Жили-Были «Дед» и «Баба»

Вид материалаДокументы

Содержание


Письмецо в конверте
Подобный материал:
1   ...   20   21   22   23   24   25   26   27   ...   39
^

ПИСЬМЕЦО В КОНВЕРТЕ



Четвертый день официального визита украинской делегации в Японию выдался самым насыщенным. Двигались по маршруту Токио – Осака – Киото. Как выехали в семь тридцать утра, едва успев позавтракать, только в полдвенадцатого ночи отаборились в Киото. Шестнадцать часов на ногах, и, что удивительно, никто не ложится спать. Снуют по коридорам гостиницы, как сомнамбулы, ходят друг к другу в гости, соображают на троих, хлопают дверями, громко смеются, подначивая друг друга.

Японские горничные, в шоковом состоянии, испуганно выглядывали из своих каптерок: что, мол, за гости такие, не уймутся никак. Собственно, визит подходил к концу, оставался последний день, послезавтра утром вылетают домой. За работой и суетой, переездами, протокольными встречами, на которых предусматривалось присутствие журналистов, как всегда, никто ничего не успел прикупить, даже элементарных сувениров. С шопингом в таких поездках никогда не складывалось, сейчас же – особенно. К Фаине и Вале Сорокопуд из молодежной газеты «Смена», с которой они обычно делили номер, зашла Галка Островская – журналистка информагенства «Крок». Как младшая, Валя сварила кофе при помощи кипятильника и толстого стеклянного стакана - возила всегда с собой - разлила по разовым стаканчикам, которых полно в минибаре. Закурив, кайфовали, полулежа в просторных кожаных креслах щеголяя цветными гостиничными кимоно, что подавались женщинам вместо традиционных махровых халатов. Файка блаженно вытянула ноги на журнальный столик. Такая вольность позволялась только ей одной, как старшей. Когда-то она сама ходила в младших, варила кофе, послушно мыла чашки, и вот, надо же, дослужилась.

В который раз вчитывались в программу визита, отпечатанную в форме маленькой книжечки, тщетно надеясь найти «окошко», какой-нибудь час, чтобы успеть купить хоть какие-то сувениры. Не с пустыми же руками возвращаться, дома не поймут. И то сказать – в Японии пробыть неделю - и голый вассер! Потом будешь объяснять, что радиотехника здесь продается за городом в специальных супермаркетах, туда пилить часа два на такси, а Токио - город-то не маленький. Хотя бы немного времени, схватили бы тачку, как когда-то в Стамбуле, уже в последний день, на рынок сгоняли за дублонами. Файка себе купила роскошную классическую, до пят, расшитую цветами и узорами. Валька отхватила по своей миниатюрной фигурке – низ колоколом, коротенькая, ножки на показ. Не торговались – какое там, время не ждет, счетчик включен. Турки их чуть не умыкнули, кричали всем базаром: «Наташка, Наташка!». Когда мерили, толпа собралась вокруг, человек пятьдесят, а может и все сто, пялились на белых женщин. Хорошо, Мишу Громова уговорили поехать, мужик безотказный, себе ничего из-за них не купил. Едва успели в гостиницу, хорошо вещи догадались собрать до того. Да, были времена, а теперь– ни фига не светит, в Киеве краснеть придется. Нет, с такими поездками пора кончать!

В книжечке-программке все расписано поминутно. Файка поначалу, как только попала в президентский пул, не то, чтобы с недоверием отнеслась, скорее, с легким скептицизмом – разве можно все предусмотреть, рассчитать, запротоколировать? Вдруг какая-то встреча или беседа затянется, что-то непредвиденное случится, как быть? И только поездив, поняла: такое случается крайне редко, протокол во время официальных и государственных визитов, соблюдается неукоснительно. С тех пор книжечка для нее, как икона, если внимательно читать – никогда никуда не опоздаешь и все будешь знать. А для журналиста – самое главное – хотеть все узнать! Но в жизни большинство из них, к сожалению, ленивы и нелюбопытны, как метко заметил классик.

- Предлагаю после завтрака никуда не ехать, остаться в номере, у нас времени будет до четырнадцати тридцати,- сказала Галка Островская. – Мы пропускаем выступление президента в парламенте – ничего страшного, текст у нас имеется. Так, что там еще? Беседа с руководством парламента, это ясно, переезд на фирму «Сони». Жалко, конечно, но придется сачконуть. Исключительно для пользы дела. Ведь домой не пустят.

- Хорошо, допустим, а что ты предлагаешь?

- Взять кого-нибудь из посольства, желательно с машиной, и ударить по шопингу.

В дверь постучали.

- Кого это носит по ночам? Ты никого не ждешь? – спросила Валентину Файка.

- Нет, наверное, кто-то из наших, из делегации, по моему, никто еще не спит.

Стук повторился.

- Входите, не заперто! – гортанным низким, как из трубы голосом, пророкотала Галка. Она работала на радио, умела имитировать голоса, часто пользовалась - так, на всякий случай. Вдруг потребуется чей-нибудь отклик организовать на важное событие, а никого под рукой не окажется, вот и имитируй.

Стук повторился.

Валентина неохотно встала с кресла, поправила сползшее кимоно, направилась в коридор.

- Фаина, это вас!

На пороге стоял японец в малиновом фраке с бейджиком служителя отеля на груди.

- Искьюз ми, миссис, итс леттер фор ю фром юкрейн амбассадер. – Он тряхнул набриолиненными волосами и резко отбил поклон. Фаина от неожиданности инстинктивно отступила назад. Японец же, одновременно с поклоном, протянул пакет.

-Сенкью, сер,- она, наконец, взяла сверток. – Ван минит, плиз.

Быстро нырнула в комнату:

- Девки, никто не помнит, сколько здесь на чай дают? У кого мелочь японская есть?

- Да я еще деньги не меняла здесь!

- У меня там, в номере.

Файка нашарила барсетку, достала пять долларов.

- Как думаете, хватит на чай?

- Да многовато!

- Без чаевых нельзя?

Что делать, ночь на дворе, человек старался, доставил пакет из посольства, ладно, прощай бумажка в пять долларов США!

Увидев купюру, японец резко выпрямился, Файка думала: опять кланяться начнет, но он, круто повернувшись, исчез за дверью.

- Да им же доллары нельзя брать, контрабанда! Чужая валюта в Японии не ходит. Слышала, ссылают за это на остров Хоккайдо в тюрьму, там сидят за тяжкие преступления. – Галка Островская громко, на манер лошади гусара Ржевского из известного анекдота, неприлично заржала:

- Иго – го - го!!!

Файка тем временем изучала пакет. В непромокаемом специальном футляре из плотной ткани, наподобие тех, что шлют по международной почте.

-Да здесь целая посылка!

Аккуратная надпись по-украински:

«Пані ШумськIй ФАIНI (особисто)».

Вот это «особисто» несколько поумерило ее пыл, чтобы раскрыть пакет сразу, при девках, и она небрежно бросила его на свою койку – неприкосновенная территория.

- Из чего, однако, видно, что пакет из нашего посольства? – спросила она вслух.

- Может, там гадость какая, типа белого порошка?

- Правильно, Фаина, не раскрывай его пока. Надо в делегацию сообщить или в посольство. Обратного ведь адреса нет.

- Написано же «лично»!

- Ладно! – Файка переложила пакет в сумку. – Потом разберемся, утро вечера мудреней. Никогда не читай анонимных писем на ночь, а то до утра не уснешь. Так о чем это мы?

- О своем, о женском. Устраиваем завтра шопинг?

- А что остается? У нас нет выхода. Домашние скандал устроят!

- Ну и ладно, девочки, давайте спать, второй час ночи,- Фаина сладко потянулась и почувствовала, как что-то как бы выпрямилось внутри. Она прислушалась: не в животе ли, случайно? А где же еще!

Только взяла у японца этот пакет, что-то ее пробило - тревожное, неприятное. Терпеть не могла подобных сюрпризов. Эти тайны, секреты, нарушающие нормальный ритм жизни, действовали на нервы, выводили из себя. Захотелось резко закурить, но уже четвертый день, как бросила. Решила при девках читать не стоит. Мало ли что…

И только, когда Валентина, приняв душ, - специально первой послала ее мыться – улеглась, Фаина закрылась в ванной, маникюрными ножницами разрезала тугую ткань пакета. Внутри – еще один конверт, из плотного картона, маслянистого грязно - желтого оттенка. В такую грубую бумагу когда-то посылки заворачивали на почте. Интересно, что все это означает? Повертела в руках конверт, нашла, вроде бы, место, где можно разрезать, пальцами почувствовала упругость – что же там, еще один конверт, по принципу матрешки? Аккуратно, стараясь направлять ножницы ровно, разрезала. Пухлая пачка бумаги, исписанных густо листков. Причем, листы не стандартные, побольше, неформат, да и цвет – в зеленоватую, почти салатовую клетку.

Такая бумага бывает в офисных папках-блокнотах, которые крепятся на специальных подставках, чтобы удобнее записывать, и в стационарных условиях, и в походно-полевых. У нее когда-то был такой, планшет, она пользовалась, привыкла к бумаге, потом, когда он кончился, жалела. Тот, кто писал, не хотел, видимо, мять листы или сгибать пополам. Бережно к бумаге относился. Почерк округлый, буквы лежат с явным наклоном вправо, каждая почти отдельно от другой, как самостоятельное государство. «Кто четко пишет - ясно излагает». Что ж, поглядим.


« Уважаемая Фаина Шумская!

Меня зовут Андрей Волга, я - адвокат киевской коллегии адвокатов, лицензия № 1237. Обращаюсь к Вам как к человеку, журналисту, которому доверяю. Не имею чести знать лично, но, судя по публикациям, вы честная и смелая журналистка, Вам доверяют люди. В силу служебного положения я стал обладателем и носителем важной информации, обратиться не к кому – ни прокуратуре, ни МВД, ни СБУ, ни я, ни мой подзащитный Дмитрий Татаринов не доверяем. Как Вы убедитесь, на то есть свои резоны.

Мы приняли решение обнародовать эту информацию в открытой печати. Выбрали для этого Вашу кандидатуру. Мы не преследуем никакой другой цели, кроме той, чтобы все, чем мы располагаем, стало достоянием гласности. Если не получится, будем искать другие источники, в том числе Интернет. Не удивляйтесь, пожалуйста, тому способу, к которому прибегаем для передачи информации. У нас есть причины, поверьте, действовать именно так.

Несколько слов о моем подзащитном. Татаринов Дмитрий Дмитриевич – пенсионер, до 1 июня 1998 года был действующим сотрудником органов внутренних дел, подполковник, 1959 года рождения. В настоящее время арестован по обвинению в организации преступной группировки, в которую входили как бывшие милиционеры, так и криминальные элементы. На счету группировки – 11 убийств, множество похищений людей с целью выкупа, другие проступки. Но все это надо доказать в суде. Однако у нас – у Татаринова и меня – есть отнюдь не беспочвенные опасения, что до суда мой подзащитный не доживет. В этом, похоже, кроме него, никто не заинтересован. В настоящее время ему сделаны три операции по поводу разрыва внутренних органов. Справку о состоянии здоровья и диагнозе, несмотря на неоднократные ходатайства, нам не выдают без объяснения причин. Этим во многом и объясняется спешка, дорог каждый день, если не каждый час. Еще раз не удивляйтесь, что мы избрали такой способ общения с вами, так получилось случайно, потом все объясню.

С уважением, Андрей Волга, Дмитрий Татаринов.

Мой телефон: (дальше шел номер мобильного телефона).

P.S. Буду ожидать Вашего звонка в течение десяти дней с момента получения этого письма.

P.P.S. Легко убедиться, что перед Вами не оригиналы писем, а их копии, переписанные мной с сохранением орфографии и пунктуации. Оригиналы – в надежном месте. Впрочем, когда прочтете, сами поймете».

Что за детектив? Выглядит весьма сомнительно и подозрительно. Получить в Японии, находясь в президентской делегации, письмо неизвестного адвоката о «родном криминале», переданное через швейцара, якобы из украинского посольства! Кто передал, все-таки? Из посольства? Не похоже. Надо срочно спуститься вниз и разыскать этого японца. Успеется, впрочем. Ну-ка, что здесь эти двое накропали? Фаина перевернула страницу.


«Генеральному прокурору Украины Татаринова Дмитрия Дмитриевича, 1959 г.р., урож. г. Киева, украинца, пенсионера, проживающего в Киеве по ул. Полковника Шутова, 77, кв. 8, не судимого

ЗАЯВЛЕНИЕ.

На протяжении длительного времени я во время допросов сообщаю следователям об известных мне фактах преступлений, совершенных группой лиц, старших милицейских чинов, офицеров, до подполковника включительно. Но за месяц допросов я вижу, что большая часть моих показаний не фиксируется официально, от меня берут только небольшую часть из известного мне.

Поэтому я обращаюсь к Вам с просьбой, чтобы мне дана была возможность дать всеобъемлющие показания обо всех известных мне преступлениях, часть из которых являются резонансными и умолчать о которых из соображений совести я не имею права.

Начну с того, что несколько лет назад мой знакомый Шелудченко Игорь познакомил меня со своим приятелем Валерием Анищенко. Со слов Игоря Шелудченко, Анищенко – наркоман, возглавляющий довольно большую преступную группу. В нее входят парни по имени – Антон Середа, проживает где-то в районе Красного Хутора в частном доме, Саша, проживает на Круглоуниверситетской, а также – Легкий, Киреев, Федун, Зубик и другие.

На время моего знакомства группа занималась похищением одиноких богатых лиц, занимавшихся бизнесом, грабежом их имущества, продажей их квартир. Завладевая ихними паспортами с целью использования для получения кредитов в банках г. Киева, кредитных карточек (с вклеенными в эти паспорта своими фотографиями), а в последствии в Германии через проживающего в г. Ганновере гр. Фогеля (эмигрант из Украины Проценко Виктор). В небольших магазинах, на автозаправках, где отсутствуют кассовые аппараты, ими скупался товар на сумму, значительно превышающую сумму кредита. Поскольку они подписывались под чеками, владельцы магазинов ничего не подозревали и узнавали только на следующий день, пытаясь получить оплату из банка г. Киева.

Кроме того, что группа Валерия Анищенко сильно обогатилась, она занималась вымогательством и, как я узнал позже, заказными убийствами, принимая заказы от высокопоставленных политиков и чиновников. Именно эти заказные убийства и являлись основным в их работе, за них надо было отчитываться, а все кражи и похищения – так, хобби, для поддержки штанов. Анищенко часто говорил: наша группа на хозрасчете и самоокупаемости.

То, что группа выполняет спецзаказы очень влиятельных людей с самой верхотуры, я понял, когда узнал, что в банде есть офицеры милиции, а все работают под милицейской крышей. Убийства им заказывают работники одного из отделов милиции, которые и оказывали поддержку им в случае, если произойдет «засветка» перед органами СБУ или прокуратуры. За это они заставляли расплачиваться членов банды частью денег и вещей, добытых преступным путем. Решал все эти вопросы лично Анищенко, не только когда над членами группировки возникала опасность уголовной ответственности, но и с каждой проведенной операции.

Обычно вывозили свои жертвы в район села Глеваха, по Одесской трассе, там у них в распоряжении находились склады, в помещениях которых удерживались жертвы. Их пытали, потом убивали, забирая их машины, имущество, деньги и вещи. Но использовали и другие места, например, в лесу под Броварами. Заказы, насколько я понял, они получали через своих людей из отдела милиции, где начальником служит Хоречко Иван Пантелеймонович, полковник милиции.

Из тех преступлений, что стали известны, назову похищение крупного коммерсанта Гольдфарба, которое организовал Анищенко. Хоречко сразу «вычислил» «самодеятельных» похитителей и потребовал у Анищенко взятку – откупные, а с родителей Гольдфарба – крупную сумму денег за «раскрытие» этого преступления. Именно Анищенко организовал Гольдфарбам выезд за рубеж, позволил им скрыться, за что содрал очередную взятку.

Все убийства по делам раскрытым и нераскрытым осуществлял лично Анищенко и лично без свидетелей зарывал трупы, говоря другим, что просто усыпляет свои жертвы и отпускает их, а они ничего не помнят. Об этом и многом другом я понял слишком поздно – узнал, когда, фактически, оказался втянутым в совершение ряда преступлений.

О том, кто такой в действительности Анищенко, я понял, когда он пытался привлечь меня к похищению своей бывшей жены и тещи, с целью их последующего убийства. Когда Анищенко «вычислил» мои догадки, то заверил, что уничтожит мою семью, а меня самого его милицейские знакомые посадят и обвинят во всех убийствах, что он совершал.

Но сначала еще, когда я ничего этого не знал, Анищенко организовал убийство Валентина Путко - водителя и охранника известного народного депутата Ивана Сергеевича Большака. Он инсценировал это убийство как отравление паленой водкой. Путко я знал наглядно, встречал несколько раз в офисе генерала С.С.П. Я по глупости сболтнул Анищенко, что мне известно о Путко, после чего у меня возникли проблемы.

Меня задержали средь белого дня на Крещатике, дали пятнадцать суток – ни за что - и пытали на допросах током, удушением через противогаз, избивали ногами, подвешивали на ломе. Но я не сознался в том, чего не совершал, а честно рассказывал все, что знал. Но мои показания, в том числе об убийстве помощника и водителя народного депутата, оказались ненужными и следователь Басовец мне сказал: если будешь болтать, я тебя урою. Твои показания никому не нужны. Ты должен сознаться в том, что мы тебе говорим, а не в том, в чем ты участвовал. Но я не мог лгать, и совесть не позволяла мне, оговаривая себя и других.

Ты слишком много знаешь – говорил мне следователь Басовец. – И в живых мы тебя не оставим, поэтому делай то, что я от тебя требую. Иначе помрешь главарем банды, с позором.

Но я не хочу этого. Я тринадцать лет проработал в милиции, начинал в Печерском райотделе, ненавижу лиц, грабящих наш народ, и хочу помочь восстановить справедливость, помочь людям, которых считал порядочными. Преступники же воспользовались моей помощью, чтобы осуществить свои планы и выполнить «заказы» на убийства ни в чем не повинных людей. Как я теперь понимаю. Напоследок я расскажу, как Анищенко заставил меня следить за одним журналистом и который остался жив, только благодаря мне. Вместо него погиб другой журналист, но я здесь не причем.

Написано собственноручно. (Подпись).

P.S. Ряд доказательных материалов, фото-видео, магнитофонные записи об упомянутых мною преступлениях, зарыты на дачном участке на Русановских садах. Они находятся в металлической коробке, спрятанной в дипломате и мешке. Место знает адвокат Волга и журналист, который тогда случайно не погиб».


Перевернув последнюю страницу, Фаина увидела еще одно письмо:

«Дорогие мои! Пишу в тюрьме, в страшной спешке, чтобы успеть передать это письмо с надежным человеком. Прошу Вас передать его надежным и честным журналистам для использования в честной печати. Милая моя мамочка! Когда-нибудь тот ужас, что творится в нашей стране закончится, и к власти придут честные патриоты своей страны. Тогда многое выяснится, то, что я ради справедливости сражался с преступным режимом, который, чтобы скрыть свои преступления, скомпрометировал меня, сфальсифицировал уголовное дело. Не печалься, моя родная, будь несгибаемой и стойкой, береги себя. Крепко обнимаю, целую, вечно люблю.

Теперь о том, что я хочу сказать журналистам. Если бы вы только видели, какими пытками удушения, током и психотропными препаратами меня здесь подвергают то посчитали бы, что счастьем может показаться смерть. Поступить как трус и подлец я просто не могу, согласиться на обвинения в свой адрес, подвергнуться осуждению людей и опозорить себя и своих близких я не могу и не хочу.

На днях ко мне в больницу приходили парни из других камер и сказали, – люди, которые меня допрашивают, хотят меня отравить, чтобы исключить возможность того, что на суде я могу изобличить их в участии к похищению журналиста Гонгадзе. Что это не простые угрозы, я понял, когда после одного из допросов вызвали «скорую», а следователь сообщил им, что у меня СПИД и сифилис. Врачи были в шоке, я попытался передать моему адвокату, ведь я не болен ни тем, ни другим, меня каждый год обследовали в МВД и СБУ. Это было в среду, а в пятницу пришел этот следователь и сказал, что он перепутал. Но это слышал только я. Тогда же ко мне подошел неизвестный мне мужчина из числа подследственных и сообщил, что я буду убит в СИЗО, если не буду давать на следствии потребуем не показания, а также, если буду рассказывать о тех преступлениях, о которых мне не рекомендовано говорить на допросах.

Поэтому я хочу сообщить для честных журналистов: меня уже упоминаемый Анищенко привлек к слежке за журналистом Олегом Западней с целью его похищения и убийства. Но после того, как узнал, что этот журналист является моим знакомым и помогал мне писать статьи в газеты «Правда Украины», «Украина Молода» и другие, сказал, чтобы я держал язык за зубами, иначе мое тело раскидают по всему Киеву кусками. Он сказал, что это дело находится на контроле у таких людей, что мне и не снилось, и у них везде есть уши.

Олега я считал своим другом, мы встретились на Прорезной, я позвонил ему из автомата, он подъехал и я сообщил, что за ним идет охота, но никого конкретно не назвал. Он сказал, что давно почувствовал слежку, как его «пасут», возле дома все время стоит машина, телефон прослушивается. Я посоветовал ему срочно уехать из Киева, спрятать семью. В этот же день я взял ему два билета в Барнаул на поезд, на 16 сентября, и он срочно с дочкой, которая перешла в третий класс, кажется, уехал к теще. Потом Олег мне рассказывал, что его усиленно искали и дважды обыскивали в поезде его и дочь, для этого задержали вагон, в котором они находились. Мне показалось, что он подозревает меня, ведь кроме меня и его жены никто не знал, что я брал ему билеты по своему паспорту. Это, действительно, странно, так как о билетах никто не знал. Его потом вызывали на допросы в прокуратуру, поскольку получилось так, будто Олег уехал в день, когда убили другого журналиста – Гонгадзе. Я уже говорил, что сначала хотели убить самого Олега Западню, но потом убили Гонгадзе. Олега же, я думаю, допрашивали в прокуратуре для отвода глаз.

Об убийстве Гонгадзе я узнал от Анищенко, он мне позвонил и назначил встречу под номером два. На конспиративном языке нашей группы под номером два зашифрован универмаг «Украина», там мы встречались обычно у валютного киоска. Он сказал, что поступила новая заявка на другого журналиста, грузина. Надо, мол, вывезти его в лес и припугнуть.

«Повезем, как всегда, в Глеваху», – сказал он. Мы поехали на его машине на бульвар Леси Украинки, он показал мне дом, из которого этот журналист (Гонгадзе) будет выходить вечером в пятницу, 15 сентября. Это было двенадцатого сентября. А 15, в пятницу, мы прождали в машине весь вечер, кроме меня и Анищенко были Шелудченко Игорь, Антон Середа и Саша (фамилию не помню, живет где-то в районе Голосеева). Саша был за рулем «Жигуля», мы его часто использовали. Там ручки сзади заблокированы, чтобы нельзя было открыть и выскочить из машины. Когда садился тот или иной наш клиент, ему говорили, что дверцу переднюю заклинило.

Но в тот день ничего не получилось – то ли журналист не пришел, то ли ушел раньше. На следующий день была суббота, я собирался уехать в село, о чем сказал об этом Анищенко еще раньше, что он одобрил. Хорошо, мол, не будешь в Киеве лишний раз светиться, мелькать после дела. Но после того, как ничего не получилось, стал кричать на меня, что сдаст со всеми потрохами, если еще раз я буду сачковать. Только через два дня, когда я приехал в Киев, узнал, что все ищут того журналиста Гонгадзе, во всех газетах, по телевизору, в парламенте. Я понял, что Анищенко с парнями таки его дождались. Анищенко мне сказал после, что все прошло удачно, как и планировали, но этот журналист брыкался, и они нечаянно перетянули петлю на его шее, он испустил дух, пришлось рубить голову.

Я был с Анищенко несколько раз и хорошо знал, что петлю на шею своей очередной жертве набрасывал обычно он сам. Анищенко лично убивал, ему нравилось это дело. Как я уже говорил, он был наркоманом. В жизни он был человеком с двойным или даже с тройным дном. Мне он сказал: думаешь, ты легко отделался, учти, пикнешь кому про это дело, мы тебя сделаем единственным убийцей. Против тебя свидетелей найдется очень много.

Чтобы как-то привязать меня к себе, Анищенко взял меня на очередное дело. Его дружки из милиции за половину продали ему информацию о курьере, которая будет везти в поезде «Киев – Львов» 150 тысяч долларов. Везти эти деньги должна женщина-эмиссар из организации украинских националистов. Мы вошли на станции Мироновка, с удостоверениями и оружием и под видом милиции отобрали у женщины около 150 тысяч долларов, при этом мне пришлось выстрелить в воздух.

Тогда же я все рассказал С.С.П. Мне странно, что этот человек, которого я считал образцом с точки зрения морали и справедливости, почти никак не среагировал, посоветовал мне держать язык за зубами, дело слишком громкое, надо посмотреть, чем все кончится и не спешить. Он только спросил, где именно то место в Глевахе, где обычно мы зарывали трупы, и туда ли отвезли тело журналиста. Я сказал ему, где и показал на атласе. Когда же труп журналиста обнаружили под Таращей, я хотел встретиться с С.С.П. и сказать, что место в Глевахе мне назвал Анищенко, чтобы он не подумал, что я ему соврал, но это сделать не удалось. В последний раз мы виделись мельком на одном собрании и он мне сделал жест, чтобы я не подходил к нему. Куда делась голова, я не знаю до сих пор. Парни говорили, что ее утопили в Днепре. Но так ли это, точно не скажу.

Недавно ко мне в СИЗО приезжал заместитель генпрокурора и предлагал дать ему под запись сведения об убийстве Гонгадзе, но я сказал, что эти показания дам только в суде, поскольку боюсь, – что когда останусь пустым, до суда не доживу»

Написано собственноручно. Дмитрий Татаринов (подпись).

И дальше, на отдельном листе:

«Уважаемая Фаина! После того, как Вы ознакомились с этими документами, прошу Вас, прежде чем что-то предпринимать, связаться обязательно со мной. Предваряя Ваш вопрос, скажу, что такие же документы есть еще у одного вашего коллеги, он сейчас находится с вами. С ув. А. Волга, адвокат».

Когда после завтрака Фаина подошла на рецепцию, там стоял другой японец, не тот, что приходил ночью. Он был в таком же малиновом фирменном пиджаке, но бодр и свеж. Вид его свидетельствовал о том, что нынешнюю ночь он, в отличие от Фаины, спал крепко. И подтвердил, что прежняя смена ушла домой час назад. Пока они разговаривали, Фаина заметила за его спиной, на полке шкафчика в ячейке для сданных ключей от номеров точно такой же пакет, что ей принесли ночью. Было плохо видно, а очки она оставила в номере, все же ей удалось разобрать номер комнаты – 1812. Оставался пустячок – выяснить, кто из ее коллег живет в 1812 номере. Поднявшись на свой этаж, Фаина постучала в дверь номера. Ей долго не открывали, она собралась уходить, когда услышала, как щелкнул замок в двери. На пороге стоял Цветков в наспех наброшенном халате.

«Явно отсыпается!» - подумала она.

- Привет! Тебе чего?

- Сказали всем собираться внизу, через пятнадцать минут уезжаем.

- Мы не едем, хотим отоспаться, ночную экскурсию по городу водили. А который час?

- Без двадцати десять. Ты один в номере?

- Нет, с Ярмышом, но он тоже не едет. Привет!

«Интересно, кому из двоих пакет Татаринова предназначен? И почему мне японец принес пакет, ему – оставил в ячейке? Да их не было в номере всю ночь, наверное!»

Файка дочитала письма, когда уже светать начало. Здесь, на востоке, как известно, рано восходит солнце. Потому и называется страной восходящего солнца. Как ни странно, она сразу уснула и часа четыре ударно поспала. Утром в душе привычно размышляла о том, что с этими поездками пора кончать, времени сколько напрасно уходит, потом дома нагонять приходится. А их цель - тайна за семью печатями. Вот, например, нынешняя, в Японию. Ну, подписали два-три документа на уровне отраслевых министров. Так что, в рабочем порядке нельзя было решить, обязательно два самолета гнать? Какие бабки в трубу вылетели! Сколько людей от работы оторвали на целую неделю. И каких людей – министров, глав комитетов, руководителей ведомств. Правда, Влад Мирошниченко, когда она к нему обратилась, ответил полушутя:

- Еще неизвестно, от чего ущерб больший – когда они на своих местах работают или когда катаются по заграницам. Пусть уж лучше летают.

Он всегда так – не поймешь, когда шутит, когда - серьезно с тобой разговаривает. И как-то все время смотрит на нее пристально. Не рассмотрел, что ли? Все, Владюша, твое время ушло-уплыло… Когда-то нравился Файке. Недавно совсем, кажется, был роман, а как все изменилось. Не изменилось, я переменилась, и то, что с Владом – детство, несерьезно, в сравнении с тем, что сейчас переживаю.

Интересно, как бы Влад отреагировал на всю эту писанину? Лучше, конечно, чтобы второй пакет попал к нему, а не к воображале Цветкову. Тот вообще без тормозов. И когда только своей редакцией занимается? Материалы пишет? Вчера хвастал: полоса вышла по первым дням визита, по факсу из редакции в гостиницу передали, вычитывал, носил по членам делегации. Хитрый, гад! По одному-два абзаца прямой речи министров, руководителей государства вставляет в шаблонный посредственный, можно сказать, текст, выдает за эксклюзив. Ну и тычет каждому: вот, мол, как я вас цитирую, вся Украина знает мнение по важнейшим вопросам. Тем, понятно, нравится. И когда только он успевает, все время рядом были, так он не просыхал.

Вот что значит - старая закалка! Файкин отец – известный журналист Иосиф Шумский, всю жизнь в советские времена проработавший в «Правде Украины», не раз ей рассказывал леденящие душу истории из своей редакционной жизни. Если принять их на веру, так неизвестно, как вообще газета выходила, разве что в перерывах межу всеми этими бух-фестивалями. И Витюша Цветков, как его называл отец, у них на практике был, легко в коллектив вписался. Еще бы, столько пить! Как ни странно, отец уважал Цветкова, всегда его читал, считая несомненным талантом среди молодых. Ха! Какой же он молодой, вон Файка моложе его на целых девять лет!

Так она думала, оставшись одна в номере, допивая второй кофе из разового стаканчика. На шопинг они не поехали, никого из ребят уговорить не удалось, не говоря уже о работниках посольства. Сегодня после обеда президент выступал перед представителями деловых кругов и все были ангажированы. Ехать одним, без знания языка, и, главное, черт знает куда, за город, и сколько денег на такси туда-обратно и времени займет, - рискованно. Но если в делегации хватятся? А вдруг потеряются? Вон когда-то тот же Цветков в Латинской Америке отстал, сколько шуму было! Так что обойдемся без шопинга. Все же Файка решила проволынить и притворилась нездоровой. Одной – можно, тем более, она позвонила руководителю аппарата и официально отпросилась.

«Хоть в порядок себя приведу».

Но главное – не это. Она хотела еще раз, не спеша, профессионально, вчитаться в письма Татаринова. Фаина Шумская интересовалась и делом Гонгадзе, и пленками Мельниченко, хотя это и не ее профиль. Особенно – пленками. Как и многие ее коллеги, собирала досье, недавно через знакомого депутата удалось выйти на тех, кто эвакуировал Мельниченко за границу и знал его нынешнее местонахождение. Они с Максом не раз обсуждали, как оптимально воспользоваться имеющейся информацией. Записать беседу с опальным майором – фитиль всем вставят, и какой! И вот - эти странные письма. Никакой уголовщиной она, конечно, заниматься не будет. А вот кассетный скандал – дело стоящее, на международной арене засветиться, имя составить!

Тем не менее, ко всей информации, находящейся в ее распоряжении, она привыкла относиться серьезно и профессионально. Из дорожной сумки был извлечен новый блокнот, первые листы она разделила вертикальной чертой. Справа будут факты из писем Татаринова, слева – ее выводы: как проверить, что предпринять, что, может, вообще, отсеять.

Итак, письма Татаринова Дмитрия Дмитриевича, 1959 г.р., пенсионера, бывшего подполковника милиции, 13 лет, как он говорит, проработавшего в Печерском райотделе. Точнее, в райотделе Печерского района г. Киева.


ФАКТЫ:

1.Какое Татаринов занимал место в преступной группе Анищенко – грабил? Убивал? Крышевал? Об этом он «скромно» умалчивает. Настораживает и «пафос» его писем, борец за «честную родину» и пр.

2.Изучить его досье. Как могло случиться, что работники милиции входили в одну группировку с бандитами? Что это за «змеиный клубок» такой?

3. Отдельная тема: Ганновер, Фогель-Проценко, мошенничество. СВЯЗАТЬСЯ С УКРАИНСКИМ БЮРО ИНТЕРПОЛА. У них должна быть информация.

4.Убийсва, как пишет Татаринов, им заказывали действующие сотрудники милиции, подразделение, где начальником Хоречко Иван Пантелеймонович. Они же их и крышевали. Непонятно, кто кому платил деньги? Те, кто убивал – платили ментам за крышу? Но они же сами заказывали. УТОЧНИТЬ, КТО ТАКОЙ ХОРЕЧКО?

5.Отдельная тема: похищение и отъезд за рубеж Гольдфарбов, «выкуп», полученный бандой.

6.Отдельная тема: убийство охранника и водителя народного депутата Большака И.С.

7. Следователь Басовец: «Ты слишком много знаешь!» ВСТРЕТИТЬСЯ, ПОГОВОРИТЬ, ВЫЯСНИТЬ.

8. Судьба документов, спрятанных на даче Татаринова на Русановских Садах. Об этом знают: он сам, адвокат Волга и журналист, которого хотели убить. Это – Олег Западня.

9. Кто вы, С.С.П.? Генерал Приходько?! Возможно ли такое? Почему он – единственный, кто спрятан за инициалами? Выяснить. ЕСЛИ БУДЕМ ЗАНИМАТЬСЯ, НАЧИНАТЬ СЛЕДУЕТ С ЭТОГО!!! Во втором письме: «образец с точки зрения морали и справедливости». Есть у Фаины на этот счет свои догадки. Неужели это он? Тот, который… ПРОВЕРИТЬ!

10. Мать и жена Татаринова. ВСТРЕТИТЬСЯ, ПОГОВОРИТЬ.

11. Кто заказал журналистов Олега Западню и Георгия Гонгадзе? Значит, первым хотели убрать Западню? Не получилось, решили убить Георгия? ВСТРЕТИТЬСЯ С ЗАПАДНЕЙ, СРАЗУ ЖЕ, НЕ ОТКЛАДЫВАЯ.

12. Когда следователь прокуратуры обвинил Татаринова в том, что он болен сифилисом и СПИДом, тот пишет, что проходил ежегодный осмотр в МВД и СБУ. СТОП! Какое отношение Татаринов имел к СБУ? Двойной агент? Перепроверить!

13.Похищение Г. Гонгадзе: только со второго раза удалось, участвовали Анищенко Валерий, Шелудченко Игорь, Антон Середа, Саша-водитель – члены банды. ПРОВЕРИТЬ, НАЙТИ ЭТИХ ЛЮДЕЙ!!!


Перечитав, аккуратно вычеркнула, вымарала пункт №9. Подумала немного и маникюрными ножницами аккуратно вырезала, бросила в пепельницу. Галкиной зажигалкой - забыла на столе - подожгла бумагу, пепел вытряхнула в унитаз, спустила воду. Пусть никаких следов, касающихся этого человека, не остается. Пока не прояснится…

Уже половина первого! Самое паршивое – голова разболелась. Еще бы! Узнав такое, можно, как говорил один герой, потерять веру в человечество. Пожалуй, в ее случае слишком мягко сказано.

Вот так и живем в нашем независимом правовом государстве! Милиция заказывает бандитам людей, те их убивают и грабят, добычей делятся. «Наша служба и опасна, и трудна…» Мы–то, наивные, думаем, что они охраняют. Воспитанные на ура-патриотических мифах про кристально честную доблестную милицию, они, оказывается, те же бандиты!

Хорошо, если единичное явление. Тогда - нарыв вскрыть, зачистить и жить дальше. Только непохоже. Им, ментам, заказывают, кого убить, кого ограбить, кого в лес вывезти и голову отсечь. Начинали с мелких бизнесменов, пришли к политическим убийствам журналистов. Итальянцы со своей мафией отдыхают. Что же тогда у нас, если не спрут?

Вспомнила фильм, смотрела, когда совсем маленькой была, как милиционеры ловят бандитов. Те, выкрав их форму, убивают людей. Банда оборотней, перерожденцев, подонков. И Татаринов этот! Стоп-стоп, эмоции – после. Сейчас – логика и объективность.

…Итак, первое, что она должна решить для себя: стоит ли, вообще, заниматься его письмами, влезать в это дерьмо? Есть ли такая необходимость? Триста лет снилось! Не представляю, как Максу скажу. Да он засмеет! «Тоже мне, Пинкертон с авторучкой!» – скажет. С отцом посоветоваться бы. Нет отца! Думаю, он бы не одобрил. Какой смысл, сказал бы батя, воевать против системы? Два самых близких человека не одобрили бы.

«А может - элементарная провокация и вас проверяют на вшивость? Слишком мудрено. Нет, не фальшивка, не покупка. Многое сходится, о многих преступлениях пресса писала, они на слуху. Что же касается убийства Гонгадзе - резонанс по всему миру. Некоторые руководители креслом поплатились, политический кризис, до импичмента президента чуть не дошло…

Правда, у нее на эти события свой взгляд. С самого начала степень причастности высших лиц государства к убийству Гонгадзе для себя определила в соотношении 60 на 40. После того, как были обнародованы записи майора Мельниченко, как ни странно, сомнения усилились. Собственно, прямого указания ликвидировать журналиста президент не отдавал. И то сказать: все в тусовке знали, что Гия с открытым забралом выступал против президента, перегибая при этом палку, словно вызывая огонь на себя. Зачем же президенту сознательно подставляться под импичмент, когда он только-только с большими потугами переизбрался на второй срок? Кому хуже сделал? Что-то здесь не так…

Не отвлекаемся, Фаина. Как быть со вторым «соавтором», таким же обладателем пакета? Распорядок жизни Цветкова и Ярмыша вряд ли позволит им оперативно ознакомиться с содержанием пакета. Надо, кстати, спуститься на рецепцию, посмотреть, лежит ли там его конверт. Конечно, хотелось, чтобы кто-то помогал, дело-то рисковое! Но Цветков и Ярмыш - ужас какой-то!

Жаль, нельзя с Максом посоветоваться. Ведь она в политической журналистике несильна, мягко говоря. Макс – дока! Он часто говорил, что после окончания проекта «Фаина Шумская приглашает» приступят к осуществлению нового, связанного с большой политикой. Когда это будет! Кстати, именно Макс настаивал, чтобы она продолжала летать в «президентском пуле», оставалась на виду у политической элиты. «Пусть они к тебе привыкнут» - говорил. Не особо нравилось, на основной работе выматывалась, приходилось терпеть, Макс настаивал.

- Это ступенька на пути к новой цели. Ты станешь первым номером, откроешь новую страницу в политической журналистике. С твоим талантом и не развиваться – преступление.

Дооткрывалась! Понимала, что чисто случайно стала обладательницей не просто сенсационного материала – «бомбы», которая может взорвать общество, как это сделали пленки Мельниченко или убийство Гонгадзе. После которых другие темы отодвинулись на задворки, резко возрос интерес ко всему, что связано с политикой. Ее беседы и интервью, хоть и признавались публикой, но сама чувствовала: интерес не тот, спадает. Об этом же свидетельствовали и рейтинги.

Они с Максом попытались тащить в передачи депутатов, силовиков, привязанных к стремным темам, но получалось неудачно. Во-первых, до конца не раскрывались, прятались за «тайной следствия», обязательствами конфиденциальности и т.д. Во-вторых - все, что они говорили с экрана, читатели знали, эффект новизны отсутствовал. Получалось, она занимается перепевами того, о чем известно продвинутой публике. Раз так – интерес к ее телепрограммам и их газетной версии падал.

Итак, Файка перевернула еще один лист блокнота: подведем черту. Вариант первый: провокация. Документы подбросили с определенной целью, например, скомпрометировать, опозорить имя и репутацию. В пользу такого варианта свидетельств хоть отбавляй. И то, как доставлен пакет, и то, кому адресован, зачем-то выбрана Япония, будто подождать три-четыре дня нельзя, пока не вернутся в Украину. Наконец, и это самое главное, письма – не оригинальны, копии, сняты одним почерком, человеком, которого тоже никто не знает. Зачем столько таинственности?

Хорошо, как бы ты поступила, оказавшись на месте Татаринова (сначала надо выяснить, кто он) и его адвоката? Ведь им грозят серьезные неприятности. Решившись на огласку, они идут ва-банк. Как поется в одной песенке: теперь за жизнь их не дам и ломаного гроша. Что-то в этом роде. Получается, что к журналистам обратились от отчаяния, как в последнюю инстанцию? Почему не в прокуратуру, к министру внутренних дел, в службу безопасности? К президенту, наконец? Через какого-нибудь депутата – с трибуны Верховной Рады – зачитать запрос с приложением всех документов? Не доверяют? Верят только в силу печатного слова?

Вариант второй. Все, написанное – правда. Банда под крышей милиции, используя удостоверения, форму, казенное оружие, не только грабит и убивает ни в чем не повинных людей, но и выполняет политические заказы. Один из участников ее, предположим, раскаялся, или по другой какой причине, решил рассказать, покаяться как бы. Возможно такое? Почему – нет? Допустим, запрессовали, дальше некуда, довели до полного отчаяния, решили наказать. Хорошо, журналисты дадут ход делу – что, спасут Татаринова? Он и не добивается этого, у него другая цель. Он предупреждает общество об опасности.

Пусть так. Тогда, ответь мне, пожалуйста, что сделают его бывшие подельники, тем более хозяева, которые заказывали убийства, с теми, кто их предал, и теми, кто засветит их в глазах общества? Интересный вопрос. Выход единственный: закатать, фигурально говоря, таких добродетелей катком в асфальт. Может, и не только фигурально. Если они так не сделают, значит, - сделают их. И все дела.

Теперь о субъективном факторе во всей этой истории, о себе любимой. Ты всерьез хочешь заняться бандитскими разборками? Пожертвовать здоровьем, временем, нервами, может, и жизнью, чтобы одна группировка восторжествовала над другой? Жертвовать собой – твое личное дело, но причем здесь те, кто с тобой рядом – Макс, например. У тебя что, будет еще одна жизнь? Да какое ты право имеешь? Оптимальный выход – сделать вид, что ничего не было. Ты ничего не получала, не читала, не знаешь. В конце концов, ты же не специализируешься на криминальной тематике, ничего в ней не соображаешь...

Вариант третий. Уговариваешь Макса, и вы вступаете в игру, выводите на чистую воду исполнителей, добираетесь до заказчиков. Что сможете им противопоставить, какими доказательствами располагаете, какими средствами, потенциалом? Судя по всему, у каждого из них, минимум, по лишнему тузу в кармане. Что у нас? На танки с голыми руками? По крайней мере, неразумно. Ну, появится еще одна разоблачительная статья. Сколько их уже было? Что-нибудь изменилось? Тем более, не ты только получила документы. Есть умный Цветков, или Ярмыш, у них весь политбомонд в друзьях ходит, пусть разбираются.

Почувствовала сухость во рту, голова раскалывалась. Что же это, в самом деле, за голова такая глупая, болит все время? Надо спуститься вниз, может, там аптечный киоск какой есть? У японцев же должен быть аспирин, в конце концов, или цитрамон. Свой-то она давно выпила, а впереди - обратный путь. И какой длинный! Одна посадка на дозаправку в Хабаровске чего стоит! Когда они будут в Киеве? Завтра вылет, значит - послезавтра утром. С ума сойти. Приеду - Макса перед фактом поставлю: я тебе здоровая нужна, или развалина больная, выбирай!

Когда спустилась на нулевой этаж, в холл, первым делом к стойке дежурного подошла: на месте ли тот, второй, пакет? Ячейка пуста, значит, письма дошли до адресата.