Г. Д. Адеев Г. И. Геринг (председатель)

Вид материала

Содержание

Возможности проявления формальной истины
Юридическая природа норм, регулирующих
Правовая норма
Институт права
Отрасль права

Подобный материал:

1 ... 15 16 17 18 19 20 21 22 23

^ ВОЗМОЖНОСТИ ПРОЯВЛЕНИЯ ФОРМАЛЬНОЙ ИСТИНЫ

В УГОЛОВНОМ СУДОПРОИЗВОДСТВЕ РОССИИ

Н.И Ревенко

In the article the author analyzes the norms of the code of criminal procedure of the Russian Federation speaking about the possibility of manifestation of the formal truth during the court proceedings. The presence of these provisions in the law and the introduction of the institute of «a special procedure of passing court deasion when the accused agrees with the charge brought against him» greatly decreases the possibility of establishig of the trustworthy circumstances of the happening.

Конституция Российской Федерации провозгласила человека, его права и свободы высшей ценностью (ст. 2). Отсюда проблема соблюдения прав личности в уголовном процессе становится первостепенной задачей. «И вопрос о том, – как верно отметил Г.А. Печников, – должны ли в связи с этим выводы следствия и суда по уголовному делу быть истинными, достоверными или они могут быть в меньшей степени обязывающими, т.е. по существу иными, становится важнейшей и актуальной проблемой в теории и практике уголовного процесса»¹.

Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации, введенный в действие с 1 июля 2002 г., прямо не ставит перед следователем цель установления объективной истины по уголовным делам. Категория «истина» в нем предана забвению². В этой связи З.З. Зинатуллин отмечает: «По меньшей мере странным выглядит отсутствие в новом уголовно-процессуальном законодательстве даже малейшего упоминания об истине, ради достижения которой и осуществляется производство по уголовному делу, то, что именуется как уголовный процесс»³.

Следует указать, что УПК РФ не содержит и требования о всестороннем, полном и объективном исследовании обстоятельств дела, представляющего собой «способ освоения правовой действительности, прием познавательной деятельности, имеющий значение для поиска истины в уголовном процессе»⁴.

В результате этого, возникло существенное противоречие: центральной частью уголовно-процессуальной деятельности остается доказывание, но какую конкретную цель оно должно преследовать, в законе сегодня не сказано.

По мнению Л.М. Карнеевой, если законодатель отказывается от прямого закрепления в тексте уголовно-процессуального закона объективной истины, то это, очевидно, означает, что в практической деятельности следователю ее и не надо устанавливать, достаточно лишь высокой степени вероятности возможной виновности лица в инкриминируемом деянии, чтобы считать его вину доказанной⁵. «Но такое может привести к возрождению идей А.Я. Вышинского и ему подобных, к новому витку незаконного осуждения, что не должно и просто не может иметь место в демократическом правовом государстве (ст. 1 Конституции РФ)»⁶. Ведь отказываясь от объективной истины, законодатель тем самым отказывает следователям и судьям в способности с достоверностью познавать действительные обстоятельства дела⁷.

В настоящее время многие ученые отстаивают точку зрения, согласно которой УПК РФ открывает возможности проявления в судопроизводстве формальной (юридической, процессуальной, вероятной) истины⁸.

Причем законодатель сознательно идет по этому пути, вводя такие правила, действующие в досудебных и судебных стадиях процесса, которые не служат обеспечению достижения истины по уголовному делу.

Так, вполне очевидно, что требование непременного установления истины по каждому делу несовместимо с установленным Конституцией РФ (ст. 51), а затем и в нормах УПК РФ правом обвиняемого на молчание (п. 3 ч. 4 ст. 47), правом не свидетельствовать против себя самого, своего супруга и родственников, а также в иных случаях освобождения лиц от обязанности давать свидетельские показания. По мнению П.А. Лупинской, «установив право на свидетельский иммунитет, законодатель явно предпочел охрану лежащих в основе этого иммунитета ценностей (презумпции невиновности, сохранения родственных отношений и др.) установлению истины «любыми средствами»⁹.

Закрепленное и развитое в статье 75 УПК РФ правило о недопустимых доказательствах, также является существенным препятствием для обнаружения истины по уголовному делу. Согласно закону любые нарушения УПК, допущенные следователем, делают полученные доказательства недопустимыми (ч. 1 ст. 75 УПК РФ). При этом суд не входит ни в оценку достоверности доказательств, ни в оценку существенности допущенного нарушения. Как заметил А.Д. Бойков: «Такой формализм очень удобен для развала уголовного дела и им же широко пользуются многие судьи (с принятием Конституции 1993 г.)»¹⁰. В этой связи вызывает удивление, высказывание, по этому поводу, И.Л. Петрухина: «Ну и пусть разваливается уголовное дело, если обвинение основывается на доказательствах, полученных при явном нарушении процедуры»¹¹. А.Д. Бойков приводит на этот счет мнение западных экспертов, которые отнеслись к таким нашим «национальным новеллам» весьма скептически и даже с удивлением. Так, если доказательство получено с нарушением закона, но его достоверность не вызывает сомнений, оно как правило за рубежом, используется, а для воздействия на органы уголовного преследования, допускающие процессуальные нарушения, применяются иные меры¹².

Обращает на себя внимание и гипертрофированное понимание законодателем недопустимости отдельных судебных доказательств¹³. Так, в соответствии с п. 1 ч. 2 ст. 75 УПК РФ к недопустимым доказательствам относятся показания подозреваемого и обвиняемого, данные в ходе досудебного производства в отсутствие защитника, включая случаи добросовестного отказа от защитника, если эти показания не подтверждены подозреваемым и обвиняемым в суде.

С принятием нового УПК РФ резко изменилось положение с направлением уголовного дела судом для производства дополнительного расследования при его неполноте, хотя здесь не всё так однозначно¹⁴.

Согласно УПК РСФСР суд при постановлении приговора был обязан иметь полную совокупность доказательств. Если она была недостаточно полной, суд обязан был восполнить недостающие доказательства. Осуществлялось это двумя способами: а) возвращением дела на дополнительное расследование; б) самостоятельным «дособиранием» судом недостающих доказательств. В УПК РФ институт возвращения уголовных дел на доследование вообще упразднен. Созданный вместо него институт возвращения судом уголовного дела прокурору не содержит такого основания, как неполнота доказательственного материала (ст. 237 УПК РФ). Сам суд вправе дополнить в судебном заседании имеющуюся совокупность доказательств (ст. ст. 286-290 УПК РФ), однако такой обязанности для суда прямо не установлено. Следовательно, как справедливо отмечает М.К. Свиридов, «согласно положениям состязательности суд может ограничиться исследованием только предоставленных сторонами доказательств и в зависимости от степени их полноты вынести соответствующий приговор»¹⁵.

Оперирование юридическими фикциями, к которым обращает нас ст. 90 УПК РФ (устанавливающая преюдициальное значение для разрешения конкретного дела приговоров и решений, вынесенных по другим гражданским и уголовным делам), также не способствует установлению следователем объективной истины, т.к. это скорее характерно для формальной (процессуальной) истины.

Однако юридические фикции, всё-же могут быть использованы как средства приближения к истине материальной. К фикциям, кроме преюдиции, относятся и презумпции (невиновности, вменяемости и т.д.), условно предполагающие существование какого-либо факта до тех пор, пока не будет установлено обратное.

Наличие в законе приведенных положений, на наш взгляд, резко снижает вероятность установления истинных обстоятельств произошедшего криминального события.

Введение института «Особого порядка принятия судебного решения при согласии обвиняемого с предъявленным ему обвинением», включенного в главу 40 УПК РФ, по справедливому утверждению Л.М. Володиной, «напрочь отодвигает нас от установления истины по делу»¹⁶.

Так, по уголовным делам о преступлениях небольшой и средней тяжести при условии, что обвиняемый не оспаривает обвинение, не проводится судебное разбирательство в полном объеме, как это предусмотрено главами 36 и 37 УПК РФ, судья постановляет обвинительный приговор, изучив материалы уголовного дела, собранные в ходе предварительного расследования.

Федеральный закон РФ, принятый Государственной Думой 21 июня 2003 г., «О внесении изменений и дополнений в Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации»¹⁷ значительно расширил круг рассматриваемых в особом порядке уголовных дел, так что теперь он может быть применен по всем уголовным делам, наказание по которым, в соответствии с УПК РФ, не превышает 10 лет лишения свободы.

Анализируемый институт включает ряд необычных положений, в частности, возможность проверки доказательств судом только посредством изучения письменных материалов представленного следователем уголовного дела, поскольку судебное разбирательство не проводится (ч. 1 и 2 ст. 316 УПК РФ); недопустимость обжалования приговора ввиду несоответствия выводов суда фактическим обстоятельствам уголовного дела (ст. 317 УПК РФ); ограничение полномочий суда по назначению наказания – двумя третями максимального срока или размера наиболее строгого вида наказания (ч. 2 ст. 316 УПК РФ).

Данное новшество, как верно замечено С.В. Бородиным, «преследует две чисто утилитарные цели: ускорение судебного процесса по уголовным делам и сокращение судебных расходов. Это заслуживает определенной положительной оценки, но при соблюдении двух непременных условий - обеспечения достижения истины при доказывании по уголовному делу и назначения виновному справедливого наказания»¹⁸. Однако глава 40 УПК РФ в силу содержащихся в ней правил «не может гарантировать установление истины и притом в ситуации, когда суд признает подсудимого виновным»¹⁹.

«Сворачивание» процесса доказывания по делам, рассматриваемым в порядке, установленном главой 40 УПК РФ, практически ставит под большие сомнения возможность реализации таких принципов уголовного процесса, как презумпция невиновности, законность, состязательность, осуществления правосудия только судом.

Данный институт не позволяет непосредственно исследовать и оценивать доказательства в суде, весь приговор покоится только лишь на признании своей вины подсудимым, что заставляет говорить о презумпции невиновности только условно, и ставит под угрозу законность, обоснованность и справедливость приговора²⁰.

Следует иметь в виду, что согласие обвиняемого отнюдь не гарантия его причастности к преступлению. В практической деятельности нередко встречаются случаи, когда лицо, признавшее вину в совершении не большого преступления, пытается уклониться от более строгого наказания за совершение тяжкого или особо тяжкого преступления.

Поэтому закрепленная в главе 40 УПК РФ процедура – серьезное отступление от таких принципиальных, предусмотренных в УПК РФ и необходимых для установления объективной истины, канонов, в соответствии с которыми признание обвиняемым своей вины, – рядовое доказательство; оно может быть положено в основу обвинительных выводов лишь при подтверждении виновности совокупностью имеющихся в деле доказательств (ч. 2 ст. 77 УПК РФ); данное доказательство требует проверки и оценки, как и все другие доказательства (ст. 17, ч. 1 ст. 77, ст. 89, ч. 1 ст. 88 УПК РФ).

Фактическое отсутствие по данной категории дел полноценного доказывания предполагает невозможность реализации принципа состязательности сторон, так как здесь выясняется только мнение сторон о возможности применения особого порядка судебного разбирательства. Суд жёстко зависит от позиции обвиняемого, потерпевшего, государственного обвинителя, а в случае, если у него возникают сомнения в виновности лица, но стороны настаивают на применении особого порядка судебного разбирательства, он связан предлагаемой гл. 40 УПК РФ юридической схемой.

Следовательно, как справедливо отмечено Л.Г. Татьяниной, законность в постановленном приговоре в этой ситуации вполне может носить формальный характер, так как суд не будет уверен в его правильности²¹. Хотя, А.И. Макаркин считает, что объективная истина может быть поколеблена только тогда, «когда в обмен на признание вины сторона уголовного преследования сокращает объем обвинения, изменяет квалификацию. Однако если «предметом торга» становится лишь вопрос о мере наказания, истина не пострадает, будут достигнуты цели правосудия и сэкономлены средства налогоплательщиков»²².

Но надо иметь в виду, что согласно п. 2 ч. 5 ст. 217 УПК РФ обвиняемый имеет право заявить следователю ходатайство о применении особого порядка судебного разбирательства с момента ознакомления с материалами уголовного дела. Однако позиция обвиняемого (подозреваемого) по существу обвинения (подозрения) становится известной следователю на значительно более ранних этапах производства по уголовному делу.

Вот здесь-то, как верно подмечено В.А. Азаровым, «можно ожидать и «расцвета» обвинительного уклона в деятельности органов предварительного расследования, и «легкого», поверхностного отношения к потребности тщательной проверки показаний обвиняемого (подозреваемого)»²³. Далее автор пишет, что «введение упрощенного порядка судебного разбирательства в состоянии формировать «своеобразную» позицию представителей органов предварительного расследования в архиважном вопросе о пределах доказывания всех (включая «главный факт») обстоятельств, входящих в предмет доказывания. Совокупность необходимых для этого доказательств может быть безосновательно и даже искусственно уменьшена в целях все той же пресловутой «экономии сил и средств государства» в судопроизводстве, а главным образом – в расчете на состоявшееся признание обвиняемого (подозреваемого), практически – автоматически устраняющее исследование и оценку доказательств в рамках судебного следствия»²⁴.

Ситуация, по мнению В.А. Азарова, «может усугубиться еще и тем, что следователь вместе с дознавателем сегодня однозначно причислены к участникам процесса со стороны обвинения (глава 6 УПК РФ), а принцип всестороннего, полного и объективного исследования обстоятельств уголовного дела (ст. 20 УПК РСФСР) «канун в Лету»²⁵.

Представляет интерес и нравственная сторона данного института. По этому поводу И.Л. Петрухин небезосновательно пишет, что «переговоры о сделках унизят следователя, поскольку ему придется вести торг (другого слова не подберу) с преступником, отчасти признающим свою вину в обмен на смягчение наказания»²⁶.

Итак, процедуры особого порядка судебного разбирательства сориентированы на установление по достаточно большой категории уголовных дел формальной (юридической) истины, допускающей определенную (пусть даже высокую) степень вероятности вывода о совершении преступления признавшемся в нем подсудимым. Данная ситуация никак не вписывается в отечественные уголовно-процессуальные традиции, обсуждаемый институт является чуждым нашему законодательству, и должен быть либо существенно скорректирован, либо изъят из УПК РФ.

___________________

Печников Г.А. Проблемы истины на предварительном следствии. – Волгоград, 2001. – С. 3.
См.: Зинатуллин З.З., Егорова Т.З., Зинатуллин Т.З. Уголовно-процессуальное доказывание: Концептуальные основы. – Ижевск, 2002. – С. 66.
Зинатуллин З.З. УПК 2001 года и насущные проблемы уголовно-процессуальной науки // Механизм реализации норм Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации: Межвуз. сб. – Ижевск, 2003. – С. 6.
Захожий Л.А. Всесторонность, полнота и объективность исследования обстоятельств уголовного дела – основополагающее начало советского уголовного процесса // Актуальные вопросы развития и совершенствования законодательства о судоустройстве, судопроизводстве и прокурорском надзоре: Сборник научных трудов. – М., 1981. – С. 59.
См.: Карнеева Л.М. Привлечение к уголовной ответственности. Законность и обоснование. – М., 1971. – С. 135.
Зинатуллин З.З., Егорова Т.З., Зинатуллин Т.З. Указ. соч. – С. 67.
См.: Печников Г.А. Указ. соч. – С. 170.
См, напр.: Корякин Е.А. Проблемы процессуального доказывания в российском уголовном судопроизводстве на основе принципа состязательности: Дисс. … канд. юрид. наук. – Оренбург, 2002. – С. 144; Россов С.А. Актуальнее вопросы теории и практики следственной работы в свете нового УПК РФ: Автореф. дисс. … канд. юрид. наук. – Иркутск, 2003. – С. 10; Ванин Д.В. Функциональное назначение деятельности следователя и его полномочия в состязательном уголовном процессе: Автореф. дисс. … канд. юрид. наук. – Саратов, 2003. – С. 7-8.
Лупинская П. Доказательства и доказывание в новом уголовном процессе // Российская юстиция. – 2002. –№ 7. – С. 6.
Бойков А.Д. Новый УПК Российской Федерации, его правовая и криминологическая характеристика // Государство и право. – 2002. – № 9. – С. 92.
Петрухин И.Л. О препятствиях на пути судебной реформы Проблемы обеспечения прав участников процесса по новому Уголовно-процессуальному кодексу Российской Федерации: Материалы Межрегиональной научно-практической конференции 18-19 декабря 2002 г., г. Самара / Под ред. С.А. Шейфера. – Самара, 2003. – С. 8.
См.: Бойков А.Д. Указ. соч. – С. 92.
См.: Азаров В.А. Неотвратимость уголовной ответственности и процессуальные средства ее обеспечения // Международные юридические чтения: Материалы научно-практической конференции. – Омск, 2004. – Ч. 3. – С. 147.
См. об этом: Азаров В., Баранов А., Супрун С. Возвращение уголовного дела для производства дополнительного расследования: правосознание и закон, толкование и применение // Уголовное право. – 2004. – № 2. – С. 84-86.
Свиридов М.К. Состязательность и установление истины в уголовном судопроизводстве // Правовые проблемы укрепления российской государственности. Ч. 10: Проблемы уголовного процесса в свете нового Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации: Сб. статей / Под ред. Ю.К. Якимовича. – Томск, 2002. – С. 4.
Володина Л.М. Назначение уголовного процесса и реальное обеспечение прав человека по новому УПК РФ // Уголовная юстиция: состояние и пути развития: Региональная научно-практическая конференция. – Тюмень. 2003. – С. 20. По мнению Е.А. Корякина, данный институт является доказательством реализации конвенциальной истины в российском судопроизводстве. Применительно к уголовному судопроизводству, в соответствии с концепцией конвенциальной истины, истинным признается то, к чему пришли стороны по взаимному соглашению (конвенции). См.: Корякин Е.А. Указ. соч. – С. 176.
См.: Российская газета. – 2003. – №. 135. – С. 6.
Бородин С.В. «О соотношении норм уголовного и уголовно-процессуального права при предварительном расследовании и судебном разбирательстве // Государство и право. – 2002. – № 9. – С. 106.
См.: Куцова Э.Ф. Уголовный процесс России: истина и состязательность // Законодательство. – 2002. – № 9. – С. 76. Хотя, отметим, что И.Л. Петрухин считает, что истина достигается и в случаях сокращения судебного следствия и даже полного отказа от него, когда обвиняемый признал себя виновным, поскольку добровольность признания тщательно проверяется в присутствии адвоката. См.: Петрухин И.Л. Концептуальные основы реформы уголовного судопроизводства в России // Государство и право. – 2002. – № 5. – С. 21.
См.: Быков В., Громов Н. Особый порядок принятия судебного решения при согласии обвиняемого с предъявленным ему обвинением // Уголовное право. – 2004. – № 2. – С. 93.
См.: Татьянина Л.Г. Некоторые вопросы уголовно-процессуального доказывания по уголовным делам, рассматриваемым в особом порядке судебного разбирательства / Вестник Оренбургского государственного университета. – 2004. – № 3 (март). – С. 38.
Макаркин А.И. . Состязательность на предварительном следствии / Науч. ред. докт. юрид. наук, профессор В.В. Вандышев. – СПб., 2004. – С. 65.
Азаров В.А. Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации: двойные стандарты в установлении истины? // Вестник Томского университета. Серия «Экономика. Юридические науки». – 2003. – № 4. – С. 15
Там же. – С. 15.
Там же. – С. 15.
Петрухин И. Сделки о признании вины чужды российскому менталитету // Российская юстиция. – 2001. – № 5. – С. 35.

Вестник Омского университета. Серия «Право». 2005. № 2 (3). С.

УДК 343.13

^ ЮРИДИЧЕСКАЯ ПРИРОДА НОРМ, РЕГУЛИРУЮЩИХ

ГОСУДАРСТВЕННУЮ ЗАЩИТУ УЧАСТНИКОВ

УГОЛОВНОГО ПРОЦЕССА

О.А. Сторчак

The article is devoted to theoretical aspects of one of the problems of the modern Russian criminal procedure – a provision of state protection criminal process participant. In connection with taking the new federal law it¢s possible to establish the appearance legal basis to shaping the independent institute of participant¢s state protection in criminal process. It is important with theoretical and practical standpoint to define the place and the legal nature of the specified rates in system of the right.

Конституция РФ от 12 декабря 1993г. в ст. ст. 2, 45 провозгласила признание, соблюдение и защиту прав и свобод человека обязанностью государства и гарантировала государственную защиту прав и свобод человека и гражданина.

В свою очередь, пункт 5 ст.7 Закона РФ от 13 марта 1992 г. "Об оперативно-розыскной деятельности в Российской Федерации" предусматривает в качестве одного из оснований проведения оперативно-розыскных мероприятий – принятие постановления о применении мер безопасности в отношении защищаемых лиц. Пункт 6 ст.14 названного Закона предписывает органам, осуществляющим оперативно-розыскную деятельность, содействовать обеспечению личной безопасности, сохранности имущества участников уголовного судопроизводства, членов их семей, близких от преступных и иных противоправных посягательств.

Федеральный закон от 18.04.2001г. «О милиции» в п.24 ст.10 предусматривает обязанность милиции применять меры безопасности, предусмотренные федеральным законом, в отношении судей, присяжных заседателей, прокуроров, следователей, судебных исполнителей, должностных лиц контролирующих органов и органов внутренних дел, а также их близких; применять предусмотренные федеральным законом меры по охране потерпевших, свидетелей и других лиц, содействующих уголовному судопроизводству, их близких, жизнь, здоровье или имущество которых находятся в опасности;

Государственная защита участников уголовного судопроизводства предусмотрена положениями ряда статей УПК РФ. Это такие меры, как участие в следственных действиях под псевдонимом (ч.9 ст.166); контроль и запись (в упомянутых целях) телефонных и иных переговоров (ч.2 ст.186); проведение опознания в условиях исключающих визуальное наблюдение опознающего опознаваемым (ч.8 ст.193); проведение закрытого судебного заседания (п.4 ч.2 ст.241); допрос судом свидетеля без оглашения его подлинных анкетных данных в условиях, исключающих визуальное наблюдение свидетеля другими участниками судебного разбирательства (ч.5 ст.278).

Вместе с тем, государством предпринят ряд шагов по систематизации норм, регулирующих отношения по защите участников уголовного процесса. Так, 20 апреля 1995г. принят ФЗ «О государственной защите судей, должностных лиц правоохранительных и контролирующих органов», который формирует аналогичную систему мер государственной защиты жизни, здоровья и имущества указанных лиц и их близких. С 01 января 2005г. Вступил в силу ФЗ «О государственной защите потерпевших, свидетелей и иных участников уголовного судопроизводства», который устанавливает систему мер государственной защиты потерпевших, свидетелей и иных участников уголовного судопроизводства.

Таким образом, можно констатировать появление целого «пласта» норм, регулирующих однородные общественные отношения – по обеспечению государственной защиты от воздействия криминальной среды на должностных и частных лиц вовлеченных в уголовное судопроизводство.

Представляется важным, с теоретической и практической точек зрения, определить место указанных норм в системе права, их юридическую природу.

К сожалению, данный аспект проблемы не получил должного внимания в работах ученых, посвященных проблемам государственной защиты участников уголовного процесса. Так, нет единства мнения о наименовании и юридической природе указанных норм. Некоторые авторы говорят о существовании института защиты свидетелей¹^; института обеспечения безопасности участников уголовного процесса²^; института государственной защиты потерпевших, свидетелей и других лиц, содействующих уголовному судопроизводству³, не раскрывая при этом сущность данного института.

Попытка определить юридическую природу норм о государственной защите участников уголовного процесса была предпринята В.Я. Шапакидзе на страницах диссертации посвященной данной проблеме⁴. А.Ю. Епихин в монографии «Обеспечение безопасности личности в уголовном судопроизводстве» посвящает отдельный параграф проблеме института обеспечения безопасности личности в уголовном процессе, но, к сожалению, не раскрывает его сущности и природы⁵. Не ставит подобной задачи и О.А. Зайцев в своей работе о государственной защите участников уголовного процесса⁶.

От правовой природы норм непосредственно зависит вся существующая сеть связей и отношений, порядок (композиция) расположения их в системе российского права. Ими, как исходными компонентами права, определяются его характер и тип, формируется его единая структура⁷. Поэтому, для решения указанной задачи необходимо обратиться к положениям общей теории права.

В юридической литературе утвердилось мнение, что система права — это обусловленная экономическим и социальным строем структура права, выражающая внутреннюю согласованность и единство юридических норм и одновременно их разделение на соответствующие отрасли и институты.

Система права представляет собой явление объективного характера, складывающееся не произвольно, а в связи с системой существующих общественных отношений⁸.

Правовые нормы обеспечивают динамизм системы права, делают подвижными ее элементы, обеспечивая тем самым устойчивость системы права в целом. По мере изменения общественных отношений появляется необходимость и в новых юридических нормах, отражающих эти изменения. Происходит качественное наполнение структурных элементов системы права, готовых к обособлению сообразно специфике регулируемых общественных процессов.

Структурными элементами системы права являются норма права, институт права, субинститут, подотрасль, отрасль права.

^ Правовая норма — первичный элемент системы права. Она представляет собой установленное или санкционированное государством общеобязательное, формально-определенное правило поведения, предоставляющее участникам регулируемого отношения объективные права и возлагающее на них юридические обязанности. Правовые нормы регулируют лишь те общественные отношения, которые на данный момент являются для государства наиболее важными, объективно нуждающимися в таком опосредовании⁹.

^ Институт права — это объективно обособившаяся внутри одной отрасли или нескольких отраслей права совокупность взаимосвязанных юридических норм, регулирующих небольшую группу видовых родственных отношений. Институт — составная часть, звено отрасли. Их отличие заключается в том, что институт регулирует не всю родовую совокупность общественных отношений, а лишь их отдельные стороны и особенности¹⁰.

^ Отрасль права — это обособившаяся внутри данной системы совокупность однородных правовых норм, регулирующих определенную сферу родовых общественных отношений. Однородность той или иной сферы общественных отношений вызывает к жизни соответствующую отрасль права (гражданское право, уголовное право, административное право и т. д.). Все отрасли права взаимосвязаны органическим единством, хотя и неравнозначны по своему значению¹¹.

Если мы опосредуем эти общетеоретические подходы на непосредственный предмет нашего научного интереса, то становятся возможными следующие суждения. При разграничении всей совокупности норм о государственной защите по отраслевому признаку, отдельные из них, на наш взгляд, можно отнести к отрасли уголовно-процессуального права (например, ст.ст. 166, 186 УПК РФ), другие - к отрасли трудового права (например, ст. 11 ФЗ от 20.08.2004г. «О государственной защите потерпевших, свидетелей и иных участников уголовного судопроизводства»), третьи – к отрасли права социального обеспечения (например, ст. 15, 17 ФЗ от 20.08.2004г. «О государственной защите потерпевших, свидетелей и иных участников уголовного судопроизводства»). Таким образом, возникает вопрос о том, является данная совокупность норм институтом права, в теории называемым комплексным, или все же нормы отдельных отраслей права лишь объединены в едином нормативно-правовом акте и представляют в совокупности единый однородный институт законодательства.

С теоретической точки зрения систему права необходимо отличать от системы законодательства. Это тесно взаимосвязанные между собой самостоятельные явления, представляющие два аспекта одной и той же сущности – права. Система права по содержанию – это внутренняя структура, соответствующая характеру регулируемых общественных отношений. Система законодательства – внешняя форма права, выражающая строение его источников, то есть систему нормативно-правовых актов.

В литературе особо отмечается, что, например, "прекращение государственной монополии на природные ресурсы, включение природных объектов в сферу рыночных отношений требует размежевания предметов регулирования гражданского законодательства и смежного с ним природоресурсного законодательства"¹². Речь в данном случае, как мы видим, идет о комплексном законодательстве и четком разграничении предметов правового регулирования¹³. То же можно сказать и о законодательстве, регулирующем государственную защиту лиц, включающем в себя не трансформируемые во что-то особенное, нормы, регулирующие как трудовые, так и отношения по социальному обеспечению. Таким образом, следует вывод о том, что перед нами комплексные институты законодательства, но не правовые институты.

Как и отрасль законодательства, институт законодательства выделяется только по предмету правового регулирования, в то время как в основе выделения правовых институтов метод правового регулирования выступает в качестве дополнительного институтообразующего фактора.

Предмет правового регулирования – это та сфера, на которую распространяется право. Так, применительно к нашей проблеме совокупность норм объединяется по предмету правового регулирования, то есть опосредует отношения по государственной защите граждан: обеспечению их безопасности, трудовых и социальных прав. Так, законом «О государственной защите потерпевших, свидетелей и иных участников уголовного судопроизводства», в случае смерти защищаемого лица, причинения вреда его здоровью предусмотрены особые компенсационные выплаты и пенсионное обеспечение, а также возможность оказания содействия в трудоустройстве при переселении лица в другое постоянное место жительства. По сути, данные нормы не создают какого-либо нового качества, вида отношения. Правоприменитель, как представляется, без труда может определить отраслевую принадлежность указанных норм.

Поскольку система законодательства является внешней формой права и отрасль права находит свое отражение в отрасли законодательства, то и институт законодательства и правовой институт находятся в тесной взаимосвязи.

Отрасль законодательства носит дифференцированный характер, основанный на принципах субординации и скоординированности ее структурных элементов. Поэтому если правовой институт своим первичным элементом имеет правовую норму, то институт законодательства может складываться как из отдельных нормативно-правовых актов, их подразделений, статей нормативно-правовых актов в различных их сочетаниях¹⁴.

Институт законодательства, как правило, по объему значительно больше, чем правовой институт. Так представляется, что нормы о государственной защите лиц, вовлеченных в уголовное судопроизводство составляют институт законодательства, который обладает признаками комплексности, то есть содержит нормы различных отраслей права. Примером здесь могут служить ст. ст. 15,17,19 ФЗ от 20.08.2004г. «О государственной защите потерпевших, свидетелей и иных участников уголовного судопроизводства», а также ст. 20 ФЗ от 20.04.2003г. «О государственной защите судей, должностных лиц правоохранительных и контролирующих органов», которые устанавливают социальные гарантии в случае гибели защищаемого лица либо причинения вреда его здоровью и относятся соответственно - к отрасли права социального обеспечения. Она, в свою очередь, не имеет единого кодифицированного акта, состоит из разрозненных норм и отдельных правовых актов, имеет комплексный характер, поскольку новое качество регулируемых ею отношений по социальной защите населения возникло на основе отрасли трудового права.

В совокупности норм, регулирующих государственную защиту есть нормы, относящиеся и к отрасли трудового права. Это нормы ст. ст. 11 ФЗ от 20.08.2004г. «О государственной защите потерпевших, свидетелей и иных участников уголовного судопроизводства», а также ст. 10 ФЗ от 20.04.2003г. «О государственной защите судей, должностных лиц правоохранительных и контролирующих органов», которые, по нашему мнению, также не создают нового качества отношений и относятся лишь к отрасли трудового права, тогда как если бы данные нормы «имели прописку по двум адресам»¹⁵, то есть относились бы к отрасли уголовно-процессуального права и трудового права, то они образовывали бы признак комплексности и тогда можно было бы говорить о существовании комплексного правового института.

Поэтому, как нам представляется, следует согласиться с мнением С.С.Алексеева, утверждающего, что в таких случаях перед нами в действительности не институт права, а результат систематизации правового материала¹⁶.

Формирование правовых институтов подвержено влиянию объективных факторов, а институты законодательства складываются при доминирующей роли субъективного фактора. Правовые институты в конечном итоге нельзя свести к совокупности норм, изложенных в нормативно-правовых актах еще и потому, что они включают в себя нормы, пришедшие из иных источников права: правовых обычаев, правовых прецедентов и т. д.¹⁷

В отличие от комплексных институтов законодательства, состоящих из норм, регулирующих разнородные, не создающие нового качества, нового вида общественных отношений, смешанные (комплексные) правовые институты создают новое, нерасторжимое качество, отражающие соответствующие характеристики регулируемых общественных отношений¹⁸.

В теории государства и права довольно давно обсуждается вопрос о существовании комплексных образований, в том числе комплексных правовых институтов, но до сих пор теоретики не пришли здесь к единому мнению. Впервые идею о наличии основных и комплексных отраслей права, расположенных в системе права в разных классификационных плоскостях, выдвинул В. К. Райхер¹⁹. Идея существования комплексных отраслей права первоначально была поддержана также О. С. Иоффе и М. Д. Шаргородским, считавшими ее плодотворной с точки зрения практического применения для систематики действующего законодательства. Против существования комплексных отраслей права в свое время выступал С. С. Алексеев. Решительным противником деления отраслей права на «основные» и «комплексные» выступал О. А. Красавчиков²⁰.

Дальнейшее развитие юридической науки привело к определенной трансформации взглядов многих как сторонников, так и противников комплексных отраслей права.

Полностью отказался от поддержки указанной идеи О. С. Иоффе, присоединившийся к критике О. А. Красавчиковым позиции В. К. Райхера²¹.

В пользу признания комплексных отраслей права выступил, в конечном счете и С.С. Алексеев. Исходным для нового взгляда С. С. Алексеева служит утверждение, что «структура права не может быть с достаточной полнотой и точностью раскрыта, если не видеть ее органического единства с внешней формой права — с тем, что может быть названо „внешней структурой", в частности, структурой законодательства, внутренними подразделениями в нормативных актах». Из этого автор делает вывод, что в соответствии с особенностями права как общественного явления во внешней структуре последнего реально проступает его внутреннее строение, подразделение на отрасли, институты, нормы, а «законодатель путем изменения состава нормативных актов, той или иной компоновки нормативного материала внутри нормативных актов может воздействовать на саму структуру права»²².

Исходя из указанных посылок, С. С. Алексеев высказался за удвоение структуры права, которая представляет собой, в соответствии с последними высказываниями автора, своеобразное сочетание основных (первичных) и комплексных (вторичных) отраслей права.

Ученые, отстаивающие идею существования комплексных институтов и отраслей права, признают, что специальные нормы, входящие в комплексную отрасль, как бы распределены "по двум адресам". С одной стороны, они относятся к той или иной основной отрасли, подчиняются ее общим нормам, принципам, положениям и в каждом конкретном случае можно точно определить, к какой отрасли права относится данная норма. А с другой стороны, в связи с необходимостью специализированного регулирования определенной группы отношений создаются производные структуры в форме комплексных законодательных актов, в которых нормы основных отраслей права и получают свою вторую "прописку"²³.

Признаками, отличающими так называемые комплексные правовые институты, являются

их составной характер,
качественная разнородность объединенных в них норм²⁴,
функциональный характер связей между правовыми нормами, определяемый неоднородностью отраслей права, частью которых они являются,
субъективный подход к формированию данных правовых общностей,
регулирование не вида, а комплекса разнородных общественных отношений²⁵.

Такая разнородность допускает их сочетание, но не может привести к образованию единых, качественно однородных общественных отношений, характеризуемых ранее неизвестными признаками, не сводящихся к перечислению уже известных свойств²⁶, т.е. не дает генетической возможности рождения новой отрасли или даже института права, регулирующих подобные отношения²⁷.

Изложенные общетеоретические подходы позволяют нам заключить: совокупность норм, регулирующих обеспечение безопасности лиц представляет собой самостоятельный правовой институт – институт обеспечения безопасности в уголовном процессе.

Данный институт регулирует отношения по обеспечению безопасности лиц вовлеченных в уголовное судопроизводство. В нем субъектами правоотношений выступают с одной стороны государство (в лице уполномоченных органов), согласно ст.2, 45 Конституции РФ обязанное защищать свои интересы и интересы общества, а с другой стороны - лицо, которое по различным причинам вовлекается в уголовное судопроизводство в силу своих должностных обязанностей либо в силу сложившейся ситуации и тем самым приобретает право на защиту со стороны государства.

Нормы данного правового института относятся к отрасли уголовно-процессуального права, которое регулирует деятельность органов дознания, предварительного следствия, прокуратуры и суда и их взаимоотношения с гражданами при расследовании, судебном разбирательстве и разрешении уголовных дел²⁸. По объему данный правовой институт значительно уже института законодательства о государственной защите.

По составу данный институт относится к числу сложных, состоящих из субинститутов. Сложность института определяется его структурой. Так, в рамках правового института обеспечения безопасности, руководствуясь критерием субъекта, защищаемого нормами законодательства России, представляется оправданным выделить субинститут обеспечения безопасности частных лиц, и субинститут обеспечения безопасности лиц, обладающих властными полномочиями, где под частным лицом понимается физическое лицо, лично (непосредственно) участвующее в уголовно-процессуальной деятельности и не обладающее публичными полномочиями представителя власти по отношению к иным субъектам уголовного процесса.

По такому же критерию разделяется и институт законодательства о государственной защите соответственно на субинституты государственной защиты частных лиц и лиц, обладающих властными полномочиями.

Необходимо отметить, что отношения по государственной защите частных лиц и лиц, обладающих властными полномочиями, регулируются различными нормативными актами, но при этом, можно заметить, что меры безопасности, применяемые к тем и другим категориям защищаемых субъектов, практически одинаковы, также как и основания применения мер обеспечения безопасности. Это также подтверждает тезис о существовании в рамках отрасли уголовно-процессуального права самостоятельного института обеспечения безопасности.

В.Я. Шапакидзе в диссертационной работе, посвященной обеспечению безопасности частных лиц в досудебном уголовном судопроизводстве, говорит о существовании комплексного правового института процессуальной безопасности частных лиц в досудебном уголовном производстве²⁹. Но данный вывод представляется достаточно спорным, поскольку, если придерживаться указанной точки зрения, то возникает вопрос о правовой принадлежности норм, регулирующих обеспечение безопасности лиц, обладающих властными полномочиями, таких как, судей, прокуроров и др. указанных в законе лиц. Представляется, что в институт обеспечения безопасности лиц, вовлеченных в уголовное судопроизводство, следует включать также и указанную совокупность норм, поскольку она тоже регулирует отношения по обеспечению безопасности физических лиц. Вряд ли можно согласиться и с выводами автора о существовании «института…в досудебном уголовном производстве»³⁰, поскольку лицо нуждается в защите со стороны государства не только с момента совершения преступления и до момента назначения судебного заседания, а гораздо дольше. Защита требуется и на стадии судебного разбирательства, а также, порой - и после вынесения приговора, а в отдельных случаях на стадии его исполнения, поскольку даже в этих стадиях уголовного процесса возможно оказание давления на участников судопроизводства.

Спорным представляется вывод В.Я. Шапакидзе о комплексном характере института. Так, автор указывает, что «нормы, составляющие комплексный институт рассредоточены в системе российского права по разным отраслям, сохраняют свою отраслевую «самостоятельность». Так, при обеспечении безопасности свидетеля, потерпевшего и их близких родственников посредством контроля и записи телефонных и иных переговоров сама возможность использования данного охранительного средства устанавливается нормой уголовно-процессуального законодательства - ст. 186 УПК РФ. Вместе с тем своего рода санкция за невыполнение адресатом контроля и записи постановления следователя содержится в норме административного законодательства - ст. 17.7 КоАП РФ. При этом главное правоотношение, опосредующее собой охрану частного лица в виде контроля и записи его телефонных и иных переговоров, возникает ранее отношения, опосредующего уже собственно сам контроль и запись телефонных и иных переговоров. Субъектный состав главного правоотношения, оформляющего собой контроль и запись, состоит из обеспечиваемого защитой частного лица, которое в данном случае будет управомоченным субъектом, и следователя, который выступает обязанным субъектом»³¹.

Представляется, что в данном случае норма КоАП РФ обеспечивает исполнение требований лиц, обладающих властными полномочиями, устанавливая ответственность за неисполнение их требований. Таким способом отрасли уголовно-процессуального права и административного права лишь взаимодействуют между собой, оставаясь автономными и не продуцируя новое качество, именуемое «комплексностью».

Таким образом, по нашему мнению, вся совокупность норм о государственной защите лиц, вовлеченных в уголовный процесс, регулирующая не только отношения по обеспечению безопасности, но и отношения по социальной защите и созданию трудовых гарантий для граждан, на которых может оказываться воздействие преступной среды, представляет собой результат систематизации правового материала – институт законодательства. А нормы регулирующие вопросы обеспечения безопасности лица, вовлеченного в уголовное судопроизводство, представляют собой объективно сложившийся правовой институт, который опосредует отношения по охране лица от посткриминального воздействия и по объему данный институт значительно уже, нежели институт государственной защиты.

___________________

Воробьев И.А. Защита свидетелей как одно из ключевых условий эффективной борьбы с организованной преступностью // Журнал Российского права. 1999. № 2. С. 134.;
Шевченко К.Д. Государственная защита потерпевших, свидетелей и других участников уголовного судопроизводства // Юридический консультант. 2002. №8. С. 17.
Мохова А.Е. Проблема обеспечения государственной защиты прав потерпевших, свидетелей и других участников уголовного судопроизводства // Следователь. 2003. № 9. С. 53.
Шапакидзе В.Я. Обеспечение процессуальной безопасности частных лиц в досудебном уголовном производстве. Дисс. к.ю.н. Волгоград, 2003. С. 50.
Епихин А.Ю. Обеспечение безопасности личности в уголовном судопроизводстве. М., 2004. С.65-77.
Зайцев О.А. Государственная защита участников уголовного процесса. М., 2002.
Азаров В.А., Супрун С.В. Охрана имущественных интересов личности в сферах оперативно-розыскной и уголовно-процессуальной деятельности. Омск. 2001. С. 42.
Общая теория государства и права. / Под ред. Марченко М.Н., М., 1998. С. 231.
Там же С. 232.
Там же С. 238.
Там же С. 235.
Концепции развития российского законодательства. М., 1994. С.70.
Киримова Е.А. Правовой институт. Дисс. к.ю.н. М., 2003. С. 104.
Там же С. 105.
Алексеев С.С. Структура советского права. М., 1975. С. 130.
Алексеев С. С. Общие теоретические проблемы системы советского права. М., 1961. С. 82-83.
Киримова Е.А. Правовой институт. Дисс. к.ю.н. М., 2003. С. 108.
Поленина С.В. Комплексные правовые институты и становление новых отраслей права // Правоведение. 1975. N 3. С. 74.
Райхер В. К. Общественно-исторические типы страхования. М.,1947. С. 189-190.
Красавчиков О. А. Советская наука гражданского права (понятие, предмет, состав и система). Свердловск, 1961. С. 250, 251, 258-263.
Иоффе О. С. Понятие и система хозяйственного законодательства. В кн.: Систематизация хозяйственного законодательства. М., 1971. С. 55-56.
Алексеев С. С. Общетеоретические принципы исследования структуры права // Советское государство и право. 1971. М., С. 44-45.
Киримова Е.А. Правовой институт. Дисс. к.ю.н. М., 2003. С. 102.
Алексеев С.С. Структура советского права. М., 1975. С.185-186, 193-195.
Киримова Е.А. Правовой институт. Дисс. к.ю.н. М., 2003. С. 102.
Егоров Н.Д. О хозяйственном законодательстве // Правоведение. 1981. №6. С. 37.
Киримова Е.А. Правовой институт. Дисс. к.ю.н. М., 2003. С. 103.
Общая теория государства и права. / Под ред. Марченко М.Н. М., 1998. С.247.
Шапакидзе В.Я. Обеспечение процессуальной безопасности частных лиц в досудебном уголовном производстве. Дисс. к.ю.н. Волгоград, 2003. С. 53.
Там же С. 53.
Там же С.52.

Вестник Омского университета. Серия «Право». 2005. № 2 (3). С.

УДК 343.14

Blog

Г. Д. Адеев Г. И. Геринг (председатель)

Содержание