Книга Н. Смита рекомендована слушателям и преподавателям факультетов психологии и философии вузов по курсам общей психологии и истории психологии, системных методов ис­следования и преподавания психологии

Вид материалаКнига

Содержание


Мелани Клейн.
Полемика между Мелани Клейн и Анной Фрейд.
Вилфред Бион.
Дональд Винникотт.
Хайнц Кохут: теория «я».
Лечение нарциссизма
Сравнение Кохута с Фрейдом.
Приложение к студентам.
Радикальный пересмотр: замена психодинамики и метапсихологии Фрейда.
Подобный материал:
1   ...   19   20   21   22   23   24   25   26   ...   50
Другие отступления: теория объектных отношений

В теории объектных отношений люди обычно яв­ляются объектами — особенно родители или другие заботящиеся лица и терапевт. Теория говорит, что объектные отношения пациента с терапевтом — это важный фактор терапевтического изменения. Она утверждает, что привязанность людей к объектам обусловлена не либидозными функциями, а имеет собственную врожденную основу. В объектных отно­шениях инстинктивное влечение уступает место «ре­альной родственной связи между "я" и его объекта­ми» (Liff, 1992, р. 578). Объектные отношения пред­ставляют собой более радикальный разрыв с ортодоксией, чем эго-психология Гартманна (Eagle & Wolitzky, 1992), и фактически меняют эго на «я» (self). «Я» кажется «более близким реальному опы­ту», чем эго; эго является «отвлеченным конструк­том» (Liff, p. 579), плохо помогавшим при более тя­желых состояниях, которыми занимался психоана­лиз.

^ Мелани Клейн. Теория Клейн (Klein, 1935,1964) касается как инстинктов, так и объектных отноше­ний. Инстинкты жизни и смерти питают психичес­кую активность ребенка, но эти инстинкты привя­заны к объектам — обычно к родителям. Младенец 'способен непосредственно соотноситься и с внеш­ними объектами, и с объектами внутренней фанта­зии, благодаря наличию при рождении примитивно­го эго.

Согласно Клейн, к 6-12 месяцам мир ребенка на­полнен напряженным конфликтом, в котором его врожденная агрессивность, ненависть, зависть, жела­ние смерти и вожделения соперничают с его любо­вью к матери. У младенца формируется «шизоидное состояние»; он воспринимает грудь как хорошую и плохую хорошую потому, что она дает пищу и уте­шение, а плохую потому, что она не всегда доступна. Материнское тело — это источник глубочайшей люб-

ви, удовлетворения и сексуального наслаждения, од­нако оно может пробуждать зависть и отчаяние, с которыми беспомощному младенцу приходится только мириться. Соответственно, младенец испыты­вает чувство враждебности и желание причинить матери боль или осквернить ее, кусая, царапая или опорожняясь на нее, но при этом он испытывает сильное чувство вины за свои дурные мысли. Эго расщепляется на хорошую и плохую части и несет в себе инстинкт смерти, который присутствовал при рождении. Оно проецирует его на грудь, которая угрожает младенцу и вызывает у него чувство пре­следования. Другая часть эго превращает грудь в иде­альный объект, объект жизни. Тем самым стремление насладиться грудью ведет к преследованию и угрозе уничтожения, с одной стороны, и утешению, любви и пище, с другой. Страх перед тем, что инстинкт смерти возьмет верх над идеальным объектом, по­рождает «параноидно-шизоидное состояние». Рас­щепление эго носит шизоидный характер, а тревога — параноидный. Термин «состояние» указывает на то, что этот феномен представляет собой не временную стадию развития, а продолжается всю жизнь (Segal, 1988). Расщепление и объекта, и эго на хорошую и плохую части позволяет младенцу проецировать де­структивные импульсы вовне на плохие объекты.

Когда младенец начинает различать людей как це­лое, он осознает связь между отцом и матерью, и эта связь порождает эдипов комплекс. Он мысленно пред­ставляет половой акт между родителями, хочет сам получить аналогичное наслаждение и испытывает чувство лишения. В своих фантазиях младенец напа­дает на родителей и инкорпорирует их как часть сво­его внутреннего мира. Инкорпорируя грудь как час­тичный объект и людей — как целостные объекты, младенец проецирует свои деструктивные импульсы, а затем сталкивается как с угрозой внутренней вины, так и с угрозой проецируемого внешнего лишения того, что он разрушил. Младенец испытывает отчая­ние из-за утраты хорошего объекта, который он раз­рушил, и это дает начало «депрессивному состоянию».

^ Полемика между Мелани Клейн и Анной Фрейд.

Клейн была основоположницей детского психоана­лиза, работая с детьми, наименьший возраст которых составлял два с половиной года. Она вовлекала де­тей в психоаналитические сеансы, в которых игра помогала преодолеть ограниченный язык ребенка и становилась эквивалентом свободных ассоциаций взрослого. Клейн интерпретировала то, что она на­блюдала в игре, как бессознательное проявление врожденных конфликтов и использовала этот мате­риал для построения своей теории. Для нее любая игра свидетельствовала о переносе (Donaldson, 1996); и, как и в случае взрослых, она указывала, что между аналитиком и ребенком возникает невроз пе­реноса. Процедуры анализа взрослых были прило-жимы к ребенку, включая интерпретацию сексуаль­ного смысла игры, эдиповых конфликтов, желания убить родителей и других положений теории.

147

Спасаясь от преследований нацистов, Анна Фрейд, дочь Зигмунда Фрейда, поселилась в Лондо­не и, подобно Клейн, стала членом Британского пси­хоаналитического общества. Она разрабатывала соб­ственную процедуру анализа детей и относилась кри­тически к методам Клейн. Она настаивала, что «Сверх-Я» (суперэго) ребенка слабо и что зависи­мость ребенка от родителей препятствует взрослому типу анализа и переноса. Для нее целью анализа было укрепить «Я» (эго) в его противостоянии им­пульсам «Оно» (ид) посредством образования. При­ходя к пониманию причин своего поведения и его последствий, ребенок научается воздерживаться от плохих поступков. Он достигает этого с помощью анализа сновидений, который включает бессозна­тельное в сознание. В отличие от Клейн, Анна Фрейд отвергала любую сексуальную интерпретацию игры и привлекала родителей, с тем чтобы они оказали ребенку поддержку и научились гармонизировать свои отношения с ним. Клейн не предусматривала никакой роли для родителей и стремилась снять тре­вогу, вызванную могущественным «Сверх-Я» (супер-эго), которое вызывало у ребенка чувство вины за его враждебные фантазии в отношении родителей (Donaldson, 1996).

Клейн утверждала, что ее позиция является непо­средственным аналогом взрослой процедуры Зиг­мунда Фрейда, тогда как позиция Анны Фрейд пред­ставляла собой пересмотр этой процедуры. Анна за­щищала свой подход как необходимую адаптацию к уникальной природе детей и заявляла, что процеду­ра Клейн неприемлема для детей. Хотя Британское психоаналитическое общество сплотилось вокруг Клейн, психоаналитики в континентальной Европе — особенно в Вене — и в США отдавали предпочтение Анне Фрейд (Viner, 1996). Возможно, на эти различ­ные национальные реакции повлияли британский упор на наследственное развитие и европейский ак­цент на влияния социума и среды и на образователь­ные программы (Donaldson, 1996). Теория Клейн продолжает пользоваться большим влиянием в бри­танских психоаналитических кругах. Некоторые из последователей Клейн отказались от понятия ин­стинктов, обратили свое внимание на среду и прида­ли дальнейшее развитие теории объектных отноше­ний, которая стала занимать центральное место в британском психоанализе (Donaldson, 1996; Kavaler-Adler, 1933). Среди представителей этого направле­ния особенно важны две фигуры.

^ Вилфред Бион. Бион считал, что добавив к эди­пову комплексу Фрейда параноидно-шизоидное и депрессивное состояния, Клейн усовершенствовала и расширила психоанализ; но он определял шизоид­но-параноидное состояние как чувства дезинтегра­ции и бессмысленности. Он выдвинул концепцию, согласно которой научение или познание (knowing) истины (названное им К) и уклонение от познания (названное им минус К) (Spillius, 1994) являются инструментами этой интеграции или дезинтеграции. Он наделил мать умением узнавать эмоции своего

ребенка, благодаря чему она вносит вклад в его мыс­ли о собственных эмоциях и способна мириться с этими мыслями.

Вклад Биона в психоаналитическую теорию носит пятеричный характер: признание (а) роли матери в развитии личности; (б) среды и связи внутренних и внешних факторов; (в) потребности «я» в эмпатии с самим собой и с объектом, который эмпатически со­держит «я» (Grotstein, 1981); (г) функции содержа­ния, а также истолковательной функции аналитика для облегчения анализа; (д) когнитивного элемента в эмоциональном развитии.

^ Дональд Винникотт. Винникотт начал свою карь­еру в качестве педиатра, но стал интересоваться пси­хологическими реакциями своих пациентов и их ма­терей. Он прошел 10-летнюю аналитическую подго­товку, стал сторонником Клейн и подверг анализу ее 22-летнего сына (Padel, 1991).

Опираясь на идеи Клейн и собственную работу с детьми, Виниикотт начал формулировать свой вари­ант теории объектных отношений. Он предположил, что защита младенца матерью позволяет младенцу консолидировать понятие «мать» и чувствовать себя личностью благодаря заботе матери о его теле. Объектные отношения начинаются с получения ма­теринской груди в тот самый момент, когда младенец ее желает, еще не успев просигнализировать о своем желании, в результате чего у младенца возникает иллюзия, что он создал грудь. Согласно Винникот-ту, большинство матерей знают не только о потреб­ностях младенца, до того как он подаст сигнал, но также о том, когда он может подождать и что он по­даст сигнал о своих потребностях, когда они появят­ся. Таким образом, младенец узнает, что он не явля­ется единым целым с матерью, а отделен от нее (Winnicott, 1951; Phillips, 1988).

Когда развивающийся ребенок испытывает чувство угрозы, происходит его расщепление на истинное «я», которое прячется, чтобы избежать своей гибели, и ложное «я», которое уступает требованиям родителей, чтобы отвлечь внимание от истинного «я» и тем са­мым защитить его. Винникотт полагал, что индивид может снова пережить эти события своего младенче­ства и с помощью аналитика может исправить ошиб­ки отношений с матерью, особенно переходного пери­ода, в который он обнаружил свою обособленность от матери. Аналитик может лучше всего провести лече­ние, компенсируя недостатки родительского обраще­ния. При лечении формируется новая «поддержива­ющая среда», в которой клиент может почувствовать себя в безопасности во время повторного пережива­ния конфликтов объектных отношений, в которых важную роль играет перенос на аналитика.

^ Хайнц Кохут: теория «я». Я и я-обьект. Кохут (Kohut, 1971, 1977) сформулировал свои принципы, касающиеся теории и практики, на основании соб­ственного опыта общения с людьми с тяжелыми рас­стройствами личности, которые состоят из тесно свя-

148

занных комплексов, называемых «пограничными со­стояниями» и «нарциссизмом», и своей неспособнос­ти успешно их лечить, используя традиционный пси­хоанализ. Нарциссические индивидуумы демонстриру­ют очень нестабильную самооценку и очень чувствительны к разочарованиям и неудачам, на кото­рые они реагируют интенсивным чувством стыда, гне­вом и депрессией (Mann, 1996). Люди с пограничны­ми состояниями — это неудачники, которые имеют не­стабильные отношения (хотя при этом не терпят одиночества), имеют низкую самооценку, а также мо­гут употреблять наркотики или алкоголь и вести бес­порядочную половую жизнь. Когда Кохут пытался прислушаться к их точке зрения, он пришел к выводу, что они не предаются сексуальным или агрессивным фантазиям или борьбе с желаниями и влечениями, а просто стремятся улучшить чувство «я».

Среди традиционных психоаналитиков было ши­роко распространено мнение, что нарциссические расстройства (а) развиваются из интрапсихического конфликта между неодолимыми влечениями и меха­низмами, защищающими от них, и (б) не поддаются лечению психоанализом. Кохут, напротив, считал, что проблемы (а) проистекают из неудовлетвори­тельных отношений с заботящимся, обычно с мате­рью, которые вызвали дефицит чувства «я», и (б) их следует лечить как расстройства «я».

Предложенный Кохутом конструкт «я» (self) тес­но связан с тем, что он назвал «я-объектом», под ко­торым понимается заботящийся, обычно мать. Я-объект является объектом, поскольку в случае чело­века он действительно обособлен от индивидуума; но, с субъективной точки зрения, я-объект — это часть функционирования «я» индивидуума. Я-объекты воз­никают в трех типах отношений как результат попыт­ки человека удовлетворить нарциссические потребно­сти. Они появляются, когда ребенок (а) идеализиру­ет достоинства и ценности родителей; (б) добивается самоуважения посредством признания, одобрения и восхищения со стороны родителей; (в) формирует чувство общности с окружающими с помощью свер­стников. Все это является примерами переноса я-объекта, когда индивидуум стремится утолить свои потребности. Когда терапевт удовлетворяет потребно­сти «я», он становится я-объектом. Я-объект Кохута заменил инстинктивные влечения Фрейда.

Сначала ребенок воспринимает заботящегося о нем взрослого как продолжение собственной системы «я», когда заботящийся взаимодействует с ребенком по­средством визуального контакта, вокализации и теле­сных движений. В первые два месяца жизни заботя­щийся становится частью «я» ребенка. Символичес­кая игра, которая имеет место в возрасте от полутора до четырех лет, возвещает о новой стадии развития я-объекта. Ребенок рассматривает я-объект как часть игры, даже если я-объекта в данный момент нет рядом. Когда ребенок ведет разговор с самим собой (внутрен­ний диалог), я-объект становится реципиентом, пусть даже им, по-видимому, является сам ребенок. Игра

образует стержневое «я» вокруг рассказов и других видов притворства, которые помогают его формиро­вать. Если родитель реагирует на действия ребенка благожелательно, родитель и другие люди становят­ся частью единой системы «я» ребенка.

Когда реакция родителя на ребенка несовместима с опытом последнего, родитель становится обособ­ленной сущностью (entity) во внешнем мире, а не частью «я» и внутреннего мира ребенка. Для этого внешнего мира создается другой паттерн, включаю­щий языковые формы и четко обозначенные цели. Взаимодействуя с внешним миром, ребенок сохраня­ет мир «я» обособленным и отдаленным.

«Я» — это собственный внутренний опыт челове­ка. Посредством него индивидуумы постоянно струк­турируют свои чувства, представления, воспомина­ния и т. д. как ощущение «себя». Рождающееся «я» обеспечивает указания в отношении целей, которых люди стремятся достичь в своей жизни. Психологи­чески здоровый человек старается следовать курсу этой программы. На протяжении всей жизни «я» тре­бует я-объектов, но они являются скорее функция­ми, чем людьми. Подобные функции могут быть со­циальными, межличностными и религиозными, реа­лизуемые супругом, работодателем, наставником и / или терапевтом. Но я-объект — это всегда внутрен­ний процесс, а.не просто межличностные отношения.

^ Лечение нарциссизма, Кохут и Вольф (Kohut & Wolf, 1978) говорят нам, что неудовлетворенные нар­циссические потребности детства требуют насыще­ния, давно откладываемого удовлетворения. Но по­требности скрыты за «крикливой уверенностью» и «стеной стыда и ранимости» (р. 423). Аналитик дол­жен показать пациентам, что они постоянно ищут похвалы из-за нереализованных потребностей свое­го детства и что их гнев проистекает из чувств без­надежности и беспомощности, а также из их неспо­собности настоять на удовлетворении своих потреб­ностей. По мере того как пациент постепенно осознает и признает эти состояния, он начинает изу­чать потребности, открыто и с пониманием себя. И когда вытеснение нарциссических потребностей дет­ства прекращается, он может снова их вытеснить, ощущая при этом минимальное сопротивление. Если аналитик может добиться открытого признания этих потребностей, они постепенно превратятся из жаж­ды власти в нормальную уверенность в себе и из пре­тенциозности — в нормальные идеалы.

Кохут (Kohut, 1979) приводит случай с «мисте­ром Z», в котором он применял ортодоксальный ана­лиз пять раз в неделю в течение четырех лет, а затем, через пять с половиной лет, применил свою проце­дуру анализа «я», которую он разработал за это вре­мя. Анализ «я», как и ортодоксальный анализ, про­исходил пять раз в неделю в течение четырех лет. При итоговом сравнении двух серий сеансов броса­ются в глаза различия. В ортодоксальном анализе «мистера Z» Кохут описывает симптомы как свиде-

149

тельствующие о «явной претенциозности и высоко­мерии, которые были обусловлены воображаемой эдиповой победой», хотя ниже «барьера вытеснения» была «тревога кастрации и депрессия, вызванные фактическим эдиповым поражением». Ортодоксаль­ное лечение привело к поверхностному успеху, но пациент вернулся из-за продолжающихся проблем.

Вторая серия сеансов выявила более сложную ситу­ацию. Пациент демонстрировал «явное высокомерие, изоляцию "старшего"», обусловленные продолжающи­мися попытками объединиться с идеализированной матерью. Пока пациент оставался в подчинении у ма­тери, она стремилась удостоверить его превосходство над отцом. На сознательном уровне пациента характе­ризовали «низкая самооценка, депрессия, мазохизм, (оборонительная) идеализация матери», а ниже барье­ра вытеснения — «(необоронительная) идеализация отца, гнев против матери, самоуверенная мужская сек­суальность и эксгибиционизм». Терапия проходила в виде двух стадий. На первой «мистер Z» увидел свой страх разъединения с матерью и, следовательно, поте­ри того «я», которое было ему известно. Вторая стадия довела до сознания «гнев, уверенность, сексуальность и эксгибиционизм независимого «я»», которые были вытеснены. Все это поставило его лицом к лицу с «трав­матической сверхстимуляцией и страхом дезинтегра­ции». Кохут сообщает об успешном завершении анали­за «я» «мистера Z».

^ Сравнение Кохута с Фрейдом. Сравнивая Фрейда и Кохута, Орнштейн (Ornstein, 1996) находит, что Фрейд рассматривал младенца как участника непре­рывного конфликта с миром, тогда как Кохут полагал, что младенец уже приспособлен к жизни в гармонии с миром. Расстройства «я» Кохут считал скорее недо­статками развития, чем фрейдовскими конфликтами.

Хотя Кохут заменил психосексуальное развитие Фрейда развитием «я», он не отрицал конструкт эди­пова конфликта. Он считал, что ребенок вступает в эдипову фазу развития с чувством вины и тревогой. Слабое и фрагментированное «я» не может успешно разрешить конфликт. Напротив, ребенок со здоро­вым, сцементированным «я» — и со здоровыми я-объектами, которые принимают его эдиповы жела­ния с эмпатическим пониманием и признанием, — успешно справится с трудностями. Фактически, опыт вызывает еще большую консолидацию «я». В целом, если я-объекты подкрепляют врожденный потенциал ребенка, а не навязывают собственные ожидания, они будут способствовать расцвету талан­тов ребенка. Когда у «я» нет возможности развить свой потенциал, роль аналитика состоит в том, что­бы понять опыт пациента и дать интерпретации, ко­торые «запустят рабочий процесс, воссоздающий в анализе ситуацию, которая обеспечивает растянутое

во времени воздействие на пациента оптимальных фрустраций, улучшающее развитие. Именно эта воз­можность, редко предоставлявшаяся пациенту в дет­стве, предлагается еще раз при анализе» (Kohut, 1984, р. 210). Опираясь на теоретические формули­ровки Кохута и его успех в лечении, его последова­тели создали Международный совет по психологии Я (International Council for Self Psychology).

^ Приложение к студентам. Теория Кохута была перенесена на отношения студентов с их наставника­ми (Mehlman & Glickauf-Hughes, 1994). Наставник (mentor) студентов становится я-объектом. В здоро­вых отношениях перенос я-объекта носит временный характер, когда студент интернализует функции на­ставника как идеализированную фигуру и источник самооценки. В менее здоровых отношениях препода­ватель (professor) удовлетворяет не все потребности студента, и тот испытывает чувство неудовлетворен­ности. Когда студент страдает избыточным нарцис­сизмом, его потребность в одобрении не может быть реализована, поэтому он испытывает сильное разо­чарование, понижает самооценку и даже впадает в депрессию. Авторы считают, что терапевты, работа­ющие со студентами колледжей, должны признать элементарные потребпости, связанные с переносами я-объекта, с тем чтобы помочь разрешить проблемы с наставниками и повысить самооценку студентов.

Пересмотр. Среди новых направлений можно от­метить растущее признание того, что я-объект — это не объект и не «я», а субъективность отношений (Bacal, 1995). Понятие интерсубъективности (intersubjectivity) облегчает продвижение психоло­гии Я к более полной реляционной системе (Stolorow, 1995). С этой точки зрения, вместо того чтобы изучать я-переживания, терапевты все больше изучают отношения я-объекта с аналитиком как средство обеспечения развития и совершенствования «я». В то же время понятие переноса я-объекта из­бавляет аналитика от теории инстинкта и препят­ствий, которые она создает на пути лечения (Basch, 1995). Психоанализ становится эмпатико-интро-спективным подходом, включающим интерсубъек­тивность. Кернберг (Kernberg, 1992) придает огром­ное значение чувствам. Он полагает, что они являют­ся строительными кирпичиками влечений. Чувство сексуального возбуждения дает начало влечению ли­бидо, а гнев — агрессивному импульсу. Объектные отношения, питаемые чувствами, также способству­ют влечениям, тем самым расширяя фокус и перено­ся его с телесных функций на социальные.

^ Радикальный пересмотр: замена психодинамики и метапсихологии Фрейда. Термин «динамика» при­шел из Греции через физику и относится к «энергии» или «силе». Слово «психе» в эллинистической Гре­ции относилось к «разуму» или «душе»1 Следова-

1 В период греческой истории, предшествовавший эллинизму, — который историки называют классическим перио­дом, — Аристотель трактовал психе как жизненную функцию. Хотя традиционно переводимая как «душа», психе не имела отношения к противопоставлению «внутреннее—внешнее» и не носила трансцендентального характера. Подоб­ные значения появились в эллинистический период. См. главу 2.

150

тельно, «психодинамика» — это «ментальные силы». «Психодинамика» относится в частности к психоло­гии, основанной на принципах физики, в которой силы, энергии и сущности проявляются как причи­ны или как результирующие состояния. Исходя из подобной механистической физики, а также из меха­нистической биологии инстинктов и влечений, Фрейд описал внутренние силы, делая упор на чело­века, вместо рассмотрения таких альтернатив, как (а) действия среды на человека или (б) взаимодей­ствия человека и среды. Система, порождаемая пси­ходинамикой, — это «метапсихология», которая, со­гласно Гиллу (Gill, 1983), просто означает психоана­литическую теорию, противополагаемую ее клиническим процедурам. Среди тех, кто призывает к полному отказу от метапсихологии, — Гилл (1973, 1976), Холт (Holt, 1974, 1989), Дж. Клейн (G. Klein, 1973) и Шефер (Shafer, 1976). Мейснер (Meissner, 1979) указывает, что эта группа ученых получила подготовку в области психологии, что облегчает их отход от биологического мышления тех, кто обучал­ся исключительно медицине. Ниже приводится кри­тика Шефера в отношении метапсихологии и пред­лагаемая им замена последней.