Прикосновение медузы
| Вид материала | Документы |
- Е. А. Нинбург не все медузы одинаково устроены Стандартная ситуация на урок, 90.89kb.
- * прикосновение*, 57.38kb.
- Загорать на пляже; касаться земли; загорелые дети; свеча догорела; прикосновение, 49.05kb.
- Мэрион Вудман, 2981.69kb.
- Тема: «Вода и ее свойства. Вода в твердом, жидком, газообразном состоянии», 268.08kb.
- Живопись с помощью пальцев, 38.14kb.
- Исследовательская работа по русскому языку, 301.74kb.
- Иногда отчаяние дает нам шанс, 77.48kb.
- Эту жажду пробудило в нем прикосновение Божье, 2430.35kb.
- Чувствительность и ее расстройства. Поражения спинного мозга на различных уровнях, 199.27kb.
«МАРКИТАНКА»
Теперь я знала, что мне делать. Можно и так: вытрезвитель наставил меня на путь истинный. То-то смеху! С другой стороны – какая разница, где и когда судьба подала тебе знак? Могло произойти в транспорте, кафе, или на улице, в общаге, например, а случилось, надо же! - в вытрезвителе! Не парадокс? На таких случайностях, мама покойная моя говорила, мир держится. По жизни я – фаталистка, верю во всякого рода такие вещи.
Поначалу в расчет этого доктора не брала, в душе радовалась, вот, думала, повезло. Мужик-то совсем оказался слабеньким, измотанным - только начали, он сразу выдохся и уснул чуть ли не на мне. Тем лучше! Главное, что спала я не в обезьяннике на тридцать человек, а на раскладывающемся диване, широком и удобном. А еще когда Андрей уснул, - вообще шик-блеск-красота! На Добролюбова у нас – или боком двое помещаются или бутербродом. Так что радуйся: могла ведь сейчас не с мужиком спать, а среди пьяных истеричных и опустившихся баб. Немаловажно и то, что письмо на Курсы теперь точно не придет. Даже если Лейла не сможет достать деньги, с Андреем можно договориться. Да, и у Лейлы должно быть все в порядке. Почему нет? Это с виду она тихоня, а как до дела – любого мужика ублажит, проверено богатой совместной практикой. Подумаешь, двое! Ничего страшного, как-нибудь справится!
С тем и уснула. А под утро Андрей меня растолкал. У женщин с мужчинами несовпадение по фазам. Мужики просыпаются, как правило, рано, чуть свет, гормоны играют, энергия требует выхода. Нас в это время лучше не трогать, самый сладкий сон, а им любовь подавай натощак. Такая вот проблема. Был бы другой на его месте, закатила скандал, прогнала, ни секунды не думая. Здесь – не тот случай.
На этот раз Андрей показал себя с лучшей стороны, только почему-то называл Светой. Я не настаивала: какая разница, если через полчаса расстанемся и больше не увидимся. Он вдруг спросил:
- Ты заметила, наверное, что я – еврей?
- А это имеет значение?
- А ты, случайно, не еврейка? – вопросом на вопрос, они всегда так отвечают.
- Нет, конечно. А ты спишь только с еврейками?
- Не в том дело. Понимаешь, я хочу делать свал. В смысле, не из этой больницы (он называл посему-то вытрезвитель – больницей, забавно!) - из Союза. Остофигело в стране дураков! Я что, нанялся за их вонючие сто пятьдесят на двух работах вкалывать всю жизнь? Пусть поищут, может, найдут какого-нибудь идиота!
Я рассмеялась:
- Думаешь, там тебе предложат банком заведовать? И в замке старинном поселят?
- Причем здесь? У меня диплом медицинского, здоровые голова и руки, все будет зависеть только от меня. А что здесь светит? Чтобы расти элементарно, зарабатывать нормально, в партию надо вступить обязательно. Без этого – никуда. А как я туда вступлю? У них разнарядка. Прежде, чем одного служащего - принять надо шесть рабочих вначале. Я точно узнал, как-то райкомовского инструктора угораздило переночевать здесь, просветил. Но даже не в этом дело. Директива одна есть секретная: евреев в партию не брать! Вообще!
- Это тебе тоже он сказал?
- Да. Потом и сам сообразил. Остается небогатый выбор. Либо совсем опуститься, махнуть на себя рукой, плыть по течению. Либо – воровать, чтоб хоть как-то на плаву оставаться. Опять же – посадят. Или же драпать отсюда, как все умные люди делают. Можно, конечно, всю жизнь в вытрезвителе пртрубить. Или – в дурдоме, где я три раза в неделю консультирую. Кругом-бегом – сто сорок рэ и набегает. А чтобы квартиру обставить, один гарнитур «штуку» тянет. Полгода святым духом питаться, чтобы собрать. Да и где достать его, гарнитур, два года ходить под магазин, отмечаться? И так - во всем. «Тридцатник» скоро, а ни кола, ни двора. Живешь, как амеба какая. И просвета – никакого. Ну, покручусь, как белка в колесе, еще десять лет, - что потом? Инфаркт, раскладушка в коридоре районной больницы, пенсион – восемьдесят рублей в месяц, зубы на полку! Нет! Пока молодой, силы есть, менять что-то надо! Я чего к тебе обратился? Вижу, ты женщина с понятием, красивая, в моем вкусе. Если не хочешь, давай хоть фиктивный брак оформим… Я документы год как подал, но не движется дело. Холостяков они маринуют – неизвестно, с какой целью. А женатые будем, я справку смогу достать, друзья помогут, что ребенка ждем, дело сразу продвинится. Такие варианты на свал – самые клеевые, я изучил все… Сам я из Химок. Родные давно уже выехали, а я застрял здесь, как гвоздь в пироге! И сколько ни бьюсь, не пытаюсь кого-то найти - не получается, черт возьми!
- Почему? Ты, по-моему, даже ничего…
- Времени нет. С утра до вечера – работа. Когда заниматься? Знакомые барышни замуж повыскакивали, не на улице же ловить их! Может, ты случайно согласилась бы со мной? Оформим брак, главное, выбраться отсюда. Не подойдем друг другу – разбежимся без обид. А?
- Ты, никак, предложение мне делаешь? На диване в вытрезвителе? Оригинально, ничего не скажешь!
- Если это тебя так смущает, можем встретиться в другом месте, у меня дома, например. Однокомнатная, на Стромынке. Друзья знают: я обычно ночую в вытрезвителе, а если нет – то там, дома. Правда, не регулярно. Нет, Света, без дураков! Ты можешь навести справки, все тебе скажут, что я – нормальный мужик, порядочный…
- Послушай, Андрей! С тобой, мне кажется, не скучно! Во-первых,с чего ты взял, что меня зовут Светой? Вроде, и выпили вчера немного. К твоему сведению, меня Анной зовут.
- Черт! Действительно! Извини пожалуйста, дорогая! Откуда я взял? Какая Света? Приснилось что ли…
- Была-была у тебя Света! Нечего скрывать! Ну-ка, признавайся! – я сжала под одеялом сокровенное мужское место.
- Ладно-ладно, была. Оговорка почти по Фрейду. Извини, Анна. И все же? – просунул свою руку мне под голову.
- А куда ехать-то? В Израиль?
- Сначала. Ненадолго. С понтами, документы оформим, перебудем месяца три, у родственников, и дальше, - в Штаты, там весь мой шалман. Штат Калифорния. Слыхала?
- По телеку. А в Израиле у тебя – что?
- Тоже родня имеется. Но там оставаться не резон, проблема – в языке, без языка делать нечего. Все, кто выехал, русскоязычные, в лучшем случае судомойками, на подсобных устроились. Иврит – очень тяжелый, английский - выучить можно.
- Выучить? Так ты - не знаешь?
- В школе, конечно, учил… Уверен: если серьезно взяться… Было бы желание!
- Ну, и что там делать?
- Работать буду - сначала санитаром, учиться параллельно, чтобы лицензию получить на самостоятельную практику. С моей профессией выбиться можно. У меня два лучших друга пять лет назад рванули, сейчас у каждого – своя практика, дом по кредиту, машина – само собой. Зовут, помогут на первых порах. Подумай. Дело предлагаю.
- Как ты, человек серьезный, можешь такое первой встречной бабе предлагать? Ты же меня совсем не знаешь! Поверь, это – странно как-то, не находишь?
- Ну вот. Я к тебе, можно сказать, всей душой, а ты ко мне – тухесом! Знаешь, что такое «тухес» означает? Задница! Что же, придется дальше искать…
- Согласись, как-то странно все. Ты же меня совсем не знаешь – кто я? что я? Я не готова так вот сразу, головой вниз в пропасть сигать. Не в моем характере.
- Да, извини, как-то глупо все. Но и ты пойми меня. В общем, так - ты думай. Только не очень долго. Если охота появится - позвонишь. Дня два тебе хватит? Давай в понедельник, только в любом случае позвони, хорошо?
Мы уже начали одеваться, потому, как кто-то постучал легонько в дверь. Он приставил палец к губам, прошептал:
- Подъем, дорогая!
- Не в понедельник. – так же шопотом ответила я. - Нельзя в этот день принимать решения. Даже корабли по понедельникам в море не выходят, не знаешь? Во вторник. В какое время тебе звонить?
- С утра. Лучше всего – с десяти до одиннадцати, поняла? А это - рабочие. Во вторник я буду здесь. Поняла? – он подчеркнул один из номеров на визитке.- Спрячь, чтобы не потерять. Я буду ждать, Анна. Может, мне, наконец, повезет?
- Еще как! – я легонько поцеловала его в губы.
Так что теперь у меня – своя тайна. Сколько раз сама обдумывала этот вариант - уехать отсюда. Для меня – это выход, хоть какой, при моих нынешних делах. Кто я? Даже прочирикать, как следует, не успела. Скорее – нахулиганить. Ясно, что печататься не дадут. Пока, во всяком случае. Снимать, что хочу, - тоже не получится! Предлагают покаяться публично, отречься от всего, что было раньше. А что было-то? Так и не вышедшее в свет открытое письмо лидеру польской «Солидарности»? Пустые разговоры в курилке? Растоптанные надежды и не сбывшиеся мечты? Так оно и без того прахом рассыпано, ветром унесено. Ну, напечатают в «Литературке» письмо покаянное. Разрешат писать, как им надо. Стыдоба! И сколько я протяну с такой жизнью, как сейчас? Года два-три в ритме таких вот фестивалей… А дальше? Что - впереди? Женщины спиваются намного быстрее мужиков – физиологическая особенность организма. Пока на меня еще смотрят, оглядываются на улицах. Но сама чувствую, как все это проходит, уже на бедрах корочка целлюлита появляется. Закончатся Курсы – и куда?
Хорошо, что – там? Язык – ноль. Друзей, знакомых, даже тех, у кого можно «трешку» стрельнуть, - нет. Кем там будешь? Что умеешь? Писать? Снимать? И то - неизвестно. И кому это все нужно в чужой стране – наверное, никому. Судомойкой? Певичкой в баре? Стриптизершей? – там таких – в базарный день рупь ведро!
Банальный вариант: приехавши, пошлешь, куда подальше, этого Андрея, снимет тебя, московскую проблядь, богатый пуриц, поселит в хрустальный дворец? Сказка для взрослых. И все же – почему заходится и так сладко щемит сердце? До потери пульса хочется перемен? Что-то у Булата есть, похожее: и сердце замирает в ожидании перемен. Так уж на многое претендую, не много-то и прошу! Как в анекдоте: хоть тушкой, хоть чучелом, а ехать все равно надо!
Жизнь за колючей проволокой. Ничего их не учит - ни Будапешт, ни Прага, ни Афган, теперь Польшу хотят в крови утопить. На-кось, выкуси! Здесь у вас облом полнейший. Всех поляков в концлагерь не упрячешь. Да и Запад не отдаст! Их соцлагерь трещит по швам. Они что, не видят, не понимают? Зачем тогда по телеку каждый вечер показывают акции «Солидарности»? Непонятно. Что-то за этим кроется, какой-то умысел. Ну и пусть! Кто вдохнул хоть раз воздух свободы, того назад, в стойло не загонишь. Вот и я хочу – голая, босая, безъязыкая, без гроша в кармане – из клетки на простор! Всего-то. По большому счетчику – ничего особенного и сверхъестественного.
Сбежать хочешь? С твоим характером – что здесь, что там – без разницы. Ты уверена, что сможешь взять себя в руки и жить обычной, нормальной жизнью? Выйти замуж, как другие, борщи варить, мужа одного и того же терпеть - в тапочках и с газетой? Считаешь, после всего, что у тебя было, сможешь жить по-другому? Ой, не верится! Себе-то не лги!
Но, согласись, глупо не использовать такой шанс. Потом всю жизнь будешь жалеть. Предложение, сделанное в вытрезвителе. Неплохо, да? Сюжет для небольшого рассказа. Может, и вправду решиться? Способна ли ты вообще на поступок? Или твоя судьба – напиваться до белых веников в общаге и танцевать на столе среди объедков и пустых бутылок?
Да что ж это Лейла, уснула, что ли, в ванной?
- Эй, подруга! Что с тобой? Открывай! Я тоже мыться хочу!
После завтрака решили пару часов соснуть. Разбудил знакомый условленный стук в дверь:
- Девчонки! Мы знаем: вы там! Там-Тим!!! Окрывайте, трахаться хотим!
Спросонку голова совсем не соображает. Голос, вроде, Товарища. Только он же в городе остался, с ВиктОром, деньги добывать. Ничего не понимаю!
- Кто это?
- Вы что, совсем нюх потеряли? Да мы это, мы, с Витьком!
- Ты что-нибудь понимаешь, Лейла?
- Абсолютно! Они же должны нас ждать в три часа, у пельменной…
- Вы открывать собираетесь?
- Сейчас, не одеты мы…
- Да какие там одежды?
- Откуда вы взялись?
- На тачке приехали. Позвонил сюда, на почтовое отделение - перевод пришел на сто рэ, так что живем, братцы! Сейчас сходим на почту, получим.
- А мне завтра утром должен прийти, - сказал Витек. - Я телеграмму другу дал в Киев, самую короткую: «Целую, сто!», сейчас позвоним, подтвердим, так сказать, просьбу.
- Да, ты у нас по части коротких телеграмм – известный мастер.
- Ну, что? Здесь будем праздновать, или на Серова поедем?
- Ехать никуда неохота, устала я. – Лейла потянулась.
- Конечно в пельменную! – я перегнулась за джинсами. – Здесь и пожрать-то нечего.
- Бросаем жребий, - подытожил Товарищ, - голоса разделились.
Бросили монетку. Выпало ехать. Счастливый день для меня, кажется. И предложение сделали, и в кафе ведут. Там и додумаю, что дальше делать и как жить. Наверное, буду рвать когти…
- Ребята, давайте в буфете что-то возьмем, трезвыми – полный облом куда-то двигать. – Лейла сказала жалостливо, беспомощным детским голоском, как актриса-травести из периферийного ТЮЗа.
- В буфете, кроме «сухаря» прокисшего, ничего в наличии нет.
- А если к князю Дагестанскому подкатиться, у него всегда коньяк в заначке имеется?
- Кто бы мог? Кому не откажет? Может, тебе, Анка-пулеметчица?
- Вы с ума сошли! Князя не знаете? Только пойди к нему,- хорошо, если к вечеру живая домой попадешь. Надо кому-то из вас, вдвоем сходите, а Товарищ? Не просто в долг, - за бабки, сначала на почту, а на обратном пути – к нему. Может, и удастся, а?
- Что нам остается? Не трезвыми же в город ехать! И головка бо-бо!
- Я и говорю, коньячку! Для поднятия тонуса и расширения сосудов.
- Тебе, Лейла, в медицинский надо было поступать. И мертвого уговоришь. Ну, что, Витек, погнали!
А мы пока оденемся, марафетик наведем!
- Не спеши, прошу тебя! – Товарищ погрозил мне пальцем. - Одеться всегда успеешь.
Когда ребята ушли, Лейла сказала:
- А классно ты их развела, Анюта! Учиться и учиться у тебя надо.
- Учиться – три раза. Знаешь анекдот про то, как Ленина спросили, как родилось гениальное троекратное «Учиться»? – «Ручку расписывал, батенька!».
- Да ну тебя, мать! На каждый случай у нее анекдот заготовлен. Я, например, ни один запомнить не могу. Записываешь ты их, что ли?
- Для этого - слишком ленива. У меня приятель был, так он анекдоты в блокнот записывал, по ключевому слову – больше трех тысяч собрал. Этот, например, у него записан: «учиться» = три раза. Прочел – сразу вспомнил! Слушай, может, не влезать сегодня джинсы? Осточертели! Ты что одеваешь?
- Платье свое в цветочках. А ты - какую-нибудь юбочку, только не слишком короткую, чтобы не дразнить мужиков в Москве. Тем более, в пельменной, сама знаешь, контингент там...
- У них с самого утра глаза водкой залиты, не видят ни фига, нужна я им!
И выбрала, назло подруге,, самую короткую, белую, с разрезом сзади. Чтоб знала! Завидует моим длинным ногам, так и мечтает, чтобы я их прятала все время. Мужики, как видят меня в этой юбке, сразу начинают за руки хватать.
Но цель у меня сегодня другая: затащить ВиктОра в постель. Вчера не удалось, хоть начало и положено. Поэтому и джинсы не стала натягивать – если, как вчера, в парадном придется, их же не стянешь, только через голову…
Зарок, правда, придется нарушить, сексуальный бойкот, объявленный коммунистам. Из принципиальных политических соображений, пост своего рода. Они, правда, об этом не догадываются. Из-за чего всякие неприятности возникают, вплоть до мордобоя. Но я линию выдерживаю твердо. Хоть и нарываться то и дело приходится. Долго решала: распространять ли запрет на членов ВЛКСМ – боевой отряд КПСС? Решила, пока воздержаться. Их поголовно, скопом, со школы записывают в комсомол, и, если вычеркнуть из своего списка молодых здоровых парней, с кем же тогда спать? Вчера решила временно отменить бойкот, склонить к сожительству этого ВиктОра-Геббельса, больно уж румяный и свеженький, как бубочка твоя. Да и Лейла впереди паровоза бежит, появится кто на горизонте – она тут, как тут. Вот ей сегодня Товарищ пусть занимается, ему все равно, и это будет честно. Я его и так вовсю «раскручиваю», и в полную зависимость попадать не желательно. Еще отрабатывать заставит! Лейла – не маленькая, сама могла догадаться, да ночь, видать, не сладкая для выдалась. Несколько раз пыталась вытянуть, как все прошло, - молчит, как задушенная.
- Какая ты все-таки обалденная! – сказала Лейла, когда я крутилась в своей юбчонке перед зеркалом.
- Ты тоже, мать, не подарок, настоящая секс-бомба!
Действительно, это платье в цветочках - очень по ее спортивной фигуре, она в нем напоминала теннисистку с аппетитными ляжками. Такой тип: «баба в теле» нравится мужчинам. Посадка только у нее низковата, сама-то маленькая.
Постучали в дверь условленным стуком, и я открыла. На пороге стояли ребята с двумя бутылками темно-коричневой жидкости, бутербродами с колбасой и огурцами на тарелке из буфета.
- Ура! – зааплодировали мы с Лейлой.
- Тихо, вы! Дверь на ключ закройте, чтобы никого на запах не принесло!
- Что за напиток?
- А черт его знает! Нацедил из какой-то сулеи. Говорит, коньячный спирт местный, в смысле, дагестанский. Они его каждый день пьют в лечебных целях.
- На пробу даже дал граммов по тридцать. Ничего, пахнет коньяком!
- Сейчас продегустируем. Где наши стаканЫ? Чистые? Разливай, Витек!
- За что пьем?
- Как за что? За твой приезд – вчера весь день пили, теперь - за отъезд в пельменную, на Серова!
- Тогда - прощавай, разум, до встречи утром, ку-ку!
- Ку-ку! Ку-ку-кукареку!
- Напиток, надо сказать, забористый. Градусов за сорок точно!
- Запить - ничего нет?
- Вчера выпили все.
- Или позавчера?
- Слушайте, который мы день отдыхаем так вот, в свободном полете?
- Зарубки надо было на столе делать.
- Ага. И стол носить за собой, из пивбара на Столешниковом.
- Что-то, братцы, я совсем опьянела! – Лейла откинулась на спинку кровати и замахала руками, будто отгоняла невидимых комаров или мух, которых в комнате, конечно же, не было. – И откуда только они налетели? Анька, окно прикрой, гадость всякая летает!
Ничего себе! Да не «белочка» ли у нее? Я испуганно оглядела ребят. Товарищ сидел с блаженной улыбкой, какая его посещала всегда во время сочинительства нетленных строк. В таком состоянии главное – не беспокоить и не выводить его. ВиктОр, он же Геббельс, сидел прямо, будто проглотил указку и смотрел мимо меня куда-то вниз. «Может, ему нравятся мои ноги?» - я подвинулась на самый край кровати и положила ногу на ногу, так, что видны стали даже светлые, под цвет босоножек, польские плавочки-недельки. Его и без того румяные щеки пылали, кровь прихлынула к лицу, он тяжело дышал. Лейла по-прежнему отчаянно воевала с насекомыми.
- ВиктОр, вы, кажется, наливали первый раз? У нас руку не меняют!- сказала я, чтобы хоть что-нибудь сказать.
Не отрывая взгляда от моих ног, он налил по очереди каждому, руки слегка подрагивали, коньяк разливался по столу.
- ВиктОр, не на меня, в стаканы смотрите, живительная влага пропадает!
Товарищ уже строчил на салфетке.
- За любовь, господа! – сказала я и встала на койке во весь рост, поставив одну ногу на стол. – За мужчин, без которых ничего бы не было!
- Ура! – крикнул ВиктОр и залпом выпил.
Последнее, что осталось в памяти, - укоризненный взгляд Лейлы, когда она грозила мне пальчиком:
- Витеньку не трогай, не соблазняй мне мальчика. Мы с ним давно любим…
Очнулась в своей койке, голая, хотя точно помню, что одевалась утром. Да и сплю, если никого рядом нет, в ночнушке. Такое, правда, редко бывает. Рядом посапывал ВиктОр. Я провела рукой по низу его живота – тоже, в чем мать родила. Сколько мы проспали и как оказались в постели, – провал полнейший! С трудом повернула голову – на соседней кровати «валетом», одетые, спали Лейла и Товарищ. Одна пустая бутылка лежала поперек стола, вторая – только начатая.
С чего же нас так сморило? Точно, ненормальный Дагестанский князь подсыпал в коньяк, хорошо, если снотворного? Или они всегда такое пойло употребляют, в порядке вещей? И ходят потом чумные.
Который час и сколько мы так проспали – неизвестно. Делать нечего, стала заниматься ВиктОром. Он вырубился глухо. Что не помешало мне своими музыкальными пальчиками привести его в рабочее состояние. Хоть убейте, не помню, было ли у нас с ним что-то, до того, как уснули. Скорее всего – нет, потому как никаких характерных выделений ни у меня, ни у него не обнаружила, все сухо.
И хотя сейчас он у меня в руках, но просыпаться не хотел ни в какую. Как не тормошила, как не пыталась заставить! Что за человек такой – ничего его не интересует! Что ж, придется идти по знакомой, протоптанной дорожке. Все сделала сама, а он даже глаз не открыл! Оказывается, можно и так. Интересно, почувствовал хоть что-то? У меня подобное однажды было: перепила и, оказавшись в постели с мужчиной, вырубилась, уснула, утром ничего не могла вспомнить. Осторожненько выведала: оказывается, все прошло, как надо - был секс, и он остался доволен. Никогда бы не подумала, что так бывает. С тех пор стараюсь себя контролировать, по крайней мере, в постель, пьяной без памяти, не ложиться. Что ж, подождем пробуждения нашего красавца!
Голова не болела, но такое чувство, что несет куда-то на байдарке поперек бурной речки, мимо своей воли. Мысли путались, перескакивали, терялись, но настроение и самочувствие, можно сказать, удовлетворительное, не депрессивное, во всяком случае. Ощущался шальной подъем, который бывает обычно после бутылки шампанского натощак. Мы же собирались ехать в город? Ясно, что виной всему - принесенный Товарищем коньяк-самопал. И то сказать – каждый день выпиваем много больше, но не помню, чтобы с такими последствиями. Причем, если бы один кто-то отрубился, - понятно. Но не все же сразу, в один момент: сидели-хохмили, раз – все мертвые. В фигуральном, конечно, смысле. Что же надо намешать, если по сто пятьдесят граммов нам хватило с головой, чтобы уснуть?
Осторожненько перелезла через него, так как лежала под стенкой, прошлепала к столу. Не доверяя стаканам, из горлышка, маленькими глоточками, понюхав и, стараясь не глотать сразу, чтобы ощутить «букет», выпила обычную свою дозу. Постояла немного, вытащила сигарету из пачки Товарища – «Салем» - мои любимые, с ментолом. Видно, купил, когда на почте получал деньги. Иначе - откуда? Выкурила сигарету, поковыляла назад, в постель. «Скучно, господа!» – подумала и провалилась в сон.
Два или три раза просыпалась, ВиктОр, по-прежнему, спел рядом. Зато Лейла с Товарищем успели раздеться, что-то у них произошло, и сейчас спали с одинаково умиротворенными лицами, обнимая друг друга. Подруга безмятежно улыбалась, Товарищ бессовестно храпел. Наверное, я и проснулась из-за его храпа. На руке ВиктОра нащупала часы, ухитрилась посмотреть: половина пятого. Утра, что ли? Вывернулась, глянула в окно: светло, значит, день, полпятого. Мы проспали целый день. Ничего себе! Что же с нами происходит?
- ВиктОр, ВиктОр! Да проснитесь же! – начала я его тормошить. – Вы что, так и будете все время спать? – непонятно, кому «выкала»: то ли мужчине, с которым находилась в одной постели, то ли сразу всей нашей компашке?
- Чего разоралась, «Маркитанка»? – просипел Товарищ. – Который час, не знаешь?
- Пять часов дня.
- Да, неслабо! Как это нас сморило?
- Коньяк паленый, да еще подсыпают дури, козлы!
- Как сами-то его пьют? – подала голос Лейла. – Покруче наркотика!
- А ты пробовала?
- У них в Казахстане почти все этим балуются! – сказал ВиктОр, не открывая глаз.
- А ты откуда знаешь? – я ущипнула его под простыней.
- Доводилось бывать, не щипайся, пожалуйста, объездил в свое время…
- Мне даже приснилось, что я встречала тебя там, Витя.
Она по-новой, кажется, начинает его цеплять. Ну и как это называется? Я с ним лежу в постели, а ей неймется! Ну-ну, теперь назло тебе не выпущу его! Тем более, обет все равно нарушен! Я повернулась, обняла его рукой за шею, а вторая рука начала проделывать ту работу, которую так любят женщины, находящиеся в постели с мужчиной. ВиктОр не сопротивлялся, и дело у нас продвигалось быстро. Самое интересное, что и на соседней кровати, у двери, тоже стало подозрительно тихо. Единственное, что меня раздражает в этой общаге, - металлические сетки скрипят немилосердно - совсем прохудились, одни дырки. Так прикиньте: скольких энтузиастов, таких, как мы, выдержали. Поначалу мешает, на нервы действует, но потом привыкаешь, не обращаешь внимания. И люди, что находятся здесь же, в трех метрах, на другой койке, также как бы не существуют, о них на время забываешь, не думаешь.
Я это хорошо знаю, первый мой раз пришелся на спортивный зал, это случилось в девятом классе. По нынешним меркам поздно, но по тем временам, если бы кто узнал, со школы турнули, как пить дать. Конечно, можно списать все на случай. Но себя-то не обманешь. Где-то с полгода почувствовала незнакомый дискомфорт – то холодно мне, то беспричинно жарко, не сиделось на месте, по ночам кошмары снились. В основном – одно и то же: будто трое парней из параллельного класса насилуют. Дело в том, летом, перед школой, в пионерлагере, где я отдыхала каждое лето, они заманили нас с подружкой на поляну, якобы собирать землянику. На самом деле, там старшие всегда в бутылочку играли. Мы, когда малыми были, бегали подсматривать из-за кустов. Там-то, после бутылочки, девчонки куда-то делись, а парни, с которыми мы только что целовались и хохмили, вдруг насупились и стали, как бы в шутку, понарошку, валить меня в траву. Играя, отбивалась от них, царапнула кого-то, отталкивала, пыталась шутить. И только когда они замолкли, с покрасневшими лицами, приподнялись и стали крутить и заламывать руки, и все - молча, сосредоточенно, до меня дошло: что-то не то, чего-то хотят от меня.
- Успокойтесь, идиоты! Вы чего? – пыталась вырваться и убежать. Не тут-то было! Самый здоровый, Мишка, жили в одном доме, он на четвертом, я – на пятом, выдохнул, закручивая назад руку:
- Мы все равно тебя вые…, Анька, поэтому соглашайся сама лучше…
- Я буду кричать! А! А! А! – завыла я сиреной. - На помощь! Люди! Вожатые!
- Не ори, дура! – Валерка со второго отряда закрыл мне рот ладонью.
Инстинктивно, со всей силы, впилась зубами ему в ладонь. Теперь уже он заорал, как из трубы, оторвал руку и со всей силы съездил мне по губам. Сразу потемнело в глазах, губы сделались тяжелыми, непослушно-деревянными, набежал неприятный соленый привкус, что-то липкое, мокрое щекотало подбородок.
- Кровь уже есть! – крикнул Мишка. – Теперь тебе конец! Давай, Славик! – и он сильно толкнул меня в грудь, так что я пошатнулась.
Этот Славик, по кличке «Кощей», его у нас никто не любил – ни учителя, ни пионервожатые, ни сами ребята - заядлый и подлый, все исподтишка. Пока я боролась с Мишкой и Валеркой, он зашел сзади и присел там, за спиной. Когда меня толкнули, я оступилась и полетела через него вниз. Мишка сразу навалился, не давая встать, Валерка скрутил руки, а «Кощей» сел на ноги.
- Укусишь еще раз или закричишь – хана тебе! Да и чего орать-то? Правда, Валер?
- Конечно! Уже б давно закончили, обед скоро, а ты мнешься!
Я закрыла глаза и скрестила ноги. Все тело покрылось мелкими красными прыщиками, у меня всегда так, когда нервничаю, еще с детства.
Неизвестно, чем бы все кончилось, но удача в тот день оказалась на моей стороне. Конечно же, никто из них не знал, как это делается, потому и возились долго. Безуспешно пытались раздвинуть сплетенные ноги, но я уже немного пришла в себя, отбивалась, как могла. Они же, не взяв с наскоку, постепенно выбивались из сил. Все это стало походить на глупую игру. Чувствовала, им тоже надоело, продолжали из-за ослиного упорства, по инерции. Вдруг на поляну выбежал целый отряд малышни, под руководством вожатого с мячом, пришли поиграть в футбол. Я была спасена!
Спускать такое я никому не собиралась. Каждый получил по заслугам. Причем, не там, на поляне, а при всех, так больнее. Мишка – на танцплощадке, пригласила на «белый» танец, и отвесила такую пощечину, что голова дернулась. Валерка свое догнал вечером, перед ужином, весь отряд – свидетель. «Кощей» держался дольше всех, бегал, но, когда был родительский день, не думал, что при предках трону. Зря: заехала – чуть не убила. Из пионерлагеря меня исключили на следующий день, перед строем. На всю жизнь запомнила: под барабанную дробь директор лично зачитал указ, я стояла одна, в центре асфальтированного плаца, слезы набегали от обиды и несправедливости. Кляла себя, но ничего не могла поделать, не вытирала, не дождутся, и строй делался все размытее, теряя резкость, пока не превратился в густое бесформенное пятно.
Прошло почти полгода. Та история тревожила все меньше, постепенно выветривалась из памяти. Но однажды они явились ночью, и - самое интересное - не только не чувствовала презрения, злости или отвращения. Наоборот, воспринимала, как бывает во сне, отстраненно, с интересом. Как-то проснулась, тяжело дыша, долго и упорно костерила тех футболистов, что неизвестно откуда взялись и помешали в самый интересный момент.
Последние месяцы в голове шумело, никого не слышала, не соображала. Какая там наука! Тянуло на безлюдные вечерние улицы, под военное училище, где за забором раздавались звонкие команды и глухие звуки маршировавших курсантов. Однажды с подругой выпили вина, хотели перелезть забор, посмотреть, чем они там ночью занимаются. Хватило ума, слава Богу!
На ноябрьские праздники в школе организовали вечер, и парень, из десятого «А», когда танцевали, держал очень близко, прижимал к себе. Я, конечно, упиралась, старалась выдерживать дистанцию, еле дождалась, конца танца. Сердце колотилось, тяжело дышала, вся потная. Когда прижимал, что-то твердое упиралось в живот, еще ниже, никак не могла понять, думала, у него в кармане что-то. Когда пригласил второй раз, - не отказала, все ждала, когда он прижмет. Оказался не нахалом, танцевали на нормальном расстоянии. Глянула в туалете в зеркало, испугалась – пылали щеки, глаза блестели, мучила жажда.
Все случилось во второй четверти, в декабре. Я дежурила по классу, задержалась после уроков, а занимались во вторую смену, на улице быстро темнело, уже выпал снег. Спускалась по лестнице с третьего этажа, мимо спортивного зала, когда кто-то окликнул. Стелка, Сталина Диминская, из десятого «А», мы с ней когда-то на художественную гимнастику, во Дворец пионеров, на Нивках, ездили. Она всегда мне нравилась – смуглая, стройная, с модной челкой, красиво одевалась - батя в торговле работал. Но не форсила, как-то мне куртку свою поносить давала.
- Анька, не хочешь зайти со мной? - открыла дверь спортзала, оказавшуюся не запертой.
- А что там у вас? Тренировка?
- Да так… С ребятами пообщаемся. Они давно спрашивают, заявка на тебя поступила, - подмигнула. – Не пожалеешь.
В зале, у брусьев, - кто на матах, кто на скамейке, сидели в небрежных позах трое ребят и две девушки, все десятиклассники. Был здесь и тот, с которым танцевали на вечере. Это сейчас год разницы – ничего не значит, а тогда, в школе, очень даже много значил.
- Стелка, привет!
- Смотрите, кого привела! Аня, из девятого «Б», мы с ней в секцию ходили.
- В секцию? – сострил тот парень, что со мной танцевал на вечере. – Это сильно. Посмотрим, чему научилась?
Я почувствовала, что краснею. Хорошо, в зале горела одна или две лампочки, могли не рассмотреть.
- Не остри, Санька! Она с Игорем Семеновичем будет. Правда, Аня?
Игорь Семенович – наш физрук, пришел в школу года три назад после института физкультуры. Высокий, спортивный мужчина, про него девчонки в туалете болтали, будто пристает. Когда я на уроке выполняла элемент на брусьях, он обязательно поддерживал за ногу, показывая остальным, как надо фиксировать носок, держать спину, руки. Было не очень приятно, старалась пропускать уроки физры. Постепенно все разошлись по углам, одна я сидела под брусьями, чувствуя себя лишней. Надо было встать и уйти, но Стелка, перед тем, как ее увел «мой» Саня, шепнула: «Не спеши, он сейчас придет!». В другое время давно бы ушла, только меня и видели, сейчас же сидела на мате, чего-то ждала. И дождалась. Открылась дверь коптерки, и вышел он, Игорь Семенович.
- Сидельникова (моя девичья фамилия), добрый вечер! Рад тебя видеть, Аня, кажется? Как дела? Молодец, что пришла!
- Здравствуйте, Игорь Семенович! – я привстала со скамейки. – А что мы будем делать?
- Сегодня? Все! – он рассмеялся.
- Игорь Семенович, свет можно выключить?
- Выключайте, ребята, если все в сборе.
- Все, все!
Щелкнул выключатель, кто-то рассмеялся, кто пискнул, потом стало тихо, я ощутила на плече его руку.
- Ну, иди сюда, Аня, Анечка! – он привлек меня к себе и крепко поцеловал в губы. Потом еще раз. Его рука гладила мне грудь. Почему я не отстранилась, не вырвалась, не оттолкнула наглого взрослого мужика, заросшего за день колючей щетиной? Не успела? Не ожидала, что все случится так сразу? Да я опомниться не успела, как он расстегнул лифчик на мне. Причем, никакого насилия, принуждения, как те на поляне. Почувствовала его губы на сосках. Стало жарко, кружилась голова. Не знала, что делать, куда девать руки. Зато он быстро нашел им применение – одну забросил себе за плечи, получилось, что я обнимала его за шею, а другую опустил вниз и положил себе ниже пояса на то самое место, и я почувствовала, как оно наливается силой и твердеет в моей руке. Рука подрагивала, да и всю била мелкая дрожь. Не однажды представляла, как это может быть, но никогда не думала, что это случится здесь, в пропитавшемся потом спортзале, на пыльном и грязном мате. Сколько раз приходила сюда на уроки, на секцию, многие мероприятия проходили в этом зале. Кто бы мог подумать? Впрочем, не все ли равно - где? Хотелось, чтобы в своей постели, на свежих душистых простынях, в объятиях крон-принца какого. Да что поделать, не с моим счастьем! Скажи спасибо, что в спортзале, а не где-нибудь в грязном подъезде в объятиях маньяка-насильника. Это потом я так думала, когда успокоилась, только мыслями возвращаясь, пыталась восстановить, как все на самом деле было. А тогда ничего не соображала, покорно следуя за ним. Помню, он спросил:
- Ты первый раз? До этого - с кем была?
- Первый…
Стянул с меня одежду, и когда я в одних плавках лежала на мате, привстал и быстро разделся сам. Когда, крепко поцеловав в губы, начал снимать плавки, я чуть приподнялась на спине, чтобы ему легче было, он прошептал: «Умница!».
Было ли больно? Не так, во всяком случае, как я ожидала. Долго возился, поднимаясь и опускаясь, пока, наконец, наладилось, пошло, прорвало. И он, до этого опиравшийся на локти, опустился осторожненько рядом, стал, как прежде, ласкать, целовать, не забывая о главном.
Прошептал: «Забрось ноги мне за спину! - «Зачем?» - «Что же ты, так и будешь лежать бревном? Повторяй за мной движения, только потихоньку». Нет, боли я не чувствовала, обнимала его – и руками, и ногами, как он просил, только внизу что-то хлюпало, было совсем мокро, не очень приятно. «Может, мы обмочились?»
- Можно включить свет? – узнала голос Нелки.
- Подождите еще пять минут! – крикнул Игорь Семенович.
Кто-то засмеялся.
Мат намок, оказался весь в крови, хорошо, черный, но все равно заметно. Игорь Семенович потом, когда все ушли, и мы остались в зале одни, перетащил его в сторону, свалив сверху другие, на которых отдыхали ребята.
- Как себя чувствуешь?
- Нормально вроде.
- Придешь домой – помойся сразу. И послезавтра приходи, в четверг, в такое же время. Еще будем. Запомни: если один раз было, нельзя резко останавливаться, вредно для здоровья. Надо обязательно продолжать. Поняла?
- Да.
- Я же говорил: ты умница!
Врал, конечно. Но я-то что знала? Да, если и знала, все равно бы пришла! Со среды не находила себе места, торопила время. Тот второй раз, в четверг, выдался на славу. Сразу закинула ноги ему за спину, закрыла глаза, страха не было и в помине, и главное, - никаких следов, никакой крови.
С Игорем мы встречались долго. Ему обязана, он стал не только первым мужчиной, но и надолго, на целых три года, самым желанным. Не сразу разглядела его, раскусила, потому все и позволяла, ни в чем не отказывала. Он пользовался этим умело, конечно. Я у него на квартире практически поселилась – тапочки, пижаму перенесла, да он мне ее надевать не разрешал. Когда подопьет, заставлял на столе танцевать, стихи читать. К тому времени Игорь в школе не работал, засекли с малолетками, позже скандал замяли, но пришлось уйти. Помогал в гастрономе, в овощном – парень-то здоровый, спортивный. Я тоже болталась без дела, не поступила на филфак, подрабатывала в проектном институте.
Как-то он пришел домой с Нелкой – встретились, говорит, на улице случайно. Выпили, вспомнили школу. Оказывается, он и у Нелки - первый мужчина. Стали втроем спать. Неделю или больше не выходили никуда из квартиры. Как сомнамбулы, передвигались: кухня – туалет – ванная – койка. В очередь кого-нибудь снаряжали за выпивкой, элементарной закуской. Когда заканчивались деньги, Игорь шел в магазин, брал взаймы. Пили в кровати, проваливались в сон, просыпались, любили друг друга, пили… Если уж опускаешься, плюешь на все, через какое-то время становится все равно, безразлично, деградируешь и привыкаешь.
Однажды вышла на кухню, не помню, какой день был, смотрю: он яичницу жарит. Но не это главное: в брюках! Одетый! Значит, и нам с Нелкой негоже без ничего лазить. Он нам, значит, сигнал подает: пора возвращаться к жизни! Не так просто сделать, как сказать. Палуба у меня долго потом под ногами раскачивалась.
А в целом, наша бражка вся плохо кончила. Нелку иногда встречала – тощая, высохшая, вся седая, и половины не осталось той пышногрудой – четвертый номер носила! – барышни, которая мне так нравилась. И с которой впервые познала радость лесбийской любви. Думала, она только бухает, оказалось – и колется, через какое-то время сгорела от передозировки. Долго не знала, мне Игорек, когда встретила на улице, тоже еле узнала, рассказал все. Сам он, как выяснилось, скатился на мальчиков, тогда строго с этим было - на десять лет загремел! Так больше и не виделись.
… Они закончили раньше, за что я Товарища и не люблю – лишь бы себя скорее удовлетворить, о партнерше никогда не подумает. ВиктОр же оказался на высоте, сделал все, как и должно, так что я осталась довольна.
«Не зря все-таки у Лейлы отбивала!» - последнее, что мелькнуло в сознании, перед тем, как окончательно провалилась в сон.
Проспали мы до следующего утра, всего-ничего: шестнадцать часов! Первое что увидела: Лейла - в чем мать родила стоит у окна.
- Что видишь там подруга? – бодрым голосом спросила я.
- Я с тобой не разговариваю, - сказала Лейла, не оборачиваясь. – Разве так настоящие подруги поступают? Отбила мальчика, а теперь подлизывается…
- А, кстати, где эти мальчики? Не знаешь?
- Записку оставили, на столе валяется.
- Так-так. Посмотрим.
«Девчонки! Поехал провожать Виктора, т.к. он сегодня отбывает в стольный Киев-град. Мне тоже туда хочется, да не судьба! Так что буду вечером, потрахаемся! Мысленно вместе: Витя, Валя».
- Идиот! Одно в голове. Постой, какая Валя?
- Товарища зовут Валя, Валентин, забыла?
- То-то я гляжу, у него что-то наше, девичье проглядывается.
- И не говори, соседка Клава! Сама военных люблю! Ты как себя чувствуешь, Лейла?
- Вполне сносно, будто и не было этих четырех кошмарных дней!
- Я – тоже, представляешь? Что это за пойло мы употребляли, хорошо, живы хоть остались.
- Спирт коньячный, они туда что-то подсыпают, чтобы дури больше было. У нас в Казахстане так делают, потом чумные ходят, как дебилы.
- Но сейчас-то – хорошо, бодренько!
- Как бы упадка сил не было!
- Ты – оптимистка, я погляжу.
- Просто я знаю жизнь…
- Хотела спросить: а что Эдуард? Как тебя принимали?
- Ой, не надо сейчас об этом! Ладно? Потом расскажу, когда забудется, зарастет. Скажи лучше, что делать будем? Жрать охота! У меня, кажется, что-то должно остаться. Рублей тридцать, точно.
- И у меня двадцатка. А не махнуть ли нам вдвоем на Серова? Отпразднуем завершение очередного витка спирали. Мужиков каких снимем состоятельных, а то наша голытьба, честное слово, остофигела!
- А что нам, нищим, остается? Может, и снимем, от этого Товарища, как от мужа родного, тошнит и воротит.
- Тогда одевайся в темпе, ванная тебе нужна? Неровен час, явится, опять в дверь ломиться будет.
- И придется опять открывать, такая наша доля…