Политическая коммуникация

Вид материалаДокументы

Содержание


Метафора танца
Россия как национально-культурный
Dangerous Russia: Fools and Bad Roads
The return of Mr Nyet
South-East Asia’s Gorbachev?
Советские стереотипные представления
Каблуков Е.В.
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10

Зайцева А.Б.

Нижнетагильская государственная

социально-педагогическая академия,

г. Нижний Тагил

^ МЕТАФОРА ТАНЦА

В ПОЛИТИЧЕСКОМ ДИСКУРСЕ США


«Представьте культуру, в которой спор рассматривается как танец, участники – как танцоры, а цель заключается в гармоничном и эстетически привлекательном танце. В такой культуре люди по-другому будут относиться к спорам, по-другому их переживать, по-другому их вести и по-другому о них говорить», – читаем мы в предисловии книги Дж. Лакоффа и М. Джонсона «Метафоры, которыми мы живём». Спор в американской языковой картине мира мыслится не как танец, а как война. Тем не менее, метафора танца встречается в политическом дискурсе США. Танцевальные па (фр. pas – «шаг») ведут происхождение от основных форм движений человека – ходьбы, бега, прыжков, подпрыгиваний, скачков, скольжений, поворотов и раскачиваний. Почти все важные события в жизни первобытного человека отмечались танцами: рождение, смерть, война, избрание нового вождя, исцеление больного. Главными характеристиками танца являются ритм – относительно быстрое или относительно медленное повторение и варьирование основных движений; рисунок – сочетание движений в композиции; динамика – варьирование размаха и напряженности движений; техника – степень владения телом и мастерство в выполнении основных па и позиций. Танец имеет жанровые или национальные особенности. Важной характеристикой танца является и то, что его исполняют как минимум двое партнёров.

Политическая коммуникация – явление сложное, политикам приходится вступать в самые разнообразные отношения – от сотрудничества до войны. Возможно, поэтому в политическом дискурсе США популярно метафорическое представление политической ситуации как танца. Танцорами выступают отдельные политики, общественные институты или организации, государства.

Политики танцуют вокруг фактов и проблем (dance around the fact, dance around the question), не решаясь положить им конец. Один из танцоров может быть ведущим и заставляет партнёра действовать по-своему. Ср: By wrapping Mr. Bush in a warm embrace, the Persian Gulf allies hope to waltz him closer to where they want him to be. (M.Dowd, NYT, September 18, 2002) Танцевать приходится под чей-либо мотив (Iraqi leaders dance to the American tune). За постановку танцев отвечает дипломатическая хореография (the choreography of national events, the administration's choreography for bringing the summit meeting together, the careful choreography of the convention).

Часто сферой-мишенью танцевальной метафоры оказывается сфера внешней политики США и других государств. На танец похожи серьёзные политические ситуации (Iran's Nuclear Dance, Ankara's Dance of Politics and Cash) и отношения между странами (a delicate dance with Pakistan, China’s dance with the West). Метафора «дипломатический танец» (diplomatic dance, the daily diplomatic dance in the corridors of the United Nations over war on Iraq, elaborate political dance) подчёркивает сложность отношений государств либо политиков. Если государства метафорически танцуют, их отношения должны быть достаточно гармоничны: дипломатический танец не должен привести к войне. Однако иногда участники вступают в ритуальный танец войны (the war dance with Iraq, the old party war dance).

В американской политической коммуникации участники метафорически танцуют различные по стилю танцы: танго (unique church-state tango), вальс (A Strange Waltz in Vienna, the annual budget waltz ), па де де (pas de deux), па де труа (a carefully choreographed diplomatic pas de trois between Tripoli, London and Washington), менуэт (Mr. Bush's "delicate minuet" with Europe), полонез (polonaise), тустеп (two-step), чечетку (tap dance), национальные кабуки (kabuki dance), жигу (jig), конгу (conga). Наименование стиля определяет формирование эмо­тивных смыслов: метафорические танцоры оцениваются в соот­ветствии с особенностью танца. Для описания сложных полити­ческих отношений используется метафорические образы тан­цев, исполняемых в балете и на балах. Это связано с тем, что это танцы по правилам, каждому танцору отведена своя роль. А танцы на балах – это ещё и способ ухаживания. Например, если действия политиков метафорически представлены как менуэт, они галантно ведут себя. Цель такого танца, скорее всего, – до­биться расположения. Решая те или иные проблемы, политиче­ские организации танцуют затейливый политический менуэт (an intricate political minuet), ежегодный бюджетный менуэт (the annual budget minuet), дипломатический менуэт (a diplomatic minuet). В парном танце танго партнёры находятся довольно близко друг к другу. Так что для успешного его исполнения не­обходимы слаженные движения обоих партнёров. Ср.: Obama and Hillary continue to be engaged in an intense tango. (M.Dowd, NYT, January 14, 2009) Народные танцы воспринимаются по-другому. Если политики танцуют жигу (достаточно быстрый народный танец), делают это от радости. Ср.: Governor Pataki and Speaker Silver will do a jig when they have to sit down and negotiate difficult issues with the 108th mayor, because of how much easier it will be than the 107th mayor. (R.Perez, NYT, September 3, 2001) Современный кубинский танец конга исполняется шеренгой танцующих. Соответственно первый танцор ведёт за собой остальных. Ср.: Mr. Bush has long talked a good game on the need for comprehensive immigration reform and the foolishness of focusing only on border security. But he is now at the head of a conga line moving backward. (Editorial, NYT, July 6, 2006)

Хотя метафора танца не является частотной в политическом дискурсе США, она обладает большим эмотивным потенциалом и способствует формированию отношения к субъектам политической коммуникации. Это отношение зависит от того, какой метафорический танец исполняется и как это происходит.

© Зайцева А.Б., 2009


Зырянова И.П.

Нижнетагильская государственная

социально-педагогическая академия,

г. Нижний Тагил

^ РОССИЯ КАК НАЦИОНАЛЬНО-КУЛЬТУРНЫЙ

ИСТОЧНИК ПРЕЦЕДЕНТНОСТИ

В ЗАГОЛОВКАХ БРИТАНСКОЙ ПРЕССЫ


Усваивая эталоны культуры, сообщество людей приобретает некоторую национально-маркированную систему координат, которая фиксируется в языковом сознании и проявляется в дискурсе [Красных 2003]. Данный факт находит подтверждение при анализе заголовков, построенных на основе прецедентного феномена, поскольку данные единицы являются свертками знаний о своей и чужой культуре.

Апелляции к культуре России (9,1% от общего числа зарубежных прецедентных феноменов в заголовках британской прессы) наблюдаются, прежде всего, в рамках сферы-источника «История и политика», где наиболее частотными являются лидеры страны (Tsar, Lenin, Stalin, Gorbachev), советские реалии (Comrade, Gulag). Сфера-источник «Государственная символика» представлена прецедентными феноменами Russian Bear и Kremlin. Менее значительны обращения британских журналистов к сфере-источнику «Литература», а именно к произведениям русских классиков (Crime and Punishment, War and Peace, Dead souls). Как показывает исследование, заголовки в британской прессе, в которых зафиксирован интертекстуальный знак русского происхождения, относятся, прежде всего, к статьям, посвященным событиям в России и СНГ, а также странам бывшего социалистического лагеря. Столь широкая сфера применения данных единиц русского происхождения позволяет говорить о том, что в фоновых знаниях среднего представителя британского лингвокультурного общества не существует достаточно четкого представления о том, что является истинно русским. На основе высокой частотности апелляций к прецедентным феноменам советского периода можно сказать, что русское – это, прежде всего, то, что связано с социализмом и коммунизмом. Применив метод сплошной выборки, проанализируем публикации, заголовки которых содержат прецедентный феномен, и определим насколько глубоки должны быть фоновые знания среднего британского читателя для адекватного понимания прагматической установки автора.

^ Dangerous Russia: Fools and Bad Roads (the Economist, March 22, 2007). В заголовке наблюдается апелляция к произведению Н.В. Гоголя «Мертвые души», в котором говорится, о том, что на Руси две беды – дураки и плохие дороги. Однако автор анализируемой статьи полагает, что с XIX века, когда был создан данный прецедент, в России количество бед значительно увеличилось, поскольку здесь постоянно гибнут люди. Далее с целью подтверждения данного тезиса журналист приводит статистику несчастных случаев за последнюю неделю: «More than 100 people perished this week after an explosion at a Siberian mine. Thousands of kilometres away more than 60 died in a fire at a retirement home on the Sea of Azov. A few days earlier a plane crash killed six Russians in the southern city of Samara». Думается, что прецедентный феномен, вынесенный в заголовок, имеет системный смысл, что в соответствии с классификацией В.В. Красных предполагает понимание глубинного значения высказывания, прецедентной ситуации и связанных с ними коннотаций [Красных 1997: 95].

^ The return of Mr Nyet (the Economist, July 17, 2008). В заголовке наблюдается отсылка к прецедентному имени Mr. Nyet. В западном мире так называли министра иностранных дел СССР Андрея Громыко (на посту с1957 по 1985 гг.), отличительной чертой которого была привычка отвечать отказом. Действия Дмитрия Медведева на саммите Большой Восьмерки позволили журналисту осуществить перенос данного дифференциального признака на личность президента России и охарактеризовать его как нового Мистера Нет. В данном случае, также необходимо знания прецедентной ситуации, в частности, особых отношений СССР со странами Запада и США в период Холодной Войны, для адекватного понимания идеи автора.

^ South-East Asia’s Gorbachev? (the Economist, July 3, 2008). В когнитивной базе среднего британца прецедентное имя Gorbachev имеет следующее значение: «A statesman who emerged from deep inside a declining, dysfunctional system and yet had the courage to carry out risky but badly needed political reforms» (политический деятель, который внезапно появился из глубин умирающей государственной системы и нашел в себе силы провести рискованные, но необходимые реформы – перевод наш). Указанные качества переносятся на политического лидера Малайзии, которому посвящена публикация. В данном случае для понимания сравнения, которое осуществляется автором статьи, необходимо знание дифференциальных признаков прецедентного имени, используемого в заголовке.

Итак, анализ содержания публикаций, заголовки которых содержат прецедентные феномены русского происхождения, позволяет прийти к следующим выводам. Во-первых, для правильного понимания прагматической установки автора, необходимо знание глубинного или системного смысла прецедентного феномена. Во-вторых, наиболее востребованными являются прецеденты, относящиеся к советскому периоду в истории России.

ЛИТЕРАТУРА

Захаренко И.В., Красных В.В., Гудков Д.Б., Багаева Д.В. Прецедентные имена и прецедентные высказывания как символы прецедентных феноменов // Коммуникация: Сб. ст. [Ред. В.В. Красных, А.И. Изотов]. – М., 1997. Вып. 1. С. 95.

Красных В.В. «Свой» среди «чужих»: миф или реальность? – М., 2003.

© Зырянова И.П., 2009


Ильина О.В.

Уральский государственный университет

им. А.М. Горького, г. Екатеринбург

^ Советские стереотипные представления

о богатых и бедных

в современном политическом дискурсе


Бинарная оценочная оппозиция «богатые – бедные» осмыслялась в советском официальном дискурсе как искорененная революцией и характерная лишь для буржуазного мира. В постсоветской России появилась новая «буржуазия» и окрашенная оппозиция вновь вернулась на страницы газет. В районной прессе она получает специфическое воплощение.

Материалом нашего исследования послужили публикации на политические темы в районных газетах Свердловской, Тюменской, Челябинской областей и Пермского края за 2000 – 2008 гг.

В советский период существовавшие в рамках официальной точки зрения представления о богатых и бедных были идеологически нагружены, что нашло отражение в толковых словарях советского времени. Так, оппозиция богатыебедные вписывается в базовую для языка советской эпохи идеологическую, «классовую по своей природе» оппозицию социалистическое (коммунистическое) – капиталистическое (буржуазное) [Купина 1995: 12, 17]. Богатство трактуется как результат коллективного высокопроизводительного труда, а признак “богатый” приписывается трудовым коллективам. Идеологическими добавками становятся внедряемые в толкования и/ или иллюстративную часть словарной статьи сигналы социалистического понимания основы богатства: коллективный труд, завод, колхоз, страна. Подобные идеологические добавки сопровождают толкования лексического значения во всех словарях советского времени. Например: Богатый – 1. а) В условиях социалистического общества – личным или коллективным трудом достигший полной обеспеченности, зажиточности; зажиточный. Богатый колхоз. Богатая артель. б) В эксплуататорском обществе – обладающий большим, полученным путем эксплуатации или по наследству имуществом, главным образом, средствами производства и большим денежным капиталом (употр. часто в знач. сущ.) [Словарь современного русского литературного языка 1950]. Как видим, формируются представления о способе достижения богатства, связанном с коллективным трудом, и представления о богатстве, добытом путем эксплуатации, а также доставшемся по наследству. Идеологическое приращение к признаку “богатый” «способ достижения богатства» варьируется в зависимости от общественной формации: представление о богатстве осмысляется в границах дихотомии при социализме – при капитализме.

Признак “богатый”, то есть «обладающий большим имуществом, полученным по наследству или путем эксплуатации», толкуется как присущий субъекту-лицу – привилегированному представителю капиталистического общества. Вводятся пространственно-временные ограничения личного богатства: «обладание средствами производства и денежным капиталом» соотнесено с дореволюционным временем и/ или пространством за пределами СССР («западные» страны, «капиталистические» страны).

Изменение социокультурной ситуации в России сопровождается находящими речевое воплощение трансформациями представлений о богатых и бедных, сдвигами в ценностных предпочтениях россиян. Представления о богатых и бедных, объективированные в современных газетных текстах, варьируются в зависимости от точки зрения издания, отражающей не только социальные, идеологические позиции учредителя и редакции, отдельного журналиста, но и точку зрения адресата, то есть коллективное мировосприятие, мировоззрение конкретной читательской аудитории [Лазарева 1993: 16, 57]. Точка зрения выявляется нами из массива высказываний, обнаруживающих интерпретационно-оценочное сходство.

В районной прессе отражается точка зрения жителя района, «простого человека». Как справедливо отмечает Э.В. Чепкина, «местные издания представляют гораздо больше моделей, традиционных для советской журналистики, в них отчетливее звучит ностальгия по прошлому и громче – критика многих новых реалий» Чепкина 2004: 287. В центре внимания районной прессы – описание жизни местного населения, преимущественно бедных людей, реже богатых. Смысл «бедность» транслируется заголовками, включающими однокоренные образования: Мы – бесправные, потому что бедные (Искра. г. Лысьва. Перм. край 2008. 3 июля), Как вывести семью из бедности? (Соликамский рабочий. г. Соликамск. Перм. край 2008. 19 авг.).

В структуре стереотипных представлений о бедных особое место занимает образ «человека труда». Постоянный тяжелый труд и трудолюбие в районной прессе оказываются тесно связанными с представлениями о бедных. Трудная, бедная, но достойная жизнь героев оказывается в центре нарративов-жизнеописаний.

С кропотливым, добросовестным трудом связывается «духовное богатство бедных» (ср. советские идеологемы: «трудом богат человек» или «труд красит человека»). Соответственно, не принимаются, не одобряются такие социальные практики, как праздность и иждивенчество. Разрабатываются стандартные фрагменты «культурных сценариев», репрезентирующих этические предписания и культурные установки [Вепрева, Купина 2007: 85 – 87]. Например, реализуются сценарные ходы «пьянство – путь к бедности», «праздность – путь к бедности», сохранившиеся в районной прессе с советского времени: Кто не работает, тот не ест. В СПК «Спасбардинский» решили искоренить пьянство и прогулы на производстве… голодом. <…> Сторожа-пожарника за нахождение на рабочем месте в пьяном виде утром 19 июня лишили выдачи хлеба до 19 июля (Сылвенские зори. с. Усть-Кишерть. Пермский край. 2003. 15 авг.). В данном случае воспроизводятся прецедентные тексты советского времени. Фиксация подобных стандартных сценарных ходов выполняет функцию предупреждения о потенциальной опасности и назидательную функцию; имплицитно утверждаются групповые культурно-ценностные установки.

Представления о богатых и бедных в районной прессе помещаются в темпоральную рамку советское прошлое – наши дни. Советский период мыслится как время материального равенства, приоритета духовного, и в противопоставлении ему создается образ «нового времени». Например: Сегодня жизнь стала внешне эстетичней. Красивы магазины, улицы. Но рубль затмил духовное богатство. Если раньше не было различия между прослойками населения, то теперь появились два классабедные и богатые. В общем-то между ними – пропасть. Трудно было тогда представить, что рублем можно людей разделять (Чусовской металлург. г. Чусовой. Пермский край. 2003. 30 янв.). Резко противопоставляется духовное богатство и богатство как обладание деньгами, имуществом.

Однако в районной прессе появляются и рефлексивные суждения об отживших стереотипных представлениях о богатых и бедных советского времени. Такое мировоззренческое разнообразие – свидетельство расшатывания константных стереотипных представлений. Например: С поколением этих людей сложно разговаривать. И хотя жили бедно, питались скудно, для них уравниловка социализма по-прежнему сияет путеводной звездой. Павел Андреевич при первом разговоре много горькой правды наговорил мне на диктофон, а когда я принес, по доброму правилу журналистики, готовую рукопись статьи на согласование, с испуга, что ли, все повычеркивал, испестрил призывными вставками сталинской эпохи, близкой и понятной им – вечным труженикам матушки России. Осуждать их за это? Да, нет. За что осуждать… (Магнитогорский рабочий. г. Магнитогорск. Челяб. обл. 2002. 17 янв.). Использование штампов-советизмов в речи журналиста – это не механическое воспроизведение стереотипов советского времени, а намеренное введение их в собственный текст в форме несобственно-прямой речи. Неприятие стереотипных культурных практик советского времени проявляется в замене слова равенство на разговорное уравниловка. В целом, стереотипные представления и формульные высказывания советского времени подвергаются рефлексии, но пока не отчуждаются.

Таким образом, анализ публикаций районных газет показал, что на фоне стереотипных социальных оценок советских времен появляются новые, основанные на рыночной системе ценностей. Наличие разных мировоззренческих позиций говорит о динамике стереотипных представлений о богатых и бедных.

ЛИТЕРАТУРА

Вепрева И.Т., Купина Н.А. Новое слово в социально-психологическом контексте современности // Язык в движении: к 70-летию Л.П. Крысина [Отв. ред. Е.А. Земская, М.Л. Каленчук] – М., 2007. С. 83-98.

Купина Н.А. Тоталитарный язык: Словарь и речевые реакции. – Екатеринбург-Пермь, 1995. 144 с.

Лазарева Э.А. Системно-стилистические характеристики газеты. – Екатеринбург, 1993. 168 с.

Словарь современного русского литературного языка: В 17 т. (БАС). – М.: изд. Академии наук СССР, Институт русского языка, 1950. Т. 1.

Чепкина Э.В. Дискурсивные практики формирования оппозиции «свой-чужой» в районной прессе (на материале газет Пермской области) // Культурные практики толерантности в речевой коммуникации: Коллективная моногр. [Отв. ред. Н.А. Купина и О.А. Михайлова]. – Екатеринбург, 2004. С. 287-302.

© Ильина О.В., 2009

^ Каблуков Е.В.

Уральский госуниверситет им. А.М. Горького,

г. Екатеринбург

депутат как основной коммуникант

парламентского дискурса:

специфика институционального голоса


Специфической интенцией парламентского дискурса как части политической коммуникации является осуществление законодательной деятельности. Основную роль в этом процессе играют депутаты, которые, в отличие от других коммуникантов, не только участвуют в обсуждении законопроектов, но и принимают законодательные акты. Мы рассмотрим, как формируется институциональный голос депутата Государственной Думы РФ (ГД), на материале стенограмм пленарных заседаний весенней сессии 2005 г.

В своих выступлениях депутаты выражают позицию представляемого ими органа ГД (комитета, комиссии, фракции), что ведет к появлению институционального голоса – специфического типа говорения (речи), связанного с исполнением институциональной роли и отстраненного от личных характеристик говорящего [ср: Карасик 1992; Chilton 1988]. Институциональный голос специфическим образом сказывается на характеристике авторизации, которая «предполагает квалификацию источника излагаемой информации» [Шмелева 1988: 35]. Для этого адресант использует специальные сигналы – авторизационные ключи [там же: 36]. Депутаты используют подчеркнутые нами авторизационные ключи, позволяющие квалифицировать излагаемую информацию как институциональную и указать на тот институт, позиция которого выражается: Поэтому от имени фракции я требую отставки губернатора Ямало-Ненецкого округа Неёлова! (В.В.Жириновский. 30.03.2005). Комитет по бюджету и налогам рекомендует принять данный законопроект в третьем чтении (И.Н.Руденский. 12.05.2005).

Личность говорящего не оказывает существенного влияния на содержание этих выступлений: оно оказывается заданным извне. В результате происходит трансформация позиции адресанта, ведущая к исключению личности из речи.

Особенно ярко отстранение внутритекстового субъекта речи от личности говорящего проявляется в выступлениях от третьего лица (второй фрагмент). С содержательной точки зрения, выступление от третьего лица дает возможность добиться двух противоположных эффектов: с одной стороны, продемонстрировать единство личной и институциональной позиций, с другой – отделить личность говорящего от института (так депутат может выразить позицию, с которой лично не согласен, продемонстрировать это несогласие). Однако здесь существуют некоторые ограничения. Депутат может возражать против позиции комитета, в состав которого он входит, но выражение мнения, отличного от позиции фракции, оказывается недопустимым, так как фракции объединяют депутатов по идеологическому принципу и разногласия ведут к нарушению интегрирующих связей. В связи с этим фракции ограничивают свободу своих представителей, а «инакомыслящих» исключают из своего состава. Следует также отметить, что между фракциями, представляющими интересы различных социальных групп, существуют отношения агональности, что и обусловливает высокую концентрацию агрессии в парламентском дискурсе: выступления от фракций, как правило, более агрессивны, чем речи представителей комитетов и комиссий.

Наш материал показывает, что депутаты выражают не только мнение структур, в которые они входят, но и личное мнение. Другими словами, кроме институционального, в их выступлениях звучит и личный голос: Фракция «Родина» целиком и полностью поддерживает проект закона о создании нашей авиационной базы на территории Киргизии по ее просьбе. В то же время я лично по многим позициям разделяю ту обеспокоенность, которую сейчас высказал коллега-депутат Митрофанов (В.И.Варенников. 8.07.2005). В.И.Варенников сначала озвучивает институциональную позицию фракции «Родина», а затем с помощью подчеркнутого нами знака переключения переходит к формулированию личной позиции, которая, кстати, не противоречит фракционной.

На институциональный голос депутата также оказывает влияние та локальная роль, которую он исполняет на данном пленарном заседании. Выделяются локальные роли председательствующего, докладчика, содокладчика и др. Наиболее интересной представляется роль председательствующего, которую обычно исполняет спикер палаты. Институциональный голос председательствующего модифицируется: он формируется под влиянием локальной роли, которая накладывает ограничения на выражение идеологической позиции депутата, исполняющего эту роль. В связи с этим председательствующий, как правило, не говорит от имени своей фракции. В то же время он продолжает действовать как руководитель ГД.

Таким образом, участвуя в пленарных заседаниях, депутаты выражают не столько личное, сколько институциональное мнение, что ведет к появлению институционального голоса.

Литература

Карасик В.И. Язык социального статуса – М.: Ин-т языкознания РАН; Волгогр. гос. пед. ин-т, 1992. 330 с.

Шмелева Т.В. Семантический синтаксис – Красноярск: Краснояр. ун-т, 1988. 54 с.

Chilton P. Orwellian Language and the Media – London: Pluto, 1988. 127 p.

© Каблуков Е.В., 2009