Geum.ru

Санкт-Петербург Издательство "азбука" 2001 Nesmrtelnost ё Milan Kundera, 1990 Перевод с чешского Нины Шульгиной Оформление Вадима Пожидаева

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   38   39   40   41   42   43   44   45   ...   62

10




Спустя долгое время Авенариус повторил: - Мне кажется, ты слишком много

работаешь. Подумай о своем здоровье.

Я сказал:

- Я думаю о своем здоровье. Я регулярно упражняюсь с гантелями.

- Опасно, Тебя может хватить удар.

- Именно этого я и опасаюсь,- сказал я, вспомнив о Роберте Музиле.

- Тебе нужен бег, вот что. Ночной бег. Я кое-что тебе покажу, - сказал

он таинственно и расстегнул пиджак. Вокруг его груди и на могучем животе

была укреплена странная система ремней, которая отдаленно напоминала

лошадиную упряжь. Справа внизу на поясе был ремешок, на котором висел

огромный, устрашающий кухонный нож.

Я похвалил его снаряжение, но, стремясь отдалить разговор на хорошо

известную мне тему, завел речь о том единственном, что было для меня важно и

что я хотел услышать от него:

- Когда ты увидел Лору в метро, она узнала тебя, а ты узнал ее.

- Да, - сказал Авенариус.

- Меня интересует, откуда вы знали друг друга.

- Тебя интересуют глупости, а вещи серьезные наводят на тебя тоску, -

сказал он с явным разочарованием и снова застегнул пиджак. - Ты точно старая

консьержка.

Я пожал плечами.

Он продолжал:

- В этом вовсе нет ничего интересного. Прежде чем я вручил

стопроцентному ослу диплом, на улицах появилась его фотография. Я ждал в

холле радио, чтобы увидеть его воочию: когда он вышел из лифта, к нему

подбежала женщина и поцеловала его. Затем я наблюдал за ними все чаще, и не

раз мой взгляд встречался с ее, так что мое лицо, вероятно, было ей знакомо,

хотя она и не знала, кто я.

- Она тебе нравилась? Авенариус понизил голос:

- Признаюсь тебе, не будь ее, возможно, я никогда бы и не осуществил

своего плана с дипломом. У меня таких планов тысячи, и большинство из них

так и остается в пределах мечты.

- Да, я знаю, - подтвердил я.

- Но когда мужчину заинтересует женщина, он делает все, чтобы войти -

пусть косвенно, пусть в обход - в контакт с ней, чтобы хоть издали приоб

щиться к ее миру и расшевелить его.

- Значит, Бернар стал стопроцентным ослом потому, что тебе нравилась

Лора.

- Возможно, ты прав, - сказал Авенариус задумчиво и затем добавил: - В

этой женщине есть нечто, что обрекает ее стать жертвой. Именно это меня в

ней и притягивало. Я пришел в восторг, увидев ее в руках двух пьяных,

вонючих клошаров! Незабываемые минуты!

- Да, до этого момента мне твоя история известна. Но хотелось бы знать,

что было дальше.

- У нее совершенно необыкновенная задница, - продолжал Авенариус, не

обращая внимания на мой вопрос. - Когда она ходила в школу, одноклассники,

несомненно, щипали ее за ягодицы. Я мысленно слышу, как всякий раз она

визжит своим высоким сопрано. Уже один этот звук был сладким обещанием ее

будущих наслаждений.

- Да, поговорим о них. Расскажи мне, что было дальше, когда ты вывел ее

из метро, точно спаситель-кудесник.

Авенариус делал вид, что не слышит меня.

- Эстет сказал бы, что ее задница слишком объемиста и низковато

посажена, и это тем более обременительно, что душа ее устремлена ввысь. Но

именно в этом противоречии для меня сконцентрирована человеческая участь:

голова полна грез, а зад, как железный якорь, держит нас у самой земли.

Последние слова Авенариуса неведомо почему прозвучали меланхолично,

возможно, потому, что наши тарелки были пусты и от утки не осталось следа. И

вновь над нами склонился официант, забирая пустые тарелки. Авенариус поднял

к нему голову:

- Нет ли у вас клочка бумаги? Официант подал ему счет. Авенариус вынул

ручку и изобразил на листочке такой рисунок: Потом сказал:

- Вот это Лора. Голова, полная грез, устремлена к небу. А тело

притянуто к земле: ее задница и ее груди, тоже довольно тяжелые, обращены

книзу.

- Это любопытно, - сказал я и рядом с рисунком Авенариуса изобразил

свой:

- Кто это? - спросил Авенариус.

- Ее сестра Аньес: тело возносится, как пламя. А голова постоянно

опущена: скептическая голова, склоненная к земле.

- Предпочитаю Лору, - твердо сказал Авенариус и добавил: - Но более

всего предпочитаю ночной бег. Тебе нравится церковь Сен-Жермен-де-Пре?

Я кивнул.

- Но притом ты никогда по-настоящему не видел ее.

- Не понимаю тебя, - сказал я.

- Недавно я шел по рю де Рэн к бульвару и посчитал, сколько раз мне

удается окинуть взглядом эту церковь и не быть при этом сбитым торопливым

прохожим или раздавленным машиной. Насчитал я семь очень беглых взглядов,

которые стоили мне синяка на левой руке: в меня въехал локтем нетерпеливый

юноша. Восьмой взгляд был мне дарован, когда я встал прямо перед входом в

храм и поднял голову кверху. Я видел лишь фасад, но снизу, в очень

деформированном виде. От этих беглых, искажающих взглядов в моем сознании

сложился какой-то приблизитель ный знак, имеющий с храмом не больше общего,

чем Лора с моим рисунком, составленным из двух стрелок. Храм

Сен-Жермен-де-Пре исчез, исчезли и все церкви во всех городах, подобно луне

в час ее затме ния. Машины, запрудившие шоссе, уменьшили тротуары, на

которых толпятся пешеходы. Глядя друг на друга, они видят на заднем плане

машины; глядя на противоположный дом, они видят на переднем плане машины; не

существует ни одного угла зрения, при котором бы сзади, впереди или с краю

не было бы видно автомобиля. Их вездесущий шум разъедает, как кислота,

каждый миг созерцания. Машины явились причиной того, что былая красота

городов стала невидимой. Я не принадлежу к числу идиотов-моралистов,

возмущающихся тем, что на дорогах каждый год погибает десять тысяч человек.

По крайней мере, так становится меньше водителей. Но я протестую против

того, что машины затмевают соборы.

Профессор Авенариус помолчал, а потом сказал:

- Теперь мне хочется немножко сыру.