Geum.ru

Федеральное агентство по образованию бийский технологический институт (филиал)

Вид материалаМонография

Содержание


2.2 Философское наследие Н.А. Добролюбова в отечественной историографии
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6

^ 2.2 Философское наследие Н.А. Добролюбова
в отечественной историографии


Идейное наследие Н.А. Добролюбова всегда является для его оппонентов, рассматривающих поверхностно его теоретические замыслы в отрыве от целостной картины борьбы материализма и идеализма, объектом для резких нападок и фальсификации. Д.И. Писарев раскрывает данную ситуацию: «Пока Добролюбов писал и боролся, до тех пор его бранило большинство наших журналов. Влияние его чувствовалось в обществе, но оставалось непризнанным. Как только он умер, так тотчас литературное значение его признали самые горячие его противники...» [129, т. 2, с. 180]. Обострение идейных споров в печати, обусловленных борьбой за наследие мыслителя, связанных с противостоянием материализма и идеализма, является отражением напряженных поисков путей развития России. Эта борьба между течениями русской общественной мысли не прекращалась и после смерти Добролюбова. Для его противников становилось понятным, что «с поля идейных битв ушел сильный и ни разу не побежденный боец, и появилась, как они полагали, возможность, пусть посмертно, рассчитаться с ним» [55,
с. 128–129]. Вследствие этого борьба за наследие мыслителя – это продолжение бескомпромиссного столкновения между различными течениями в истории русской философии.

Безусловно, сохранение памяти о Добролюбове, собирание и пропагандирование Чернышевским его творческого наследия становилось не просто данью заслуженного уважения, а возобновлением этой борьбы. Он стал первым, кто пришел к пониманию ценности значения документальных материалов о Добролюбове и значению всех собранных его произведений. Им предпринимается героическая попытка по поиску, расшифровке, систематизации материала для дальнейшего опубликования. Особые трудности связываются с вопросами атрибуции анонимных статей и рецензий, принадлежавших как самому Добролюбову, так и сотрудникам «Современника», но им дописанных или отредактированных: ни одна прижизненная работа не была опубликована под его подлинным именем. Добролюбов печатается под различными псевдонимами и криптонимами: Г-бов, Н. Лайбов, Конрад Лилиеншвагер, Яков Хам и другими.

Как первый биограф и пропагандист его теоретического наследия Н.Г. Чернышевский публикует в «Современнике» (1861. № 11. с. 118 особой пагинации) некролог «Н.А. Добролюбов», рассказав о нем как об общественном деятеле, продолжателе идей Белинского. В связи со смертью Добролюбова печатаются в «Современнике» статья И.И. Панаева «По поводу похорон Н.А. Добролюбова» (Современник. 1861.
№ 11. отд. II), некролог в журнале «Время» (1861. № 11), в журнале «Век» статья «Что нового в Петербурге?» – автор П.И. Вейнберг.
В этих публикациях выявляется место Добролюбова в истории русской общественной мысли, отмечается сила его таланта, роль честного бойца за правду. Как подчеркивает в своей статье П.И. Вейнберг, можно не соглашаться со многими его взглядами, но нельзя отрицать «...в нем присутствие прекрасного ума, сильной энергии и любви к правде, которую он отстаивал во всех ее проявлениях» [39, с. 317].

Первые же публикации о Добролюбове сотрудниками демократических изданий вызывают резкие нападки идейных противников революционных демократов. Не соглашаясь с публикациями, его оппоненты заявляют в «С.-Петербургских ведомостях» (25 января 1862 г.): «Самовосхваление, фимиам собственному кружку...». С грубыми выпадами против Добролюбова выступает В.К. Ржевский в «Северной почте» (28 февраля 1862 г.). Из-за различной оценки деятельности Добролюбова развертывается резкая полемика «Современника», «Искры», «Русского слова» с «Библиотекой для чтения» [21, с. 86–87]. Поводом полемики послужило выступление сотрудника «Библиотеки для чтения» Е.Ф. Зарина, возмутившегося предложением редакции «Современника» поставить общий надгробный памятник Добролюбову и Белинскому. «Такого невзыскательного критика, такого литературного потатчика трудно другого встретить», – отмечал он [62, с. 29–32].
В двух других статьях Н.А. Зарина: «Лесть живому и поругание над мертвыми (№ 3), «Сочинения Н.А. Добролюбова» (№ 7), опубликованных в журнале «Библиотека для чтения», прослеживается обвинение Добролюбова в отсутствии глубины мысли в его многочисленных статьях, высказывается сомнение в самостоятельности суждений, отрицается его влияние на русскую общественную мысль, принижается значение роли мыслителя в общественной жизни страны.

С такими характеристиками Добролюбова Н.Г. Чернышевский,
Г. Елисеев не соглашаются. И в февральском номере «Современника» появляется статья в защиту верного соратника «В изъявление признательности. Письмо к г. Зарину». В защиту Добролюбова выступает
Г. Елисеев (Искра. № 14). В полемику вступают «Отечественные записки», где на страницах журнала А. Эвальд (Прогрессистов) пытается отстаивать взгляды публициста Е. Зарина.

Борьба за Добролюбова оказывается нелегкой для его единомышленников. В январе 1862 года в «Современнике» публикуются «Материалы для биографии Н.А. Добролюбова», собранные Чернышевским, где концентрируются отдельные воспоминания, отрывки из дневников и данные об острой полемике с либеральными кругами, объявлявшими Добролюбова «человеком без души и сердца». В «Материалах...» перед врагами предстает вновь Добролюбов, которого они ненавидели и с которым продолжали бороться после его смерти. По замыслу Чернышевского данные материалы должны были составить полное двухтомное издание, однако арест, каторга и ссылка прерывают работу Чернышевского. Он успевает лишь подготовить к выпуску в 1890 году первый огромный том «Материалов для биографии Н.А. Добролюбова, собранных в 1861–1862 годах (заключительная часть опубликована в 1936 г.).

Одновременно Н.Г. Чернышевский работает над подготовкой Сочинений Добролюбова, причем из задуманных им пяти томов выходит четыре тома, при этом ему удается освободить ряд работ Добролюбова от цензурных искажений. Это издание (3 тыс. экз.), ставшее сенсацией не только для друзей, единомышленников, но и для врагов, становится открытием блестящего таланта для всей читающей России. В связи с выходом в свет издания, не осуществленного при жизни Добролюбова, лагерь революционных демократов в своей борьбе с оппозицией получает мощную поддержку своим идеям. Как свидетельство огромного интереса к изданию является переиздание четырехтомника (1871, 1876, 1886, 1896, 1902, 1908) [117, с. 531].

Раскрывает пропагандистское направление в борьбе за идейное наследие Добролюбова публичная речь Чернышевского 2 марта 1862 года в зале Руадзе, где «...было все образованное меньшинство Петербурга» [135]. С его выступлением борьба идей между различными группами обостряется. «Все, что носит имя периодического издания, –писал Курочкин, – органы всех существующих и несуществующих партий принялись взапуски терзать Чернышевского» [171]. Полный ненависти, злобы и оскорблений в адрес Добролюбова оказывается напечатанный в «Петербургских ведомостях» в 1862 году (№ 58) фельетон публициста В.Д. Скарятина. Развернувшаяся полемика способствует ускорению размежевания демократического и либерального лагерей петербургского общества, выявлению истинного отношения к идейному наследию Добролюбова. Ближайшие соратники, близкие к кругам революционной демократии, выступают со статьями о Добролюбове, в которых рассматривается его роль в истории общественной мысли России: А. Пятковский (Книжный вестник.1861. № 22), И. Пиотровский (Иллюстрация. 1862. № 203. 18 января).

Особый интерес представляет издание, осуществленное Н.А. Серно-Соловьевичем, биографический очерк П.А. Бибикова «О литературной деятельности Н.А. Добролюбова» (1862). Впервые после смерти Добролюбова автором очерка с позиций единомышленника-демократа сделана попытка систематического изложения теоретического наследия русского критика. Близкий к кругу «Современника», враг всякой схоластики, метафизики, «искусства для искусства», П.А. Бибиков «убежденно полемизирует с критиками Добролюбова, его идейными противниками, тщетно пытающимися принизить значение деятельности замечательного русского критика, умалить его роль в литературном движении, в общественной жизни страны или, в лучшем случае, низвести Добролюбова на положение скромного ученика Чернышевского» [8, с. 83].

В открыто полемичном очерке П.А. Бибиков вводит методологические установки при анализе деятельности русского критика. Во-первых, он рассматривает Добролюбова как продолжателя дела Белинского «в утверждении материализма и реализма, в критике различных проявлений идеализма». Во-вторых, автор делает упор на то, что полемика, возникшая в связи с литературно-критической деятельностью Добролюбова – отражение расстановки общественных сил в России.
В-третьих, он исследует теоретическое наследие Добролюбова, включающее важнейшие составные части его мировоззрения: вопросы философского содержания, «вопросы художественные», вопросы политические и «вопросы домашней нашей общественной жизни» [16, с. 8]. В-четвертых, П.А. Бибиков характеризует деятельность Добролюбова «по возможности его же словами...» [15, с. 109], [59, с. 175].

В очерке П.А. Бибикова он раскрывается не только как блестящий литературный критик, но и философ, отстаивающий идеи материализма в России и содействующий усвоению материалистических знаний. Он утверждает, что к Добролюбову мало подходит название ученика, и сожалеет, что даже передовые люди видели в нем «не более как умного, талантливого ученика Чернышевского» [16, с. 7]. Защищая Добролюбова от непримиримых противников, он несколько завышает оценку деятельности Добролюбова, говоря о самобытности, независимости философских взглядов от влияния Чернышевского. Прекрасно понимая, что время для полной оценки еще не пришло, П.А. Бибиков с надеждой пишет об этом времени, а приблизить его, по мнению автора, можно лишь популяризацией личности и его трудов.

В 1878 году М.А. Антонович выступает в защиту наследия Добролюбова в журнале «Слово» (№ 2), опубликовав статью «Причины нашего неудовлетворительного состояния литературы», в ней он утверждает о незаконченности деятельности Добролюбова и его единомышленников, «нить этой деятельности не была доведена до конца»
[5, с. 332].

Характерной особенностью шестидесятых годов становятся споры о Писареве и Добролюбове, за которыми шли различные группы демократической интеллигенции. Отстаивая единство демократических сил, Н.В. Шелгунов исходит из того, что противопоставление двух идеологов революционных демократов неправомерно. В статье, предназначенной для журнала «Дело», но не пропущенной цензурой, он пишет: «В каждом городе, где есть читающая и думающая молодежь, вы найдете две партии: одна поклоняется Добролюбову, другая – Писареву. Если эти партии имеют возможность где-нибудь сходиться, они немедленно вступают в ратоборство, и бывали случаи, иногда разгоряченные борцы готовы были прибегать к аргументации более сильной, чем простое красноречие. Я говорю, бывали, хотя спор о Писареве и Добролюбове все еще не кончился и обоюдное отношение их все еще не выяснено» [190, с. 237].

Не прекращая борьбу за наследие Добролюбова, Н.В. Шелгунов выступает против тех, кто раскалывает общественное движение, говоря о Писареве и Добролюбове как о равных силах одного происхождения, как о двух сторонах одной медали. Огромный вклад в историографию вносят воспоминания его современников: Н.В. Шелгунова, М.А. Антоновича, Н.Г. Чернышевского и других.

В 70-е годы творчество демократа – шестидесятника приобретало подлинно программное значение. Народническое движение разделяло высокую оценку его теоретического наследия, данную сторонниками революционно-демократического лагеря. Народники видят в нем своего непосредственного идейного предшественника, однако мнение о Добролюбове среди различных направлений народничества не является единым. Идейный руководитель либерального народничества Н.К. Михайловский, переживший кратковременный период увлечения идеями Писарева, разделяет ошибочное мнение о коренном отличии взглядов Писарева и Добролюбова. В «Литературных воспоминаниях» он выступает против тех, кто говорит о «добролюбовско-писаревских воззрениях» как о чем-то едином. Не соглашаясь с этой точкой зрения, автор убежденно напишет: «В действительности Добролюбов и Писарев – это две большие разницы, как говорят русские немцы, именно две, если не больше» [108, с. 280].

Н.М. Михайловский выражает свое согласие с воззрениями Добролюбова на литературу, в то же время оказывается активным противником утилитарных и нигилистических литературно-критических взглядов критика-просветителя Д.И. Писарева. В публицистичности критики Н.М. Михайловский видит ее адекватность полноценному творчеству. Защищая «шестидесятников» от сторонников «чистой» художественности в подмене литературной критики публицистикой, он отмечает, «что слово "подменивали" надо заменить словом "осложняли", и что это осложнение равняет не только Добролюбова и Писарева, но и критиков, стоящих вне круга идей шестидесятых годов, даже враждебных им» [108, с. 299]. «С народниками Добролюбов расходится по основным пунктам своих воззрений. Но общим для их учений становится отношение к народу и его роли в историческом процессе. Народ воспринимается как носитель "естественных стремлений" в жизни общества, а интеллигенции отводится роль просветителя и преобразователя этих "стремлений"» [164, с. 9].

Добролюбов предстает как публицист в работах критика народнической ориентации А.С. Скабичевского, верного сподвижника Михайловского, полагавшего, что философские и критические задачи не главные в его деятельности. «Очерки развития прогрессивных идей в нашем обществе» (Отечественные записки. 1872) дают развернутую критико-биографическую характеристику Добролюбова, рассматриваемого автором с позиций не философа, а литературного критика. Субъективистское истолкование взглядов мыслителя обнаруживается в другой работе А.С. Скабичевского «Сорок лет русской критики» (1872). Работа «Добролюбов в своей переписке» (Северный вестник. 1890) содержит выводы о философских, эстетических взглядах Добролюбова, как устаревших. Не отличается особенной новизной его биографический очерк «Николай Добролюбов» (1894), в нем делается попытка выражения общего миросозерцания Добролюбова как реалиста, сделавшего переход «от метафизики к реализму» [163, с. 263].

Противопоставление Добролюбова и Писарева в народнической историографии нередко обусловлено фактическими и идеологическими ошибками. В одной из многочисленных статей критика Е. Маркова, посвященных творчеству драматурга А. Островского, в журнале «Русская речь» (1880. № 6) подчеркивается, что Добролюбов вводит молодое поколение во «вредное заблуждение», обвиняя во всех бедах «среду», хотя автор вынужден был признать его влияние на молодежь.

Либерально-народнические характеристики в оценке Добролюбова и его наследия преобладают в работах М.А. Протопопова (псевдоним – Н. Миртов) в статье «Литературная злоба дня», опубликованной в «Отечественных записках» (1877. № 1) и в другой его статье «В защиту мертвеца» (псевдоним – А. Горшков) в журнале «Русское богатство» (1880. № 11). Несмотря на ошибки в понимании его деятельности, автор статьи «В защиту мертвеца» отмечает положительную роль целостного и стройного миросозерцания Добролюбова, исключавшего компромиссы. Подчеркивается огромное его влияние на духовное развитие русского общества: «четыре тома "Сочинений" Добролюбова, ставшие ныне чуть ли не библиографической редкостью, зачитанные, засаленные, захватанные, испещренные разнообразными заметками, свято хранятся во всех уголках и захолустьях России, и снова и снова перечитываются, каждый раз производя ободряющее впечатление: еще можно жить на свете, еще не вывелись честные люди, еще есть с кем поговорить по душе» [127]. Тем не менее, как и большинство либеральных народников 90-х годов, Протопопов в статье «Добролюбов» (Русская мысль. 1896. № 12) «отрицает, хотя и не открыто» (и это весьма характерно для либеральных народников 90-х годов), значение идейного наследия шестидесятников, в том числе и Добролюбова [55, с. 135]. Народоволец Лев Тихомиров (псевдоним И.К.<ольцов>) в статье «Неразрешенные вопросы» (Дело. 1881. № 1) не видит связи между деятельностью Добролюбова, Писарева, Чернышевского, говоря о различных направлениях: добролюбовском, писаревском и «чисто социалистическом», «научном» (его представителем является Н.Г. Чернышевский).

Революционный народник П.Н. Ткачев выступает против тезиса о противоположности Добролюбова и Писарева. В его статье об издательской и литературной деятельности Г.Е. Благосветлова, направленной в редакцию журнала «Дело», в частности, отмечается: «Подумайте, разве Добролюбов уступал хоть чем-нибудь Писареву по силе таланта, по глубине, ясности, логичности своего ума, по своей искренности, по своим из ряда вон выходящим способностям? Философ, критик, публицист, поэт, глубокий мыслитель и едкий сатирик – он, бесспорно, принадлежал к высшему разряду избранных натур, – натур, отмеченных печатью гения» [190, с. 226]. Не противопоставляя, а объединяя позиции Добролюбова и Писарева, автор раскрывает в рецензии «Ликвидация эстетической критики» их роль в просветлении «нашего общественного миросозерцания»: «...вспомните лучшие статьи Добролюбова и Писарева; сколько пищи для развития критической мысли, сколько драгоценных указаний и поучительных материалов для людей, желающих посвятить себя изучению законов, управляющих общественной жизнью!» [173, с. 514]. Выступая за утверждение единства шестидесятников как течения русской общественной мысли, П.Н. Ткачев защищает и отстаивает теоретическое наследие русского мыслителя.

Видный теоретик народничества П.Л. Лавров отмечает важность деятельности Добролюбова и его единомышленников, которые «стали в первые ряды не только русской, но и европейской критики в короткий срок жизни, им назначенный судьбою...» [85, с. 663]. Лавров подчеркивает ведущую роль школы «Современника», в том числе и Добролюбова, в решении теоретических и общественных вопросов: «задачи социологии и научной философии, интересующие на Западе только специалистов этой отрасли мысли, стали ежедневною пищею интеллигентного русского человека, необходимым содержанием журналов, назначенных для обычного читателя...» [85, с. 669]. Оценка теоретического наследия Добролюбова включала и значение его влияния на подрастающую молодежь, когда-то воспитанную «...на трезвой мысли Белинского, Герцена, Чернышевского, Добролюбова...» [85, с. 512].

80-е годы XIX в. – тяжелый и противоречивый период истории русской общественной мысли. В эти годы активизируются эстетические течения, казавшиеся в период деятельности Добролюбова вытесненными, разбитыми, вновь появляются лозунги «чистого искусства» «искусства для искусства». Появление требований в пользу «пересмотра наследия Белинского – Чернышевского – Добролюбова», связывалось с призывом отказа от «наследства» 60–70-х годов.

Историк русской литературы и общественной мысли, публицист народнической ориентации Р.В. Иванов-Разумник, называвший себя учеником Н.К. Михайловского, в своем главном труде «История русской общественной мысли» (1906) шестидесятым годам посвятивший целую главу, о Добролюбове напишет: «В истории развития русской общественной мысли его значение велико, хотя его роль и не особенно самостоятельна» [65, т. 2, с. 57]. Автор необоснованно заявляет, что в общественных взглядах его «мало оригинального». Тем не менее, считая Добролюбова публицистом и общественным деятелем, он признает его силу общественного воздействия, заключающуюся в том, «за что его так часто упрекали: он писал не о литературных произведениях, а только по поводу их» [Там же]. Вместе с тем он отмечал его громадный талант, его умение «широко охватывать вопросы».

Таким образом, представители оппозиции не поднялись до серьезного анализа воззрений Добролюбова, нередко ограничиваясь его забвением или клеветой. Против попыток деятелей народнической ориентации неверно представить взгляды мыслителя и принизить его роль в обществе выступает около двухсот публицистов и общественных деятелей [193, с. 157]. Влияние работ мыслителя в понимании жизненных задач было несомненным. Признанием влияния его идей объясняется изъятие в начале 1884 года на основании «высочайшего повеления» Александра III его сочинений из публичных библиотек и общественных читален [79, с. 409]. Несмотря на запреты и преследования, о нем много писали, его труды переиздавались.

Своеобразной борьбой за идейное наследие Добролюбова являются прокламации, способствовавшие распространению теоретического и литературного наследия. В них его имя становится символом борьбы за свободу, где провозглашается, что «всякий борец за народ и свободу – истинный ученик Добролюбова» [94, c. 588]. Характерная особенность 80-х годов в буржуазной историографии – принижение революционизирующего значения наследия Добролюбова. В цикле статей Е. Маркова «Критические беседы» (Русская речь. 1880. № 5–8) Добролюбов рассматривается как обыкновенный популяризатор всем известных идей.

Отражение кризиса буржуазного сознания в конце XIX века, крах народничества как системы социально-философских взглядов, осложняло ситуацию в борьбе и находило выражение в отрицании идейного наследия революционных демократов в русской критике. Свое нигилистическое отношение к демократическим традициям выражает декадентский критик А.Л. Волынский, представляющий религию венцом человеческих знаний. С этих позиций в серии статей «Литературные заметки» он подвергает критике представителей материализма и реализма в русской литературе, увлекаясь безмерной полемикой и не имея четких критериев оценки. В итоговой книге «Русские критики» (1896) к литературно-критической деятельности Добролюбова, как и других критиков, он подходит со странной меркой знания или незнания философии. Добролюбова он обвиняет в отсутствии «самобытного философского таланта», такого, какой был, например, у Юркевича, и находит в его работах лишь «грубый примитивный материализм», противопоставляя ему положения идеалистической философской критики. Автор отрицает его значение не только как материалиста и эстетика, но и как революционного демократа, публициста, борется против публицистичности, требуя от критика отказа от «партийной тенденциозности», от служения «гражданской борьбе» [29, с. 813–819, 824–825]. Русская печать почти единодушно объявляет бойкот Волынскому, осмелившемуся выступить с переоценкой наследия В.Г. Белинского, Н.А. Добролюбова, Н.Г. Чернышевского и других, с обвинением их в отсутствии цельного философского мировоззрения. Это являлось доказательством популярности идей Добролюбова. В 1949 году Н. Бердяев, вспоминая этот период, отмечает, что А. Волынский был «одним из первых в защите в литературной критике философского идеализма...» [13, с. 141].

С нигилистических позиций по отношению к деятельности Добролюбова выступает академик Н. Котляревский, опубликовавший два обширных очерка о нем и его сподвижниках (Вестник Европы. 1910.
№ 11–12). Автор пишет о нем как о человеке, не любившим философствовать, в то же время отмечает: «...Добролюбову новые люди обязаны устойчивостью и интенсивностью своего гражданского чувства...» [77, с. 260]. В его понимании мыслитель – либеральный народник и не более того. При этом Н. Котляревский ошибочно считает, что работы критика «нисколько не выясняют взглядов Добролюбова на возможность или желательность революционного движения в России». «Мы можем с уверенностью сказать, – продолжает он, – что к революционной программе сердце Добролюбова не лежало. Не был он поклонником и форм конституционных» [76, с. 226].

Рубеж XIX–XX веков обостряет внимание к проблемам современности, к поискам совершенной жизни, что находит отражение в направлениях философской мысли. В общественном сознании объективный ход событий оценивается неоднозначно. Сторонники идеалистического направления, предлагающие новые проекты переустройства России, проповедующие «новое религиозное сознание», отвергают материалистические идеи Добролюбова, а философское миросозерцание его называют ложным по своим основам. Сторонники материалистического направления русской философской мысли, развивавшегося в основном в рамках марксистской философии, абсолютизируют и политизируют значение наследия Добролюбова и других революционных демократов. Материалистические идеи и диалектические принципы Добролюбова служат обоснованием и оправданием народной революции в России.

Критическому пересмотру основ мировоззрения Добролюбова и его единомышленников-шестидесятников подвергают «легальные марксисты», авторы знаменитого сборника «Вехи» (1909). Выступая с критикой народничества, они занимают позицию отрицания насильственных средств борьбы, подавления личности обществом, идей «воинствующего» материализма и атеизма. В статье Н. Бердяева «Философская истина и интеллигентская правда» признается увлечение в шестидесятые годы материализмом, по мнению автора, «самой элементарной и низкой формой философствования». Однако он осознает, что это увлечение отражало интерес к вопросам «порядка философского и мирового» [24, с. 27]. С.Н. Булгаков в статье «Героизм и подвижничество» и другие авторы сборника доказывают, что Белинский, Н.А. Добролюбов, Н.Г. Чернышевский были не революционными демократами, а лишь выразителями ни от чего не зависимых «интеллигентских» настроений.

Продолжением этого издания стал сборник «Из глубины» (1918). С тех же позиций Бердяев в статье «Духи русской революции» рассматривает деятельность русских критиков, делая упрек в том, что «критическая школа Белинского, Чернышевского, Добролюбова и их эпигонов просмотрела внутренний смысл великой русской литературы и не в силах была оценить ее художественные откровения» [66, с. 58]. В другой книге «Русская идея» (Париж. 1946) Бердяев, характеризуя нигилизм как радикальную форму русского просветительства, называет Добролюбова, Чернышевского и Писарева русскими просветителями. Антинигилистические выступления Бердяева обусловлены его выяснением истоков нигилизма, занимавшего в российской интеллектуальной жизни XIX века исключительное место. Бердяев обращает внимание на дневник Добролюбова, способствующий выявлению истоков формирования нигилистических и революционных идей, отмечая при этом его «большое правдолюбие, отвращение ко лжи и ко всяким прикрасам, ко всякой возвышенной риторике» [12, с. 89]. Рассматривая нигилизм как чисто русское явление, автор не ограничивается тем, что называет философское миросозерцание нигилистов, в том числе и Добролюбова, ложным по своим основам, а неоднократно выделяет их правдолюбие. Для глубокого понимания генезиса русского нигилизма автор вновь обращается к образу Добролюбова в книге «Истоки и смысл русского коммунизма» (Париж. 1955). В представлении Бердяева Добролюбов – человек чистый, суровый, серьезный, это «структура души, из которой выходят святые» [11, с. 41]. Нигилизм Добролюбова, считал автор, был пробужден жаждой социальной правды, невозможностью примирения с низменностью быта русского духовенства. Борьбу против зла и несправедливости нигилистов 60-х годов автор считает оправданной и необходимой, но в то же время замечает, что тип культуры шестидесятников был пониженным по сравнению с типом культуры дворянской 30-х и 40-х годов.

Утрата веры в идеалы или «кумиры», сомнения в величии, умственной силе и духовной правде идей Белинского, Добролюбова, Чернышевского, представлявших раньше «хулой на духа святого», была утрачена в результате социальных потрясений XX века [15, с. 158]. Попытка переосмысления идеалов, передававшихся из поколения в поколение, предпринимается одним из авторов сборников «Вехи», «Из глубины» С.Л. Франком, проделавшим вместе со своими друзьями
Н. Бердяевым и С.Н. Булгаковым путь от марксизма к идеализму и религиозному мировоззрению. Его статья «Крушение кумиров» (Париж, 1924) – отражение экзистенциального кризиса начала века. Франк пишет: «Мы страдаем не от избытка, а от недостатка духовной силы» [181, с. 163]. Слепая вера человека преодолеть мировое зло, по его мнению, и приводит к страшным бедам.

П.Б. Струве, философ, публицист, теоретик «легального марксизма», участник сборников «Вехи», «Из глубины», с большим уважением относится к крупному идейному движению. Оно, независимо от своего общественного содержания, за одно дерзание рассуждать, русское просветительство, представителями которого были Н.Г. Чернышевский, Н.А. Добролюбов, Писарев и другие, по его мнению, заслуживает уважения. Он выступает в их защиту против тех, кто в состоянии полемического неистовства только мог говорить, что Чернышевскому, Добролюбову и Писареву было «чуждо всякое серьезное знание» [169,
с. 100]. Положительное отношение П. Струве к Добролюбову и его единомышленникам, по нашему мнению, объясняется тем, что он к концу 90-х годов «эволюционировал в своих взглядах к "легальному марксизму", став главой "критического направления" в русском марксизме, развивая систему взглядов, в основе которой лежат идеи компромиссов и эволюции...» [56, с. 77]. Струве высказывается против абсолютизации классового подхода к общественным явлениям, настаивает на признании общечеловеческих ценностей [170, с. 23–24].

Ученик П.Б. Струве философ П.Н. Савицкий, в опубликованной статье «Два мира» (1922), связывает будущее России с религиозным возрождением, с восстановлением «живого мира» подлинной русской духовности, которому противостоит «мир мертвый» – мир нигилизма, сциентизма, позитивизма, мир Добролюбова, Писарева и большевизма [148, с. 11–12].

На страницах печати в юбилейном 1911 году различные авторы вновь обращаются к имени Добролюбова, к оценке его деятельности: Д.Н. Овсянико-Куликовский «К психологии Добролюбова» (Вестник Европы. 1912. № 1), Е. Аничков «Н.А. Добролюбов» (Речь. 1911.
№ 316), Л. Козловский «Взгляд Добролюбова» (Русские ведомости. 1911. № 265) и др. Во всех этих статьях отрицается материализм Добролюбова.

Предметом исследования статьи Д. Овсянико-Куликовского
«К психологии Добролюбова» стал внутренний мир Добролюбова, человека «глубоких и стойких убеждений», не способного на уступки и компромиссы, что, по мнению автора, является признаком «душевной честности» [116, с. 197]. Автор объясняет: «Его убежденность и преданность идей были функцией не веры, а разума – основанием же их служил моральный и идеалистический уклад его натуры. Свои заветные идеи он не превращал ни в абсолютную идею, ни в утопию» [116, с. 198]. В заключении приходит к идеалистическому пониманию: Добролюбов – натура религиозная. В той или иной мере поддерживал автор и позицию отрицания его демократизма. В более ранней статье «Психология русской интеллигенции» этот же автор обращает внимание на причины могущественного влияния на умы людей Белинского, Герцена, Чернышевского, Добролюбова как идеологов, которые могли делать, по выражению Добролюбова, «благое дело среди царюющего зла». Овсянико-Куликовский объясняет их влияние не только «силой их таланта и значением их идей, но также и в значительной степени тем, что эти идеи заранее возникали в среде передовой интеллигенции и долго потом дебатировались в кружках» [24, с. 398]. Таким образом, по его мнению, появление властителей дум – закономерный процесс.

Пытавшийся построить идеалистическую концепцию истории русской философии Э. Радлов полагает, что идейное направление Чернышевского, Добролюбова, Писарева «в философском отношении, не представляет большого интереса» [147, с. 112]. При этом он отмечает, что противник материализма Юркевич был более значителен и глубок, хотя и не оставил заметного следа в умственной жизни, тем самым признает заметное влияние в обществе Добролюбова. Автор «Очерков истории русской философии» (СПб. 1912 и Пг. 1920), причисляя Добролюбова, Писарева, Чернышевского к направлению, которое принято называть западничеством, необоснованно обвиняет их в догматизме. Автор видит догматизм в рассмотрении проблемы бессмертия души, аргументируя тем, что для Добролюбова «вопрос о бессмертии души вовсе не есть вопрос, которым может заняться "образованный человек"» [147, с. 139].

Новое поколение последователей добролюбовских идей широко пропагандирует опыт работы своего предшественника. Впервые было издано Первое полное собрание сочинений Добролюбова в четырех томах под редакцией М.К. Лемке (1911). В 1911–1913 гг. выходит новое Полное собрание сочинений Добролюбова в 10-ти томах (10-й том в свет не выходит из-за краха фирмы «Деятель» в 1914 г. [117, с. 532] под редакцией Е.В. Аничкова. Основной работой М.К. Лемке о Добролюбове являются биографический очерк и комментарии в изданном им четырехтомном собрании сочинений Добролюбова. Позиции исследователей творчества Добролюбова М.К. Лемке и Е.В. Аничкова этого периода в основе своей совпадают. Оба ставят вопрос об истоках идейного развития Добролюбова. Тем не менее между исследователями разгорается полемика по вопросу о взаимоотношениях Добролюбова с Щегловым, о характере кружка. Е.В. Аничков, например, считает, что между ними была «борьба за первенство», а окружение Добролюбова – «кружком либеральных и образованных дворян». По-иному рассматривает этот вопрос М.К. Лемке, отрицающий наличие борьбы и тем самым как бы подчеркивающий самостоятельность Добролюбова, более того он не оценивает кружок как революционный. Следовательно, Лемке отделяет Добролюбова от революционности.

Таким образом, оба исследователя вносят в оценку данного периода деятельности Добролюбова единое либерально-оппозиционное содержание с более или менее левым оттенком [4, с. 182–205], [42, т. 1, с. 93, 94]. Останавливаясь на взаимосвязи взглядов Чернышевского и Добролюбова, М.К. Лемке преувеличивает степень влияния Чернышевского и недооценивает процесс развития радикализма у Добролюбова. М.К. Лемке утверждает, что после знакомства с Чернышевским перед Добролюбовым «открылся неведомый до тех пор круг радикального мировоззрения» [42, т. 1, с. 77]. В отличие от исследователя
А.М. Скабичевского М.К. Лемке пытается решить этот вопрос с помощью фактического материала, несмотря на противоречивые выводы. Революционность Добролюбова М.К. Лемке считает лишь временным, преходящим этапом в его развитии, только в период 1859–1860 гг. Подобная оценка М.К. Лемке относится к 1908–1911 гг., а в заметках и рецензиях 20-х годов XX века он несколько меняет свои общие оценки. В заметке «Н.А. Добролюбов как политический поэт» (1922) говорит о его раннем радикализме, признает революционность.

В Юбилейном издании собрания сочинений Добролюбова (под редакцией М.К. Лемке) печатается статья В.В. Розанова. Позиция, занимаемая Розановым в общественной борьбе эпохи, при всех ее особенностях, была близка к русскому декадентству, что нашло отражение в его статьях о Добролюбове. В публикации «Юбилейное издание Добролюбова» характеризует деятельность мыслителя с нигилистических позиций, отрицая роль материалиста, революционного демократа. Розанов принимает во внимание, что его критика была реальная и публицистическая, что является закономерным результатом эпохи. Причем Розанов называет Добролюбова наиболее «чистою фигурою 60-х годов» и одним из «лучших русских писателей» [118, с. 324, 325]. Для автора «необъяснимо почему, но из 60-х годов это самое дорогое имя» [118, с. 325–326]. В статьях «Почему мы отказываемся от «наследства 60–70-х годов?», «В чем главный недостаток "наследства 60–70-х годов? "» он прямо заявляет, что дети имеют права отрицать своих отцов, что это закон жизни, они «идут искать каких-то новых путей жизни, другой «правды» [145, с. 120]. Если прошлые поколения верили в торжество демократических начал жизни, то следующее поколение, в том числе и Розанов, уже не верит. В другой статье «Три момента в развитии русской критики» он признает силу, влияние в обществе Добролюбова и ряда других последующих критиков, их умение «направлять течение жизни», но считает, что Аполлон Григорьев и Н. Страхов являются подлинными выразителями русской критики.

В отличие от либерально-народнических, декадентских и веховских оценок коренной противоположностью являются суждения марксистов о деятельности Добролюбова-материалиста, революционного демократа. Продолжая материалистические традиции русской революционной демократии, материалистическое направление русской философии XX века, в рамках марксистской философии, вырабатывает различные подходы в оценке наследия Добролюбова, что выразилось в абсолютизировании взглядов, социально-политической направленности. С этих позиций философом, первым теоретиком и пропагандистом марксизма в России Г.В. Плехановым дается целостная концепция русской революционно-демократической критики Белинского, Чернышевского и Добролюбова.

В борьбе с народниками, декадентами, реакционерами Плеханов опирался также и на труды Добролюбова, однако, считая его учеником Чернышевского, в своем теоретическом наследии уделяет ему меньше внимания, написав всего лишь одну статью «Добролюбов и Островский» (1911). В ней на примере анализа Добролюбовым пьес Островского автор дает всестороннюю оценку «реальной критики» и его философских воззрений, обнаруживая тесную связь литературных взглядов с «философско-исторической теорией» [131, с. 462]. В труде «История русской общественной мысли» в одной из глав Плеханов планирует рассмотрение деятельности Добролюбова как самого выдающегося сотрудника Чернышевского.

Социально-политическая направленность творчества привлекает русских марксистов, круг их интересов определяется задачами политической борьбы пролетариата, приближая марксистскую критику к решению проблем партийности искусства и использования наследия Добролюбова. Марксистами публикуются несколько статей, напечатанных в легальных большевистских изданиях: Н.В. Крыленко (псевдоним А. Брам) (Звезда. 1911. № 12), В.В. Воровский (псевдоним П. Орловский) (Просвещение. 1912. № 2, янв.) и др.

Анализ взглядов представителя русской материалистической мысли нередко приводит к ошибочным положениям, к абсолютизации его взглядов. В статье «Социально-политические взгляды Добролюбова» (Современник. 1911. № 11) Ю. Стеклов абсолютизирует его политические взгляды, приближаясь к позициям научного пролетарского социализма. Этот автор один из первых утверждает о том, что именно Добролюбов сделал призыв к хождению в народ в статье «Когда же придет настоящий день?» (1860), что было раньше почти на полтора года, чем призыв Н.Г. Чернышевского в статье «Не начало ли перемен?» (ноябрь 1861). А Герцен высказал эту идею в сентябре 1861 года (Колокол. № 110).

Историография советского периода, связанная с философскими воззрениями Добролюбова, опирается на труды русских марксистов, на работы народнического и либерально-буржуазного направления. По мере накопления знаний и освоения теоретического наследия русских революционных демократов совершенствуются исследования его мировоззрения. В 20-е и в 30-е годы резко возрастает интерес к ним, этому способствовало включение его работ в школьные программы, расширилась проблематика исследования его творчества. Идейное наследие революционных демократов ставится на службу пролетариату и используется в идеологической борьбе за социализм. В 20-е годы увеличивается количество публикаций, посвященных анализу теоретического наследия Добролюбова и роли мыслителя в русской общественной жизни. С этого периода теоретическое наследие Добролюбова рассматривается только в диалектико-материалистической парадигме, в рамках материалистических представлений.

Освещению философских воззрений Добролюбова, анализу его деятельности, рассмотрению идейных позиций революционных демократов посвящена изданная в советское время работа П.И. Лебедева-Полянского «Н.А. Добролюбов» (М.; Л., 1926), ставшая важной ступенью марксистского миропонимания наследия шестидесятников. Особенностью данной работы является: во-первых, отрицание идейной преемственности между «людьми 40-х годов» и шестидесятниками,
во-вторых, преувеличение влияния Фейербаха на Добролюбова (как и большинство исследователей того времени). Он отмечает, что Добролюбов, «как и Чернышевский, был материалист, последователь Фейербаха, а в понимании истории, как и его великий друг-страдалец, был идеалистом» [87, с. 89]. А в книге «Н.А. Добролюбов. Мировоззрение и литературно-критическая деятельность» (1933) он уже подчеркивает идейную преемственность между Белинским, Герценом и Добролюбовым, хотя Добролюбов остается последовательным фейербахианцем, но замечает: «С Фейербахом Добролюбов познакомился прежде всего через Герцена и Белинского» [89, с. 73]. Автор практически отождествляет материализм Добролюбова и Фейербаха. В оценке закономерностей развития общества, как считает он, Добролюбов частично преодолевает фейербахианство: «временами приходит к сознанию, что история – это борьба классов, а личность – продукт общественных отношений, хотя и не выдерживает этой точки зрения со всей последовательностью» [89, с. 88–89]. До конца тридцатых годов тезис о фейербахианстве Добролюбова не подвергается сомнению. Позднее были изданы под редакцией П.И. Лебедева-Полянского в полном объеме дневники Добролюбова (1851–1859) (М., 1931, 1932), а также первое советское полное собрание сочинений в шести томах (1934–1941) (10 тыс. экз.).

Критическому осмыслению наследия Добролюбова посвящена работа П. Панкевича «Историко-социологические взгляды Н.А. Добролюбова» (1928), характеризующая его взгляды в области философии истории. Не соглашаясь с оценкой взглядов на историю П.И. Лебедева-Полянского, он правильно отмечает: «Однако назвать Добролюбова последовательным историческим идеалистом никак нельзя» [124,
с. 58]. Автор опровергает тождественность теории Добролюбова с учением просветителей XVIII века, верно полагая, что Добролюбов, рассматривая общественные вопросы, «отнюдь не придерживался тезиса, что "мнение правит миром", у него "разум" теряет характер движущей силы истории» [120, с. 101]. П. Панкевич в целом считает его взгляды весьма реалистичными, и даже в отношении народа у него не было склонности «идеализировать народ» [124, с. 67].

Историографические работы 30-х годов, посвященные мировоззрению Добролюбова, отражают усиление интереса к вопросам материалистических традиций. Внимание к наследию Добролюбова обусловлено не только юбилейным событием (100-летие со дня рождения), но и вопросами внутренней и внешней политики страны. Революционно-демократическое наследие становится «официальной линией» в проведении марксистских идеалов в жизнь, связанной с жестокой борьбой против религии (в 1932 году была объявлена «пятилетка безбожия»), с борьбой против фашизма. Проведение классового подхода в оценке наследия Добролюбова на основе ленинских методологических идей приводит к догматизации философского знания и приобретает однолинейный, одномерный характер.

Продолжением марксистских традиций в исследовании и пропаганде теоретического наследия Добролюбова в советское время стала книга Ю.М. Стеклова «Жизнь и деятельность Н.А. Добролюбова
(1836–1861)» (Л., 1930). Считая Добролюбова несамостоятельным в вопросах философии, называет его приверженцем материализма, унаследованного от Фейербаха с поправками и дополнениями Чернышевского, с другой стороны, отмечает близость к вульгарному материализму. Он пишет о приближении к историческому материализму Чернышевского, делает вывод, что «Добролюбов шел в ногу с Чернышевским, как ученик его» [167, с. 118]. Преувеличенные надежды Добролюбова на народ и его зрелость приводят к идеализации народа, которая, по мнению Стеклова, «была тогда объективной исторической необходимостью», и только она могла вызвать «вспышку энтузиазма» [185, с. 80]. Доказывая близость его взглядов к материалистическому пониманию истории в признании исторической закономерности, Стеклов неверно сближает их с историческим материализмом.

Юбилейные статьи, выступления в АН СССР показывают, что существуют несходные точки зрения на характер философских взглядов Добролюбова, на его место в развитии русской общественной мысли.

В выступлении А.М. Деборина прозвучала ошибочная оценка воззрений мыслителя. Деятельность революционных демократов, в его понимании, проходит в противостоянии идей западничества, идеологами которого являются В.Г. Белинский, А.И. Герцен, Н.Г. Чернышевский, Н.А. Добролюбов, и идей славянофильства. А.М. Деборин подчеркивает: «В своих устремлениях Добролюбов исходил из идеи всеобщего единства и гармонии», видя ее осуществление в человеческом организме, природе и обществе. На основе этого Деборин приходит к выводу, что он «исходит из естественно-правовых идей и стоит на позициях натурализма и рационализма» [38, с. 38, 41]. А.В. Предтеченский полагает, что взгляды революционных демократов эклектичны.

В исследовании мировоззрения Добролюбова до конца 30-х годов не подвергается сомнению просветительский характер мировоззрения и тезис фейербахианства. К концу 30–40-х годов в работах М.Т. Иовчука, В.С. Кружкова, П.Н. Федосеева и других ученых складывается понимание того, то философия революционных демократов может рассматриваться как «классическая русская материалистическая философия», занимавшая промежуточное положение между классической философией западноевропейской буржуазии и пролетарским мировоззрением. Концепция «русской философской классики», подготовленная работниками «идеологического фронта» в 40-е годы, внедряется в общественное сознание. В число «классиков» исследователями русской материалистической философии определяются четыре мыслителя – В.Г. Белинский, А.Герцен, Н.Г. Чернышевский и Н. А. Добролюбов.
В рамках этой концепции взгляды Добролюбова уже не рассматриваются как только фейербахианские, а заслуживают более высокого признания. Заслугой Добролюбова, как отмечал Л.А. Коган, является то, что в тяжелейших условиях самодержавия он «сумел стать в уровень с крупным мыслителем-материалистом, с Л. Фейербахом. Более того, являясь убежденными фейербахианцами, Н.А. Добролюбов и Н. Чернышевский в общественно-политических взглядах шли дальше Фейербаха» [72, с. 77]. Важная задача этого периода – изучение и популяризация наследия Добролюбова осложнялась запретом на изучение народничества и народовольчества. Они были признаны враждебными марксизму, а их деятели и теоретики объявлялись врагами народа – все это осложняло изучение и творческий подход в разработке многих теоретических проблем. Имена Добролюбова и Чернышевского иногда использовались для борьбы с космополитизмом и осуждения революционеров-народников. Несмотря на трудности, выпуск изданий в это время продолжается, проводится анализ добролюбовской мысли.

В работе М.Т. Иовчука «Философские и социально-политические воззрения Н.А. Добролюбова» (1945–1946) отмечается роль Белинского и Герцена в формировании материализма Добролюбова, который был «далек от грубого, вульгарного материализма» [68, т. 1, с. 10]. Автор верно утверждает, что материализм Добролюбова не может отождествляться с материализмом фейербахианского типа: «Добролюбов стремится сочетать свою материалистическую теорию с диалектической идей развития» [68, с. 15]. Однако он необоснованно приписывает Добролюбову материалистическое понимание предмета диалектической логики. Подчеркивается ограниченность мировоззрения Добролюбова в том, что он остается на идеалистических позициях в понимании общественного развития и осуществляет антропологический подход к человеку и обществу.

В первой половине 50-х годов представление о преимущественно материалистическом характере русской философии находит выражение в издании монографических исследований о Добролюбове: В.С. Кружков «Мировоззрение Н.А. Добролюбова» (М., 1950 и 1952), а также В.В. Жданов «Николай Александрович Добролюбов. 1836–1861» (1951, 1955, 1961). Кружков подробно анализирует философские воззрения Добролюбова, подчеркивая их особенность, которая «заключается в том, что он рассматривает конкретные вопросы философского материализма преимущественно под углом зрения их значения в общественной жизни» [80, с. 275]. В рамках концепции «русской философской классики» автор делает вывод о высоком уровне теоретических знаний революционных демократов, в том числе и Добролюбова, что позволило им стать выше всех форм домарксистского материализма и вплотную подойти к диалектическому материализму. Раскрывая значение философских взглядов Добролюбова для обоснования материалистической эстетики, подчеркивается, что в них наиболее важным и ценным является «философское обоснование эстетики, теории искусства, рассмотрение вопросов материалистической теории познания в связи с анализом художественных произведений, т.е. проблемы отражения действительности в художественных образах» [Там же]. Оценка наследия Добролюбова проходила в марксистской парадигме, что сковывало исследователей и нередко приводило к ошибкам.

В это же время публикуется работа Ф.М. Бурлацкого «Политические взгляды Н.А. Добролюбова» (1954), отстаивающего в полемичной форме самостоятельность философских взглядов Добролюбова. В ней отмечается, что «идеи Чернышевского, Добролюбова воспитали целое поколение революционеров 60–80-х гг. В этом заслуга, в частности, Добролюбова, влияние которого на передовых русских людей было огромно» [20, с. 266].

Обращение русских философов, изгнанных, эмигрировавших за рубеж из своей родной страны, к идеям православного мировоззрения в конце 40-х – начале 50-х годов, осмысление духовного становления России приводит нередко к неприятию идей Добролюбова, его теоретического наследия. При этом их теоретические работы публикуются за рубежом, переиздаются в наше время. В частности, в «Истории философии» (1948–1950) философа В.В. Зеньковского совсем не упоминается имя Добролюбова. Представитель интуитивизма и персонализма Н.О. Лосский, в юности увлекавшийся революционно-демократи-ческими и атеистическими идеями, в своей книге «История русской философии» (1951) также не уделяет внимания таким представителям материалистической философии, как Добролюбову, Ломоносову, Шелгунову и другим. Позднее в работе «Достоевский и его христианское миропонимание» (1953) отмечает: «Замечательно, что такие лица, как Чернышевский, Добролюбов и самый яркий представитель нигилизма Писарев в молодости были глубоко религиозны» [98, с. 231]. Если мыслитель решительно отстаивает материалистические идеи, призывает к решительной борьбе с притеснителями, «внутренними турками», то представители этого направления в философии моральный энтузиазм, сочетавшийся у народа с революционной борьбой, направляют в религиозное русло, где затушевываются социальные противоречия.

С 60-х годов в историографических работах о Добролюбове исследовательская мысль постепенно начинает освобождаться от навязывавшейся ей идеологической установки. В научных изданиях: «Философская энциклопедия» (М., т. 2, 1962), «История философии в СССР» (М., т. 3, 1968) исследуются особенности его философского материализма. Важной ступенью в научном исследовании его творчества становится издание нового собрания сочинений Добролюбова в девяти томах, тексты которого подвергаются сплошной проверке по первоисточникам (М.; Л, 1961–1965). Но остаются завышенные оценки, например, в книге «Против современных фальсификаторов истории русской философии» (1960) И.Я. Щипанов утверждает, что революционные демократы «поднялись на целую голову выше всего домарксистского материализма» [134, с. 67].

В семидесятые годы XX века философские взгляды Добролюбова анализируются в работах А.И. Володина «Гегель и русская социалистическая мысль XIX века», И.К. Пантина «Социалистическая мысль в России: переход от утопии к науке» (М., 1973), Г.А. Соловьева «Эстетические воззрения Чернышевского и Добролюбова» и других. Важным вкладом в изучении идейного наследия Добролюбова является книга В.С. Кружкова «Н.А. Добролюбов. Жизнь, деятельность, мировоззрение» (1976). Всестороннее рассмотрение автором философских воззрений Добролюбова убедительно доказывает его самостоятельность в решении теоретических проблем в конкретно-исторических условиях, однако его философское наследие «по диапазону постановки и решения философских проблем, особенно в области природы и проникновения в потенциальные возможности диалектического метода уступает уровню наследия Герцена и Чернышевского» [79, с. 310]. Схематизм рассмотрения философской мысли 60-х годов приводит к выводу: «До появления марксизма политические и философские воззрения Белинского, Герцена, Чернышевского и Добролюбова были самыми передовыми, прогрессивными» [79, с. 262].

Отличительная черта историографических работ 80-х годов – стремление преодолеть ошибки и догматизм предшествующих лет, завышенные оценки философии русской революционной демократии, чрезмерно приближавшие ее к диалектическому и историческому материализму. Это характерно для таких работ: «Н.А. Добролюбов и русская литературная критика» (М., 1988), «Творческое наследие Н.А. Добролюбова» под редакцией В.В. Богатова (М., 1988), Е.А. Скрипилев «Добролюбов» (М., 1988), сборник статей «В мире Добролюбова»
(М., 1989). Критический анализ историографических работ о революционных демократах, опубликованных за рубежом, дан в книге М.А. Мас-лина «Современные буржуазные концепции истории русской философии» (М., 1988).

Ранее наметившаяся тенденция переосмысления идейно-теорети-ческого наследия Добролюбова в 90-х годах становится преобладающей. В частности, С.А. Левицкий, отрицая теоретическое наследие мыслителя, признает, что картина мира не исчерпывается рационалистическими схемами, которые отстаивали «отрицатели-реалисты», в том числе и материалист Добролюбов [152, с. 154; 178].

Изменение социокультурной ситуации в России нашло отражение в современной оценке деятельности шестидесятников, переосмыслении системы ценностей эпохи второй половины XIX века. По мнению С.В. Лебедева, эта эпоха «была временем, не благоприятствующим для создания философских систем» [86]. Тем не менее философия существовала прежде всего в форме публицистики, которая оказывала большое влияние на российское общество, стала материалом для исследования системы ценностей в XXI столетии.

«Новое» переосмысление идейного наследия шестидесятников в конце XX века многими авторами сводится к позициям Розанова. Современный автор И.В. Кондаков отмечает: «Ореол непогрешимости и избранничества, озарявший в течение нескольких десятилетий классическую русскую профессиональную критику, – прежде всего деятельность Белинского, Добролюбова и Писарева, – стал постепенно меркнуть, затмеваться величием русской художественной классики» [75, с. 337].

Согласно И.В. Кондакову, и лишь немногие, в том числе и А. Волынский, увидели «за добролюбовскими теориями практические опасности» для общественной жизни [75, с. 368]. Автор отмечает, что от борьбы за достижение общественной свободы критика позднего Белинского, Чернышевского, Добролюбова «незаметно для себя переходила к идейному деспотизму, жестким политико-идеологическим предписаниям, духовной диктатуре и нетерпимости к инакомыслию» [75, с. 322].

Чернышевского, Добролюбова, Писарева и их единомышленников автор книги «Очерки по истории русской философии» С.А. Левицкий называет новым поколением «отрицателей-реалистов», охарактеризовывая их образ мыслей как «просвещенство» [90, с. 103, 108].
В понимании С.А. Левицкого, человека глубоко религиозного, «просвещенство есть отрицание глубинности, многоэтажности мира». Картина мира, полагает автор, не исчерпывается рационалистическими схемами, которые отстаивают «Отрицатели-реалисты», в том числе и материалист Добролюбов. Отрицая наследие 60-х годов, теоретическое наследие Добролюбова, автор, безусловно, признает, что, с одной стороны, «просвещенство» – пройденный этап мысли, с другой стороны, – оно обладает «заражающей силой, именно вследствие своей мнимой простоты» [90, с. 109].

Отрицает наследие 60-х годов и другой автор книги «Россия при старом режиме» Р. Пайпс, не увидевший закономерности появления «новой мыслящей силы в лице разночинцев», хотя он и не отрицает ведущей роли «Современника», роли Чернышевского и Добролюбова, проводивших свою философско-политическую линию [121, с. 342, 345]. Несогласие автора с воззрениями радикалов 1860-х годов обусловлено тем, что они видели первоочередную задачу в «сокрушении остатков старого порядка, частью которого как доктрина метафизическая был и идеализм» [121, с. 354]. Автор сознательно отвергает материалистические идеи Добролюбова и его единомышленников, которым нужно только, чтобы люди познали истину, а «истина состоит в том, что существует лишь материя, и ничегошеньки кроме нее» [Там же].

В современных учебниках и пособиях по истории философии не анализируются причины влияния идей Н.А. Добролюбова и его единомышленников на общественную жизнь России, тем самым не дается объективная философская картина этого периода.

В диссертации А.Н. Кузнецова «Проблема человека в трудах русских революционных демократов в 30–60-е годы XIX века» антропология Н.Г. Чернышевского, Н.А. Добролюбова и других революционных демократов связывается с аксиологией. При этом деятельность Н.А. Доб-ролюбова и его единомышленников рассматривается как просветительская. Данное понимание расширяет критерий оценки творчества этих мыслителей [82].

Автор работы «Очерки радикализма в России XIX века» Е.А. Кириллова представляет Добролюбова с другой стороны, показывает его как радикала, мечтавшего о полном «пересоздании личности». В его статьях, считает автор, нелегко найти стройное философско-историчес-кое мировоззрение, но легко можно увидеть «программу радикального поведения» [70, с. 94]. Становится доступной в 2006 году книга публициста Д.П. Святополк-Мирского, написанная им на английском языке, «История русской литературы с древнейших времен по 1925 год», написанная в 1926–1927 гг. Автор включает в число вождей-радикалов Добролюбова, ставившего задачу создания демократической интеллигенции, которую вдохновляла бы вера в прогресс и желание служить народу.

Вместе с тем вакуум вокруг Чернышевского, Добролюбова все еще ощущается, что констатировали участники ХХХ Международной конференции «Чернышевский и его эпоха» (Саратов, 2008 г.).

Предметом дискуссий в наши дни остается вопрос о причинах канонизации Н.А. Добролюбова после смерти. Современный исследователь А.В. Вдовин, на основе материала журнальной полемики, вызванной провозглашением Добролюбова главой литературы, предпринимает попытку доказать, «что либеральная и консервативная журналистика отрицала не столько значение Добролюбова», а препятствовала гиперболизации и фетишизировании его образа Н.Г. Чернышевским [23]. Такая позиция Н.Г. Чернышевского была вызвана необходимостью усилить роль критики.

Настало время не только сохранения нашего наследия, каким является философское наследие Добролюбова, но и время более основательного анализа его воззрений в развитии общественной мысли России, изучения зарубежных материалов периода его пребывания за границей. Анализ и осмысление прежних сложившихся традиций: русской демократической общественной мысли, «наследства 60-х годов», есть проявление настойчивого стремления к истине. Стремление к синтезирующим выводам для последующего времени в оценке этого наследия, по-видимому, не будет сводиться к противопоставлению «своих» и «чужих», и в начале XXI века эта попытка «объединения» на путях разобщения традиций прошлого уже намечается.

Подводя итог, можно сделать следующие выводы:
  • в отечественной историографии накоплен громаднейший фактический материал о Добролюбове и его творческой деятельности, охватывающий почти полуторавековой опыт исследования и воссоздания структуры формирования и развития философских воззрений русского мыслителя;
  • оценка наследия Добролюбова и его роли в интеллектуальной жизни России обусловлена борьбой общественных сил, борьбой идеализма и материализма;
  • развернувшаяся в досоветский период борьба за идейное наследие Добролюбова – это борьба за единство общественного движения;
  • в советский период абсолютизирование взглядов и социально-политическая направленность в оценке наследия мыслителя – следствие марксистского подхода в исследовании;
  • в начале XXI века, в новой социокультурной ситуации, идет поиск новых путей переосмысления в исследовании философского наследия Добролюбова.