Александровна Подкорытова, психолог Мария Федоровна Попова, кандидат филологических наук, доцент Ургу екатеринбург Союз юных корреспондентов Свердловской области 2007

Вид материала

Документы

Содержание Со взрослыми и без них Без взрослых: действия наугад. Субкультура – как совокупность практик Стрежевские «хулиганы». Драма – достаточно редкий для аниме жанр драматически-трагического повествования. Основной признак – отсутствие выраженного «хэп Психологический триллер Хентай – эротическое или порнографическое аниме. Дословно переводится как «извращенный». Яой АЛЕЧИ. Новички. КАТАТЬ. Кататься. Три часа в одиночку катал Син.: Расфоршмак не в кисляк. Расфоршмачился не в кисляк. Шумахер ( В «6100» опять чемп! В сетях виртуального мира // Худовекова Мария. О ком речь? Как распознать гопника? Как бороться? Случай из жизни. Под интерес, на интерес. Великий и могучий Карты и «домики». ... Полное содержание

Подобный материал:

• В. М. Амиров, кандидат филологических наук, доцент кафедры периодической печати факультета, 537.13kb.
• Методические рекомендации Екатеринбург, 529.48kb.
• «Радиоактивный монацитовый концентрат в Красноуфимском районе Свердловской области:, 736.77kb.
• Программа факультативного курса, 705.83kb.
• 620027, г. Екатеринбург, ул. Луначарского, 31, т/ф (343) 355-02-09, 353-57-07, 353-59-50, 36.03kb.
• Програма для середньої загальноосвітньої школи затверджено Міністерством освіти І науки, 816.28kb.
• Пошедіна О.І. Україна-нато (Запитання І відповіді): Науково-популярне видання / Колектив, 821.28kb.
• Учебное пособие для высших учебных заведений, 3487.39kb.
• С. Х. Мухаметгалиева Елабуга, Елабужский государственный педагогический университет, 3598.14kb.
• Иванова Магдалина Александровна, кандидат исторических наук, доцент Обухов Леонид Аркадьевич,, 1041.81kb.

<Тит. стр.>

ВСЕЛЕННАЯ СУБКУЛЬТУР:

юношеские субкультуры Урала


Мини–энциклопедия


Редактор-составитель Ю.В. Шинкаренко


Экспертный совет:

Светлана Дашиевна Балмаева, кандидат философских наук, декан факультета телерадиожурналистики Гуманитарного университета

Евгения Станиславовна Баразгова, профессор, доктор философских наук, зав. кафедрой теории и истории социологии УрГУ

Ирина Витальевна Головина, зав. отделом организационного и информационно-методического обеспечения молодежной политики Департамента по делам молодежи Свердловской области

Борис Николаевич Лозовский, кандидат филологических наук, декан факультета журналистики УрГУ

Владимир Федорович Олешко, профессор, доктор философских наук, зав. кафедрой периодической печати УрГУ

Людмила Александровна Подкорытова, психолог

Мария Федоровна Попова, кандидат филологических наук, доцент УрГУ


Екатеринбург

Союз юных корреспондентов Свердловской области

2007


<оборот тит. стр.>

УДК 34 С

ББК 67.99(2)1.02

В___

Проект реализуется при поддержке Департамента по делам молодежи Свердловской области


В__

Вселенная субкультур: юношеские субкультуры Урала. Сост., введение, аннотирован. библиогр. Ю.В. Шинкаренко. Екатеринбург: Союз юнкоров, 2007. 208 с.

ISBN 5 – 902773 – 03 – 2


Мини–энциклопедия «ВСЕЛЕННАЯ СУБКУЛЬТУР: Юношеские субкультуры Урала» предназначена для руководителей детских и молодежных общественных организаций, лидеров молодежного движения, активистов различных субкультурных групп, педагогов, социологов, журналистов, всех, кого интересуют проблемы социализации современного подростка.

Статьи для книги написаны молодыми исследователями, многие из которых сами являются представителями той или иной субкультуры. Для сравнения в сборник включено несколько статей о субкультурах в других регионах России.

Ряд статей дополнен жаргонными словниками и аннотированной библиографией.


ISBN 5-902773-01-6

© Ю.В. Шинкаренко, 2007, состав., введение, аннотирован. библиогр.

© С.Н. Григорькин, 2007, обложка

© Союз юнкоров: группа авторов, 2007

^ СО ВЗРОСЛЫМИ И БЕЗ НИХ

Некоторые особенности формирования молодежных субкультур


Внимание взрослых. Феномен молодежных субкультур всегда привлекал пристальное внимание взрослых. Через субкультуру измерялся градус молодежного недовольства истэблишментом, через нее же «впрыскивалась» успокаивающая (или, наоборот, возбуждающая) доза социально-терапевтических средств.

Далеко за примерами ходить не надо. Хорошо изученная контркультура (частный случай субкультур), сформированная в 60-е годы на Западе и в США, демонстрирует десятки примеров таких воздействий. Отечественные исследователи Ю.Н. Давыдов и И.Б. Роднянская [4, 11] напрямую говорят об укрепившейся тенденции: «В атмосфере «молодежного бунта», растянувшегося едва ли не на целое десятилетие, приобрело характер догмы широко распространившееся мнение, что с «новым словом» о новейших изменениях в мире следует обращаться к новому поколению, которое одно лишь способно правильно его понять, ибо это «новое» закодировано, так сказать, в его витальной структуре. Отсюда – расчеты на молодежь у всех, кто рассчитывал потрясти мир «новым словом»; отсюда – их соперничество друг с другом за роль «гуру» по отношению к молодежи». В качестве примера такого «нового слова» авторы приводят книги Т. Роззака «Создание контркультуры» и Ч. Рейча «Зеленеющая Америка». Эти произведения рассматриваются как элементы социологического самосознания контркультуры.

Чем полнее раскрывается картина подобного «самосознания», тем осторожнее приходится говорить о стихийном характере возникновения и развития тех или иных субкультур. Эти слова в полной мере относятся к сегодняшнему бытованию молодежной культуры. Едва тот или иной округ молодежных ценностей, стилевых особенностей, норм, статусно-ролевых увязанностей, символических артикуляций становится «слышимым» и «видимым» для посторонних, следовательно, доступным для наблюдения и вмешательства, как тут же к нему стягивается армия заинтересованных лиц. С нарочито отрешенным видом бродят поодаль социологи-исследователи, чутко улавливая любой шорох в логове, где пробуждается от небытия новая субкультура. Ходят-бродят вокруг представители легитимных социализирующих институтов – учителя, педагоги, в их руках – дубины да рогатины, приготовленные на субкультурного супостата, который готовится посягнуть на святая святых – на мирное течение легитимной социализации детей и подростков. Судорожно потирают вспотевшие от волнения руки политики: «Электорат-с!». Расчехлили свои навороченные перископы представители бизнеса и заняли возле новорожденной круговое наблюдения, пытаясь предугадать любые ее потребности, чтобы оборотить их в товар. А еще спешат к месту событий, выдавая себя приблатненной походкой и синевой татуировок, личности уголовные – «где бабло, там криминал». Одним словом, на каком-то этапе своего существования субкультура становится объектом усиленного внимания взрослого мира. Именно с этого момента субкультура начинает существовать как совместный проект (волей-неволей осуществляемый молодыми вместе с представителями других возрастных слоев).

Существование субкультуры до того (до явного вмешательства взрослых) мы обозначим как самостоятельный проект.

^ Без взрослых: действия наугад. Прежде чем определить различия между этими двумя формами существования субкультуры, попытаемся сформулировать, на каких основаниях мы называем молодежные субкультуры проектами. Под проектированием мы здесь понимаем описанное А. Шюцем «мотивированное фантазирование» [11, 122 – 123]: «Проектирование исполнений, или явных действий… представляет собой мотивированное фантазирование – мотивированное именно предвосхищенным последующим намерением осуществить проект. Осуществимость проекта на практике есть условие всякого проектирования, могущего быть переведенным в цель. Проектирование этого рода является, стало быть, фантазированием в заданных или, лучше сказать, навязанных рамках, и навязываются они самой реальностью, в которой проектируемое действие должно быть осуществлено… Эта потенциальность, эта возможность исполнения проекта, предполагает, например, что моим проектированием в воображении могут приниматься в расчет лишь цели и средства, которые я считаю находящимися в моей актуальной или потенциальной досягаемости; что мне не дано права в ходе моего фантазирования произвольно менять те элементы ситуации, которые выходят за пределы моего контроля, что все шансы и риски должны быть взвешены в соответствии с моим наличным знанием возможных событий этого рода в реальном мире…».

Реальный мир задает молодому человеку необходимость открыть самого себя, понять свой внутренний мир, «увязать» его с реальностью, с природной и социальной. То есть речь идет об адаптации и, отчасти – социализации. Молодой человек видит себя в будущем, представляет, кем и каким он станет, соизмеряя эти представления с раскрывающимся внутри него миром личных качеств. И ищет способы, как осуществить этот «проект взросления». «Проект взросления» – это лишь видовое название бесчисленного количества частных проектов, которые он будет осуществлять, имея в виду единственный неугасающий маяк на своем жизненном пути – цель стать самим собой. Выбор средств для реализации этой цели у молодого человека весьма ограничен в силу его возрастных особенностей и той роли, которую отводит для него современное общество. Главным инструментом становится участие в спонтанных эмпирических практиках, непредсказуемо разворачиваемых в группе сверстников.

Практика – термин, скорее, философский. Он говорит о способах соединения субъекта и объективной реальности. Но здесь мы рассмотрим его в социологическом смысле.

Под практикой понимаются прежде всего воздействия на природный и социальный миры с целью удовлетворения потребностей или изменения внешней среды. Наиболее подробно понятие практики разработано у марксистов, в частности, у структурного марксиста Луи Альтюссера [1]. Он смотрит на практику расширительно и понимает под ней «процесс преобразования данного определенного материала в определенный продукт, преобразования, осуществляемого определенным человеческим трудом, использующим определенные средства («производства»)». Это общее определение практики («работа преобразования») включает в себя возможность дифференциации: существуют различные практики, которые реально отличны друг от друга, хотя и представляют собой составные части одной и той же сложной целостности. Таким образом, «общественная практика» содержит в себе значительное число отличных друг от друга практик» [1, 238].

Мы уже сказали, что главным средством адаптации молодого человека к реальности становятся эмпирические практики, в которых он участвует как член peer-группы. Почему группы сверстников? В молодежной социологии под «молодежью» принято понимать социально-демографическую общность людей, чей возраст ограничен примерно 15 – 30 годами (отметим также, что юношеским считается возраст примерно от 15 до 23 лет). К началу этого периода практически завершена первичная социализация в рамках семьи. Молодой человек вышел на просторы социума, – и общественную ячейку «семья» продолжает группа сверстников. В такой группе во всей полноте распахивается для подростка мир «других». Его окружают уже не родные люди, готовые многое простить и понять. Мир становится жестче, он предъявляет более суровые требования к человеку. И настоятельно рекомендует разобраться, в первую очередь, с самим собой. Такие потребности обуревают всех членов группы. Поэтому легче возникает взаимопонимание, ведь цель – расти – у членов такой группы едина.

Субкультура группы начинается в неясном брожении внутри коллектива ровесников. Каждый член этой группы, пытаясь открыть самого себя, понять свой внутренний мир, предлагает друзьям какие-то эмпирические практики, созвучные своему собственному характеру. Они либо подхватываются, либо отвергаются остальными. Что же это за практики? У процитированного выше Альтюссера понятия «эмпирическая практика» нет. Он выделяет лишь следующие типы практик: производственную, политическую, идеологическую, теоретическую (1, 238).

Подсказку мы находим у Э. Дюркгейма. В работе «Педагогика и социология» он говорит о том, что педагог должен знать законы сознания, если желает его изменить, и избегать «основанных на эмпиризме действий наугад» [5, 260]. Сам того не желая, Дюркгейм дает сущностную характеристику эмпирическому типу практик: «действия наугад». В узком смысле «действия наугад» – это опытные действия, недостаточно рационализированные, недостаточно релевантные, поскольку либо вообще не имеют четко сформулированной цели, либо эта цель недостаточно ясно определена («цель взросления» безусловно присутствует, но она слишком обща для конкретного действия). Большинство субкультур рождается в таком «неясном томлении»: когда членам субкультурной группы сущность своей коллективности представляется в самом общем плане, направление деятельности вырисовывается лишь со временем, в действиях – много лишнего. Члены группы пробуют делать то одно, то другое, наконец окончательно выбирают «объединяющий стержень» – те или иные субкультурные действия (например, прослушивание музыки рэйв, катание на скейтборде, ролевые игры и т.д.). В качестве таких эмпирических практик, как видим, может выступить игра. К этому типу практик мы также относим музыкальные и речевые практики. Со временем комплекс этих действий, выбранных и осуществляемых наугад, осмысляется теоретически, в более широком социальном контексте, часть действий преобразуется в политические и идеологические практики. Перед нами возникает развитая субкультура. И очень часто – совместная (это сформированная вместе со взрослыми, под их приглядом). Именно на этом этапе развития субкультуры к эмпирическим практикам примешиваются другие виды практик: производственные, теоретические, политические, идеологические.

^ Субкультура – как совокупность практик. Каждый исследователь субкультуры пролил немало пота над типологизацией субкультур. Ну не дается в руки «золотой ключик» всеохватной типологии, который позволил бы любую новую субкультуру легко и безошибочно относить к целому классу, а следовательно – переносить на нее те или иные родовые признаки (что сделало бы возможным некоторое предвидение субкультурного поведения). Ну, не даётся в руки классификация субкультуры! В первую очередь, это связано с тем, что на первом этапе (возникновение субкультуры в группе сверстников), любая субкультура аморфна и летуча, ее свойства подвижны, неустойчивы, легко возникаюи и исчезают. Кстати, существует распространенное заблуждение в исследованиях таких субкультур: часто такая неустоявшаяся культура группы отождествляется с образцом, который был выбран подростками–творцами субкультуры в качестве ориентира. Например, выбор субкультурными креаторами в качестве образца музыки, стиля и мировоззрения «панк» – еще не свидетельство, что мы имеем дело с панк-культурой. По лекалу «панк» конкретная группа в конкретном локусе может сформировать какую угодно субкультуру, иногда ничего общего с «классическим» панком не имеющую. Неустойчивость субкультуры на первом этапе («самостоятельный проект»), отсутствие ее «социологического самосознания» невероятно затрудняет классификацию. Ситуация не упрощается и тогда, когда к субкультурам подключаются взрослые. Зачастую родовая принадлежность субкультуры запутывается сознательно (как в случае с тоталитарными сектами).

Тем не менее, попытки классифицировать «вселенную субкультур» есть. Например, у В.А. Лукова. Он специфику молодежных субкультур в России видит в следующем:

1. Связь с субкультурами криминала.

2. Влияние западной молодежной моды.

3. Феномен романтической компенсации повседневной рутины.

4. Воспроизводство некоторых черт советского прошлого.

«Эти четыре характеристики , – считает социолог, – могут выступать как основа типологизации молодежных субкультур в России, и в отборе субкультурных феноменов для описания и анализа мы в основном ориентировались на них».

Однако, многие и многие субкультуры в эту «сетку» не укладываются. Луков и сам это осознает: «Субкультурные феномены легко поддаются описанию, но их классификация и типологизация затруднены многообразием несводимых в систему признаков». Отсюда он делает радикальный вывод: «Методологически важно видеть, что какой-то стройной классификации субкультур создавать нет смысла. Здесь упорядочение фиксируемых данных скорее всего возможно в рамках каждого из отдельных фрагментов субкультурной мозаики».

Нами в свое время также была осуществлена попытка классификации современных субкультур, основанная, в свою очередь, на предшествующих разработках ( в частности: Исламшина Т.Г., Цейтлин Р.С., Салагаев А.Л., Сергеев С.А., Максимова О.А., Хамзина Г.Р. Молодежные субкультуры. Казань, 1997).

Пару лет назад актуальной нам казалась следующая типология юношеских субкультур:

– субкультуры социального вмешательства (все субкультуры, ориентированные на улучшение или изменение сложившейся общественной системы или ее элементов);

– примыкающие к ним лидерско-менеджерские;

– мистагогические («вводящие в тайну», связанные с духовными поисками);

– досуговые («наслаждение и развлечение»);

– спортивно-соревновательные;

– профориентационные;

– криминально-ориентированные.

В целом, такая типология достаточно полно охватывала субкультурную ситуацию в нашей стране в тот период времени (первые годы тысячелетия). Однако она не имела общего характера. Поэтому поиски продолжались.

В отличие от Лукова, мы считаем работу по классификации субкультур возможной и необходимой. «Золотой ключик» все же существует! Мы верим в существование удобной и точной типологии. И новая методологическая попытка в поисках такой типологии – представление субкультур как совокупности практик. В самом деле, все «несводимые в систему» субкультурные признаки (и порождающие их действия) достаточно логично объединяются таким понятием, как «эмпирическая практика». Саму же субкультуру можно рассматривать как совокупность различных практик, представленных в той или иной полноте, в той или иной конфигурации.

Практики, повторимся, такие: эмпирические, производственные, теоретические, политические, идеологические. Доминирование тех или иных видов практик может служить показателем взаимодействия субкультуры и общества в целом. Понятно, что при контркультурном принципе взаимосвязи в субкультуре будут преобладать практики преимущественно политические и идеологические. При формировании субкультур как «антикультурного» проекта (то есть, по каким-то причинам взросление молодого человека ориентировано на разрыв с общечеловеческой культурой) главенствовать будут какие-то виды эмпирических практик, усиливающих разрыв с обществом А практики «прокультуры» – преимущественно практики производственные и теоретические (это только одна из прокультурных конфигураций, наиболее глубинно связанная с базовой культурой).

Таким образом, при помощи практик мы конкретизируем направление взросления (антикультурное, контркультурное, прокультурное) и расшифровываем содержание этих проектов. Определенные конфигурации практик еще предстоит рассмотреть и описать. Но, похоже, такой подход сулит немало находок. По крайней мере, многообещающ выбор основания для классификации: адаптация и социализация молодых людей. При таком выборе рассмотрение субкультур напрямую связано со всем обществом, при этом учитывается влияние на «маленькие культуры» взрослых, которое при других классификациях как бы растворяется, исчезает. Но, повторимся, разработка подробной классификации в этом ключе – дело будущего. Пока же рассмотрим примеры, уточняющие нашу методологию.

Но сначала уточним содержание понятия различных видов практик. Производственную практику продолжатель Маркса Луи Альтюссер ставит, естественно, во главу угла, полагая, что именно она структурирует всю целостность «общественная практика». Производственная практика – «это практика преобразования данной природы (материала) в продукты потребления деятельностью существующих людей, которые выполняют работу посредством методически упорядоченного использования определенных средств производства в рамках определенных производственных отношений». Мы под производственной практикой будем иметь в виду то же, что и Альтюссер, только учтем, что подросток вовлекается в производственную деятельность лишь спорадически, поэтому расширим объем понятия, принимая за производственные практики также и более или менее отчетливые соприкосновения подростка с миром производственных отношений (например, осознанный выбор товаров той или иной фирмы, участие в конкурсах, спонсируемых производственными корпорациями и т.п.).

Политическая практика, по Альтюссеру, организована на основе научной теории исторического материализма, она «преобразует свой материал, т.е. общественные отношения, в определенный продут (новые общественные отношения)» (1, 239). Понятно, что сегодняшние политические практики не обязательно организованы на основе исторического материализма.

Идеологическая практика, говорит Альтюссер, или идеология, будь то «религиозная, политическая, моральная, юридическая или художественная», также преобразует свой объект: «сознание людей». Понятие «идеологических практик» мы также без изменения перенесем в мир собственного дискурса, объединяя этим понятием все многообразие квази-религиозной, утопически-прогностической, мифотворческой и мифовоспроизводящей деятельности.

Еще один тип практики – теоретическая практика: «она работает с материалом (с представлениями, понятиями, фактами), который дают ей другие практики, будь то «эмпирические», «технические» или «идеологические» [1, 239]. Под теоретическими практиками мы будем понимать практики, связанные с формирование практического и рефлексивного сознания у деятелей и носителей субкультур в той его части, где оно наиболее соприкасается с миром научных парадигм (вне зависимости, в отличие от Альтюссера, принадлежит ли затронутая подростковым сознанием парадигма диалектическому материализму или не принадлежит).

^ Стрежевские «хулиганы». В качестве примера, рассмотрим субкультуру «Общество хулиганов» из г. Стрежевой Томской области¹.

Стрежевские «хулиганы» возникли по инициативе 14-летнего Андрея. У него и его друзей начались проблемы со взрослыми: «они нас часто шпыняли, иногда даже были телесные наказания за всякие провинности, в том числе, и за те, которые мы не совершали». Не умея аргументировано выразить свое недовольство диктатом со стороны взрослых, подростки начали целенаправленно «защищаться» – совершать различные «акты неповиновения». Они, например, поджигали почтовые ящики в подъезде. Чтобы напугать взрослых и «раскрепостить их сознание», могли инсценировать падение с шестого этажа. Или обмотать туалетной бумагой чью-нибудь автомашину. Все эти действия – от мелкого хулиганства (поджог почтовых ящиков) до хэппенинга (закутывание автомобилей в туалетную бумагу) – можно отнести к разряду «эмпирической практики». Хулиганские действия здесь – в прямом смысле «действия наугад». Также наугад эти действия объясняются: «местью другим», «раскрепощением других».

Очень важно, что дискурсивное сознание здесь еще в самом начале становления. Осмысление своей субкультуры только-только начинается. Здесь больше спонтанности, чем рациональной выверенности, здесь больше отклика на сиюминутную обиду, чем последовательного исполнения идей. Поэтому в объяснениях много противоречий, неувязок. Как, например, инсценировка падения с шестого этажа способна раскрепостить сознание случайных наблюдателей? Вероятно, только в путанном сознании самих инсценировщиков. Ответы на поставленные жизнью вопросы (конфликты со взрослыми) подростки отыскивают наощупь, наугад, что и дает нам право называть эту практику эмпирической.

Но потихоньку собственные действия группа сверстников осмысляет теоретически. Лидер группы разрабатывает и заказывает в мастерской серию значков, которые призваны символически отразить все этапы его взросления. Работа над этими значками, по нашему мнению, и есть теоретическая практика. Конкретные события своей жизни четырнадцатилетний Андрей облек в выразительную форму символов, нарисовав определенные пиктограммы, снабдив их надписями и заказав по этим эскизам металлические значки.

«Каждый мой значок (почти каждый), – говорит респондент, – является одним из представлений моей жизненной философии. Конкретными являются: «Красота, обман» – это на тему философии отношений между мальчишками и девчонками. «Несколько минут удовольствия не стоят жизни, полной раскаяния» – это на тему ВИЧ, СПИДа. Значок с зачеркнутой буквой «Г» – это явный признак, что я не люблю гопников. Остальные – это фактические моменты моей жизни, не предаваемые описанию».

Далее респондент рассказывает о значках «13 – лучший», «Пятница, 13 – неплохой день» (о конкретном дне своей жизни, который «стал хорошим днем»), об эмблемах «Бивис и Батхед», «Симпсоны» и «Саус-парк» – «это то, с чего началось мое половое созревание. Сериалы воспитали во мне того человека, которым я сейчас являюсь».

«Все значки, – говорит Андрей, – существуют в одном экземпляре». Пиктограммы на них отражают узловые моменты взросления: отношения с девочками, взаимоотношения с агрессивными ровесниками («гопниками»), переживание знания о смертельных болезнях (СПИД), половое созревание, фиксирование собственного сознания на положительном опыте прожитого («13 – лучший»). Каждая из эмблем лаконично отражает позицию, выстраданную лично. «Красота, обман» – предостережение всякому, кто, как торопливый Тесей, пускается в великое путешествие за своей собственной Еленой. Зачеркнутая «Г» – категоричная оценка гопников. «Бивис и Батхед» и другие названия сериалов – слегка ироническое указание источников, где можно найти понимание и сочувствие собственным вопросам «про это». Поскольку сама субкультура возникла на почве непонимания со взрослыми, символическая система, построенная на личном опыте, дает возможность заменить в какой-то мере недостаток общения с миром опытных людей. Однако в последнем примере (с «Бивисом и Батхедом») мы видим обращение к символической системе, созданной взрослыми. Самостоятельный «хулиганский» проект «подключен» к опыту взрослых, отстоящих на тысячи и тысячи километров (в известном мультике, произведенном в США, много советов, как снять напряжение, вызванное взрослением и непониманием со стороны взрослых). Эти советы «хулиганами» тоже принимаются, судя по использованию символики мультика.

Все эти символы – основа теоретического мышления нашего респондента, вобравшего как самостоятельные выводыо жизни, так и заимствованные у взрослых аксиомы. Это мышление, выраженное в символической форме, подготовлено для трансляции другим. В этом качестве, рассчитанном на изменение сознания более широкого сообщества, символы будут являться элементом идеологических практик. Однако, судя по имеющейся информации, конвенционными знаки только-только становятся. Значки никто, кроме Андрея, пока не носит. Их значение приходится вновь и вновь объяснять. Для только что возникшей субкультурной группы – обычная ситуация. Наверное, можно говорить, что обычным является и усеченное использованием теоретической и идеологической практики.

Также немногочисленны практики политические. Члены группы больше заняты внутренними делами («хулиганские» акции – это тоже внутреннее дело, поскольку призвано разрешить собственные проблемы членов группы). Лишь изредка, как ответ на какие-то неотложные ситуации, возникают политические практики: нужно реагировать на «наезды» гопников – складывается алгоритм действия.

Производственные практики (изготовление значков, а также обращение к образцам анимационной киноиндустрии в лице пресловутых Бивиса и Батхеда) обслуживают здесь специфическую практику самой субкультуры. И лишь косвенно отражают взаимовлияние с производственными институтами.

Таким образом, «хулиганы» как уникальная субкультура демонстрирует доминирование специфических эмпирических практик. Она организована по типу «антикультура» (несмотря на контркультурную видимость действий, специфическая обособленность которых говорит о том, что решаются, в первую очередь, внутренние проблемы). Таким образом, перед нами антикультурный проект с самоназванием «Стрежевское общество хулиганов», локализованный в городе Стрежевой Томской области. Подчеркнем, что характеристика проекта как антикультура не обозначает, что полностью исключены признаки других типов. Речь идет всего лишь о доминировании одного их типов практик: S (субкультура) = A + k + p, где a – практики «антикультуры» (преимущественно, эмпирические), k – практики «контркультуры» (преимущественно, политические и идеологические), p – практики «прокультуры» (преимущественно, производственные, теоретические).