Жили-Были «Дед» и «Баба»

Вид материалаДокументы

Содержание


Котляр, он же крячко
Глава 2. ФАИНА ШУМСКАЯ: ДЕВУШКА БЕЗ КОМПЛЕКСОВ
Подобный материал:
1   ...   17   18   19   20   21   22   23   24   ...   39
^

КОТЛЯР, ОН ЖЕ КРЯЧКО



Михаил Громов мучился бессонницей в одноместном номере пятизвездочной гостиницы в японской Осаке. Раньше, когда был молодым, в те же студенческие годы, на сон никогда не жаловался. Случалось, засыпал и в вагонах метро, и в электричках, и в автобусах. Зато отсыпался в поездах! Когда-то возвращаясь из стройотряда в Кустанае, проспал двое суток, проснулся – шесть вечера, харьковский вокзал, незнакомый перрон, стоит поезд. И так хорошо - голова свежая, отдохнувшая, столько сил, бодрости, энергии! Потом, правда, с незнакомыми ребятами в зеленых стройотрядовских куртках, всю ночь под гитару пели, вина ящик через окно на каком-то полустанке купили. Прощай, «сухой закон», целина кончилась! Дешевый студенческий «биомицин», «БIле мIцне». Миша по приезде статью продиктовал в студенческую газету «Полустанок на обратном пути» - о стройотрядовской романтике, кострах, ребятах, их работе, мыслях о будущем.

Свойство избирательной памяти: кое-что стерлось, как мел с доски, другие детали врезаны ярко, будто видик смотришь. Что год назад – не вспомнить, а случайная встреча в поезде, мельком, стоит перед глазами – и лица, и куртки ребят, волосы их девушек, видел-то один раз в жизни, и тридцать лет прошло! И вкус того вина, сколько потом перепробовал – и французских, и итальянских, и калифорнийских, и южно-африканских, и чилийских, не говоря о грузинских! Весь мир объездил, в курсе дела, что почем, паленку от настоящего солнца в бокале легко отличаешь. И пить научился, и в фужерах толк знаешь. Но как-то все бездушно, отстраненно, душу не греет. Попробовал – и ладно. А вот то, давнее, термоядерное, как они его называли, дешевое и, если честно, противное вино, скулы сводило - они пили его стаканами или большими глотками прямо из горлышка, подготовка нужна специальная. Но это вино их молодости, – надо ли что-нибудь добавлять, расшифровывать? Он даже сглотнул – слюна набежала, снова почувствовал терпкий специфический вкус.

А сон, между тем, не идет. Не так, как когда-то: лишь бы временем располагать, а прикорнуть где попало, не вопрос. С нервами, как и в молодости, все в порядке, совесть не мучает, так что сопи себе в две дырки. Характер у Миши спокойный, рассудительный, где-то даже добродушный. С людьми ладит, и профессия способствует – всегда в гуще, и работаешь, собственно, для них, не досыпаешь, от себя отрываешь.

По пустякам Миша не заводится, в корпоративных войнах не участвует, врагов заклятых нет. Любого можно понять, какой бы ни был человек, найти что-то общее, что объединяет, и поладить. И то сказать: не детей же крестить, живи себе, существуй, не создавай проблем людям, и они тебе не будут. Поддерживай ровные отношения. За кроткий нрав и врожденную деликатность Мишу Громова уважали.

Впрочем, с недавних пор спокойная, налаженная жизнь дала трещину, захлестнула волна неприятностей. Как-то неожиданно все навалилось, нависло, заколебало. То ли усталость за долгие десять лет редакторской службы накопилась, то ли полоса черная пошла, то ли возраст – сорок пять исполнилось. У мужчин это, знаете, чревато. Теперь, чтобы уснуть, требовалось приложить немалые усилия – стадионы мысленно пересчитывать, на которых побывал, страны и города, стихи читать про себя, то представлять места, откуда родом.

Вот и сегодня – какой напряженный день - переезд из Токио в Осаку, программа пребывания, возня с пьянючим Ярмышем, да еще после вчерашнего дня рождения Вити Цветкова. Накануне - бессонная ночь в самолете, а уснуть никак не получается. И умом-то прекрасно понимаешь, что надо хоть немного отключиться, отдохнуть, ведь завтра, или уже сегодня – сумасшедший день, снова сутки на ногах, мысли носятся в голове - по кругу, второму, третьему.

Неприятности начались с появления в редакции Котляра Василия, которого ему рекомендовал старинный приятель, заместитель министра легкой промышленности и торговли. Как-то позвонил и после традиционного обмена приветствиями попросил принять своего знакомого, почти приятеля, как он сказал.

- У него статья для твоей газеты есть, довольно любопытная, как раз в вашем стиле, и тема актуальная – борьба с преступностью. Посмотри, пожалуйста, может, подойдет…

Приятный молодой человек до тридцати, с пышной каштановой шевелюрой, смелым, открытым взглядом голубых глаз, красивым, почти точеным лицом с тонкими чертами, произвел на Громова хорошее впечатление. «Такие, должно быть, нравятся женщинам» - отметил про себя Миша.

И статья представляла интерес. За частным случаем, произошедшим в глубинке, автор сумел проследить тенденцию, проанализировать явление, обнажить серьезную болезнь, угрожающую обществу.

- Если подходит, - скромно сказал он,- буду работать над продолжением. Подготовлю комментарии специалистов, ученых, одного из заместителей министра, есть предварительная договоренность…

Понравилось и то, что у него имелись документы, подтверждающие приведенные в статье факты, аккуратно подшиты в отдельной папке…

- Что оканчивали, - поинтересовался Миша, – наш факультет?

- Вы знаете, специального образования нет, самоучка, если можно так сказать.

Статья имела резонанс, пришло немало откликов, Котляр подготовил полосу писем, чтобы представить весь спектр мнений, умело их скомпоновал. Затем последовало новое выступление. Вскоре стал своим в редакции и при первой же возможности Миша зачислил его в штат на престижную для любого журналиста должность спецкора. Через полгода редкий номер газеты обходился без материалов Котляра – острых, хлестких, толково написанных, пользующихся популярностью у читателей. Он генерировал идеи, брался за любое задание, казалось, можно только радоваться такому приобретению.

Постепенно, однако, начали проявляться и недостатки «доморощенного гения», как называл его про себя Громов. Котляр проявлял эмоциональную нетерпимость к любому, пусть самому необходимому, вмешательству в свои материалы. Иногда даже ему, главному редактору, уступал неохотно, каждую правку воспринимал в штыки. Все чаще у него случались конфликты с заместителями редактора, которым Котляр устраивал вырванные годы. А ведь они, поочередно ведущие номер, отвечали за каждую строчку, Громов строго с них спрашивал за любую опечатку, не говоря о фактических ошибках. Что неприятнее всего поразило его - даже не суть самих конфликтов, их форма. Низкий, неприятный фальцет Котляра, казалось, был слышен на всех шести этажах комбината печати.

Ладно, орал бы. Так он еще правки вносил в самый последний момент, когда надо сдавать в печать газету, угрожая сорвать график. Пришлось терпеливо объяснить, что из-за его нерасторопности может порваться вся цепочка - газету с опозданием отпечатают, не вовремя отгрузят, поезда в области уйдут без нее, значит, и подписчики получат на третий день. Кроме того, редакции выставят большие штрафы и неустойки.

Дальше – больше. Накануне отъезда, когда у Михаила в кабинете находился по срочному делу заместитель генпрокурора, туда чуть ли не вкатились, вцепившись друг в друга, его первый заместитель и Котляр. Еле удалось их утихомирить и выдворить, извинившись перед гостем.

- Что это у тебя за энтузиаст? – спросил прокурор.

- Василий Котляр, недавно у нас работает, специализируется на правоохранительной тематике. Может, читали его материалы по силовым структурам?

- Да никакой он не Котляр, - подумав, тихо сказал заместитель прокурора. – Я узнал его, это Евгений Крячко, Да-да, тот самый, печально знаменитый. Теперь точно вспомнил. Лицо показалось знакомым, и голос. Особенно - голос. Несколько лет назад довелось принимать участие в том процессе. Не помнишь? Громкое дело было…

Миша почувствовал, как у него стекает что-то липкое по спине.

- Может, ошиблись, похож на того?

- Да нет, Михаил Борисович, я его хорошо запомнил, особенно, голос - фальцет неприятный, как металлом по стеклу.

Дело Крячко Миша помнил смутно. Что-то они давали о нем, как бы не фельетон. Только гость ушел, попросил секретаршу поднять давнюю подшивку, пробежал ту публикацию. Долго искали, он хотел было позвать на помощь первого заместителя, как наткнулся на тот материал. 4 февраля 1993 года, большой фельетон на два «подвала». Неизвестно, как затесавшийся в помощники министра обороны и присвоивший себе высшее офицерское звание, 23-х летний (!) подполковник Евгений Крячко, разъезжая на черной «Волге» с козырными номерами по частям и соединениям, проводил строевые смотры солдат и офицеров, снимал с них стружку, унижал, во всю занимался поборами, вымогательством. Сначала «строил» работников продовольственных и промтоварных армейских баз, выписывал «под отчет, по заданию министра» десятки килограммов дефицитных продтоваров. Затем переключился на крупномасштабные акции – практически бесплатно («для министра») выписал две новенькие «Волги», десяток путевок в средиземноморский круиз.

В фельетоне в качестве иллюстрации воспроизводилась фотокопия так называемого мандата на транспорт - удостоверения, в котором всем постам ГАИ предписывалось «оказывать предъявителю» такие же почести, как и министру обороны, пропускать его транспортное средства всюду, без какого-либо досмотра». Но и этого показалось мало: в штабе одного из округов Крячко взял взаймы у командующего новенькую «Волгу» под предлогом «прикомандирования» ее к семье министра – кто же откажет, кто проверять станет? Не прошло и недели, как автомобиль оказался у какого-то грузина, который очень возмущался конфискацией его, поскольку, по его словам, заплатил 20 тысяч долларов США. Впечатляли и другие похождения юного комбинатора. Непонятно, недоумевал автор, как этому двадцатитрехлетнему проходимцу сходило все с рук, спохватились только после того, как он себе чуть ли не всю армию подчинил. Чудеса, да и только! Закономерный финал этой поучительной истории – двенадцать лет тюрьмы за мошенничество.

Непонятно, как удалось освободиться раньше срока, ведь с момента публикации прошло чуть больше семи лет. Должно быть, досрочно, за примерное поведение. Но главное - не в этом. Фамилия - почему другая? И конфуз-то какой! Газета, напечатавшая фельетон об аферисте, теперь с удовольствием публикует его «опусы»! Но откуда ж было знать, если живет не под своим именем! Стараясь не привлекать внимание, пригласил кадровичку, попросил принести несколько личных дел сотрудников, как бы для контроля, в том числе и Котляра. Внимательно перечитал заполненные документы – никаких зацепок. Конечно, с таким подходом! Оказывается первичных документов-то самих или хотя бы копий - паспорта, диплома, метрики – не приложено. Так в редакцию государственной газеты кто угодно пролезть может! Да что там! Даже фото на анкете этого деятеля отсутствует.

- Торопились оформить, обещал донести, - бубнила кадровичка.

- Эх, Сталина на вас нет, - отделался привычной шуткой Михаил. – Тот быстро бы научил свободу любить. Значится, так. Пока никому ни слова, в том числе – Котляру. Ничего не предпринимать до моего распоряжения. Все остается между нами, идите, работайте.

Вот влип в историю! Так на всю жизнь ославиться можно. Будут говорить потом: «Тот Громов, в бытность редактором которого затесался этот авантюрист, обвел его вокруг пальца». Что же делать? Может, обратиться в органы? Так оттуда утечка информации как раз быстрее всего и произойдет. Люди сидят на зарплате, им другие редакции деньги платят, чтобы подобные ляпсусы сделать достоянием гласности. И все же сообщить надо обязательно, ведь кто-то другой из-за него может пострадать. Только сначала самому разобраться, от себя отвести, выгнать взашей, пообещать конфиденциальность, а как только уберется – сдать с потрохами в СБУ.

К себе не стал вызывать, много чести. Знал, что он нередко задерживается после работы. Выбрав момент, когда редакция почти опустела, сам зашел к нему в кабинет. Тот стоял у окна, курил, вычитывая сверстанную полосу. Удивленно поднял глаза – сам редактор пожаловал.

- Скажите мне, Котляр, вам такая фамилия не встречалась – Крячко. Евгений Крячко?

Так и застыл, неестественно выпрямившись. Ну да, в армии же работал, по стойке «смирно», привык там…

- Это я, - прошептал одними губами.

Миша ругался матом редко. Да и вообще, на горло брать не привык, предпочитал убеждать аргументами, логикой. Навсегда запомнил факультетского профессора, который в нем души не чаял: «кричит обычно тот, кто не прав». Сколько раз убеждался! Сейчас же обычное спокойствие изменило Громову. Пожалуй, никогда в жизни так ни на кого не орал. Длилось это довольно долго. Но потом, сколько не вспоминал, ничего путного не выходило. Кричал - несомненно. Но что именно – не вспомнить. Только перепуганная рожа Крячко–Котляра, гримасы, руки с полосой к груди прижал, как будто молился.

- Михаил Борисович, простите, простите ради всего святого. Поймите, у меня не было другого выхода. Всю жизнь о журналистике мечтал. Как освободился досрочно, решил к вам в редакцию. Еще там, на зоне, понял, что только в вашей газете могу раскрыться, она по духу мне подходит…

- На что ты рассчитывал? Ведь вокруг тебя – журналисты, все равно раскрылось бы, не сегодня – так завтра. Теперь же о подлоге все узнают.

- Это вам тот кент из прокуратуры сказал? Я сразу, как увидел его, понял, что заложит. Да не волнуйтесь вы так, Михаил Борисович. Я же могу просто уйти, по-хорошему. Вы ко мне нормально относились… Дайте только работу закончить материал о корпорации «Сайди», филиппинской, что на наш рынок со своей недоброкачественной продукцией ломится. Сами говорили – на контроле у руководства.

- Никаких материалов. Садись, пиши заявление. Сейчас же. Я завтра полдня на работе, приказ подпишу об увольнении. Потом – в командировку на неделю, в Японию…

- Михаил Борисович, клянусь матерью! Дайте закончить статью. Бомба будет! А заявление сейчас напишу, сегодняшним числом, после вашего приезда, как материал прочтете, сразу увольняюсь!

Михаил Громов, впервые за свои десять редакторских лет, не знал, как поступить. Выгнать его сейчас со скандалом? Оставить еще на неделю в редакции, дать дописать материал – на контроле у первого вице-премьера, сроки поджимают? Недавно, после заседания кабмина, они столкнулись в коридоре:

- Ну, как там, Миша, с тем делом?

- Идет работа, Виктор Михайлович! Факты допроверяем, чтобы не нахомутать в полемическом задоре.

- Спешить не надо, все должно быть точно и достоверно. Но это не означает, что тянуть до Нового года можно, так ведь?

- Задание будет выполнено в срок.

- Я и не сомневался в твоих деловых качествах, Михаил Борисович!

И надо же, чтобы такое ответственное задание он поручил аферисту! Теперь он целиком от этого Котляра-Крячко зависит. Повязан с ним.

Внимательно прочитав заявление с формулировкой об уходе «по собственному», Миша спрятал его в боковой карман:

- Сроку тебе – ровно неделя. Я возвращаюсь в субботу, в понедельник буду на работе. Материал без меня не публиковать и никому не показывать. В следующий вторник – ноги чтобы твоей здесь не было.

- Михаил Борисович, умоляю, пусть все между нами останется. Мне ж ведь как-то жить надо…

- Так кто же ты дальше будешь – Крячко или Котляр?

- Еще не знаю, подумать крепко надо. Только настоящей фамилией, с которой в тюрьме сидел, такие материалы не подписывают…

- Так смени фамилию, официально, черт возьми!

- По закону нельзя, судимому менять запрещено, так бы все, хитренькие, давно бы поменяли…

Михаил в точности этого не знал, не приходилось сталкиваться. «Надо бы у юристов спросить», - подумал, выходя из кабинета Котляра-Крячко.

Был уже третий час ночи, а сна ни в одном глазу. Напрасно все-таки пошел на поводу! Не надо было оставлять этого афериста один на один с коллективом! Выгнать раз и навсегда, сразу, одним махом! Легко сказать. А как людям объяснить? Сначала пригрел его, потом выгнал со скандалом. Свою промашку не хотел показать, вот что! Больше всего боялся смешным прослыть – коллеги бы звонили, сочувствовали, а сами руки потирали: как Громов-то прокололся! Представить себе, что все раскрылось - взгляды, шепот, шутки за спиной – нет, невозможно! Вскочил, включил свет в номере, склонился над телефоном. Сколько сейчас в Киеве? Часов пять вечера. Кто-то же в редакции есть, должен быть! Набрал два нуля, потом код страны, города… И услышал хриплый, уставший голос первого зама.

- Алло! Привет, Данилович! Как там у нас дела?

Конечно, надо было бы поспокойней, то-се, погода-природа, да сил терпеть нет.

- Здравствуй, Михаил Борисович! Что, уже и до вас докатилось? Быстро плохие вести доходят, это точно…

- Что случилось, Данилович? – почти орал в трубку, как тогда, в кабинете этого ублюдка.

- Да поставили материал Котляра в номер, как ты и просил, о фирме этой. Такой бэмц, что ты! Я трубку не снимаю, чтобы не выслушивать…

- Подожди-подожди. Какой материал? Кого я просил?

- Ну, как же, Котляр мне сам сказал: редактор материал прочел перед отъездом, распорядился – срочно в номер!

- Кто распорядился? Я тебе что-то говорил? Да вы что, совсем там! Ничего я не читал!

- Да что ты, Борисович! Я же ему поверил, думал ты… Во, блядь, подонок!

- Да, влипли вы… Мы, то есть. Что там конкретно?

- Звонят весь день, из МИДа интересовались, замминистра звонил. Из конторы глубокого бурения, из их консульства… Как же так, ты не в курсе? Что же, он, гаденыш, редакцию подставил? Что делать будем, Миша?

- Не знаю, Данилович, давай немного подумаем. Иди домой, завтра на работу не выходи, заболей чем-нибудь. Всем скажи, пусть отвечают: не в курсе, мол, приедет редактор – разберется. Этого козла, он заявление написал с прошлой пятницы, в редакцию не пускай, уволен.

- Скажи, Михаил Борисович, ты точно материал не читал? Ведь у нас здесь все в шоке…

Без десяти четыре утра. Теперь ясно, что сна не будет. Да и какой сон!

^ Глава 2. ФАИНА ШУМСКАЯ: ДЕВУШКА БЕЗ КОМПЛЕКСОВ