Когда я начал работу над этой книгой, мне все чаще стали звонить прихожане моей церкви, услышавшие об этом проекте

Вид материала

Документы

Содержание Несправедлив ли Бог? Разберемся с несправедливостью Современный Иов Великая несправедливость Что нам не дано знать 1. Возможно, Бог держит нас в неведении потому, что просвещение не может нам помочь. 2. Возможно, Бог держит нас в неведении потому, что мы неспособны понять ответ. Дело времени И вернулась в предыдущую ночь». Бог и время Вечное настоящее

Подобный материал:

• Церковно-славянский язык — язык Церкви и молитвы, 40.35kb.
• «Святая блаженная Ксения Петербургская и храм св ап. Матфия (Покровская церковь)», 379.47kb.
• История Христианской Церкви, 31245.49kb.
• August Horch "Ich baute Autos", 18660.75kb.
• Православной Церкви «Православное богословие на пороге третьего тысячелетия», 232.14kb.
• Сказка по мотивам сказки Г. Х. Андерсена «Принцесса на горошине», 28.08kb.
• Карен Армстронг, 6717.68kb.
• Управление дебиторской задолженностью, 35.78kb.
• Перевод К. Семенова под ред. В. Трилиса, 5245.35kb.
• Предисловие. Почему я написала эту книгу мне позвонила молодая женщина и пригласила, 1758.81kb.

Глава 24

^ Несправедлив ли Бог?

Книга Скотта Пека «Заброшенная дорога» начинается коротким предложением из двух слов: «Жизнь трудна». Если свести книгу Иова к одному предложению, то отча­янный крик «Жизнь несправедлива!» звучал бы на каждой странице.

Нам сегодня «проглотить» несправедливость так же тя­жело, как и Иову тысячи лет назад. Самое распространен­ное ругательство в английском языке содержит слова «Бог» и «проклятие». Люди употребляют его не только перед ли­цом огромной трагедии, но и когда у них не заводится ма­шина, когда проигрывает любимая команда, когда во время пикника начинается дождь. Это проклятие выражает ин­стинктивное суждение о том, что жизнь должна быть спра­ведлива и что Бог должен лучше управлять этим миром.

Постоянное противоречие между двумя состояниями нашего мира — таким, какой он есть, и таким, каким он должен быть, — ярчайшим образом проявляется в книге

Иова. В течение трех долгих, многословных раундов Иов и его друзья состязаются в словесном боксерском матче. Они все согласны с основополагающими правилами: Бог должен награждать тех, кто творит добро, и наказывать тех, кто делает зло.

Почему же тогда праведник Иов страдает от явного на­казания? Друзья Иова, уверенные в справедливости Бога, рассуждают с позиций обычного человека. «Рассуди здра­во, — говорят они Иову. — Бог не причинил бы тебе стра­дания без причины. Ты, должно быть, совершил тайный грех». Но Иов, не сомневающийся в том, что не заслужи­вает такого наказания, не может с ними согласиться. Он утверждает, что невиновен.

Однако постепенно страдание стирает убеждения Иова, которые он так хранил. «Как может быть Господь на моей стороне?» — размышляет Иов, сидя на пепелище, на разва­линах собственной жизни. Он — разбитый, отчаявшийся че­ловек, «преданный» Богом. «Посмотрите на меня и ужасни­тесь; и положите перст на уста», — восклицает Иов.

В нем назревает кризис веры. Справедлив ли Господь?

Этот вопрос ставит под сомнение все, во что верит Иов, но как иначе можно объяснить происшедшее с ним? Он огля­дывается в поисках других примеров несправедливости и видит, что грешники иногда процветают и их не наказы­вают, а праведники в то же самое время страдают. Многие люди живут счастливо и плодотворно, даже не задумыва­ясь о Боге. Все эти факты просто не укладываются в голо­ве Иова. «Когда я думаю об этом, меня охватывает ужас; я дрожу всем телом».

Причина, по которой книга Иова кажется такой совре­менной, заключается в том, что все, происходящее с ним, кажется нам невероятным. Являющая собой резкое обли­чение жизненной несправедливости, книга Иова кажется особенно подходящей для нашего измученного от боли столетия. Просто приложите следующие иллюстрации к его доводам: «невинные» голодающие дети в странах тре­тьего мира; пасторы, заключенные в тюрьмы Южной Аф­рики за свою веру; христианские лидеры, умирающие во цвете лет; главари мафии и развращенные любители раз­влечений, попирающие заповеди Бога; миллионы людей в Западной Европе, живущие счастливо, не задумываясь о Боге. Вопросы Иова о несправедливости мира не теряют своей актуальности. Они звучат громче и острее. Все же мы ожидаем, что Бог любви и силы будет следовать определен­ным правилам на земле. Почему же Он этого не делает?

^ Разберемся с несправедливостью

В какой-то момент любой человек сталкивается с тай­нами, которые заставили Иова трепетать от ужаса. Неспра­ведлив ли Бог?

Жене Иова один из выборов казался очевидным. «Про­кляни Бога и умри», — посоветовала она. Зачем придержи­ваться сентиментальной веры в любящего Бога, когда так много в жизни замышляется против тебя? И во времена Иова люди больше, чем когда-либо, соглашались с ней. Некоторые еврейские писатели, среди которых Ержи Ко-зинский и Илия Визель, начинали с сильной веры в Бога, но увидели, как она улетучилась в газовых камерах во вре­мя Холокоста. Столкнувшись лицом к лицу с величайшей в истории несправедливостью, они пришли к выводу, что Бога не существует. (Все же, человеческий инстинкт заяв­ляет о себе. Козинский и Визель не могут избежать гнев­ного тона, как будто чувствуя себя преданными. Они упу­стили очень важный момент — понимание того, откуда ис­ходит наше основное чувство справедливости. Какие у нас основания ожидать, что мир будет справедливым?)

Другие, в равной степени озабоченные несправедливо­стью в мире, не доходят до отрицания существования Бога. Вместо этого они предполагают другую возможность: вероятно, Бог согласен с тем, что жизнь несправедлива, но не может ничего с этим поделать. Раввин Гарольд Куш-нир выбрал этот подход в его известной книге «Когда пло­хое случается с хорошими людьми». После того, как его сын умер от прогерии, Кушнир заключил, что «даже Богу трудно контролировать хаос» и что Бог есть «Бог справед­ливости, но не силы».

Согласно раввину Кушниру, Бог растерян, даже разгне­ван несправедливостью на этой планете, как всякий дру­гой человек, но не в Его власти изменить мир. Миллионы читателей нашли утешение в том, каким Кушнир предста­вил Бога — сострадательным, но слабым. Любопытно, как эти люди интерпретируют пять последних глав книги Ио­ва, в которых Бог защищает Себя. Никакая другая часть Библии не передает силу Бога так впечатляюще. Если Бог немощен, почему Он избрал самую худшую ситуацию, чтобы настаивать на Своем всемогуществе, когда было проще всего поставить Его власть под сомнение? (Илия Визель выразился о Боге, описанном Кушниром, так: «Ес­ли Бог таков, почему бы Ему не уйти в отставку и не поз­волить кому-то более компетентному занять Его место?»)

Третья группа людей избегает проблемы несправедли­вости, устремляя взоры в будущее, когда суровая спра­ведливость будет царить во Вселенной. Они считают несправедливость временным состоянием. Индусская доктрина Кармы, применяющая к вере математическую точность, делает следующие расчеты: душе может потре­боваться 6.800.000 воплощений, чтобы достичь идеаль­ной справедливости. В конце всех этих воплощений человек испытает сполна ту боль и удовольствие, кото­рые заслуживает.

Четвертый подход — решительно отрицать существова­ние данной проблемы и настаивать на том, что мир спра­ведлив. Вторя друзьям Иова, эти люди настаивают на том, что мир живет по раз и навсегда установленным законам: добрые люди будут процветать, злые - терпеть неудачу. Я столкнулся с этой точкой зрения в церкви, занимающей­ся излечением верой в Индиане; я слышу об этом всякий раз, когда смотрю религиозные телепередачи, в которых какой-нибудь проповедник обещает идеальное здоровье и финансовое благополучие любому, просящему с истин­ной верой. Такие щедрые обещания несут в себе явный призыв к вере, но они не могут объяснить многих фактов. Младенцы, заболевающие СПИДом в утробе матери, пе­рекличка подверженных гонениям святых в «Книге муче­ников» Фокса — как все это вписывается в доктрину жиз­ненной справедливости? Я бы, пожалуй, хотел сказать Мэг Вудсон: «Мир справедлив, и поэтому, если вы будете усердно молиться, дочь не умрет». Но я не мог этого ска­зать тогда, как не могу сказать и сейчас: «Бог забрал Пегги, потому что ты что-то сделала неправильно». Обе точки зрения представлены в книге Иова; обе отклонены Богом в конце этой книги.

Необходимо олимпийское спокойствие, чтобы утвер­ждать, что жизнь абсолютно справедлива. Чаще всего хри­стиане реагируют на жизненную несправедливость, не от­рицая, а сглаживая ее. Они, как и друзья Иова, ищут скры­тые причины страданий:

«Бог старается научить Вас чему-то. Вам не должно быть горько. Напротив, вы должны радоваться привилегии иметь возможность вверить себя Богу».

«Подумайте о благословениях, которыми можете насла­ждаться, ведь по крайней мере вы живы. Тверды ли вы в вере?»

«Вы находитесь в тренировочном режиме. У вас есть возможность потренировать мышцы веры. Не беспокой­тесь — Бог не дает испытаний сверх сил».

«Не жалуйтесь так громко! Вы потеряете возможность продемонстрировать вашу веру неверующим».

«Кому-то всегда хуже, чем вам. Благодарите Бога, невзирая на обстоятельства».

Друзья Иова предлагали свою версию подобных мудрых изречений, и каждое из них содержало долю истины. Но книга Иова явно показывает, что такой «совет» не по­могает в поисках ответов на вопросы страдающего челове­ка. Это как верный медицинский препарат, прописанный не вовремя.

И, наконец, еще один способ объяснить несправедли­вость в мире. Выслушав всевозможные альтернативы, Иов пришел к заключению, предложенному мною в качестве краткого содержания всей книги: жизнь несправедлива! Для Иова, да и для всех, испытывающих страдание, это, скорее, непроизвольная реакция, нежели философия жиз­ни. Мы тоже спрашиваем: «Почему это случилось со мной? Чем я провинился?»

^ Современный Иов

Работая над этой книгой, я решил регулярно встречать­ся с людьми, которые чувствовали себя преданными Богом. Я хотел видеть печать разочарования и сомнения на лице. Когда настало время писать о книге Иова, я ре­шил побеседовать с человеком, жизнь которого очень на­поминала жизнь Иова. Я назову этого человека Дуглас.

Для меня Дуглас — праведник, равно как и Иов. Он, ко­нечно, не идеален, но является образцом веры. После дол­гих лет занятий психотерапией он отказался от выгодной карьеры в пользу служения Богу. Беды Дугласа начались несколько лет назад, когда его жена обнаружила опухоль в груди. Хирурги удалили грудь, но два года спустя рак перешел на легкие. Дуглас возложил на себя все родитель­ские обязанности и работу по дому, когда его жена боро­лась с ослабляющими здоровье последствиями химиотера­пии. Иногда она ничего не могла есть. У нее выпадали во­лосы. Она всегда чувствовала упадок сил и была уязвима для страха и депрессии.

Однажды ночью, в период этого кризиса, когда Дуглас ехал с женой и двенадцатилетней дочерью по городской улице, пьяный водитель свернул со средней полосы и вре­зался в их машину. Жена Дугласа не пострадала, хотя ис­пытала сильное потрясение. Его дочь сломала руку. На ее лице были серьезные порезы от разбитого лобового стекла. Больше всех пострадал сам Дуглас - он сильно ударился головой.

После этой аварии у Дугласа стали появляться частые головные боли. Он не мог работать целый день. Иногда он становился забывчивым и рассеянным. Но хуже всего бы­ло то, что ушиб повлиял на его зрение. Один глаз совер­шенно перестал фокусировать. У Дугласа двоилось в гла­зах, и он с трудом спускался по лестнице без посторонней помощи. Дуглас научился справляться со всеми недугами кроме одного — он не мог прочитать больше одной-двух страниц за раз. Всю жизнь он любил книги. Теперь ему приходилось довольствоваться ограниченным набором из­даний и прослушиванием медленно записанных на аудио­кассеты книг.

Когда я позвонил Дугласу, чтобы договориться об интер­вью, он предложил встретиться за завтраком. Я настроился на тяжелое утро. К тому времени я побеседовал с разными людьми и услышал множество историй о разочаровании в Боге. Если у кого-то и было право сердиться на Бога, так это у Дугласа. На той неделе его жене пришло пугающее со­общение из больницы: на легких появилось еще одно пят­но. Когда подали завтрак, мы начали рассуждать о жизни. Толстые стекла очков отчасти корректировали нарушения зрения Дугласа, но ему с трудом удавалось направить вилку в рот. Я заставлял себя смотреть прямо на него, когда он го­ворил, стараясь не обращать внимания на блуждающий глаз. Когда наконец мы закончили завтракать и дали знак официантке принести еще кофе, я описал свою книгу о ра­зочаровании в Боге и спросил: «Не могли бы Вы рассказать о своем разочаровании? Что, исходя из Вашего опыта, мог­ло бы помочь другим пережить трудности?»

Дуглас молчал, и его молчание, как мне казалось, дли­лось долго. Он поглаживал свою бороду с проседью и при­стально смотрел поверх моего правого плеча. Я подумал, что он впал в психический ступор. Наконец он ответил: «По правде говоря, Филип, я не чувствовал разочарования в Боге». Я был изумлен. Кристально честный Дуглас всегда презирал легковесные свидетельства религиозных телеви­зионных программ типа: «Превратите шрамы в звезды!» Я ждал объяснений.

«Причина вот в чем. Я научился, сначала в связи с бо­лезнью жены и особенно после несчастного случая, не смешивать Бога с жизнью. Я не стоик. Я очень расстро­ен тем, что случилось, как и всякий другой, окажись он на моем месте. Я не боюсь ругать жизнь за ее несправедли­вость и дать выход моему горю и гневу. Но я верю, что Бог испытывает то же самое по поводу этой аварии — гнев и горе; я не виню Его в том, что случилось».

Дуглас продолжал: «Я научился видеть дальше физиче­ской реальности и устремлять взор в реальность духовную. Мы часто думаем: «Жизнь должна быть справедлива, пото­му что Бог справедлив». Но Бог и жизнь — это не одно и то же. Если я смешиваю Бога с физической реальностью жиз­ни, всегда ожидая, к примеру, хорошего здоровья, тогда я обрекаю себя на сильное разочарование.

Существование Бога, — продолжал он, — даже Его лю­бовь ко мне не зависит от моего хорошего здоровья. Приз­наюсь, что у меня было больше времени и возможности поработать над взаимоотношениями с Богом после того, как мое состояние ухудшилось».

В той сцене была глубокая ирония. Несколько месяцев я был поглощен поиском историй о людях, разочарован­ных в Боге. Я избрал Дугласа на роль современного Иова и ожидал от него горького протеста против Бога. Меньше всего я ожидал прослушать курс выпускного класса по ос­новам веры.

«Если мы развиваем взаимоотношения с Богом отдель­но от жизненных обстоятельств, — сказал Дуглас, — тогда мы в состоянии выдержать изломы физической реально­сти. Тогда мы можем верить Богу, несмотря на жизненные невзгоды. Не такова ли в действительности основная мысль книги Иова?»

Хотя строгое разделение Дугласом «физической и ду­ховной реальности» волновало меня, я счел его понимание интригующим. В течение следующего часа мы вместе изу­чали Библию, проверяя его идеи. В Синайской пустыне Божьи гаранты физического успеха — здоровье, процвета­ние и военная победа - никак не укрепили дух израиль­тян. Большинство героев Ветхого Завета (Авраам, Иосиф, Давид, Илия, Иеремия, Даниил) подверглись почти таким же испытаниям, как Иов. Каждому из них физическая ре­альность временами представляла Бога как врага. И все же они верили в Бога, несмотря на лишения и тяготы. В таких поступках их вера двигалась от «веры по контракту» — «Я буду следовать за Богом, если Он будет хорошо со мной обращаться» — к взаимоотношениям, которые преодолеют любые трудности.

Неожиданно Дуглас взглянул на часы и понял, что опаздывает на другую встречу. Он поспешно надел паль­то, встал, чтобы попрощаться, и сказал: «Когда придете домой, прочтите еще раз историю Иисуса. Была ли жизнь справедлива к Нему? Для меня крест раз и навсе­гда разрушил предположение о том, что жизнь будет справедлива».

Мы с Дугласом начали беседу с обсуждения Иова, а закончили размышлением об Иисусе, и этот образец со мной и по сей день: в Ветхом Завете рассказывается о любимце Бога, страдающем от ужасной несправедливости, а в Новом Завете — о единородном Сыне Бога, пострадав­шем еще больше.

Вернувшись домой, я последовал совету Дугласа и вновь перечитал Евангелия, пытаясь представить, как Иисус ответил бы на прямой вопрос; «Является ли жизнь справедливой?» Нигде в Писании я не нашел, чтобы Иисус отрииал несправедливость. Когда Иисус встречал больного человека, Он никогда не читал лекцию о том, «как принимать трудности жизни», но излечивал всякого, приходящего к Нему. Его едкие слова о богатых и власть имущих того времени ясно дают понять, что Он думал о социальном неравенстве. Сын Божий реагировал на жиз­ненную несправедливость примерно так же, как другие. Когда Он встречал больного человека, Он испытывал к не­му глубокое сострадание. Он плакал, когда умер Его друг Лазарь. Когда Иисус сам сталкивался со страданием, то испытывал ужас и три раза спрашивал, нет ли другого выхода.

Бог ответил на вопрос о несправедливости не словами, а появлением, воплощением. Иисус — это воплощенное отношение Бога к несправедливости, ибо Он взял на Себя все невзгоды жизни, физическую реальность в ее самом несправедливом воплощении. Он дал окончательный от­вет на все тайные вопросы о благости Бога. (При чтении Евангелий мне пришло в голову, что если бы мы все жили так, как жил Он, — служа больным, кормя голодных, ока­зывая сопротивление силам зла, утешая скорбящих и неся Благую весть о любви и прощении — тогда, возможно, во­прос о справедливости Бога не звучал бы сегодня с такой остротой.)

^ Великая несправедливость

Справедлив ли Бог? Вопрос зависит от того, насколько мы отождествляем Бога и жизнь. Конечно, жизнь на зем­ле несправедлива. Дуглас был прав, говоря, что крест ут­вердил это навечно.

Писатель Генри Ноувен рассказывает о семье из Параг­вая. Отец семейства, врач, выступал против военного ре­жима и нарушений прав человека в этой стране. Местная полиция отомстила ему, арестовав его сына-подростка. В тюрьме мальчика замучили до смерти. Разгневанные жители хотели превратить похороны ребенка в величай­ший марш протеста, но доктор решил выразить протест по-иному. На похоронах отец показал всем обнаженное тело мальчика, каким он нашел его в тюрьме — со следа­ми избиений, ожогов от сигарет и шрамов от электрошо­ка. Все жители деревни шли за телом, которое лежало не в гробу, а на окровавленном тюремном матрасе. Это был самый мощный протест, который можно было себе представить.

Не похоже ли это на то, что Бог сделал на Голгофе? Те, кто злится на Бога за несправедливость жизни, гово­рят: «Он должен страдать, а не мы». Бранные слова выра­жают то же: Бог, будь ты проклят. И в тот день Бог был проклят. Крест с обнаженным и израненным телом Иисуса выразил всю несправедливость и насилие этого мира. Крест раскрыл суть этого мира и суть Бога: мир огромной несправедливости и Бог, любящий до само­пожертвования.

Никому не избежать трагедии и разочарования, даже Богу. Иисус не предложил иммунитета от несправедливо­сти или избавления от нее. Он показал путь через неспра­ведливость на противоположную сторону. И как Страст­ная пятница разрушила инстинктивную уверенность в том, что жизнь должна быть справедлива, Пасхальное воскресенье дало удивительный ключ к разгадке Вселен­ной. Из тьмы воссиял яркий свет.

Естественное желание справедливости умирает тяжело, и это объяснимо. Кто из нас не молится о большей спра­ведливости сегодня? Признаюсь, я страстно желаю, чтобы мир был защищен от разочарования, чтобы мои журналь­ные статьи всегда находили признание, а мое тело не ста­рилось и не слабело. Я хочу, чтобы в этом мире у моей не­вестки не родился ребенок с повреждением мозга, а Пегги Вудсон дожила до глубокой старости. Но если я буду осно­вывать свою веру на том, что жизнь на земле не имеет изъ­янов, моя вера меня подведет. Даже величайшие из чудес не разрешают проблему жизни на земле: все люди, излечи­вающиеся физически, в конце концов умирают.

Нам нужно что-то большее, чем чудо. Нам нужно новое небо и новая земля. Пока их у нас нет, несправедливость не исчезнет.

Мой друг, перенесший много страданий и боли, веря­щий в любящего Бога, изрек следующее утверждение: «Единственное извинение Бога — это светлое Христово воскресение!» В этой фразе сокрыта истина, хотя звучит она не по-богословски. Крест Христа, возможно, преодо­лел зло, но он не преодолел несправедливость. Для этого и нужно воскресение. Придет день, Бог восстановит фи­зическую реальность надлежащим образом и будет ею править. Пока же, хорошо бы помнить, что мы прожива­ем наши дни в Пасхальную субботу.


«Получить заповедь любить Бога, будучи брошенным в пустыне, равносильно заповеди чувствовать себя хорошо, когда вы больны; петь от радости, когда вы умираете от жары; бежать, когда у вас поломаны ноги. Но это - самая великая заповедь. Даже в пустыне — особенно в пустыне — вы должны любить Бога».

— Фредерик Бюхнер Библейские ссылки: Иов 21, 2.

«Кто сей, помрачающий Провидение, ничего не разумея? - Так, я говорил о том, чего не ра­зумел, о делах чудных для меня, которых я не знал».

- Книга Иова 42:3

Глава 25

Почему Бог не объясняет

В конце книги Иова дерзкий молодой Елиуй высмеива­ет желание Иова, чтобы Бог посетил его. «Ты думаешь, что Бог заботится о таком маленьком существе, как ты? Можешь ли ты себе представить, что Всемогущий Бог, Творец Вселенной соблаговолит сойти на землю, чтобы лично встретиться с тобой? Обязан ли Бог давать тебе объ­яснение? Будь серьезным, Иов!»

Елиуй продолжает монотонно говорить, а на горизонте появляется крошечное облако. Облако приближается, клу­бится, перерастает в настоящую бурю, из которой гремит ни на что не похожий голос. Речь Елиуя внезапно обрыва­ется, и Иов начинает дрожать. На сцене появляется Сам Бог. Он пришел лично ответить Иову на его обвинения в несправедливости.

Если Иов служит главным библейским предметом изу­чения разочарования в Боге, тогда эта пламенная речь из бури наверняка рассеет многие сомнения и смятения.

Что же Бог говорит в Свою защиту? Мне приходит на ум несколько идей по поводу того, что мог бы сказать Бог.

«Иов, Я очень сожалею о том, что произошло. Из-за Меня на твою долю выпали несправедливые испытания, и Я очень горжусь тобой. Ты не знаешь, что это значит для Меня и даже для Вселенной». Несколько похвал, немного сострадания или, по крайней мере, краткое объяснение того, что происходило «за занавесом», — все это утешило бы Иова.

Бог ничего подобного не говорит. Его «ответ» состоит больше из вопросов, чем ответов. Обходя стороной трид­цать пять глав, поднимающих вопрос о боли и страданиях и достойных обсуждения, Бог окунается в величественное путешествие по миру природы. Он сопровождает Иова по личной галерее Его любимых работ, с гордостью задержи­ваясь у диорам с горными козлами, дикими ослами, стра­усами и орлами, как бы изумляясь собственному творе­нию. Красота поэтического слога в конце книги Иова может соперничать с лучшими образцами мировой литера­туры. Вместе с восхищением ослепительным божествен­ным изображением мира природы, в сознание закрадыва­ется чувство недоразумения. Почему Бог выбрал именно этот момент, чтобы дать возможность Иову оценить красо­ту дикой природы? Уместны ли его слова?

В книге «Желанные помыслы» Фредерик Бюхнер под­водит итог речи Бога. «Бог не объясняет. Он раскрывает. Он спрашивает Иова, что тот о Нем думает. Бог говорит что попытка объяснить Иову то, в чем Он ищет объясне­ний, напомнила бы объяснение Эйнштейна короткошее­му моллюску... Бог не раскрывает Свой грандиозный замысел. Он раскрывает Себя».¹ Основную идею поэти­ческого описания можно передать так: «Иов, пока ты не узнаешь немного больше об управлении физической Вселенной, не говори Мне, как управлять духовной Все­ленной».

«Господь, почему Ты так несправедлив ко мне? - пла­чет Иов. - Поставь Себя на мое место».

«Нет!!! — громогласно заявляет Бог. — Это ты поставь себя на Мое место! Пока ты не усвоишь урок о том, как за­ставить солнце всходить каждый день, или где разбросать молнию, или как создать гиппопотама, не суди, как Я уп­равляю миром. Молчи и слушай».

Влияние речи Бога на Иова так же изумительно, как и са­ма речь. Хотя Бог не отвечает на вопрос о причине бед Ио­ва, порыв бури приводит Иова в чувство. Он кается в прахе и пепле, и от разочарования в Боге не остается и следа.

^ Что нам не дано знать

Те из нас, кто, возможно, никогда не слышал голоса с небес, должны пытаться выяснить, что Бог действитель­но сказал Иову. Откровенно говоря, для меня уклончивый ответ Бога создает столько же проблем, сколько и разре­шает. Я не могу просто отбросить вопросы о причинах страдания. Они возникают всякий раз, когда я разговари­ваю с такими людьми, как Мэг Вудсон, и тогда, когда на­чинаются неприятности в моей жизни.

Отказ Бога ответить на вопросы Иова не укладывается в умах современных читателей. Нам не нравится слышать, что что-то находится вне нашего понимания. У меня есть книга, которая называется «Энциклопедия незнания». В ней описаны научные явления, которые пока невозмож­но объяснить. Ученые всего мира трудятся над восполне­нием пробелов знаний в этих областях. Не создал ли Бог сферу знаний — «Энциклопедию теологического незнания», — недоступную для понимания человека?

Как бы я ни сопротивлялся, книга Иова подталкивает меня к такому заключению. Почему жизнь так несправед­лива? Когда Бог причиняет страдания, а когда просто до­пускает страдания? И в чем разница? Почему Бог иногда кажется молчащим, а иногда близким и хорошо знако­мым? Когда Бог имел идеальную возможность разрешить проблемы к лучшему, Он хмурился и отрицательно качал головой. Зачем стараться объяснить это? Ни Иов, ни лю-бой другой человек не мог этого понять.

Я не могу предложить ответы на конкретные вопросы Иова, потому что их не предлагает Бог. Я могу только спросить, почему Бог не дает ответов, почему существует «Энциклопедия теологического незнания»? Поскольку я касаюсь области, о которой Библия умалчивает, все, о чем я буду говорить, представляет собой простые размышле­ния. Я включаю их в свою книгу специально для тех лю­дей, которых не удовлетворяет отсутствие ответа, которые неустанно задают вопросы, отклоненные даже Богом.

^ 1. Возможно, Бог держит нас в неведении потому, что просвещение не может нам помочь.

Те же самые насущные вопросы мучают почти каждого страждущего. Почему? Почему со мной? Что Бог пытается мне сказать? В книге Иова Бог отклоняет вопросы о при­чинах, вместо этого концентрируя внимание на отклике веры. Но подумайте, что могло бы случиться, если бы Бог ответил на наши вопросы прямолинейно. Мы полагаем, что перенесли бы страдание легче, зная его причину. Но так ли это?

Я нахожу поразительное сходство в двух библейских книгах: в книге Иова и в Плаче Иеремии. Иов в изумлен­ном неверии смотрел на руины собственного дома; автор Плача Иеремии в неверии смотрел на руины родного горо­да Иерусалима. Обе книги выражают гнев, горечь и глубо­кое разочарование в Боге. Фактически, многие страницы книги Плача Иеремии звучат, как парафразы более древней книги Иова. Все же пророк, написавший Плач (вероятно, Иеремия), не был в неведении. Он точно знал, почему Иерусалим был разрушен: евреи нарушили соглашение с Богом. Тем не менее, знание причины не облегчило стра­даний и не уменьшило чувство отчаяния и одиночества.

«Господь, как враг», — подобно Иову изрек автор. «Почему Ты всегда забываешь о нас? Почему Ты оставляешь нас на произвол судьбы?» — спрашивал он Бога, хотя хорошо знал ответы — они детально изложены в других частях книги.

Какое возможное объяснение могло утешить Иова, Иеремию или Мэг Вудсон? Знание — пассивно, интелле­ктуально; страдание — активно, личностно. Никакой ин­теллектуальный ответ не разрешит страданий. Возможно поэтому Бог послал Своего Сына, как один из Его ответов на человеческую боль, чтобы испытать ее на собственном опыте и впитать ее в Себя. Воплощение не разрешило человеческого страдания, но, во всяком случае, оно было активной и личной реакцией. В истинном смысле ника­кие слова не звучат громче Слова.

Если вы будете искать в книге Иова ответы на вопросы о причинах страданий, то будете разочарованы. Бог не от­ветил, Иов отозвал свои вопросы, а друзья покаялись во всех своих ошибочных предположениях. Иисус также избегал вопроса о причине страдания. Когда Его ученики делали определенные заключения о слепорожденном че­ловеке (Иоан. 9) и о двух местных катастрофах (Лук. 13), Иисус упрекал их. Библия свидетельствует, что любые строго определенные ответы на вопросы о причинах про­сто недостижимы.

Когда мы берем на себя привилегию Бога, мы ступаем на опасный путь. Даже благая попытка утешить ребенка — «Бог забрал твоего папу потому, что сильно его любил» — пересекает ту грань в Библии, куда вход запрещен. Хотя воздушные катастрофы, чума, пуля снайпера, наме­ренное отравление лекарствами, голод в Африке — требу­ют авторитетного объяснения, книга Иова настоятельно напоминает: Сам Бог не предпринимал попытки дать объяснение.

^ 2. Возможно, Бог держит нас в неведении потому, что мы неспособны понять ответ.

Может быть, величественное молчание Бога в ответ на вопрос Иова не было уловкой, может быть, это было про­стое признание Богом жизненного факта. Крошечное су­щество на крошечной планете в отдаленной галактике просто не может понять грандиозного замысла Вселенной.

Можно пытаться описывать цвета слепорожденному или симфонию Моцарта человеку глухому от рождения, или объяснять теорию относительности человеку, который не слышал об атомах.

Чтобы оценить проблему, представьте, что вы общае­тесь с существом, умещающимся на предметном стекле микроскопа. Для такого существа Вселенная состоит толь­ко из двух измерений - плоской поверхности стеклянного . слайда. Оно не воспринимает никаких ощущений за гра­нью стекла. Как такому существу передать понятие про­странства, или высоты, или глубины? Глядя с высоты, вы можете понять мир двух измерений этого существа, как и трехмерный мир, его окружающий. Существо «снизу» может оценить мир только двух измерений.* Подобным образом невидимый мир существует вне нашего уровня восприятия, за исключением редких его проникновений в нашу «плоскость», которые мы называем чудесами. Ни Иов, ни вы, ни я не можем воспринять всей полноты картины.

Режиссер Вуди Аллен в фильме «Пурпурная роза Каи­ра» исследовал уровень восприятия этих двух миров. Сначала мы видим героя фильма глазами Майи Фэрроу, наблюдающей за его актерским мастерством. Затем неве­роятным образом герой выходит за рамки двухмерного эк­рана и оказывается в театре Нью-Джерси; внезапно он по­является в реальном мире рядом с изумленной героиней, которую играет мисс Фэрроу.

Внешний мир таит много неожиданностей для актера кино. Когда кто-то ударяет его кулаком, он падает, как и подобает, как его учили делать на экране, но удивленно потирает скулу — эти удары не должны были быть ощути­мыми! Когда он и Майя целуются, он останавливается в ожидании затемнения. И когда кто-то пытается объяс­нить концепцию о Боге — «Он все контролирует. Он — это весь мир», актер кивает головой: «Вы имеете в виду мисте­ра Майера, владельца кинокомпании?» Восприятие актера ограничено лишь миром кино.

В конце концов, герой возвращается в двухмерное про­странство киноэкрана и пытается объяснить реальный мир остальным актерам. Они смотрят на него так, как будто бы он сбежал из психиатрической лечебницы. Он говорит вздор. Другого мира нет; для них мир кино - единственно реальный.

Вуди Аллен акцентирует внимание на той же проблеме, о которой упоминалось в случае с существом, живущим в двух измерениях. Если один мир (мир двух измерений или мир кино) существует внутри другого, он будет иметь смысл только с точки зрения более «высокого мира». Рас­пространяя эту аналогию на книгу Иова, скажем: боль­шинство вопросов Иова касаются деятельности в более «высоком мире», за пределами его понимания.

Бог живет на более «высоком уровне», в другом измере­нии. Он не является частью Вселенной; Он создал Вселен­ную. Бог не связан пространством и временем. Он может войти в материальный мир -мы никогда бы Его не ощути­ли, если бы Он не входил. Но только Он принимает реше­ние «войти» как автор, выступающий в роли героя собст­венной пьесы, как человек реального мира, ненадолго появившийся в фильме.

^ Дело времени

«Как-то жила молодая леди по имени Брайт,

И скорость ее была намного выше скорости света.

Однажды, она отправилась в каком-то направлении

^ И вернулась в предыдущую ночь».

Восприятие времени особенно указывает на огромную разницу между Божьим восприятием (видом сверху) и на­шим. Я начинаю думать, что эта разница объясняет много вопросов, касающихся разочарования в Боге. По этой при­чине я включил в книгу некое отступление. Св. Августин посвятил книгу 11 сборника «Исповедания» обсуждению времени. «Что же тогда время? — начинает он. — Если ни­кто меня не спрашивает, я знаю, что это такое; если я хо­чу объяснить это понятие кому-то, я не знаю, что такое время». Когда Августина спросили, что Бог делал до сотво­рения мира, он ответил, что так как Бог изобрел время вместе с сотворенным миром, такой вопрос — нонсенс и просто выдает привязанность задающего вопрос ко вре мени.* «До» времени — только вечность, а вечность для Бога — никогда не заканчивающееся настоящее. Для Бога один день как тысяча лет и тысяча лет как один день.²

Какова была бы реакция Августина на то, что Эйнштейн связал время и пространство? Сейчас мы понимаем: вре­мя — не абсолют, оно относительно. Нам говорят, что вос­приятие времени зависит от относительного положения наблюдателя. Возьмем недавний пример: в ночь на 23 фев­раля 1987 г. астроном из Чили наблюдал невооруженным глазом взрыв далекой сверхновой звезды. Этот взрыв был таким мощным, что высвободил за одну секунду столько же энергии, сколько наше солнце высвободит за 10 миллиар­дов лет. Но действительно ли это событие произошло 23 февраля 1987 года? Да, но только с позиции нашей планеты. Фактически, эта сверхновая звезда взорвалась за 170 тысяч лет до нашего 1987 года, но поток света от это­го взрыва, проходя почти 6 триллионов миль в год, достиг нашей галактики через 170 тысяч лет.

В этом примере «более высокий» взгляд вечности попи­рает наше обычное понятие о времени. Представьте себе очень большое Существо, больше чем вся Вселенная — такое большое, что существует одновременно на земле и в том месте Вселенной, где находилась «Сверхновая 1987А» звезда. Каким по счету годом был бы для этого Существа наш 1987 год? Все зависит от избранной точки зрения. С позиции Земли Существо «наблюдало» бы собы­тия 1987 г., что включало бы открытие «Сверхновой 1987А». С позиции же «Сверхновой 1987А» Существо уже испытало бы то, что земле предстоит узнать только через 170 тысяч лет! Существо же наблюдало прошлое (с земли оно видело «Сверхновую 1987А» на 170 тысяч лет раньше), настоящее (событие 1987 года на земле) и будущее (то, что происходит на «Сверхновой 1987А» «сейчас», и о чем зем­ляне узнают лишь через 170 тысяч лет) одновременно.

Существо, большое, как Вселенная, может увидеть, что происходит в любом месте Вселенной в любое время. К примеру, если оно хочет знать, что сейчас происходит на Солнце, то может «наблюдать» с позиции Солнца, Если оно хочет увидеть, что происходило на солнце 8 минут на­зад, оно может «посмотреть» на это с Земли (это видим мы) после того, как свет пропутешествовал 93 миллиона миль от Солнца к Земле.

Данная аналогия неточна, потому что заманивает такое Существо в ловушку пространства, хотя и освобождает его от времени. Но в то же время эта аналогия иллюстрирует концепцию времени — «сначала происходит А, затем про­исходит Б», выражает ограниченное восприятие нашей планеты. Бог, вне времени и пространства, может наблю­дать за всем, что происходит на Земле, и за всем, о чем мы можем только догадываться и никогда до конца не сможем понять.

Такие понятия — не просто полеты фантазии. Ученики средней школы, изучающие физику, узнают о теоретиче­ских астронавтах будущего, которые будут путешествовать в космос быстрее, чем со скоростью света и возвращаться на свою планету даже более молодыми, чем были до этого. Теории, казавшиеся умозрительными десять лет назад, доказываются современными исследователями, которые сегодня могут достать лучом лазера до поверхности Луны и отправляют атомные часы в космическое пространство. Наука — это фантазия, воплощенная в жизнь. Белая коро­лева из книги «Алиса в стране чудес» сказала: «Бедна па­мять, обращенная только в прошлое!»

^ Бог и время

Приведу еще одну аналогию: как писатель я живу в двух разных «временных зонах». Первая — временная зона ре­ального мира, охватывающая мой ежедневный ритуал: я просыпаюсь, одеваюсь, завтракаю, отправлюсь в офис, чтобы распланировать главы, страницы и слова книги. Между тем, сама книга создает другой, искусственный мир с его собственной, независимой временной зоной.

Если бы я писал художественную книгу, я, возможно, написал бы следующие два предложения: «Зазвонил теле­фон. Она немедленно встала с дивана и побежала снимать трубку». В книге временная последовательность такова: зво­нит телефон, следует немедленный ответ; но за пределами книги, в мире автора, минуты, часы, даже дни могут разде­лять эти два предложения. Возможно, я завершаю работу одного дня предложением «Телефон зазвонил» и уезжаю в отпуск на две недели. Независимо от того, когда я вернусь к работе над книгой, я связан зако-нами этой временной зоны. Я бы никогда не написал: «Зазвонил телефон. Две не­дели спустя она встала с дивана и сняла трубку». Смещение двух временных зон привело бы к абсурду.

После того, как я заканчиваю книгу, она остается у ме­ня в голове. «Сверху» я могу видеть сразу весь сюжет: начало, середину, конец. Никто другой не сможет этого сделать. Другие могут только читать ее во времени, упорно работая над текстом, предложение за предложением.

Я постоянно прибегаю к аналогиям, потому что только благодаря им мы можем представить человеческую исто­рию такой, какой ее видит Бог. Мы видим историю, как последовательность фотокадров в рулоне кинопленки, один за другим, но Бог сразу видит весь фильм, как вспышку. Он видит его одновременно с положения дале­кой звезды и моей гостиной, где я сижу и молюсь. Он ви­дит все целостно, как всю книгу, а не предложение за предложением, страницу за страницей.

Такую перспективу мы можем представить смутно, как сквозь туман. Простое признание нашей неизлечимой свя­зи со временем может помочь понять, почему Бог не отве­тил на вопрос Иова: «Почему?» Вместо этого Бог расска­зал о нескольких основополагающих фактах из жизни Вселенной, которые Иов едва ли понял, и предупредил: «Оставь остальное Мне!» Возможно, Бог держит нас в не­ведении потому, что ни Иов, ни Эйнштейн, ни вы, ни я не смогли бы понять вид «сверху».

Нам не понять, по каким законам Бог живет вне време­ни, как мы это осознали, и все же иногда входит во время. Подумайте, сколько путаницы окружает слово «предвиде­ние». Знал ли Бог заранее, что Иов останется верным Ему и, таким образом, выиграет Пари? Если знал, было ли это настоящее Пари? А как насчет природных катаклизмов на земле? Если Бог знает о них заранее, не виноват ли Он? В нашем мире, если человек знает заранее, что в стоящем на стоянке автомобиле взорвется бомба и не предупрежда­ет об этом властей, он несет ответственность по закону. Несет ли ответственность Бог за все трагедии, которые происходят, потому что знает обо всем заранее? Но мы не можем применить наши простейшие правила к Богу. И это, быть может, самая главная мысль решительной речи Бога к Иову. Само слово «предвидение» выдает проблему, так как выражает точку зрения человека: Б следует за А. Стро­го говоря, Бог не предвидит, что мы что-то будем делать, Он просто видит, как мы это делаем в вечном настоящем. И когда бы мы не пытались выяснить роль Бога в любом событии, мы обязательно видим все «снизу», судя о Его поведении по хрупким стандартам условной временной морали. Однажды мы, возможно, в другом свете увидим все вопросы, подобные такому: «Был ли Бог причиной падения самолета?»

Аргументы церкви о предвидении и предопределении иллюстрируют наши неуклюжие попытки понять то, что начинает иметь для нас смысл только тогда, когда входит во время. В другом измерении мы, несомненно, посмотрим на такие вещи по-другому. Библия намекает на взгляд «сверху» в некоторых, самых ее таинственных отрывках. Она гово­рит, что Христос^ «был избран до сотворения мира», что оз­начает - до Адама, до грехопадения и до возникновения не­обходимости в искуплении. Библия говорит, что благодать и вечная жизнь «были даны нам в Иисусе Христе до начала времен». Как можно говорить о том, что что-то случилось «до начала времен»? Такая формулировка выражает точку зрения Бога, живущего вне времени. До сотворения време­ни Он предусмотрел искупление грешной планеты, которая еще даже не существовала. Но когда Бог «вошел» во время (как и я в роли автора мог проникнуть во временной отре­зок моей книги), Ему пришлось жить и умирать по законам нашего мира, в рамках нашего времени.*

^ Вечное настоящее

В известном смысле мы, люди, воспринимаем время как никогда не заканчивающееся настоящее. В действи­тельности, мы познаем его в последовательности: насту­пает утро, затем день, затем вечер, но думаем обо всем в настоящем. Если я думаю о том, что съел на завтрак, то думаю в настоящем о том, что случилось в прошлом. Если я вечером думаю о том, что мне завтра приготовить на обед, то думаю в настоящем о том, что случится в бу­дущем. Поскольку я существую только в настоящем, я могу воспринимать прошлое и будущее только с пози­ции настоящего.

Такое восприятие дает мимолетное представление о вечном настоящем, из которого Бог созерцает мир. Оно также может объяснить библейскую закономерность; для людей, сомневающихся в Боге. Таким людям, обману­тым настоящим, разочарованным в Боге, Библия предла­гает два средства: помните прошлое, считайтесь с буду­щим. В Псалмах, в книгах Пророков, в Евангелиях, в апо­стольских посланиях Библия постоянно призывает нас ог­лядываться и помнить то великое, что сделал Бог. Он — Бог Авраама, Исаака, Иакова, Тот, Кто освободил евреев от египетского рабства. Он — Бог, который из любви к лю­дям послал на смерть Своего Сына и затем воскресил Его из мертвых. Близоруко концентрируясь на том, что нам хотелось бы получить от Бога, мы можем упустить важ­ность того, что Он уже сделал для нас.

Подобным образом Библия указывает нам и на буду­щее. Для разочарованных людей повсюду - евреев, удер­живаемых в плену в Вавилоне, христиан, преследуемых в Риме (или в Иране, Южной Африке, или Албании) -пророки рисуют мир, справедливость и счастье будущего. Они призывают нас жить в свете будущего, образ которо­го создают. Можем ли мы сегодня жить так, как будто Бог является любящим, милостивым, сострадательным и все­могущим, даже если шоры времени затрудняют зрение? Пророки провозглашают, что история будет определяться не прошлым или настоящим, но будущим.

Мое длительное авторское отступление о таинствах вре­мени продиктовано уверенностью в том, что другого отве­та на вопрос о несправедливости нет. Какие бы рацио­нальные объяснения мы не давали, Бог будет иногда казаться несправедливым с точки зрения человека, нахо­дящегося в тисках времени. Только в конце времен, когда мы приобретем Божий уровень восприятия, после того, как всякое зло будет наказано или прощено, всякая бо­лезнь излечена, а вся Вселенная восстановлена заново — только тогда воцарится справедливость. Тогда мы поймем, какая роль отведена злу, грехопадению, естественному за­кону в таком «несправедливом» событии, как смерть ре­бенка. До тех пор, пока нам не дано этого знать, мы можем только довериться Богу, который знает.

Мы остаемся несведущими во многом не потому, что Богу доставляет удовольствие держать нас в неведении, но потому, что мы не в состоянии впитать в себя так мно­го света. Богу достаточно одного взгляда, чтобы сказать, что делается в мире и как закончится история. Но мы, су­щества, связанные временем, имеем самое примитивное понимание; мы можем всего лишь позволить времени проходить. Только по завершении хода истории мы пой­мем, как «все устроено к лучшему». Вера означает заранее верить в то, что будет иметь смысл, только если посмот­реть на это с другой стороны.

У меня есть друг, который дал следующее определение веры: «Вера — это значит никогда не винить Бога за все плохое, что с вами происходит, и воздавать Ему должное за все хорошее!» Любопытно то, что он прав. Вера также тре­бует иногда довериться Богу, когда нет явного свидетель­ства Бога, — как это сделал Иов. Нужно верить в Его окон­чательную благость, существующую вне времени, бла­гость, время которой еще не пришло.


«Вечность может наступить для нас, по нашим меркам, в любой день или (что более вероятно) в любую минуту или секунду; но мы затронули то, что никоим образом не­соизмеримо с длительностью времени. Следовательно, на­ша надежда возникнет в конце концов если не из времени вообще, то уж точно из тирании и скудости времени, что­бы управлять временем, а не быть управляемой им, и тем самым излечить незаживающую рану, которую причиняет нам простая последовательность или изменчивость време­ни, и когда мы счастливы, и когда мы несчастны. Ибо мы так мало смиряемся со временем, что оно нас порой изум­ляет. Мы восклицаем: «Как он вырос!» Или: «Как летит время!» Как будто универсальная форма собственного опыта стала чем-то новым! Это так же странно, как если бы рыба постоянно удивлялась тому, что вода мокрая, раз­ве что в том случае, если бы в один прекрасный день рыбе предстояло стать наземным животным».

- К. С. Льюис

Библейские ссылки: Иов 36-38; Плач Иеремии 2, 5; 1 Петра 1; 2 Тимофею 1; Исайя 7:14; Римлянам 8.

«На что дан свет человеку, которого путь закрыт, и которого Бог окружил мраком? Вздохи мои предупреждают хлеб мой, и стоны мои льются, как вода».

- Книга Иова 3:23-24