Рецензии. Отзывы 29 Рецензия на книгу Т. В

Вид материалаДокументы

Содержание


? ЗАМЕТКИ. РАЗМЫШЛЕНИЯ. ОЧЕРКИ © 2007 г. З.С. Исханова
Подобный материал:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   29
^


?

ЗАМЕТКИ. РАЗМЫШЛЕНИЯ. ОЧЕРКИ

© 2007 г. З.С. Исханова

Проблема автора – одна из ключевых проблем современного литературоведения



Проблема автора и связанные с ней вопросы об авторской позиции принадлежат к числу ключевых проблем современного литературоведения, но исследованы недостаточно. Существуют разные трактовки понятия «автор». Во-первых, это сам писатель, реально существующий человек. Во-вторых, в образе «автора» видят концепцию всего произведения. В-третьих, это понятие глобально рассматривается как литературное направление, литературный процесс и т.п.

Учеными разработаны различные термины: «образ автора» (В.В. Виноградов), «автор-творец» (М.М. Бахтин), «автор-повествователь» (И.Б. Роднянская), «голос автора» (В.В. Кожинов) и другие. За такой терминологической синонимией стоят конкретные аспекты исследования авторской позиции и форм выражения авторского сознания.

Восприятие личности автора — процесс двунаправленный. Он сориентирован на взаимоотношения автора и читателя. Способы выражения отношения автора к сообщаемому могут быть различными, избирательными для каждого автора и разновидности текста, они мотивированы и целенаправленны. Над выбором этих средств всегда, таким образом, стоит какая-то неречевая задача, реализация которой создает модальность текста. Модальность — это выражение в тексте отношения автора к сообщаемому, его концепции, точки зрения, позиции, его ценностных ориентаций. Общая модальность как выражение автора к сообщаемому заставляет воспринимать текст не как сумму отдельных единиц, а как цельное произведение. В таком случае личностное отношение автора воспринимается как «концентрированное воплощение сути произведения, объединяющее всю систему речевых структур…» (В.В. Виноградов). Текст есть единство формальных и содержательных элементов с учетом целевой установки, интенции автора, условий общения и личностных ориентаций автора — научных, интеллектуальных, общественных, нравственных, эстетических и др. С категорией модальности тесно связано понятие «образа автора». Особенно много внимания уделил его раскрытию В.В. Виноградов еще в 30-е годы ХХ века. Долгое время разработка категории автора была на периферии науки. В последние десятилетия положение дел изменилось, чему способствовало накопление знаний большими коллективами ученых, таких как Б.О. Корман, Н.А. Ремизова, Л.В. Чернец, В.Е. Хализев, В.И. Тюпа, Н.Д. Тамарченко, Н.Т. Рымарь, В.П. Скобелев, В.М. Маркович и многие другие.

Одной из важных составляющих наследий М.М. Бахтина являются его размышления об авторе. Рассмотреть их во всей полноте в пределах данного исследования не представляется возможным, поэтому мы сосредоточим внимание на ключевых, по нашему мнению, идеях ученого.

Автор для М. М. Бахтина - это, прежде всего, иерархически организованное явление. Наиболее отчетливо понимание этого было сформулировано в записях 1970-71 гг.: "Первичный (не созданный) и вторичный автор (образ автора, созданный первичным автором) <...> Создающий образ (то есть первичный автор) никогда не может войти ни в какой созданный им образ". (Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979, с. 353). Возникает триада: биографический автор - первичный автор - вторичный автор. О наличии этого ряда в теоретических построениях М. М. Бахтина надо помнить всегда, когда мы апеллируем к другим мыслям ученого об авторе.

В двух больших ранних работах ученого "Автор и герой в эстетической деятельности" и "Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве" под автором понимается прежде всего субъект эстетической активности. Эта создающая, творящая сила и есть то, что М. М. Бахтин называет первичным автором. Основная категория, которой пользовался при его описании ученый, - "вненаходимость", или "трансгредиентность". Сопоставляя область эстетического и сферы познавательного и этического, он утверждал: "Художник не вмешивается в событие как непосредственный участник его ... он занимает существенную позицию вне события, как созерцатель, незаинтересованный, но понимающий ценностный смысл совершающегося...". Мысль о позиции вне события, будучи основой дальнейших рассуждений, позволила сделать М. М. Бахтину важнейший вывод: художник, становясь "активным в форме" и занимая "позицию вне содержания - как познавательно-этической направленности", впервые получает возможность "извне объединять, оформлять и завершать событие... Автор-творец - конститутивный момент художественной формы", и потому, в частности, единство произведения - это "единство не предмета и не события, а единство обымания, охватывания предмета и события" (Бахтин М. М. Вопросы..., с. 33, 59, 58, 64). В этих высказываниях зафиксированы два момента эстетической деятельности. "Обымание" превращает фрагмент жизни в материал для художественного произведения, а затем реализуется в виде определенной формы. Активность, направленная на мир и охватывающая его, становится активностью, которая через форму воздействует на читателя. "Обымая" мир, автор оформляет его, и этот уже оформленный мир, встречаясь с читателем, именно через форму выявляет активность автора.

Эта общая установка конкретизируется в анализе отношения автора и героя, где герой выступает предметом авторского "обымания" и оформления. М. М. Бахтин говорит об отношении "напряженной вненаходимости автора всем моментам героя, пространственной, временной, ценностной и смысловой вненаходимости, позволяющей собрать всего героя .... собрать его и его жизнь и восполнить до целого теми моментами, которые ему самому ... недоступны" (Бахтин М. М. Эстетика..., с. 15), ибо герой не может конституировать сам себя как некую психологическую данность, не видит всего того, что его окружает, не способен взглянуть на свою жизнь как на завершившуюся и т. д. Вместе с тем (и эта мысль представляется нам чрезвычайно глубокой) существование героя именно как другого сознания - необходимое условие эстетического события. "Автор не может выдумать героя, лишенного всякой самостоятельности по отношению к творческому акту автора... Автор-художник преднаходит героя данным независимо от его чисто художественного акта..." Здесь М.,М. Бахтин имеет в виду "возможного героя, то есть еще не ставшего героем, еще не оформленного эстетически... Эта внеэстетическая реальность героя и войдет оформленная в ... произведение. Эта реальность героя... и есть предмет художественного видения, придающий эстетическую объективность этому видению"; лишь в акте "обымания" и оформления герой обретает художественную реальность. Поэтому ситуация, когда "герой завладевает автором" или "автор завладевает героем", есть искажение эстетической вненаходимости (там же, с. 173, 18-20).

Вторичный автор, выявляющий себя в структуре и смысле художественного текста, - понятие иерархическое. Внутри него сплетаются ряды, образованные авторским словом и авторской идеей. Поэтому, прежде всего следует разграничить две эти ипостаси: Сложность операции связана с тем, что слово для М. М. Бахтина имеет крайне специфический облик. Это не нейтральный объект лингвистики, но идеологически и экспрессивно отмеченная единица. Слово всегда чье-то, с ним неразрывно слиты некое "что" (особый смысловой контекст) и некое "как" (особая интонационная окраска), так что слово у М. М. Бахтина всегда есть идея, только взятая со стороны своей выраженности. В основе иерархии лежит такое слово, которое представлено способом повествования от автора. Здесь, и в этом прав Б. О. Корман, вторичный автор совпадает с повествователем.

Теперь можно более дифференцированно расписать ту триаду, которую мы привели в начале статьи: Изучением биографического автора М. М. Бахтин почти не занимался. Первичный автор - участник эстетического события, в котором встречаются в одной точке художник, не зависящая от него ценностная реальность и читатель, тоже взятый не как реальное лицо, а как внутренний объект художественного акта. Первичный автор как субъект эстетической деятельности внеоценочен и являет себя в целом произведения. Вторичный автор - понятие иерархическое и идейно значимое. Вершину иерархии образует авторская позиция, воплощенная в сюжетно-композиционной, пространственно-временной и жанровой cтруктуре текста. В основании лежит форма повествования от автора. Авторская идея, связанная с этой композиционной формой, факультативна: речь повествователя может быть идеологически нейтральной по отношению к авторской идее, а может быть отмечена ее присутствием. Между ними находится голос автора, идеологическое содержание авторского слова. Оно, в свою очередь, тоже иерархично, обладает своим средоточием, называемым М. М. Бахтиным "авторским центром".

Проблема автора нашла свое отражение во многих литературных исследованиях И.Б. Роднянской, которая считала, что кроме автора-творца, который внеположен своему творению «применительно к эпическим жанрам, можно говорить об образе автора-повествователя как о косвенной форме присутствия авора-сочинителя «внутри» собственного творения» (Роднянская И.Б. Литературный энциклопедический словарь. – М.: Советская энциклопедия, 1987). Под образом автора-повествователя, по мнению Роднянской И.Б., подразумевается источник того художественного слова, которое нельзя отнести ни к персонажу, ни к рассказчику. Соответственно возникает и характерная для автора-повествователя форма изложения от первого лица, обозначенная условным местоимением «я».

Н.Д. Тамарченко в своих работах предлагает рассмотреть следующую иерархию: повествователь, рассказчик и образ автора. Существует несколько путей ее решения. «Первый и наиболее простой — противопоставление двух вариантов освещения событий: (1) дистанцированного изображения безличным субъектом персонажа, именуемого в третьем лице, и (2) высказываний о событиях от первого лица, как правило,— участника событий» (Введение в литературоведение. Под ред. Л.В. Чернец — М.: 2004.-680 с.). Но кажущаяся простота этого вопроса обманчива: «В повествовании от третьего лица может выражать себя или всезнающий автор, или анонимный рассказчик. Первое лицо может принадлежать и непосредственно писателю, и конкретному рассказчику, и условному повествователю, в каждом из этих случаев отличаясь разной мерой определенности и разными возможностями» (Кожевникова Н.А. Типы повествования в русской литературе ХIХ-ХХ вв. М., 1994.С.5).

Другое решение — идея постоянного присутствия в тексте автора, который выражает собственную позицию через разные версии самого себя, или же разных «субъектных форм», таких как «носитель речи, не выявленный, не названный, растворенный в тексте» т. е. «повествователь» и «носитель речи, открыто организующий своей личностью весь текст, т. е. «рассказчик» (Корман Б.О. Изучение текста художественного произведения. М., 1972 С.33-34).

Н.Д. Тамарченко предлагает и третий путь для разрешения данного вопроса: характеристика важнейших типов «повествовательных ситуаций», в различных условиях которых функция рассказывания осуществляется разными субъектами. Повествователь — тот, кто сообщает читателю о событиях и поступках персонажей, фиксирует ход времени, изображает облик действующих лиц и обстановку действия. Необходимо подчеркнуть, что повествователь является не лицом, а функцией. В тексте понятия «повествователь» и «образ автора» иногда смешиваются ( в работах В.В. Виноградова), но их надо различать. «Прежде всего, и того и другого следует ограничить — именно в качестве «образов» — от создавшего их «автора-творца. «Образ автора» создается подлинным автором по тому же принципу, что и автопортрет в живописи. Эта аналогия позволяет достаточно четко отграничить творение от творца» (см. там же).

Несомненно, труд исследователей пролил свет на данную проблему, однако до сих пор полной ясности здесь нет. Понятие «образ автора» высвечивается при выявлении и вычленении других понятий, более определенных и конкретных — производитель речи, субъект повествования. Вершиной этого восхождения и оказывается образ автора. Производитель речи - субъект повествования - образ автора - такая иерархическая расчлененность помогает постижению сущности искомого понятия, т.е. образа автора. Первое понятие в этом ряду - производитель речи (реальный производитель речи) - вряд ли вызывает разные толкования. Это очевидно: каждый текст, литературное произведение создается, «творится» конкретной личностью. Любая статья в газете, очерк, фельетон; любое научное сочинение, так же как и художественное произведение, кем-то пишется. Однако, реальный автор (производитель речи), приступая к написанию, имеет определенную цель или задание: либо сам себе ставит эту задачу, либо получает ее извне (например, корреспондент газеты). С этого момента начинается творчество: под давлением жизненного материала (идеи, содержания, которые уже сложились в сознании, в воображении) автор ищет, нащупывает соответствующую ему форму, т.е. форму представления этого материала. Как писать? Выявляя свое личностное начало или скрывая его, отстраняясь от написанного, будто бы это вовсе и не его, автора, создание. Журналисту, пишущему передовую, например, забот в этом смысле мало - он должен так организовать свое писание, чтобы создалось впечатление, что не он и писал: это представление мнения редакции (избираются соответствующие речевые формы отстраненности от своего текста). Автор научного сочинения часто прячется за скромное «мы» (мы полагаем; нам представляется и т.д.), либо вообще избегает какого-либо указания на связь со своей личностью, используя безличностную форму представления материала. Так, с точки зрения автора, создателя текста, усиливается степень объективности излагаемого мнения. Третья категория ученых не прячет своего «я» и часто в таком случае словно ищет оппонента своему мнению. Даже любой официальный документ имеет своего непосредственного создателя, однако он, в смысле формы представления, полностью отстранен от своего текста. Так через форму представления создается субъект повествования (непосредственное «я», коллективный автор, отстраненный и т.д.). Наиболее сложными, мучительными оказываются поиски формы представления субъекта повествования, естественно, в художественном произведении. Здесь производитель речи, реальный автор (писатель), буквально оказывается в тисках: на него давит избранный соответственно его интересу жизненный материал, желание найти максимально яркую и убедительную форму его воплощения, свое нравственное отношение к событию, видение мира, наконец, он не может освободиться от своих пристрастий. Так, в произведении Е. Гришковца «Другие» объединяются два повествовательных пласта, воплощенные в двух субъектах повествования — условного рассказчика и недекларированного автора. Все, что подвергается внешнему наблюдению (описание природы, внешний облик своего попутчика), ведется от имени рассказчика: «И вот я лежал на полке вагона специального эшелона и улыбался. Кончилось то, что переносить было, казалось, невозможно, а впереди ждало неизбежное неведанное. Мы видели военные корабли в бухте рядом с нашей учебкой. Мы видели их постоянно. Сначала они не вызывали во мне никаких чувств. Да и не могли. Я вырос далеко от моря. Корабли были просто диковинкой и очень странными объектами. Постепенно они стали самыми интересными из того, что вообще можно увидеть. А главное, они стали тайной неминуемо грядущей жизни» (Гришковец Е. Другие // Гришковец Е. Планка. Рассказы. М., 2006. С. 17). При раскрытии внутреннего мира вступает сам автор. Для того, чтобы полно передать испытываемые чувства, автор обращает свой голос к прошлому: «Я помню, как я обнаружил, что есть другие. Другие люди! Помню, как случилось это, столь, казалось бы, очевидное открытие. Мне открылось, что все люди другие. Все! И мир населен мною, размноженным на миллиарды людей. Все другие люди они совершенно другие, а я другой для них. Вот так! Я помню, как это открылось мне, как я был ошеломлен и как в первый раз стал всматриваться в людей, даже хорошо мне знакомых, после этого открытия» (Гришковец Е. Другие…С. 13). Форма повествования с двусубъектным автором создает эффект объемности изображения мира человека как центра художественной действительности. Итак, субъект повествования избирается, но, уже, будучи избранным, найденным, конструируется речевыми средствами, способными его воплотить, создать (от первого лица, - «я» автора или «я» персонажа; от лица вымышленного; отстраненно; безличностно и т.д.). Е. Гришковец постоянно присутствует в своих произведениях, или прибегает к своеобразным отступлениям, чтобы прямо, непосредственно передать свои мысли, например, в «Лечебной силе сна»: «…Сколько Вадик себя помнил, его всегда будили, тормошили, расталкивали, вытаскивали из сладкого сна. Так было, когда его маленького вынимали из теплой постели, полусонного, умывали, одевали и влекли в детский сад. Потом была бесконечно долгая школа с мучительными утрами, потом университет, где сна стало еще меньше, потом первая сильная влюбленность, уже почти без сна, потом по-настоящему увлеченная работа, потом еще более сильная влюбленность, потом… А утром нужно было лететь в Париж» (Гришковец Е. Лечебная сила сна // Гришковец Е. Планка. М., 2006. С. 160). В другом случае важно, чтобы автор не заслонял, не заменял собой «предмета», чтобы тот выступал отчетливо перед «читателем» (См.: Виноградов В.В. О теории художественной речи. - М., 1971. - С. 182).

Образ автора, естественно, создается в литературном произведении речевыми средствами, поскольку без словесной формы нет и самого произведения, однако этот образ творится читателем. Он находится в области восприятия, восприятия, конечно, заданного автором, причем заданного не всегда по воле самого автора. Именно потому, что образ автора больше относится к сфере восприятия, а не материального выражения, возникают трудности в точности определения этого понятия. В.Б. Катаев в статье «К постановке проблемы образа автора» сделал важное замечание: «Видеть возможность только лингвистического описания образа автора было бы неверно. Человеческая сущность автора сказывается в элементах, которые, будучи выражены через язык, языковыми не являются» (См.: Филологические науки. - 1966. - № 1.).

Это замечание оказалось достаточно важным. Конечно, образ автора следует искать «в принципах и законах словесно-художественного построения» (по В.В. Виноградову), но образ автора, как и глубинный смысл произведения, больше воспринимается, угадывается, воспроизводится, чем читается в материально представленных словесных знаках.

Итак, человеческая сущность автора, личность автора. Как она проявляется в произведении, через какие структурные и содержательные средства воспринимается читателем? Для подкрепления этой мысли о человеческой сущности автора приведем несколько выдержек, высказываний относительно проявления личности автора в его творении, его отношения к тому, что изображается в произведении.

«Творец всегда изображается в творении и часто - против воли своей» (Н.М. Карамзин).

«Каждый писатель, до известной степени, изображает в своих сочинениях самого себя, часто вопреки своей воле» (В. Гете).

«Всякое художественное произведение есть всегда верное зеркало своего творца, и замаскировать в нем свою натуру ни один не может» (В.В. Стасов).

«Во всяком произведении искусства, великом или малом, вплоть до самого малого, все сводится к концепции» (В. Гете).

Как видим, речь идет не об авторской индивидуальности, ее проявлении в произведении. Пожалуй, это ближе всего подходит к понятию образа автора. Образ автора - это «выражение личности художника в его творении» (по В. Виноградову). Часто это называется и по-другому: субъективизация, т.е. творческое сознание субъекта в его отношении к объективной действительности. Субъектом речи может быть собственно автор, рассказчик, повествователь, издатель, различные персонажи. Однако все это объединяется, высвечивается отношением автора - мировоззренческим, нравственным, социальным, эстетическим. Это воплощенное в речевой структуре текста личностное отношение к предмету изображения и есть образ автора, та связь, которая соединяет все элементы текста в единое целое. В этом смысле очень актуально высказывание Л. Толстого: «Во всяком художественном произведении важнее, ценнее и всего убедительнее для читателя собственное отношение к жизни автора и все то в произведении, что написано на это отношение. Цельность художественного произведения заключается не в единстве замысла, не в обработке действующих лиц, а в ясности и определенности того отношения самого автора к жизни, которое пропитывает все произведение» (Литературное наследство. Т. 37-38. - С. 525.). Можно дать следующее определение: личностное отношение к предмету изображения, воплощенное в тексте, — и есть образ автора. Каждый авторский текст характеризуется общим, избираемым способом организации речи, избираемым часто неосознанно, так как этот способ присущ личности, именно он и выявляет личность. В одних случаях это открытый, оценочный, эмоциональный строй речи; в других - отстраненный, скрытый: объективность и субъективность, конкретность и обобщенность-отвлеченность, логичность и эмоциональность, сдержанная рассудочность и эмоциональная риторичность - вот качества, характеризующие способ организации речи. Через способ мы узнаем автора, отличаем, например, А. Чехова от Л. Толстого, А. Платонова от В. Тендрякова и т.д. Создается индивидуальный, неповторимый образ автора, или, точнее, образ его стиля. Стиль Е. Гришковца также имеет свои особенности. Итак, триединство «реальный производитель речи – субъект повествования – образ автора» есть восхождение от конкретного к обобщенному, от воспроизведения к восприятию, от объективного к субъективному. Как видим, понятие образа автора, при всей своей, казалось бы, неопределенности и расплывчатости, служит инструментом для исследований.