Хранитель

Вид материала

Документы

Содержание Autobiography of Lincoln Steffens Примеч. автора. American Sociological Review

Подобный материал:

• Художник В. Бондарь Перумов Н. Д. П 26 Война мага. Том Конец игры. Часть вторая: Цикл, 6887.91kb.
• Г. Н. Кондакова Главный хранитель музейных фондов, 4056.71kb.
• Елене Георгиевне Боннэр исполнилось 85 лет. Елена Боннэр является одним из основателей, 1282.61kb.
• Реферат: Семья хранитель и носитель духовности, 174.32kb.
• Добро и зло: нравственные ориентиры человеческого бытия, 113.1kb.
• Обзор книжных коллекций фонда редких книг библиотеки музея-заповедника «Бородинское, 86kb.
• Т. Белина Посвящается Джин Флорес, сотруднице Организации Объединенных Наций, которая, 2693.54kb.
• Правила игры 6 Что такое пкм? 10 Волшебный компот, 2407.26kb.
• «Здесь люди подтверждают судьбы, стажи, Порою даже даты позабыв, Решить проблемы позволяет, 23.52kb.
• Творческие коллективы показали программы в номинациях: «Российская деревня хранитель, 759.95kb.

к черту», — гово­рит [соратник Хопкинса д-р Джекоб А.] Гольдберг» Robert E. Sherwood, Roosevelt and Hopkins, An Intimate History (New York Harper, 1948), 30. — Примеч. автора.

^щ The Autobiography of Lincoln Steffens (Chautauqua, New York: Chautauqua Press, '931), 618. Опираясь, по его собственным словам, в основном на Стеффенса, Ф. Стю-^аРт Чэпин очень четко формулирует эти функции политической машины. См. его Contemporary American Institutions (New York: Harper, 1934), 40—54. — Примеч. автора.

175

непосредственным экономическим выгодам. Корпорации, среди ко­торых коммунальные предприятия (железные дороги, местные транс­портные компании и компании по электроснабжению, корпорации средств связи) являются просто самыми заметными в этом отноше­нии, ищут особой политической поддержки, которая позволит им стабилизировать свое положение и приблизить цель извлечения мак­симальных доходов. Довольно любопытно, что корпорации часто хо­тят избежать хаоса бесконтрольной конкуренции. Им хочется большей надежности, исходящей от экономического царька, который контро­лирует, регулирует и организует конкуренцию, при условии, что этот царек не является государственным чиновником, чьи решения подле­жат публичному рассмотрению и контролю. (Последнее было бы «пра­вительственным контролем», а следовательно, запрещающим.) Мес­тный политический босс на месте превосходно отвечает этим требо­ваниям.

Если на минуту отвлечься от любых моральных соображений, по­литический аппарат, управляемый Боссом, идеально предназначен для выполнения этих функций с минимальными потерями в эффек­тивности. Умело манипулируя различными правительственными ре­шениями, комитетами и органами, Босс рационализирует взаимоот­ношения между государственным и частным бизнесом. Он выступа­ет как посол деловых кругов в чуждом (и зачастую недружелюбном) царстве правительства. И четко, по-деловому его экономические ус­луги респектабельным деловым клиентам хорошо оплачиваются. В статье, озаглавленной «Оправдание взятки», Линкольн Стеффенс выс­казал мнение, что во взятках виновна «наша экономическая система, которая выставляет богатство, власть и уважение как награду людям, достаточно смелым и достаточно способным, чтобы за взятку скупать лес, шахты, нефтяные залежи и оставаться безнаказанными»⁹⁹. И на встрече с сотней ведущих бизнесменов Лос-Анджелеса он привел всем им хорошо известный факт: местный партийный Босс и его аппарат являются неотъемлемой частью организации экономики. «Нельзя по­строить ни одной железной дороги, трамвайной линии, компании по снабжению газом, водой или электричеством или управлять их рабо­той, разрабатывать рудники, выращивать и вырубать леса, руководить привилегированным бизнесом, не подкупая власти или не участвуя в коррупции. Вы говорите мне в частной беседе, что вынуждены делать это, и я вам сейчас говорю почти публично то же самое. И так по всей стране. А это значит, что наше общество организовано так, что по ка­кой-то причине вы и вам подобные, самые способные, самые умные, самые сообразительные, смелые и изобретательные столпы общества,

⁹⁹ ^ Autobiography of Lincoln Steffens, 570. — Примеч. автора.

176

противостоите и вынуждены противостоять обществу, его законам и его всестороннему развитию»¹⁰⁰.

Поскольку потребность в услугах по предоставлению особых при­вилегий встроена в структуру общества, Босс выполняет разнообраз­ные функции для этой второй подгруппы, домогающейся привиле­гий для бизнеса. Эти «потребности» бизнеса в том виде, в каком они сложились на данный момент, не удовлетворяются адекватным обра­зом обычными и одобренными культурой социальными структура­ми. В результате эти услуги оказывает неузаконенная, но более или менее эффективная организация — политическая машина. Занятьис-ключительно нравственную позицию в отношении «коррумпирован­ной политической машины» — значит потерять из виду сами струк­турные условия, порождающие то «зло», которое так резко критику­ют. Принятие функциональной точки зрения ведет не к апологии политической машины, а к созданию более прочной основы для мо­дификации или ликвидации этой машины при условии внесения осо­бых структурных преобразований, имеющих своей целью либо «сня­тие» этих реальных требований деловых кругов, либо, если цель зак­лючается именно в этом, их удовлетворение альтернативными сред­ствами.

Третий комплекс типичных функций, выполняемых политичес­кой машиной для особой подгруппы, — это предоставление альтер­нативных источников социальной мобильности тем, кому в против­ном случае становятся недоступными более обычные пути личного «продвижения». Как причины этой особой «потребности» (в социаль­ной мобильности), так и то, в каком отношении политическая машина приходит на помощь, чтобы удовлетворить эту потребность, — все это можно понять, рассматривая структура культуры и общества в целом. Как известно, американская культура придает огромное значение деньгам и власти как цели «преуспевания», которую имеет право ста­вить перед собой любой член общества. Не являясь никоим образом единственной в нашем списке культурных целей, она тем не менее остается одной из самых значительных по положительному воздей­ствию и ценности. Однако у определенных подгрупп и в определен­ных экологических районах возможность достижения этих (денеж­ных и властных) видов преуспевания значительно меньше. Они пред­ставляют собой, короче говоря, такие подгруппы, в которых «куль-

^т Ibid., 572—573 [курсив мой]. Это помогает объяснить, как заметил Стеффенс вслед за комиссаром полиции Теодором Рузвельтом, «выдающееся положение и рес­пектабельность тех мужчин и женщин, которые вступаются за жуликов», замеченных в неоднократных попытках «подмазать политическую машину». Cf. Steffens, 371, и passim. — Примеч. автора.

177

турный акцент на финансовый успех был воспринят, но у которых почти нет доступа к традиционным и законным средствам достиже­ния такого успеха. Обычные возможности занятости людей (в таких районах) почти полностью ограничены физическим трудом. Так как в нашей культуре физический труд не в почете¹⁰¹, а его коррелятом является престижная работа «белых вопротничков», то в результате появляется стремление достичь этих одобренных культурой целей ка­кими угодно средствами. С одной стороны, от этих людей «требуют ориентировать свое поведение на перспективу приобретения богат­ства [и власти], а с другой — они, как правило, лишены реальной воз­можности достичь этого в рамках существующих общественных ин­ститутов».

В этом контексте даже коррумпированная политическая машина и рэкет «представляют собой торжество аморального разума над пред­писанной моралью «неудачей», когда закрыты и сужены пути верти­кальной мобильности в том обществе, которое поощряет экономичес­кое изобилие, [власть] и социальное продвижение для всех своих членов»^т. Как заметил один ученый на основе многолетнего наблюдения в тру­щобах,

Социолог, отбрасывающий рэкет и политические организации как отклонения от желаемых стандартов, тем самым игнорирует некоторые из главных элементов жизни в трущобах... Он не раскрывает функции, ко­торые они выполняют для обитателей трущоб [или существующих там

¹⁰¹ См. обследование Исследовательского центра общественного мнения, касаю­
щееся оценки рода деятельности, которое документально подтверждает общее впечат­
ление, что рабочие профессии очень низко котируются по социальной шкале ценнос­
тей даже среди тех, кто сам занят физическим трудом. Рассмотрим этот последний
вопрос во всей его значимости. Фактически культурная и социальная структура требу­
ет признать ценности финансового и властного успеха даже теми, кто вынужден зани­
маться унизительным физическим трудом. На этом фоне рассмотрим сильную мотива­
цию для достижения этого вида «успеха» любыми средствами. Мусорщик, присоеди­
няющийся к другим американцам в их мнении, что у него — «самая грубая из всех гру­
бых» профессий, явно о себе невысокого мнения; по роду деятельности он пария в том
самом обществе, где его заверяют, что «все достойные могут преуспеть». Добавьте к
этому, что он периодически признает, что «у него не было таких возможностей, как у
других, что бы там ни говорили», и становится ясно, под каким огромным психологи­
ческим давлением он находится, чтобы стремиться «сравнять счет», найдя какие-то
способы, законные или не совсем, для своего продвижения вперед. Все это служит струк­
турным, а затем и психологическим фоном для «социально индуцированной потреб­
ности» некоторых групп найти какие-то доступные пути к социальной мобильности.
Именно в этом контексте социальной структуры политическая машина выполняет ба­
зисную функцию предоставления каналов социальной мобильности для тех, кто без
нее не имеет никаких шансов продвинуться. — ^ Примеч. автора.

¹⁰² Merton, Socialstucture and anomie. Chapter VI данной книги. — Примеч. автора.

178

группировок]. Ирландцы и другие иммигранты испытывали огромные затруднения, пытаясь найти свое место в нашей городской социальной и экономической структуре. Неужели кто-то думает, что иммигранты и их дети могли бы достичь нынешней степени социальной мобильности, не взяв под контроль политические организации в некоторых из наших круп­нейших городов? То же самое верно и в отношении рэкета. Политика и рэкет предоставляют важнейшее средство социальной мобильности тем, кто в силу этнического происхождения и принадлежности к низшим клас­сам лишен возможности продвинуться «респектабельным» путем¹¹¹³.

Таким образом, здесь мы имеем третий тип функции, выполняе­мой для особой подгруппы. Эта функция, отметим мимоходом, вы­полняется самим существованием и действием политической маши­ны, поскольку именно в самой машине эти индивиды и подгруппы находят большее или меньшее удовлетворение своих индуцирован­ных потребностей. Это относится к услугам, которые политическая машина оказывает своим собственным сотрудникам. Но при рассмот­рении ее в более широком социальном контексте, выдвинутом нами, она уже не представляется просто средством самовозвеличивания для жаждущих выгоды и власти индивидов, а выступает как организован­ное оказание помощи подгруппам, исключенным из гонки за «про­движением» или находящимся при этом в невыгодном положении.

Точно так же, как политическая машина оказывает услуги «закон­ному» бизнесу, она действует и для оказания аналогичных услуг «не­законному» бизнесу: проституции, преступности и рэкету. И, повто­ряю снова, мы можем с достаточной полнотой оценить фундамен­тальную социологическую роль этой машины в данном отношении

¹⁰⁵ William F. Whyte, «Social organization in the slums», ^ American Sociological Review, Feb. 1943, 8, 34—39 [курсив мой]. Таким образом, политическая машина и рэкет пред­ставляют собой один из способов организационного приспособления к условиям, опи­санный в главе VI. Они представляют собой, заметьте, организационное приспособле­ние: здесь возникают и действуют определенные структуры, с тем чтобы несколько ослабить сильное напряжение и проблемы индивидов, попавших в описанную ситуа­цию конфликта между «культурным акцентом на успех для всех» и «социально струк­турированным фактом неравных возможностей для успеха». Как указано в главе VI, воз­можны и другие виды индивидуального «приспособления»: преступления одинокого вол­ка, психопатологические состояния, бунт, уход в себя при отказе от культурно одоб­ренных целей и т.д. Точно так же бывают и другие виды организационного приспособления; рэкет или политическая машина не одни предлагают себя в качестве организационных средств для решения этой социально индуцированной проблемы. Например, в этом контексте участие в революционных организациях можно рассматривать как альтер­нативный способ организационного приспособления. Все это представляет теоре­тический интерес, иначе мы можем не разглядеть основные функциональные по­нятия — функциональных заместителей и функциональных эквивалентов, которые предстоит обсудить подробно в следующих главах. — Примеч. автора.

179

лишь в том случае, если временно откажемся от выражения мораль­ного негодования, чтобы изучить с нравственной беспристрастнос­тью фактическую деятельность этой организации. В таком разрезе сразу же становится очевидным, что у подгруппы профессионально­го преступника, рэкетира или азартного игрока есть сходство в орга­низации, требованиях и функционировании с подгруппой промыш­ленника, бизнесмена или биржевика. Если есть король древесины или нефтяной король, то есть также и король проституции или ко­роль рэкета. Если растущий законный бизнес организует админис­тративные и финансовые синдикаты, чтобы «рационализировать» и «интегрировать» разнообразные сферы производства и делового пред­принимательства, то и растущий рэкет и преступность организуют синдикаты для упорядочения сферы производства незаконных това­ров и услуг, которая в противном случае осталась бы хаотической. Как законный бизнес считает увеличение предприятий малого бизнеса ра­сточительным и неэффективным, заменяя, например, огромными универсальными магазинами сотни бакалейных лавок, так и незакон­ный бизнес занимает такую же деловую позицию и создает синдика­ты в сферах преступности и проституции.

И наконец, очень важным является глубинное сходство, если не полное тождество", экономической роли «законного» и «незаконно­го» бизнеса. Оба в некоторой степени обеспечивают товарами и услу­гами, на которые есть экономический fnpoc. Если отбросить в сторону мораль, оба являются бизнесом: промышленными и профессиональ­ными предприятиями, предоставляющими товары и услуги, нужные некоторым людям, и имеющие рынок, где товары и услуги превраща­ются в предметы потребления. А в преимущественно рыночном об­ществе нам следует ожидать появления соответствующих предприя­тий каждый раз, когда возникает рыночный спрос на определенные товары или услуги.

Как известно, проституция, преступность и разного рода рэкет являются «большим бизнесом». Стоит лишь сказать, что, по имею­щимся данным, количество профессиональных проституток в Соеди­ненных Штатах в 1950 году составляло 500 000, а теперь сравним это с примерно 200 000 врачей и 350 000 профессиональных медицинских сестер. Трудно подсчитать, у кого больше клиентура: у профессиона­лов от медицины или у профессионалов от порока. Конечно, трудно подсчитать экономические активы, доход, прибыль и дивиденды не­законного игорного бизнеса в нашей стране и сравнить его с эконо­мическими активами, доходом, прибылью и дивидендами, скажем, обувной промышленности, но вполне возможно, что обе индустрии примерно на одном уровне. Нет точных данных о ежегодных расхо-

180

дах на запрещенные наркотики, и вполне вероятно, что они меньше, чем расходы на сладости, но не менее вероятно, что они выше, чем расходы на книги.

Не требуется долгих размышлений, чтобы признать, что с чисто экономической точки зрения нет существенной разницы между обес­печением законными и незаконными товарами и услугами. Торговля спиртным прекрасный тому пример. Было бы нелепо утверждать, что до 1920 года (когда вступила в силу 18-я поправка) поставка алкоголя являлась собой экономической услугой, с 1920-го по 1933-й его про­изводство и продажа уже не представляли собой экономическую ус­лугу, осуществляемую рынком, а с 1934 года по настоящее время это вновь стало услугой. Или было бы абсурдом с экономической (не мо­ральной) точки зрения полагать, что продажа самогона в штате Кан­зас с его сухим законом является в меньшей степени ответом на ры­ночный спрос, чем продажа произведенного официально алкоголя в соседнем штате Миссури, где нет сухого закона. Примеров такого рода можно было бы привести, разумеется, несметное количество. Можно ли считать, что в странах Европы с зарегистрированной и узаконен­ной проституцией проститутка оказывает экономическую услугу, тог­да как в нашей стране, где она законом не разрешена, проститутка такой услуги не оказывает? Или что профессиональный акушер, де­лающий аборты, является участником такого экономического рын­ка, где у него легальное положение, и не занят на том экономическом рынке, где аборты официально запрещены? Или что игорный бизнес удовлетворяет определенный спрос на развлечения в Неваде, где он представляет собой самый крупный бизнес самых крупных городов этого штата, но существенно отличается в этом отношении от кино­индустрии в соседнем штате Калифорния?¹⁰⁴

Нежелание признать, что такой бизнес лишь морально, но не эко­номически отличается от «законного», делает анализ неполноценным. Но стоит признать их экономическое тождество, и сразу становится понятным, что если политическая машина выполняет функции для «законного большого бизнеса», то скорее всего она будет выполнять сходные функции и для «незаконного большого бизнеса». И конеч­но, так оно зачастую и есть на самом деле.

¹⁰⁴ Наверное, лучше всех эту точку зрения выразили Хокинс и Уоллер: «Прости­тутка, сводник, распространитель наркотиков, владелец игорного зала, продавец пор­нографических картинок, самогонщик, акушер, делающий аборты, — все они что-то производят, все предоставляют услуги или товары, которые люди хотят и готовы опла­тить. Так случилось, что общество наложило запрет на эти товары и услуги, но их про­должают производить и продолжают потреблять, и законодательный акт не делает их в меньшей степени частью экономической системы». «Critical notes on the cost of crime», Journal of Criminal Law and Criminology, 1936, 26, 679—694, at 684. — Примеч. автора.

181

Отличительная функция политической машины для своей пре­ступной, порочной или мошеннической клиентуры — дать возмож­ность работать для удовлетворения экономического спроса большо­го рынка без ненужного вмешательства со стороны правительства. Точно так же, как большой бизнес может внести деньги в кассу поли­тической партии, чтобы обеспечить себе минимальное вмешательство со стороны правительства, так может поступить и большой рэкет, и крупная преступность. В обоих случаях политическая машина спо­собна в разной степени обеспечить «защиту». В обоих случаях многие черты структурного контекста идентичны: (1) рыночный спрос на товары и услуги; (2) заинтересованность владельцев в извлечении мак­симальных доходов из своих предприятий; (3) потребность в частич­ном влиянии на правительство, которое иначе может вмешаться в эту деятельность бизнесменов; (4) потребность в эффективном, влиятель­ном и централизованном органе, который обеспечил бы эффектив­ную связь «бизнеса» с правительством.

Не считая, что вышеприведенный анализ охватил весь диапазон функций или диапазон-подгрупп, которые обслуживает политичес­кая машина, мы можем по крайней мере понять, что в настоящее вре­мя она выполняет для этих разных подгрупп-некоторые функции, кото­рые не выполняются адекватным образом, одобренным культурой, или более традиционными структурами.

Можно лишь мимоходом отметить некоторые дополнительные выводы из функционального анализа политической машины, хотя они явно требуют детальной разработки. Первое: предшествующий ана­лиз имеет непосредственное значение для социальной инженерии. Он помогает объяснить, почему обычно (хотя и не обязательно) такими недолговечными и недейственными оказываются периодические по­пытки провести «политическую реформу», «выгнать мошенников» и «очистить наш политический дом». Он подтверждает главную теоре­му: любая попытка ликвидировать существующую социальную структу­ру, не обеспечив адекватную альтернативную структуру для выполнения функций, ранее осуществляемых отмененной организацией, обречена на провал. (Нет нужды говорить, что эта теорема охватывает гораздо боль­ше случаев, чем один пример политической машины.) Когда «полити­ческая реформа» ограничивается четко выраженной задачей «изгнания мошенников», она занимается чем-то вроде социологических закли­наний. Реформа может на какое-то время вывести на политическую сцену новые фигуры; может на какое-то время внушить избирателям уверенность в том, что нравственные добродетели остаются неизмен­ными и в конце концов восторжествуют. Она может действительно повлиять на смену персонала политической машины. Реформа мо-

182

жет даже какое-то время настолько сдерживать деятельность этой машины, что многие потребности, которые она раньше удовлетворя­ла, останутся неудовлетворенными. Но если реформа не включает также реформирования социальной и политической структуры, при котором удовлетворять существующие потребности будут альтерна­тивные структуры, и если она не влечет за собой таких изменений, которые совсем ликвидируют эти потребности, политическая маши­на непременно вернется на свое законное место в социальном уст­ройстве. Стремиться к социальным переменам, не учитывая должным образом явные и латентные функции, выполняемые социальной органи­зацией, претерпевающей изменения, значит довольствоваться соци­альным ритуалом, забыв о социальной инженерии. Понятия явных и латентных функций (или их эквивалентов) — неотъемлемые элемен­ты теоретического репертуара ученого, занимающегося социальной инженерией. В этом важнейшем смысле эти понятия не «просто» те­оретические (в негативном смысле этого слова), но в высшей степе­ни практические. Проигнорировать их — значит увеличить риск не­удачи при целеустремленном претворении социальных перемен.

Второй вывод из анализа политической машины также имеет от­ношение к более широким областям, чем та, которую мы рассмотре­ли. Часто отмечают тот парадокс, что сторонниками политической машины являются и представители «респектабельного» бизнеса, ко­торые, конечно, враждебно относятся к преступнику или рэкетиру, и явно «нереспектабельные» представители подпольного бизнеса. На первый взгляд это приводят как пример очень странного альянса. За­частую опытному судье приходится выносить приговор тому самому мошеннику, рядом с которым он сидел накануне вечером на неофи­циальном ужине политических «шишек». Окружной прокурор стал­кивается в дверях с бывшим заключенным, торопясь на тайный сход, назначенный местным политическим боссом. Крупный бизнесмен может почти так же сильно сетовать, как и крупный мошенник, на «грабительские» взносы в партийную кассу, которые требует босс. Социальные противоположности сходятся... в прокуренной комнате удачного политика.

В свете функционального анализа все это, конечно, уже не кажется парадоксальным. Поскольку машина служит как бизнесмену, так и преступнику, две кажущиеся антиподами группы пересекаются. Это указывает на более общую теорему: