Aurora borealis сборник стихов и прозы Минск

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 11 12 13 14 15 16 17 18 19

День шестой

Ночь у Бичуры выдалась беспокойная. Патрон долго не ложился, бродил, скрипел половицами, прокурил всю комнату и лишь под утро свалился на кровать.

– Босс, стоит ли ложиться?.. – заворочалась девушка. – Новый день на носу.

– А что? – недоумённо приподнялся тот.

– Магическую силу проспишь, она у нас временем ограничена.

– Прекрати мыслить линейными категориями, время дискретно. Начало, конец, протяжённость – это параметры трехмерного пространства, а мое «Я» – высоко и тонко организованная личность – смеётся над подобными условностями!

– Шеф, – требовательно произнесла Бичура, –быстро в постель. А в следующий раз, прежде чем закурить, дайте табачок на пробу. Похоже, у вас или спайки в мозгах образовались, или последняя извилина рассосалась!

– Не фамильярничай, – надул губы Бисямон и спрятался под одеяло.

Через полминуты здоровяк мило сопел. Во сне его крылья вновь обросли перьями. Он мирно пас облака, когда сверху выпрыгнул требовательный мальчишка с мелкими крылышками и хитрыми глазками Бичуры. Ангелочек выудил из-за пазухи толстую папку, достал из-за уха перо.

– Имя, новобранец? – армейским голосом осведомился мальчишка.

– Бисямон, – послушно ответил Мытарь.

– Так, – зашуршал бумагами ангелок, – третий и четвёртый легионы вакансий не имеют, ангелов-хранителей тоже комплект. Ага! Тебе повезло, новобранец! Готов ли ты верой и правдой служить Престолу?

– Да, – без тени сомнения ответил Бисямон.

– Тогда зачисляю тебя в особую Гвардейскую Дивизию Ангелов-Истребителей!..

– С нами Бог! – отсалютовал новоиспечённый солдат Воинства Небесного.

Мальчишка нырнул в облако, но уже через мгновение показался вновь. Вид его был более чем торжественный.

– Принимай амуницию, дружище! Вот твоя униформа, цвет маскировочный – лазурный с белыми разводами в тон облаков, а вот низвергатель последней модели, заряжен молниями с освящёнными боеголовками. Кстати, самонаводящийся по серному следу. Развоплощает любого беса и низвергает его в Преисподнюю.

Бисямон уже протянул руки, как вдруг ангелок рванул в сторону и прокричал:

– Осторожно! Вспышка справа!

Удар пришёлся в плечо. Бисямон потерял управление и вошёл в штопор. Гладь мирных небес разорвалась, пейзаж завертело, откуда-то появились палата с колоннадой, запах подгоревшей пищи и жужжание механического будильника. От сна остались только большие глаза мальчика-ангела. Впрочем, теперь эти глаза принадлежали Бичуре. Чем-то раздосадованная девица держала в одной руке будильник, в другой кочергу.

– Босс, это уже издевательство! – сварливо затараторила девушка. – На просьбы и крики вы теперь не реагируете, пока хорошую вещь не испортишь – проснуться не соизволите, – она потрясла согнутой кочергой. – Между прочим, солнце в зените. Трижды за вами из Магистрата присылали, какие-то попрошайки за дверями топчутся и ещё целая куча неприятностей.

Бисямон со стоном поднялся. Сильно болело правое плечо, перед глазами еще сверкал мундир ангела-истребителя.

– Цыц! – рыкнул Мытарь, стараясь собраться с мыслями.

Бичура фыркнула, сморщила носик, но на время замолчала.

– А теперь по порядку: кто, когда, зачем приходил? – умывшись, спросил Мытарь.

– Он спрашивает, кто приходил?! Сходи да погляди.

Девчонка раздула ноздри и демонстративно отвернулась. Видя нежелание помощницы сотрудничать, Бисямон пошёл к двери. В коридоре собралось добрых три десятка человек. Кроме неопрятности и винных паров народец объединяло завистливо-туповатое выражение глаз.

– Кто вас сюда пустил? – требовательно спросил Мытарь.

– Городской Голова, – важно объявили мужички.

– Большой начальник, – язвительно скривился Бисямон. – А чего ж вы хотите?

– Известно чего, – загудели просители.

– Хотим Светлого Будущего. Хотим, чтоб у нас всего было много, как у богатых соседей. Чтоб Городскому Голове Инспектор Ича работать не мешал и… – тут мужичок ненадолго запнулся, – и, конечно, чтобы девки были посговорчивей… Вот.

– Городской Голова, значит, вас прислал? – зацокал языком Мытарь. – Небось, и прошение вам составил.

– Нет, то мы сами, – заулыбались мужички. – Голова нам водочки налил, и сказал: идите, мол, просите чего надобно, только коллективное письмо составьте и меня добрым словом помяните. Ты, мил человек, нас уважь, а ужо мы, где надо, крестики заместо росписей поставим, да ещё яичек, молочка- самогона тебе принесём.

– А не боитесь, что обману? – подбоченился Бисямон.

– Не, мил человек, нас Голова послал, а он мужик умный, худого дела не посоветует.

– Ну что ж, мужики, – доверительно начал Мытарь. – Придут светлые времена: сгорит добро у соседа, водка бесплатной станет, да и девок, прежде чем на постель завалить, кренделями да спиртом кормить не надо будет. Только, как говаривал поэт: жить в эту пору прекрасную уж не придётся ни мне, ни вашей честной компании… А подписи ваши мне, мужички, без надобности. Ступайте себе с Богом по домам и накажите Городскому Голове, чтоб впредь вас от хозяйства не отрывал.

Сказав так, Мытарь закрыл за собой дверь. А толпа, пожимая плечами и шморгая носами, принялась расходиться. «Исполнили мы наказ Головы или нет?» – задумчиво чесали затылок мужички.

Бичура сидела в кресле с довольным выражением лица. Бисямон показал ей язык и жалобно посмотрел в окно. За окном ветер издевательски гонял прошлогоднюю листву, подлые голуби гадили на обшарпанную мостовую, а небо ехидно веселилось размывами.

– Этот городок у меня в печёнках сидит! – сплюнул Бисямон.

– Подай жалобу Городскому Голове! – подначила Мытаря девчонка.

– Я ему морду набью!

– Фи, патрон, не опускайтесь до уровня местных национал-патриотов. Градоначальник, конечно, порядочное говно, но он же не один на земле человек. Поэтому никакой трагедии не вижу…

Бисямон нервно заколотил трубку и закурил. Раздражение постепенно затихало.

– Ты там ещё про какие-то неприятности толковала?

– Ха! Какие-то?! – подскочила Бичура. – Босс, в нижнем мире дали понять, что нами крайне разочарованы! Я, например, потеряла способность изменяться. Глянь, на что я похожа!

Бисямон придирчиво осмотрел помощницу и остался доволен: молоденькая, стройная, с точёными ножками, узкой талией, аккуратной маленькой грудью, черные до плеч волосы, пухлые губки, высокие скулы, брови вразлёт и умные хитрые глаза дикой кошки…

– На ночь ты приняла лучшее из своих обличий, – улыбнулся Мытарь.

– Тоже мне, лучшее, – сощурилась девчонка, – ни тебе выдающихся форм, ни томного личика. Ещё решат, что я несовершеннолетняя.

– Перестань, пышнотелые бабы с томными глазами гадко манерничают, призывно вздыхают и уже при поцелуях начинают притворно стонать, потеть и извиваться – скука смертная. Я люблю, когда девчонка крепенькая, с огоньком, когда при поцелуе зубами стучишься! – размечтался Бисямон.

– Спустись на землю! – отшила патрона Бичура. – У тебя и зубы-то авторитетные пропали.

– Да? – удивился Мытарь, ощупывая челюсть. – Действительно…

Кабаньи клыки как в воду канули. Бисямон напрягся и попытался отрастить приличные бивни усилием воли. Безрезультатно!

– Или сила воли бастует, или боссы нижнего мира действительно разочарованы… Я тоже теперь не меняюсь, но ещё способен достать из воздуха ятаган, изменять форму предметов, плеваться огнем и пускать пыль в глаза, – подытожил Мытарь, проделав перечисленные фокусы.

– Панты голимые! – фыркнула Бичура.

– Надеюсь, плохие новости на этом закончились? – сдвинул брови Бисямон.

– Как же, раскатал губу… Шуликуны объявились, точнее, один объявился, извинился и просил немедленно отпустить его домой.

– С чего бы это? Бесенятам вроде бы нравилось здесь веселиться.

– Нравилось, – подтвердила Бичура. – Но вчера их целый день гонял по городу какой-то перламутровый переросток с крыльями, по прозвищу Неуловимый… От Дракона воняло пивом, и он не успокоился, пока не закусил нашими шуликунами. Над спасшимся я смилостивилась и отпустила его домой.

– Съешь его Дракон, он бы всё равно в преисподнюю вернулся, – пожал плечами Мытарь. – Теперь, надеюсь, все новости?

– Все, если не брать в расчёт то, что уже часа четыре к нам бегают курьеры от Градоначальника. Последний раз посыльный на коленях умолял нас явиться в Магистрат на собрание Совета Города. Если не придём, ему, видишь ли, квартальную премию срежут…

– Что ещё эти лукавые проходимцы придумали? – скукожился Бисямон.

– Пойдём и узнаем! – весело воскликнула Бичура и призывно повела бедром.

* * *

Большой зал Магистрата выглядел на редкость помпезно. Впрочем, украшали его не для экстренного совещания, а для приёма почётных гостей с Международной Выставки.

Скамьи членов Совета располагались полукругом, вокруг Президиума, и уходили лесенкой вверх, как в амфитеатре. Их недавно оскоблили, зачистили и заново отполировали. С потолка на цепях спускались многочисленные штандарты с гербами знатных родов и эмблемами гильдий, холодный мраморный пол согревали красные полосы ковровых дорожек. Над Президиумом распростёрла каменные крылья какая-то птица с параноидальным взглядом, – видимо, герб города. Покой членов Совета охраняли несколько грозных скульптур в амуниции прошлых столетий. В помощь им прислали парочку живых стражников. Последние глядели на своих каменных сослуживцев с опаской и подозрением.

Как и следовало ожидать, большинство членов Совета сидели на своих местах с постными обиженными лицами. Сегодня их даже не очень занимал вопрос, чьё платье выглядит богаче и представительнее. Обиду советников можно было понять: люди готовились к завтрашнему открытию Международной Выставки, обсуждали с поварами меню торжественных ужинов, уточняли списки гостей, начищали пуговицы парадных мундиров… Короче, занимались архиважными государственными делами, а тут какой-то совет по поводу «кризисного положения структур власти и угрозе социального устройства Города»!

«Собирать нас в канун праздника! Это просто неприлично!» – ругались советники. «Можно подумать, мануфактуры не выполнили план поставок льняного полотна?!» – возмущался представитель гильдии текстильщиков. «Или литейные цеха сгорели, или не знаю, что я здесь делаю?!» – бубнил толстый почтенный металлург. «Неужели цензуру отменяют?» – ехидно скривился печатник Франц и демонстративно развалился на лавке, а Секретарь Совета призвал его к порядку.

Далее как обычно: маленько поругались по поводу регламента заседания, национал-патриоты подрались с алчными трудоголиками, центристы заняли выжидательную позицию и вступились за трудоголиков, когда стало понятно, что трудоголики побеждают. К обеду обычные развлечения советникам наскучили, наконец, парламентарии решили узнать, зачем их, собственно, собрали и что значит «кризисное положение структур власти»?

Слово взял Инспектор Ича, являющийся по совместительству экспертом Совета в делах внутренней безопасности.

Говорил Инспектор долго и нудно. Он отнюдь не поразил, как рассчитывал, членов Совета информацией о масштабах коррупции в армии. Кто-то даже возразил: «Наши доблестные защитники Родины имеют право на маленькие слабости». Но Ича оставался в своих суждениях твёрд и утомил советников так, что те сами предложили Инспектору исполнять обязанности Верховного Главнокомандующего до разъяснения дальнейших обстоятельств. Инспектор принял новые обязанности с наигранным испугом и таким же наигранным почтением, после чего достал заранее заготовленную папку, прокашлялся и как «почти Главнокомандующий» вынес на рассмотрение Совета двадцать шесть пунктов переустройства армии и силовых структур. Когда был прочитан последний пункт, половина советников благодушно храпели. Ича предложил голосовать по пунктам. Это вызвало панику и всеобщее осуждение: «Как можно в послеобеденное время голосовать по пунктам?!» Печатник Франц взял слово и пытался указать на опасность формулировок типа: «Главнокомандующий в случае обострения международной обстановки, неспособности Совета выполнять свои обязанности и других кризисных ситуациях обязан взять на себя всю полноту власти». Однако утомлённые парламентарии быстренько заткнули Франца и указали ему на место. Инспектор, напротив, похвалил печатника за юридическую дальновидность и пообещал за лояльность разрешить Францу печатать порнографические картинки.

Предложения нового ИО Главнокомандующего принимали единым пакетом. Разумеется – «За», при одном воздержавшемся. Наконец, объявили перерыв…

После обеда треть советников на заседание не вернулась, сославшись на недомогание. Зато в зале появилась странная парочка: здоровенный детина хищной наружности с гривой черных вьющихся волос и юная стройная леди с большими хитрыми глазками.

Слово взял Градоначальник.

– Я вижу, господа советники, вы думаете, что собрались мы в солдатики поиграть? Назначили нового Главкома, и кризис миновал? А между тем над городом нависла куда более серьёзная угроза… –Голова выдержал трагическую паузу, обвёл присутствующих апокалиптическим взглядом и ткнул указующим перстом в Бисямона. – Перед вами Мытарь!

По залу прокатился гул. Советники вскакивали с мест, пытаясь разглядеть гостя из другого мира. Какая-то дама из гильдии белошвеек упала в обморок. Сидевшие рядом с Бисямоном люди шарахнулись в сторону. Впрочем, не столько страх, сколько любопытство сквозило во взглядах советников.

– Да, да, да, господа, живой Мытарь в зале Городского Совета! – сотрясал жирные щеки Градоначальник. – Уверяю вас, это не моя прихоть. Только великая опасность и беспрецедентные обстоятельства заставили меня пойти на это! Конечно, все вы уже слышали о появлении в городе исчадия ада! Теперь полюбуйтесь!

«Исчадие ада» от больного любопытства покраснел и попытался прикрыться высоким воротником.

– Так вот, – продолжал вещать Городской Голова, – вы, господа, даже не догадываетесь, какой ужас угрожает нашему городу. Пора положить конец беспределу, творящемуся по воле этого существа! Уважаемое собрание, конечно, знает, что Мытари периодически появлялись в разных городах разных государств. Везде их приход сопровождался социальными переменами, локальными войнами и дерзновенными свершениями. А у нас?

Вопрос повис в воздухе. Что имел сказать Градоначальник, оставалось загадкой. Даже Бисямон в нетерпении заёрзал на лавке, желая узнать, «что же у нас?» Городской Голова театрально расстегнул ворот, будто ему не хватало кислорода.

– А у нас ничего! Ни одной купленной души, ни одного мало-мальски заметного происшествия. Даже Дракон доставляет больше неудобств, чем этот Мытарь! «В чём тут опасность?» – спросите вы. Это наш Крах в глазах мировой общественности! Вы думаете, зря демон явился перед Международной выставкой? Отнюдь! Эта хитрая бестия, это исчадие ада сознательно не покупает души горожан! Он хочет выставить нас недостойными внимания дураками в глазах соседних государств!

По залу прокатилась волна возмущённых голосов. Угрожающие жесты и окрики сыпались на Бисямона со всех сторон.

– Он хочет создать впечатление, что в других городах были достойные люди, чьи души можно купить, а у нас их нет. Так сказать, не город, а отстой, пустое место, пшик! Я считаю подобные действия угрозой национальной безопасности. Ввиду этого необходимо обязать Мытаря, нет, заставить его покупать души! Конечно, это должны быть достойнейшие из нас. Люди, чей образ мыслей отвечает общественной морали и может служить примером для подражания! Я закончил.

Зал Совета разразился аплодисментами. И только Инспектор да двое гостей сидели пришибленные, будто увидели кошмарное привидение.

– Пойдём отсюда, патрон, – залепетала Бичура обескровленными губами. – По-моему, это собрание сумасшедших…

Лишь когда овации стихли, Бисямон нашёл в себе силы встать. По лбу катились градинки пота.

– Эй народ, – прохрипел Мытарь пересохшим горлом, – уточните, это я обкурился или вам сделали групповую лоботомию?

Никто в зале не знал, что такое лоботомия, а потому ответа Бисямон не получил.

– Вы вообще соображаете, чего такое несёте? – пытался достучаться Мытарь. – Как это обязать меня скупать ваши души?.. Душа ведь не поношенный сюртук, и даже не колечко, которое в ломбард закладывают…

– Прекратите демагогию, господин Мытарь, – с ироничной улыбкой перебил Градоначальник, – не пытайтесь заговорить нам зубы. Конечно, вы шокированы тем, как ловко мы раскрыли ваши коварные планы. Теперь вам не удастся дискредитировать город!

– Так! – встряхнулся Бисямон. – Все заткнитесь! На хрен мне ваши души? У меня за неделю от вас пищеварение испортилось! А уж созерцать вас вечность? Увольте. Не хочу покупать и не буду! И попробуйте заставить! Я вашему Совету не подчиняюсь.

– Знаю, что не подчиняетесь, – с видом игрока, имеющего припрятанный козырный туз, ответил Градоначальник. – Но и мы не лыком шиты. Не думаю, что ваше поведение, то есть игнорирование прямых обязанностей Мытаря, удовлетворяет ваше верховное начальство. На этот раз интересы верховного правителя преисподней и наши совпадают. Вы должны скупать души! Я понимаю, вы надеетесь вернуться к своему боссу с повинной: так мол и так – не получилось… Но мы не позволим глумиться над честью города. Думаете, у нас нет средств донести жалобу в Адскую Канцелярию? Ошибаетесь! Введите заключённого!

Из боковой арки двое стражников вывели какого-то типа. Тип обнимал за талии девиц явно лёгкого поведения, курил сигару, носил козлиную бородку, аккуратно подстриженную, и был одет в атласный костюм. Мытарь не сразу узнал его, а когда узнал, чуть со смеху не покатился.

– Здорово, Плюгавый, тебя ещё не казнили? Гляди как вырядился, это что, новая тюремная форма? А бабы откуда? Последнее желание?

– Ваша ирония неуместна. Заключённый, расскажите о нашем уговоре, – произнёс Градоначальник.

– Да, конечно, – покраснел Плюгавый, смущённый подобным вниманием к своей персоне, –мы, значит, это… это… забили, короче, с Городским Головой, что он мне девок, выпивку, лучший номер с джакузи. А я, если вы, конечно, господин Мытарь, откажетесь души покупать, капну на вас куда следует.

– То есть? – не понял Бисямон.

– То есть перо себе в бочину загоню или яду приму, чтоб не мучиться. Самоубийцы верняк в ад попадают. А там уж боссу вашему весь расклад выдам. Что обязанности свои игнорируете, что типа хорошие дела тут делаете, привру, конечно, маленько… Босс вас потом в кочегары переведёт уголь подбрасывать…

Бисямон минуту молчал, пытаясь сложить в голове какую-то мозаику. Когда сложил, повалился на лавку и залился истерическим смехом.

– Ну… Ну вы… Я дурею! Пошли к чёрту!.. – сквозь смех вырвалось у Мытаря. – Во фантазия! Тут и психоанализ бессилен… Только, Градоначальник, зря вы на девок тратились: Плюгавого просто так казнить надо было, он и без самоубийства прямиком в котёл угодит.

– Я бы тогда жалобу на вас не подавал, – обиделся Плюгавый…

В зале поднялся шум, советники принялись обсуждать увиденное. Городской Голова мялся на кафедре, не зная, как отреагировать на истерику Бисямона. Спас положение Инспектор Ича. Он встал, по-деловому подошел к Бичуре (Бисямон катался по полу, и говорить с ним было бесполезно), о чём-то тихо пошептался и направился к кафедре.

– Господа советники, думаю, пришло время принятия решений. Чтобы не уронить честь города в глазах иностранных гостей, будет резонным принудить Мытаря подписать договоры о купле-продаже душ на открытии Международной Выставки. Возражения есть?

– Нет, – продолжал хохотать Бисямон. – На выставке, так на выставке. Можете коллективную купчую составить, можете даже души предков перепродать. Ой, не могу… Дайте водки, иначе я со смеху помру. Бичура, они тут все стебанутые, пойдём домой, пока я штаны не обмочил!

Ича вызвался проводить парочку домой. Инспектору и самому не терпелось поделиться услышанным с Эрнесто.

* * *

Солнце давно зашло, звёзд видно не было: тучи еще с обеда заволакивали небо. Но даже наводнение не испортило бы сейчас настроение Инспектору. Он вольготно развалился в кресле, закинул ноги на стол и поминутно улыбался, вспоминая заседание Совета.

– Нет, Мытарь прав, это групповое помешательство! Можно было уже сегодня распустить Совет ввиду его полной недееспособности!

– Общественное мнение пока не подготовлено, – улыбнулся Эрнесто. – Да и армия ещё не под ружьём.

– Правильно, – кивнул Ича, – подождём открытия Выставки, народ должен знать своих героев. Одни сутки ничего не решают. Когда горожане увидят, в какой маразм впали их депутаты, прибегут ко мне – как к отцу нации и единственному спасителю. Как, кстати, идёт подготовка к открытию?

– Всё в ажуре, босс, – доложил Эрнесто. – Огромный павильон, так что полгорода влезет, думаю, и Неуловимый явится. «Драконье зелье» подготовлено. Шоу то ещё будет…

– Представляю, – расплылся в злой улыбке Инспектор. – Где, кстати, бабушка Мо-Мо?

– Наша шаманка почему-то решила, что опасность со стороны Мытаря миновала. Она нашла себе новое занятие: вычисляет по кофейной гуще сексуальную ориентацию.

– Я тоже полагаю, что Мытарь для города больше не опасен. Но важно свести его завтра с Неуловимым, тогда мы решим ещё одну проблему.

– Возможно, – пожал плечами Эрнесто.

– Кстати, советники уже разошлись по домам?

– Куда там, – засмеялся помощник. – До ужина ругались, составляя список требований. Теперь дерутся из-за кандидатур на продажу душ. Спорят, вносить ли в список отсутствующих. Кое-кто настаивает, что для людей, игнорирующих собрание подобная привилегия недопустима.

– Совсем рехнулись, – откупорил вторую бутылку бренди Инспектор.

– Ой, не у всех крыша съехала, – хитро сощурился Эрнесто. – Градоначальник хоть и поднял волну, но собственное имя под шумок забыл на продажу внести…

* * *

Бисямон стоял на перилах балкона и орал во все горло:

– Покайтесь, грешники! Покайтесь, и дано будет вам прощение! Силён тёмный владыка, но милость Божья безгранична! Покайтесь, я вам последний раз говорю!

– Ну-ну-ну, спокойней, патрон, без фанатизма, внизу уже толпа собирается, – устало бубнила Бичура.

– Отвянь, лукавая! – рычал Бисямон. – Покайтесь, говорю, а не то…

– А не то вам ангел Божий щелбанов натрескает, –раздался голос из тёмного переулка.

Следом за голосом появился и сам ангелок. Перламутровый Дракон шлёпал по лужам, его круп заносило, и вообще выглядел парень не совсем трезвым. Левый глаз он прикрыл, словно целясь в кого-то. Пальцы передних лап были сложены для исполнения щелбанов.

– Будешь каяться? Нет? – заревел он на остолбеневшего горожанина.

Через мгновение горожанин свалился в лужу с лёгким сотрясением мозга.

– Кайтесь, иначе Перст Божий доберётся и до вас, – подхватил Неуловимого Бисямон.

Толпа, охая и ахая, принялась разбегаться.

– Нет, ну форменный цирк, – пожала плечами Бичура и отправилась спать.

Blog

Aurora borealis сборник стихов и прозы Минск

Содержание

День шестой