Пусть волею судьбы смерть вторгнется в мою ожившую жизнь и эти страницы попадут в чужие руки такая мысль ничуть меня не страшит и не мучит

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   12
андт, кто Рембрандт. Хорошо, только две гласных.


Вся из груди.


Снять уголок в чьём-либо сердце.


Думаю, никто сейчас не читает С.Н.Сергеева-Ценского. Я тоже полистал и отложил. Хороший писатель, но мало быть хорошим. Великих не одолеть, не читать же из жалости.


Пародия на Парадиз.


Такой был росток, и ничего не выросло.


Пелевина читают те, кто читает содержание книг — то, о чём. Мне это неинтересно. Я за мысль, но — спрятанную в фактуре. Как после Набокова читать Голдинга или Абэ, не понимаю. Притом что умны, честны и пишут о важном.


Забываю, записываю. За словом приходится лезть в карман.


Замысел лица.


На деревню девушке.


30 января 1889 года 30-летний наследник австро-венгерского престола кронпринц Рудольф застрелил свою 17-летнюю возлюбленную баронессу Марию Вечера, после чего покончил с собой. Незадолго до самоубийства Рудольф, женатый на бельгийской принцессе Стефании, пытался добиться у римского папы развода, чтобы жениться на баронессе, но получил отказ. В предсмертной записке влюблённые объяснили свой уход желанием «взглянуть на загробный мир».


Постоянное совмещение великого с малым. (н. м.)


Посмотрел в зеркало. Вроде, не хам. Но и не Сим, не Иафет. Кто же?


Жанр неотправленных писем.


Придумал же я себе работу, но без неё меня как бы и нет, её без меня тем более.


«Литература спасла нас от социализма. Она же спасает нас от капитализма». (Ольга Бешенковская, «Ностальгия по Америке...»)


Маршруты желаний. (н. м.)


Умирал от одного, умер от другого.


Приятная размытость.


Всякая удавшаяся мелодия — живое существо.


Муха в чернильнице. (н. м.)


«Говорят, что хорошие привычки лучше хороших принципов. Возможно, хорошие манеры лучше хороших привычек. Родительские поучения могут и не спасти от гибели вашу пуританскую совесть; но если вы выпрямитесь на стуле, не касаясь спинки, и сорок раз повторите слова «призмы, пилигримы», сатана отыдет от вас». (О.Генри, «Горящий светильник».)


Время меняет людей до неузнаваемости.


Уйти с пустой головой.


Творческие планы как жанр.


Четвероевангелие, или Христос в воспоминаниях современников.


Прикорнуть на лаврах.


В.Ф.Ходасевич об Андрее Белом: «Он жил в Цоссене, под Берлином, недалеко от кладбища, в доме какого-то гробовщика. Мы встретились летом 1922 г., когда я приехал из России. Теперь он был совсем уже сед. Глаза еще боле выцвели — стали почти что белыми.

С осени он переехал в город — и весь русский Берлин стал любопытным и злым свидетелем его истерики. Ее видели, ей радовались, над ней насмехались слишком многие. Скажу о ней покороче. Выражалась она главным образом в пьяных танцах, которым он предавался в разных берлинских Dielen. Не в том дело, что танцевал он плохо, а в том, что он танцевал страшно. В однообразную толчею фокстротов вносил он свои«вариации» — искаженный отсвет неизменного своеобразия, которое он проявлял во всем, за что бы ни брался. Танец в его исполнении превращался в чудовищную мимодраму, порой даже и непристойную.

Он приглашал незнакомых дам. Те, которые были посмелее, шли, чтобы позабавиться и позабавить своих спутников. Другие отказывались — в Берлине это почти оскорбление. Третьим запрещали мужья, отцы. То был не просто танец пьяного человека: то было, конечно, символическое попрание лучшего в самом себе, кощунство над собой, дьявольская гримаса себе самому. <…> Свои страдания он «выкрикивал в форточку» — то в виде плохих стихов с редкими проблесками гениальности, то в виде бесчисленных исповедей. Он исповедовался, выворачивая душу, кому попало, порой полузнакомым и вовсе незнакомым людям: соседям по табльдоту, ночным гулякам, смазливым пансионским горничным, иностранным журналистам. Полувлюбился в некую Mariechen. болезненную, запуганную девушку, дочь содержателя маленькой пивной; она смущалась чуть не до слез, когда Herr Professor ломая ей пальцы своими лапищами, отплясывал с нею неистовые танцы, а между танцами, осушая кружку за кружкой, рассказывал ей, то рыча, то шипя, то визжа, все одну и ту же запутанную историю, в которой она ничего не понимала.

Замечательно, что и все эти люди, тоже ничего не понимавшие, заслушивались его, чуя, что пьяненький Herr Professor — не простой человек. Возвращаясь домой, раздевался он догола и опять плясал, выплясывая свое несчастие. Это длилось месяцами». (В.Ф.Ходасевич, «Некрополь».)


Через не могу не могу.


«Евреи добиваются превосходства лишь потому, что им отказано в равенстве». (Макс Нордау)


Опыт оптом.


Доктора тоже кое-что понимают в болезнях.


Вспоминаю мудрую старую учительницу, как проводила она политинформацию в 5 классе: «Время, дети, сейчас сложное, напряжённое, поэтому достаньте тетради, запишите число...»

И начиналась работа.


Жировых отложений хватит на неделю. Может, на полторы.


Угадывать в чужих слабостях собственные.


Пересолить шутку.


Уже и «Канцтовары» воспринимаю как «Канцерогенные товары».


Больше всего боюсь жизни бесследной.


Без знания раннехристианских апокрифов Библию не понять. Ничто так не объясняет оставленное, как отверженное.


Не - мо - ё.


Хоть иногда я что-то делаю правильно.


Я спокойно отношусь к смерти ещё и потому, что не та это жизнь, из которой жаль уходить.


Уснуть на полстранице.


«Интересно, — пробормотал Мак-Шонесси в раздумье, — чем это объяснить, что плохие люди намного интереснее?

— Причину нетрудно обнаружить, — ответил Джефсон, — В них больше неопределенности. Они заставляют вас держаться настороже. Это то же самое, что сравнить верховую езду на хорошо объезженной кобыле, плетущейся бодрою рысцою, со скачкой на молодом жеребце, который смотрит на вещи по-своему. На первой удобно путешествовать, зато второй доставляет вам возможность тренировать себя. Взяв в героини безупречно хорошую женщину, вы выдаете все свои тайны в первой же главе. Всем доподлинно известно, как героиня поступит при любом предполагаемом стечении обстоятельств: она всегда будет поступать одинаково — то есть правильно. С недобродетельной героиней, напротив, неизвестно заранее, что произойдет. Из пятидесяти с лишним возможных путей она может избрать как единственный правильный, так и один из сорока девяти ошибочных, и вы с любопытством ждете, какой же путь она изберет.

— Однако существует множество добродетельных женщин, которые могут представлять интерес, — возразил я.

— Но только в те промежутки, когда они перестают быть добродетельными, — ответил Джефсон. — Безупречная героиня, вероятно, так же способна взбесить читателя, как Ксантиппа бесила Сократа или как пай-мальчик в школе выводит из себя остальных ребят». (Джером К. Джером. Трое в лодке (не считая собаки) и др. произв. Л., 1980. С. 220.)


Z. мне нужна в больших количествах.


Стараешься для человечества, а оно к тебе спиной. (н. м.)


Никогда не могу сказать, что сказал всё. Всякая последняя мысль оказывается предпоследней.


Куда ни пойдёшь — пейзаж. (н. м.)


Он как никто знает, где раки зимуют.


Запах дурака.


Есть маршруты, которые редко кто может пройти до конца. Даже до середины.


Бог думает, что он Бог, что ему всё можно.


Старинный японский обычай пускать увядшие цветы по реке.


С третьей попытки верблюд пролез-таки через игольное ушко.


Сердцевед (кардиолог).


«Пoйдeмтe oтцoвcкyю кибиткy пocмoтpим, — cкaзaлa нaм мaмeнькa, и мы пoшли зa нeй.

— Дa чтo тaм cмoтpeть? — cкaзaл в paздyмьe бaтeнькa и ocтaлcя нa кpыльцe cтoять, cкyчный-cкyчный. Кибиткa нa выcoкoй oгpoмнoй тeлeге cтoялa cpeди двopa. Maмeнькa и мeня вcaдилa в кибиткy.

— A кaк тyт xopoшo! Чиcтeнькo! — cкaзaлa Уcтя. — Пocмoтpи, Илюшa, кaкoй yзop выpезaн внyтpи кибитки! И кaк блecтит и пepeливaeт внyтpи мeлкaя peзьбa. Oчeнь и oчeнь xopoшo.

Maмeнькa cтaлa oткpывaть вce ящики; cкoлькo paзныx, зaдвинyтыx лoвкo, никтo нe нaйдeт... В oднoм — нeдoедeнный бyблик. — A этo чтo? Maмeнькa вытaщилa вeликoлeпнyю тpyбкy, oтдeлaннyю cepeбpoм... и c цeпoчкoй.

— Дaйтe пocмoтpeть! Boт чyдo! — лезy я к тpyбкe.

— Пoди, дypaк, чтo тyт cмoтpeть этy гaдocть?!

Tpyбкa cильнo вoнялa тaбaкoм и пaчкaлa pyки кopичнeвoй липкocтью. Maмeнькa пoднялa тpyбкy и пoкaзывaeт бaтeнькe.

— A? Пocмoтpи, бессовеcтный, — и cтaлa oчень cepдитa. — Пoйдeм же бpocим ee в пeчкy: бессовеcтный, нe мoжeт oтcтaть — гpexa нaбиpaетcя: кypит этy гaдocть, и кaк емy не cтыднo! Бaтенькa тиxo cтoял нa кpыльцe: пoвеpнyвшиcь нecкoлькo в cтopoнy, он смoтpeл кyдa-тo вдaль и ни cлoвa не гoвopил... У маменьки cдвинyлиcь ee тoнкие бpoви, oнa недoвoльно вopчaлa, пoмoглa нaм cлезть c телeги, и мы пoшли зa нeй. Heyжeли тpyбкy coжгyт? Какое сepeбpo! Какaкoй янтapный чyбyчoк!.. Я eще не вepил и нe cпycкaл глaз c тpyбки. Maменькa шлa пpямo в кyxню. В глyбине pyccкoй пeчки, зa гopшкaми, жapкo гopели дpoвa. Maменькa быcтpo бpocилa тpyбкy вмеcтe c цeпoчкoй и еще какими-тo пpивecкaми, вpoдe шильцa.

— Maмoнькa! Зaчем? Дaйтe лyчшe мнe! — вcкpичaл я и гoтoв был заплакaть.

— Чтo ты этo?! Чтo ты, кypить гaдючий тaбaчище бyдeшь?! Xopoш курильщик! Пocмoтpите нa негo, люди дoбpыe! Cлышитe: дaйтe лyчшe eмy! И oнa дaжe paccмeялacь. И тoлькo тyт я пoнял, чтo, вepoятнo, тpyбкa — бoлышoй гpex... Ho мнe было жaль тaкoй xopoшей, дopoгoй вeщи, и дaжe пocмoтpeть нe дaли! Чтo за бедa, чтo вoняeт и пaчкaeт, вeдь мoжнo pyки вымыть... A я никoгдa не видaл. чтoбы бaтeнькa кypил, oн пpи нac никoгдa нe курил». (Репин И.Е., «Далёкое близкое».)


Простонародный вкус.


Инвалидность с правом работы; инвалидность без права работы; инвалидность с правом эвтаназии.


Герой без героини. (н. м.)


Набор дурных привычек.


«Я видел перед собою горящего человека, с внутренним шумом (тут уж «тишины» не было, но мы были уединенны), бесконечным интересующегося, бесконечным владевшего, о веренице бесконечных вопросов думавшего». (В.В.Розанов, очерк «Поездка в Ясную Поляну».)


Людей эстетически ранимых вообще мало, большинство удовлетворяется удовлетворительным.


На всём отпечаток врачебной тайны.


Если всё делать хорошо, вообще ничего не сделаешь.


Обдурахманить.


Если вычеркнуть это из жизни, богаче она не станет.


Говорить со значительным выражением лица.


«Я старалась проанализировать собственное религиозное чувство, сразу не поддающееся объяснению; но было много времени, и вот, понемножку, в эти дни я думала и над своей «религией». В силу чего я верила? — В силу переданного традицией отчасти, в силу потребности своей души — тоже отчасти, так как известные религиозные воззрения были приобретены не лично мною, а усвоены с детства; не будь их — додумалась ли бы я сама до признания Бога? И я должна была ответить на этот вопрос честно: «не знаю». <…> И вот, пересмотревши всю свою жизнь, я невольно задала себе вопрос — «в чём моя вера?» — и какой же ответ на него давал мне беспощадный анализ? — Первая вера была в силу твоей беспомощности, в силу склада твоей души, нуждавшейся в утешении и поддержке, не видевшей её нигде; твоя вера была в безотчётных порывах души к чему-то стоявшему выше пошлости житейской, в силу врождённой любви к поэзии... и только». (Елизавета Дьяконова, «Дневник русской женщины».)


С аккуратностью часов. (н. м.)


Читаю О.Генри. Неровно. Из сборника «Горящий светильник» бесспорно хорош (и то более в замысле) только «Последний лист».


«Когда усталая подлодка из глубины идёт домой...» Это я с работы возвращаюсь.


Надеяться — значит не верить.


«Всесоюзный староста» окал, но выступал хорошо: не спешил и говорил членораздельно.


«Известное известно немногим». (Аристотель)


«Иногда случается, что весь мир сговорился терзать вас невыносимыми пустяками. Этот скучает, тому нездоровится; праздность, дела, нужда, недоумие толкутся в вашу дверь и кричат; ступай к нам! иди к нам! Но ты не ходи! Не расточай на это своей души, оставайся спокойно в твоем небе, в твоей горнице и отнюдь не вмешивайся в их факты, в эту бестолочь самых призрачных нелепостей; но проливай свет незыблемых законов на их смятение и безалаберность. Я не признаю, чтоб за людьми состояла власть налагать на меня муки ради их пустого поверхностного любопытства. Покончите с притворными узами приязни и изъявлениями гостеприимства; перестаньте раз и навсегда жить для исполнения ожиданий этих людей обманчивых и обманутых, с которыми вы водитесь. Скажите им: батюшка, матушка, друг мой, братец, до сих пор я жил с вами по всем условиям приличий, отныне же я принадлежу правде и буду следовать одним законам вечным». (Ральф Уолдо Эмерсон, «Нравственная философия. Опыты».)


Белая донна.


«Чтобы мечты исполнились, нужно только сойти с ума». (М.Кузмин, «Дневник».)


Доктор сказал: раньше всех умирают те, кто боится смерти. Я смерти не боюсь; боится тот, кто озабочен своей посмертной судьбой. Судьба у всех одна: появиться, побыть, исчезнуть. При жизни надо быть умными, добрыми и деятельными, чтоб, уходя, оставить плоды ума, доброты и деятельности.


Умереть друг в друге. (н. м.)


Сойти с облаков. (н. м.)


Не будем мешать дождю.


Не повторяйтесь, и будете неповторимы.


«...Стонет вся великая Германия от почти двухмиллионого наплыва своих российских соплеменников — поволжских немцев. В империи родившись и прожив там всю сознательную жизнь, они типичные советские люди. Да ещё приехавшие из Сибири и Казахстана, куда некогда загнали их родителей. И с их приездом в маленьких, уютных и зелёных, сонных, аккуратных и спокойных немецких городках начались пьяные ночные драки с поножовщиной и руганью на всю округу. А немецкие леса и парки? Все они ухожены настолько, что мне кажется, там по ночам чинно гуляют хорошо подмытые лисы и зайчихи. А ныне там повсюду попадаются следы российских разудалых пикников». (Игорь Губерман, «Книга странствий».)


Жизнь — гипертекст. Куда ни ткни пальцем, за всем что-то есть.


«Он может нырнуть очень глубоко и вынырнуть только тогда, когда остальные ушли за багром». (А. К.)


Прижимистый бог.


Родиться под вопросительным знаком.


Это не мухи, а духи.


«В те годы появилось выражение «литературная студия». То, что прежде считалось возможным в живописи, в театре, — изучение мастерства, технических приемов искусства, — было допущено в литературу. Стали учиться писать, как раньше учились рисовать или делать реверансы, и нельзя установить, кто изобрел эту форму занятий — ученики или учителя». («Воспоминания о Корнее Чуковском». К.А.Федин, «Литературная студия».)


И чтоб каждый день — воскресенье.


Написать большую плохую книгу, не сказав чего-то стоящего, так же невозможно, как написать большую хорошую книгу, не сморозив какую-нибудь глупость.


Муж в Тверь, жена в дверь. (пословица)


Не уходить — бежать.


С годами мы, скорей, уточнились, чем изменились.


Всё сбылось. Осталось дождаться известного часа и отбыть с верой в тыкву-карету и крысу-кучера.

Параболически молодеть.


Любить — дарить себя. Так я чувствую и, сколько помню себя, всегда был таким.


Всё, что я мог получить от жизни, я получил, а вот жизнь от меня не всё получила.


Не уснуть. Куда смотрит бог сна Морфей?


«Корень квадратный из Я равняется Я». (В.В.Набоков, «Bend Sinister», в переводе С.Б.Ильина «Под знаком незаконнорожденных».)


<24—25 октября 1962 г.> «Дорогой Борфед! Спасибо за Ваши письма и заботы, рад, что дела в университете устроились, — приезжайте, выпьем! Поручения Ваши выполнил! — справку посылаю. Но хочу поговорить начистоту — не о тех конкретных упреках, которые, во многом, справедливы, а об упреках вообще. Они не только меня не раздражают, но даже радуют — я в них вижу Вашу — честно скажу, трогательную — заботу обо мне, Заре и тартуских делах вообще. Вы правы. Но и истина должна быть человечна и, скажу, толерантна, тактична. Ваши письма писаны как великопостные послания архиепископа к пастве. Вы призываете меня к покаянию и исчисляете мои грехи. Грехов много. <…> Вы сто раз правы, я расхлябан, неаккуратен, являюсь с опозданиями, не отвечаю на письма, не выдерживаю сроков. Но, дорогой мой, это истина, но с Вашей стороны невеликодушно говорить мне эту истину: мне просто несравненно тяжелее (не в высоком моральном, а простом, бытовом смысле) живется, чем Вам. Мы с Зарой тянем воз, которого Вы никогда не тянули, и мы уже сломали себе хребты. Я все чаще с горечью думаю о том, кто же будет воспитывать и тянуть моих детей после того, как я загнусь. Это не риторика. Но Вы правы — этот воз — мое семейное дело, и я не имею права ждать скидок в этом смысле. Но поймите и другое: на кафедре числится 8 человек, и, кроме плановой штатной работы, на них падает масса неподдающейся учету, но фактически существующей, учебной, и вся общественная работа. Реально же на кафедре существуем я, Зара и Валерий (последние два месяца). С Адамса, Фельдбаха — взятки гладки, Сергей от всего лишнего уклоняется. Вы с Павлом — в Ленинграде. А начальству надо годами симулировать способность кафедры исполнять все обряды и толочь всю требуемую воду в ступе. Мы с Зарой на кафедре — как Райкин. Вот, например, издание стенной газеты поручили Павлу (он даже и не знает об этом). Могу я сказать в партбюро, что Рейфману нельзя поручать этого, так как он бывает в Тарту наездами? А кто фактически делает дело? Зара! И таких дел набирается по 3-4 часа на каждый день. А у меня 22 часа лекций в неделю и не может быть меньше, так как я не хочу, чтобы отделение травой заросло. Иное дело, когда студенты слушают Вас, меня, Билинкиса, Зару, — другое, когда читаем я и Зара, а Павел приезжает, сконцентрировав лекции в месяц, а вы, доведя журналистику до плотности материи на «белых карликах». Что же им — все годы слушать Бахмана и Оленеву? Следовательно, в этом положении я не могу не брать факультативных курсов. <…> Вообще все это мура и не стоит дискуссий. А говоря честно, мне сейчас очень трудно и одиноко». (Ю.М.Лотман — Б.Ф.Егорову. Лотман Ю.М. Письма. М., 1997. С. 145-146.)


Очень немногие разбираются в полутонах. (н. м.)


Подредактировать (к хирургии).


Так похоже на правду, как правда на себя не похожа.


Ты мне яичко — я кусок кулича.


Отфильтрованность вкусом.


«Вeдь этo cтaнoвoй к нaм, — гoвopю я Bacильeвy и Maкapoвy. — Чтo жe, нe пpибpaтьcя ли нaм? — Вoт eщe! Знaeшь ли, — cмeeтcя Bacильeв, — ecть двa cлoвa, кoтopыми мoжнo oтдeлaтьcя oт вcex явлeний жизни. Нaпpимep, тeбe гoвopят: «Cтaнoвoй eдeт». Oтвeт: «Hy тaк чтo ж?» — «Дa вeдь нaдo жe пpиoдeтьcя?» — «Boт eщe!» Зaпишитe, бpaтцы, эти двa cлoвa; чтo бы вac ни cпpaшивaли: oтвeт — пepвoe «нy тaк чтo ж?», втopoe «вoт eщe!». (Репин И.Е., «Далёкое близкое».)


Тут невольно замедлишь шаг! (н. м.)


«Удивительно, до чего влюблённые неинтересны!» (Елизавета Дьяконова, «Дневник русской женщины».)


«Так я думаю об этом, когда я об этом думаю». (Игорь Губерман, «Книга странствий».)


Последний атеист.


Мемуары как проверка памяти.


Страх перед органической глупостью.


Нельзя уходить бесследно, каждый (воспользуюсь чужим иносказанием) должен положить свой грошик на паперть храма культуры.


Чтоб врачи занялись человеком, надо, чтобы он по крайней мере умер.


Всё твоё ношу с собой.


Если конфеты есть понемногу, ничего не будет.


Молоко, досыхающее на губах.


«Сэр,

Никогда еще бедняга-писатель не возлагал меньше надежд на свое посвящение, чем возлагаю я; ведь оно написано в глухом углу нашего королевства, в уединенном доме под соломенной крышей, где я живу в постоянных усилиях веселостью оградить себя от недомоганий, причиняемых плохим здоровьем, и других жизненных зол, будучи твердо убежден, что каждый раз, когда мы улыбаемся, а тем более когда смеемся, — улыбка наша и смех кое-что прибавляют к недолгой нашей жизни». (Стерн Л. Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена. М., 2005. С. 5.)


Без царицы в голове.


Зонтик, производивший в закрытом виде вполне благоприятное впечатление. (н. м.)


Алмазы пламенные.


Выходная ария Дуни Петровой (Стрелки) в фильме «Волга-Волга».


Писать и упорядочивать написанное — для господа бога, двух-трёх случайных читателей, а более для себя.


«Русские на высотах зажигают несравненные вселенские огни, но на равнине мерцают лучины». (Владимир Жаботинский, «Пятеро».)


Разговор неумного взрослого с умным ребёнком. Илюша болеет:

«Hy, пpoтяни нoжки, мы тeбe xopoшeнький rpoбик cдeлaeм, кpacивo oбoшьeм, тeбe xopoшo бyдeт лeжaть... A тeбe чегo бoятьcя yмиpaть? Дo ceми лeт млaдeнeц — oтpacтyт кpылышки, и пoлетишь пpямo в paй; гpexoв y тeбя нeт, нe тo, чтo мы, гpeшныe, тyт бьемcя, кoлoтимcя. Пo тебe мы и гoлocить нe бyдeм. И зa нac и зa cвoиx poдителeй тaм бyдeшь бoгy мoлитьcя.