Е. А. Соколова европа. Россия. Провинция

Вид материалаДокументы

Содержание


Раздел второй
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8
^ РАЗДЕЛ ВТОРОЙ

ТВОРЧЕСТВО ШАРЛОТЫ БРОНТЕ


Романтический мир юношеских произведений

Шарлотты Бронте


Шарлотта Бронте, знаменитая английская писательница, начала заниматься художественным творчеством еще в детские и юношеские годы, в поисках спасения от унылой жизни Хоуорта, где она жила со своей семьей.

В середине 1820-х гг. у Бронте появился вкус к сочинительству. Попытки выразить свои переживания, устремления и мечты привели к тому, что сестры Бронте и их брат Брэнуэлл написали серию повестей о вымышленной стране Ангрии, в романтическом духе, явно подражая Байрону и Скотту.

Юные Бронте страстно желали вырваться из унылого Хоуортского захолустья, увидеть огромный, яркий, многообразный, такой манящий мир больших городов, дальних стран. Упиваясь романтической поэзией, они отвергали спокойную повествовательную манеру английского реализма XVII в., лишенную трагической возвышенности. Их не прельщают здравые рассуждения, развернутые характеристики персонажей, свойственные английскому роману Просвещения, их не интересует бытовая и пейзажная детализация.

Время действия саг совпадает со временем их написания. Ангрианские происшествия тесно связаны с последующими событиями в Англии, в сущности являясь откликом и пародией на них.

Многие персонажи носят имена знаменитых современников Бронте (например, Наполеон или герцог Веллингтон). Одновременно мир саг населен феями, волшебниками, гномами, роковыми красавицами и демоническими злодеями.

Позднее исследователи называли эти повести «ангрианскими сагами» Под влиянием «готической» предромантической литературы, действие ангрианских саг разворачивалось на фоне экзотических пейзажей, в мрачных старинных замках. Так создавалась полная противоположность ландшафтам пустынного Хоуорта. Герои саг – роковые красавицы и демонические злодеи, жестокие властелины или благородные разбойники – словом, личности необыкновенные. Они совершают то великие подвиги, то страшные преступления, жизнь их полна страстей и не похожа на жизнь окружающих Бронте людей. В сагах над реальностью господствует фантастический, воображаемый мир.

Во время написания «ангрианских саг» само мировоззрение юной Шарлотты Бронте было романтическим. Оно еще не воспринимало явления действительности как нечто объективное, развивающееся по собственным законам. В 1820-1830-е гг. писательница создает представление о мире в соответствии со своим душевным состоянием и идеалами. Она «видит явления Действительности живущими той жизнью, которую им придает субъект» (1;4), то есть она сама. Юный автор произвольно изображает ход жизни, создает и развивает характеры, решает судьбы своих персонажей так, чтобы они наилучшим образом выражали его идеи и эмоции. Лирические переживания героев отражают не особенности явлений реального мира, а особенности воссозданных автором представлений.

Мировосприятие Бронте было обусловлено рядом объективных обстоятельств. Прежде всего юную и пылкую писательницу очень волновала противоречивая, героическая и одиозная личность Наполеона, популярность которого была в то время еще велика По свидетельству биографов, Бронте в юности увлеклась одновременно поэзией Мильтона и философией Кальвина, что наложило отпечаток на ее понимание личности и в немалой степей способствовало романтической приподнятости героев саг. Исследователь ее творчества Н.И. Соколова пишет: «Увлечение Мильтоновским Сатаной приводит Бронте к поэтизации демонического начала в личности. Человеческая природа предстает как хитросплетение пороков» (2; 5).

Увлечение Мильтоном и философией Кальвина с его идеей «избранных» нашло прямое отражение в «ангрианских сагах». Главный герой, Заморна, весьма напоминает мильтоновского Сатану, кальвинистского и божьего избранника и Наполеона.

В конце 1820-х гг. в сагах чувствуется сильное влияние «готиче­ского» романа. Писательница использует приемы готики, о чем свидетельствует тематика саг, их образы, характеры, мистическая насыщенность. В ранних произведениях нет объективных образов, зарисовок быта. Они полны недомолвок, намеков, неясностей, несвязностей. Ангрианские саги проникают в область интимных переживаний, они будят, провоцируют воображение читателя. В них широко используются фольклорные и сказочные мотивы, подчеркнуты драматизация и лиризм отдельных сцен, авантюрные элементы.

Во второй части саг главное место отводится переживаниям персонажей, обозначается интерес к психологическим конфликтам. Специальные конфликты пока мало интересуют автора. Главным объектом изучения становится личность, внутренний мир человека. Писательница стремится создать героя со сложным, многогранным характером. В это время сага, «благодаря возрастающей зрелости Шарлотты, теряет привкус детскости, избавляется от омертвевших характеров», – пишет Бентли (3, 42). В сагах все большее место занимает любовь, увеличивается число персонажей. У маркиза Доуро появляется противник – черный пират Роуге, родом из старинной дворянской семьи в Персии. Это байронический герой, «блестящий и прекрасный, темный и преступный» (3, 42). Он возвращается до герцога Нортэнджеральда, кровного врага Заморны (бывшего Доуро). Появляется яркий образ Мины Лоури, одной из возлюбленных Заморны.

В саге, повествующей об их любви, Бронте создает особенно живые характеры, которые будут разработаны в зрелых произведениях. Мина – двадцатилетняя девушка из сельской местности, становится любовницей Заморны. Она противопоставлена его жене – герцогине. Но контраст крестьянки и герцогини остается внешним: скромное темное платье и серьги Мины подчеркивают пышные туалеты и драгоценности герцогини. Однако чувства обеих женщин одинаковы, и они равны в своей несчастной любви к романтическому герою.

Заморна, как уже отмечалось, – человек, подверженный игре страстей и противоречивым импульсам. Интерес к проявлениям и последствиям страсти, исследование чувств персонажей, интерес к психологическим конфликтам становятся главной особенностью творческой манеры Бронте к концу 1830-х гг.

В последних сагах отразились размышления взрослевшей Шарлотты Бронте о противоречивости человеческого характера. Так, положительный герой ранних саг маркиз Доуро превращается в герцога Заморну, который вмещает в себе как положительные, так и отрицательные черты. О нем нельзя судить однозначно, он непредсказуем в своих поступках. Заморна то совершает великие подвиги, проявляет себя как благородный герой, то, напротив, опускается до злодеяний, становится деспотом. Это объясняется тем, что в Заморне слились черты двух противоположных друг другу героев ранних саг; Доуро, авторского идеала, привлекательного человека, наделенного душевным благородством и разнообразными талантами, и Александра Перси, воплощавшего жестокость и коварство. В Заморне причудливо переплетаются добро и зло, благородство и низость, красота и уродство. Это не случайно: юного автора интересует двойственность человеческой природы. Бронте пытается понять, как могут в одном человеке уживаться противоположные черты характера. В поисках решения этой проблемы она использует мотив двойничества: у Заморны появляется брат, как две капли воды похожий на него. Кажущаяся непоследовательность героя объясняется появлением брата – двойника Заморны.

Изучая человеческую психологию, Бронте приходит к выводу, что человеческий характер построен на порой противоречивом взаимодействии воли, разума и страсти. Разум и страсть противостоят друг другу, и человек с помощью воли должен уравновесить их. Юная писательница в равной степени осуждает и чрезмерную рассудочность, представленную в образе Мариан Хьюм, и недостаточное сопротивление страстям. Такова леди – Зенобия Эллрингтон, которая теряет рассудок от любви к Заморне, ибо не в силах сдержать страсть. В повести «Каролина Верной» Бронте изображает конфликт между страстью и разумом. Каролину, возлюбленную Заморны, дочь его врага, обуревают противоречивые чувства, приносящие ей мучительные страдания. В ней борются любовь и чувство долга, страсть и веление совести. Она находит в себе силы сопротивляться страсти, и это вызывает у автора одобрение. Конфликт между страстью и долгом, намеченный в «Каролине Верной», будет развит в «Джейн Эйр».

Наряду с растущим интересом к психологизму у Бронте повышается внимание к реалистическому методу изображения. В последних сагах намечается переход от романтического к реалистическому методу. В 1839 г. Бронте пишет: «Настало время привести воображение в порядок, подстричь его и удалить все лишние ветки», – романтическая Ангрия ей больше не интересна. Теперь ее влечет к «новой стране, с более прохладным климатом, где рассветы серы и скромны, а возникающий день хотя бы ненадолго омрачен тучами» (4, 67), Под «новой страной» писательница понимает мир литературного реализма, который открыл ей возможности для нового творчества.

Хотя ангрианские саги не получили в дальнейшем непосредственного развития, тем не менее многие характеры, темы, сюжеты, сцены, идеи, разработанные в них, стали основой для зрелых произведений Бронте, появившихся уже после 1845 г.


Источники

  1. Alexander Ch. A bibliography of the manuscripts of Charlotte Bronte. – Mecler, 1982.
  2. Соколова Н. И. Романы Шарлотты Бронте. Концепция личности // Проблемы метода и жанра в зарубежной литературе. М.,1988. С. 86-95.
  3. Bentley Ph. The Brontes and their world. – London, 1974.
  4. Gaskell E. The life of Charlotte Bronte. – London, 1857.

Архетип злодея

в романе Шарлоте Бронте «Джейн Эйр»


Тип героя-злодея восходит, очевидно, к волшебной сказке, в которой происходит десинкретизация мифа, преобразовываются и поэтизируются образы древних мифов типа бабы-яги, кащея, змея, великанов и т. п. В них же происходит расслоение героев на «добрых» и «злых» (Иван – Кащей, Падчерица – Мачеха, Сирота – Великан). При этом одним из смыслов сказки становится награждение доброго и наказание злого, ибо злые силы в сказке, вторгаясь в жизнь, вносят разрушение.

Однако в сказке герой-злодей не становится героем первого плана, он остается в тени как персонаж или герой второго плана. В этом образе в разной степени могут присутствовать черты, характерные для сил Хаоса (в таком случае, миссия героя, воплощающего Космос, – победитель представителя Хаоса) или черты демонических, хтониче­ских сил. Позднее, в эпосе, эти мифологические черты сохраняются в образе врагов-чудовищ, которые воплощают собой стихии, становятся похитителями женщин и символами язычества.

Наиболее яркое и полное отражение образ героя-злодея находит в так называемом «готическом» романе, развивавшеся во второй половине XVIII века; он становится уже героем первого плана. (Например, Мельмот Скиталец в одноимённом романе Метьюрина). Считается, что «готический» роман разработал новый тип литературного героя – художественный тип «романтического злодея», который, как уже упоминалось, уходит корнями в глубины мифологической и волшебной сказки.

Общеизвестно, что «готический» роман появился как реакция на нравоописательный тип романа. Авторы «романов ужаса» не признавали спокойной повествовательной манеры, развёрнутых характеристик персонажей, бытовой и пейзажной детализации, присущих романам просветителей о сентименталистов, им было тесно в рамках их здравых понятий о велениях разума и законах природы. Новые авторы нарушали привычный линейный ход времени традиционных книг, придавали своим романам атмосферу трагической возвышенности и создавали некоего «антигероя» – романтического злодея, представляющего собой антипод героя просветительской литературы.

Романтический герой-злодей уже познал мир, жизнь не может явить ему нечто новое. В то же время он в силу своей жестокости и дикости поступков представляет собой существо, связанное со злом, мраком, дьяволом и всем потусторонним. Эта связь отражена и во внешней характеристике героя. Как правило, наружность злодея необыкновенна и зловеща, на его лице запечатлены следы порока, а мрачный взгляд свиреп и угрюм. Он закутан в темный плащ и снабжён широкополой шляпой.

Почти одновременно с утверждением этого типа в литературе появляется его ироническое осмысление. Так, в романе Джейн Остен «Нортенгэрское аббатство» и поверхностные способы создания угрюмой внешности романтического злодея, и схематичность романтических ситуаций «готических» сюжетов.

Главными характерными признаками романтического злодея стали одиночество и отчуждённость. Подобно Каину, герой уходит от нетерпимости общества на необитаемые острова, в монастырь и т. д. В отличие от героев просветителей, которые являются отражением современного общества, он – «чужой», не принадлежит этому обществу, а неукротимо «врывается» в него из прошлого с жаждой разрушения как чужеродный элемент. В силу этого романтический злодей всегда одинок, что отделяет его от типа Разбойника-с-большой-дороги, который действует и живёт в некоей общности собратьев по духу, объединенных единым порывом или чувством. Романтический злодей принимает решения и действует, сознавая, что против него выступает весь мир.

Романтический злодей воплощает порочность, и «готический» роман строится на борьбе добродетельной невинности с подобным порочным злодеем.

Образ злодея связывает два временных пласта – прошлое и настоящее. Как известно, в «готическом» романе прошлое всегда определяет настоящее: в прошлом совершается какое-либо преступление, последствия которого проявляются в настоящем и влияют на судьбу героя, развитие действия, финал. В прошлом же таится разгадка тайны, которой окружён герой.

Как правило, злодей выступает не только против общества, но и против высших сил, Рока, трактуемого авторами «готических» романов как божественное предопределение. Стремление победить рок так овладевает героем, что становится идеей-страстью. Внимание автора сосредоточено на передаче тех фантастических или полуфантастических ситуаций, при которых герой старается победить сверхъестественные силы, подвергая испытанию свою человеческую сущность. Почти всегда читатель не подозревает об истинной подоплеке поступков героя-злодея и узнает о них только в финале.

Автор прослеживает, как герой настойчиво идёт к поставленной цели, стремится устранить препятствия. Герой догадывается о неотвратимости возмездия, но у него хватает внутренней стойкости быть активным под ударами судьбы. Эти обстоятельства придают даже некоторое обаяние герою-злодею. (Подобным обаянием наделены герои в романтических произведениях начала XIX века. Так, в английской романтической поэзии герои наделяется и чертами злодея, и сильнейшим обаянием (Манфред, Каин Байрона), что находит отражение в последующей литературе: образы разбойников, воров так поэтизировались, что вызывали возмущение передовых писателей («Оливер Твист» Диккенса). 1

Открытый тип романтического злодея не исчез вместе с «готическим» романом: его продолжали разрабатывать романтики (Медард в «Эликсирах сатаны» Гофмана, байроновский Лара, Ченчи в одноимённой драме Шелли и др.), а писатели-реалисты с их интересом к психологизму использовали черты романтического злодея, создавая сложные характеры, героев (Бальзак во Франции, Диккенс в Англии).

Черты романтического злодея в редуцированном, изменённом виде проявились в образе мистера Рочестера, главного героя романа Шарлотты Бронте «Джейн Эйр». Следует отметить, что «готическое» и романтическое воспринимались писательницей уже не как канон, а как литературная традиция, художественное наследие, так или иначе усвоенное и переработанное и приживающееся в рамках реалистического романа, каким, в сущности, и является «Джейн Эйр».

Мистер Рочестер предстаёт на страницах книги героем страстным, мрачным и обречённым на беспощадный бунт против общества. Он озлоблен на мир и людей, замкнут в себе и сосредоточен на своих страстях, окружён роковой тайной, придающей его облику почти мистическую загадочность. Он одинок и находится в разладе с обществом, законы которого не принимает.

Образ мистера Рочестера приближается к образу романтического злодея в «готическом» романе. Их сближает недовольство жизнью и незнание того, как эту жизнь изменить. Несмотря на это незнание, он, подобно романтическому злодею, старается сделать жизнь адекватной своим духовным потребностям, следствием чего становится яростный бунт, мятеж против несправедливости мироустройства, выливающийся в форму преступления. Слабым следом преступных деяний злодеев (например, похищение девиц), наследником которых в какой-то мере выступает Рочестер, является его двоежёнство. Рочестер преступает закон, пытается соблазнить героиню, и ей приходится спасаться бегством.

Причиной, побудившей героя перейти на преступление, стала его любовь к гувернантке Джейн Эйр, принявшая форму неистовой, пугающей страсти.

Подобно романтическому злодею, мистер Рочестер человек необыкновенный и одинокий. Он выделяется из окружающей среды и чувствует себя одиноким даже в шумном обществе. Исключи­тельность его характера, духовная мощь подчёркнуты яркой внешностью, построенной на контрастах: неправильные черты лица – орлиный взгляд прекрасных глаз, непропорциональное сложение – величественная манера держаться, внушающая непоколебимую уверенность в его духовной мощи. Подобное сочетание титани­ческого облика и незаурядной силы духа, окружённых ореолом таинственности и мрачности, присуще романтическим злодеям.

Стремления и чувства Рочестера отличаются от обыденных и непонятны непосвящённым в его внутреннюю жизнь. На первый взгляд, они кажутся нелепыми, загадочными, жестокими. Так, Рочестер подвергает жестоким мучениям Джейн: ей приходилось долгое время бороться с муками ревности, разрываться между любовью к Рочестеру и своим долгом, сознанием собственной ничтожности. Жестоким, почти инфернальным кажется раздражённое отношение Рочестера к некоему Мэзону, на которого было совершено покушение при странных и загадочных обстоя­тельствах. Однако жестокость Рочестера выглядит кажущейся, когда в финале торнфильдских событий раскрывается его тайна: он женат 1 на сумасшедшей порочной женщине.

Стремясь придать фигуре Рочестера демонические черты, Бронте окружает его первое появление на страницах книги атмосферой сказочно-мифологической. Так, он появляется поздним лунным вечером, когда природа скована (заколдована) морозом, ручей покрыт льдом, и мёртвую тишину долины нарушает только стук копыт его лошади. Джейн Эйр, гуляющей вэто время по дороге и размышляющей о гномах и феях, он кажется злым духом Гитрашем из кельтской мифологии.

Загадочному, непонятному образу мистера Рочестера соответствует замок, в котором он живёт – старинный, мрачный, как две капли воды похожий на те старинные замки и аббатства в «готических» романах, где происходили страш­ные преступления, прятали похищенных красавиц и т. п. Замок Торнфильд в «Джейн Эйр» двойственен: иногда он предстаёт как обычное жилище богатого английского сквайра, иногда превращается в замок сказочного злодея: «Этот коридор с двумя рядами тёмных запертых дверей, узкий, низкий, сумрачный, – в конце его находилось только одно маленькое оконце, – напоминал коридор в замке Синей Бороды» (с. 110).

Упоминание о Синей Бороде подготавливает читателя к вос­приятию появившейся позднее фигуры хозяина Торнфильда и его связи с загадочными событиями, сопряжёнными с пороками и преступлениями. В замке слышны таинственные звуки, зловещий хохот, происходят страшные злодеяния, которые воспринимаются героиней и вслед за ней читателем как месть хозяину Торнфильда за мнимые преступления в прошлом. Эти обстоятельства окружают героя романтической тайной и придают его прошлому зловещий оттенок.

Таким образом, одной из характерных особенностей героя типа Рочестера является следующее; черты, определяющие его личность, сохраняют очевидное генетическое родство с типом романтиче­ского злодея, но представлены они в ослабленном виде и служат целям, отличающимся от целей «готического» романа, они сопряжены с чертами реалистическими.


Источники

  1. Бронте Ш. Джейн Эйр. – М., 1992.
  2. Зеленко Т.В. Мотив фантастического в романе Уолпола «Замок Отранто» // Miscellanea philologica. – СПб, 1990. – С. 36-42.
  3. Ладыгин М. Б. Романтический роман. – М., 1981.
  4. Мелетинский Е. М. Введение в историческую поэтику эпоса и романа. – М., 1986.


Эволюция женских романтических образов

в творчестве Шарлоты Бронте


Шарлота Бронте начала заниматься художественным творчеством в поисках спасения от собственных жизненных невзгод. Семья Бронте жила в крайней бедности. Дети рано потеряли мать, на их глазах от чахотки умерли две сестры, они мерзли, голодали и тосковали в приютах для детей бедных священников, в скверных школах. Их отец, Патрик Бронте, был суров и воспитывал детей в спартанском духе, в чем, по свидетельству современников, слишком переусердствовал. Дети рано пристрастились к чтению, оно стало их любимым занятием. В середине 1820-х годов у них появился вкус к сочинительству, вероятно, переданный по наследству: их родители обладали литературными способностями. Попытки выразить свои переживания, устремления и мечты привели к тому, что сестры Бронте (Шарлота, Анна и Эмили) и их брат Брэнуэлл написали серию повестей о вымышленной стране Ангрии в романтическом духе, подражая Байрону и Скотту.

Дети Бронте были очень начитаны, обладали безудержной фантазией, подсказывавшей им образы и сюжеты историй, которые они выдумывали и записывали очень мелким почерком в самодельные крошечные книжечки. Позднее исследователи назвали эти повести «ангрианскими сагами».

Герои саг – роковые красавицы и демонические злодеи, жестокие властелины или благородные разбойники – словом, личности необыкновенные. Они совершают то великие подвиги, то страшные преступления, жизнь их полна страстей и не похожа на жизнь окружавших Бронте людей. В сагах над реальностью господствует фантастический, воображаемый мир.

Во время написания «ангрианских саг» само мировоззрение юной Шарлоты Бронте было романтическим. Она еще не воспринимала явления действительности как нечто объективное, развивающееся по собственным законам. В 1820-1830-е годы писательница создает представление о мире в соответствии со своим душевным состоянием и идеалами. Она «видит явления действительности живущими той жизнью, которую им придает субъект» (1, 4), то есть – она сама.

Юный автор произвольно изображает ход жизни, создает и развивает характеры, решает судьбы своих персонажей так, чтобы они наилучшим образом выражали его идеи и эмоции. Лирические переживания героев отражают не особенности явлений реального мира, а особенности воссозданных автором представлений.

Основополагающая черта саг – сказочность. Это дает основание говорить о сагах как о романтическом произведении, в котором фантастичность приведена в парадоксальные отношения с буднич­ностью. В сагах царят две стихии – романтическая и «готическая». Они взаимообусловлены и их нельзя рассматривать отдельно.

Мастерству «готики» Бронте учится у Анны Радклиф, автора знаменитых «романов ужаса» – «Удольфские тайны», «Итальянец» и др. Бронте учится совмещать мрачное, ужасное с тонким изяществом, учится искусству развивать фабулу так, чтобы поддерживать острый интерес, учится разумному использованию устрашающих эффектов.

И в ангрианских сагах, и в зрелом творчестве писательница использует «радклифский» прием разоблачения готического кошмара. Ужасное и фантастическое всегда находят разгадку в обычном, «нормальном» мире: приведения и духи оказываются игрой лунного света на белых чехлах в «Красной комнате», а леденящие кровь ночные звуки в Торнфильде – издает сумасшедшая жена Рочестера («Джейн Эйр»).

Во второй части саг главное место отводится переживаниям персонажей, обозначается интерес к психологическим конфликтам. Социальные конфликты пока мало интересуют автора. Главным объектом изучения становится личность, внутренний мир человека. Писательница стремится создать героя со словами, многогранным характером. В это время сага, «благодаря возрастающей зрелости Шарлоты, теряет привкус детскости, избавляется от омертвевших характеров», – пишет Бентли. (3, 42) В сагах все большее место занимает любовь, увеличивается число персонажей. У маркиза Доуро появляется противник – черный пират Роуге, родом из старинной дворянской семьи в Персии. Это байронический герой, «блестящий и прекрасный, темный и преступный» (цит. по: 16, 42). Он возвышается до герцога Нортэнджеральда, кровного врага Заморны (бывшего Доуро). Появляется яркий образ Мины Лоури, одной из возлюбленных Заморны.

В саге, повествующей об их любви, Бронте создает особенно живые характеры, которые будут разработаны в зрелых произведениях. Мина – двадцатилетняя девушка из сельской местности, становится любовницей Заморны. Она противопостав­лена его жене – герцогине. Но контраст крестьянки и герцогини остается внешним: скромное темное платье и серьги Мины подчеркивают пышные туалеты и драгоценности герцогини. Однако чувства обеих женщин одинаковы, и они равны в своей несчастной любви к романтическому герою.

Изучая человеческую психологию, Бронте приходит к выводу, что человеческий характер построен на порой противоречивом взаимодействии воли, разума и страсти. Разум и страсть противостоят друг другу, и человек с помощью воли должен уравновесить их. Юная писательница в равной степени осуждает и чрезмерную рассудочность, представленную в образе Марианн Хьюм, и недостаточное сопротивление страстями. Такова леди Зенобия Эллрингтон, которая теряет рассудок от любви к Заморне, ибо не в силах сдержать страсть. В повести «Каролина Вернон» Бронте изображает конфликт между страстью и разумом. Каролину, возлюбленную Заморны, дочь его врага, обуревают противоречии­вые чувства, приносящие ей мучительные страдания. В ней борются любовь и чувство долга, страсть и веление совести. Она находит в себе силы сопротивляться страсти, и это вызывает у автора одобрение. Конфликт между страстью и долгом, намеченный в «Каролине Вернон», будет развит в «Джейн Эйр».

В одной из последних повестей («Капитан Генри Хейситинге») появляется героиня (Элизабет Хейстингс), которая совершенно не похожа на предыдущих героинь Бронте. Это обыкновенная девушка, бедная, незнатная, некрасивая. Автор ее не идеализирует, не сгущает краски, а изображает ее как обыкновенную английскую девушку-современницу. Однако при внешней непривлекательности Элизабет обладает твердыми моральными убеждениями. Она предпочитает собственным трудом зарабатывать на жизнь. Бронте уже понимает, что внешность человека может не гармонировать с его внутренними качествами. С одной стороны, Каролина способна на самые возвышенные чувства, с другой – она находит в себе силы преодолеть вспыхнувшую в ней страсть и отказаться от любви во имя долга. Образ Элизабет Хейстингс лёг в основу характера Джейн Эйр, героини одноименного романа Бронте, и Люси Сноу, героини романа «Городок».

К середине 1840-х годов у Бронте складываются эстетические принципы, на основе которых будут написаны ее знаменитые романы. Писательница прошла сложный путь развития. Как было показано выше, одним из важнейших факторов ее эволюции было влияние поэтики романтизма.

Это закономерно, так как художественно-эстетические открытия романтиков продолжали воздействовать на английскую литературу в течение всего XIX века. Ведь именно романтики, болезненно воспринявшие эпоху ломки общественных устоев и остро ощущавшие связанные с ней социальные страдания, улавливая и предчувствовали противоречия буржуазной цивилизации, в полной мере раскрытые реалистами. Пытаясь выработать новые формы изображения, романтики проявили интерес не столько к широким общим картинам истории и среды, сколько к внутреннему миру индивидуальной личности, противопоставленной враждебной действительности. Интерес к конфликту человека и общества углубляется тем, что мыслители века Просвещения уделяли внимание его рациональной стороне, а романтиков привлекала стихия иррационального. Отсюда их борьба с рациональной философской, а как следствие этого – отрицание нормативности и регламентированности искусства. Эти идейно-художественные завоевания романтизма вобрали в себя писатели-реалисты. Живое взаимодействие двух литературных направлений отражает характер литературного развития в Англии середины XIX века.

Бронте использует в своем творчестве не только традиции романтизма Байрона, но и Вордсворта, Кольриджа, Скотта и Жорж Санд для изображения необыкновенных событий, страстей, характеров. Принято говорить, что Бронте стоит ближе к Жорж Санд, чем к своему учителю Теккерею с его ядовитой сатирой. Однако изображенные ею социальные конфликты и социальный протест носят иной характер, отличающийся от чисто романтических. В своем творчестве писательница использует «старые» приемы, подчиняя их новым задачам.

С одной стороны, создавая широкие реалистические полотна, Бронте признавалась в том, что романы Жорж Санд ей ближе, чем восхищавшие ее «Утраченные иллюзии» Бальзака: «При всем ее непрактическом и фантастическом энтузиазме, при всех заблуждениях, свойственных ее миропониманию, она лучше, чем господин де Бальзак, ее ум шире, ее сердце горячее». (13, 178)

Как показывает все предшествующее изложение, исследователи не раз говорили о параллельном развитии в европейской литературе первой половины XIX века романтизма и реализма, взаимно обогащающих друг друга; реалисты 1840-х годов воспринимали романтизм как литературное наследие, как сложившуюся тради­цию: «Писатели второй половины века были последователями ро­мантиков лишь в той мере, в какой замечательные их открытия проложили путь к реализму, избавив поэзию от условностей и ограничений, сосредоточив внимание на конкретном, индивиду­альном, исторически детерминированном, установив новые законы эмоционально-художественного познания действительности, создав золотой фонд эстетической мысли и своего рода литературную норму на целое столетие вперед». (3, 90)

Писатели-реалисты «впитывали» художественные завоевания романтиков, развивали различные стороны или элементы романтизма, придавая им новое качество, Г.А. Гуковский отмечает: «Для реализма XIX столетия личность обусловлена обществом, историей, объективной закономерностью, она типична, т.е. сходна с другими личностями, сформированными обстоятельствами, но она остается все же отдаленным от всех других замкнутым миром, характером, и в этом глубокая связь этого реализма с романтизмом, из которого он вышел». (4, 13)

Когда романтизм теряет свое главенствующее положение, в пору расцвета реализма появляются произведения, в которых пластичность и многогранность изображения достигаются тем, что авторы используют предложенные и романтизмом, и реализмом возможности. Это «Дэвид Копперфильд», «Крошка Доррит», «Большие надежды» Диккенса, «Грозовой перевал» Эмили Бронте и другие. К таким книгам можно отнести и «Джейн Эйр» Шарлоты Бронте.

А.А. Елистратова отмечает: «Сочетание реалистической жизнен­ности с бунтарским романтическим воодушевлением обязаны своей историко-литературной значительностью лучшие романы Шарлоты Бронте. «Джейн Эйр» и «Виллет» – это не только правдиво рассказанные истории двух сирот-тружениц – скромной гувер­нантки и скромной учительницы; это произведения, вдохновленные страстным порывом к свободе и справедливости, тем более мучительным и иступленным, что это – порыв безмерно одинокой души. Ключ к «Джейн Эйр» – в романтических мечтах героини, полных движения, жизни, огня, чувства, к которым она стремилась и которых она была лишена в своем действительном существовании». (5, 421)

Роман «Джейн Эйр» был написан в несколько месяцев. Его благосклонно приняли издатели и восторженно встретили читатели. Опубликованный в 1847 году, он принес славу автору.

В основу сюжета была положена реальная история любви богатого помещика и гувернантки, которая наделала много шуму в краю, где жили Бронте во времена юности отца писательницы Патрика Бронте. Этой же теме были посвящены и две его повести – «Деревня в лесу» и «Альбион и Флора», написанные соответ­ственно в 1815 и 1818 годах. Повести были весьма нравоучительны. Первая из них рассказывает о добродетельной крестьянской деву­шке, которая побудила молодого повесу вступить с ней в брак, вторая – о богатом молодом англичанине, женившемся на бедной ирландской девушке. Черты героини «Деревни в лесу» и прежде всего ее непоколебимая добродетель угадываются в героине романа «Джейн Эйр».

«Джейн Эйр» повествует о духовной эволюции героини, которая проходит через борьбу с несправедливостью и угнетением, через страдания и немыслимые трудности к счастью.

Внимание Бронте-реалистки сосредоточивается на исследовании личности героини в ее развитии и становлении. Это в целом соответствует поэтике реалистического романа. В нем судьба главного героя, находясь в центре внимания автора, выступает не как связу­ющая нить, ведущая от одной бытовой сценки к другой, а как само­стоятельный объект исследования. Именно так происходит в «Джейн Эйр». В этом романе главное место уделяется изучению личности и ее психологии. Даже социальные вопросы, как отмечает Б. Прентис, интересуют Бронте скорее в плане влияния на взаимоотношения персонажей, которые раскрывают их внутренний мир». (6)

Первоочередное внимание автора «Джейн Эйр» уделяется духовной сфере человеческого бытия, мыслям и чувствам героев; авторскую симпатию неизменно вызывают люди с наиболее интенсивной внутренней жизнью, и основной интерес писательницы сосредотачивается на внутреннем мире героини «Джейн Эйр».

Изображение переживаний героини, ее чувств и страстей стало одной из сильных сторон книги. Автора скорее привлекают не столько социальные, как в «Учителе», сколько психологические конфликты. Но в середине XIX века искусство реалистического, психологического анализа еще не было развито, и Бронте, раскрывая душевную жизнь героев, обращается к романтической традиции. Так, главная героиня романа «Джейн Эйр» наряду с реалистическими чертами воплощает в себе черты романтического характера. Прежде всего она несет в себе мятежное начало – протест и бунт. Это сближает ее с героинями романов французской писательницы Жорж Санд, в основе романтизма которой лежит выражение протеста.

Джейн Эйр не случайно напоминает героинь Жорж Санд: Бронте восхищалась книгами французской романистки и высоко ценила ее творчество. Ее и Теккерея она называла своими учителями. Мы уже знаем, что сравнивая Жорж Санд с Бальзаком, английская романистка критически отзывается о Санд, обвиняя ее в фанатичном, фантастическом, непрактичном энтузиазме, ложном понимании жизни, заблуждениях чувства. При этом, однако, Бронте провозглашает натуру Жорж Санд «более богатой, чем у господина де Бальзака, ее ум более широким, ее сердце более горячим» (2, с. 178).

В романах французской писательницы Бронте усматривает ту поэзию, которой она так восхищалась и к которой стремилась, которая «возвышает мужеподобную Жорж Санд» (9, с. 338). Она восхищается ее знанием жизни, человеческого сердца и души.

Называя Жорж Санд своим учителем, Бронте разделяет некоторые ее эстетические взгляды, в частности, ее мысли о том, что писатель должен предварительно «посмотреть на то, что описываешь, хотя бы пришлось сказать всего три слова о какой-нибудь местности, чтобы ошибиться по возможности меньше» (цит. по: 8, с. 17). Писательская задача Жорж Санд – «достичь правдоподобия в искусстве, не отказываясь от вымысла» (8, с. 17) – тоже близка Бронте.

«Джейн Эйр», как и романам Жорж Санд, свойственны лиризм, поэтизация чувства, бурная эмоциональность. Замысел романа Бронте, согласно традиции романтизма, концентрируется вокруг изображения страсти, кульминацией книги является сцена объяснения Джейн с Рочестером, когда переполняющие героев чувства напряжены до предела.

В центре художественного мира обеих писательниц стоит женщина. Чаще всего она лишена человеческих прав, но стремится к самостоятельности и независимости.

Героинь Бронте и Санд объединяет равнодушие к собственным материальным благам, богатству. Они свободны и отстаивают свое право на свободу. Они обладают богатым душевным миром, способностью к сильнейшим душевным переживаниям. На изучении внутреннего мира и сосредоточен основной интерес Бронте. Главное внимание она уделяет рассмотрению психологии героини, мотивации ее поступков и порывов, ее внутренней жизни, жизни ее души. Этому она учится у Жорж Санд, в книгах которой культ личного чувства, искренность в изображении душевных волнений создает особую атмосферу романтического лиризма, который присущ роману «Джейн Эйр».

Так же, как в романах Жорж Санд, «Джейн Эйр» ограничивается рамками частной жизни, камерными событиями; общественные конфликты выражены через частные, личные. Следуя Санд, Бронте ставит в центр своих романов семью, домашнюю жизнь. Как и французская писательница, она концентрирует внимание на внутреннем мире героини, ее сознании, на происшествиях, незаметных постороннему взгляду. Однако в отличие от Жорж Санд, которая сосредоточивалась на основных событиях, Шарлоту Бронте привлекают детали, раскрывающие внутреннюю жизнь героев.

Повышенный интерес в жизни героини находит, вероятно, поддержку в идее, высказанной Жорж Санд: прекрасное всегда таится во внутреннем мире человека, в его сознании. Одна из писательских задач Бронте напоминает цель Жорж Санд-романистки: искать и освещать скрытые богатства, заложенные в душе человека. Душевная красота Джейн раскрывается постепенно, в ходе ее столкновений с жизнью. Она в свою очередь обнаруживает духовное совершенство в людях, окружающих ее. Часто носителями душевного богатства становятся простые люди: горничная Бесси, сохранившая добрые чувства к Джейн и после того, как она стала взрослой, аптекарь мистер Ллойд, лечивший девочку, понявший ее тоску и одиночество в доме Ридов, повлиявший на ее судьбу (он уговорил миссис Рид отдать Джейн в школу), Элен, ее подруга по Ловудскому приюту; мисс Темпль, директриса приюта; миссис Фэйрфакс, экономка в Торнфильде – воплощение доброты; Хана, прислуга в доме Риверсов. То, что простые люди часто оказываются носителями душевных богатств, подсказано, вероятно, зрелыми романами Жорж Санд («Мопра», «Странствующий подмастерье», «Мастера мозаики», «Консуэло» и другими). Санд склонна идеализировать простой народ, видеть в нем источник морального обновления.

Французская писательница полагает, что обладать духовным богатством может только угнетенный, зависимый, отверженный, иными словами, человек, поставленный в невыносимые условия существования, вступивший в конфликт с обществом. Бронте, стоя на позициях реализма, переосмысливает эту идею: душевный красотой обладает не столько угнетенный, сколько неудовлетво­ренный жизнью как своей, частной, так и общественной. Именно неудовлетворенность жизнью позволяет приобщиться к красоте человеку любого сословия и положения. Душа, растревоженная несправедливостью, наиболее способна почувствовать красоту. Таким образом, «сокровища души» не зависит от материальных благ, образованности и социального положения.

Скрытые душевные богатства придают героине силы для борьбы с притеснением и угнетением. Бронте подхватывает тему бунта, которую выдвинула Жорж Санд: чтобы отстоять право на независимость, самобытность, настоящий человек должен бороться. Эта тема занимала значительное место уже в первых ее романах (например, в «Индиане»). В них героиня восстает против авторитарных форм, основанных на насилии, открытом господстве. Индиана восстает против деспотизма мужа. В ходе борьбы рожда­ется внутренняя красота у подавленной ранее женщины. Бронте развивает жоржсандовскую тему протеста против деспотизма и каких бы то ни было форм подавления личности. Так, маленькая Джейн восстает против деспотизма миссис Рид. В своем стихийном бунте она напоминает маленького зверька. У повзрослевшей Джейн протест приобретает более осмысленный характер: проявлению зла, несправедливости противостоят ее воля и разум. Бронте отвергает смирение перед жестокостью и деспотизмом, которое представляет в романе Элен, излагающая свою точку зрения на несправед­ливость: «Так не лучше ли терпеливо снести обиду, от которой никто не страдает, кроме тебя самой, чем совершить необдуманный поступок, который будет ударом для твоих близких? (…) Твой долг – все вынести, раз это неизбежно; только глупые и безвольные говорят: «Я не могу вынести», если это их крест, предназначенный им судьбой». Джейн в ответ изумляется: «Я слушала ее с изумлением: я не могла понять этой философии безропотности…» (9, 56-57), она заявляет: «Когда нас бьют без причин, мы должны отвечать ударом на удар – я уверена в этом, - и притом с такой силой, чтобы навсегда отучить людей бить нас». (9, 58)

Однако она понимает бессмысленность открытого бунта против Брокльхерста, оклеветавшего и унизившего Джейн в Ловудском приюте. И тогда ее протест приобретают пассивный характер. Когда ее несправедливо наказали, она «подавила выступившие рыдания, подняла голову и решительно выпрямилась» (9, 68). Она старается заслужить любовь и уважение хороших людей: «Я так старалась быть послушной, я хотела так много сделать в Ловуде; найти друзей, заслужить уважение и любовь! И я уже достигла известных успехов… соученицы относились ко мне благожелательно, сверстницы обращались как с равной, и никто не оскорблял меня» (9, 69).

Страдая от одиночества и несправедливости, стремясь к равенству и независимости, Джейн вырабатывает внешнее спокойствие, железную волю, помогающие ей с необыкновенной силой сопротивляться всему, что угрожает ее свободе. Так, выходя замуж за Рочестера, она объявляет ему о своих условиях: «Я хочу только сохранить спокойствие духа, сэр, и не быть под гнетом обязательств…Я останусь по-прежнему гувернанткой Адели, буду зарабатывать себе содержание и квартиру и тридцать фунтом в год деньгами. На эти средства я буду одеваться, а от вас потребую только… Уважения. И если я буду платить Вам тем же, мы останемся квиты…» (9, 284). Джейн протестует против попыток Рочестера одеть ее в шелка и бархат, ее коробит роль бедной невесты, которую благодетель осыпает подарками. Она хочет остаться такой, какая она есть: «Я не могу вынести, чтобы мистер Рочестр наряжал меня, как куклу; Я же не Даная, чтобы меня осыпали золотым дождем» (9, 283). Она отказывается от драгоценностей, держит Рочестера в постоянном разделении, не позволяя ему увлекаться ролью богатого жениха, иронизирует над романтическим выражением его чувств, избегает идиллических сцен. Бронте вслед за Санд изображает душевное сопротивление любому нравственному принуждению. Так, Джейн при первых встречах с Рочестером требует к себе уважительного отношения. Бронте показывает, как Джейн сопротивляется его своенравному и порой резкому обращению с ней.

Борьба между героями передается средствами диалога. Прямые, искренние, полные достоинства ответы гувернантки контрастируют с резкими, почти грубыми выпадами ее хозяина. Пораженный Рочестер извиняется и просит Джейн не обижаться на его повелительный тон. Однако больше он не позволил себе грубить, и впоследствии он говорит с ней мягким тоном, не допуская ни малейшей резкости. Таким образом, сопротивление Джейн принесло свои плоды: ее стал уважать незаурядный человек, мнением которого она дорожит.

Как и Жорж Санд, Бронте считает счастье и независимость исконным правом личности. Их героини протестуют, бунтуют против всего, что мешает утверждение личности, что ущемляет свободу. Каждая по-своему, они борются против разных форм угнетения. Недаром и «Джейн Эйр», и «Индиана» открываются сценами бунта, восстания героинь. Индиана сначала протестует против жестокого наказания ее любимой собаки, затем выражает возмущение варварской борьбой мужа с ворами (господин Дельмар собирался «пристрелить, как собаку» незнакомца, проникшего вечером в их сад), после, вопреки приказанию мужа, она ухаживает за раненым Рамьером, что вызывает глубокое недовольство господина Дельмара.

На первых страницах «Джейн Эйр» маленькая девочка восстала против деспотизма родственников; она дала отпор злым и жестоким выходкам своего двоюродного брата Джона Рида, возмутилась несправедливым отношением к ней миссис Рид, основанном на глубокой нелюбви к девочке.

Попутно следует отметить, что и у Бронте, и у Жорж Санд на первых страницах романов подчеркнута гнетущая атмосфера, царящая в богатом и красивом доме, ставшем для героини настоя­щей тюрьмой. Ее жалкое существование, подавленность, угнетён­ность духа оттеняются картинами осенней непогоды, открыва­ющими повествование в романе «Индиана»: «Однажды поздней осенью, в дождливый и холодный вечер, трое обитателей неболь­шого замка Де-ла-Бри в раздумье сидели у камина…» (10, 5), и в «Джейн Эйр»: «…после обеда холодный зимний ветер нагнал угрюмые тучи и полил такой пронизывающий дождь, что и речи не могло быть ни о какой попытке выйти еще раз… Вдали тянулась сплошная завеса туч и тумана; на переднем плане раскинулась лужайка с растрепанными бурей кустами, их непрерывно хлестали потоки дождя, которые гнал перед собой ветер, налетавший сильными порывами и жалобно стонавший» (9, 5-6).

«Бунтовщицы» Шарлоты Бронте и Жорж Санд противопостав­лены окружающим их людям. Так, Индиана противостоит бесчув­ственному и жестокому Дельмару, флегматичному сэру Ральфу, эгоистичному Рамьеру. Джейн Эйр противостоит ханже Брокльхерсту, семье Рид, фанатичному Риверсу, в некоторой степени и Рочестеру. Выстоять, сохранить индивидуальность ей помогают сила духа, зрелый ум (несмотря на юный возраст), глубокое и вдумчивое отношение к жизни. Сила духа приближает Джейн Эйр к Лели, героине одноименного романа Жорж Санд. Лелия – сильная женщина, она отвергает любовь как мимолетное наслаждение, преодолевает невзгоды, обретает утешение в полезной деятельности. Такова и Джейн Эйр. Она – тоже сильная личность. По силе характера, воли она не уступает окружающим ее мужчинам. Как Лелия представляет собой противоположность Стенио и превосходит его по нравственным качествам, так и Джейн Эйр противоположна Рочестеру и превосходит его по силе духа и внутренней красоте. Ей, как и Лели, свойственны суровость, мужественность, непреклонность. В ней нет ничего искусственного, наносного, она естественна, все ее действия продиктованы душевным богатством, моральными убеждениями, непреклонной волей. Сила духа помогает ей установить равенство в браке, победить в схватке с жизнью.

Сюжет романов Жорж Санд строится на экстремальных ситуациях, т.е. сюжетную основу составляют разнообразные формы протеста, борьбы против социальной несправедливости. То же можно сказать о построении сюжета «Джейн Эйр». Роман строится на тех сценах протеста героини, которые определяют ее судьбу: бунт против Ридов, противостояние Брокльхерсту, противостояние Рочестеру, борьба с собой, со своим чувством, побег из Торнфильда, едва не стоивший ей жизни, сопротивление Риверсу и возвращение к Рочестеру. Всем этим сценам присущ накал страстей и чувств, характерный для предромантической и собственно романтической литературы. Бунт, протест становится символом стремления женщин к свободе чувства. Именно в сфере эмоций наиболее полно раскрывается личность героини.

Изображать мир эмоций во всем его значении Бронте учится у Жорж Санд, в романах которой она находила свойственный романтизму титанизм чувств. Необузданные, безумно страсти стали для нее одной из любимых тем. Ее книги строятся на романтической идее самооценки «голоса сердца» как верного проводника в психологических и общественных сложностях. В плену пылких страстей находятся Индианаи Рамьер, Лелия и другие ее героини. Их переживания гиперболизированы, они становятся неотъемлемой частью духовного мира героев, как правило, весьма богатого.

Бронте, вслед за своим литературным кумиром, создает героев, наделенных высокой душевной одаренностью. Так, у Джейн, как у героинь Жорж Санд, порывистость, непосредственность во многом определяет богатство духовного мира. При этом страстность скрывается за внешней сдержанностью и невозмутимостью: Джейн Эйр часто повторяет, что она старается держать себя в руках, сохранять полное самообладание. Она всегда ведет себя спокойно и твердо, какие бы чувства ее ни обуревали. Напряженность ее душевного состояния выдает только ее взволнованный голос, когда она говорит о своей любви к Рочестеру или доказывает невозможность их счастья после расстроенной свадьбы; эта напряженность угадывается в дрожании рук, когда она впервые обращается к возлюбленному после возвращения к нему. Внешние проявления испытываемых эмоций почти отсутствуют.

Обе писательницы нередко приводят в столкновение чувства героини с голосом ее рассудка. Однако исход этой борьбы Бронте показывает иначе, чем Жорж Санд, «подарившая» ей идею такого конфликта. В ранних романах Санд чувство вступает в конфликт с рассудком и одерживает победу. Так, Индиана, поддавшись порыву, не слушает голоса разума, который олицетворяет сэр Ральф, и совершает ряд трагических ошибок: покидает мужа, тайно бежит к Раймону, что значительно усиливает ее страдания.

В произведениях Бронте побеждает рассудок, разумное начало, или же чувство и рассудок уравновешиваются благодаря благоприятному стечению обстоятельств (как в счастливом финале романа). В этом смысле Бронте расходится с французской романисткой. Отводя чувствам большое место в жизни человека, Бронте, однако, считает, что он обязан руководствоваться доводами рассудка, даже если обладает пламенной душой. В душевных метаниях ее героини всегда побеждает разум, здравый смысл. Джейн прямо говорит: «Я перебрала в уме все полученные сведения, заглянула в свое сердце, проверила свои мысли и чувства и решила вернуть их на безопасный путь здравого смысла. (…) Потом заговорил разум и спокойно, со свойственной ему трезвостью, упрекнул меня в том, что я не пожелала заглянуть в глаза действительности и увлеклась несбыточными мечтами. И тогда я произнесла над собой приговор…» (9, 167) Приговор этот касается чувств Джейн – ее любви к Рочестеру. Уступить Рочестеру, стать его любовницей значит для Джейн пойти против совести и велений разума. Пылкость и страстность натуры Джейн делают для нее мучительным разрешение этого конфликта. Отчаянные усилия остаться верной себе, раздирающие сердечные страдания обрекают Джейн на страшные муки, заставляют ненави­деть себя и, подобно жоржсандовской героине, призывать смерть.

Однако выбор в пользу рассудка, иными словами, подавление и преодоление страсти сохраняют Джейн чистоту совести, верность убеждениям и принципам: «Я не нарушу закона, данного Богом и освященного человеком. Я буду верна тем принципам, которым следовала, когда была в здравом уме, тогда как сейчас я безумна. Правила и законы существуют не для тех минут, когда нет искушения, они как раз для таких, как сейчас, когда душа и тело бунтуют против суровости; но как они ни тяжелы, я не нарушу их. Если бы я для своего удобства нарушила их, какая была бы им цена?» (9, 335)

Разрабатывая типы людей и чувств, Санд «изобрела» «индивидуалистическую страсть», «неистовую» любовь – эгоистическую, раздраженную и злую. Она основа не столько на жажде наслаждения, сколько на тщеславии и любви к себе. Такова, например, страсть Рамьера в «Индиане». Санд вдохновила Шарлоту Бронте на создание своего типа себялюбца в любви – Рочестера. Однако заметим, что Бронте смягчает резкость Санд в изображении эгоиста в любви: если Рамьер в «Индиане» проделывает путь от легкомысленного, но привлекательного юноши до беспринципного и подлого труса, то Рочестер в целом фигура положительная, он заслуживает симпатии читателя. Хотя любовь его к Джейн эгоистична, он не желает считаться с ее интересами и убеждениями, любовь эта несомненно искренна и сильна. Когда в ответ на ее слова о том, что она хочет остаться независимым и после брака, он говорит: «Сейчас ваша власть, маленький тиран, но скоро будет моя, и тогда я уж вас схвачу и посажу, выражаясь фигурально, вот на такую цепь» (9, 285). Джейн кажется, что он улыбается, как расчувствовавшийся султан, глядя на свою рабыню, удостоенную им богатых подарков (9, 283). Эгоистическим Бронте рисует чувство Рочестера до катастрофы во время венчания, до побега Джейн и пожара в Торнфильде. Трагические события, связанные с разоблачением его двоеженства, с бегством возлюбленной, пожаром и увечьем, вызвали нравственное перерождение героя; его любовь освободилась от эгоизма и стала, с точки зрения автора, подлинной. Этим обусловлен счастливый конец романа: «Читатель! Я стала его женой…».

Уже десять лет, как я замужем… Я считаю себя бесконечно счастливой, и моего счастья нельзя выразить никакими словами, потому что мы с мужем живем друг для друга. Нас так же не может утомить общество друг друга, как не может утомить биение сердца, которое бьется в его и в моей груди; поэтому мы неразлучны. Быть вместе – значит для нас чувствовать себя так же непринужденно, как в одиночестве, и так же весело, как в обществе… Я всецело ему доверяю, он – мне; наши характеры идеально подходят друг к другу, почему и живем мы душа в душу» (9, 447).

Говоря о счастливом финале «Джейн Эйр», следует отметить, что он был традиционным для романа середины века. С характерной для советского литературоведения тенденцией чисто социологи­ческой интерпретации, Ю.М. Кондратьев утверждает, что романистам 1840-х годов было свойственно подменять развязку, вытекающую из реальных, социальных отношений, развязкой, повествующей о неожиданной, нетипической в свете действитель­ного соотношения социальных сил победе героя или гуманистиче­ского принципа» (11, 27). Подобная склонность к гуманистической утопии объясняется Кондратьевым как проявление черт романтизма в творчестве писателей-реалистов.

Возможно, в этом действительно проявляется пафос отрицания буржуазной практики, которому Бронте учится у поэтов-романтиков. Очевидно, что финал «Джейн Эйр» представляет собой, по выражению А.А. Елистратовой, «утопию счастливой жизни», вряд ли осуществимой в сложной истории гувернантки и знатного лорда. Бронте сознательно избегает реальной практики современной ей общественной жизни. Джейн и Рочестер находят счастье внутри крохотного, созданного ими самими мира, покой которого почти не нарушается «внешними» событиями «большого» мира, которым был так недоволен Рочестер и в котором так страдала Джейн Эйр.

Счастливая развязка стала возможной благодаря душевному «перерождению» Рочестера, с которым связана переосмысленная Шарлоттой Бронте любимая тема Жорж Санд – «проклятие богатства»: когда герой тяготится высоким положением и стремится к «опрощению», он способен любить только после утраты состояния. Бронте подхватывает эту идею, и ее герой избавляется от проявлений индивидуализма и эгоизма после своего разорения и утраты положения в свете. Бронте считает, что такая ситуация избавляет страсть от тщеславия.

Другой тип себялюбия в любви представляет Ингрэм Бланш и Джорджана Рид, эгоистическая любовь которых приобретает социальный смысл: эти светские красавицы влюблены в деньги, положение, в свое блестящее будущее.

Заимствуя у Жорж Санд идею о счастье, которое приносит страсть не подавляемая, а направляемая на служение людям, Бронте переносит ее на английскую почву и переосмысляет на свой лад. Она рисует героя, который стремится избежать эгоизма и служить людям, но в конечном счете превращается в эгоиста почти жоржсандовского типа. Таков Сент-Джон Риверс; цель его жизни – миссионерство. Оно стало страстью эгоистической, поскольку ради нее он приносит в жертву счастье других: он подавляет свою любовь к мисс Оливер, разбивает ей сердце, уговаривает Джейн отправиться с ним в Индию в качестве его жены, хотя отлично знает, что она равнодушна к нему. Его уговоры похожи на приказ, и Джейн отмечает: «Стальной обруч сжимался вокруг меня; уговоры Сент-Джона медленно и неуклонно сковывали мою волю». (9, 428) Подчеркивая жесткость и холодность его обращения с мисс Оливер, Бронте отмечает, что он разговаривает с ней, «давя ногой белоснежные головки закрывшихся цветов» (9, 383), которыми он только что любовался. Он изгоняет чувство из души, им руководит только фанатизм. Бронте осуждает его непоколебимую приверженность той высокой миссии, которой он посвятил себя. Джейн говорит: «Он добрый и незаурядный человек, но он так поглощен своей задачей, что безжалостно забывает о чувствах и желаниях обыкновенных людей. Поэтому простым смертным лучше не попадаться на его пути, иначе он может растоптать их». (9, 441) Растоптанные цветы становятся символом растоптанных чувств.

Писательница чувствует порочность такой страсти, ее эгоистичность. Героиня счастливо избегает печальной участи быть нелюбимой женой Риверса-миссионера. В изображении Бронте чувства Риверса, его поступки основаны на фанатизме и тщеславии; направленность ее на служение людям и Богу носит формальный характер, Сент-Джон сам признается, что им движет честолюбие.

Создавая образ Сент-Джона Риверса, Бронте затрагивает тему лидера, героя, популярную во времена Байрона и не утратившую популярности в сороковые годы. (В 1841 г. вышла книга Т. Карлейля «Герои. Культ героев и героическое в истории», которую, возможно, читала Бронте. Н.И. Соколова (12) утверждает, что эта книга оказала заметное влияние на ее эстетику и концепцию личности). Тема героя осмыслялась Уильямом Годвином, который утверждал, что героический человек обязан пренебречь индивиду­альным интересом, должен жить ради общего блага. Риверс, безусловно, представляет образ «лидера», героя, точнее, человека, стремящегося к героизму. Он стремится личный интерес соединить с общественной пользой и много размышляет о путях такого соединения. При этом он страстен, готов вершить величайшие дела. Однако его тяготение к героическому превращается в фанатизм. Стремясь к «дальним» благам целям, он забывает о счастье близких ему людей, он становится эгоистом.

Таким образом, Бронте разделяет представление Жорж Санд об эгоизме как о роковом изъяне души, губительном для человека, пораженного им, и для окружающих человека людей.

Заметим, однако, что для Жорж Санд индивидуализм и эгоизм – одна из главных тем; она считает, что эгоизм – основная черта современности и придает ему первостепенное значение. В художественном мире Бронте эта тема второстепенна. Главное ее внимание сосредоточено на сфере чувств, на утверждении независимости и равенства любого человека в обществе, на утверждении права «маленького человека» чувствовать и мыслить независимо от «сильных мира сего». Говоря Рочестеру о своей любви, Джейн одновременно яростно утверждает свое равенство с ним, свободу чувствовать: «Вы думаете, что если я небогата и незнатна, если я мала ростом и некрасива, то у меня нет души и нет сердца? Вы ошибаетесь! У меня такая же душа, как и у вас, и безусловно, такое же сердце. (…) Я говорю с вами сейчас, презрев обычаи и условности и даже отбросив все земное; это дух мой говорит с вашим духом, словно мы уже прошли через врата могилы и предстоим перед престолом Божьим, равные друг другу, - как оно и есть на самом деле». (9, 266)

Особенно полно раскрываются характеры героев именно в любви. Это связано с тем, что любовь обнажает сущность каждого периода исторического развития. В любви, отмечает Г.М. Фридлендер, «отражается как в капле воды вся совокупность свойств человека данной эпохи». (13, 84) Отношения между любя­щими героями выражают общий склад отношений, общий характер жизни, современной писателю. Жизнь влюбленных Джейн и Рочестера идет в лихорадочном ритме, отражающем противоречи­вые и трагические стороны жизни Англии тех лет. Перипетии их любви представлены как «специфические формы проявления общих закономерностей и культурно-исторических тенденций эпохи» (13, 85), что позволяет писательнице глубже проникнуть в психологию героев.

Героиня Жорж Санд – традиционно романтическая: кроткая, чувствительная до болезненности, прекрасная изысканной романтической красотой; когда Индиана впервые появляется на балу, все внимание окружающих направлено на нее, она выделяется среди дам простотой наряда. Ее румянец похож на «бенгальскую розу, распустившуюся на снегу». (10, 32) «Она была чрезвычайно хрупким, миниатюрным и грациозным созданием. В гостиной, при ярком свете люстр, ее красота казалась волшебной… Знатоки сравнивали эту молодую женщину с восхитительным видением, которое вызвано магическим заклинанием и с наступлением дня должно побледнеть и исчезнуть как сон». (10, 32-33).

Бронте отказывается использовать в своей книге особенности описания героинь, присущие романам Жорж Санд. Так, в «Джейн Эйр» мы не найдем романтической атмосферы «Индианы», где героиня сравнивается с полураспустившимся цветком, увядающим в старинной вазе, с хрупки и драгоценным сокровищем. Мистическая настроенность, болезненность и нервность Индианы отсутствуют в Джейн. Бронте создает полную противоположность такой героине: ее Джейн бедна, некрасива, строптива, остра на язык, внешне ничем не примечательна. Ее некрасивая внешность, вероятно, подсказана образом Джинни Динз в романе Вальтера Скотта «Энинбургская темница».

Бронте подчеркивает некрасивость героини и часто упоминает о ней. Джейн лишена «розовых щечек» и «золотистых локонов» в отличие от ее сестер. Еще в детстве некрасивое лицо Джейн отталкивает от нее окружающих, начиная с миссис Рид и заканчивая прислугой: когда одна служанка говорит другой, что Джейн можно пожалеть, та, не задумываясь, отвечает: «– Конечно, – ответила Эббот, - будь она милой, красивой девочкой, ее можно было бы и пожалеть за то, что у нее нет никого на белом свете. Но кто станет жалеть этакую противную маленькую жабу!» (9, 25)

Однако важнее внешней непривлекательности оказывается внутренняя красота Джейн, ее внешность скрывает особенность, неповторимость и яркость внутреннего облика героини. Джейн – сильная личность, она счастливо избегает жалкой беспомощности положения Индианы, которая всегда нуждалась в защитнике и опоре. Джейн крайне самостоятельна и независима. Она обладает внутренней свободой и защищает ее, тогда как Индиана лишь стремится к ней, пытается ее обрести.

Различен и характер протеста обеих героинь. Так, протест Индианы, Валентины, Лелии и других героинь Санд носит бунтарский, революционный характер: ее герои бунтуют против всего мира – своего класса, среды, против «хозяев жизни», цивилизации. Они ищут новую жизнь, новые отношения между людьми и, убедившись в тщетности поисков, нередко приходят к самоубийству. У Бронте более трезвый взгляд на пределы независимости. Ее героиня не притязает на возмущение против миропорядка, ограничиваясь протестом против конкретных проявлений несправедливости. Она отстаивает свою независимость от конкретных посягательств (Ридов, Рочестера, Ривеса).

Думается, творчество Жорж Санд оказало определенное воздействие на творческий метод Бронте. Прежде всего это касается раскрытия душевной жизни героини, ее духовной красоты, внутренней силы, скрывающейся за невзрачным обликом. Острое чувство справедливости, бунтарство, яростная борьба за независимость, свободу духа и равенство сближают героинь французской и английской писательниц. Их объединяет особое внимание к жизни души, к сфере чувств, в которой лучше всего проявляется сущность героини. Такое внимание определило возрастание психологизма в творчестве Бронте последних лет».

В другом своем романе, «Шерли», писательница создает образы реалистические, исторически достоверные, социально обусловленные, внимание Бронте-реалистки сосредоточено на заглавном образе – помещице Шерли – молодой, умной девушке с твердым характером и сильной волей. В «Шерли» Бронте пыталась создать символ и надежду эпохи. Помещице Шерли в романе противостоит Каролина, ее соседка, небогатая племянница священника. Ее образ сочетает в себе как реалистические, так и романтические черты.

Каролина относится к тем героиням Бронте, которые обладают огромной внутренней силой; внешне кроткая и молчаливая, хрупкая, она находит в себе силы внутренне сопротивляться обстоятельствам, она полна достоинства и уверена в том, что смогла бы быть настоящей личностью, живущей полнокровной жизнью и приносящей пользу окружающим. Однако при кажущей­ся внутренней независимости от конкретных социальных факторов – она не свободна от них, положение ее незавидно: ей не позволяет применять свои силы на пользу людям, запрещают быть учитель­ницей, запрещают проявлять себя как самостоятельную личность.

Обладающая душевной утонченностью, жертвенностью, необыкновенной чуткостью – словом, всеми высшими свойствами прекрасной души, она в то же время находится в тисках горькой необходимости, созданной социальными условиями. Бронте показывает переживания героини как чувства человека, которого сковывает безжалостные обстоятельства, носящие социальный характер; они ставят Каролину в довольно жалкое положение отвергнутой, непонятой, одинокой. Безысходное одиночество героини связывает книгу с романтической традицией, но одиночество героя-романтика носит принципиальный, отвлеченный характер, а Каролина и другие героини Бронте (Джейн Эйр, Люси Сноу) одиноки не вообще, а в конкретном, заданном мире, и причины их одиночества известны – они обусловлены общественным устройством; общество, основанное на социальных привилегиях, «отталкивает» от себя прекрасные души, живущие в согласии с нравственными принципами. Таким образом, романтическая тема одиночества получает в «Шерли» социальную, реалистическую мотивировку.

Тема одиночества тесно связана с изображением внутренних переживаний героини; они настолько сильны, настолько захватывают ее чувствительную душу, что едва не приводят Каролину к смерти. Между тем Бронте избегает показывать внешние проявления чувств; положение героини усугубляется тем, что она их вынуждена скрывать, таить то, что происходит в ее душе. Писательница мастерски передает сочетание внешнего спокойствия и внутренней романтически мучительной бури чувств, - это одно из художественных завоеваний Шарлоты Бронте.

В отличие от Вальтера Скотта, романистка отнюдь не стремится пробудить читательский интерес внешними деталями. Ее не интересуют подробности быта в начале века. Она сосредоточивает внимание на характерах, чувствах, страстях. Она убеждена, что страсти и чувства одинаковы всегда. Вслед за Скоттом, но гораздо более пристально и внимательно, она пытается правдиво изобра­зить природу человека, угадывает и запечатлевает художественную правду о его чувствах, которая составляет содержание жизни.

Если в ранних произведениях женские образы, созданные Бронте могли быть только романтическими поскольку сама писательница находилась под сильным влиянием романтической эстетики. Ее произведения появлялись как подражание Байрону и Скотту и в некоторой степени – «готической» предромантической литературе. Однако уже в них проявляется интерес автора к психологизму, растущий по мере становления и развития Бронте как писатель­ницы. Тема бунта, романтической мечты героинь, поэтизация чувства, эмоциональность и лиризм, присущие романам писатель­ницы, свидетельствуют об использовании Шарлоттой Бронте приемов романтического метода. Писательница развивает художе­ственные достижения романтического искусства, переосмысливая их и подчиняя новым, реалистическим задачам.