник легко гнётся.
Жить – что по бревну поток переходить.
На мёртвого вола помои не льют.
И мотылёк живёт целую жизнь.
Лодка тонет и от лишнего пёрышка.
Воробей и до ста лет будет прыгать.
Старея, и жираф клячей становится.
Плохо, хорошо, лучше
Лучше быть обжорой, чем развратником.
И в тени груши созревают, да невкусные.
Плохо иметь нахлебника, но ещё хуже им быть.
Салат хорош с уксусом, мужчина – с характером.
Чем длиннее рукава, тем красивее танец.
Лучше смерть, чем позор.
Чем огонь просить, лучше его высечь.
Лучше одна кляча, чем десять паланкинов.
Лучше хорошее настроение, чем сладкий пирожок.
Живая кляча лучше мёртвого рысака.
Красота, любовь, дружба, помощь
Полюбится, так и рябой красавцем покажется.
Персик и слива себя не расхваливают, а дорожка к ним всегда протоптана.
Цветок–то хочет сорвать, да до ветки не достать.
Чем чище вода, тем меньше в ней рыбы; чем человек умнее,
тем меньше у него друзей.
Чужой цветок всегда красивее.
Друзья – что маринованные сливы: чем старше, тем лучше.
Красивые цветы не дают хороших плодов.
Когда милые бранятся, и собака не скулит.
У собаки свои друзья, у сокола – свои.
Сравнения
На скудной земле и бобов – как обезьяна наплакала.
Жизнь человека подобна утренней росе.
Греет, как костер на другом берегу.
Тихо, как после наводнения.
С кошкин лоб.
Как пирожок с потолка.
Такому долговязому только масло из уличных фонарей таскать.
Одели ступу в кимоно.
Как одинокая сосна в поле.
У него ещё уголки губ жёлтые.
Худой, как скелет комара.
Как лотос среди грязи.
Разные
Большая рыба в маленьком пруду не водится.
У зайцев рогов не бывает; на черепахе мех не растёт.
Чаем долго сыт не будешь.
На дынной плети баклажан не растёт.
Упущенная рыба всегда кажется большой.
Торчащий гвоздь забивают.
Пролитую воду снова в ведро не соберёшь.
Голодная собака палки не боится.
И на жемчуге бывают царапины.
Крестьянин унесёт своё поле на ладони.
Ветви ивы под тяжестью снега не ломаются.
Кукушка кукует сладко, да до жаб падка.
Государства гибнут, а горы и реки остаются.
(Японские народные пословицы и поговорки. С.15–93)
^ Из Кодзики
«Кодзики» (Запись о деяниях древности) – один из древнейших японских литературных памятников, созданный в 712 г. по приказу императора. Составитель – О-но Ясумаро. Первая часть – синтоистская космогоническая мифология и легенды, записанные со слов сказителей, даёт нам возможность судить об устном – поэтическом и прозаическом – творчестве японского народа до начала VII века, знакомит с божествами синтоистского пантеона.
…Когда впервые раскрылись Небо и Земля, имена богов, явившихся на Равнине Высокого Неба, были: Бог-Правитель Священного Центра Небес, Бог Высокого Священного Творения, Бог Божественного Творения. Эти три бога явились каждый сам по себе и не дали себя увидеть.
Имена богов, что явились за ними из того, что пробилось на свет подобно побегам тростника, в то время, когда земля ещё не вышла из младенчества, и, подобно всплывающему маслу, медузой носилась по морским волнам, были: Юноша-Бог Прекрасных Побегов Тростника, Бог Навечно Утвердившийся в Небесах. Эти два бога тоже явились каждый сам по себе и не дали себя увидеть.
Пятеро богов, о которых сказано выше, суть особые небесные боги.
Имена богов, что явились за ними, были: Бог-Навечно Утвердившийся на Земле, Бог Обильных облаков над Равнинами. Эти два бога тоже явились каждый сам по себе и не дали себя увидеть.
Имена богов, что явились за ними, были: Бог Всплывающей Грязи, Богиня Осаждающегося Песка, Бог Твёрдых Свай, Богиня Таящих Жизнь Свай, Бог Больших Покоев, Богиня Больших Покоев, Бог Совершенного Облика, Богиня Трепет Внушающая, Идзанаги-но ками – Бог, Влекущий к себе, Идзанами-но ками – Богиня, Влекущая к Себе.
Тут все небесные боги повелели двум богам Идзанаги-но микото и Идзанами-но микото: «Закончите дело с этой носящейся по морским волнам землей и превратите её в твердь», при этом драгоценное копьё им пожаловали.
Поэтому оба бога, ступив на Небесный Плавучий Мост, то драгоценное копье погрузили, и, вращая его, хлюп–хлюп – месили морскую воду, и когда вытащили его, вода, капавшая с кончика копья, сгустившись, стала островом. Это Оногородзима – Сам Собой Сгустившийся остров.
На этот остров они спустились с небес, воздвигли небесный столб, возвели просторные покои. Тут спросил Идзанага богиню Идзанами-но микото, свою младшую сестру «Как устроено твоё тело?» «Моё тело росло–росло, а есть одно место, что так и не выросло», – ответила та. Тут Бог Идзанаги-но микото произнес: «Моё тело росло–росло, а есть одно место, что слишком выросло. Потому, думаю я, то место, что у меня на теле слишком выросло, вставить в то место, что у тебя на теле не выросло, и родить страну. Ну, как, родим?» Когда так произнёс, богиня Идзанами-но микото ответила: «Это будет хорошо!»
Тут бог Иидзанаги-но микото произнёс: «Если так, я и ты, обойдя вокруг этого небесного столба, супружески соединимся». Так условившись, тут же: «Ты справа навстречу обходи, я слева навстречу обойду», – произнёс, и когда, условившись, стали обходить, богиня Идзанами-но микото первой сказала: «Поистине, прекрасный юноша!» а после неё бог Идзанаги-но микото: «Поистине, прекрасная девушка!» И начали они брачное дело, и дитя, что родили, было дитя–пиявка. Это дитя посадили в тростниковую лодку и пустили плыть.
За ним Авасима – Пенный остров – родили. И его тоже за дитя не сочли.
Тут два бога, посоветовавшись, сказали: «Дети, что сейчас родили мы, нехороши. Нужно изложить это перед небесными богами.» Вместе они поднялись на Равнину Высокого Неба и испросили указания небесных богов. Тут небесные боги изъявили свою волю: «Потому нехороши были дети, что женщина первой говорила. Снова спуститесь и заново скажите».
И вот тогда, спустились обратно и снова, как раньше, обошли тот небесный столб. Тут бог Идзанаги-но микото, первым: «Поистине, прекрасная девушка!» – произнёс, после него богиня Идзанами–но микото, жена: «Поистине, прекрасный юноша!» – произнесла. И когда, так произнеся, соединились, дитя, которое родили, был остров Авадзи-но-хоно-са-вакэ.
За ним остров Иё-но футана, Двуимённый, родили.
За ним остров Окиномицуго, Трёхимённый, родили.
За ним остров Цукуси родили.
За ним остров Ики родили.
За ним остров Цусима родили.
За ним остров Садо родили.
За ним остров Оо-ямато-тоёакидзусима родили.
И вот, потому, что эти восемь островов раньше других рождены были, они зовутся Оо-ясимагуни – Страна Восьми Больших Островов.
Уже закончив рождение страны, богов родили. И вот, имя рождённого ими бога было Оо-котооси-о-но ками – Бог–Муж Великого Деяния.
За ним Ивацути-бико-но ками – Юношу–Бога Каменистой Земли – родили.
За ним Ивасу-химэ-но ками – Деву–Богиню каменистого песка – родили.
За ней Оо-тохи-вакэ-но ками – Бога Большого Входа в Жилище – родили.
За ним Амэ-но-фуки-о-но ками – Бога–Мужа Небесного Настилания Кровли – родили.
За ним Оо-я-бико-но ками – Юношу–Бога Большой Кровли родили.
За ним Кадзамоцу-вакэ-но-оси-о-но ками – Бога–Мужа Отводящего Ветер – родили.
За ним бога моря – имя ему Оо-вата-цуми-но ками Бога–Духа Великого Моря – родили.
За ним бога проливов – имя ему Хаяакицу-хико-но ками – Юношу–Бога ранней Осени – родили.
За ним Хаяакицу-химэ-но ками – Деву–Богиню Ранней осени, младшую сестру родили.
Боги, Хаяакицу-хико и Хаяакицу-химэ, разделившись между собой, стали владеть – один реками, другая морями. Имена рождённых при этом богов были: Бог Пены на Воде, Богиня Пены на Воде, Бог Пузырящейся поверхности воды, Богиня Пузырящейся Поверхности Воды, небесный Бог Распределения Воды, Земной Бог Распределения Воды, Небесный Бог Зачерпывания Воды, Земной Бог Зачерпывания Воды.
За ними бога ветра – имя ему Юноша–Бог Ветра – родили.
За ним бога деревьев – имя ему Бог–Дух Ствола – родили.
За ним бога гор – имя ему Оо–яма–цуми–но ками – Бог–Дух Больших Гор – родили.
За ними богиню равнин – имя ей Дева–Богиня Травянистых Равнин – родили. По-другому Нодзути–но ками – Божество–Дух Равнин зовётся.
Эти два бога, Оо–яма–цуми–но ками и Нодзути–но ками, разделившись между собой, стали владеть – один горами, другая равнинами.
И ещё родила Идзанами Бога Огня.
Из-за того, что это дитя родили, опалилось лоно богини Идзанами, она слегла в болезни и умерла.
И вот, Идзанаги похоронил Идзанами на горе Хиба–но–яма.
Спустя какое–то время Идзанаги, желая увидеться со своей женой, отправился за нею в Страну Мёртвых. И вот, когда она вышла ему навстречу из дверей, преграждавших вход, Идзанаги молвил–сказал: «Моя возлюбленная жёнушка–богиня! Страна, что я и ты создавали, ещё не до конца создана. Потому должно тебе вернуться». Тогда богиня Идзанами сказала в ответ: «Прискорбно мне, что раньше не пришёл. Уже отведала пищи я с очага Страны Мёртвых. И всё же, мой возлюбленный муженёк–бог, смущена я тем, что ты явился сюда. Потому посоветуюсь-ка я с богами Страны Мёртвых о том, что намерена вернуться. Не изволь на меня смотреть». Так сказав, вошла обратно в свои покои, и очень много времени прошло, так что заждался её Идзинаги. И вот, выдернул он толстый зубец из священного сияющего гребня, что держал пучок волос у него над левым ухом, зажёг огонь и увидел у неё в теле несметное количество червей. А в голове у неё Громадина–гром сидел, в груди Огонь–гром сидел, в животе Тьма–гром сидел, в тайных местах Разрыв–гром сидел, в правой руке в Землю Ударяющий гром сидел, в левой ноге Грохот–гром сидел, в правой ноге Травы Пригибающий гром сидел.
Тут Идзанаги при виде этого испугался и обратился в бегство, а Идзанами: «Ты мне стыд причинил!» – сказала и пустила в погоню за ним фурий Страны Мёртвых. Тогда Идзанаги снял с головы чёрную сетку и бросил её. Тут же родились из неё плоды дикого винограда. Пока фурии их подбирали и пожирали, дальше побежал, а они снова пустились в погоню, и тогда он вытащил сияющий гребень, что держал пучок волос над правым ухом, и бросил его, и тут же родились из него побеги бамбука. Пока фурии их выдергивали и пожирали, дальше побежал. Теперь богов грома пустила в погоню, а с ними и воинство Страны Мёртвых, в тысячу пятьсот числом. Тогда Идзанаги обнажил меч в десять пястей, что его опоясывал, и, за спиной им размахивая, дальше побежал, а они снова за ним, и, когда достиг прохода Ёмоцухира, сорвал три персика с дерева, что у того прохода находилось, дождался воинства и атаковал его, и все они обратно побежали. Тогда Идзанаги сказал тем персикам: «Как меня вы спасли, так же должны спасать земную поросль людскую, что обитает в Тростниковой Равнине – Серединной Стране, когда попадёт она в пучину бед и горевать и жаловаться станет!»
Напоследок Идзанами сама пустилась в погоню. Тогда Идзанаги скалу, что лишь тысяче человек была бы под силу, к тому проходу Ёмоцухира придвинул–загородил, и, когда они по обе стороны той скалы, друг, против друга стоя, свой брак расторгали, Идзанами сказала: «Мой возлюбленный муженёк–бог! Если так поступишь, я поросль людскую в твоей стране по тысяче в день душить стану». Тогда Идзанаги сказал: «Моя возлюбленная женушка–богиня! Если ты так поступишь, я по тысяче пятьсот домиков для рожениц в день возводить стану»
Потому–то на тысячу человек, что непременно в день умирает, непременно по тысяче пятьсот человек в день нарождается.
Потом Идзанаги сказал: «Я в нечистой скверне–стране побывал. Совершу очищение, – так сказав, прибыл к устью реки Татибана и там совершил очищение.
И вот, имя божества, что явилось, когда Идзанаги свой левый глаз омывал, было Аматэрасу оо–ми–ками – Великая Священная Богиня, Освещающая Небо.
Имя бога, что явился затем, когда свой правый глаз омывал, было Цукуёми–но микото – Бог Счёта Лун.
Имя бога, что явился затем, когда свой нос омывал, было Такэхая–Суса–но–о–но микото – доблестный Быстрый Ярый Бог–Муж.
Тут бог Идзанаги–но микото, сильно обрадовавшись, сказал: «Я детей рождал–рождал, и напоследок трёх высоких детей получил». Тут же он снял с шеи ожерелье из жемчужин и, тряся его так, что звенели они, передал его великой Священной богине Аматэрасу оо–ми–ками и сказал: «Ты, богиня, ведай равниной Высокого Неба». Затем богу Цукуёми–но микото сказал: «Ты, бог, ведай страной, где властвует ночь». Затем богу Такэхая–Суса–но–о–но микото сказал: «Ты, бог, ведай равниной моря»….
… И вот, когда Суса–но–о –но был изгнан с небес, спустился в Ториками – местность в верховьях реки по имени Хи, в провинции Идзумо. Там жили старик и старуха, при них же – молодая девица. И плакали. И когда он их вопросил: «Плачете вы почему?» – старик промолвил: «Восемь было сначала у меня дочерей. Но змей восьмиглавый из Коси приходил каждый год и пожирал по одной. И теперь опять время настало, когда он снова придет. Вот поэтому – плачем!». Тогда он спросил, каков на вид этот змей. И старик сказал в ответ: «Как кровь, красны его глаза. При теле одном он имеет восемь голов и восемь хвостов».
Сказал тогда старцу Хая–Суса–но–о–но: «Раз это дочь твоя, то не отдашь ли ты ее мне?» – Он, отвечая, сказал: «Хоть не достоин тебя вопрошать, но все же не знаю, как ты зовешься». Тот отвечал: «Я старший брат Великой священной Богини Аматэрасу оо–ми–ками. И теперь я спустился с небес». Тогда отвечали старик и старуха: «Если так, то с почтением тебе мы ее отдаем».
Суса–но–о–но микото взял тогда эту девушку и, в частый гребень её превратив, засунул его в прическу свою. И сказал он: «Сварите восемь раз варимое сакэ. Возведите вокруг здесь ограду и в этой ограде сделайте восемь ворот. У каждых ворот поставьте вы по высокому помосту, и на каждый помост поставьте по сосуду для сакэ, и наполните каждый сосуд сакэ и ждите!»
И вот, когда они исполнили все по его приказанию и ожидали, – действительно, как было сказано, змей восьмиглавый явился. По голове он опустил в каждый сосуд и начал сакэ лакать. И вот опьянел он, и все его головы склонились и заснули. Тогда Хая–Суса–н–о–но микото вынул свой меч в десять пястей, которым он был опоясан, и разрубил на куски того змея так, что, в кровь изменяясь, речка Хи потекла.
(Кодзики. Цит. по: Золотая книга мифов, легенд и сказок Японии. С.5–16)
О ханива
В эпоху Кофун в Японии бытовал особый вид погребальной пластики, не отмеченный ни до, ни после – ханива (букв. « глиняный круг). Этот вид ранней скульптуры развился из глиняных столбиков–цилиндров, изгородью из которых обносился курган с захоронением знатного человека. Это магическое табу должно было защитить усопшего. Ханива имела форму домов, утвари, животных, позже – и людей. Полагают, что ханива заменила живых людей, которых прежде предавали смерти вместе с господином. Один из древнейших памятников японской письменности «Нихон сёки» («Нихонги») зафиксировал легендарную версию того, как это произошло.
«…Зимой 28 года, в день Каноэ–но ума 10 месяца, когда новолуние пришлось на день Хиноэ–но тора, скончался единоутробный младший брат государя Ямато–пико–но микото.
В день Хиното–но тори 11 месяца…, он был похоронен на склоне горы… Тогда же собрали его приближенных и похоронили их стоймя заживо как ограду вокруг гробницы. В течение нескольких дней они были еще живы и днем и ночью стонали и рыдали. Потом к ним пришла смерть, и их (тела) начали гнить, и тогда собаки и вороны стали их терзать.
Государь, слыша их стоны, изволил скорбеть в сердце своем. И повелел вельможам: «Очень тяжело это, когда живые следуют за мертвым из преданности ему. Хоть этот обычай идет из старины, но если он нехорош, зачем же его придерживаться? Отныне мы думаем его пресечь», – так рёк.
……Весной 32 года… скончалась супруга государя… Пока собрались ее похоронить, прошло несколько дней. И государь рёк вельможным сановникам: « Я уже и раньше понял, что путь следования (живых) за мертвыми нехорош. Как же нам поступить теперь, чтобы (отправить государыню) идти (по её дороге)? Тогда Номи–но сукунэ выступил вперед и сказал: «И впрямь нехорошо хоронить живых стоймя вокруг государевых гробниц. Стоит ли передавать (такой обычай) последующим поколениям? Задумал я дать одно поручение (своим слугам), позволь (мне поступить по моему замыслу)», – так сказал.
И вот, послал он гонцов, те скликали сотню людей из рода Панибэ, гончаров, из Идумо, и сам он ими распоряжался. Взял глину и сделал множество фигурок в виде людей и лошадей и поднёс их государю, говоря: «Отныне вместо живых людей этих глиняных можно ставить вокруг гробниц, и такой закон передать последующим поколениям». Государь был весьма обрадован и сказал…: «Твой замысел и впрямь пришелся мне по сердцу».
Стало быть, впервые такие фигурки из глины (яп. пани) были поставлены (яп. татэ) вокруг гробницы Пибасу–пимэ–но микото. Поэтому эти вещи из глины называют панива, «глиняное кольцо». А ещё называют татэмоно, «стоящие вещи».
И вот государь огласил повеление: «Отныне и впредь вокруг гробницы непременно ставить такие фигурки. Людей не губить»…
(Нихон сёки. Т .1. С.228–229)
О синто
…Религия эта не имела изначально самоназвания, как, впрочем, не было его и у дохристианской веры наших предков. Корни её уходят вглубь веков, но лишь в императорской хронике «Нихон сёки», или «Нихонги» («Анналы Японии»), составление которой было завершено в 720 году, она получает имя. Под 586г., на который приходится правление императора Ёмэй, записано: «Император верил в учение Будды и почитал путь богов». «Путь богов» – это перевод слова «синто», которое с тех пор и стало названием этой исконно японской религии. Состоит оно из двух иероглифов, первый из которых значит «божество», а второй – «путь». Выбор слова «путь» – не случаен – в отличие от буддизма, христианства, даосизма и прочих религий, чтящих своих основателей и потому называемых по–японски «учение», синто никем и никогда не было создано. Это естественный, природный «путь», существующий с незапамятных времен, и им должен следовать всякий рождённый в этой стране.
… С одной стороны, объяснить, что такое синто, не столь трудно. Явление это специфическое, но не уникальное. В мире существует множество религий, подобных синто. Часто их называют «примитивными» религиями, так как сохраняются они в основном у первобытных племён, обитающих в дальних, не затронутых цивилизацией, уголках Азии и Африки. Туда ещё не добрались мировые религии…, оснащенные хорошо разработанным учением, изощрённым ритуалом и набором моральных заповедей. Однако я бы предпочёл называть такие религии либо по времени их создания, либо по их субъекту, то есть в зависимости от того, кто является их носителем.
В первом случае такие религии можно было бы назвать доосевыми. Дело в том, что немецкий философ Карл Ясперс в начале нашего (двадцатого – авт.) века вёл понятие осевого времени. Это был особый период в истории человечества, длившийся около 600 лет, примерно с 800 по 200г. до н.э. Что же происходило в это время?
Внешним признаком этой совершенно удивительной эпохи было появление в разных культурах людей, определивших духовную жизнь человечества на многие столетия вперед. В Китае появляются основатели конфуцианства – Конфуций и даосизма – Лао-цзы и закладываются основы всех главных философских учений. В Индии создаются священные писания индуизма Упанишады и проповедует Будда. В Иране Заратустра учит об извечной битве добра со злом, а в Израиле это время великих пророков – Илии, Иеремии, Исайи. В Греции творят великие сказители и философы – Гомер, Парменид, Гераклит, Платон.
В эту осевую эпоху создаются все будущие мировые религии и закладываются основы философского осмысления бытия, которыми мы пользуемся и по сей день. На смену мифологическому восприятию мира приходит попытка его более систематического осмысления. Но самое главное – из общей массы впервые выделяется личность, вполне сознающая свою уникальность и отдельность от всех других. Именно к индивиду и обращена проповедь новых религиозных учений, которые поэтому и можно назвать индивидуальными религиями.
Ранее же, в эпоху, которую Карл Ясперс называет мифологической, личность ещё не выделяется из массы… Поэтому и религия не является проблемой личного выбора, личной веры, а воспринимается как неотъемлемая часть традиции… Такие религии обращены к определённому сообществу людей, их носителем являются не отдельные личности, а вся община в целом, поэтому их можно назвать общинными религиями. Именно к такому типу религий и относится синто. И в этом смысле синто не уникально.
Удивительно другое: как такой тип религии, ныне встречающийся в основном среди примитивных племён…, сумел сохраниться в Японии, обществе, отождествляемом многими с самыми передовыми достижениями цивилизации. Именно в этом заключена действительная особенность синто, внимание к которому со стороны исследователей не иссякает. Ведь во всех так называемых «развитых» обществах мировоззрение, воплощаемое в «примитивных» религиях типа синто, практически исчезло. В чем же причина уникальной живучести синто? Ответ на этот вопрос надо искать скорее не в особенностях синто, а в особенностях японского общества и его исторического пути.
(А.А. Накорчевский. Синто. С.11–14)
Вопросы
Назовите основных богов японского мифа о сотворении Японии.
- Какое отражение в фольклоре нашли перемены в обществе эпохи становления государственности?
- Какие человеческие качества почитались древними японцами, а какие порицались?
- О чем свидетельствует полулегендарная история о появлении ханива?
- Какие аналоги японским пословицам и поговоркам вы можете припомнить из пословичного наследия русского народа?
- Какие религиозные воззрения были характерны для древних японцев? В чем заключаются особенности синто?
- Используйте общие знания по истории Японии и дайте ответ на вопрос о причинах удивительной живучести синтоистской веры.
^ Раздел II. Культура Японии в VI –VIII вв.
Древняя история Японии охватывает периоды Асука, Хакухо и Нара. На них пришлись крупнейшие социальные, политические и духовные сдвиги. Централизованно и интенсивно заимствовались из Китая основы государственного устройства, законодательство, письменность, теория и практика управления. Впервые была отстроена настоящая столица – Нара (неподалеку от совр. Киото), произошла смена названия страны – с «Ямато» на «Япония» (от «Нихон» или «Ниппон» – «там, откуда восходит Солнце»). Осуществлялось активное строительство бюрократического аппарата по образцу китайского. Появились первые письменные памятники (мифологическо–летописные и законодательные своды, поэтические антологии). Важнейшим для последующего развития культуры страны событием стало появление в Японии буддизма (начало периода Асука).
^ Из буддийской литературы
Слово о нищенке, разбогатевшей благодаря почитанию тысячерукой канон.
Ама-но Цукай Миномэ жила на втором проспекте, девятой улице левой части столицы Нара. У нее было девять детей, бедна она была неслыханно и средств на жизнь не имела. Год почти молила она о богатстве тысячерукую (Каннон) в храме Анахо. Во время правления государя О-хи, зимой седьмого года эры Тэмпе-хо-дзи, десятого дня десятой луны десятого года Зайца, к ней нежданно-негаданно пришла ее младшая сестра и принесла кожаный сундучок. Оставила его и ушла. Ножки (сундучка) были испачканы конским навозом. (Сестра) сказала: «Я скоро вернусь, а эта вещь пусть побудет у тебя».
(Миномэ) ждала (сестру), но та не приходила. Тогда она отправилась к младшему брату и стала расспрашивать его. Брат отвечал: «Ничего не знаю». Исполнившись сомнений, (Миномэ) открыла сундучок и нашла там сто кан монет. Купив, по обычаю своему, цветов, благовоний и масла для светильников, она совершила приношение Тысячерукой и тут увидела, что ноги ее – в конском навозе. Тогда она догадалась, что деньги были дарованы бодхисатвой.
Прошло три года. Обнаружилось, что из денег на строительство храма Тысячерукой исчезло сто кан. Тогда уразумели: монеты в кожаном сундучке были из тех денег. Верно говорю – Каннон одарила ими (Миномэ).
В похвале говорится: «Добродетельна была мать из семьи Ама-но Цукай. Утром она видела голодных детей и обливалась кровавыми слезами, а вечером возжигала благовония и молилась Каннон. (Каннон) откликнулась, и деньги вошли в дом. Окончились печали бедности, святая (Каннон) исполнила молитвы и даровала счастье, заструился источник благополучия, стало, на что детей накормить и одеть». Верно говорю – сострадательная (Каннон) пришла на помощь (Миномэ), вознаградив ее за купленные ею благовония. В сутре «Нэханге» говорится в подтверждение: «Мать, любящая своих детей, да возродится на небе Бонтэн». Такие вот чудеса.
(Нихон Реики. Японские легенды. С.152–153)
^ Из Нихонги
Нихонги – это первая официальная летопись Японии, она была составлена в 720 г. В ней описываются события, начинающиеся со «времен богов» и до времени правления императрицы Дзито (687–696 гг.). Составителями сборника являлись принц Тонэри и сановник двора Ясумаро. Нихонги была написана по-китайски, за исключением песен, которые фонетическим методом были записаны иероглифами, но на японском языке.
…Зимой в 10-ю луну 1-го года правления Киммэй (552 г.) государь Пэкче послал некого Киси и двух других человек из западной провинции с изображением Будды Сяка из сплава золота и меди, несколько священных хоругвей, балдахинов и несколько свитков священных сутр в дар государю Ямато.
Кроме того, была преподнесена также особая грамота, восхваляющая рвение к религиозному учению, проникшему из соседней страны. В ней говорилось: «Это учение среди всех учений самое лучшее, но его трудно объяснить и трудно понять….
Учение это может привести к почитанию и воздаянию без меры и границ и ведет к полному достижению высокой мудрости…
Всякий молящийся получает удовлетворение и ничего более не желает.
Из отдаленной Индии это учение распространилось и во владения трех Хань, и там не осталось никого, кто бы с благоговением не воспринял проповедь этого учения…»
Тэнно (государь) опросил друг за другом своих приближенных, промолвив: «Должны ли мы принять буддизм, занесенный к нам из Западной страны?»
Сога–но оми, Инамэ–но сукунэ ответил: «Все западные страны приняли буддизм, так почему только страна Ямато должна отказываться?» Окоси Мононобэ – но омурадзи и Камако Накатоми–но мурадзи молвили: «Государи нашей страны всегда заботились о поддержании культа 180 божеств Неба и Земли весной, летом, осенью и зимой и культа божества зерна. Если вместо них мы станем поклоняться чужеземным богам, то разгневаем собственных богов»…
Вскоре вспыхнула эпидемия чумы, от которой умирало множество народа. Положение становилось все хуже и хуже, и не было никакого лекарства. Окоси Мононобэ–но омурадзи и Накатоми–но мурадзи обратились с жалобой к государю: «Ты не внял советам своих слуг и из–за этого ныне гибнет народ. Если ты сумеешь быстро и до конца искупить свою вину, то обретешь счастье в будущем».
Государь ответил: «Пусть будет по–вашему», – и тогда слуги взяли и сбросили в воды канала Нанива изображение Будды. Затем они подожгли храм так, что ничего от него не осталось. И хоть на небе не было ни облачка и ветер не дул ниоткуда, внезапно вспыхнул пожар, и дворец Будды был уничтожен.
(Нихон сёки. Анналы Японии. (Нихонги). Т.2. С.53– 54)
^ О роли буддизма в становлении японской цивилизации
…Шел 552 год от Рождества Христова, а по японскому летоисчислению – 13 год правления государя Киммэй. Япония, именовавшая себя в то время страной Ямато и находившаяся на самой периферии сферы культурного и политического влияния великой Срединной империи – Китая, в течение уже почти двухсот лет была вовлечена в военный конфликт между тремя корейскими княжествами. Японцы оказывали поддержку княжеству Пэкче, находившемуся ближе всего к Японии, на самой оконечности полуострова, но силы его к середине 6 века были на исходе. Через два года пэкчийская армия будет разгромлена, а упомянутый в хронике властитель Пэкче ван Сонмен погибнет вместе со своим войском. Подарок, сделанный им заморскому союзнику, скорее всего, был жестом отчаяния – корейский ван посылает японскому микадо самое драгоценное, что у него было, в надежде получить дополнительную помощь и поддержку. Но Пэкче уже ничего не могло спасти. После поражения союзника Япония уйдет из Кореи почти на тысячу лет, получив напоследок бесценный дар, благодаря которому картина духовной жизни этого островного государства коренным образом изменилась. Этим даром был буддизм, сыгравший в истории Японии ту же роль, что и христианство на Руси, – помимо безусловных собственных духовных достоинств эти мировые религии стали проводниками высокой культуры развитых цивилизаций. Русичам через православие открылось наследие Византии, а через нее – и античного мира, японцы же знакомились и вбирали в себя все, что накопил за тысячелетия Китай, преломивший в себе и индийскую мудрость. Варвары входили в лоно цивилизаций, проходя в освоении доставшегося им наследия одни и те же этапы – ученичество, подражание, собственное творчество. Учителя перерастали учителей, гордо и самоуверенно называя себя впоследствии кто «вторым Иерусалимом» и «третьим Римом», кто «третьей Индией» и «вторым Китаем»…
(Накорчевский А.А.Японский буддизм. С.14–15)
^ Из «Нихонги». Закон из 17 статей
Закон из 17 статей был составлен по приказу регента императрицы Суйко Сетоку тайси (принц Умаядо, 572–621 гг.). Он известен как ревностный защитник буддизма. Ему приписывается также введение табели о рангах.
…Зима.
12 луна, 5–й день. Впервые были введены ранги: дайтоку, сётоку, дайнин, сёнин, дайрай, сёрай, дайсин, сёсин, дайги, сёги, дайти, сёти – всего 12 рангов. Для каждого ранга была пошита одежда особого цвета… Цветы в причёске полагалось носить только в первый день Нового года.
(604 год). 12–й год, весна, 1–я луна, 1–й день. Впервые ранги были дарованы сановникам, каждому – свой.
Лето, 4–я луна, 3–й день. Престолонаследник сам составил «Уложение», в котором было семнадцать статей.
1. Гармония – превыше всего, и всякого поощрения и похвалы достойно пресечение любого неправедного неповиновения. Взгляды всех людей зависят от того, к какому кругу они принадлежат. Лишь некоторые из них мудры… Некоторые не подчиняются своим господам и отцам и уходят в соседние селения. Однако, когда наверху царит гармония, то и внизу все спокойно и при обсуждении дел достигаются согласие и верный взгляд. Тогда все оказывается возможным и нет ничего, что не могло бы быть сделано.
2. Велико почитание трех сокровищ. Три сокровища – суть Будда, его Закон и Монашество, являющиеся окончательным прибежищем существ четырех рождений, конечной целью веры во всех странах. Что за человек, и в каком возрасте может он начать почитать закон? Некоторые люди плохи, их можно научить следовать закону. Но если они не прибегают к трем сокровищам, что же тогда поможет выправить их неверный путь?
3. При получении приказа государя следует ему полностью повиноваться. Господин – это Небо, слуга – это Земля; Небеса покрывают сверху, а Земля поддерживает. Так следуют в определенном порядке четыре времени года и духи природы проявляют свое могущество. Когда Земля стремится покрыть сверху небеса, наступает крушение. Вот почему, когда господин говорит, подчиненный слушает, когда высший действует, низший дает согласие. При получении приказа государя следует его исполнять полностью.
4. Сановники и чиновники! Ритуал – основа всего. Основа управления народом не что иное, как ритуал. Если высший не следует этому правилу, низшие впадают в смуту. Когда господин и подчиненные соблюдают нормы, ранги не смешиваются. Когда народ ведет себя надлежащим образом, государство управляется само собой.
5. Долг чиновника – справедливо, не поддаваясь соблазну обжорства и алчности, рассматривать жалобы, ему подаваемые. За один день народ приносит до тысячи просьб. Раз их столько скапливается за один день, насколько же больше их должно быть за несколько лет? Когда при рассмотрении жалобы пренебрегают причиной и рассчитывают на выгоду (взятку), тогда жалоба богатого подобна камню, брошенному в воду, а жалобы бедняка – воде, сомкнувшейся над камнем. При таких обстоятельствах бедняк не может знать, как поступить. Долг чиновника привести всё в соответствие.
6. Одно из добрых правил древности заключалось в наказании дурного и поощрении хорошего. Поэтому не скрывай то хорошее, что видишь у людей, и не упускай возможности исправить дурное. Льстецы и обманщики – острое оружие, подрывающее государство, отточенный меч, нацеленный на пагубу народа. Льстецы любят указывать высшим на проступки их подчиненных, а перед низшими они порицают высших. Всем подобным людям недостает верности своему господину и надлежащей любви к народу. Отчего в народе и происходит великая смута.
7. Каждый человек должен выполнять свой долг, и не следует смешивать обязанности разных людей. Когда мудрый человек занимает должность чиновника, кругом раздаются похвалы, когда чиновник – человек развращенный, пренебрегающий своим долгом, – неурядицы и смута умножаются. В мире рождается мало людей, обладающих знаниями; мудрость достигается путем серьезного размышления. Поэтому в древности мудрые правители искали людей для исполнения должности, а не искали должность для людей.
8. Сановники и чиновники должны являться ко двору рано утром и покидать службу поздним вечером. Государственные дела не терпят нерадивости. Дня едва хватает для их завершения. Если спешат приступить к выполнению долга, затруднений нет, но когда рано оставляют службу, дела остаются незавершенными.
9. Верность – основа справедливости. Верность должна быть в каждом деле. Доброе и дурное, победа и поражение непременно имеют источником верность. Когда господин и подчиненный живут в доверии друг к другу, что тогда является для них неосуществимым? Если же меж ними нет доверия, любое дело постигнет крах.
10. Не следует допускать злобы в душе и смотреть с гневным видом. Не следует также таить зло и обиду, если другие люди отличаются по положению и убеждениям. Ибо все люди имеют сердце и в каждом сердце свои убеждения. То, что верно для другого, – неверно для меня, и, наоборот, то, что правильно для нас, для них – неправильно. Мы не мудры, безусловно, также как и они не абсолютно невежественны и глупы. Все мы – обыкновенные люди, никто не может установить мерила для определения мудрости или невежества. Все мы подобны кругу, лишенному концов. Поэтому, хотя иные и дают волю гневу, нам следует, наоборот, страшиться своих ошибок, и хотя бы я один и знал истину, поступать надо, следуя воле большинства.
11. Следует быть проницательным при оценке заслуг и проступков и воздавать по заслугам, награждая и карая. В то время как в эти дни заслуги не получают награды, а провинности не караются должным образом, долг высших сановников, ведающих государственными делами, навести порядок в отношении наград и наказаний.
12. Куни–но моти – чиновники провинций и куни–но мияцуко – местная знать не должны быть алчными. В провинции не могут быть два господина, народ не может иметь двух хозяев. Народ всей земли имеет одного государя. Все чиновники, получившие должность от государя, ему подвластны. Как же осмеливаются они наряду с правительством облагать народ тяжкой податью?
13. Всем чиновникам, занимающим определенные должности, следует хорошо выполнять свои обязанности. В случае болезни чиновника или его отлучки допускается невыполнение порученного. Но если условия обычны и чиновник может являться в должность, он обязан выполнять свой долг, как и прежде, и ему не следует откладывать дела государства ради своих личных дел.
14. Министрам и чиновникам не следует быть завистливыми. Мы завидуем людям, а они завидуют нам. Зло, которое приносит зависть, не знает предела. Когда другой превосходит нас умом, мы не рады этому, если же он превосходит нас талантом, это вызывает зависть.
15. Отвернуться от личных интересов и обратиться к государственным – вот Путь подданного. Человек, движимый личными интересами, обязательно испытывает чувства обиды и не может быть в дружеских отношениях с другими людьми; в этом случае он непременно жертвует делами государства ради своих интересов. Когда поднимается злоба, она сталкивается с порядком и наносит ущерб закону. В статье 1 сказано: “Высшие и низшие должны жить в мире”. Смысл ее подобен настоящей статье.
16. Народ следует заставлять работать в соответствии с временами года. Это – древнее и доброе правило. Поэтому заставляйте народ работать (на общественных работах) в зимние месяцы, когда крестьяне свободны. Но с весны по осень, когда они заняты на полевых работах или уходом за тутовником, их не следует загружать, ибо что станут они есть, если оторвать их от полевых работ, или из чего станут они делать платье?
17. Одному человеку не следует разрешать важные дела. Их непременно надо обсуждать со многими. Менее важные дела обсуждать с большим числом людей не обязательно, только если возникают трудности и опасность неудачного разрешения, следует прибегнуть к опросу других, чтобы прийти к правильному решению дела.
(Нихон сёки. Анналы Японии. Т.2. С. 94–98)
^ Указ об исполнении принцессой перед императрицей танца госэти
На формирование японской музыки в древности оказала большое влияние китайская и корейская музыка. Самобытные особенности японской музыки связаны с народными мелодиями, а также со спецификой японских музыкальных инструментов. Музыка всегда была тесно связана со словом и танцем. В древности музыке приписывался сакральный характер.
… Согласно великому повелению государеву так изрекается:
«Известились мы, что государь великий, мудрец, о коем молвят с трепетом, что правил великой страной восьми островов из дворца Киемихара в Асука, желая Поднебесную обустроить и выровнять, дабы между верхами и низами царила стройность и согласие, и они без сдвигов резких спокойно жили, помыслил божественной сутью своей, что надобно две вещи разом учредить – ритуал и музыку, чтобы ровно и долго длились они.
И тогда танец этот изволил он затеять и создать.
И известивши о том, повелели мы:
Путь, как деянию непрестанному,
Что вместе с Небом–Землей впредь
Передается и исполняется,
Наша принцесса наследная тому обучится
И то усвоит,
И перед государыней нашей почтительно
исполнит.
(Государевы указы. С. 398)
^ Из «Манъёсю»
«Манъёсю» – первый письменный памятник японской поэзии, в котором собраны песни многих поколений, датированные IV–VIII веками, а также жемчужины народной поэзии, уходящие корнями в глубокую древность. В этой первой антологии поэзии наряду с песнями древних правителей, известных поэтов помещены также песни пограничных стражей, рыбаков, землепашцев и других простых людей Японии. В 20 книгах сборника собраны более 4500 произведений около 500 авторов. Помимо анонимной и фольклорной поэзии, в «Манъёсю» включены и шедевры авторской поэзии, в частности, двух гениев японского стихосложения – Какиномото Хитомаро и Ямабэ Акахита. Первый признан как мастер торжественный од и элегий, второй является основоположником пейзажной лирики и мастером малой формы – танка.
^ Правление императора Юряку (457–479 гг.), песня, сложенная им
Ах, с корзинкой, корзинкой прелестной в руке
И с лопаткой, лопаткой прелестной в руке,
О, дитя, что на этом холме собираешь траву,
Имя мне назови, дом узнать твой хочу!
Ведь страною Ямато, что боги узрели с небес,
Это я управляю и властвую я!
Это я здесь царю и подвластно мне все,
Назови же мне дом свой и имя своё!
(Манъёсю. Т.1.с. 67)
^ Правление императрицы Когёку (642–644 гг.) Песня принцессы Нукада
Все думаю о временном приюте
В столице Удзи.
О ночах былых
Под кровлей, крытою травой чудесной,
Что срезана была на золотых полях…
(Там же. С. 68)
^ Правление императрицы Дзито (687–696 гг.) и императора Момму (697–707 гг.). Песня, сложенная императрицей (Дзито)
Проходят быстро дни весны,
Как видно, летняя пора настала,
Там, где гора небес – Кагуяма,
Одежда белотканная видна,
Что сушится, сверкая белизною.
(Там же. С.77)
^ Песня девицы из рода Тонэри, сложенная во время следования за паланкиномэкс–императрицы (Дзито)
Рыцарь доблестный,
В руках, сжимая стрелы счастья,
Целится, стреляя в цель перед собой.
Эта бухта Цель, когда посмотришь,
Отличается кристальной чистотой.
(Там же. С.84)
^ Песня, сложенная Кикиномото Хитомаро, когда императрица (Дзито)
ночевала на холме Икадзути
О! государыня великая, недаром
Являешься ты богом на земле,
И потому приют нашла себе
На Икадзути, что слывет приютом грома,
Живущего в небесных облаках!
(Там же. С. 165)
^ Песня, сложенная во время пребывания императора Момму во дворце Нанива министром церемоний Фудзивара Умакаи
Туда, где срезают жемчужные травы морские,
Вряд ли мой челн выйдет в дальнее плаванье ныне…
Ту, что лежит на моем изголовье
На шелковой ткани,
Я позабыть и оставить не в силах…
(Там же. С. 165)