М. А. Цаликова кафедра общего и сравнительного языкознания

Вид материала

Документы

Содержание Языковая личность в межкультурной коммуникации Мотивационный параметр Когнитивный параметр Функциональный параметр Доминантный коммуникант Мобильный коммуникант Ригидный коммуникант Интровертный коммуникант Художественный билингвизм как посредник

Подобный материал:

• Табу в фольклорных поэмах М. Цветаевой (лингвистический аспект), 350.35kb.
• Мишанкина Наталья Александровна Историческая справка: когнитивная лингвистика относится, 32.91kb.
• Гипертекст как когнитивно-коммуникативная единица: экспериментальное исследование 10., 1333.22kb.
• Н. Г. Чернышевского кафедра общего и славяно-русского языкознания концепт пространство, 747.93kb.
• Задачи языкознания Отрасли языкознания Кардинальные вопросы общего языкознания, 215.28kb.
• Е. Н. Чеджемова педагогические воззрения ахмета цаликова, 124.02kb.
• Герасимова Наталья Ивановна доцент кафедры лингвистики и межкультурной коммуникации, 137.48kb.
• Москвы Проект «Этапы развития языкознания», 424.14kb.
• Кафедра общего и славяно-русского языкознания курсовая работа образные средства (метафоры, 445.48kb.
• Ю. С. Основы общего языкознания. Учебное пособие, 937.61kb.

^ Языковая личность в межкультурной коммуникации


Языковая личность в лингвокультурологии рассматривается как специфический тип коммуниканта, обладающий культурной ментальностью, системой ценностей, придерживающийся языковых, поведенческих и коммуникативных норм и потенциально способный к межкультурному взаимодействию.

Термин "языковая личность" в русистике особенно интенсивно разрабатывается с 80-х годов ХХ века, в первую очередь, следует отметить, в работах Ю.Н. Караулова "Русский язык и языковая личность" (1987), "Что же такое "языковая личность" (1995), В.В. Красных "Человек умелый. Человек разумный. Человек говорящий?" ("Некоторые размышления о языковой личности, и не только о ней") (1997), Л.П. Клобуковой "Феномен языковой личности в свете лингводидактики" (1997), которые в систематизированном виде представляют различные понимания языковой личности.

В связи с этим нельзя не согласиться с тем, что, по мнению Ю.Н. Караулова, "языковая личность" – "это многослойный и многокомпонентный набор языковых способностей, умений, готовностей к осуществлению речевых поступков разной степени сложности, поступков, которые классифицируются, с одной стороны, по видам речевой деятельности (аудирование, говорение, чтение, письмо), а с другой – по уровням языка" [Караулов 1987: 29]. Автор определяет структуру языковой личности, состоящую из следующих уровней:

1. вербально-семантического – с одной стороны, обеспечивающего для носителя нормальное владение языком, с другой стороны, для исследователя – научное описание (объяснение) средств выражения определенных значений;
   
2. когнитивного, единицами которого являются понятия концепт, концептуальная система, когнитивная база, ментальность, когнитивная модель, категоризация мира, вербализация, константы культуры, картина мира, концептосфера, национальное культурное пространство и др. В этом случае когнитивный уровень устройства языковой личности охватывает интеллектуальную сферу, которая предполагает расширение знаний и познаний;
   
3. прагматического, в основе которого – цели, мотивы, интересы, установки, обеспечивающие в языковой личности закономерный переход от оценок ее речевой деятельности к осмысленно реальной деятельности в мире.
   

Оценочные характеристики дают возможность представить существующие в лингвосознании носителей культуры стереотипные модели об эталоне. В межкультурной коммуникации они выступают как ментальные особенности, выводятся на основании этических, эстетических, семейных, общественных функций и образуют разные актуальные смыслы, резко различающиеся между собой.

Например, женщину в разных культурах представляют по-разному в соответствии с существующим эталонам женского поведения. Ср.: "Англичанки – холодны, методичны, домовиты, но не женщины в том смысле, в котором желают их видеть мужчины; итальянки, испанки и женщины Востока – они слишком женщины. Только в русской и одной русской женщине воплощается гармоническое сочетание всех этих качеств: они в меру рассудительны и страстны" [Гейнце. Коронованный рыцарь]. Приведенный пример подтверждает, что контекстуально усиленное описание различных компонентов смысла – результат отражения эталонных представлений о женщине в данной культуре, имеет у носителей той или иной лингвокультурной общности определенную этическую и эстетическую ценность. В этом плане лексические характеристики с положительно-оценочным значением дают возможность установить, что признаки, определяющие эталон женской внешности, в русском и английском лингвосознании являются различными.

Для русской культурной среды важны: а) красивая привлекательная внешность (красавица, чаровница); б) модная и нарядная одежда (куколка, модница); в) величественный вид (богиня, царица); г) свежесть, цветущий вид (бутончик, ягодка); д) способность вызвать симпатию, расположение (милашка, ангелочек, очаровашка); е) пышность (пышка, пышечка) и т.д.

В английском культурном сознании выделяются такие признаки, как: а) красивая, приятная внешность (beauty, belle, babe, baby, doll, fish); б) сексуальная привлекательность (fox, enchantress, femme); в) внешне выраженные признаки страстной натуры (sexkitten, sexpot); г) красивая одежда (doll, dolly, dollybird); д) округлые женские формы (crumpet, pin-up, armful) и т.д.

Приведенный список критериев женской привлекательности в обоих языках показывает, что в лингвосознании двух языков существуют различные приоритетные и вторичные области внешности при оценке женщины. Это объясняется тем, что в русском языке отсутствуют собственные наименования лиц женского пола по признакам "сексуальная привлекательность", а также последовательность предпочтений разная. Существование такой особенности для русского языкового сознания во многом объясняется эстралингвистическим фактором в русской культурной традиции, сформированной в рамках христианской морали и домостроя; сексуальный аспект в оценке женской красоты не получил открытой характеристики в лингвосознании носителей русского языка. Однако ценностная картина мира и вместе с ней и оценки с течением времени могут меняться. Так, в русскую речь последнего десятилетия вошли и активно употребляются лексемы английского происхождения – сексапилка, секс-бомба, секс-символ, используемые для наименования женщин, обладающих ярко выраженной привлекательностью для лиц мужского пола. Следовательно, при восприятии женской красоты в русском языковом сознании внешняя красота взаимосвязана с нравственным обликом объекта оценки, ее духовной красотой, тогда как в сознании носителей англоязычной культуры восприятие женской красоты определяется субъектом оценки в рамках гедонизма (способность получить удовольствие) и рационализма (сохранение безопасности). Американские исследователи межкультурной коммуникации предупреждают о том, что мудрость межкультурного взаимодействия заключается в том, чтобы не спешить с умозаключениями, когда люди делают, на наш взгляд, что-то странное. Подыгрывайте им, пока не поймете эту культуру.

Анализ коммуникативного поведения, в зависимости от его задач, может включать различные аспекты и параметры. В книге Г.Г. Почепцова, например, анализируется коммуникативное поведение политических лидеров и при этом проводится психологический анализ (мотивы, представления, познавательный стиль, темперамент и межличностные характеристики), мотивационный анализ (стремление к достижению результатов, установление близких отношений, получение и осуществление власти, корреляция мотивов с поведением), когнитивный и операционный анализ (система и структура взглядов, модель реальности и более конкретное ее воплощение в предпочтениях и действиях коммуникативной личности), нарративный анализ (здесь в модель вводится время и понятие последовательности коммуникативных действий; коммуникация рассматривается как текстовое событие, как "сказка" со своими героями и злодеями – этот метод ведет начало от известного исследователя структуры сказок В.Я. Проппа), бинарный контент-анализ (анализ высказываний, дискурса по принципу +/-), ролевой анализ (роли политических деятелей, например, по Берну: киндер-сюрприз, мальчики в розовых штанишках).

Комплексный, многофакторный анализ позволяет выявить особенности коммуникативной деятельности человека.

Индивиды, осуществляя общение, используют свою коммуникативную компетенцию, определяют стратегию и тактику коммуникативного поведения, накапливают определенный опыт. Каждый из них это делает индивидуально, что и позволяет говорить о коммуникативной личности, которая использует индивидуальные коммуникативные, когнитивные, семиотические и другие возможные предпочтения, сформированные в процессах коммуникации как коммуникативная компетенция индивида, его "коммуникативный паспорт" (И.А. Стернин), визитная карточка (И.Н. Горелов).

Обмен "любезностями" между представителями отдельных социальных групп (заключенные, молодежь и подростки, ученые), использование ими бранной лексики, жаргонизмов, регионализмов, профессионализмов и прочих стилистических средств служат и фатической, контактоустанавливающей функции, и сохранению соответствующей среды общения (подтекст: Мы с тобой одной крови: ты и я).

Термин "личность" представляет собой перевод латинского слова persona – маска актера. Еще античные философы различали человека как физическое тело, средоточие физиологических процессов и как совокупность собственно человеческих черт. Таким образом, противопоставлялись душа и тело в человеке.

По определению философского энциклопедического словаря (1998), личность представляет собой содержание, центр и единство актов, интенционально направленных на другие личности. Многие современные определения личности опираются на понятия диалогической (некартезианской) парадигмы, основы которой связаны с работами языковеда и философа М.М. Бахтина. Как каждому субъекту принадлежит объект и каждой личности принадлежит другая личность, всякому я принадлежит ты. Человеческий индивид, наделенный волей и стремлениями, настроениями и оценками, соединен с другими такими же человеческими индивидами, обладающими своей манерой обращения, высказывания, поведения (в том числе и речевого).

Коммуникативное поведение человечества также состоит из общих моментов в поведении отдельных личностей. Существуют только отдельные индивиды, коммуникативное поведение которых составляет единый язык. Но и в поведении индивида отражаются свойства природной и социальной (в том числе коммуникативной) среды. В некартезианской парадигме говорится также о воплощении (embodiment; hexis "гексис" в теории французского социолога П. Бурдье) природных и общественных структур в отдельном индивиде. Своеобразие формальных и стилистических характеристик речи отдельного носителя данного языка называют идиолектом.

Коммуникативная личность неоднородна, может включать различные роли (голоса, многоголосие личности), при этом сохраняя свою идентичность. В современном языкознании коммуникативная личность включается в различные дискурсы, например: Чехов как писатель и как врач. Один и тот же человек может быть студентом, продавцом, покупателем, рэкетиром, жертвой, ребенком, родителем. Но при этом приемы коммуникативной тактики, например, обмана или убеждения, вымогательства или просьбы – будут сходными в разных ролевых контекстах, но в близких коммуникативных ситуациях. Различаться они будут индивидуальной окрашенностью (студент-троечник и преподаватель-троечник).

Определяющими параметрами для коммуникативной личности являются три: мотивационный, когнитивный и функциональный. В.П. Конецкая строит на этих трех параметрах свою двухступенчатую модель коммуникативной личности.

^ Мотивационный параметр определяется коммуникативными потребностями и занимает центральное место в структуре коммуникативной личности. Если потребности нет, то нет и коммуникации, либо есть псевдокоммуникация, определяемая скорее всего психологической потребностью в процессе коммуникации как таковом, а не в передаче сообщения (одиночество, игровая социализация и т.п.).

^ Когнитивный параметр включает в себя множество характеристик, формирующих в процессе накопления познавательного опыта индивида его внутренний мир: знание коммуникативных кодов, умение осуществлять интроспекцию и ауторефлексию, то есть самонаблюдение и самосознание, метакоммуникативные навыки, способность адекватной оценки когнитивного и коммуникативного горизонта партнера-коммуниканта, мифы и предрассудки, стереотипы и верования. Успешность коммуникации, воздействие на собеседника в значительной мере зависят от совместимости когнитивных характеристик коммуникантов.

^ Функциональный параметр включает три характеристики, определяющие коммуникативную компетентность индивида: практическое владение вербальными и невербальными средствами для осуществления коммуникативных функций; умение варьировать коммуникативные средства в процессе коммуникации в связи с изменением ситуации и условий общения; построение дискурса в соответствии с нормами кода и правилами этикета.

Когнитивный параметр в этой модели является связующим звеном между познавательным опытом и компетенцией коммуникативной личности, его коммуникативной потребностью и конкретной коммуникативной ситуацией.

В зависимости от способа использования своего коммуникативного потенциала, личность может быть отнесена к тому или иному типу. Мы всегда невольно "подстраиваемся" под собеседника в процессе коммуникации, т.е. осуществляем метакоммуникативную функцию. Опытный специалист в области коммуникации должен постоянно сознательно осуществлять эту функцию (направление внимания на код и процесс общения, коррекция его хода). Один из параметров "на контроле" у коммуникатора – тип собеседника. Каковы же характеристики основных типов коммуникантов?

^ Доминантный коммуникант: стремится завладеть инициативой, не любит, когда его перебивают, резок, насмешлив, говорит громче, чем другие. Для "борьбы" с таким коммуникантом бесполезно пользоваться его же приемами, лучше принять стратегию "речевого изматывания" (вступать в речь через паузу, быстро формулировать свою позицию, вопросы, просьбы, использовать "накопительную тактику").

^ Мобильный коммуникант: легко входит в разговор, переходит с темы на тему, говорит много, интересно и с удовольствием, не теряется в незнакомой ситуации общения. Следует иногда – в собственных интересах – возвращать его к нужной теме.

^ Ригидный коммуникант: испытывает трудности на контактоустанавливающей фазе общения, затем четок и логичен. Рекомендуется использовать стратегию "разогревания" партнера (вступительная часть "о погоде", фатическое сообщение).

^ Интровертный коммуникант: не стремится владеть инициативой, отдает ее, застенчив и скромен, скован в неожиданной ситуации общения. В общении с ним следует постоянно осуществлять фатическую функцию в вербальной и невербальной форме, не перебивать.

Ю.В. Рождественский выделяет типы языковой личности в зависимости от сфер словесности. Для всех видов устной словесности создатель речи совпадает с языковой личностью – индивидуальным речедеятелем. В письменной словесности при рукописной технике создатель речи также совпадает с индивидом (кроме документов). В документах создатель речи может быть коллегиальным, один документ может создаваться разными юридическими лицами (копия диплома: вуз + нотариус). Такую языковую личность можно назвать коллегиальной. В печатной словесности разделен труд автора и издательства (создание и тиражирование текста). Здесь перед нами кооперативный речедеятель. Тексты массовой коммуникации совмещают в себе черты коллегиальной и кооперативной речевой деятельности (информагентство + аппарат редакции + издательство), следовательно, перед нами коллегиально-кооперативная языковая личность. Информатика как вид словесности содержит три вида деятельности (реферирование, аннотирование как комплексная работа по анализу первичного текста и синтезу вторичного + информационный поиск + автоматизированное управление), поэтому представляет собой коллегиальную речедеятельность.

Коммуникативная личность – самая главная составляющая личности вообще, ведь коммуникация занимает 80 % всего человеческого существования (аудирование – 45 %, говорение – 30 %, чтение – 16 %, письмо – 9 %).

Итак, основной единицей анализа теории межличностной коммуникации является взаимосвязь, взаимодействие вступивших в общение людей. Каждый из его участников существенным образом влияет на поведение другого, между их высказываниями и поступками возникают причинные зависимости. Обмениваясь сообщениями, они приспосабливают их к конкретной ситуации общения, содержание полученной информации перерабатывается в зависимости от возникающей обстановки.

Межличностную коммуникацию можно считать эффективной, если цели, поставленные коммуникаторами, достигаются в наибольшей степени. Эффективная межличностная коммуникация рассматривается как система конкретных действий, умений и навыков, которые не являются врожденными, им следует учиться, отрабатывать и тренировать (подобно тому, как работает музыкант или спортсмен). Искусство межличностной коммуникации прямо связано с тем, насколько человек оказывается способным заметить, воспринять и развить эти действия. Чтобы оценить уровень формирования необходимых для эффективной коммуникации умений и навыков, используется понятие коммуникативной компетенции.

Межкультурная коммуникативная компетентность складывается из:

а) способности человека прогнозировать коммуникативную ситуацию, в которой предстоит общение, ориентироваться в ситуации, в которой он оказался;

б) коммуникативного интеллектуального мастерства, т.е. умения найти адекватную теме общения коммуникативную структуру и реализовать коммуникативный замысел;

в) способности разбираться в самом себе, собственном психологическом потенциале и потенциале партнера;

г) навыков самонастройки и саморегуляции, включая умение преодолевать психологические барьеры, снимать излишнее напряжение, эмоционально настраиваться на ситуацию, распределять свои усилия в общении.

Потребность в общении – это потребность человека в объединении, в соединении с другими людьми. Для того, чтобы возникла потребность в общении, само общение должно стать проблемой (его должно недоставать, оно должно быть затруднено и т.п.). Формирование потребности в общении в онтогенезе на ранних стадиях вызвано необходимостью удовлетворения человеком некоммуникативных потребностей с помощью общения, на более поздних – необходимостью контакта с другими людьми в целях подтверждения человеком собственного существования как социального существа, как личности. Потребность человека в общении может эксплуатироваться. В этом случае стремление человека к объединению с другими людьми используют в качестве средства подавления и подчинения, прибирания к рукам, приручения.

Любой из нас, прежде чем вступить во взаимодействие с другими людьми, обычно соотносит свои предполагаемые действия с принятыми в его среде максимами и стандартами поведения, ожидая и от других соблюдения определенных норм и правил межличностного общения. Правила социального взаимодействия неразрывно связаны с ожиданиями людей, определяющими характер повседневного общения. Среди базовых ожиданий выделяют:

• ожидание, что участники взаимодействия должны обнаруживать ситуационную уместность, т.е. знание о том, как вести себя в конкретных социальных ситуациях;
  
• ожидание уважительного отношения к себе со стороны окружающих;
  
• ожидание взаимности;
  
• ожидание адекватной вовлеченности в ситуацию взаимодействия;
  
• ожидание, что каждый из участников взаимодействия может и способен передавать свои сообщения доступным для понимания другого образом и, в свою очередь, проникать в смысл того, что передано ему самому.
  

Главным регулятором в построении общения является тот образ партнера, то представление о нем, которое имеется у каждого. При его формировании важное значение имеет первое впечатление о человеке. Восприятие людьми друг друга одновременно и верно, и неверно, правильно и неправильно, более точно в отношении главных в данный момент характеристик, по которым мы строим поведение, и менее точно в отношении остальных. Почти каждый человек, имеющий достаточный опыт общения, вполне способен точно определить многие психологические и социальные характеристики партнера. Но эта точность высока только в нейтральных обстоятельствах, т.е. в ситуациях, из которых искусственно устранены все возможности взаимодействия, зависимости между людьми и единственной задачей является точное и полное восприятие другого человека. Однако в реальных ситуациях всегда присутствует тот или иной процент ошибок. Чем менее нейтральны отношения, чем более люди заинтересованы друг в друге, тем больше вероятность ошибок.

Полнота и характер оценки другого человека зависят от таких качеств оценивающего, как степень его уверенности в себе, присущее ему отношение к другим людям. Если один из участников общения уверен, что его суждения о другом точно соответствуют действительности, то он не будет заинтересован в получении обратной связи; в этом случае эффект первого впечатления оказывается решающим. Познающий может вкладывать свои состояния в другую личность, приписывая ей черты, которые, в действительности, присущи ему самому, а у оцениваемой личности могут отсутствовать. Бывает и так: если человек нам нравится внешне, то одновременно мы склонны считать его более хорошим, умным, интересным и т.д., т.е. переоценивать многие его психологические характеристики. Те люди, которые нас любят или хорошо к нам относятся, кажутся нам значительно лучше тех, кто относится к нам плохо. Таким образом, общее позитивное впечатление о человеке приводит к переоценке, а негативное – к недооценке неизвестного нам человека.

В межличностном общении присутствуют:

• персональность адресации речи;
  
• непринужденность речевого акта;
  
• ситуативность;
  
• эмоциональная окраска.
  

Для взаимопонимания важна способность слышать, которая создает возможность обратной связи в межличностной коммуникации. Благодаря обратной связи (оценочной или безоценочной) мы можем поддерживать или корректировать впечатления других о нас и наших установках. Выделяют нерефлексивный, рефлексивный (активный) и эмпатический стили слушания, в основе которых лежит использование определенных речевых приемов. Эффективное применение различных стилей слушания способствует сохранению и развитию межличностных отношений.


^ Художественный билингвизм как посредник

двух языков и двух культур


История человечества – это история контактов и смешения различных этнических групп в языковом и культурном отношениях. Никогда ни один народ не жил в изоляции и нет такого народа, который не впитал в себя черты культуры других наций.

Язык нации есть продукт и факт культуры, поэтому изучение роли языка неизбежно связано с постижением культуры народа, говорящего на нем. В истории есть примеры, когда одна и та же национальная культура выражает себя на нескольких языках. Любую национальную литературу РФ в настоящее время нельзя представить без творчества билингвов, без произведений, созданных ими на русском языке.

Взаимообмен культурными ценностями между различными народами – процесс естественный, давний в литературном творчестве, и результат его в той или иной мере, в том или ином виде сказывается на культурной жизни каждого народа. Взаимодействие различных национальных литератур в процессе их исторического развития ныне привлекает внимание большого числа ученых – языковедов, литературоведов, культурологов, философов и других специалистов гуманитарной науки. Это объясняется, в частности, тем, что в наше время происходит стремительная интернационализация культуры, хотя проблема художественного билингвизма как посредника языков и культур привлекала к себе значительно меньше внимания. История культуры народов Северного Кавказа богата примерами литературного двуязычия, причем на каждом этапе исторического и культурного развития формы, смысл и причины этого явления были весьма различными.

Многие самобытные национальные писатели создают свои произведения на русском языке, однако их творчество остается составной частью национальной культуры, родной для каждого из них. Благодаря русскоязычным писателям Ф. Искандеру, Ч. Гусейнову, И. Базоркину, Г. Гулиа, М. Эльберду, Т. Адыгову, Т. Толгурову и другим, многонациональный читатель получает возможность до конца понять всю глубину художественного замысла произведения без посредничества переводчика и в полной мере проникнуть в его национальную стихию, культуру, языковую систему. Произведения русскоязычной национальной литературы нами рассматриваются как отражение одной из разновидностей художественной культуры, имеющей свои особенности культурно-национального и регионально-географического характера.

Ставший в XX веке языком межнационального общения для многих народов России и СССР, русский язык со временем стал и важным средством выражения национальной культуры. Он выполняет роль языка-моста, "соединившего впервые в истории, – по образному выражению Ч. Айтматова, – художественные берега народов, незадолго до этого не знавших о существова­нии друг друга" [Айтматов 1972: 82-85]. Естественно, что этот самый самоочевидный процесс оказывает решительное воздействие на внутренние потенции самой русской литературы – обогащается за счет языков разных народов. Развитие художественного билингвизма так же, как и развитие литературы, обусловлено социально-историческими факторами. Этот яркий и многострадальный процесс нашел заметное отражение в языке художественной литературы, чему в немалой степени способствовало развитие художественно-литературного двуязычия и переход некоторых мастеров художественного слова на русский.

Основной темой творчества русскоязычных писателей остается жизнь и культура родного народа. Переход с родного языка на русский нужно воспринимать как изменение формы, однако, творя на другом языке, пользуясь им для описания своего национального мира, они проникаются традициями русской литературы. Писатели-билингвы усваивают опыт русской литературы и синтезируют его, опираясь при этом на собственные культурные традиции. Создавая произведения на другом языке, писатели-билингвы привносят в них свое видение мира, многовековые традиции своего народа.

В научной литературе существует положение лингвистов, философов, литераторов, согласно которому национальный язык, быт определенного народа, его традиция, национальная психология – это лишь "элементы", "компоненты" национального. Этот тезис, как известно, вызывает противоречивое отношение в науке, более того – его нельзя абсолютизировать, поскольку такое утверждение имеет однобокое понимание, тогда как в мировой классической литературе (латино-греческой, фарси-тюркской, англоязычной, колумбийской, ирландской) доказана возможность создания величайших произведений на генетически неродном языке, существование писателей – носителей двух и более культур. Удивляет скептическое отношение ученых к русскоязычной литературе, "магическое привязывание" писателей к определенной национальной принадлежности, отвергающее всякую мысль о многоязычности. Как будто национальная принадлежность окончательно и бесповоротно определяет конкретный образ мира писателя. Как будто сам человек не может говорить, писать и думать более чем на одном языке. До сих пор, особенно у литературоведов, не затихают споры о том, куда относить русскоязычную литературу, ставят запреты, по которым русскоязычный писатель представляется "врагом", вмешивающимся в чужую культуру. По справедливому замечанию Э. Чаплеевича, "причина этой удивительной, а иногда и абсурдной беспомощности современной истории и поэтики литературы в познании всего многообразия и разнородности современных литературных явлений, типов кроется не в недостаточном и методологическом развитии. Она гораздо глубже, скрыта в самой сути, которая абсолютно не адекватна предмету исследования, или, проще, современным литературным процессам. История и поэтика литературы до настоящего времени являлись по своей природе однородными: в исследованиях использовалось однобокое понимание литературы... Сейчас нам необходима разнородная поэтика, полностью соответствующая характеру ее исследования. Она открыла бы дорогу новой истории литературы, ориентированной на многообразие литературных явлений [Чаплеевич 1966: 125-130].

Национально-духовная культура нами рассматривается как тип культуры, характеризуемый специфическими, национальными традициями, психикой, мышлением, бытом национального мира, которая, в свою очередь, воплощается в языке и в произведениях художественной культуры. Каждая национальная культура создается и существует в конкретной языковой форме. Национальная специфика культуры наиболее полно отражается в произведениях художественной литературы. Язык определяет тип культуры, "язык придает некоторые специфические национальные черты непосредственно лишь тем явлениям духовной культуры общества, которые выражаются посредством него" [Панфилов 1975: 12].

Современное понимание национального типа творчества включает в себя своеобразие исторических путей народа и его культуры, социальную биографию нации, отличную от судеб других народов, национальное преломление мировой художественной культуры.

В практике литературного творчества можно обнаружить три типа двуязычия: открытое – этот вид выражается в сочинениях одних и тех же писателей на разных языках в разных произведениях; смешанное – выраженное формально в систематическом смешении разноязычных элементов на уровне текста; скрытое – выраженное семантически, на одном языке, то есть формально. Таким путем русскоязычные писатели сохраняют свое национальное своеобразие.

Литературный билингвизм классифицируется несколькими типологиче­скими группами:

а) творчество на русском и родном языке (Айтматов, Друцэ, Искандер);

б) творчество лишь на русском языке (Гулиа, Сулейменов, Базоркин);

в) авторизованный перевод (Ч. Гусейнов).

Проявления художественного билингвизма в индивидуальном творчестве различны, отражают деятельность писателя, "национальное самосознание – психологическое, духовное, чувственное ощущение народа, представителем которого он является, а также предмет творческих интересов и объект художественного отражения, коллизии данной национальной действительности, предполагающие знание глубинных процессов быта, истории, нравов, традиций, исторической эволюции народов и, наконец, знание языка народов, которое представляется либо активно, …либо пассивно" [Гусейнов 1987: 12].

Феномен художественного русского языка со всей отчетливостью проявляется на словесно-речевом уровне русскоязычного произведения национального писателя: "двуязычник", живя между двух моделей мира, явственно ощущает недостаточность, относительность каждой из них, чего не видит самоуверенный "одноязычник", на каком бы великом языке он не мыслил. Целостные системы двух языков (двух миров) взаимопросвечивают друг друга" [Михайловская 1981: 44].

Благодаря русскоязычным писателям, наш многонациональный читатель получает возможность до конца понять всю глубину художественного замысла национального произведения без посредничества переводчика и в полной мере проникнуть в его национальную стихию, культуру, языковую систему. Национальные черты обуславливаются особенностями общественно-исторического развития данного народа, его культурными связями, его традициями. Изучение всех этих явлений – задача важная и необходимая. В результате взаимодействия национальных языков и культур возникает "двойное параллельное восприятие национальной и "чужой" систем взглядов на явления и предметный мир, оно (восприятие) должно обнаружить в той или иной форме или степени связь с двуязычием или одноязычием в речевом развитии" [Выготский 1983: 336], где наблюдаем "межнациональное перекрестное наблюдение" [Искандер 1996: 7], способствуя переходу мысли в слово и слова – в мысли, как совокупность представлений и знаний человека о мире. Это знание отражается через призму категорий и понятий, универсальных кодов культуры, участвующих в беспрерывном семиотическом обмене и интерпретации других культурных кодов. Согласно В. Гумбольдту, "каждый народ обведен кругом своего языка, и выйти из этого круга можно только перейдя в другой". Однако такой "прорыв" представляется отчасти возможным тогда, когда мы пытаемся проникнуть в тайны внутренней формы другого языка и его лингвистических способов выражения мысли. Поэтому языковая картина мира писателя принадлежит не только лексическим, но и самым высоким уровням мышления благодаря лексическим приемам. Определить и проследить, какие образно-речевые средства, стилистические приемы использовал автор для создания неповторимого "образа" своего народа, присущей народу национальной индивидуальности, включая психологию, характер, особенности мышления и художественного творчества, имеет большое значение и с точки зрения исследования творческой индивидуальности писателя, и с точки зрения выявления тех общих процессов, которые формируют сегодняшнюю культурную неповторимость русскоязычной художественной литературы о Кавказе.

Национальный писатель в своих творениях, прежде чем воссоздать тот или иной эпизод, глубоко его переосмысливает так, чтобы он был в необходимой мере ясен широким массам читателей. На каком бы языке автор не писал художественное произведение о своем народе, мышление его питается прежде всего национальным сознанием, оно нередко интуитивно (внутренне) обращается к области национального специфического мира, а в сознании его живут своеобразные национальные понятия, представления о предметах, вещах и явлениях, которые передаются словами русского языка. В связи с этим довольно убедительными представляются новейшие данные нейролингвистики, полученные экспериментальным путем и подтвердившие, что языковой контакт совершается в ходе межполушарной связи в головном мозгу билингва, причем было выявлено, что одно полушарие головного мозга владеет одним языком; так, левое, или доминантное, "обычно владеет главным языком общения в данном ареале…, тогда как другое полушарие (чаще всего правое) понимает или знает в ограниченной степени второй язык; по каналам полушарной связи формы одного из языков, находящиеся в языковом контакте, передаются в другое полушарие, где они могут включаться в текст, произносимый на другом языке, или оказывать косвенное влияние на строение этого текста" [Верещагин 1989: 134].

Русскоязычный писатель в своих произведениях исходит из стремления выразить сознание своих героев и персонажей, а сознание по своей сущности является глубоко национальным. Взаимоотношения героев, их мышление и действия, поведение в различных обстоятельствах, психология, память и речь, восприятие окружающей реальности – все это отражает в себе национальную специфику. И так в условиях русскоязычного художественного творчества автор не теряет, а, наоборот, работает над созданием, сохранением и передачей качественных реалий, которые проявляет в стиле, в изображении и широком пояснении обычаев, обрядов и традиций, использовании фразеологических выражений, пословиц, поговорок, изображении пейзажа, воспроизведении быта, предметного мира, исторических событий и тому подобное, что в своей совокупности отражает национальное мироощущение.

В условиях художественного русскоязычия писатель выполняет как бы две функции: с одной стороны, исходит из национального сознания, с другой – он как бы переосмысливает факты и явления, чтобы их описание удовлетворяло восприятие русскоязычного (т.е. иноязычного) читателя, при этом не теряя национальной ориентации. Этот процесс художественной формы воплощается в стиле и в культурном феномене.

Русский язык, являясь средством изобразительности, а национальный язык, оказывая влияние на русский язык в сфере мышления, совместно создают новое особое понятие. Русский язык, ориентирующийся на стихию национального, принимает новые, особенные формы повествования, находит новые структуры в пределах национального. Возникает взаимоориентация двух миров мышления, двух языков и двух культур. Художественный билингвизм можно считать новой особенностью межкультурной коммуникации.

Понятие национального своеобразия в жизни и в искусстве многомерно, исторически подвижно, и в силу этого суть его иногда трудно уловима. Однако очевидно, что суть национального "в значительной мере определяется особенностями национального характера, писатель не может не воплотить национальный характер в своем творчестве" [Калачева 1980]. Наиболее существенные черты национального характера проявляются в речи литературных героев, которые строятся соизмеримо со складом национального мышления и воссоздаются благодаря изобретательным средствам русского языка.

Н.Т. Михайловская, анализируя двуязычный литературный процесс, отмечает: "Одна и та же лексика, имеющая одинаковую или близкую понятийную основу в различных языках, может наполняться неадекватным словом, приобретать различную экспрессивную окрашенность, что зависит не только от индивидуально-авторского словоупотребления, но и от национального мироощущения, от практического тысячелетнего опыта данной нации, от отношений с миром окружающей природы, силы, которые выступали то союзником, то врагом" [Михайловская 1979].

Речь – это ядро национального характера в художественном билингвизме, это следствие национального склада мышления. Подобное невозможно без эстетически осмысленного синтеза двух языков, двух форм образного мышления, их стилистических особенностей, стихий и внутренних закономерностей. Здесь необходимо глубокое осмысление языковых особенностей.

В художественной литературе билингва так или иначе раскрывается эстетическая функция как родного, так и русского языков. Использование билингвами метафор, сравнений, фразеологизмов и т.п. является своеобразным методом отражения культуры в языке, так как фразеологизмы, метафоры, синонимы, звуковые образы, значение слов в одном языке имеют определенные специфические особенности, отличающие их от фразеологизмов, синонимов, звуковых образов в другом языке. Здесь проявляются исторически обусловленные специфические самобытные элементы духовной культуры народа, его фольклора, верований, а также образно-художественного мышления, эстетического и экспрессивного восприятия действительности.

Русскоязычный писатель, свободно владеющий двумя языками, обладает своими специфическими особенностями, отражающими историческое развитие и духовный мир своего народа, обогащает свою память в такой мере, что может создавать высокохудожественные произведения на материале другой культуры. Писатель-билингв имеет возможность учитывать своеобразие художественно-образного мышления на первом и втором языках, умело использует это своеобразие в своем творчестве. В структуре русскоязычного текста ориентализмы функционируют прежде всего в качестве некоторых обозначений при наличии в языке-приемнике соответствующих лакун. Национально-культурное своеобразие лексики может проявляться не только в наличии серии специфических слов, но и в отсутствии слов для значений, выраженных в других языках [Мечковская 1996: 53].

В сборнике "Текст как явление литературы" отмечается, что "все, что в инокультурном тексте реципиент заметил, но не понимает, что кажется ему странным и требует интерпретации, служит сигналом присутствия в тексте национально-специфических элементов культуры, в которой создан текст, а именно лакун" [1989: 102]. Исследователи делят лакуны на лингвистические и культурологические, относя к последним субъективные (национально-психологи­ческие) деятельностно-коммуникативные лакуны культурного пространства (перцептивные, этнографические, лакуны культурного фонда)… Причины использования лакун различны. В некоторых случаях лакуны обусловлены различием соответствующих культур, вводятся для предельно точного обозначения вещей, понятий, мыслимых в объеме национальной лексико-семантической системы (кафа, абыста, айран, апацха, уорк и т.д.). В формировании национального в контексте русскоязычного творчества значительную роль играют компоненты образной системы, переданные средствами русского языка, но органически связанные с психологией, культурой, бытом, традициями, мировосприятием писателя. Национальное видение мира проявляет себя в метафорах, эпитетах, междометных формах с ярко выраженным национальным колоритом. Художественный текст национального писателя, созданный на русском языке, обладает особой стилистикой. Ее своеобразие, отличие от повествования русского автора ощущается сразу же при знакомстве с текстом. При этом лексика национального языка, отражающая специфику быта, духовную культуру народа, обладает значительным стилистическим разнообразием.

В сознании билингвов между родным и вторым языками складываются специфические взаимодействия. Внутреннее состояние иноязычного автора обнаруживается в структуре его произведений, раскрывается в их философском содержании, в форме изложения текста.

В произведениях русскоязычных авторов – Ф. Искандера, Г. Гулиа,
М. Эльберда, И. Базоркина, Ч. Гусейнова и др. мировосприятие, индивидуально-психологические особенности, быт, нравы героев сугубо национальны. При этом писатели мастерски используют русскую словесную живопись. "Национально-языковые лексемы, включенные в структуру произведений, многозначны в своих лингвистических функциях. Они являются средством конкретизации предметных деталей в их национальном понятии, в комплексе создают особый художественно-философский микромир, который придает тексту национально-экспрес­сивную тональность" [Габуниа, Башиева 1992: 38-39].

Каждому читателю, думается, полюбились Ф. Искандер, И. Базоркин, М. Эльберд, Ч. Гусейнов, Г. Гулиа, пишущие свои произведения на русском языке. Читая их произведения, чувствуешь себя сопричастным к жизни того народа, о котором пишет каждый из них.

Ф. Искандер – абхаз, М. Эльберд – кабардинец, И. Базоркин – ингуш,
Ч. Гусейнов – лезгин и др.; прочитав их произведения, можно убедиться в том, что они пронизаны культурой, взглядом, ощущениями земли, неба и воды, мировидением, свойственным представителю их народов. Хотя каждый из них индивидуален в своем творчестве. Эта индивидуальность определяется силой их природного дарования, уровнем культуры, широтой художественного и интеллектуального кругозора, глубиной социального мышления, свободным ориентированием в богатствах мировой литературы, энциклопедической образованностью, оригинальным осмыслением духовного опыта человечества.

Русскоязычные писатели часто используют слова и выражения из своих родных языков, характеризующие быт, речевой этикет, стиль, нравы, образное мышление для создания большей достоверности изображаемого, для передачи психологизма ситуации. Например, в фразеологизмах: "Кузнец ушел – то, что сковал, оставил; мудрец ушел – то, сказал, оставил"; "Саблей ранят – заживет, ранят языком – не заживет", "Слово умное – вол, слово глупое – вошь" (М. Эльберд); "Рукою глупца змею ловят"; "Двор без изгороди – пустое поле"; "Дерево держится корнями, а человек – друзьями"; "Мир дому сему!"; "Разум – плохой советчик, когда, как говорят в Сакене, сердце словно на вертел надето" (Г. Гулиа); "Никто еще не покинул этот свет, переделав всю свою работу"; "Бог взял здесь, бог дает в другом месте" (И. Базоркин).

Русскоязычные писатели мастерски используют произведения устного народного творчества (сказания, легенды, песни, традиционные обычаи гостеприимства, пословицы, поговорки, шутки).

Это оказывает несомненное влияние на стилистические особенности произведений, позволяя почувствовать красоту, поэтичность, мудрость образов народной поэзии. Интонация, структура предложений своеобразные, иногда похожие на строй мыслей родных языков. Например, у Г. Гулиа: "Давным-давно, – начал свой рассказ старик, – жил на сакенской земле человек, но витязь. А витязь, да будет вам известно, ничего не боится. Витязь справедлив, друзья мои, и честен… Витязь не пьет вина без друзей, хлебом делится с ближайшими. Витязь, дочь моя, тоже человек, но человек особой закалки, вроде стали, из которой куют сабли, вроде железа, из которого высекают огонь, вроде машины, которая дает свет. Вот что такое витязь".

Лингвистика текста дает возможность ощутить весь национальный дух. Тот, кому хоть раз приходилось быть на Кавказе, хорошо знает, что такое горское гостеприимство.

М. Эльберд в описании кабардинского стола использует всевозможные национальные ремарки, стилистически окрашенные предложения по национально-этнографическому материалу. Например:

"Парень, стоявший у дверей, начал принимать у кого-то за порогом и вносить в гостевую комнату кружочки белого сыра, пучки дикого чеснока, лепешки, мед и сметану в маленьких плоских чашках и другую нехитрую снедь. А его товарищ, поджарив бараний бок, подал на столы груды румяных ребрышек, с которых еще капал горячий жир".

Как обойтись за кавказским столом без тоста?! Великолепный хох, отражающий стиль национального мышления, читаем мы у М. Эльберда:

"Пусть в наших домах молока будет вволю, как в источнике горном, сыры пусть будут, как колеса татарской мажары, огромные. Всем нам по девяти невесток. Все девять пусть полными чашами хмельное питье гостям подносят. Пусть не жужжат, как мухи, не крякают, как утки, не кудахчут, как куры, а будут с нежными голосами, как ягнята. Детей в изобилии пусть рожают. Пусть работящими будут, как сытые кобылы, с поступью твердой. Хох! Вся наша баранта – из овец цвета голубого, упитанных, с курдюками огромными. Двойняшками наши овцы пусть ягнятся, травку сочную пусть едят в изобилии. Хох! А тому, кто против нас пойдет, пожелаем брюхо глиняное. Наши враги, как пузыри, пусть раздуваются! Да будет так. Хох!"

Вот какими словами, например, И. Базоркин начал свой прекрасный роман: "Заходящее солнце добела высветило скалы Цей-Лоля. Которые стеной окружают крохотные терраски пахотной земли… Но время оставило людям только предание о том, что эту скалу в гневе обрушил на врагов своих великий нарт Сеска-Солса. Так и зовется она – скала Сеска-Солсы…" и т.д.

Творческий опыт русскоязычных писателей показывает, что интеграция национальных культур ведет не к обезличиванию, не к утрате самобытности, а к их обогащению, совершенствованию и развитию культур, раскрытию их потенциальных возможностей, заложенных в каждом народе и привносимых им из его лучших национальных традиций, духовного наследия прошлого и исторического опыта, приобретенного веками. Такое понимание в межкультурном художественном общении представляет собой равновесие между сохранением своих и принятием чужих смыслов, требующего знание принципов построения инокультурного текста.