Жили-Были «Дед» и «Баба»

Вид материала

Документы

Содержание Игра в поддавки

Подобный материал:

• Жили-были дед да баба. Была у них курочка Ряба… Замечательная сказка! Ловко сложена, 116.29kb.
• Сказка про Корку, 12.58kb.
• Как прожить в лесу без математики (сказка), 72.05kb.
• Звери: волки, белки, зайцы, 167.45kb.
• 1 страница Жили-были дед да баба…, 491.75kb.
• Конкурс: «Налоги в шутку и всерьёз» "налоговая сказка", 52.42kb.
• Жили-были дед и баба. Удеда была дочка, и у бабы была дочка. Все знают, как за мачехой, 29.81kb.
• Звучить тиха мелодія, на сцені темно. Дід І баба спляти, 132.02kb.
• Новогодняя сказка -2009, 139.58kb.
• На темы русских народных сказок, 313.63kb.

^

ИГРА В ПОДДАВКИ

Если бы не новая работа, Иван совсем бы опустился. Перестал следить за собой, и так, в общем-то, не красавец, а тут обносился, пьет с кем ни попадя в грязных подворотнях, никого не слушает, все ему по барабану. Когда выпьет хорошо, Наташку вспоминает, иногда и плачет. Жена как-то пригрозила:

— Если это не прекратится, уеду к маме, так и знай!

Никуда не уедет, понятно, да все равно пора завязывать, в семью возвращаться. Вот тестя жалко, он у Ивана правильный мужик, понимает все, сочувствует. Да и партбилет не сдал, хранит так же, как Иван,— болт вам, а не партбилет!

Поэтому, когда позвонил Вася Чеботарь – тот самый, с которым они тогда столкнулись в гастрономе второго января, пили кофе в погребке на Крещатике – Иван, как юный пионер, ответил, что готов к любой работе.

Расширялся секретариат компартии - непризнанной, не реабилитированной еще, но это вопрос времени.

- Ты понял? — кричал в трубку Васька. — Вопрос времени! Согласен? Ну и лады! Приходи во вторник, к десяти, на Владимирскую, напротив института, бывшего Микояна. Знаешь? Ждем тебя, Иван!

Значит, партия все-таки возрождается. Он в это верил всегда, начиная с того самого проклятого августа 91-го, когда все так внезапно рухнуло. Нет, почему внезапно? Горбатый сознательно вел партию в пропасть, чего только слепой не видел. И все лавировал, выкручивался, мол, ничего не знаю, ничего не слыхал. Ни о Чернобыле, ни о Грузии, Вильнюсе, Карабахе — то он отсутствовал было, то ему не доложили. Сам, скотина, в это время за спиной у всех с американцами договорился, сдал всех. И Союз толкнул в пропасть со своими сподвижничками – Яковлевым, Шеварднадзе, Бакатиным, Ивашко. Такую страну загубил, подонок! А компартию еще раньше уничтожил, ту самую партию, которая вынесла его на гребень, сделала лидером.

Да какой он лидер?! Три — сопли подотри! Когда грохнул Чернобыль, труханул так, что через двадцать дней только оклемался. Как Сталин в Великую Отечественную. Потом оправдывался незнанием, секретностью, закрытостью ядерной энергетики. А как же ты атомной страной взялся управлять, если не знал и не ведал?

И вот, наконец, вполне закономерный финал — путч 1991-го. Опять же врал, что ничего не знал. Те, кто пострадал потом, уверяли, что сам и задумал, и разыграл. Похоже, иначе зачем они бы летели туда, в Форос? Тяжелейшая обстановка, взрывоопасная ситуация, решается судьба партии, всей страны. А Горбатый со своей Раисой уезжает на отдых.

Почему не остался в Москве, обладая неограниченной властью, не предпринял экстренные, неординарные меры? Запутался вконец, потому и сбежал из Москвы, ретировался. Победили «демократы» — вернулся в Москву, осудил проигравших, предал партию, в которой состоял сорок лет! Но даже это его не спасло. Ельцин распустил Союз, генсек оказался без партии, президент – без страны.

Не обошлось, понятное дело, и без Дяди Сэма. У Ивана перед глазами до сих пор эти кадры — 31 июля 1991-го, за три недели до путча, в Кремле принимают Буша-старшего. На полусогнутых, будто стыдясь своего роста, семенит Ельцин, чуть сзади, подпрыгивая, почти бежит Назарбаев. «Выездное заседание вашингтонского отдела кадров началось!» — шутили вокруг. Ведь и вправду…

Первым, кого встретил Иван в стареньком здании на Владимирской, был Славка Белянчиков, с которым они два года назад Новый год встречали.

— Какие люди! И без охраны!— почти прокричал Славка, обнимая за плечи.— Ты, мудила старый, хоть знаешь, что в одной комнате сидеть будем! Это тебе не хухры-мухры! Так что с тебя причитается — входная! Располагайся вот за этим столом, скоро придет наш шеф, да ты его знаешь, у меня тогда гуляли, на Новый год, Виталий Буценко. Вы тогда поцапались…

Вот так новость! Он сразу вспомнил того нардепа с кондовыми его лозунгами, чуть не подрались. И теперь — он его начальник? Хорошенькое дельце.

А Чеботарь Вася - тогда кто?

— О, Вася теперь — бери выше! Первый заместитель руководителя секретариата, еще недавно, кстати, здесь, на твоем месте, сидел. Так что все в твоих руках, глядишь — и карьеру сделаешь!

— Ну, мне это не грозит, ты ж меня знаешь. Курить-то здесь можно?

— Какой курить? Запрещено во всем здании, приказ руководителя секретариата. А ты что, еще не бросил после того, как комната ваша обгорела в ЦК?— Славка громко расхохотался, безобидно, по-дружески, почти до слез.— Вот, блин, времена были, помнишь? Жили-были Дед и Баба!

— Кому только, не пойму никак, те времена мешали, ети его в ети!— Иван громко выругался и потянулся за папиросой.

- Узнаю брата Шуру! – Славка точно под стол бы свалился.

Но в этот самый момент, как пишут в романах, дверь их клетушки приоткрылась, в проеме показалась красно-рыжая голова и почти такое же лицо в веснушках. Иван, честное слово, не удивился, если бы их обладательница носила школьную форму. Он продолжал тупо смотреть на нее и улыбаться. Славка корчился от смеха, девица же строго спросила, указывая на Ивана тонким скрюченным пальцем:

— Иван Бабенко? Что я смешного спросила? А вы почему смеетесь, товарищ Белянчиков? — теперь перед ними стояла учительница начальных классов тех незабвенных времен, когда вопросами средней школы был озабочен сам Егор Кузьмич Лигачев.

И это полузабытое «товарищ»!

— Мы ведь с вами на работе, а не хиханьки-хаханьки! Вас товарищ Чеботарь Василий Иванович вызывает!

— Кто это? — простонал Иван, свалившись на стул, чтоб не упасть.

— Иди-иди, начальство не любит… Диана Константиновна, фамилия — Логвин. Теперь попробуй выговорить без запинки, ну! Давай!

- Диана Константиловна Когин!

— Ох-хо-хо! Я сейчас описаюсь! Давай еще раз, сможешь — с меня пиво!

— От ети его в болото! Диана, блин, Константивна, на фиг, вот черт, фамилия-то как ее?— Иван решил, чтобы выговорить, сделать паузу и преодолеть препятствие в два прыжка с помощью мата, но пока шел к финишу, фамилия напрочь вылетела из головы.

— Логвин! — подсказал Славка, рыдая на столе.— Давай еще раз.

Дверь распахнулась резко, со всей дури.

— Вы что здесь устраиваете?— строгим фальцетом пропищала эта Диана, как там ее.— Немедленно к Василию Ивановичу, он уже два раза спрашивал!

И громко так дверью. Видать, девушка с характером!

В кабинете Чеботаря, ненамного больше, чем их с Белянчиковым, сидел Василий и его теперь непосредственный шеф, тот самый Буценко, бывший нардеп, теперь обыкновенный аппаратчик, такой же, как они со Славкой.

Поцеловались с Васькой, с Буценко поздоровались за руку.

— Ну как, ты готов? Рад, что снова вместе, вот как жизнь поворачивается. Слыхали, конечно, про твои подвиги на желдоре. Здесь, правда, своя специфика, Рутины много, с наскоку не возьмешь, терпение нужно, твердость. Ну да ты человек опытный, осилишь. В курс дела тебя введет Виталий Юрьевич. Знакомы? Ну да, конечно. Скажу лишь: приходишь ты в непростое время – решается судьба партии. И решатся она, к сожалению, не где-нибудь, а в судах. А суды теперь — как и все у нас — незалежные. И решение будут принимать, учитывая истерию, поднятую руховцами вокруг коммунистов, партии. Они сделают все, чтобы мы не смогли добиться правды. Рычаги власти и телефонное право на их стороне. Но победить должны мы! Понятно?

— Так точно!

— Вопросы?

— Появятся в процессе работы!

— Правильно. Желаю успеха. Табелируем с сегодняшнего дня. Войти в курс поможет Белянчиков.

— И все-таки, Василий Иванович, на счастливое место приходит человек, на ваше…

Чеботарь только рукой махнул.

«Далеко пойдешь»,— подумал Иван.

— Продолжим наш ликбез, — скучным голосом сказал Буценко, усаживаясь в продавленное деревянное кресло еще доисторических, по-видимому, времен. Ивану указал на не менее старинный стул.

.— После того, как в регионах пошел процесс воссоздания территориальных организаций, проведения обоих этапов всеукраинской партийной конференции, а по сути, это был восстановительный съезд, и документально это подтверждено, Минюст потребовал от нас серьезной доработки. Нам все же, ты знаешь, удалось преодолеть и этот барьер, и 5 декабря минувшего года нас зарегистрировали. Теперь, после избрания нового состава парламента, задача номер раз — добиться признания незаконным запрещения компартии. Проект постановления Верховной Рады по этому вопросу готовит Белянчиков, ты сразу подключайся. Времени, как всегда, очень мало.

Ты свой человек, потому скажу тебе откровенно: шансов, что парламент проголосует за этот документ, немного. И не только потому, что руховцы и прочие бандеровцы на рельсы готовы лечь, чтобы не пропустить нас. Лечь — я имею в виду фигурально. Но и потому, что друзей хороших имеем. Как там? Избавь нас от таких друзей, а с врагами и сами справимся. Так вот, социалисты и Мороз играют свою партию. Им невыгодно, чтобы мы отвергли все обвинения, укрепились на левом фланге и часть их людей отошла к нам.

Какой же выход? Знающие люди советуют: надо подождать образования Конституционного Суда и обратиться к нему. Вот почему мы параллельно готовим пакет документов, чтобы быть в числе первых истцов. На нас, по сути, давят с трех сторон — руховцы и социалисты по бокам, провластные силы — сверху, такой вот пресс.

Теперь дальше. Как ответработник секретариата, будешь курировать 12 областей и город Киев. Что такое кураторство, тебе, думаю, объяснять не надо. Потом, может, появится еще один ответорг, переделим области, будет меньше работы. Но ты понимаешь, меньше ее никогда не станет. Командировки, прием граждан, письма, дежурства у нас круглосуточно, раз в неделю — это все тебе знакомо. Субботы все рабочие, день не нормирован. Другие особенности тебе известны. Ты – пока младший ответорг, старший — Белянчиков. Ну, это так, неофициально.

И самое главное — ничего самостоятельно не предпринимай, инициатива, ты помнишь, наказуема. Только с моего согласия. Ты, я вижу, с шефом в неплохих отношениях? У нас не принято через голову действовать, непосредственный начальник решает, стоит ли идти к руководству, самодеятельность не приветствуется. Вопросы оплаты и все остальное тебе разъяснили? Тогда – вперед! Желаю удачи.

Выслушав наставления, Иван с непривычки аж вспотел. Пока курил на крыльце — ни одной мысли. Хорошо бы сейчас чайку или лучше кофейку с ликерчиком накатить, совсем заколебали, но, ты глянь, обращался он неизвестно к кому, как языки подвешены, чешут, как по-писаному. Отвык я от этой партийной трахомудии, мне бы живое что-то …

В комнате его встретил бодрый Белянчиков:

— Ну что, Иван, прошел ликбез у начальства? Молоток! Чайку попьем? Ты в шахматы еще не разучился? Тогда расставляй. Здесь, за ширмой, на подоконнике, чтобы не усекли руководители наши. Жутко не любят, когда в рабочее время подчиненные играют. Не могут понять, у нас ведь все время рабочее, когда же играть-то?

После чайку и шахматной партейки, которую он с непривычки продул Славке очень быстро, Иван снова вышел на крыльцо покурить. Было сыро и прохладно, дул холодный октябрьский ветер, грязные листья кружились совсем не так, как в песне Розенбаума, которую они с Натальей любили слушать. Интересно, где она сейчас?

— Товарищ Бабенко! Вы почему все время курите?! — опять эта рыжая училка.— Вас вызывает Василий Иванович.

— А Виталий Юрьевич об этом знает?

— Так он вас одного вызывает, причем здесь товарищ Буценко?

— А мне было сказано, что без него к Чеботарю не заходить.

— Такого я еще не слышала. Вы идите, я сейчас выясню.— Рыжая училка напрочь не понимала юмора.

В кабинете Чеботаря сидел незнакомый Ивану народный депутат.

— Ваня, ты Валентина Дидуха давно не видел, где он сейчас?

— Очень давно, хоть и живем в одном доме. Но он там не появляется, говорят, сдает квартиру кому-то. Сейчас так многие у нас делают. Но если надо, я могу вечером зайти посмотреть, у супруги спросить…

— Да нет, этого, наверное, не надо, — Василий вопросительно посмотрел на народного депутата, тот отрицательно помотал головой.— Спасибо, Иван…

Зачем им Валентин вдруг понадобился? Может, хотят третьим инструктором взять? Чтобы снова: «Жили-были Дед и Баба»? А что, здорово! День сегодня все-таки удачный: новая работа, со Славкой вместе сидим, про Валентина вспомнили, он — про Наталью. Живем!

Выйдя из кабинета Василия, Иван немного замедлил шаг, чтобы получше рассмотреть эту рыжую, которая так назойливо крутилась-вертелась вокруг. Она как раз стояла перед зеркальцем за шкафчиком и красила губы. Ну и рожа! Конопатая, как телеартистка, – похожую, то ли на преступницу, то ли на инспектора угрозыска, Иван видел случайно в каком-то сериале, из тех, что, как под копирку штампуются, - такая же огненно-рыжая. А худющая! Светится вся! Пальцы тонкие, как спицы, нос — не нос, а рубильник прямо, и голос хрипло-писклявый, ну Василий дает, где только выкопал такую кикимору?

— Товарищ Бабенко, — проскрипела кикимора, — после обеда будьте на месте, я вам почту занесу под роспись!

Свят, свят, свят! Вот обрадовала!

Славка Белянчиков уже расставил фигуры:

— Мои белые, ты продул прошлый раз.

— Ладно, ходи!

Сыграли еще три партии, все Белянчиков без труда выиграл.

— Ну что, половина первого, надо готовиться к обеду, тем более, ты форму что-то растерял. А чего Василий тебя опять вызывал-то?

— Да про Валентина Дидуха спрашивал. Может, они его к нам ответоргом хотят взять, я подумал. Неплохо будет втроем, а?

— А ты, кстати, давно его видел?

— Очень давно, в доме он не появляется…

— То-то я слыхал, он опять влетел. С малолеткой, что ли, связался. Сейчас в бегах, из Кабмина поперли. Ну что, погнали на обед?

— А где вы обедаете?

— У студентов, в пищевом. Дешево и сердито. Здесь, правда, рядом ресторан открыли, грузинский. Да там нашей зарплаты на один раз не хватит.Но рядом гастроном есть, можно дерябнуть перед обедом на разлив, с пирожком горячим. Так мы сначала туда заходим остограммиться, а потом – уже на обед. Тем более, твой первый рабочий день, надо отметить, по-людски…

— Разве я против? Да никогда такого не было… У меня, правда, с деньгами сейчас того…

— Ничего страшного, я могу занять на первый раз, ты потом в шахматы отыграешь…

— В шахматы — лучше не на деньги, — подумав, сказал Иван.— Давай на девку эту, секретутку, как ее… Кто выиграл, тот ее и обедает. Ха-ха-ха!

— Давай! Только в поддавки!

Возвращаясь домой, Иван, может, впервые за все время ощутил уверенность и спокойствие. После позорного изгнания, когда в 91-м оба здания ЦК в нарушение всех законов опечатали гребаные руховцы, он жил, как на другой планете, никому не был нужен, никто им не интересовался, а он никем и подавно. Что ж, все налаживается? И будет по-прежнему, будто ничего и не случилось? Кто знает.

Сегодняшнее приподнятое настроение — от того, что встретил старых друзей, окунулся в прежнюю родную атмосферу, тот неистребимый дух, которым так сильна его партия. Нет, все-таки хорошо! Теперь они вместе, и он частица целого, как раньше, вернулся в родную среду, хоть работы еще навалом, но он стопроцентно уверен: они выдюжат и победят. Тем более, что самый трудный участок пройден, преодолен. Их не смогли растоптать и растереть, и, если говорить высокопарно, — он недаром прожил жизнь. Жаль, Валентин не с ними. Черт побери, что мешает зайти сейчас к нему, не чужие ведь люди, в одном доме живем, соседи! Вот только в магазин заскочить, бутылочку прихватить, как в старые добрые времена, посидим по-соседски.

Именно в гастрономе они и пересеклись. Иван только приценивался, а Валентин прятал в портфель заветную бутылку.

— Кого я вижу!— Иван бросился с объятиями.

— Привет, привет!

— Слушай, я к тебе как раз собрался, вот, думаю, бутылку возьму, посидим, не виделись столько. Как я соскучился по тебе, Валька!

— Так я же не живу здесь, сдаю хату, вот заезжал с инспекторской, так сказать, проверкой, деньги за очередной месяц получить.

— Ну что, мы так и будем стоять, может, посидим где-нибудь, поговорить надо.

— Если надо, значит, надо.

И вот они уже за столиком пельменной на Чеховской. Иван тараторит, как из пулемета, кричит, на них оглядываются, Валентин слушает, помалкивает, кивает.

«Надо же, как не повезло – встретил знакомых. Так и знал, когда ехал на Чкалова, что обязательно с кем-нибудь столкнется. Да еще с кем — Иваном! Несет какую-то ахинею, раденький, что дурненький».

— Так как у тебя дела? Ты по-прежнему в Кабмине?

— Нет, ушел недавно оттуда, клоака жуткая, осточертело!

«Интересно, они знают что-нибудь про меня, и о том, как я ушел?»

«Ну и славненько, можно ему предлагать в секретариат, грустный он, совсем убитый, и я, наверное, так же ходил…»

— Значит, ты сейчас в свободном полете?

— Как сказать, участвую в кое-каких проектах…

— Послушай, Дед, есть один нехилый вариант, ты Васю Чеботаря помнишь?

«Вот козел, он думает, что я в штаб компартии пойду работать, опять всю эту блевотину…»

«Наверное, стесняется, всегда был гордый…»

— Слушай, Ваня, давай не будем о делах хоть сейчас. Меня тут одна фирма клеит, в Гвинею, на пять тысяч баксов только зарплаты. Там и алмазов пару ведер привезти можно… Ну, давай, за встречу, будь здоров! Ты из наших кого видел?

— Так я ж и говорю тебе — Славка Белянчиков, Вася Чеботарь, потом еще этот, нардепом был, мой непосредственный, как же его, Буценко…Слушай, Валя, как раз по твоей части, там секретарша у Белянчикова, страшная как война, рыжая, и худющая…Как же ее, блин? Э-э-э, да блин со сметаной! Мы же еще со Славкой на спор, такое ФИО, хрен выговоришь!

— Что такое фио?

— Ха-ха! ФИО!— фамилия, имя, отчество — фио!

— Ха! Ха! Ты, брат, даешь! Какое фио! Ну, давай, между первой и второй, сам знаешь.

— Да нет, ты не понял, очень трудно, блин, выговорить! И вся, ети ее в качель, рыжая, как огонь, длинная, худющая, ты бы видел!

— Я худых не люблю. А рыжая у меня когда-то была. Ох и злоедучая, помню-помню!

— Так как, ты готов?

— К чему?

— Есть шанс поработать вместе!

— Иван, да ты меня не слышишь, я же ангажирован, в Африку уезжаю!

«Э, да он уже готов, кажись. Наверное, на работе новой обмывали. Говорим, как два глухих, никто никого слышать не желает. Совершенно чужие люди. Как две параллельные прямые, которые никогда не пересекутся. Да и что нас может связывать, кроме нескольких лет, проведенных вместе в золотой клетке, как тогда ЦК называли… Бедняга, ничего в жизни не видел и не испытал…»

«На хрена ему эта Гвинея сдалась, дело ведь предлагаю. Здорово мужик изменился, жизнь его примяла, ничего не скажешь. Жалко его, жуть! Он ведь и не подозревает ничего о Наталье, как я тогда ее у него увел. И, слава Богу, что не знает! А мы с ним, смешно сказать, молочные братья. В остальном — совершенно чужие люди. Только на Наталье пересеклись пути…»

Вышли из пельменной, когда совсем стемнело.

— Дай мне слово, Дед, вернешься — сразу же к нам, в партию, обещаешь?

— Заметано!

— Ты хоть партбилет сохранил?

— Какие могут быть вопросы! Яйца курицу учат!

— Ты не расстраивайся так, Валя, я же вижу. Жизнь – полосатая штука, сам знаешь. Вчера ты шел впереди — бах! Разворот – и ты сзади. Только это временно, понял? Завтра свистнут в свисток — и ты опять первый, ясно?

— Да кто же свистнет-то, а?

— Есть люди. Ты лучше, Валя, заходи завтра - на кикимору эту рыжую посмотришь, как же ее, блин, на фиг?

— Непременно! Была у меня когда-то одна рыжая, ох и злоедучая, блин! – Валентин старательно стремился попадать в полупьяные интонации Ивана.