Aurora borealis сборник стихов и прозы Минск

Вид материала

Документы

Содержание Воздух пламенем в горле замер.

Подобный материал:

• Литературное объединение им. Лебединского коллективный сборник стихов и прозы коллективный, 2404.54kb.
• Литературный альманах сф пгу. Выпуск, 2810.94kb.
• Деятельность студии «Aurora» заключается в предоставлении услуг дизайна, а так, 94.52kb.
• Хнологии растений сборник научных трудов III международной научной конференции г. Минск, 155.19kb.
• Литература периода Вов (Открытый урок) Тема урока : «Поэзия войны», 11.64kb.
• Поднебесные сказки Сборник стихов, 71.05kb.
• -, 526.79kb.
• Marriott Royal Aurora. Врамках конференции «Банковские розничные услуги в России» будут, 20.2kb.
• Белла Ахмадулина. Сборник стихов, 3070.58kb.
• Рецензия на сборник стихотворений н. М. Рубцова «подорожник» Почему-то все талантливые, 25.84kb.

МЫТАРЬ

Дежа вю гарантирую!


Перемолоты крылья ветром,

^ Воздух пламенем в горле замер.

Навернулся с пятнадцати метров,

И в грудях его ляснул таймер.

День первый

Возглавлял путешественников двухметровый гигант в белом маскхалате. Он суетливо работал палками и неумело переставлял широкие лыжи. За спиной колыхались сложенные крылья, укрытые, впрочем, от посторонних глаз белыми чехлами. Массивная нижняя челюсть упиралась в бочкообраз-

ную грудь. Изо рта на манер кабаньих торчали два дюймовых клыка. К счастью, нос у незнакомца, в отличие от кабаньего, имел вполне благопри­стойный вид, если не считать, конечно, выры­вавшихся из раздутых ноздрей клубов дыма. Усталые тёмные глаза смотрели из-под нависших бровей. На покатом лбу блестели капельки пота. Капюшон давно съехал, обнажив гриву чёрных волос. На затылке в спутанных прядях копошились несколько мелких существ. Коротышки величиной с дамский кулачок имели на лбу рожки и пятачок вместо носа. Гардероб бесенят состоял из белых кафтанов, красных кушаков и шапок-ушанок крысиного меха.

Следом тянулись салазки, прицепленные верёвкой к поясу гиганта. Там, в куче мехов и одеял, шевелилось ещё одно существо. Оно было наружности миловидной, но изменчивой и незапоминающейся.

Март подходил к концу, однако перевалы по-прежнему укрывал хорошо слежавшийся, девственно-белый снег. По ледникам катался бодрящий морозный воздух. Купцы и пилигримы не решались забираться высоко в горы. Даже охотники ждали, пока весна укрепится в своих правах. Поэтому наблюдать появление странной процессии мог лишь полоумный филин-шатун, живший в дупле старой сосны (только не подумайте, что я свидетельствую со слов филина).

– Эй, на загривке! – пробасил лыжник, выпуская изо рта вспышку пламени. – Кончай шею царапать! В сугроб закину!

– Хозяин, не обижайте малышей, – капризно отозвался пассажир салазок, — бедняжкам холодно, да и я окоченела.

– На том свете отогреешься, – буркнул гигант.

Бесенята захихикали, существо в салазках улыбнулось.

– Достойная шутка, сэр Бисямон.

– Ты бы, Бичура, не скалилась, а своих шуликунов успокоила, – прорычал лыжник. – Гляди – и тебе перепадёт. Приличные слуги за хозяев работу выполняют, а вы у меня на шее сидите.

С загривка вновь послышалось писклявое хихиканье.

– Ну, патрон, я всё-таки девушка!

– Ты, Бичура, мне спагетти на рога не наматывай. Как в карты резаться, в пьяном дебоше поучаствовать или пайку жрать – ты мужчина, как только работать нужно: «Извините, патрон, я – девушка!» – рычал Бисямон. – Ни один приличный бес так часто пол не меняет!..

– Ладно, ворчать-то, – тоном гулящей девки перебила Бичура. – Вам, сэр, тоже не помешает облик благопристойный принять, городок уже перед носом.

– Это тебе, отдыхающей, перед носом, – огрызнулся Бисямон, – а мне ещё семь вёрст топать... Замечу кого – изменюсь, а пока силы для работы нужны.

– Между прочим, я предлагала собачью упряжку нанять, – фыркнула девица.

– А аэросани с педальным приводом нанять не надо было? — оскалился Бисямон. – Дура ты грешная: чем меньше народа о нас знать будет, тем лучше.

* * *


Ича забивал тлеющую сигару в пепельницу. Та сопротивлялась недолго и, превратившись в смятую разорванную массу, потухла. Даже курение сегодня не могло успокоить инспектора. Десятый раз мерил он кабинет шагами и десятый раз цеплял одни и те же углы кожаной мебели.

Перепуганная секретарша металась с посеребрённым кофейником, меняя недопитый остывший кофе на свежий. Делать это приходилось часто, и даже утренний макияж на барышне оставался незавершённым. Впрочем, ей удавалось проскальзывать за спиной босса, избегая замечаний и раздражённых окриков. Инспектор Ича в таком состоянии мог послать даже собственную бабушку (которую, к слову сказать, уважал и боялся). Наконец, он рассеяно опустился в кресло. К этому времени соболиная подбивка мантии отполировала паркет. Собрать воедино рассыпавшиеся мысли оказалось не так-то просто.

– Ну почему все несчастья наваливаются скопом?! – растирая пальцами виски, простонал Ича. – Мало мне что ли Международной Выставки?!

Скажем прямо, никакая выставка (даже Международная Выставка Прогрессивных Достижений) не была способна выбить инспектора из колеи. Напротив, он загодя готовился и радовался столь замечательной возможности вышколить Гвардию Охраны Правопорядка.

Ича, в своём роде, был личностью уникальной. В истории Вольного Града не было второго человека, занимавшего столько постов в исполнительных структурах. Большинство портфелей глав силовых ведомств нашли приют в шкафу нашего героя. Патрульно-постовая служба, сыск, пенитенциарные заведения, стратегический инженерно-строительный комплекс, муниципальная полиция и эмиграционная служба –­­­­ все предлагали Иче если не верховные посты, то кресла первых советников. Перечислить с наскока должности и почетные звания Ичи могла только его секретарша. Поэтому подчинённые предпочитали звать босса по старинке – Инспектор. На пенсии он полагал заняться политикой и потому не тяготился столь фамильярным обращением, даже напротив, подчёркивал этим свою демократичность и широту взглядов.

Обитатели Вольного Града если не любили Инспектора, то считали его человеком необходимым и в высшей степени достойным. Инфантильные романтики уважали за то, что инспектор оберегал их от более агрессивных существ, рафинированная интеллигенция — за соблюдение гражданских прав, алчные трудоголики любили за порядок на улицах и репрессивное отношение к тунеядцам – анархоцветоводам, национал-патриотам импониро­вала жёсткая миграционная политика и возможность иногда поколотить тех же анархоцветоводов.

Не жаловали Инспектора лишь вынужденные селиться в гетто эмигранты, занудливые вольнодумцы и упомянутые анархоцветоводы – раздолбаи известные, сидевшие костью в горле у всех гигиенопослушных жителей.

Среди заслуг Ичи особым пунктом стояло изобретение Фискального Комитета. Горожане с пламенем в сердце и холодом в голове принялись ответственно стучать друг на друга. Особенно преуспели национал-патриоты и алчные трудоголики.

Железной рукой и медовым пряником Ича держал город под контролем. Но сегодняшние новости…

– Почему все несчастья сыплются на голову скопом? – опять простонал Инспектор.

Первым в ряду (но не самым страшным) несчастьем стояло возвращение Неуловимого. Неуловимый был существом антисоциальным, но в целом безвредным. Главный грех его – наплевательское отношение к Инспектору и всем силовым ведомствам. Причем, плевал он в буквальном смысле – с высокой колокольни. Пресечь вызывающее поведение не представлялось возможным: Неуловимый по рождению был перламутровым драконом.

Говорят, Дракона выкрали из материнского гнезда анархоцветоводы. Подлецы научили малыша пить, курить и ругаться матом. Из-за пагубных пристрастий Неуловимый не достиг положенных дракону габаритов, зато язык имел, как помело. Коммунары пытались сделать из парня цепного пса, но такое положение его не устраивало. Однако и собратья-драконы, жившие за хребтом, не желали принять к себе башковитого, разговорчивого недомерка. Впрочем, это не мешало Неуловимому пудрить мозги молоденьким драконицам. Инспектор искренне надеялся, что какой-нибудь ревнивый здоровяк сломает перламутровому змеёнышу шею, но «змеёныш» после сезона случки регулярно возвращался.

Искрящаяся на солнце чешуя частенько украшала башни города. Трубное исполнение похабных песенок срывало политические митинги, а зоркие глаза и длинный язык мешали городской элите предаваться блудодейству. Короче, проститутки всех мастей терпеть не могли крылатого проныру. Попытки ареста Неуловимого кончались для спецназа агрессивных микроцефалов синяками и подпалинами на шкурах.

Зато Дракончика обожала детвора. Он катал малышей над городом, позволял дергать себя за усы, доверял чистить перламутровую чешую, а по праздникам устраивал феерические представления с дымовой завесой, мыльными пузырями и фейерверком.

Сегодня утром Неуловимый вынырнул из-за хребта и на бреющем полёте устремился к городу. Силы ПВО, как обычно, сели в галошу. Восемь купленных за сумасшедшую цену бомбард дали запоздалый залп. Вместо Дракона зажигательные снаряды подожгли купеческий караван на тракте и примыкавший к городской стене парк…

Впрочем, Неуловимый был знакомой занозой, так сказать, давно взятой в разработку. Куда большими бедами грозила городу другая новость. У инспектора на столе лежал свиток пожелтевшего, остро пахнувшего алхимическими препаратами перга­мента. Бурые подпалины скрутили края послания, на сломанной сургучной печати красовался зловещий штемпель Секретного Отдела Теологии и Оккультизма. Под мрачными готическими буквами стоял кровавый отпечаток пальца самой бабушки Мо-Мо.

Свиток гласил:

«От велеречивой, благословленной Ахоргом и Тахроном дщери восточного ветра и магической тьмы, среброликой пери Мо-Мо к мудролюбивому внуку покровителя снежных пустошей, патриарху хранителей покоя, мужественному герою…»

Извини, дорогой читатель, не стану мучить твои мозги «высоким слогом», а лучше перескажу краткое содержание послания своими словами:

«Бабушка Мо-Мо, председатель особого отдела, настоятельно рекомендует большому начальнику – Иче – проявить крайнюю бдительность. Звезды, а также полоумный филин-шатун доложили: «В пределы Вольного Града с севера проник Мытарь!» Как известно, появление Мытаря грозит катаклизмами городского масштаба и немотивированными изменениями в социально-политической жизни общества».

– Барби! – раздражённо рыкнул Ича, отшвыривая письмо.

Секретарша неверным шагом вошла в кабинет (девушка ещё не привыкла к новым форменным туфлям на четырехдюймовой шпильке).

– Кофе или утешений? – поправляя рассыпающуюся причёску, спросила Барби.

– Какие утешения в трудный для Родины час!? –зло процедил Ича. – На что ты похожа? Шиньон сполз, ресницы отклеились, чулок поехал! Немедленно поправь униформу!

Наблюдая за самоотверженными действиями девушки перед зеркалом, Ича почувствовал укол совести: «Она-то в чём виновата?»

– Ладно, потом займёшься… – подобрел голос инспектора. — Сейчас, милая, доставь мне «Большую энциклопедию», «Справочник атеиста» и «Молот ведьм». Разобраться с демоном следует до открытия выставки. Разыщи Эрнесто и бабушку Мо-Мо. Всё! Можешь выполнять.

Секретарша щёлкнула каблучками и вышла.


* * *


Первым в приёмной появился Эрнесто. Потёки засохшей грязи украшали подол серого плаща. Стоптанные сапоги оставляли на ковре заметные следы.

– Вытирайте ноги, господин шпик, – глянула поверх зеркальца Барби и улыбнулась.

Эрнесто откинул капюшон и подмигнул секретарше. Быстрые пальцы обшарили многочисленные потайные карманы, извлекая на свет кулёк сладких леденцов.

– Привет, длинноногая!

– Попрошу без фамильярностей, — зарделась Барби.

– У себя? – кивнул в сторону массивной двери шпик.

– Эрнесто, перестань лапать мою секретаршу и заходи! – раздался оттуда нетерпеливый окрик.

– Номер 32, – прошептал Эрнесто, оставляя девушке гостиничный ключ.

– Вечером… – опустила глазки долу, словно заправская школьница, Барби.

Испачканный плащ остался на вешалке. К шефу помощник вошёл в стильном тёмно-зелёном камзоле, расшитом золотом.

Почти сразу в приёмную пингвиньей походкой вошла бабушка Мо-Мо. Старушка опиралась на шаманский посох с бубенцами. Десятки тотемов болтались по украшенному мехом широкому платью. За спиной качался древний бубен, перья и берцовая кость крупного зверя. Мохнатые сапожки нежно обнимали ноги бабушки.

Изрядно поседевшие, расчёсанные на пробор волосы обрамляли широкое плоское лицо. От умных глаз разбегались задорные морщинки. Мо-Мо улыбнулась бесцветными губами, оголив крепкие жёлтые зубы.

– Ты, миленькая, с Эрнесто поосторожней, сначала хомутик ему накинь…

– Постараюсь, – смутилась в очередной раз Барби.

Бабушка оставила на столе секретарши замшевый кисет и, подмигнув, проследовала в кабинет начальника.


* * *


– «Мытарь» — это архаичное название сборщиков налогов, – прищурившись, отвечал боссу Эрнесто, – бытовало на территории Южного Приморья и…

– Заткнись, – оборвал Инспектор.

Бабушка Мо-Мо приглушённо захихикала. Эрнесто недовольно опустил глаза: кудахтающий смех старушки преследовал его на каждом совещании.

– К сожалению, в литературе о Мытарях тоже крайне скудные или косвенные сведения, – кивая на

три отменно затёртых тома, поморщился Ича. –Может, председатель отдела теологии и оккуль­тизма сможет нас просветить. Вы ведь неплохо разбираетесь в демонах?

Шаманка, кряхтя, поднялась. Гортанное пение зарокотало по кабинету. Глаза закатились. Под

ритмичные удары бубна бабуля трижды проскакала вокруг кресла.

– Даже у стен есть уши! – многозначительно произнесла старушка, готовясь повторить камлание.

– Я вас умоляю, Мо-Мо, обойдёмся без спецэффектов! – раздражённо фыркнул Ича.

– Хорошо, – неохотно вернулась в кресло она.

Протерев слезящиеся глаза, шаманка устроила на плоском носу золочёное пенсне.

– Итак, – переплетя пальцы, начала Мо-Мо. – Демонология была моей профилирующей дисциплиной в Хероваровском университете. По «Мытарям» я дважды защищала докторскую, но слабоумные рецензенты отказывались дать положительные отзывы. Думаю, ждали взятку, но вы же знаете мою принципиальность. Между прочим, работа наделала много шума, породив массу завистников. Академики, полные профаны в данном вопросе, здорово испугались предстоящей конкуренции…

– Мо-Мо! – повысил голос Инспектор. – Я умоляю: переходите к делу!

– Да-да, – извиняясь, улыбнулась старушка. – «Мытарь» — это демон высокого порядка, посланный за некую провинность в преисподней скупать души ещё живых людей. Невзирая на природу Мытарей, их действия в нашем плане бытия строго регламентированы между обеими канцеляриями, – Мо-Мо поочередно указала пальцем в потолок и куда-то под кресло. – Силы Мытаря ограничены. Он, например, не способен выложить за купленную душу «Армагеддон» или «Мир во всем мире», однако заплатить пуд золота или устроить небольшую локальную войнушку в его власти. Может он и ускорить кончину любого указанного клиентом лица. Разумеется, демон не станет выкладывать за никчёмную душу волшебные дары. Оплаченный выкуп должен соответствовать величию купленных душ. Срок, который Мытарь имеет на земле силу, сравнительно мал: обычно неделя, иногда чуть больше. Чтобы погасить провинность в аду, ему необходимо заполучить некое количество весьма достойных душ. В противном случае дорога домой ему будет заказана.

– Он что, становится смертным? – сощурился Эрнесто.

– Доподлинно неизвестно, – пожала плечами Мо-Мо. – Говорят, некоторые продолжают хомутать души, выполняя для клиентов уже более скромные желания, другие просто пытаются освоиться среди людей.

– Выходит, если посадить Мытаря в клетку и продержать необходимое время, парень лишится

своей апокалипсической ауры? – Хмыкнул Эрнесто. – Всего-то и нужно выдержать в двухнедельном карантине гостей города!

– Эрнесто, ты в своем уме? – поперхнулся Инспектор. – На носу Международная Выставка! Гости уже прибывают! Ты хочешь осрамить город? Национал-патриоты порвут тебя на носовые платки и будут правы.

– Между прочим, национал-патриотов пора на место ставить, – обиженно пробурчал Эрнесто.

– Я понимаю, тебе, как выходцу из среды интеллигентов, не дают покоя старые обиды, но расисты ещё могут нам пригодиться, – отмахнулся Ича. – Будем действовать тоньше. Ужесточим пропускной режим и бдительность миграционной полиции. Организуем наблюдение за гостиницами. Прикроем нелегальные притоны. Установим слежку за амбициозными политиками и высокопостав­ленными чиновниками. Особое внимание следует уделить представителям искусства. Увеличьте агентуру в среде инфантильных романтиков и анархоцветоводов – это наиболее ненадежные социальные группы. Тщательно проверяйте фискальную информацию. Думаю, даже если удастся обнаружить демона, арест его будет задачей не из лёгких. Потому вам, Мо-Мо, следует тщательно проштудировать манускрипты, относящиеся к борьбе с демонами. Эрнесто, позаботьтесь о распространении пугающих слухов. В пропаганде наша сила… Да, едва не забыл, – голос инспектора дрогнул, – к печатнику Францу приставить постоянный «эскорт»! Эта сволочь ради отмены цензуры Родину продаст – не то что душу!

Ича сел, залпом опрокинул стакан воды и, наконец, расслабился, размял пальцы и пригладил волосы.

– Кажется, с Мытарем – пока всё. Эрнесто, что слышно про Неуловимого?

– Дремлет на базарной площади, к павильонам Выставки интереса не проявлял. Рыночная охрана по собственной инициативе пыталась спутать Дракона рыболовным неводом. Остались без невода, все ранены.

– Серьёзно? – напрягся Инспектор.

– Коленки посбивали, убегая, – криво ухмыльнулся Эрнесто.

– Ничего весёлого, – повысил тон Ича. – Что думаешь предпринять?

– Может, установить на улицах баллисты и катапульты? – пожал плечами Эрнесто.

Инспектор поглядел на подчиненного, словно на слабоумного.

– Тебе дай волю – город подожжёшь. Так и норовишь уличные бои устроить! Пока Неуловимый

сидит тихо, оставьте его в покое. На башнях у выставочных территорий разместите пиротехни­ческие заряды: если что, пугнем зверя фейерверками. Строго запретите выкатывать бочки со спиртным в несанкционированных местах. Ещё чего доброго, пьяный дебош учинит… На всякий случай держите под рукой взвод гренадёров. Но в любой ситуации пытайтесь вести переговоры…

Ича протёр глаза рукой, зевнул и удовлетворённо закончил:

– Пока все свободны.


* * *


– Ну, что там? – сдвинул брови Бисямон.

– Патрули шерстят документы у прохожих, –

Бичура задернула шторку и отошла от окна.

– Скоро твои шуликуны бумаги добудут? – нетерпеливо ёрзал Мытарь. – Того и гляди, постояльцев проверять начнут.

– Мне почём знать? Надо было паспортами и подорожными заранее запасаться, – пожала плечами девушка.

– К сожалению, печати Адской Канцелярии здесь не действительны, а подделывать местные я права не имею, – язвительно отозвался Бисямон.

Теперь демон выглядел добропорядочным дородным купцом: на лике благонравие, окладистая

борода и прямой пробор прически. Телеса укутаны в парчовый кафтан с золотым шитьем, белы ноженьки – в красные яловые сапоги. Бичура осталась входящей в сок девушкой с озорными глазками, каковой, впрочем, по характеру и являлась. Искусственный беспорядок короткой стрижки и чуть ехидная улыбка только придавали ей очарования. Просторное, сшитое на девичий манер платье безмятежно шуршало по полу.

Час назад они без проблем устроились в гостиницу. Управляющий, завидев золотые монеты, не удосужился даже подорожную проверить (вопреки строгому указанию миграционной службы). Приют путешественники нашли вовремя. Едва двери за спиной захлопнулись, с улицы раздались солдатский топот и окрики: стража, сплошь состоящая из агрессивных микроцефалов, шмонала прохожих на предмет паспортов.

– Бумаги ещё по дороге в город купить можно было, – укоризненно глянула на хозяина Бичура.

– Обойдусь без твоих советов, – насупился Бисямон, – благодаря им мы сюда и загремели!

– Ха! Я указы не подписываю, – фыркнула девушка.

– А уши мне кто прожужжал?! – взвился демон. – Кто уговорил запретить мужеложество и изнасилования? Мало того, что черти бучу подняли, так соседские князья жалобами на меня засыпали Верховного! Ещё легко отделались, древние заслуги в битве за престол сказались…

Бичура вдруг напряглась и одарила хозяина колючим взглядом. Тот внутренне съёжился и отвёл

глаза. Девушка резко приблизилась, оперлась руками о колени сидящего патрона и почти с мольбой спросила:

– Бисямон, ну неужели и теперь, после стольких лет, ты примкнул бы к Верховному в битве за престол?

– Изыди, лукавый, – буркнул демон. – Я же воин. Конечно, я примкнул бы, – но, после того как грустная Бичура отошла, тихо добавил:

– Только не уверен теперь, к которому из Верховных…

– Надо было и тяжкие телесные наказания отменить! – упрямо взд`рнула острый подбородочек

девушка.

– Вообще обалдела, – спрятал голову в плечи Бисямон. – Не ад, а санаторий какой-то…

– В тебе ни капли гуманизма, – сквозь зубы процедила Бичура.

– Ах, вот в чем дело! – выпустил дым из ноздрей Мытарь. – Так это художник агитацию провел!? Дай срок, вернусь домой – на медленном огне твоего вырожденца прожарю!

– Не вырожденца, а возрожденца! – огрызнулась девушка.

– Подумаешь – «гуманистка»! Ангелочка из себя корчит, – брызнул горящей слюной Бисямон. – Это я, поди, совращал мужиков, а в постели превращался в жирно-рогато-гнусное чудовище?! Мужики-то те вечность от заикания избавиться не могут.

– Я так только с насильниками поступала! – взвизгнула Бичура.

– Ну, тихо-тихо, – зашептал вдруг демон, прикрывая рот непослушной девчонке. – Шуликуны

возвращаются…

Из вентиляционной трубы раздался приглушенный шорох. Бичура наградила патрона последним испепеляющим взглядом, оправила платье и пригладила вставшие дыбом волосы.

Бесенята высыпались из вентиляции, словно горох из перезрелого стручка.

– Хвали!

– Хозяин, хвали! – тараторили карапузы.

– Здорово мы, чёрт возьми, потрудились!

– Не поминай чёрта к ночи, – принимая бумаги, ухмыльнулся Бисямон.

Шуликуны тоненько захихикали.

– Отлично. Подорожная, паспорта… – углубился в документы Мытарь. – А где регистрация?

Видя насупленные брови хозяина, бесенята съёжились:

– Мы у купца на улице стащили. Может, тот дядька ещё не зарегистрировался?

Бичура двумя пальчиками взяла у демона бумагу и соблазнительной походкой направилась к двери.

– Это я улажу, – мурлыкнула она.

– Уладит… – кивнул Бисямон, провожая качающиеся бедра. Ноздри и уши демона со свистом выпустили пар.