Прикосновение медузы
| Вид материала | Документы |
- Е. А. Нинбург не все медузы одинаково устроены Стандартная ситуация на урок, 90.89kb.
- * прикосновение*, 57.38kb.
- Загорать на пляже; касаться земли; загорелые дети; свеча догорела; прикосновение, 49.05kb.
- Мэрион Вудман, 2981.69kb.
- Тема: «Вода и ее свойства. Вода в твердом, жидком, газообразном состоянии», 268.08kb.
- Живопись с помощью пальцев, 38.14kb.
- Исследовательская работа по русскому языку, 301.74kb.
- Иногда отчаяние дает нам шанс, 77.48kb.
- Эту жажду пробудило в нем прикосновение Божье, 2430.35kb.
- Чувствительность и ее расстройства. Поражения спинного мозга на различных уровнях, 199.27kb.
«МАРКИТАНКА»
Я, конечно, стервозная, можете не сомневаться, сто процентов. Потому свою подружку, Лейлу-узкоглазую, всю дорогу подкалываю. Пусть поревнует! Монополизировала свежего мужика, думает, что так и надо. Ничего, я его у тебя отобью, блядь буду, сегодня в постель уложу, а тебе придется с Товарищем трахаться – больше-то не с кем. Ни Молдаванина, ни Тамаду на секс не расколешь. Остается Дагестанский князь, но у него в последнее время проблемы – не надо было к тем латиноамериканкам лазить, из второго корпуса. Чего по пьянке не бывает только. Ходи теперь на уколы, болючие – по себе знаю. Опять же – пить и лечиться одновременно – только деньги на ветер. Так разве с этой кодлой бросишь? А больше мужиков-то и нет, разве, что Колька Воронежский, хронический алконавт, у него фишка стоит через раз, когда перепьет жутко. Но такое редко случается: его на литре зашкаливает, болеть начинает, желудок пищи принимать отказывается. Да две семейных пары, там жены в мужиков вцепились – не оторвешь. Вот и весь набор на нынешний Курс.
Это при том, что конкурс на Курсы – сумасшедший, люди со всего Союза попасть мечтают, такие знакомства и связи включаются,- и, пожалуйста, - результат! Когда-то удивлялась: почему у нас все через задницу делается? Ну, не идиоты, а? Да если бы специально по помойкам и самым убитым пивнушкам специально ходить и подбирать контингент, более ущербных не нашли бы. Вот уж система! А сколько талантливых людей, из которых бы толк вышел, спят и видят, чтобы на Курсы попасть! Потом поняла – никому это не нужно, не заинтересованы. Политика такая, вернее, часть большой, глобальной линии – с посредственностями, бездарями и совсем пропащими – удобней, легче. Никаких финтифлюшек не выбросят, пьют себе горькую, в карты день и ночь, ну, может, бабу какую кто завалит – на здоровье! Лишь бы не писали, чего не надо, в политику не лезли, воззваний да интервью «голосам» не давали. Пусть себе! За три года в этом бедламе не только дисквалифицируешься, - сопьешься и скурвишься от безнадеги, сам в петлю полезешь. Не дадут, конечно, из петли вынут – сексотов своих полно!
У меня ситуация совсем другая. Можно сказать, безвыходное положение – к тому времени в картотеке ГБ числилась. Умные люди посоветовали: отсидеться где-то в тихой заводи, подождать, вот-вот попустить должно, послабления наступят, может, удастся отлежаться. С большим трудом попала – осмотрелась: да здесь практически все такие же изгои, как я! Думала, чему подучусь, наверстаю – куда! Мертвечина и скука жуткие, вот и ищешь приключения на свою задницу. Та же Лейла, например. Сидит тихо, как мышка, не дышит, еле из своего Казахстана сбежала, обвинили в национализме, - у них самое страшное, ярлык на всю жизнь! А с виду – тихоня, никогда и не скажешь. Товарищ – наоборот. Ничто на нем не висит, с виду чистенький, карьеру писательскую хочет сделать. Я его сразу раскусила: пустышка, тюфяк мягкотелый, безвольный эгоист. Всю свою поэзию променяет, не задумываясь ни минуты, на теплую ванну. Ни упорства, ни стержня, ни характера, потому и болтает его во все стороны, куда ни прибьет, - ну и ладно, он, тютя, на все согласен. Говорят: каждый мужчина отражается в женщине. А ему – без разницы. Рассказывал, как с голодухи за «трешку» шлюх у «трех вокзалов» снимал. Или просил дальнобойщиков на трассе с собой в кабину взять. Под раннего Хемингуэя канает, мы, мол, потерянное поколение. Пьет и гуляет, как герои Хэма, а таланта – ни на грош. Он и сам, думаю, понимает. Отсюда – и надрыв. Гуляет дни и ночи, деньгами сорит. Ну-ну!
И дружок – худенький такой, Витек из-под Киева, – ему под стать! Оба нужны мне, как прошлогодний снег. Было бы чем, а главное, - кем заняться, стала бы я перед ними бисер метать! Сначала раздражало, что они ко мне, как к подстилке относятся. Потом думаю: пускай! Так легче их вокруг пальца обвести. Кто-то заметил: верный способ быть обманутым – считать себя хитрее/умнее другого. Так что Лейла, подружка моя, напрасно ты так самоуверенна. Сегодня Витек этот со мной будет.
Он, кстати, чем-то Геббельса напоминает. Не зря же в партийной канцелярии служит. Между фашистами и коммунистами – разницы, как известно, никакой, если судить непредвзято. И те, и другие – из одного теста, порождение тоталитарных режимов. В самом деле, в чем отличие фюрера и кремлевского генералиссимуса? Близнецы-братья!
Или нынешний, с позволенья сказать, режим? На последнем съезде «бровеносец» наш выдал очередной перл: «Экономика должна быть экономной». Не сам, конечно, ребята ушлые ему написали. У них работа - не позавидуешь. Так как старый маразматик не выговаривает больше трех слов, фразы ему в доклад следует подбирать тщательней. Не говоря уже, чтобы вконец рехнувшегося старца до трибуны довести и караулить, чтобы там не грохнулся со всеми своими бляхами. При ходьбе они позванивают как у клоуна в цирке. На транквилизаторах давно живет. Говорят, ему их поставляет подстилка гэбисткая, болеутоляющее в непомерных дозах подсыпает. Сказать кому, что у нас генсек – наркоман, в психушку засадят в момент. Да что, генсек? Все население – наркоманы! Алкоголь, если ежедневно употреблять его, – один из видов наркомании, медициной давно доказано. А кто у нас не употребляет? Разве что, болезные. Остальных государство сознательно травит «бормотухой» и техническим спиртом разбавленным. У кого денег не хватает – тройной одеколон с денатурой лакают. И ничего – живет страна!
После того, как эта «бровеносец» писателем заделался, ленинскую премию вручили, у меня как перемкнуло что-то внутри. Вот до чего дошли! Не удивлюсь, если завтра «Малую землю» на цитаты разобьют и заставят всех поголовно зубрить, как китайцы своего Мао.
Любопытно понаблюдать: до какого уровня можно опускать людей? Сталинские прихвостни имели кого хотели во все дырки, по этапу гоняли, как английских и японских шпионов. Да что – в одну ночь народы переселяли на другой конец света! Двадцати лет не прошло – их уже другая клика употребляет, а они еще и «спасибо» говорят. Обещали козлам коммунизм в 1980-м построить, то есть в прошлом году. Фиг вам! Вместо коммунизма - олимпийский игры провели, на которые уважающие себя страны не приехали! И – ничего, проглотили! И премию Ленинскую генсеку-маразматику, и Чехословакию, и Афган. Да этот народ сердобольный, все съест, любое говно, только наживляйте! Я когда это поняла, решила для себя: все, капец! Больше коммунистам не даю, объявляю сексуальный бойкот! И довольно долго, кстати, слово держала. До сих пор, можно сказать. Если изменяю, - исключительно хохмы ради. Думаете, мне этот ВиктОр-Геббельс нужен? Ишь, конъюнктурщик, номенклатура жуева, в партаппарате гнездо свил, за кусок мяса и колбасы дешевой продался. Небось и льготы у него, и всеми благами за счет народа пользуется, и к распределителю прикреплен, и к больнице литерной. В районную поликлинику идти – не по рангу! Ишь, щеки какие румяные, пунцовые – никак на калорийных соках и продуктах без нитратов. Но в постель его затащу обязательно, помучаю, как следует, чтобы после двух-трех прогонов увидеть его глаза - виноватые, молящие о пощаде. Не будет тебе пощады, карьерист несчастный! Напрасно, подруга, на меня косяки бросаешь, я исключительно по политическим мотивам его снимаю!
Выпили, селедочкой закусили. Хорошо!
- Ты же стишок новый обещала! – Товарищ – большой любитель, сам рифмой балуется, а мои, политические, «на злобу дня», запоминает и даже по пьяне выдает за свои. Пусть, не жалко!
- Слушайте сюда. Стишата посвящены «упорядочению» цен, в том числе и на наш любимый продукт:
«Даже если будет восемь*, -
Все равно мы пить не бросим.
Передайте Ильичу –
Нам и десять по плечу!
Ну, а если будет больше –
Сделаем, как в Польше!
Ну, а если двадцать пять -
Снова «Зимний» будем брать!»
- Конгениально! – Товарищ зааплодировал. – У нас, на Украине, говорят: народ скаже – як зав»яже!
- Тебе как, ВиктОр? Нравится мнение народа о последних решениях партии и правительства?
- Вы бы не так громко, Анна. Люди уже оглядываются.
С перепугу «выкать» начал, если что, мол, - я – не я и хата не моря! Знаем мы таких храбрецов, видали!
- Боишься? Да в Москве на всех углах партию костерят, это не в вашем Киеве трусливом…
- Мне кажется, Витя прав. Аня, пожалуйста, потише, а то политику могут пришить.
- Друзья, прекрасен наш союз! – закричал Товарищ. – А.С. Пушкин.
- Это другое дело, - засмеялся ВиктОр.
- А то – споем, что ли? «Вологду»: «Где ж ты моя ненаглядная, где, в Вологде-Вологде-Вологде-где, в доме, где лесной палисад!». О чем песня, знаете? Это про кожно-венерологический диспансер, он у них в деревянном домике с палисадником расположен. А слово «где» легко рифмуется с непечатным, мужчины знают…
- Ну, Лейла! Ты даешь! Да откуда такие познания?
- С мужиком из «Песняров» когда-то встречалась, он рассказал, как народ дурачат.
«Русская» с пивом – ерш забористый. Вроде бы, и закусили, и сала в гостинице поели, а как-то быстро разбирает. Особенно после того, как несколько раз на улицу выходили покурить. «Мальборо» закончились, в буфете – из болгарских - только «ТУ – 134». Дрянь, конечно, да за неимением гербовой… И они тоже подорожали – с 35 до 50 копеек. А качество дерьмо, такое же, как в СССР, недалеко братская Болгария ушла. Сырые, тянутся тяжело – с американскими, хоть и кишиневского разлива, не сравнить. ВиктОр анекдот рассказал:
- Хотите «Стюардессу»?
- Спасибо, у меня «Опал».
- Со штатскИми и сравнивать нечего, - сказал Товарищ, - они бумагу специальным раствором обрабатывают, чтобы горела лучше.
- Зачем это? – спросила Лейла, - заботу о людях проявляют?
- Не только. Скорее, чтобы курились быстрее, новую пачку покупали. Прибыль приумножают.
- Ты – серьезно?
- У нас с Витей в Кишиневе - живет Старший Товарищ, на журфаке учились, посылочки высылает, по дешевке. Витя, ты с ним давно созванивался?
- Да буквально перед отъездом, он осенью в Киев собирается.
- А давай ему сейчас позвоним?
- Хорошая идея!
- А допивать кто будет, мальчики?
Лейла грудью стоит на страже своих бабских интересов. Как же, позвоните, держи карман шире. Товарищ, по-моему, закосел прилично. Сейчас мы его раскрутим. У него, когда перепьет, стадия наступает, короткая, по времени: он добреньким становится, жаль, на непродолжительное время. Ну, лови момент!
- Слышь, Товарищ, может, креветок горяченьких – повторить?
- А то! И воблы – здесь один предлагал, с рук. Я воблу, знаешь, как уважаю!
- ВиктОр! Наливай же, рыбочка ты наша. Ребята, максимальное внимание, каждый смотрит в свою сторону, чтобы не прозевать мусоров. Ну что, мой друг, мы будем сегодня пить на бутерброд?
- Она хотела сказать: «на брудершафт»!
- Лейла, ты разрешишь нам с ВикторОм хоть раз поцеловаться? Так же нечестно, в самом деле… Надо как-то разнообразить человеку досуг, чтобы все в равных долях…
- Я – что? Как Витя… Да разве интересно, вот если бы шампанское, все красиво – тогда можно. А после пива с водкой - только мужики пьяные целуются.
Вот курва! Но про шампанское – это она вовремя сказала, в масть!
- Ну что, Товарищ, да отложи ты эту воблу, пальцем деланную! Барышни, может, шампанского с шоколадом хотят. Но не на дурняк – за поцелуй. Ты с Лейлой на брудершафт, а я – с ВиктОром. Организуешь?
- Какие проблемы! Официант! Шампанского!
- И уберите, пожалуйста, со стола. Нет-нет, пиво оставьте, мы еще полироваться будем…
Как он не выкручивался, а я все же подсмотрела, в бухгалтерии, когда гонорар получал, в ведомости расписывался, через плечо заглянула – глазам не поверила: 212 рублей с копейками! Еще подумала: гуляем!
На нас оглядывались. Мы с Лейлой медленно тянули шампанское, бросив в фужеры по две дольки шоколада, наблюдали, как он там постепенно растворяется. Чтобы пить на брудершафт, пришлось поменяться местами, да так потом сидеть и остались - не на своих.
Когда целовались, я ВиктОру несколько раз провела язычком по губам, нежно, призывно, почувствовала, как он напрягся. Давно заметила: мужики от этого балдеют. А в таком состоянии, как сейчас, много им и не надо. А ВиктОр, мне кажется, не шибко опытный, стесняется, как девушка.
Товарищ сочинял экспромты, записывая их на салфетках шариковой ручкой. У него все карманы набиты салфетками, он мне доверяет их разбирать, переписывать в толстую тетрадь. Иногда прорезаются неслабые заготовки. Хотела сказать: вещи - нет, не хватает усидчивости, не любит возвращаться к написанному, править, переделывать. Лентяй! От серьезной работы прячется за лозунгом: все должно быть естественно! И в творчестве, и в постели, кстати, тоже. Сколько с ним намучилась, пока презерватив приучила одевать!
- Послушайте, по-моему, шедевр:
«Пиво есть, Пушкин есть!
Ну, а где ж креветки?
Эх, е… твою мать,
Маленькие детки!»
- Ну, как?
- Конгениально! – простонала Лейла, вытирая слезы от смеха, - и про пиво, и про Пушкина, и про креветки!
- А «маленькие детки»? – какой образ!
- Я говорю! Я говорю!
- А «е.. твою мать»? – крикнула я. – Новое слово в русской поэзии!
Крикнула, наверное, слишком громко - в пивбаре стало тихо. А, пускай, идут они все на х..!
- Алло, девушки, без мата – можно? Постыдились бы! Мужики сидят – не матерятся, а эти - на все кафе! Пропили и прокурили все женское!
Кто бы, вы думали, – такой борец за нравственность нашу? Уборщица, с испитым напрочь лицом – тощая, как та швабра, что держит в руках. Ах ты ж мандовошка старая! Хрен бутылки пустые ты у нас получишь, с собой вынесу, разобью и в урну выброшу, чтоб тебе не досталось.
- Извините, пожалуйста, - сказал ВиктОр, - мы больше не будем, - и сунул ей рубль. – Ребята, давайте тише, а то скандала не оберешься.
И сжал мою руку. Ого! Клиент, кажется готов! Я ноготками, как учили, провела три раза вертикально по его брюкам с внешней стороны бедра, от колена – снизу вверх. Будто кошка, что в дом скребется. Невинная такая шутка, но нога у него дернулась, как у невропатолога на приеме. Теперь можно брать тепленьким.
- Послушайте, друзья, на «рIдной мовI» сочинилось! Начало будущей поэмы:
«Розходяться Iбаки.
Ранок. Синь.
Потягли собаки
По селу труси…»
- Как, а? «Маркитанка»! Ты же одна понимаешь в поэзии…
- Это настоящее, без дураков. Четыре строчки, но представляешь себе: и село, гулявшее всю ночь, и местных записных ебарей, и собак, тащащих зубами чьи-то женские, разорванные силой, в нетерпении, трусы… Язык у вас - мелодичный, нежный.
- «Словьина мова!» - подтвердил ВиктОр.
- Товарищ, ты – талант! – Лейла перегнулась и поцеловала в щеку!
- Он у нас на журфаке – самый талантливый был!- радостно сказал ВиктОр. – Помнишь: «Журфаку – хрен в сраку!»
- Не журфаку, - юрфаку! Юристам, нашим соседям по военным лагерям.
- Почему был? – спросила я. – Он и сейчас талантливый! А ты, ВиктОр, пишешь что-нибудь?
- Нет, Аня, я в этом смысле не вышел. Не дано мне, что поделать. Статью в газету сочинить - с горем пополам еще могу. Но чтобы так, как Товарищ… нет, врать не буду. Зато в жанре справки или докладной записки – здесь форы могу дать, руку набил, что называется.
- Руку набил, осталось набить морду! – сказала я.
- Да не расстраивайся, Вить! – Лейла привстала и через стол поцеловала теперь уже Виктора. – Мы тебя и без стихов любим! Правда, Анюта?
- Еще как! – сказала я и поцеловала ВиктОра в губы. И классно, кстати, получилось, он ответил, пососав немного мой язычок.
Клиент, кажется, дошел до кондиции. Надо срочно развивать прорыв, как говорил один знакомый маршал. А он в этом деле толк понимал. Гнать дальше, не дать опомниться, затащить куда-то. Но куда?
- Что за фигня! – закричал Товарищ. – А меня кто будет целовать? Я что, зря стихи вам сочиняю?
- Лейла! Поцелуй его, пожалуйста, а то мне далеко тянуться.
И пока она его целовала, я правой рукой под столом нащупала у ВиктОра то самое заветное место. Сжала немножко и почувствовала легкую упругость. Он, несомненно, хотел и был готов.
- Ну, что, друзья! – Товарищ подмигнул своими пьянючими глазами – то ли мне, то ли ВиктОру, то ли нам обоим. – Давайте выпьем за любовь!
Наверное, мы слишком громко кричали, на нас все время оглядывались. Трудно определить, сколько в кружках оставалось пива, а сколько – водки. ВиктОр не так давно откупорил вторую бутылку «Русской», и даже по цвету наше пиво заметно отличалось. По мере того, как мы напивались, оно светлело, как наша жизнь.
- За любовь – стоя!
- И до дна!
- Мужчины – стоя, а женщины – до дна!
- Нет! Женщины – лежа!!!
- Да не смешите, я чуть не захлебнулась.
- В общем, так, мужики, - надо бы по своим делам сходить, сил никаких нет.
- Здесь туалет не работает, я уже смотрела…
- Я знаю недалеко одно место… Но будем по очереди, двое - сторожат стол, а двое – в темпе, потом меняемся!
И, не дав никому опомниться: - Идем, ВиктОр, я поведу тебя в музей! Разведаем и вам расскажем!
Никакого, конечно, места я не знала. Зашли во двор, в первое попавшееся парадное, поднялись на второй этаж, там подоконник, я оперлась, обняла его за шею, поцеловала в губы. О том, чтобы сделать что-нибудь, не могло быть и речи – во-первых, как снять джинсы, а без этого нечего и думать, тем боле, что и он, я почувствовала, весь зажатый, не готов, что ли? Тычется без разбору. Додумалась джинсы надеть! Ладно, мать! Бери в свои руки! Я вспрыгнула и присела на подоконник – теперь в пору! Ну, догадайся же, приспусти сам брюки свои, ремешок расстегни – эх, село-деревня, придется все самой!
Когда возвращались, почти бегом, я забежала за мусорники, оставила его на атасе, потом поменялись.
- Ну, братцы, вы даете! Где так долго можно лазить? – Лейла злая, как мегера, в мою сторону не посмотрела даже.
- Людей, знаешь, сколько вокруг! Идите налево, во второй двор, там мусорка, за ней тупичок. Осторожно, чтобы менты какие не засекли. Штраф сейчас за это дело – червонец!
- Они доиграются с этими штрафами, - Товарищ громко выругался.- Как там у тебя? «Зимний» скоро будем брать!».
- А ты - договоришься! – ВиктОр отхлебнул из кружки большой глоток.
Конспиратор с него – хреновый. Лицо воспаленное, щеки пылают, и глазах – тайное ликование. Интересно, Лейла засекла что-нибудь? Проходя мимо, положила руку ему на шею, волосы взъерошила. Он нашел губами ее руку, поцеловал. Неплохо мужик устроился! Но заметно: не в своей тарелке.
- Ну, что, ВиктОр, за тебя?
- За тебя, Анна! Если бы не ты – ничего не было. Знаешь, я первый раз… так.
- Да неужто - в любви признаешься? Ты женат, я слышала? И, что же, супруга тебе ни разу минет не делала?
- Да у нас не принято как-то…
- Ну и как, понравилось?
- Балдеж! Только низ живота почему-то болит, режет как-то…
- Пройдет, с непривычки. Это потому, что ты передержал, вредно для здоровья. А ты, как чувствуешь, что пора - сразу ищи кого-нибудь, как Товарищ твой. Шучу. Не думай, я сама редко этим занимаюсь, только любимому мужчине делаю, единственному.
- Что ты хочешь этим сказать? По-моему, ночью ты с Товарищем была?
- Так то не считается! Мы с Товарищем – как брат с сестрой.
- А со мной?
- С тобой – другое дело. – Я засмеялась. – Но ты не воображай ничего такого. Просто место любимого мужчины – сейчас вакантно. Ты его ненадолго заполнить можешь. Если хочешь.
- Хочу. Только перед Лейлой – неудобняк. Как думаешь, я ведь порядков ваших не знаю? Они тоже там любовью занимаются?
- Может быть. Впрочем, вряд ли. Товарищ сейчас не в той стадии, а Лейла о тебе думает. И он ей не очень нравится.
- А я?
- Ты – дело другое. И не только Лейле нравишься, но и кое-кому еще. И, кажется, я это тебе только что доказала.
- Да. И все же – жалко ее обижать, как считаешь? Я с ней побуду. Пока… Лады?
Блядь такая! До чего же я ненавижу этих козлов!
- Дело хозяйское. И вообще - добровольное. Давай лучше выпьем: за тебя, чтобы у тебя все всегда получалось.
- Спасибо, Аня! За тебя!
Серьезный, все принимает за чистую монету. Интересно, у них, на Украине, все такие наивняки? Умора!
Вернулись, наконец, ребята.
- Ну, как? С облегчением-с!
- Ой, Анька, ты представляешь, драка началась, жильцы высыпали, а я как раз только села…
- Да, - подтвердил Товарищ, - в антисанитарных условиях пришлось естественные нужды справлять!
Посмеялись. Вообще, он как сморозит что – полный отпад.
Водка закончилась.
- Ну, что, снарядим гонца?
- Может, пойдем отсюда? – Лейла посмотрела мне в глаза,- походим где-нибудь, мы же собирались Вите Москву показать…
- Куда идти-то? Нет, здесь хорошо! – Товарищ пошел в разнос. – Официант! Бутылку водки! И четыре пива!
- Один момент! Креветок не желаете?
- Желаем! Две порции! Только чтоб горяченькие мне, блин!
- Не беспокойтесь, все будет, как изволите…
- Мы же хотели Старшему Товарищу в Кишинев позвонить, - напомнил ВиктОр.
- А мы ему телеграмму сейчас отправим, прямо отсюда по телефону. Эй, шеф! – официант как раз принес водку и креветки. - Одну минутку! – Товарищ явно не вязал лыка. – Мы можем отсюда, от вас, по телефону отбить телеграмму в Кишинев?
- Отсюда? По телефону? Один момент. Сейчас узнаю.
- Дуй. А мы пока выпьем! Так, граждане евреи! Объявляется конкурс на самую короткую телеграмму. Чтобы и расходов поменьше, и содержание присутствовало! Поняли?! – Товарищ взмахнул для наглядности рукой, сбив на пол почти пустую кружку с пивом. – Твою в дышло мать!
Так. Начало третьей стадии. Не исключена кулачная драка.
Сидевший за соседним столиком парень в полосатой рубашке, их, кажется, было трое, сказал, обращаясь к Товарищу:
- Ребята, нельзя ли немного потише? Здесь люди отдыхают. Если выпили, идите на воздух.
Товарищ, не удостоив его ответом, потому как было трудно произносить слова и складывать их в определенном порядке, промычал что-то и скрутил их столику большую фигу. Ну, кажется, началось! Еще и большим пальцем пошевелил для наглядности – туда-сюда. Удивительно, но такой способ подействовал и на какое-то время за соседним столиком притихли, решили, видно, не связываться.
- Итак, господа и дамы, набычившись, продолжал Товарищ, - на самую короткую телеграмму Старшему Товарищу в братскую Молдавию. Вот где винцо, доложу вам! Скажи, Витек! Твой вариант, давай!
- «Пьем за тебя, Москве, целуем, сто!»
- За арбитра у нас Анка-пулеметчица, известная филологиня.
- Я - тоже филологиня, - сказала Лейла.
- Ты – младшая, а «Маркитанка» - старшая. Как, Анка?
- Неплохо. Но длинно. Что значит – сто?
- Ну, сто раз, ВиктОр?
- Да нет, я имел ввиду: пусть высылает сто рублей!
- Тогда – попроще: « Москва целую сто!»
- А, может, сто граммов? Двусмысленно как-то. Лейла - твой вариант:
- Пьем Москве, целуем!
- Подходяще! Хоть и плагиатом попахивает! «Маркитанка»!
- Нашу и вашу свободу!
- То, что надо, но могут не пропустить по цензурным соображениям.
- Давайте попробуем! Попытка, в конце концов, - не пытка, – говорил товарищ Берия, - я захлопала в ладоши.
- Мы должны выслушать всех! Товарищ стукнул кулаком по столу, пиво полилось в его сторону. – Блядь, за этим столиком уберут когда-нибудь или нет! За что я плачу деньги! Где эта лахудра?!
- Предлагаю самый короткий вариант, на украинском языке: «Ще!».
- Что такое: «ще»?
- Ну, в смысле, еще!
- Классно! «Десятка»! Молодец, ВиктОр! Первый приз! Где твой стакан? – товарищ потянулся к бутылке, смахнув по дороге полный фужер с пивом.
- Да вы уйметесь, наконец? – крикнули с соседнего столика.
- Пошли на хер! – Товарищ соорудил, по-моему, еще большую фигу, чем в первый раз, и заорал на весь пивбар:
«Пулями пробито днище котелка,
Маркитанка юная убита!»
Подтянуть, как положено, истошными голосами «У – би – та!!!» мы не успели. Сидевший спиной к Товарищу парень с разворота правой рукой как-то совсем неожиданно и, главное, незаметно «вырубил» его кулаком в висок. Все произошло мгновенно, мы и оглянуться не успели. Товарищ выпал со стула и рухнул под стол. Как пишут в романах, дальнейшие события на какое-то время перестали его интересовать. Будто по команде, те трое быстро встали и двинулись к нам. ВиктОр склонился над Товарищем, который не предпринимал никаких попыток выбраться из-под стола. Тот, что в голубой тенниске, мужик, не глядя в нашу сторону, четким заученным движением, сложив руки в замок, резко взмахнул не то по голове, не то по затылку ВиктОра. Тот растянулся рядом с Товарищем. Отложилось в памяти: как в замедленной съемке, рапидом: нарочито медленно ступая, фиксируя каждое движение, высоко поднимая ноги, эти трое, перешагивали через лежавших в проходе ребят, не забывая дать пинка пару раз ногами, степенно двинулись к выходу. Никто и не думал их останавливать, пивбар продолжал фунциклировать в своем полупьяном возбужденно-шуршащем ритме. Я посмотрела на Лейлу. Она сидела, закрыв лицо руками, сквозь сжатые ладони по щекам катились темно-синие от дешевой косметики капли слез. В который раз за сегодняшний день приходилось брать все в свои руки. Да что же это за мужики такие пошли?
- Официант! Вызовите, пожалуйста, милицию! Людей убивают! – заорала я со всей дури.
Начали подниматься: сначала ВиктОр, отряхиваясь и потирая затылок, потом и Товарищ, у которого шла кровь не то из носа, не то губа разбита.
- Ваши документы! – откуда-то из глубины возникла фигура того самого мусора-старшины, что «дежурил» по пивбару, за ним - «дружинников» с повязками.
- Какие тебе документы, не видишь, хулиганы людей избили! За ними бегите, они на улице стоят! И «скорую», «скорую» вызывайте, не видите, кровь у него!
- Со всеми разберемся. Пока - ваши документы. Семен, иди, вызывай машину, будем брать!
- Кого брать! Никуда не поеду, пошли на …! – Товарищ начал приходить в себя.
- Вы же видите, хулиганы избили ни в чем не повинных людей.
- Фиксируй, Денисов: отказались предъявить документы в состоянии крайнего алкогольного опьянения.
- Да что вы, в самом деле, - сказал ВиктОр. – Какое опьянение, мы пиво почти все время пили. Эти - ни с того, ни с сего в драку полезли. Точно, бандиты. А насчет документов – вот мое удостоверение, я - из Киева, в Москве - в командировке.
- Паспорт имеется? – спросил мусор, забирая удостоверение.
- Есть, конечно, но в гостинице остался, я в «Центральной» проживаю, недалеко здесь…
- Знаем-знаем, - мусор спрятал удостоверение ВиктОра в боковой карман. – Паспорт есть? - Денисов, побудь с ними, мы сейчас выясним, проживает ли гражданин Цветков Виктор Юрьевич, как он утверждает, в гостинице «Центральная».
Вдвоем с другим дружинником они пошли в сторону бара, где, как я поняла, был телефон.
- Послушайте, Денисов, вас как, кстати, зовут?- я попыталась состроить глазки «повязке».
- Семеном.
- Семен, я же вижу, вы – нормальный парень. Давайте разойдемся без скандала, как люди, спокойно. Мы заплатить можем, в разумных пределах, конечно. Правда, Товарищ?
- За что я должен башлять? За то, что меня отметелили ни за что?
- Лучше замять это дело, - тихо сказал ВиктОр. – Тем более, сейчас машина придет, всех заметут. Предлагаю заплатить, свою долю я тебе отдам завтра. И другие – также, правда, девчонки?
- Сколько будет стоить, уважаемый Семен, чтобы мы спокойно покинули ваше заведение?
- По «четвертаку» с человека. И то – старшОго еще просить придется, если он согласится…
- Да это же – грабеж! По «четвертаку»! Побили – еще и «стольник» отдай дяде!
- Семен, мы согласны, – сказала я. – Идите, договаривайтесь. И документы нашему товарищу пусть отдадут.
Сами понимаете, после того, как Товарищ отдал им «стольник», ни к выпивке, ни к закуске никто не притронулся. Попросили расчет – мама родная, на восемьдесят два рубля нагуляли! Хорошо, у Товарища хватило. Бросили деньги на стол – и ходу с этой харчевни! Кто-то свистнул в спину. Раздался пьяный хохот. Ну, не позор ли? Погуляли…
Но это, как оказалось, было только начало. Выйдя на улицу, начали закуривать, тут-то нас «воронок» и подобрал. Причем, не обычный, «козлик», а грузовой, в каких серьезных бандюгов перевозят. Мы и сообразить-то как следует ничего не успели, нас побросали, как скот, и дверь сзади задраили. Никто и не думал сопротивляться, все пребывали в ступоре: как так, мы же заплатили!
- Да брось ты стучать, Товарищ! Сейчас в отделение приедем, тебя там как стукнут – сразу поумнеешь! – ВиктОр повернулся ко мне. – Кинули они нас, мусора эти, с твоим Семеном, поняла теперь? Неужели в вытрезвитель везут? Какие у вас здесь порядки? Может, позвонить дадут? У тебя - кто есть, чтобы отмазать, Аня?
- Откуда! Я не по этому делу!
- Я думал, ты – москвичка, знакомые… Друзья влиятельные какие.
- «Мои друзья хоть не в «болонии», зато не тащат из семьи!» - прохрипел Товарищ, подражая Высоцкому.
Я закрыла ему ладонью рот. Лейла как начала плакать в пивбаре, до сих пор всхлипывала.
- Вытрись, вся тушь потекла, ты сейчас на алкоголичку с «трех вокзалов» похожа. – Дала ей свой платок. – Нет у меня таких друзей, ВиктОр. Я с «волчьим билетом» ушла из газеты, все про «Солидарность» статьи писала, про Валенсу. Слыхал, может: «Кандидатов – много, Валенса – один!». Такой лозунг висит в Гданьске, на судоверфи. Кстати сказать, имени В.И. Ленина. Советская власть, оказывается, - первый враг профсоюзного движения. Из-за этого и пострадала. На курсах, в Литинституте, - с испытательным сроком. До первого нрушения дисциплины. Так что теперь окончательно выставят на улицу. Ну и хрен с ним!
- Меня тоже неприятности ждут. У нас на рпаботе с этим строго. И в «Политиздат» завтра надо… Из гостиницы, наверное, попрут…
- Ничего, - сказала Лейла,- у нас перекантуешься, в общаге. Там неплохо, правда, Вить?
Он обнял ее за плечи. Молодец, баба! Ее в вытрезвиловку везут, а она – в своем репертуаре: как бы мужика в постель затащить. Может, и в вытрезвителе с ним на одной койке устроится? А о том, что и ее из Курсов попереть могут, если бумага придет из милиции, не думает!
- Знаешь, Вить, а я ни о чем не жалею. Выгонят – ну и пусть! Пусть идет, как идет.
- Я тоже не жалею! – он поцеловал ее в синюю щеку.
- А чего жалеть-то, - сказала я. – Случилось – что случилось. И плохое, и хорошее…
ВиктОр, обнимая Лейлу, стрельнул в мою сторону глазками своими блядскими:
- Согласен, хорошего было больше.
- Да вы что, совсем офигели? Вам по щеке бьют, а вы – другую подставляете? Вы сейчас думать должны, как отмазаться, а не о том, как на паперти завтра будете стоять! – Товарищ зло выругался. – Ну, отчислят, что ж, завтра мне домой, в Киев возвращаться? А что я там скажу? Это же скандал, милые мои! Да у нас за вытрезвитель из Союза писателей могут исключить! А это же - Литфонд! Там и зарплата, и гонорар, и путевки в Коктебель льготные! А издавать меня кто будет? Пушкин?
- «Пушкин есть, пиво есть, ну, а где ж креветки?» - прошепелявила вдруг Лейла, подражая Товарищу.
Как и тогда, недавно, в баре, все рассмеялись.
- А сколько у вас услуги стоят? – спросил ВиктОр.
- Не поняла.
- За обслуживание в вытрезвителе – сколько платить надо?
- А они – платные, услуги-то? Не знаю, не была пока. Интересно, какие-такие услуги? Может, выпить-закусить дадут?
- Ну, переночевать чтоб на койке, помыться элементарно.
- Ты так говоришь, будто частый гость там.
- По долгу службы в Киеве приходилось бывать. Я-то сам пью мало…
- Это мы заметили, - сказал Товарищ. – То-то гляжу: что это Виктор так мало пьет? Не заболел ли, не дай Бог. Интересно, кто у нас пьет много тогда? Лейла?
- Что вы к нему пристали! Не видели, как ему плохо было в гостинице…
Я давно заметила, что Лейла шуток в упор не догоняет. Особенно, если они касаются ее самой, или людей, к которым она не равнодушна.
- ВиктОр! А вам, действительно, хуже всех: вас из гостиницы та стерва точно выселит, вы сегодня опять ночевать не сможете в родном 620-м номере.
- Ничего, - утешил Товарищ. – Он ей справку с вытрезвителя предъявит – уважительная причина.
- Или трахнуть ее придется, как кое-кто сегодня по утрянке, - сказала я.
- Да вы что?! - вызверилась Лейла.
Мы хохотали так, что в кабине на нас обернулись мусора.
- Что-то мы долго едем. Интересно, куда нас везут? – я пригнулась, чтобы рассмотреть через переднее окошко. – Ни фига не узнаю. Стемнело совсем. Кажется, дорога на Ждановскую, или Текстильщики. Чего – в такую даль?
- Центр уже не принимает, вытрезвители переполнены. Думаешь, мы одни такие умные?
- Так и до Подмосковья доехать можно...
- Думаешь, там меньше пьют? «Подмосковные вечера» помнишь: «Речка движется, и не движется…». Полная «белочка»…
- Перестаньте хохмить, у меня снова кровь из губы, нельзя, чтобы дергалась!
- Ой, народ, а у меня вот что есть! – Лейла достала из сумочки бутылку коньяка – четвертушку – «Арагви», квадратную. Давайте выпьем по дороге. Там, куда везут, все равно ведь отберут!
- Неплохая идея!
- Откуда она у тебя?
- Вожу с собой, на всякий случай. Мало ли…
- Это же какая сила воли! – сказала я. – Никогда бы не смогла, давно бы выпила. Давай, открою.
- Я сама. Пей, Анюта. Чтобы у нас все благополучно…
- Вот еще! Буду я за это пить! Не пресмыкалась перед ними, и не буду! Мой тост традиционен: За нашу и вашу свободу! – отпила четыре больших глотка!
- Я пью за то, чтобы счастливый конец…
- Конец – он всегда счастливый, - философски заметил Товарищ, принимая бутылку. – Ты, случайно, не откажешься, Витек? Как малопьющий?
- Надо подкрепиться, когда теперь доведется выпить? Как вы там поете: «Отгремели песни нашего полка». Чтобы нашего – никогда не отгремели. За вас, ребята! Ужасно рад, что судьба свела с такими людьми!
- Во-во! – сказала я. – Обязательно надо будет сфотографироваться, всем вместе, на карточку.
- У памятника Пушкину, как в песне Окуджавы. «На фоне Пушкина снимается семейство…»
- Во-во, у нас – семейство?
Опять захохотали.
- Куда девать бутылку?
- Под лавку поставишь, когда приедем, чтобы не звенела сейчас. Только не забудь, а то еще дело пришьют, что пьяные, мол…
- Ребята, предлагаю: когда вырвемся отсюда, в пельменную на Серова визит нанести, отметить это дело. Денег я раздобуду.
- Ты, «Маркитанка», иногда дельные вещи говоришь. Что может быть лучше – горячие пельмешки или вареники наши – на опохмелку? Дай я тебя поцелую!
- Ха, не получится – у тебя ж губа расквашена!