Geum.ru

Эту жажду пробудило в нем прикосновение Божье

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
  1   2   3   4   5   6   7   8   9   10

Брент Кертис, Джон Элдридж - Священный роман


5-94861-029-2

2004 . — 288 стр.

120 x 170 мм (тв. переплет)

© Brent Curtis and John Eldredge, 1997

© Издательство «Шандал», 2004


Глава 1 - Потерянная жизнь сердца

Если сердце томится жаждой —
эту жажду пробудило в нем прикосновение Божье.

Э. Тозер

После нескольких лет духовного путешествия, после того как волны предчувствий чего-то чудесного, с которых начинается любое странствие, начали убывать в середине жизни, посвященной служению и бизнесу, мы стали слышать голос, сопровождающий любое наше занятие. «За всем этим что-то теряется, — говорит он. — Есть нечто большее».

Голос часто раздается в середине ночи или ранним утром, когда наши сердца наиболее уязвимы и бесконтрольны. Поначалу мы ошибаемся относительно источника этого голоса и делаем вывод, что это всего лишь наше воображение. Мы взбиваем подушку, переворачиваемся на другой бок и снова засыпаем. Дни, недели, даже месяцы проходят, и голос снова обращается к нам: «Разве тебя не мучит жажда? Прислушайся к своему сердцу. Ты что-то теряешь».

Мы прислушиваемся и отчетливо слышим… вздох. И за этим вздохом скрывается что-то опасное, что-то, что кажется фальшью и предательством по отношению к той религии, которой мы служим. Глубоко внутри мы чувствуем страсть, которая грозит нарушить наш привычный образ жизни; она кажется безрассудной и дикой. Озадаченные, мы разворачиваемся и быстро уходим прочь, как женщина, испытывающая более сильные чувства, чем ей хотелось бы, когда ее глаза встречаются с глазами мужчины, который ей не муж.

Мы говорим себе, что этот тихий, страстный голос здесь лишний, он и появился-то потому, что мы не были достаточно прилежными в служении Богу. Наш пастор, кажется, согласен с этой оценкой и убеждает нас с кафедры быть более праведными. Мы пытаемся заглушить голос внешней активностью, удваивая наши усилия в христианском служении. Мы присоединяемся к какой-нибудь группе и начинаем читать книгу о том, как сделать нашу молитвенную жизнь более эффективной. Или готовимся войти в церковную группу, занимающуюся евангелизацией. Мы говорим сами себе, что болезнь духа, от которой мы страдаем, даже когда занимаемся религиозной деятельностью, — это признак нашей духовной незрелости, и мы браним свое сердце за недостаток пыла.

Немного спустя голос отваживается говорить в нашем сердце снова, на этот раз более настойчиво. «Послушай, ты что-то теряешь за всем этим. Ты страстно желаешь какой-то истории любви, какого-то приключения. Ты был создан для чего-то большего. И знаешь об этом».

Когда молодой пророк Самуил услышал голос Божий, взывающий к нему в ночи, он получил совет от своего наставника, Илии, как ответить на этот призыв. Но даже и в этом случае только с третьего раза он понял, что это был голос Бога. И вместо того чтобы игнорировать или упрекать этот голос, Самуил наконец выслушал его.

В нашем современном прагматичном мире мы часто не имеем таких наставников, поэтому не понимаем, что это Господь говорит с нами в нашем сердце. Из-за того что мы долго не имели понятия о наших внутренних устремлениях, нам не удается узнать голос Того, Кто взывает к нам через них. Смущенные продолжающимся противодействием своего сердца праведной христианской жизни, некоторые из нас заглушают голос, запирая свое сердце на чердаке, питая его лишь хлебом и водой обязанностей и обязательств, пока оно совсем не умрет, а голос не станет тихим и слабым. Но иногда по ночам, когда наша защита не так сильна, мы по-прежнему слышим, как он взывает к нам, но настолько слабо, что это похоже на еле слышный шепот. Однако наступает утро, и заботы нового дня требуют нашего внимания, звуки плача затихают, и мы поздравляем себя с окончательной победой над плотью.

Остальные же соглашаются дать своему сердцу жизнь на стороне, лишь бы только оно оставило нас в покое и перестало смущать своими жалобами. Мы пытаемся уйти с головой в работу или придумываем себе хобби (и то и другое вскоре становится чем-то вроде наркотика); мы заводим интрижку, или превращаем нашу жизнь в полноцветную фантазию, заполняя ее дешевыми романами или порнографией. Мы научаемся получать удовольствие от грязных интриг и сплетен. И пытаемся удостовериться, что держим достаточную дистанцию с остальными, и даже со своим собственным сердцем, чтобы скрывать от самого себя практический агностицизм, в котором живем, отчего наша внутренняя жизнь находится в постоянном разладе с жизнью внешней. Усмирив этим свое сердце, мы тем не менее вынуждены прекратить наше духовное путешествие, потому что сердце больше не с нами. Оно связано небольшими поблажками, которые мы даем ему, чтобы всегда держать под контролем.

Утраченное сердце

Сердечные дела — большая загадка. Даже несмотря на то, что у нас достаточно выражений, которые помогают нам выразить этот жар человеческой души. Мы называем бесстрастного человека «бессердечным» и убеждаем его «найти свое сердце». Самые глубокие страдания мы называем «болью сердца». У обманутых влюбленных «разбитое сердце». У смелых солдат «отважное сердце». Настоящие злодеи имеют «злое сердце», а святые «золотое». Если нам нужно переговорить о чем-то сокровенном, то мы заводим «сердечный разговор». «С легким сердцем» мы отправляемся на каникулы. А если любим кого-то очень искренне, то любим «всем сердцем». Но если у нас пропадает интерес к чему-то или мы не можем никак себя заставить что-то сделать, то мы сознаемся, что к этому «не лежит сердце».

В конечном счете, независимо от того, чего мы достигли или добились, жизнь без сердца не стоит ничего. Из этого родника нашей души вытекают все настоящие чувства и вся настоящая работа, все настоящее служение и вся жертвенность. Наша вера, надежда и любовь тоже берут там свое начало. Потому что именно сердцем мы впервые слышим голос Божий и именно сердцем узнаем Его и учимся жить в Его любви.

Итак, вы, наверное, поняли, что потерять сердце — значит потерять все. И «утрата сердца» постигла большинство современных мужчин и женщин. Это не только пагубные привычки, любовные интрижки, депрессии, сердечные переживания, хотя Господь знает, как много даже самых лучших из нас потеряли сердце из-за этого. Но и бизнес, вечная спешка, ведь не секрет, что большинство из нас живет на выживание. От этого мы чувствуем тревогу, усталость и уязвимость.

В действительности те силы, которые управляют современной жизнью, не только агрессивно ведут себя по отношению к жизни сердца, они уничтожают то, что там обитает, — тайну и трансцендентность, которую мы так хорошо знали детьми.

Я (Брент) помню, как, сидя в школьном кабинете зоологии, слушал своего учителя, который разъяснял, воздевая руки и гордо демонстрируя при этом пятна пота под мышками, что суть главной человеческой проблемы в том, что человек хочет пахнуть и выглядеть как цветок, а не как млекопитающее. А учителю физики доставляло удовольствие растолковывать нам, что красота солнечных закатов и яркие краски радуги объясняются всего лишь преломлением солнечных лучей в воде и частицах пыли в воздухе. Казалось, что чудо, которым мы любуемся благодаря солнечному свету, испарялось от этих объяснений. Я вспоминаю, что выходил с этих уроков с чувством какой-то потери, думая: «Так вот в чем дело, а я-то размечтался». Идея, которую пытались донести мои учителя, была простой: как только мы избавимся от ненужного мистицизма и предрассудков, прогресс человечества уже ничто не будет сдерживать.

Все мы так или иначе переживали это, уходя от своих учителей, родителей, с церковной службы или после интимной близости; чувствуя, что нечто важное, возможно самое важное, потускнело и утратило свою значимость после того, как кто-то попытался нам все «объяснить». Иногда мало-помалу, иногда сразу и резко реальность захватывает те сферы, назначение которых питать и стимулировать активную жизнь сердца, вынуждая его отступать как вымирающий вид на меньшую и отдаленную территорию и часто в темные места обитания, чтобы выжить. Как только это происходит, мы что-то теряем, что-то важное.

Что же делать, если, проснувшись однажды утром, мы обнаружили, что потеряли связь со своим сердцем, а вместе с этим и надежное убежище, где обитает Бог?

С самого раннего возраста жизнь учит всех нас игнорировать сильные устремления нашего сердца и не доверять им. Чаще всего она побуждает подавлять внутренние стремления и жить только во внешнем мире, где самое главное — действие и результат. Мы узнаем от родителей и сверстников, в школе, на работе и даже от духовных наставников, что от нас требуется нечто большее, чем сердце, иными словами, нечто большее, чем наше глубинное «я». Очень редко нам предлагают поделиться своими сердечными переживаниями. Если от нас чего-то хотят, то, скорее всего, это как-то связано с тем, что мы можем предложить этому миру. Если мы богаты, то нас ценят за богатство; если красивы — за наш внешний вид; если умны — за наши мозги. Поэтому мы учимся предлагать только ту часть себя, которую одобряют, и живем по составленному сценарию, чтобы завоевать признание тех, кто олицетворяет для нас жизнь. Мы отдаляемся от своего сердца и начинаем вести двойную жизнь. Фредерик Бучнер описал этот феномен в биографическом труде «Раскрывая секреты»:

[Наше] подлинное «я» запрятано так глубоко, что мы очень редко вообще выпускаем его наружу… намного охотнее мы учимся жить, натягивая на себя разные личины, которые постоянно надеваем и снимаем, как пальто и шляпы в зависимости от погоды.

У всех нас есть внешняя история жизни. Это жизнь, которая видна всем, — работа, развлечения, церковь, семья, друзья, оплата счетов, взросление и старение. Именно над историей внешней жизни мы скрупулезно трудимся, оттачивая индивидуальные качества, которые известны большинству. Там мы учимся навешивать друг на друга ярлыки, которые означают, что мы достигли конечной цели. Боб — бухгалтер; Мэри работает на правительство; Тед — адвокат. У семьи Смитов всегда ухоженная лужайка и воспитанные дети; а вот у детей Джонсов вечные проблемы. Там бизнес становится смыслом жизни, продуктивность заменяет творчество, функциональные взаимоотношения — любовь. Во внешней жизни нами скорее движет чувство долга (я должен это сделать), а не желание (я хочу это сделать); умение же справляться с делами заменяет тайну. Три шага к счастливому браку, пять способов преуспеть в своем деле и семь навыков, которые приведут к успеху.

Наше желание делать добро — это действительно внешнее проявление духовности, но в нем общение с Богом подменяется деятельностью для Бога. Во внешнем мире остается мало времени для серьезных вопросов. Имея хорошо составленный план, можно преуспеть во всех областях жизни… но не в делах сердечных.

Внутренняя жизнь, история нашего сердца — это жизнь глубинных пластов нашего «я», это наши страсти и мечты, страхи и душевные раны. Это невидимая жизнь, внутренняя тайна — то, что Бучнер назвал подлинным «я». Им нельзя управлять как корпорацией. Сердечные дела не подчиняются принципам и программам; они стремятся не к эффективности, а к страсти. Искусство, поэзия, красота, тайна, экстаз — вот что пробуждает сердце. В действительности все перечисленное — это язык, на котором надо говорить, если хочешь общаться с сердцем. Именно поэтому Иисус так часто учил и наставлял людей, говоря притчами и задавая вопросы. Он хотел не только занять их ум, но и завоевать сердца.

На самом деле, если мы прислушаемся к сердцу, Священный роман взывает к нам каждую секунду нашей жизни. Он шепчет нам в шелесте ветра, призывает смехом лучших друзей, настигает нас в прикосновении того, кого мы любим. Мы слышим его в любимой музыке, чувствуем в рождении первенца, ощущаем, наблюдая за отражением заката на поверхности океана. Роман присутствует даже во времена больших личных трагедий: в болезни ребенка, крушении брака, смерти друга. Что-то взывает к нам через подобные события и вызывает неуемную жажду сердца, пробуждает острую тоску по близости, красоте и приключениям.

Это страстное желание — самая могущественная часть любой человеческой личности. Она дает толчок к поиску смысла, единства, чувства полноты жизни. Как бы мы ни описали это глубокое стремление — это самая важная часть нас самих, самая суть нашего сердца, страсть нашей жизни. И голос, который взывает к нам оттуда, — это не что иное, как голос Божий.

Мы не услышим его, если потеряли связь с сердцем.

Истинная история каждого человека в этом мире — не та, которую мы видим, это лишь внешняя сторона. Истинная история личности — это путь его или ее сердца. Иисус знал, что если люди живут только своей внешней историей, то в конечном счете они потеряют связь с жизнью внутренней, жизнью сердца, которую Он так хотел спасти. Действительно, самые серьезные предупреждения о возможности потерять сердце Иисус обратил к наиболее религиозным людям своего времени.

Для любого человека потеря связи с жизнью сердца — настоящая трагедия, но особенно для тех, кто однажды уже услышал призыв и узнал в нем голос Иисуса из Назарета. Мы можем вспомнить, как Он предлагал нам красивую, чистую, наполненную приключениями жизнь, которая, как мы думали, была утрачена. Другие же, когда Он позвал их, впервые почувствовали, что их сердце обрело свой дом. Мы ответили с верой, надеждой и любовью и стали на путь, который называется христианской жизнью. Каждый день кажется новым приключением, по мере того как мы заново открываем мир с Богом.

Но для многих из нас волны, вызванные первой любовью, сходят на нет в водовороте христианских богослужений и суеты, и мы начинаем терять Роман. Наша вера начинает осознаваться как бесконечные проблемы, требующие разрешения, или как принципы, которые надо усовершенствовать, чтобы мы смогли начать жизнь с избытком, которую обещал Иисус Христос. Мы перемещаем нашу духовную жизнь в суету внешнего мира и в конце концов сбиваемся с курса. Мы чувствуем — что-то не так и, возможно, пытаемся это исправить, работая впустую над нашей внешней жизнью. Мы пробуем какое-то новшество в духовной сфере, или меняем церковь, или просто берем на себя еще большие обязательства совершенствоваться в вере. Но мы по-прежнему чувствуем себя изнуренными, пресытившимися да и просто скучающими. Некоторые из нас бросаются с головой в бизнес, даже не задаваясь вопросом, зачем они развили такую бурную деятельность. На каком-то этапе моего собственного духовного пути я остановился и спросил себя: «Что мне следует делать, чтобы всегда жить духовной жизнью, которая была бы по-настоящему праведной и в то же время наполненной страстью?»

На этих страницах мы хотим вам сказать: наши сердца говорят нам правду — мы действительно что-то теряем!

Средоточие сердца

В первую очередь, христианская жизнь — это любовная история сердца. Ее нельзя прожить, полагаясь лишь на набор принципов или моральных норм. Ею нельзя управлять по правилам и программам; ее нельзя представить исключительно как моральный кодекс, ведущий к праведности. Отвечая законнику, который спросил, как достичь жизни вечной, Иисус задал встречный вопрос:

…в законе что написано? как читаешь? Он сказал в ответ: возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим, и ближнего твоего, как самого себя. Иисус сказал ему: правильно ты отвечал; так поступай, и будешь жить.

Лк. 10:26–28. — Курсив автора

Истина Благой вести предназначена для того, чтобы сделать нас свободными, чтобы мы любили Господа и других людей всем сердцем. Если мы игнорируем этот сердечный аспект нашей веры и видим религиозную жизнь лишь как следование правильной доктрине или моральным нормам, то страсти наносится ущерб или она извращается, и расхождение души и сердца закрывает путь Господа к нам.

Фарисеи в дни Иисуса противопоставляли Его учению то, что, как они верили, было стандартами жизни, угодной Богу. Внешняя жизнь, доказывали они, это жизнь долга, обязанностей и службы — единственное, что имеет значение. «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что уподобляетесь окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты», — сказал Иисус (Мф. 23:27). Как в Ветхом, так и в Новом Завете жизнь сердца — главная забота Бога. Когда народ Израиля полностью отдался внешней жизни ритуалов и церемоний, Господь горько сетовал: «…этот народ… языком своим чтит Меня, сердце же его далеко отстоит от Меня» (Ис. 29:13).

Наше сердце — ключ к христианской жизни.

Апостол Павел сообщает нам, что жестокосердие и несмыслие сердца — причина всех пагубных привычек и зла человеческого (Рим. 1:21–25). Освальд Чемберс писал: «Мы постигаем Бога лишь сердцем, не разумом… именно этим и является вера — постижением Бога сердцем». Поэтому Господь сказал нам в Притчах (4:23): «Больше всего хранимого храни сердце твое; потому что из него источники жизни». Он знал, что потерять сердце — значит потерять все. К сожалению, большинство из нас больше следят за тем, сколько осталось бензина в машине, чем за жизнью сердца.

Одно из самых великих предложений Иисус сделал, встав и возгласив людям в Иерусалиме: «Кто жаждет, иди ко Мне и пей; кто верует в Меня, у того, как сказано в Писании, из чрева потекут реки воды живой» (Ин. 7:37,38). Если мы не осознаем, что наши души сильно страждут, Его предложение ничего не значит. Но, как известно, большинство из нас впервые отвечает на призыв Иисуса, следуя за страстным желанием своего сердца. Затем каким-то образом, с годами, мы приходим к заключению, что Он больше не призывает нас утолить жажду сердца. Как галаты, которых Павел упрекнул в том, что они забыли, как обратились ко Христу, мы приходим к заключению, что кто-то или что-то убедило нас вновь искать путь ко спасению во внешней жизни. Эта внешняя религиозность, которую мы стараемся поддерживать, не узнает голоса Божьего, обращенного к нам и настойчиво призывающего вернуться к Роману, который Он дал нам.

Утраченную жизнь сердца можно вернуть, а вместе с ней чистоту, красоту и полноту жизни с Богом. Чтобы сделать это, мы должны отказаться от всего, что так привычно и знакомо — возможно, даже от той части религиозной жизни, к которой мы привыкли, — и отправиться в путешествие. Это путешествие приведет нас сначала к поиску утраченной жизни сердца и того голоса, который уже звал нас в эти заповедные места; туда, где наше сердце еще было с нами. Паломничество сердца позволит нам дойти до воспоминаний о том, что впервые глубоко поразило нас еще детьми: «…кто не примет Царствия Божия, как дитя, тот не войдет в него», — сказал Иисус (Мр. 10:15).

Наше путешествие подведет нас к тому, чтобы проанализировать тайные вопросы нашего сердца, рожденные событиями нашей жизни. Только оставив дом и отправившись в паломничество, мы начнем понимать, как наша собственная история вплетается в великий Роман, который рассказывает Господь с начала времен. Именно в этом паломничестве мы увидим, что каждый из нас — это часть космической любовной истории, которая была задумана специально для нас. И в конце концов это паломничество приведет нас к цели путешествия, лежащей в нашем сердце, которую мы каким-то образом знали, стремились к ней и мечтали о ней еще детьми.

Эта книга родилась из путешествия, в котором Джон и я были вместе несколько лет. Я был христианским консультантом по вопросам семьи и брака столько же, сколько Джон вел семинары для крупной христианской миссии. Мы оба в одно и то же время работали в местной церкви. Наши судьбы дали нам уникальный шанс — посмотреть на внутреннюю жизнь современного христианства, и то, что мы узнали на нашем собственном опыте, подтверждалось снова и снова благодаря многим случайным встречам с другими верующими: большинство христиан утратило жизнь сердца, а вместе с этим свой роман с Богом. Прилагая усилия к тому, чтобы Господь воскресил сердце, мы надеемся помочь вам обнаружить истинные желания души и воспринять их как самую важную часть жизни.

Наша цель — помочь вам «хранить сердце» и разглядеть как следует врагов вашего сердца и сердец ваших любимых; дать возможность лучше подготовиться к сражению за сердце, к которому наш Владыка призывает нас.

Мы начнем путешествие, задавая вопросы, пытаясь расшевелить сердце словами. «Что значит это беспокойство и пустота, которую я чувствую иногда на протяжении нескольких лет моего христианского пути? Какое отношение имеет моя духовная жизнь к остальной ее части? Что там засело в глубине моего сердца, дающее о себе знать стремлением к полноте жизни и Романтике и не оставляющее меня в покое? Связано ли это как-то с Богом? Чего Он хочет от меня? Он ли разговаривал со мной все эти годы? Когда я перестал слушать? Когда Его голос впервые позвал меня?»


Глава 2 - Загадочная Романтика

Мы пробуждаемся, если это вообще происходит, лишь от тайны.
Энни Диллард

Кто или что впервые взывает к нам из самых глубин сердца? Наша внешняя жизнь, которая видна всему миру, состоящая из деловых встреч и суеты, не даст нам ответа на этот вопрос. Мы должны обратиться к нашей внутренней жизни, разворачивающейся в сердце. Если мы собираемся отправиться в путешествие на поиски утраченного сердца, то должны последовать совету Фредерика Бучнера и «прислушаться к собственной жизни».

Если Господь говорит с нами прилюдно через такие открытые каналы, как Библия и церковь, то, я думаю, еще громче Он говорит с нами через то, что происходит в нашей жизни… если наши сердца и мысли так же открыты, как и наши уши, если мы слушаем с терпением и надеждой, если запоминаем все глубоко и верно, тогда, я думаю, рано или поздно мы признаем, вне всяких сомнений, что как бы плохо мы Его ни слышали, Он все равно говорит с нами; и как бы мало ни понимали из сказанного, Его слово к каждому из нас — это и исцеляющий бальзам, и невыразимая драгоценность.

Прошлое и настоящее

Наиболее внятно звучит этот голос сердца ранним утром или иногда посреди ночи, когда внутренний цензор, который диктует нам, как «следует» реагировать на мир, складывает свои полномочия. Именно тогда сердце рассказывает нам нашу истинную историю. В ней сочетаются тайна и волшебство, но в то же время предчувствие дурного и тревога — то, что философы называют «страхом». Когда мы внимательно вслушаемся в эту историю, которую рассказывает сердце, большинство из нас придет к выводу, что сюжет закручивается вокруг двух совершенно разных посланий, или открытий, которые притягивают наше внимание еще с детских пор. Одно очаровывает нас, в то время как другое вызывает приступы страха и апатии. Первое приходит к нам в форме романтики, которая наполняет меня (Брент) даже в мои шестьдесят радостным предчувствием. Что-то прекрасное очаровывает нас. Другое окружает самыми темными картинами и приносит с собой ожидание дурного, которое изводит и нервирует так, что может испортить даже самое солнечное утро. Что-то ужасное подкрадывается к нам.

И все же очарование жизни сильнее, чем предчувствие дурного — история любви касается нашего сердца до того, как темное откровение сделает свое черное дело. С этого момента мы и начнем «прислушиваться к нашей жизни». Если мы позволим себе вернуться к той истории, которую большинство из нас знало еще детьми, то будет нетрудно вернуть ранние впечатления, картинки, звуки и ароматы первых лет жизни — те, которые относятся к великому Роману.

Каждый из нас может вспомнить то место, где Роман впервые заговорил с нами. Обычно это место, которое мы страстно желаем увидеть вновь и вместе с тем боимся это сделать в страхе, что наши воспоминания исчезнут. Мои собственные ранние воспоминания о Романе связаны со 120 акрами земли в Нью-Джерси, окаймленными рекой на юго-востоке и низкими, широкими холмами на северо-западе. Как и большинство фермерских семей в 50-е гг., мои родители — как мать, так и отец — работали не покладая рук в поле и на ферме от рассвета до заката, а моя сестра и я оставались дома, окунаясь в тайны лугов и сеновалов.

Первые мои воспоминания о Романе связаны с одним летним вечером, мне было тогда лет шесть- семь. Внезапно что-то теплое, живое и пронзительно явственное позвало меня с таинственных границ фермы, которая была моим миром. Я пошел на зов, минуя загоны, где отдыхали коровы, вниз между рядами темно-зеленой кукурузы, которая возвышалась над моей головой и казалась мне каким-то заколдованным лесом. Каждый лист, который отводила с пути моя протянутая рука, предлагал возможную тайну. Земля была темно-коричневой, источала приятные запахи и, кажется, так и приглашала пройтись босиком.

Наконец я вышел на окраину луга, где высокая трава качалась, серебрясь в лунном свете. Над этими волнами, в тонкой полосе кленов и дубов, вытянувшихся как часовые, тонули голоса, взывавшие ко мне так страстно из торопливой реки, где она окаймляла границу нашей фермы. Густой лес, стоящий на страже реки, вывел меня на песчаную отмель под старым деревянным мостом, по которому проходила дорога, ведущая к богатым фермерским землям Нью-Джерси. Там я присел на корточки прямо у кромки воды, утопая ступнями в прохладном песке. Вокруг отпечатков моих ног песок кровоточил темно-красными пятнами ржавой железной руды.

В этом месте я оказался в центре хора.

Голоса сверчков и цикад оглушали меня, перекрывая звуки реки и смешиваясь с резким запахом тины. Десятки тысяч речных музыкантов пели мне волшебную историю о фермах и лесах. Казалось, будто поток воды нес песню от самого начала реки, из тех таинственных источников, которые расположены где-то во мхах не менее таинственным образом, как если бы их вызвали к жизни феи лунного света. Воды реки замирали ненадолго во тьме под мостом, прежде чем продолжить свой путь. Здесь образовывалась маленькая тихая заводь, дававшая приют ярко-зеленым лордам молодой реки — низкоголосым лягушкам. Они добавляли свои басы в общий хор — призыв к порядку в полной музыкальной разноголосице.

Я помню, что оставался там до тех пор, пока музыка жизни не наполнила меня знанием, что Роман есть, он существует; уверенностью, что есть причины, чтобы сражаться с драконами деревянным мечом; есть причины, чтобы носить с собой не один, а целых два пистолета с перламутровой рукояткой, как в ковбойских романах, эпизоды из которых я разыгрывал каждый день; есть причины, чтобы появилась красавица, которую надо спасти, несмотря на то что я был слишком занят борьбой с плохими ребятами, чтобы тратить драгоценное время на любовные истории. Волшебная сила убедила меня в том, что существует любовь, влюбленные и приключения, которые могут случиться и с нами, и тайна, которую надо разгадать.

Романтика этого места продолжала окружать меня, когда я поднялся и направился на зов матери. Я был наполнен чувством сопричастности, которое, казалось, связывало меня с тем, что было вечным, но постоянно обновляющимся. Лежа в постели, в удаленной от родителей спальне, еще не зная своего сердца, я зачарованно думал о некой невиданной любви, о которой рассказал мне тот хор лунной летней ночью.

С тех пор Романтика не раз очаровывала меня, как, наверное, и вас: золотом осени в горах, мерным покачиванием тростника, белыми барашками океана; тихими моментами, когда солнечные лучи сплетались в теплую шаль на моих плечах, пока я читал хорошую книгу; глазами некоторых женщин и силой некоторых мужчин; радостью моего пятилетнего сынишки, закружившегося в объятиях его футбольной команды, празднующей победу; случаями редкостной доброты, смелости и жертвенности людей, которых я знал, и рассказами о других, незнакомых.

Во взрослой жизни это происходит все реже и чаще всего накатывает внезапно. Одно такое происшествие случилось примерно четыре года назад, летним вечером. Одна пара с восточного побережья, с которой мы давно поддерживали дружеские отношения, приехала навестить нас перед своим переездом в Колорадо. У них в то время было не все гладко — у каждого в отдельности и в семье в целом. Тем памятным вечером мы отправились вчетвером посмотреть фильм «Когда Гарри встретил Салли» — серьезную мелодраму о том, могут ли мужчина и женщина быть просто друзьями. Картина вызвала бурю эмоций у наших гостей, и они пошли к озеру — поговорить о том, что их тревожит, мучит, выводит из себя, о своем будущем. Наш дом находится на вершине холма в южной части города; мы с женой сели за стол в гостиной, погружающейся в сумерки, и стали смотреть на огни соседних домов.

На душе было тяжело и грустно из-за переживаний о наших друзьях. Тяжело от того, что будущее их брака и нашей дружбы казалось таким неопределенным. Грустно от появившейся разобщенности в нашем собственном союзе. Когда я выразил свои чувства Джинни, она придвинулась ко мне и взяла за руку. Не помню, о чем конкретно мы говорили, но помню, как она сидела рядом со мной в летнем платье и синева ее глаз была видна даже в сгущавшихся сумерках. В общем, наш разговор был о том, что значит быть мужчиной и что значит быть женщиной, что чувствуешь, когда любишь и любят тебя. Я ощутил, что преграда, так часто встававшая между нами, на некоторое время была разрушена, и мы говорили как друзья. Друзья, у которых была возможность сделать свои отношения более глубокими.

Помню, что той ночью я пошел спать переполненный такими же чувствами, которые я переживал теми давними летними ночами, взбудораженный и очарованный ощущением красоты и искренности, так внезапно нахлынувшим на меня. Слезы, которые я пролил той ночью, прежде чем заснуть, были и печальными, и радостными, но одно не противоречило другому. Проснувшись следующим утром, я еще был во власти романтических чувств, хотя знал, что они оставят меня прежде, чем я дойду до кухни — выпить кофе. Преграда снова была на своем месте, и предстоящий день, казалось, обещал лишь груз повседневной ответственности, накладываемой работой и семьей, и шел своим чередом.

Вспоминая эти сцены из моей собственной истории, я понял, что нашел то место в своем сердце, где я сбился с пути. Когда я был маленьким мальчиком, мое сердце покорила тайна: тайна, которая располагала открыть сердце и впустить радость; тайна, которая давала понять, что есть история, существующая сама по себе, вне моих причудливых мечтаний; история, которая, как бы то ни было, предлагала мне стать ее частью, когда я конструировал мои детские приключения; история, предлагавшая мне злодеев и героев и сюжетную линию, которая складывалась из их противоборства; история, которая, несмотря на неизбежную опасность, также обещала, что все кончится хорошо; история, в которой чувствовалось, что она начнется радостно и приведет всех участников домой в веселом единстве.

Грустно, что многие из нас никогда не идут навстречу этому призыву, где бы он ни застигал их, думая, что это не имеет никакого отношения к глубинным желаниям сердца, к духовной и душевной жизни. Что отчасти правда, потому что эту историю очень трудно понять теоретически. Мы приучаем себя думать, что наивно принимать ее всерьез, когда становишься взрослым, как будто мы переросли ее и перешли к более разумному или «научному» типу мышления. Мы приучаем себя думать о ней как о чем-то странном, сентиментальном или по-детски глупом. Современное христианство учит нас остерегаться подобной мистики, чтобы это не привело нас к очередной ереси типа «Новой эры», и, само того не зная, изживает нечто важное, что и принадлежит христианской вере. В самом деле, мы редко можем услышать совет прислушаться к этой истории, искать ее проявления в нашей жизни или следовать за ней к ее истокам.

Но, к счастью, наше сердце не так легко расстается с Романтикой. Несмотря на нашу «зрелость» и предостережения наставников избегать «пут этого мира», мы чувствуем, как комок подкатывает к горлу, когда во время просмотра фильма двое влюбленных, которые просто созданы друг для друга, наконец встречаются — или нет. Другой фильм рассказывает о человеке с благородным сердцем. Он отказывается от комфорта и тихой жизни во имя чего-то более высокого, чем простая целесообразность. Возможно, он даже терпит поражение, но его героический дух потрясает нас. Мы покидаем кинозал с сердечным волнением, с желанием быть частью всего этого.

Всем своим сердцем мы стремимся к Священному роману.

Это стремление никуда не денется, несмотря на наши усилия на протяжении многих лет не слышать или игнорировать его призывы или привязать его к одному человеку или к одной цели. Романтика основана на таинстве и заложена глубоко в нас. Ее нельзя разложить на прописные истины, это будет похоже на изучение анатомического строения тела человека в попытке узнать душу, которая когда-то жила в нем.

Философы называют Романтику, тоску нашего сердца, стремлением к трансцендентному; желанием быть частью чего-то большего, чем мы сами, быть частью чего-то хорошего, что выходит за пределы обычного. Трансцендентность — это отчасти те захватывающие чувства, которые мы испытываем, когда футбольная команда нашего города одерживает победу в сложном матче с сильным противником. В самой глубине нашего сердца мы страстно желаем быть сопричастными тем героическим поступкам, которые совершают люди, сходные с нами по образу мыслей и духу.

В действительности, если мы проанализируем прошлые сердечные истории, романтические чувства приходят к нам в форме двух сильных желаний: стремления к приключению, которое чего-то потребует от нас, и стремления к близости с людьми, которые знают нас такими, какие мы есть на самом деле, и в то же время приглашают нас познать их тем откровенным и открытым способом, которым познают друг друга супруги на брачном ложе. Для мужчин акцент, возможно, немного больше смещен на приключение, а для женщин — на близость. И все же оба желания сильны как в мужчинах, так и в женщинах. По правде говоря, эти два желания приходят к нам одновременно, вместе со стремлением быть причастным к чему-то героическому.

Когда я был маленьким, я любил прыгать со стога сена прямо на спины молодых бычков, пасущихся внизу. Следовавшие за этим скачки без седла были всегда самым настоящим приключением. Кроме того, я любил смотреть по телевизору передачу «Клуб Микки-Мауса» только ради эфемерной близости с Аннет (Фуничелло). Я по-прежнему верю, что наши глаза встречались раз или два и она улыбалась мне. Эти две мальчишеские страсти к приключению и близости часто сливались в одну, когда я воображал себе историю, в которой спасал Аннет от злодеев и убегал с ней в горы, где мы жили счастливо до конца наших дней. Я был ее героем, а она моей принцессой, и мы всегда были готовы сразиться со злодеями, плечо к плечу, если потребуется прийти кому-нибудь на помощь.

Какую бы форму ни принимало каждое приключение в наших фантазиях или «в реальности», этот Священный роман есть в каждом сердце, и он не исчезнет. Это самая суть нашей духовной жизни. Любая религия, которая игнорирует его, выживает только за счет навязывания чувства вины, набора правил, которые надо заучить, и законов, которым надо следовать.

Кто-то или что-то завораживает нас с самого начала звуками лесной жизни на берегу ручья или закатом в пастельных тонах, строгой величественностью горных вершин или пламенеющими красками осенней листвы, рассказывает нам о чем-то или о ком-то, вселяет надежду на то, что эти чувства придут к нам снова. Они могут внезапно заставить нас упасть на колени в смертельной тоске о чем-то или ком-то потерянном; о ком-то или о чем-то, что может распознать лишь наше сердце. Льюис хорошо знал эту страстную тоску. Он писал:

Даже в вашем хобби, разве нет там какого-то таинственного притяжения для вас, которое, как ни странно, других оставляет равнодушными, — чего-то, что невозможно определить, но оно всегда готово прорваться наружу от запаха деревянной стружки в мастерской или плеска воды у берега моря? Не начинается ли любая дружба на всю жизнь в тот момент, когда вы встречаете другое живое существо, которое немного догадывается (хотя лишь немного, да и не всегда бывает уверено в своих догадках) об этом чем-то, к чему вы стремитесь с рождения и что в постоянном потоке других желаний и в минуты тишины между приступами более сильных страстей день и ночь, год за годом, от первого до последнего дня вы выискиваете, высматриваете и вынюхиваете? У вас никогда не было этого. Все, что когда-либо сильно захватывало вашу душу, было лишь намеком на это — мучительными проблесками, обещаниями, которые никогда не были до конца исполнены, эхом, которое стихало, как только достигало вашего уха. Но если оно по-настоящему проявляло себя — если до вас когда-либо долетало эхо, которое не затихало, а становилось настоящим звуком, — вы узнавали его. Отметая все возможные сомнения, вы говорили: «Вот наконец то, для чего я был рожден». Мы не можем рассказать об этом друг другу. Это тайный росчерк каждой души, непередаваемое и неутолимое желание, то, о чем мы мечтали до того, как встретили наших жен, или завели дружбу, или выбрали профессию, и о чем мы будем мечтать до смертного одра, на котором уже перестанем узнавать жену, или друга, или думать о нашей работе. Пока мы существуем, существует и оно. А если потеряем его, то потеряем все.

В сущности, искусство, литература, музыка — все описывало и изучало Романтику или ее отсутствие в мириадах образов, сцен, звуков, характеров, которые никогда не повторяются. Причина, по которой пьесы Шекспира, несмотря на то что они написаны на основе сюжетов, характерных для Англии XVI в., по-прежнему актуальны и красноречивы и их по-прежнему играют на театральных подмостках от Токио до Нью-Йорка, — причина эта в их универсальном характере.

Как будто кто-то дал нам романтические переживания, чтобы они часто тревожили наш внутренний мир, оставаясь непонятыми, не позволяющими себя объяснить, разложить по полочкам, никогда не исчезающими. Романтические переживания приходят и уходят по своей воле. И таким образом мы у них в плену.

Какое отношение имеет эта Романтика к Богу? Может ли то буквальное, определенное послание христианства, которое мы передаем друг другу в Апостольском символе веры, быть тем же секретным посланием, которым ночной хор делился друг с другом и со мной той далекой летней ночью моего детства? Неужели это Господь обрек нас на вечное стремление разгадывать сюжет Священного романа, чтобы мы тем самым приближались к Нему?

Если бы эта острая тоска была единственным глубоким опытом нашей души, мы не потеряли бы сердца. Даже если бы мы ни разу не утолили эту тоску, мы бы стремились утолить ее всю жизнь. Есть множество намеков, подсказок и «мучительных проблесков», чтобы мы продолжали искать и наше сердце было всегда открыто и готово к поиску. Но есть и другое послание, которое доходит до всех нас в разных формах и по-разному влияет на нашу жизнь даже в ранние годы. Часто кажется, что оно приходит ни с того ни с сего, без особых причин, которые были бы доступны пониманию. Оно темное, мощное и полное ужаса. Мне оно представляется в виде Жалящей Стрелы.