Aurora borealis сборник стихов и прозы Минск

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   ...   19

TEQUILA


Последняя сигарета. На часах пол-одиннадцатого. Терпеть не могу, когда такое случается. Нужно или спать ложиться, или на ночник идти. Ночник — значит опять встретить агрессивные рожи или, что ещё хуже, на приятелей нарвёшься. После недавнего «праздника» я твердо зарекся: «Пьянству — бой, блудодейству — х.р!» Трезвый я — милейший добряк, но стоит стакан опрокинуть... Брови в кучу, челюсть в неправильный прикус, грудь надута, взгляд алчущий — форменный мачо. Хотя от настоящего мачо у меня лишь волосы на грудях.

Разглядывая циферблат часов, отметил: «Стремает за куревом идти». Резкий зво­нок в дверь заставил вздрогнуть. Застремало пуще прежнего. Прокашливаюсь, по­нижаю голос:

– Кто? – спрашиваю почти ревом.

– Не стремайся, Серый, открывай!

Мысленно даю себе по шее, щелкаю замком. Конечно, – это Лорка – соседка сверху, к слову, девушка бедовая. При словосочетании «правила хорошего тона» плю­ётся, когда слышит «этикет», нервно икает. Мне нравится.

– Один? – скорее утверждает, чем спрашивает, Лора.

– Один.

– Так я зайду?

– Зайди, – а что ещё ответить, если гость уже на кухне?

– У тебя лимон есть? – открывая холодильник, спрашивает она.

– Внизу на блюдце, а что?

– Текилу пить будем.

– С какой радости?

– Вчера братца в столицу провожали, – Лора по-хозяйски нарезала закуску. – Братва в шесть утра расползлась, пока прибралась, то да сё, дреманула, вот только просну­лась. Текилу с вечера заныкала, а без компании как-то...

Странный народ эти женщины. Говорит – вчера гулянка была, только встала... Я с перепоя до обеда страшнее атомного мутанта выгляжу. А Лорка как на званый вечер отполирована, только вместо платья халат домашний.

– И давно ты к зелёному змию пристрастилась?

– Цыц, медуза. Доставай рюмки.

Будь это кто-то другой, я выставил бы его за дверь, но Лорка... Отношения у нас более чем странные. Она может заявиться в любое время и какой-нибудь чепухой расстроить все планы. Обыкновенно, по часу пытает: какое ей платье в гости одеть, ты, мол, фотограф, вкус имеешь. А я тупо киваю и стесняюсь вслух произнести, до какого места мне её наряды. Иногда прибегает с кассетами фильмы смотреть, будто собственного видака нет. И я с рвением приговоренного постигаю глубину психо­логии героя последнего блокбастера. Может прийти на сволочей-мужиков попла­каться или попросит разрешить глобальную дилемму: кто на отечественной эстраде самый симпатичный. Как будто я этих близнецов однояйцевых различаю.

Но что обидно, при всех мучениях, мы даже не целовались ни разу! Со мной Лора – девушка приличная, пионерскую дистанцию строго выдерживает.

– Теперь смотри, здесь целый ритуал, – тоном школьного учителя заговорила она. – Выжимаешь лимон на руку, посыпаешь солью, слизываешь и пьешь текилу... Ощу­щения – класс!

– Ты ещё расскажи, откуда дети берутся, – улыбнулся я.

– А с кем это ты текилу пил? – с подозрением покосилась Лора.

– С кем, с кем... – называть других женщин не стоило. – С офицерами второй штур­мовой напалмо-лазерной бригады...

– Чего? – шутка не прошла.

– С интервентами, – поправился я.

– Пошёл ты, – улыбнулась Лора.

Зубки у нее беленькие и ровные, а губы большие и влажные. Капелька лимонно­го сока блестит на подбородке. Длинные рыжие кудри и веснушки... Чтобы не встре­чаться с большими, почти умными глазами, я залпом опрокинул рюмку и прогло­тил несолёный лимон. Бр-р-р... Так-то лучше, а то залюбовался, раздолбай...

– Надо музычку поставить, – спохватилась Лорка и нависла над бумбоксом.

Что-то внутри меня сжалось. Всегда сжимается, когда девицы начинают по кнопкам аппаратуры тыкать.

Какая запускает? Ага, нашла...

– Нет, не эта. Вон та с треугольником, –

поморщился я.

– А эта зачем?

– Это не трогай, это сложно...

Она сощурилась, криво улыбнулась и отвесила мне подзатыльник.

– Ах, какие мы умные!

Подзатыльник? Сердечко на миг сбилось. От Лорки это почти ласка, почти поце­луй. Странно, я вдруг осознал, что за время нашего знакомства почти не прикасался к ней...

Кухню заполнили латинские ритмы. Лорка щёлкнула пальчиками и в такт музы­ке закачала бедрами. Чёрт! Она вообще в курсе, что в штанах у меня не огурец?! Я опрокинул вторую рюмку и зло забросил в рот колечко лимона. «Ух, блин!.. К та­кой-то... Мать, мать, мать...» – сумбурно отреа­гировал организм.

Девушка уже сидела напротив и что-то щебетала. О чем это она? Какие туфли? Какой супинатор? Шпилька? О, шпильку я знаю! И перед глазами точёная ножка в туфельке. Туфелька почему-то расшита золотым узором, а шпилька металлическая, тоже золотая. Ножка загорелая, почти бронзовая, а выше... Выше халат, как у Лорки.

Бред… Отвлёкся, баран, благо, не заметила. Кстати, а она во что обута? Скольжу глазами к полу. Шлёпанцы...

– Тебе не холодно? – вдруг ляпнул я.

– Что?.. – сбилась она.

– Босая почти. Не холодно?

Девушка напряглась – похоже, зря я со своим сердобольством в её монолог вклинился.

– Серый, я тут распинаюсь, между прочим!.. – глазки расширились, плечики опустились, шейка вытянулась, губки сжались. – Вот и говори с вами муда..., мужиками!

– Да слушаю я, – тон извинительный, почти просящий.

Она расслабилась и опять щебечет. Эх, Лорка, лучше б спросила: «Что ты хочешь, Сережа?». А я бы остроумно ответил: «Четыре сыночка и лапочку дочку!.. Прямо сейчас, на столе»... Нет, не ответил бы. Струшу. Не про меня эта барышня...

Ей мачо подавай, жёсткого, властного. А я так, подружка для сплетен... Стоп! Что за подростковые комплексы? Страдалец, етить-твою, поплачься ещё! А что, это ход: расплакаться и в груди её белые мордой! Приласкай, мол. Бюст у Лорки – ОГО!..

М-м-м да... Додумался... Где тут текила... Ух, блин! В следующий раз посолю лимон.

– А чего ты только себе наливаешь? – откинулась на стуле она.

– Извини, – тон у меня почти депрессивный, – надо взбодриться. Давай тяпнем, да я перекурю.

– На балкон иди. Не люблю вонь сигаретную, –морщит носик она.

Надо же, командует... Эх, Лорка, притиснуть бы тебя, да в засос, в дястны, чтоб зубы стукались, чтоб стон внизу живота, чтоб мурашки до копчика... Копчика... Так, курить, срочно! А то и лимона не хватит!

На балконе встряхнулся. Воздух уже прохладный. Ночь, огни, моторы, тормоза, кто-то песни орёт – благодать! Со второй затяжкой выбрасываю её из головы. В носу чувствуется лёгкий запах текилы. Хороший всё-таки напиток, но изжога мне сегодня обеспечена. Для уюта включил свет. Улыбнулся, сел в кресло. Затянулся теперь со смаком – полными лёгкими. Колечки пустил. На подоконнике книжица лежит – полуформат, обложка мягкая. Детектив какой-то, наверное, кто-то из гостей забыл. Я облизнул пальцы и открыл наугад.

Ни фига себе – детектив!? После такого чтива себя недочеловеком чувствуешь. Постельная сцена: на грани обморока полночи кувыркаются, а он, «монстр», всё кульминацию оттягивает! На счастье сигарета обожгла пальцы. Я сплюнул и отшвырнул фильтр. Известно, чем такие сцены заканчи­ваются: «В безумном экстазе они рухнули из заоблачной выси в бездну!» Туш! Тоже мне, станция «Мир».

Вернулся на кухню. Лора с любопытством разглядывала снимки моей последней фотосерии. Хорошие, кстати, фотки, и натурщица хорошей была. Опля, а Лорочка, кажется, кривится?

– Что ты в таких бабах находишь? – брезгливо произносит она. – У нее же зад жирный, погляди!

Ха-ха! Теперь моё время торжествовать. Если б натурщица крокодилом оказалась, Лорка бы фотографии одобрила. Но какая же девушка смирится с достоин­ствами другой?

– А че ты лыбишься? — капризно отшвырнула снимки она. – Наливай, давай!

Я, самодовольно улыбаясь, наполнил рюмку. Демонстративно выдавил лимон­ный сок на тыльную сторону ладони (между большим и указательным пальцем), посолил – всё чин чинарём!

– Благородный напиток, – словно сытый кот, облизнулся я.

– Смотри, не наклюкайся, мне тебя до спальни не дотащить, – улыбнулась Лора.

«А зря», – пронеслось в голове. Эх, сразу девицу брать надо было, когда познако­мились. А познакомились-то как будто в романе женском. Я тогда только пере­ехал. Сижу в ванной, фотографии печатаю. Свет красный, пальцы от фиксажа солё­ные, весь в трудах аки пчела. Вдруг визг женский с улицы и конкретное «Помоги­те!» Я, конечно, не ахти какой боец, но случаются приступы мужества. Знаете, когда все «А что, если?» отметаешь, в башке одни лозунги: «Делай, что должен, и будь, что будет!», «Вот он момент истины!», но пасаран, короче. Подорвался, значит, и к окну. Во дворе темень, ни хрена не видно, хоть и второй этаж. Воздуха поболь­ше в грудь набрал, реванул:

– Эй, урод, девчонку пусти!

Схватил пустую литровую бутыль и на улицу. Подбегаю: одна тень стоит, ещё кто-то в кустах вошкается. «Неужели двое?» – предательски ёкнуло сердечко. Стояв­ший меня на полбашки выше был.

– Пусти девчонку, сказал!

На мое счастье, её никто уже не держал. Как перепуганная кошка, выпрыгнула она из-под ног, ломанулась сквозь кусты, и через какой-то миг хлопнула дверь подъез­да. «Один, гад», – отпустило у меня под диафрагмой.

Смешно, как сознание при этом работает, – отрешённо, будто кино смотришь. Секунды, оцепенев, стояли друг против друга. Хорош же я тогда был: морда клином, рука с бутылкой для удара отведена, а у самого сердце в желудке стучит. Да и выско­чил я в чём был: майка и семейные трусы. Может, он от вида моего обалдел, не знаю. Когда же дверь в подъезде захлопнулась, неудачливый насильник прочь побежал. Догнать я его не пытался, у самого колени ходуном...

В подъезде, привалившись спиной к двери, скулила симпатичная девушка.

– Ну, всё уже, отмахались, – попытался успокоить я.

Она подняла отрешённые глазки, что-то промычала, растёрла тушь по щекам, осела на корточки и вдруг как заржёт сквозь слёзы:

– Слышь, а ты чего в трусах?

– Извини, смокинг в химчистку сдал, –

скомячился от неловкости я.

Скоро она отдышалась и начала приходить в себя.

– Будь другом, открой дверь, я ключом в замок не попадаю...

– Как зовут-то тебя, соседка?

– Лора...

Почти романтика. А в глазах её, кроме благодарности, ещё что-то читалось. Но через день приехал её брат Юра. Водки я тогда на год вперед вылакал. Как же, мой «подвиг великий» замачивали. «Братишка, проблемы будут – обращайся! Подписка железная», – Юра – человек реальный. Пропустил я, идиот, с этим запоем всю вспыш­ку. Прозевал, когда Лорочка на меня с восхищением смотрела. Теперь-то что каять­ся.

– Ну, вот – лимон кончился, – с укором произнесла она.

– Да...

Минута неловкого молчания.

– Ладушки, – встала, – пойду, ты, наверное, спать хочешь.

– Угу... – остроумие из меня так и прёт, вместе с красноречием.

До двери шёл следом, старался глазами не встретиться. В горле пересохло: «Мо­жет, обнять её... Хотя бы подмигнула. Поцеловать? Вроде как в шутку. Ну, что я теряю? Ну!.. Ну же!.. Да ладно, не позорься».

– Пока...

Я упёрся лбом в закрывшуюся дверь. Зубы стиснул так, что виски загудели. Помню, довелось мне с товарищем утонувшего нести. Всего ничего – от воды до машины шагов тридцать. Весил мужик под девяносто, по сорок с лишком на брата. Ерунда, кажется, не такое таскали. А пять шажков сделаем – роняем: тело будто без костей, мышцы – как желе, скользкое всё, ухватиться не за что. Вроде понимаем: закинь его на плечи, словно пьяного, и легче будет. Но нет, так волочём...

Ох, Лорка, все у тебя как у других, да что-то взять не получается... Не про меня барышня, не про меня...

P.S.

Она прошла пару ступенек, закрыла глаза, вздохнула и привалилась спиной к стене.

– Ну и дура. Что тебе стоило попробовать? – прошептала она. – Ё-маё, с другими могу, а с этим... Даже подойти близко боюсь, вдруг он чего не так подумает? Чего «не так»? Всё так... Ему интеллигентных подавай, чтобы стихи или на скрипочке пиликала...

Ступени были холодными, стена тоже и только выхлоп текилы приятно теребил нос.

– Козёл он, даже не заметил, что я без белья...

КОМАНДАНТЕ


Команданте смотрел строгими зелё­­ными глазами. То ли гипнотизировал, то ли намекал на ни­­кчём­­ность моего существования. Я не спорил, я во­­обще по утрам редко спорю. Убедившись, что хо­­зяин не уснёт, кот спрыгнул на пол и, хищно озирая окрестности, отпра­­вился в кухню. Скоро раздалось кошмарное подобие мяуканья. Сорванный в мартовских баталиях голос походил на скрип ржавых дверных петель.

– Вот упырь, где-то пропадал неделю, теперь явился ни свет ни заря… Жрать он хочет! – проворчал я, покидая кровать.

В холодильнике лежала печальная позавчерашняя курица-гриль с отъеденной ногой.

– Дичь будешь?

Клянусь, в ответ Команданте плотоядно улыбнулся! Прикинув, что и мне завтрак не повредит, переломал курицу надвое.

– Тебе – жопа, – мстительно произнес я.

Кот лишь нетерпеливо переступил с ноги на ногу. Свою половину я пока кинул обратно в хо­­лодильник, аппетит отсутствовал. Команданте же при­­нялся азартно ломать кости и хрящи несчастной птичке.

Названный в честь Че Гевары, котё­­ночек вырос в громадного чёрного негодяя, разогнал со дво­­ра соперников и иногда хаживал опылять при­­легающие микрорайоны. От скуки гонял мелких со­­бачек: то ли бурлили гены сиамского папаши, то ли врождённое жизнелюбие подвальной мамы… Приходил и уходил он без спроса, через форточку, а пи­­щу от меня принимал как должное, без почтения. В лю­­бом случае, каждое появление Команданте дома служило лишним стимулом жить и поводом для оптимизма.

– Ну что, Старик, за..ахался, белка не хватает? – откомментировал я, глядя на исчезающую курицу.

Кот наградил меня снисходительно-иронич­­ным взглядом: «У меня-то с ЭТИМ всё в порядке».

– Ты прав, старик…

Даже беглый осмотр квартиры приводил к выводу, что женщина появлялась здесь в очень древ­­ние времена. Паутина в углах, замызганная плита, по­­рыжевшая сантехника, слой пыли, пустые си­­гарет­­ные пачки, опрокинутая пепельница на про­­тёртом до ребер ковре. Вначале было лень убирать, потом страшно браться. Кстати, с девицами та же исто­­рия: в юности лень о серьёзном думать, теперь – страшно. Если и удаётся завлечь наивную жертву, обыч­­но нетрезвую, она быстро трезвеет и долго не за­­дер­­живается. Наверное, я не удовлетворяю дамские амбиции…

– Ничего, Команданте, будет у меня еще рыжая красавица с бюстом четвёртого размера…

Кажется, кот что-то ехидно проурчал.

– Зря иронизируешь – противополож­­ности сходятся. Красавица и чудовище – отличная пара!

На том победно затушил сигарету и решил лирику заменить туалетом.

Из зеркала над умывальником смотрела по­­трёпанная рожа: мешки под глазами, щетина, тронутые сединой волосы, усталые глаза, острые скулы. Телеса тоже не первой свежести: арматура, обтянутая жилами и кожей…

– Ты вообще живой человек? – спросил я отражение.

Отражение фыркнуло и ответило неприличным жестом.

– Очень смешно, – парировал я и опустил голову под струю холодной воды.

Уже лучше. Теперь в зеркале улыбался подер­­жанный вариант Джонни Деппа, конечно, лишенный гол­­ли­­вудского шика, зато относительно молодой. А кто скажет, что тридцать – возраст? Да, уже пора со­­зреть, пора подумать о вечном… Да, с глупыми жен­­щи­­нами мне уже скучно, а умных я ещё не удовлетворяю в постели… Но я пока не пережевал чер­­вяка анархических иллюзий, а знамя тотальной свобо­­ды ещё не укрыло гроб безбашенной молодости…

Эх, люблю задвигать перед зеркалом типа «умные фразы»!

По-собачьи отряхивая волосы, вышел из ван­­ной, размял шею и, уже почти довольный жизнью, про­­бил груше ленивую двойку. Груша возмущённо качнулась, и на пол высыпалась тонкая струйка.

– Твою мать! – сплюнул я. – Только полцентнера песка на полу не хватает!

Физкультуру придётся отложить, не забыть ку­­­­пить скотч в городе, лучше, конечно, новую грушу, но…

– И не говори, что моя жизнь катастрофа! – рыкнул я на появившегося в прихожей кота.

Команданте небрежно глянул в мою сторону и вальяжно растянулся там, где стоял.

– Твоя жизнь – плаванье Титаника.

Нет, он не сказал, но наверняка так подумал! На­­зло коту я вспомнил о ещё одной несомненной радости моей жизни. В шкаф­­чике стояла бутылка Те­­килы! Пристрастился я давно и, честно сказать, тра­­тил на это удовольствие половину бюджета. Оправдывал себя тем, что экономлю на закуске, и вообще – дуракам всё можно…

Вот и теперь: наливаю стопку, закуриваю, по­­правляю пончо, откидываю за спину сомбреро… Ме­­шаю солнечный змеиный вкус текилы с терпким та­­ба­­ком… Счастье рядом! Про пончо и сомбреро вру, ко­­неч­­но, но всё равно прет! И уже лечу, уже царапаю эле­­ронами облака… И на тебе пулемётную очередь по фюзеляжу: раздался требователь­­ный протяжный звонок в дверь.

Пусть это будет женщина, одет я соот­­ветственно – в трусы! Когда открыл дверь, мысленно за­­стонал: «Хотел? Получи женщину. Укуренному сан­­технику нетрадиционной ориентации я бы больше обрадовался».

– Тамара? Чем обязан?

– Обязан! Не сомневайся! – зло сощурилась та, разглядывая похабные рисунки на моих трусах.

Тамара – это соседка, и избавь вас Бог от та­­ких соседей. Клянусь, она продала душу дьяволу и поклялась извести мужскую половину человечества.

– Извини, мне одеться надо, – отшатнулся я.

– Да уж, пожалуйста, мне твои прелести разглядывать ни к чему!

Ого! У меня есть прелести!? Но вслух отмахнулся:

– А я и не приглашал разглядывать.

И кто меня за язык тянул? Из соседки полилась здо­­ровая экспрессивная речь. Начала с дальних род­­ственников, кончила моими будущими детьми. Мол, де землю засоряем, а она, можно подумать, пылесосит!

– И баб таких же таскаешь! Думаешь, я через сте­­ну не слышу, как ты их «крошками» да «лапоч­­ками» называешь, а? Имён-то запом­­нить не успеваешь!

Это она зря! Я уже натянул джинсы и мог вступиться за честь моих боевых подруг.

– Враньё! Свою последнюю я звал исключи­­тельно «коброй», а предпоследнюю «покемоном»! И во­­обще, мать, тебя заносит! Дело говори или за дверь пойдешь!

– Дело? – сквозь зубы процедила она и задумалась.

«Задумалась» – это иносказательное назва­­ние борьбы злобных газов со злобными жидкостями в ядовитых железах и воспалённом мозгу Тамары.

– Так вот, дорогой, придётся тебе оплатить пакости дражайшего животного! – вспомнила через минуту она.

– Животного?

– Не надо глазки таращить, я про кота твоего блудливого!

Чего не ждал, того не ждал! Даже интересно стало: какие это пакости может натворить кот, да ещё с материальным ущербом?

– Теперь медленно и по пунктам, – насторожился я.

– Медленно?! Да твой мерзавец изнасиловал мою Эсмеральду! – выпалила Тамара голосом раненого прокурора. – Я доллары за породистую кошку плотила не для того, чтобы этот дворовый хам ей потомство портил!

Реальность покачнулась, я почувствовал, как штукатурка в мозгах осыпается.

– Откуда ты выкопала, что Команданте твою царевну… того? Ты же её из квартиры не выпускаешь! – вспылил я, обалдевая от абсурдности происходящего.

– Я сама видела! Этот гад на наш балкон залез и надругался над моей девочкой!

– Может, она его сама заманила, – отбивался я, испытывая за зверя затаённую отеческую гордость.

– Да ты что!? Моя красавица на твоего мерзавца и не посмотрела бы! – сжала кулаки соседка.

– Тамара, опомнись, что ты несёшь?

Стоп! Я, кажется, начал поддаваться происходящему безу­­мию. Сознание заметалось в поисках спаса­­тельного круга. На счастье в мозгу ещё остались незапы­­лённые углы, решение пришло быстро. Пока Та­­мара продолжала нести ахинею об оскорблённой не­­вин­­ности наивной кошечки, я врубил музыку и уста­­новил звук на максимум. «Metalliсa» – только она способна заткнуть Тамару. Не сразу, но всё же соседка сдалась.

– Котят заберёшь и неустойку выплатишь! – На­­гра­­дила меня испепеляющим взглядом она и выскочила за дверь.

– В суд подавай, – сплюнул я, – сама в девках сидишь и кошку воздержанием мучаешь.

Мир медленно обретал осязаемость. Я пере­­вёл дух, выключил музыку и плюхнулся на табурет. Полстакана текилы провалились в горло, не оставив и следа.

Команданте осторожно вошёл на кухню. По­­хо­­же, кота терзала неуверенность в соб­­ствен­­ном ста­­ту­­се, но мой осуждающий взгляд он мужественно перенёс.

– Ты чё, оболтус, не мог нормальную бабу найти? Что мне теперь, этой дуре аборт оплачивать?

Команданте посуровел. Не конфузясь, он про­­должал смотреть в мои глаза. Он протестовал, он го­­во­­рил: «Хозяин, мне плевать – у меня Любовь!»…

Минуту мы сидели в молчании. Время заме­­длилось. Было слышно, как жужжит у лампочки му­­ха, как смывают унитаз где-то этажом выше… Я тя­­жело вздохнул, махнул ещё полстакана и лишь теперь успокоился.

– Ладно, старик, прорвёмся. Пусть рожает!

Команданте одобрительно заурчал и, довольный жизнью, прыгнул мне на колени.