История изучения наследия С

Вид материалаДокументы

Содержание


Счастье, — говорил он, —
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   20
^

Счастье, — говорил он, —


Есть ловкость ума и рук.

Все неловкие души


За несчастных всегда известны.

Это ничего,

Что много мук

Приносят изломанные

И лживые жесты… (III, 165–166)

Слова черного человека говорят о нивелировании личности, утере замысла Божия, то есть подмене его маской «счастливого самодовольства». Тролли научили Пера быть «довольным собой», то есть поменять личностное начало (религиозная категория) на индивидуалистическое начало (биологическая категория). Также как Пер не совершил ничего примечательного в жизни, в книге черного человека нет никаких упоминаний ни о больших грехах, ни о праведности лирического героя — все поглотила мелочная суета. Пафос должности преобладания личности над индивидом роднит два произведения. Лирический герой С. Есенина, временами попадая под влияние «ночного гостя», все же противопоставляет себя губительному началу его индивидуалистического нигилизма. Тем сильнее в поэме исповедальное (именно исповедальное — не мемуарное, не автобиографическое, несмотря на родственность этих жанровых форм) начало, тем ближе поэма «Черный человек» мировой исповедальной традиции. По мысли С. Ильева, «исповедь, фиксируя внешние события, имеет целью поведать историю души, раскрыть эволюцию духа и показать такое духовное перерождение, которое переводит героя из одной системы этических ценностей в другую»1. Вне зависимости от жанровой специфики исповеди: художественное произведение, богословский или публицистический трактат, автобиография — постоянны мотивы преодоления греховности (искупления, очищения, то есть идея катарсиса) и обращения к Богу (тайная исповедь) или к людям (открытая исповедь). Так, «Исповедь» Августина Аврелия открывает восхваление Бога: «Велик Ты, Господи, и всемерной достоин хвалы; велика слава Твоя и неизмерима премудрость твоя» (Пс. 144, 3; Пс. 146, 5)2. Сильна в литературе и традиция принародного покаяния — от автобиографических героев П. Абеляра: «… я решил написать тебе, отсутствующему, утешительное послание с изложением пережитых мною бедствий, чтобы, сравнивая с моими, ты признавал свои собственные невзгоды или ничтожными, или незначительными и легче переносил их»1; Жан-Жака Руссо: «Я предпринимаю дело беспримерное, которое не найдет подражателя. Я хочу показать своим собратьям одного человека во всей правде его природы, — и этим человеком буду я»2; А. Мюссе: «Я был еще совсем юным, когда меня поразила чудовищная нравственная болезнь… (Однако это болезнь не только его. — С.К.) Будь болен я один, я не стал бы говорить об этом, но так как многие другие страдают тем же недугом, то я и пишу для них, хотя не вполне уверен в том, что они обратят внимание на мой рассказ. Впрочем, если никто не задумывается над моими словами, я все-таки извлеку из них хотя бы ту пользу, что скорее излечусь сам и, как лисица, попавшая в западню, отгрызу прищемленную лапу»3. И далее до исповеди Родиона Раскольникова и героев новейшей литературы.

Характерно в предыдущей логике стихотворение А. Толстого. Это тоже исповедь, но как меняется время, а за ним и интонация, настроение: