Жили-Были «Дед» и «Баба»

Вид материала

Документы

Содержание Наталья в софии

Подобный материал:

• Жили-были дед да баба. Была у них курочка Ряба… Замечательная сказка! Ловко сложена, 116.29kb.
• Сказка про Корку, 12.58kb.
• Как прожить в лесу без математики (сказка), 72.05kb.
• Звери: волки, белки, зайцы, 167.45kb.
• 1 страница Жили-были дед да баба…, 491.75kb.
• Конкурс: «Налоги в шутку и всерьёз» "налоговая сказка", 52.42kb.
• Жили-были дед и баба. Удеда была дочка, и у бабы была дочка. Все знают, как за мачехой, 29.81kb.
• Звучить тиха мелодія, на сцені темно. Дід І баба спляти, 132.02kb.
• Новогодняя сказка -2009, 139.58kb.
• На темы русских народных сказок, 313.63kb.

^

НАТАЛЬЯ В СОФИИ

Первая партия шуб, которую Наталья привезла из Турции, разошлась в момент. Весь Троещинский рынок гулял на комиссионные. Ее две палатки – доверху заполненные товаром; она еще боялась, как бы дождь не пошел, с Костей из магазина договорилась, если что — ему на склады перебросить, — не потребовалось, за три дня размели. Тысяча шуб! Брала на рынке в Стамбуле, как турки говорят, Истамбуле, оптом, по четыреста баксов. Четыреста тысяч! Это вам не хухры-мухры! Перевести и снять такие башли — и то ума сколько надо. Макроэкономика, не в поезде копейки сшибать, столько и на перепродаже квартир не заработаешь! Хотя, если бы не тот, подвернувшийся почти случайно вариант с Эммой, Валериной родственницей, может быть, и сейчас ничего бы не склеилось. Капитал сбивался постепенно, курочка ведь тоже по зернышку клюет, и к вечеру - сыта.

Здесь-то и понадобился Валера, без него никуда. Долго не мог отойти, простить ей, да и сейчас все у них зыбко. Не может простить ей не измены – в конце концов, кто он ей? Банальный любовник. Втемяшил себе, что предала его в решительный момент. Когда он ее почти с улицы взял, к себе приблизил, вела себя, хоть к ране прикладывай, а когда оступился, прогорел - вот где нутро ее наружу полезло. Настоящее, то, что скрывала, обычной потаскушкой оказалась. Это он так думал и говорил ей. Когда приходил к ней на Киквидзе. Приходил же всякий раз, как крепко выпьет. Бывает, иногда остается, но тех, прежних отношений нет. Поэтому она теперь то ли с мужиком, то ли без. Хотя все на рынке уверены: у кого-кого, а у Натальи с этим полный порядок!

Хотела ли она жить с Валерием, как муж и жена? Раньше — не очень, слишком он нудный, правильный. Хотелось чего-то большего, нового, непредсказуемого. Чтобы как всплеск, как вспышка на небе! Не только поначалу, но и потом, Валерия всерьез, на всю жизнь не воспринимала и не примеряла. Защитить есть кому, прикрытие надежное, всегда рядом, ну и ладно. Ты ко мне по-людски, и я в ответ по-человечески - бери, пользуйся.

Молодая была, вот и весь секрет, уверенная в себе. Всегда ведь так было – пальцем стоит пошевелить – и любой побежит! Когда же одна осталась, что-то поменялось. Никто ее «кадрить» не спешил, хотя раньше вниманием мужиков обделена не была. Прошла какое-то время через одиночество бабье, успокоилась - и вновь к нему потянуло, как домкратом. И дело, как оказалось, не только в одной постели - не с кем посоветоваться, вечером словом переброситься. Разве что с кошкой, которую завела от скуки. Тоже неудобство! Уезжая, каждый раз не знаешь, куда пристроить. Вот и сейчас, когда собиралась в эту Болгарию, за дубленками, еле сбыла Мурку девкам со второго этажа, дублоны пообещала. Девки эскорт-услугами промышляют, то есть обыкновенной проституцией, так что полной уверенности нет, переживаешь все время - завалят к ним дня на три какие-нибудь бандиты, еще с кошкой что случится.

За шубы они прилично взяли. Сдавали и оптом, и поштучно, какие заявки поступали. Шубы длинные, на высоких, худых женщин модельной внешности. Да где взять их в Киеве? Все нынешние мотроны, как на подбор, — сто пятьдесят на каблуках и в шляпе, с низкой посадкой, как галушки, а шубы увидят – глаза загораются! По полу тащатся, как на корове седло — и все равно хватают, будто из голодного края. Умора!

Теперь такую же операцию с дубленками хотят провернуть. Валерий выезжал в Софию, договорился на складе: тысячу штук по пятьсот, здесь, в Киеве, сдавать будут по тысяче баксов. Если поштучно — по тысяче двести. Он ей образец привез — классная вещь, голубенького цвета, с капюшончиком, то, что любишь! Ей так идет, низ колоколом, когда кружится — ноги хорошо видно, и выше… Ну, ты даешь, подруга, за сороковник уже, а ты про ноги. Вон Нинка Толкачева уже на макси-миди перешла, а ты все девушкой через скакалку прыгаешь. Но что поделаешь, пожить-то хочется, и мужики именно на это западают, все еще ищешь, веришь во что-то.

Но должна же существовать где-то и другая жизнь, не все же в этих опостылевших до самых печенок поездах, да на рынке вонючем торговать. Так и жизнь пройдет. В этом ли ее предназначение? Вторые сутки мотаешь, скорей бы все кончилось, приехать в гостиницу, помыться как следует, выспаться, пообедать за чистой скатертью. Когда уезжала, сказала Валерию:

— Еду в последний раз, так надоело, что ты не представляешь. Да и всех денег не заработаешь, сколько можно! Ну, купил себе квартиру, машину, на старость оставил, там, на черный день. Жить-то когда?

— Это и есть жизнь, когда движение, куда-то стремишься, цель поставлена. Иначе — небо коптить…

Поняла: он еще не успокоился и ее тащит. Нет, пора завязывать, соскакивать. И что это за каторга, на Троещине, как привязанной, стоять и в снег, и в дождь! Люди вон за границу в отпуск ездят, некоторые даже два раза в год, зимой — где тепло, в Эмираты там или Египет. Летом — в Испанию, Турцию. Когда же у нее будет отпуск? И то сказать, одна ведь не поедешь! Пробовала было заикнуться — Валера грозно так:

— Задался тебе тот Египет – только деньги развозить!

Сколько думала об этом, мечтала: как продаст свои точки на рынке, станет совсем свободной, летом на даче, кусок земли и домик купила, недалеко от Валеры, кстати. Не специально, просто так вышло.

И утром не надо вставать чуть свет, опять одно и то же, опостылело, весь год, как сплошное серое кино, нет, до кино далеко, тягомотина серая, безликая, тягучая, вот что такое ее жизнь. И погода, климат испортился вконец, восемь месяцев зима, как в Москве, а то - жарища по тридцать пять градусов, люди в обморок падают – катаклизмы прямо какие-то навалились в последнее время!

А Валера, упрямый козел – одно в голове, все бабки ведь с собой в могилу заберет! Не понимает! Наталья давно чувствовала легкий озноб. Что-то нехорошо, и кофе уже два раза себе колотила, тело как-то ломит, морозить стало. Надо бы померить температуру, градусник при ней, в походной аптечке. Пока градусник держала, в тамбур вышла расписание посмотреть. Мама родная, еще восемь часов пилить! Посмотрела — 37 и шесть. В груди больно, неужели опять чертов бронхит? В последнее время – года три уже – он за ней, как привязанный.

Доехала вся в жару, липкая от пота, в сон проваливается, как в бреду. Хорошо, если просто жар, а если инфекция какая! Проводница около нее просидела, таблетками пичкала, суетилась. Жар немного сбили, еле она ее вывела на перрон.

— Хотите, попросим кого-нибудь вас проводить?

- Спасибо, такси возьму, доберусь, здесь недалеко…

На самом деле, не знала – близко или нет. Первый раз ведь. Таксисту сказала:

— Гостиница «Пирамида» — это далеко?

— Не очень. Минут пятнадцать.

Она удивилась, что таксист говорит по-русски. Потом поняла: здесь все говорят по-русски, жизнь такая у раньше была. Болгарский слон лучший друг советского слона. Впрочем, ее так ломало, не до нюансов. Ехала в машине и чувствовала, как липкая струйка сбегала по позвоночнику. Температура высокая, это ясно, что же делать, не болеть сюда приехала? Завтра подъем чуть свет – и целый день крутиться, послезавтра товар загружать, самой уезжать вечером. Когда же болеть-то, если такие бабки на кону!

— Вот и «Пирамида», приехали. Пять долларов с вас.

Номер ей заказан, у стойки никого, хоть здесь повезло, ждать не надо. В регистратуре, по-ихнему рецепции, тоже все на русском, дали квиточек заполнять. Когда уже с ключом шла к лифту, ее окликнул болгарин в ливрее, что на входе.

- Простите, вы меня не помните? Я Андрей, Андрей Павел. Москва, ресторан, лет пять назад, вы с мужиком, а я с другом, визитки вам давали, тайно. В любви объяснялись. Вспомнили?

— Как вы меня узнали? Что вы здесь делаете? Вы же, насколько не изменяет память, ученый, чуть ли не доктор наук?

— Чтобы ответить на все ваши вопросы, дня не хватит. Вы в каком номере? 242? Это хороший номер, вам повезло. К нам надолго? Я к тому, что завтра сдаю смену, выходной, можем встретиться, Софию бы показал…

— Я на день всего, по делам, но так получилось, что в дороге приболела, простыла, видимо. Мне бы в аптеку, или врача, хотя бы горчичники… До завтра, если на ноги не встану, катастрофа. Я по бизнесу, деньги зависают…

— Все понятно. Идите к себе в номер, попробую что-нибудь придумать… Нам нельзя на работе с клиентами входить в любые отношения, попрошу, чтобы меня подменили. Сейчас сына разыщу, чтобы лекарства купил.

- Не знаю, как благодарить. Деньги сейчас…

— Потом деньги, когда лекарства купим, лишь бы помогли. Ждите, я вам скоро позвоню в номер.

Бывает же такое! Пока стояла под горячим душем, вспомнила ярко-ярко ту промерзлую голодную, доведенную до нищенства Москву, когда и в ресторан нельзя без блата было попасть, а попав с переплатой — поесть нормально, просто продуктов нет. И как они тогда с Валерой едва пробились – их к столику с каким-то противным грузином или армянином прицепили, что еще потом проститутку привел. И этот болгарин с товарищем, когда мужики ушли в туалет, пытались их снять… Они даже танцевали! Да, и он сунул визитку, в любви все признавался!

Когда же это было? В поезде работали, самый разгар, год 93-й или 94-й? Валерий с бабками когда погорел? В 1994-м, они недвижимостью сразу занялись. Значит, в 93-м, в самом начале. Восемь лет прошло! Теперь ему вряд ли взбредет в голову в любви признаваться, тогда только-только тридцатник разменяла, в самом соку, а сейчас, как неделю волосы не покрасишь, хоть на улицу не выходи, пегие, словно у старух.

Зазвонил телефон. Накинув халат, метнулась в комнату. Номер крохотный, зато одна, как раз чтоб переспать — и вперед. После душа полегчало, она машинально сунула под мышку градусник.

— Алло!

— Это я, Андрей. Ты, кажется, Наташа?

— Точно, ну и память…

— Сейчас придет мой сын с лекарствами, ты прими аспирин немецкий, жаропонижающее и постарайся уснуть. Я буду через час, как только сменщика найду. Банки тебе поставлю. Слыхала про такое?

— Да. Мне в детстве мама ставила.

— Ну и прекрасно, жди!

Банки… Хорошенькое дело. Незнакомый мужик, да если Валера узнает — хана полнейшая! А что остается? Вон температура как скачет — 38!

В дверь постучали.

— Входите!

На пороге стоял красивый, молодой, спортивный парень в тенниске и джинсах, очень похожий на Андрея, но моложе и сексапильней. «Во все глаза на меня пялится. Боже, я же не одета». Настоящий болгарин — яркий брюнет, глаза и зубы сверкают, спортивный какой.

— Извините, я сейчас… — и кровать не разостлана, вот корова!

- Да ничего, я лекарства только…

Акцент очень чувствуется, молодые, уже не учат, на фиг им та Россия. Пусть спасибо скажут, что…

— Здесь аспирин, Байер, ФРГ, наше жаропонижающее, и вот капсула, если уже ничего не поможет, заглотнуть и спать, укрывшись, чем только можно. Утром все снимет, но по организму удар ощутимый, так что смотрите сами…

— Вы что, медик?

— Биолог. Вы знаете, не могу не отметить, у моего отца — хороший вкус.

— Спасибо, в Болгарии все такие красавцы? Как вас зовут, сколько вам лет?

— Константин, мне скоро 19. Да, вы правы, в Болгарии много красивых парней, что есть, то есть…

— Большое спасибо.

— Выздоравливайте быстрее, мы с вами еще на дискотеке покажем класс!

— Хорошо бы!

Как он на меня смотрел! И парень-то классный, вот с кем неплохо было бы… Старая калоша, уже морщины лезут, болезни, головокружения по утрам. На молодых потянуло! Интересно, что после общения с этим парнем таблеток совсем не хочется. Ну, дела! Тогда быстро привести себя в порядок, сейчас Андрей банки ставить придет. Как же его принимать? Наверное, в купальнике раздельном, лифчик снимать не буду…

Андрей снял его сам, когда все уже было готово. Ловкими движениями он зажигал спички, подносил огонек к проспиртованным банкам, которые принес с собой и, чуть подержав на весу, чтобы совсем не больно, вкручивал их в ее тело.

— Наташа, тебе не больно? — то и дело спрашивал.

- Нет, Андрей, совсем не больно. Хорошо так…

Иногда какая-нибудь банка все же падала со спины, тогда он зажигал спичку и снова ставил ее на место, перед этим ласково поглаживая то место, откуда она соскочила. Ей было приятно прикосновение его сильных мужских рук, пальцы сухие, теплые, чувственные. Закончив, он накрыл ее одеялом:

— Теперь с полчасика полежи, ничего не говори, слушай… Ты мне тогда очень понравилась, я наблюдал за тобой все время, долго. И как вы пришли, вас водили по залу долго, и потом, когда сели к тому армянину. Мы, конечно, хотели к себе, да вчетвером сидели. Ну и потом… Несколько дней, честно говорю, не находил себе места, неужели ничего сделать нельзя? Помучился, в общем. И вот такая встреча. Ты замужем, Наташа?

Увы, Наталья уснула сразу, не чувствовала, как Андрей осторожно снимал банки, укрывал ее одеялом, постоял немного, тихонько выключил свет и ушел на цыпочках, аккуратно прикрыв за собою дверь.

Очнулась только утром, спала, ни разу за ночь не просыпаясь, что для нее большая редкость. Всю ночь ей снилось, будто она на Лукьяновке, у тюрьмы, холодрыга, как в ту зиму, когда они стояли за Юлю. Так получилось, что весь прошлый и нынешний, 2001 год, Наталья, совершенно для себя неожиданно, запала на политику, ее звездой стала Юлия Владимировна, или, как ее все называют, Юля Тимошенко. Ее палатки на Троещинском рынке узнать можно по большому портрету Юли с косой, где она так похожа на Лесю Украинку. Есть книги, брошюры, газеты, Наталья раздает бесплатно. Очень важно, чтобы люди побольше правды о ней узнавали, ведь по телевизору и в газетах, которые в руках Кучмы, сплошной поклеп и клевета на Юлю. Саму же ее не пускают на телевидение, правды боятся, суки!

Какая она хрупкая и как только держится, сколько перестрадала! Прошлый год был, вообще, черным. От бессилия, что ничего с ней не могут сделать, мстили ей и ее семье, как только могли. Всех собак на нее спустили. Так ведь Юля, когда стала замом Ющенко, сразу же перекрыла кислород бандитам, которые нефть и газ воровали в таких количествах, что нулей в математике столько не существует. А деньги на островах оставляли.. Но, в отличие от их, им ничего не будет, за властью — как за каменной стеной

Она разрушила эту мафию. Тогда-то против нее, по заказу Кучмы, возбудили два уголовных дела, отстранили от должности, потом и посадили в Лукьяновскую тюрьму. Стоял самый холодный и противный месяц — февраль, Наталья жутко мерзла, но они все равно каждый день собирались под тюрьмой с плакатами, требуя освобождения Юли.

— Ты, мать, совсем с ума сошла, — поругивал ее Валерий, — чего тебя туда носит? Ну, депутаты, я понимаю, проплачено. Из ее партии - тоже люди на зарплате, а ты?

— Мне тоже заплатят, суточные, по 50 гривен, в конце месяца обещали…

Приходилось выкручиваться, врать. Потому что ей сразу хотели заплатить эти самые суточные, только она отказалась.

— Я не за деньги, по убеждению.

— Жаль, вас таких немного, — сказал старший из партии, здоровый такой парень, отвечающий за явку на массовых мероприятиях.

Немного, но все-таки есть. И со всеми Наталья установила контакт, они встречались, перезванивались и по мобильным, и по домашним, обменивались литературой и новостями, кто что слышал. Из Интернета скачивали про Юлю все, что появлялось, множили, раздавали.

Тогда никто, кстати, не знал, чем все кончится. Когда, наконец, Юлю выпустили, они, все, несли ее на руках по Дегтяревской до машины. Наталья рыдала с другими бабами взахлеб. Юлю отвезли в восьмую больницу – язва обострилась. Власти совсем обнаглели, что-то там пересмотрели, и возле палаты поставили охрану. Прошел слух, что под давлением суд пересмотрел свое решение и Юлю опять хотят арестовать. Только они, те, кто стоял на улице, под колеса бы легли, а не пропустили жандармов, чтобы ее снова в тюрьму везти.

Наталье повезло больше других. Когда Юля вышла через пропускник, а не ворота, где ее все ожидали, Наталья одной из первых обняла ее, почему-то стояла возле калитки, а не у ворот, как все. И она своими ушами слышала ее рассказ: как только первый раз вошла в камеру, с сумкой, где самое необходимое, сразу вырубили свет. Это самое противное, специально ведь, на психику давили, чтобы сломить ее волю. Она, как стояла, так на сумку свою опустилась и просидела в кромешной темноте все сорок минут, пока свет не включили. За что такие издевательства? Кто-то, кажется, Степан Хмара, сказал:

— Я жизнь положу, чтобы Кучму вот так вот посадить, и чтобы свет, и параша…

Как мучилась в камере, такой маленькой и узкой, что если два человека — уже не разминуться. Окно снаружи забито металлическим листом, «баян» называется. Зловонная параша, резкий свет круглые сутки. Грязь такая, что попросила адвоката принести перчатки резиновые и отдраила холоднющей водой пол, и стены, и все остальное, поскольку находиться в камере было невозможно. Раз в десять минут смотрят в глазок, впечатление такое, будто раздевают. Легко такое женщине выдержать? Тапком забила полотенце вокруг глазка. Сказала: если отдерете, объявляю голодовку! Но все равно, каждый час, как железом по стеклу, лязгала дверь, и в проеме, через который дают еду, надзиратель появлялся, и приходилось вставать и стоять, руки за голову, пока не разрешат сесть или лечь.

На допросы водили, как опасного рецидивиста – четыре охранника спереди и сзади, кто по дороге попадался навстречу, не рад был, его, как щепку, в сторону отбрасывали, обыскивали по два раза. На прогулку выводили сначала как всех, но когда увидели, что люди здороваются уважительно, приветствуют, стали водить через узкую трубу. Она там еле пролезала. Охранников же толстых держиморд, заклинивало, рвались шинели, они проклинали и Юлю, и весь белый свет. Сорок два дня мучений. И за что. Ведь людей здесь держат до суда, никто виновными их пока не признал.

Банк «Славянский», где ее счета находились, деньги ЕЭСУ, — все разгромили, только не пустить бы к власти. Так ведь у Юли не деньги главное, голова — ее самый ценный капитал.

Там-то, на лукьяновских сквозняках, Наталья и простудилась, подхватила бронхит, теперь мучается, видно, не долечилась, остаточные явления о себе напоминают. Хоть и перчатки меховые купила и теплые двойные стельки в сапоги — не помогло. Может, Андрею и его сыну рассказать про Юлю и все, что у нас творится? Да , у них, наверное, то же самое…

Как вчера канала! А сегодня — ничего, голова даже не болит и температуры нет, банки спасли, какие ребята молодцы, надо их обязательно отблагодарить. Но первым делом — самолеты, сразу после завтрака надо звонить на базу поставщикам.

В рецепции ей дали конверт. Короткая записка: «Наташа! Буду звонить тебе с восьми вечера. Андрей». Хорошо, если к этому времени она успеет раскрутиться. Ну что ж, стимул есть. Срочно Валеру выловить, если погрузка нормально пройдет, они договаривались, что Наталья на пару дней останется, по магазинам пройдется, погуляет по Софии. Что толку – в Турции была, так видела Стамбул только из окна машины да автобуса. Обидно!

Но сегодня, как назло, все наперекосяк, и как можно предвидеть было, что поставщики не выполнят ни одной договоренности, хотя все черным по белому зафиксировано в договоре, подписанном Валерием и директором болгарской фирмы Младенком Ивановым. Да, видимо, болгары не рассчитывали, как они говорили, что русские, пардон, украинские бизнесмены смогут за такой короткий срок решить все вопросы и на границе, и на таможне, и, главное, умудрятся перевести деньги на специальный накопительный счет в банке, открытый Валерием и Ивановым в минувший приезд.

Короче, полдня ушло на всякие переговоры, три раза она сама звонила в Киев, Валерию, тот ругался благим матом, доказывал Иванову, грозился сам приехать, но дело застопорилось.

Еще ее поразил двухчасовый обед в ресторане. Нет, все очень вкусно, особенно жареная рыба на черепице, много овощей, сам ресторан — на веранде, били фонтаны, изумрудная трава, чудесная сентябрьская погода, теплое лето, как они говорили. Никто никуда не думал спешить — много курили, пили вино, пиво, под кофе принесли ликеры, травили анекдоты в ожидании десерта. Короче, два самых продуктивных часа — коту под хвост. Наталья вспомнила, как на скорую руку, всухомятку, перехватывали по очереди они с Валерой, чтобы не закрывать палатку, не пропустить ни одного покупателя, время – деньги, здесь же — дело стоит, а они штрудель с яблоками ждут, пока испечется, кофе с ликером попивают, сигары покуривают. Думала, такой обед – исключение, как бы в ее честь — куда там, они так всегда, оказывается, обедают.

В гостиницу вернулась уставшая и злая донельзя. Коллеги предлагали поужинать вместе. Отказала решительно – заболела – и все! В холле ожидал Констанин. В немыслимой этой круговерти совсем из головы вылетело и свиданье, и записка, и сам Константин с Андреем.

— Наташа, добрый вечер, во-первых, как себя чувствуете? Во-вторых, отец поручил мне вас встретить и привезти на ужин, он в «Интерконтинентале» столик заказал.

— Это невозможно, Костя, я с ног валюсь. Снова, наверное, температура, прошу вас дать мне передышку, я просто никакая… Извинись за меня перед Андреем, перенесем на завтра, а?

- Я думал, мы потанцуем…

— Я тоже. Да за день с вашими коллегами так натанцевалась…

— Все равно, извини, один не решаю. Сейчас ему позвоним. Алло, передаю Наташе трубку.

— Андрей, я тебе очень благодарна. И за банки, и вообще… Но сегодня я просто не готова, уставшая, как загнанная лошадь. Давай перенесем на завтра, обещаю, в такое же время. Я здесь, наверное, останусь еще на пару дней, по работе. Костя может ваши мобильные номера оставить, как буду заканчивать на фирме, позвоню. Хорошо?

После душа немного отошла, даже пожалела, что отказала ребятам, выпила аспирин и провалилась до следующего утра.

Ее разбудил телефон. Валерий говорил довольно неуверенным утренним голосом, похоже, с ночи еще не отошел. Наталья хорошо знала это его состояние. Он, если трезвый, в постели – никакой, скучный, будто она ему в тягость, будто повинность исполняет. Когда же перепьет — берегись, загоняет, как врага народа. Вот и сейчас, вместо того чтобы говорить о деле, он начал нудить:

— Ты мне не изменяешь там, Натаха, а Натаха? Ты смотри… У меня нюх на это дело, ты же знаешь.

— Еще бы. Тут канаешь, еле живая, с этими болгарами бодаешься, а ты все о своем, озабоченный ты мой!

— Что делать сегодня думаешь?

— Встречаемся в полдесятого, раньше они не могут. Машина за мной в девять десять придет. Там должен ждать один мужик, его вчера не было, он и выдает эти разрешения. Товаровед отберет окончательно, так что нам просмотреть все, ну и подготовка к экспедиции, чтобы через три дня ушло.

— Возвращаться когда думаешь?

— Хотела с тобой посоветоваться. Может, я эти три дня здесь побуду, отдохну немного, подлечусь, температура держится, кажется, опять бронхит. Заодно и за отправкой прослежу…

— Это когда же ты приедешь – через неделю почти, если поезд считать?

— Я тебе больная нужна? Тогда могу хоть завтра.

— Ну что ты в бутылку лезешь? Я же как лучше хочу… Оставайся. Каждое утро будем созваниваться. До связи. Целую.

Ну вот, вольную себе на три дня выпросила. Теперь, главное, чтобы день удачно прошел.

Промелькнул он – как одна минута. Усталость не отпускала, но выхода не было. Ровно в восемь позвонил Андрей.

— Наташа, ты готова? Я внизу жду.

— Да, спускаюсь.

Вопреки ее предчувствиям, легкого вечера - со смехом, танцами и флиртом не получилось. В фешенебельном, даже роскошном, ресторане пятизведочной гостиницы, расположенной на высоком холме, откуда красавица София как на ладони, в ожерельях золотых огней, они вдвоем были белыми воронами. Танцевали мало, ели еще меньше, почти не пили, но говорили, говорили, говорили…

— В визитке написано: доктор наук и профессор.

— Я и есть. Только сейчас на кафедре заработки небольшие, все наши подрабатывают, вообще, в Софии никто не живет на одну зарплату, это не зазорно, наоборот, как бы поощряется. Вот и мой Костя, например, студент, будущий биолог, еще на двух работах мотается, днями его не вижу. Иначе нельзя.

— А что ваша жена?

— Мы давно в разводе, Костя уже большой, живет отдельно, раньше - у меня, в двухкомнатной квартире, я там сейчас холостяцкую жизнь веду.

— Язык откуда знаешь?

— У нас все говорят, я не исключение. К тому же в Москве, в академии, учился, я историк, кандидатскую в ней защищал. Теперь расскажи о себе и о Киеве. Я там никогда не бывал, хотя много слышал. Чем занимаешься?

— Бизнес у меня на двоих, ну, как бизнес — купи-продай, два места на рынке, вот после этой сделки хотим свой магазин открыть, настоящий. Типа универмага – много секций, отделов, на первом этаже – супермаркет продуктовый. Предворительный договор есть, задаток внесли.

— Ты замужем?

— Нет. Тоже сын у меня, чуть постарше, 23 года, в прошлом году женился, значит, скоро бабушкой стану.

— Давай наших сыновей познакомим? И вообще, предлагаю тост за детей!

— Принимается.

Вышли на улицу. Плыла нежная сентябрьская ночь, тепло и тихо, пахло мятой. Андрей снял пиджак, набросил ей на плечи.

— Мне совсем не холодно. Но приятно.

Он повернул ее к себе и поцеловал в губы.

— Какой я счастливый человек, — сказал он.— Наконец-то дождался встречи с тобой, Наташа.

Они еще раз поцеловались.

— Пойдем ко мне?

Нет, она не могла, не девочка уже, чтобы так, сразу, прыг — и в чужую постель! Тем более, вставать засветло, и Валерий будет в полседьмого звонить. В гостиницу не мог он. Его сразу уволят с работы. Вот дела!

— Пригласи меня на завтра, я же еще остаюсь, в ресторан не пойдем, уединимся, если хочешь.

— Хочешь! Я об этом мечтаю! И не знаю, как следующий день прожить, чтобы быстрее случилось.

— Так нельзя, Андрей. Жизнь запрещено подгонять. Пусть идет как идет, она ведь у нас одна.

— Потому-то и надо ее торопить, вагон времени потеряли, сколько прошло с той Москвы? Семь лет? И сколько нам осталось?

— Восемь.

— Что — восемь?— не понял он.— Почему восемь? Так мало?

— Нет, не то, мы познакомились восемь лет назад. Сколько суждено быть вместе — кто знает? И вообще, суждено ли? Может, у тебя скоро это пройдет?

— Как это говорят по-русски? Типун вам на язык! То есть никогда этого не будет!

Потом, возвращаясь в Киев, Наталья с замиранием сердца это все вспомнит, каждое слово, каждый жест, каждый поцелуй. То, что случилось, она чувствовала — не просто обычная дорожная интрижка, приключение, их было уже столько! Будто из тумана вырисовывалась другая, манящая приятной тайной жизнь, в которой она уже не будет Наташкой с Троещины, вечно неприкаянной и голодной на мужиков. Совсем неожиданно к ней пробилось солнце, забрезжил свет, и это не ее фантазии — минувшей ночью Андрей сделал предложение, и они договорились, что она ему позвонит сразу, когда уладит свои дела.

Улаживать ей придется очень многое. С одним Валерием попробуй утрясти! Тоже ведь не один год тянут лямку. Да и не чужие люди! Как он ей помог на первых порах, когда в поезде оказалась! Но и она, в свою очередь, ему помогла, когда они крутили недвижимость и его бабки сгорели в 94-м. Сыну как сказать? Парень самостоятельный, женатый. Все равно страшно: как скажешь? Что ж, она свой долг выполнила, вырастила одна, поставила на ноги, теперь может и для себя пожить. А мама? Нет, лучше не думать. А чужая страна? Одно дело приехать сюда на два-три дня в комфортный отель, на все готовое, и совсем другое — здесь жить. Троещины нет, кем работать? На шее Андрея не усидишь, он сам на двух работах. И все-таки случилось то, о чем она мечтала всю жизнь.

Незаметно задремала. Снился Валентин, будто едут куда-то вдвоем на шашлыки на электричке, в сторону Ирпеня, через лес. Буча, Беличи, Новобеличи, где когда-то толкучка находилась. Единственный во времена ее молодости первый и последний свободный рынок при социализме. Прикрыла советская власть, конечно, мешал сильно. Откуда-то Юля возникла, Высоцкий с гитарой, и уже не шашлыки, а горы, будто надо добраться до вершины. Валентин оставался в лагере – ей приказал идти, и Юля за нее заступилась — не должна она, первый раз все-таки, пусть в лагере побудет. И Валерий появился, и начал орать: зачем это тебе надо, на кого палатку оставила, там вещей столько, совсем с ума сошла! И так больно ей, обидно, рыдает, а вот Андрея-болгарина нет, не снится никак…