И. Потанина пособие для начинающих шантажистов пролог

Вид материала

Содержание

23. Глава двадцать третья, в которой герои используют возникшую передышку в корыстных целях.
24. Глава двадцать четвёртая, в которой решительные действия героев переворачивают вверх дном решительное действие повести.
25. Глава двадцать пятая, в которой зализывание ран, помимо обычной для этого процесса суматохи, приносит также и пользу.

Подобный материал:

1 ... 7 8 9 10 11 12 13 14 15

^ 23. Глава двадцать третья, в которой герои используют возникшую передышку в корыстных целях.

Через несколько часов я убедилась, что приписываемый мне Викторией пророческий дар, отчасти, всё-таки присутствует. Родная моя мамочка как всегда в это время возвращалась с обеденного перерыва на работу. Она преспокойно прошла мимо меня, не узнав. Я стояла, опираясь на палочку и согнувшись в три погибели, лицо исчезало в пещере, образованной складками огромной старой шали, повязанной наподобие косынки и обмотанной еще несколько раз поверх темно-синего потертого пальто, привезенного Жориком от своей прабабушки. Вид у меня был настолько жалкий и нищенский, что, протяни я руку, вполне могла бы неплохо заработать. Но я была бомжем, зарабатывающим честным трудом, а не попрошайкой. Я собирала бутылки. В качестве подтверждения этого в авоське у меня подозрительно позвякивало. Почему я решила, что на промозглой улице, вдали от киосков и магазинов можно поживиться тарой, я, честно говоря, еще не придумала. Может, у меня старческий маразм! Кому какое дело?

Возьми, бабуль, копеечку, - вдруг раздался сиплый мужской голос над моей головой. Перед прорехой в шали, на уровне моих глаз появилась грубая ладонь, протягивающая мне мелочь, - Поставь в церкви свечку за здоровье Бориса с первого этажа. Хороший человек был.

Я подтянула складку в шали, так чтоб можно было увидеть собеседника. Передо мной, пошатываясь, стоял БорькаСоВторойКвартиры.

- Хороший человек. Да пил, говорят, много, - продолжал Борька, - И не кто-нибудь говорит, а врачи, - Борька всхлипнул, - Гады! Бросай, говорят, пить, а то помрешь. И даже свечку, говорят, по тебе в церкви никто не поставит! Теперь вот ты поставишь. Да, бабка?

Я не умела подделывать старческий голос, поэтому молча взяла обернутой в шаль рукой протянутую мелочь.

Бросай, говорят, пить! – Борьке явно нужно было выговориться, - А для Борьки бросить пить… Это все равно, как тебе, бабка, - Борька мучительно задумался, - Всё равно, как тебе, бабка, в крутые бизнес-леди превратиться.

В этот момент у меня зазвенел выданный Викторией на время операции сотовый телефон. Борька нелепо подпрыгнул на месте и вытаращил глаза. Столетняя нищенка, не разгибаясь, достала из кармана пальто мобилку, рявкнула в неё что-то невразумительное, потом сунула телефон за пазуху, и, энергично орудуя палкой-костылем, заковыляла прочь, чертыхаясь и подозрительно оглядываясь.

Бабка, деньгу верни! – завопил вмиг протрезвевший Борька, потом вдруг поднял голову к небу и, чуть не плача, затараторил, - Ладно, сами виноваты! Я брошу пить! Вот с завтрашнего и брошу! Чес слово! Только отмечу вот…

Я заторопилась на стройку. Звонил мне Жорик. Сообщил, что уже закончил все необходимые приготовления для Виктории, и теперь едет сюда. Просил, чтоб я ждала его где-то возле стройки. Я, как послушная девочка, честно направилась к предполагаемому месту преступления. Кто б мог подумать, что расхаживать, опираясь на палку, так удобно? В считанные минуты я добралась до знакомой с детства стройки. Забор давно уже разнесли и только одинокие столбы по периметру говорили о том, что раньше этим объектом кто-то занимался. «Как в большой самогонный аппарат попал!» – почему-то сказал как-то один мой знакомый, побывав на нашей Вечной Стройке. Тут и там возвышались стопки железобетонных плит. Хаотично разбросанные по площадке, из земли торчали сваи. По бетонным скелетам квартир сквозь проемы для окон и дверей, угрожающе завывая, метался ветер. Стройка, как и положено, приносила в жизнь района массу неудобств. Играя там, дети ломали ноги. Любители «пойти по сократу» (а сквозь стройку пролегала самая короткая дорога к магазинам) разносили по всей округе жуткую грязюку, которая царила вокруг нашей стройки в любое время года. Кроме того, летом здесь селились бездомные собаки и бомжи, что угрожало санитарной обстановке района. Первые лет пять жители возмущались, требовали или окончить строительство, или убрать площадку, потом все привыкли, и стройка стала восприниматься, как часть окружающего пейзажа.

Спрятавшись от ветра в одной из железобетонных коробок, я поджидала Жорика. Пробраться на стройку незамеченным было невозможно: хорошо освещенный фонарями и окнами домов пустырь окружал её со всех сторон. Поэтому я и не считала столь тщательную маскировку смешной. А вот бывший опер явно пренебрег переодеваниями. Надвинув шляпу на глаза, он пытался затеряться в группке подозрительного вида подростков. «Все они в кожаных куртках, все небольшого роста…». Громко смеясь, ругаясь и поминутно сплевывая себе под ноги (и где они столько слюны-то берут?), детки шли напрямую через стройку, явно к магазину и явно не за йогуртами. Жорик в цивильном черном полупальто выглядел на фоне этих однояйцевых близнецов джентльменом. Я быстро набрала номер его мобилки: «Проходи мимо, не останавливайся. Преступник где-то близко, возможно, он наблюдает за тобой. Я буду ждать тебя возле третьего подъезда семидесятого дома.» Я вышла из своего укрытия, демонстративно застегивая пуговицы на пальто. Мало ли зачем старуха могла сворачивать на стройку? Может, у неё неотложная надобность какая была! Я зашла в ближайший подъезд, бережно сложила в кулек шаль и пальто, оставшись в привычной курточке, и, спрятав палку-костыль за мусорный бак, вышла на улицу. Жорик, которому пришлось для конспирации пройтись до магазина и обратно, появился через несколько минут. Я отчитала его в ответ на едкое «Прекрасно выглядишь».

Договаривались же маскироваться! Вся операция потеряет смысл, если шантажист заметит тебя!
Да я даже шляпу надел! – горько разочаровал меня в собственных способностях опер, - Ну что он, совсем ненормальный? Приходить за четыре часа до назначенного срока?! Судя по предыдущим действиям, наш шантажист далеко не маразматик.
Между прочим, синяя сумка уже лежит на месте! Я её сама видела!
Ну и что?! Не думаю, чтобы нужно было следить за пустой сумкой, её точно никто не возьмёт.
Вот именно! Ты не думаешь! – отрезала я, - Разве можно так беспечно относиться к такому серьезному мероприятию?

Почему-то мне казалось, что Жорик и сам себе не слишком-то верит.

Скажи мне честно, ты хоть капельку надеешься на успех нашего плана?
Ни сколько в нем не сомневаюсь, - не прекращая улыбаться, заявил бывший опер, - Я шантажисту деньги не отдам, обещаю. Нервничать и беспокоиться будем, когда Виктория в сумку купюры положит. А пока всё это детские игры…
А вдруг он увидит нас заранее, испугается и решит опубликовать снимки.
Не думаю, - насмешливо поморщился Жорик, - Человеку нужны деньги. Зачем ему лишать себя крючка для ловли Виктории? В случае публикации снимков получить деньги он уже не сможет.
У него, судя по всему, есть масса другого компромата.
Нельзя быть скомпрометированной в большей или меньшей степени. Если репутация Виктории подорвется единожды, то до дальнейших угроз шантажиста ей уже не будет никакого дела. Думаю, шантажист прекрасно понимает это. Даже не представляю, на что он рассчитывает. Самое сложное в деле шантажиста – забрать деньги. До этого момента он может рассчитывать, что его не найдут. Но в момент передачи денег, так или иначе, должен будет произойти с ними физический контакт. То есть кто-то из преступников должен будет объявиться лично.

Через десять минут мы уже сидели в гостях у моих родителей. К счастью, дома никого не оказалось, и мне не пришлось доказывать любопытным родственникам, что Жорик - это «вовсе не то, о чем вы подумали». Я была уверена, что бы ни подумали мои родители, это оказалось бы «не то». Потому как предположить, что этот молодой человек является коллегой их дочери по оперативно-розыскной деятельности, не смогло бы даже богатое воображение моей мамочки.

В сотый раз обсуждая детали предстоящей операции, я поражалась собственному спокойствию. Несколько часов, отделяющие меня от начала решающей схватки, почему-то представлялись бесконечными. Я опаивала Жорика вкусным чаем, весело смеялась, беззлобно бранилась и поражалась беспечности опера, который наотрез отказался переодеваться в бомжа.

Катерина, мы же не в детском саду! – возмущался бывший опер, - Яркий персонаж только привлечет к себе внимание! Я сделаю вид, что иду в магазин и незаметно затеряюсь среди свай.

Дабы действительно не испугать преступника раньше времени, Жорик собирался отправиться на свой наблюдательный пост, как только стемнеет. Я подробно обрисовала ему географию нашей стройки. Было решено, что опер спрячется среди плит на крыше блока, в котором лежала сумка. Отверстие в потолке этого скелета квартиры было как нельзя кстати. Оттуда Жорику будет прекрасно видно всё, происходящее с деньгами. После массы препирательств, Георгий убедил меня, что наблюдать за пустырем, ведущим к стройке, в виде старухи-нищенки, я не имею права.

Какая нищенка вечером на пустыре? О чем ты говоришь?! Ты будешь самым подозрительным объектом! Мирные граждане тут же вызовут патруль и тебя заберут в милицию!

В результате моя роль стала несколько менее драматичной. Я должна притаиться в темноте и наблюдать за пустырем, ведущим к стройке. Заметив подозрительного прохожего, я немедленно звоню Жорику и предупреждаю его об увиденном. Если прохожий, вместо положенной прогулки к магазину, сворачивал в лабиринт стройки и направлялся к сумке, Георгий тут же сообщал об этом мне. Тогда я должна следить, не прикрывает ли кто шантажиста и, если от Жорика в течение пяти минут не будет звонка, страховать задержание.

- Это как? – решила уточнить я.

Самое правильное, если вдруг возникнут какие-то проблемы, это поднять шум, дабы морально раздавить задерживаемого. Ори, что ты из милиции, что стройка окружена и всё такое. Если вдруг увидишь, что победа явно не за нами, звони Виктории, пусть приезжает её охрана или сразу сообщай в милицию. В общем, импровизируй. Главное, не вмешивайся, если всё идет по плану, - как-то расслабленно и совсем не по-деловому наставлял меня Георгий.
А если преступник будет не один? – меня слегка задевала беспечность опера.
Главное, сообщи об этом мне. Я разберусь.
Ненавижу, когда ты с такой гордостью сообщаешь, что планируешь применять насилие! – не выдержала я.
Да я, собственно, не планирую.

Я требовательно склонила голову, подчеркивая, что ожидаю разъяснений.

Знаешь, - Жорик впервые за последнюю пару часов сделался серьезным, - Преступник, он ведь не всегда виновен. И применять силу против него - последнее дело. Иногда достаточно просто поговорить.
И это ты говоришь?! – не поверила я.
Да. И ничего удивительного в этом нет, - спокойно ответил бывший опер, - Скорее удивителен тот образ кровожадного монстра, который ты пытаешься видеть во мне. То есть, я понимаю, конечно: для выгодного фона тебе нужен рядом человек с массой недостатков.
Глупости, - робко попыталась защититься я, - Мне как раз нужен рядом человек без недостатков, чтобы было на кого ровняться. Поэтому я всегда и одна… А про твою кровожадность я узнала, наблюдая, как ты общаешься с Клюшкой.
Я уже оправдывался по этому поводу, - сдержанно ответил Жорик, потом почему-то решил стать более откровенным, - Знаешь, почему я ушел из органов?
Клюшка?
Нет, Николаша просто подпортил мне отношения с начальством. Работать стало тяжелее, но можно было.
А, - вспомнила я, - Виктория рассказывала. Чей-то там сын обокрал Викину свекровь и ты, когда не удалось осудить его официально, силой забрал у него украденное.
Да. Именно из-за этой истории. Но Виктория не права, считая, что отец того парня виноват в моем увольнении. Я ушел по собственной воле. После того, как узнал, что парень, которого я избил, дабы забрать документы Силенской-старшей, на самом деле не виновен.
Как? – только и смогла спросить я.
А вот так. Силенская расселяла коммуналку. Она запудрила мозги престарелому деду этого парня, и старик, думая, что сдает комнату в аренду на полгода, подписал договор о том, что продает свою недвижимость, причем за сущие копейки. Родственники, конечно, когда узнали, подняли шум. Но, ничего не попишешь, подпись настоящая, у нотариуса поставленная. Дед, когда осознал, как его обманули, отказался съезжать наотрез. Грозился комнату вместе с собой поджечь. Его буквально выносили. Он даже в больницу попал. Родственники по судам потыкались, убедились, что у Силенской-свекрови кругом связи и решили не связываться. Один внук сдаваться не собирался. Стал настаивать, что никакой продажи не было, требовал, чтобы всё проверили, давил на то, что дед в здравом уме никогда бы такую подпись не поставил. В общем, выследил он эту авантюристку, когда та шла Договор в качестве свидетельства правильности сделки предъявлять. И не избивал он её вовсе, только пригрозил и бумаги забрал. А та, естественно, тут же к нам кинулась. Я тогда молодой был. Метался между белым и черным, оттенков вообще не признавал. Она меня еще науськала, мол, официально тут ничего не добьешься… Я, не разобравшись, ринулся в дело. Жаль, что парнишка не успел этот злополучный Договор уничтожить… А потом, когда мне объяснили, в чем дело, что-либо менять поздно уже было. В общем, ушел я из борцов за справедливость.
А сейчас ты кто?
Скорее борец за невмешательство. Я не знаю, что есть добро, посему наказывать зло считаю себя не в праве.
А на Клюшку кто бросался?
Ну… У меня к нему и его бизнесу личная антипатия. Не из идейных соображений, а просто.
А «просто» твоими принципами разрешается? – улыбнулась я.
Разрешается, не разрешается… Я ему ничего плохого не сделал… - Жорик всё еще находился под властью собственных мыслей, - Главное, мне так до сих пор и не представился случай реабилитироваться… Вот даже с тем же Санькой. Я хотел поговорить, разобраться, выяснить. Найти в нем положительные черты, помочь уменьшить срок…
Ну, Санька этот – подонок. Как ни крути, - быстро вставила я.
Опять же, не нам судить, - Жорик пожал плечами, - Но после разговора с ним желание ему помогать у меня как-то отпало. А тут еще ты со своей страстью видеть во мне жестокого, грубого ментяру…

Я хотела возразить, но не нашла подходящих слов. Получалось, будто я согласна с такой характеристикой Жорика. Мне стало как-то совсем неловко.

А зачем же ты принялся Силенской-младшей помогать?
А… Всё-таки вернулись к этому разговору, - Жорик улыбнулся, - Главное вовремя. Я уже говорил тебе. Изначально потому, что уж очень хотелось в Клюшкиной гадостности убедиться. А потом… Потом я встретил тебя, Катерина, и… скажем так, очень заинтересовался.

Я густо покраснела и расстроилась.

Не надо так говорить, - я быстро отвела глаза и принялась убирать со стола, - Ты просто плохо меня знаешь. Идеализируешь… Я на самом деле плохая…

Господи, ну почему я не могу сейчас просто порадоваться, как нормальный человек. Почему у меня всё всегда так сложно и запутано.

Я знаю, - серьезно ответил Жорик, - И это мне в тебе тоже нравится.
Господи, перестань! – почти перешла на крик я, - Самое время для подобных признаний! Нам предстоит такое дело…
Это дело тебе дороже происходящего между нами? – Жорик смотрел на меня очень серьезно.

В груди нарастала паника. Ну, зачем было доводить меня до такого состояния?

Послушай, - я старалась не кричать, - Хочешь играть в красивые ухаживания – пожалуйста. Только с кем-нибудь другим, не со мной, хорошо? К чему эти дурацкие вопросы? Что я могу на них ответить?
Правду. Помнишь, ты сама говорила, всё что угодно можно спокойно обсудить, найти выход в две головы из любой ситуации.
О чем ты?!
Просто вижу, что ты нервничаешь, и хочу помочь. Неужели я настолько неприятен, что ты даже не можешь рассказать мне об этом словами? Я пойму тебя. Просто расскажи, доверься. Почему ты так заводишься каждый раз, когда я пытаюсь отбросить шутки и поговорить откровенно?
Потому что ты делаешь это не вовремя! – таки закричала я.

Вот теперь я начала всерьез нервничать. «Может, отменить всё? А что, вот скажу, мол «У меня не хватает на подобные поступки моральных сил!» И пусть Виктория с Жориком сами разбираются…» - мысленно ныла я. Увы, от меня уже мало что зависело. Я уже навесила на себя обязательства, и Самолюбие растерзает меня на кусочки, не выполни я их. Я вспомнила про Шурика и поняла, что отступать не буду.

Тебе, между прочим, уже пора идти на свой наблюдательный пост, - как можно более мило проговорила я, - Давай выпьем еще по чашке чая перед выходом на улицу и пойдем.

Жорик понял, что никаких разговоров на личные темы он от меня не дождется, и сделался весь покорно собранным.

Отлично, - он протянул мне чашку, - Ты хорошо помнишь, что нужно делать?
А ты?

^ 24. Глава двадцать четвёртая, в которой решительные действия героев переворачивают вверх дном решительное действие повести.

Надобно признаться, что я терпеть не могу холод. Моя мама всегда говорит, что я просто не умею одеваться по погоде. Неправда, я умею, но радости мне это не прибавляет. Дело в том, что погода, по каким-то одной ей видимым причинам, раз и навсегда выбрала меня в качестве объекта для подражания. Стоит мне надеть шубу и зимнюю шапку, как природа следует моему примеру - на улице резко наступает оттепель. Всё журчит, тает и плывёт. И я тоже плыву в своей уже неимоверно тяжелой от скопившейся влаги шубе, нелепо теребя в руках шапку. Прохожие провожают меня презрительными взглядами, отчего мне делается еще противнее. Если же я надеваю куртку и выхожу без головного убора, моментально наступает похолодание. Эта закономерность уже давно стала аксиомой, и когда-то я предлагала желающим приплачивать мне за урегулирование погоды. Хотите покататься на лыжах? Нет проблем, платите наличными, и я одену куртку. Платить никто не стал и я, понимая, что большинство граждан всё-таки предпочитают теплые погоды, носила куртку, дабы досадить «неплательщикам». Естественно, последние зимы выдались на редкость холодные. Ожидая появления подозрительных личностей, я наблюдала за пустырем, скрываясь в тени родительского дома. От холода я пританцовывала на месте и напевала себе под нос песенку про жару. Жорик позвонил на припеве.

Катерина, прекрати светиться! Твою куртку аж сюда видно. И выключи звонок у мобильника, там есть функция для изменения звонка на вибрирование, - приказным тоном изрек Жорик и отключился.
Ясно, - мрачно ответила я уже безмолвствующей трубке и, немного подумав, вывернула куртку на изнанку. Кроме того, я достала темный шейный платок и намотала его на голову. Отчасти, чтобы прикрыть светлые волосы (увы, сказать «светлую голову» было бы нечестно), отчасти, чтобы согреться.

Кроме холода я терпеть не могла еще и ожидание.

Виктория появилась на освещенной тропинке, ведущей через пустырь к стройке, со стороны магазина. К счастью, с моего поста отлично просматривались оба пути следования к заветной сумке. Вика надела длинное кашемировое пальто с капюшоном и очки. Ну конечно, она ведь думала, что за ней будет наблюдать Шурик, посему никак не могла конспирироваться как-то менее ярко.

Первый пошел, - сообщила я Жорику в телефон, - В смысле, Виктория приближается.
Объект сделал всё достойно, - через несколько минут сообщил Жорик, - Ровно двадцать тысяч долларов лежат в сумке. Ждем посетителя. И выключи, наконец, звонок на мобилке!

Вряд ли он действительно слышал звонок, слишком велико было расстояние между нами, скорее всего Жорик просто шутил и не подозревая, что попадает в цель. Я бестолково понажимала кнопки на телефоне и уставилась на часы. Раньше мне казалось, что они ходят значительно быстрее.

Я передумала уже все возможные мысли, перепела в голове все знакомые песни, переболела всеми возможными страхами. Большая стрелка часов нехотя ковыляла к двенадцати. С момента моего предыдущего разговора с Жориком прошел ровно час. Я решила проверить состояние опера.

О нет! Конечно же, отключая звонок, я нажала что-то не то, и телефон отказывался дозваниваться. У меня начали трястись руки. « Ну, миленький, ну, пожалуйста, заработай», – обращалась я к телефону, нажимая всё новые и новые кнопки, - «Я не знаю никакого кода!» Телефон отказывался работать, требуя, чтобы я ввела какой-то пароль. «О чем ты говоришь?» Телефон отказывался также от ведения конструктивного диалога. «Если починишься, обещаю больше никогда не брать тебя в руки!» На соблазны телефон также не поддавался. Я пританцовывала на месте уже не от холода. По идее, Жорик наверняка пробовал звонить мне. Если бы с ним всё было в порядке, он наверняка забеспокоился бы, не получив ответа, и нашел способ привлечь мое внимание… А он молчал. Неизвестность, царящая вокруг сумки с двадцатью тысячами долларов, пугала необычайно. Вопрос о нынешней дееспособности Георгия Сабоневского превратился в навязчивую идею. Я набрала полную грудь воздуха и, стараясь как можно быстрее пересечь освещенное пространство, бросилась бежать к стройке. «А вдруг какой-нибудь идиот притаился в плитах еще до нашего прихода?» - сомнения дико клокотали в голове, я шарахалась от темных углов, пробираясь к нужному блоку. Кстати, больше всего мне претила мысль о том, что, может быть, придется ударить человека. Карабкаясь в темноте по плитам на крышу, я, конечно же, в кровь расцарапала руку. Бесшумно добравшись до плит, за которыми должен был прятаться Жорик, я быстро глянула вниз. Бывший опер лежал на полу, растянувшись на том самом месте, где должна была находиться сумка с деньгами. Сумки не было!!! Денег не было! Я кинулась вниз, отметив, что раньше даже не предполагала, что добровольно могу спрыгнуть с такой высоты. Жорик застонал и зашевелился. Я упала на колени рядом с ним и принялась теребить его.

Ты в порядке? – успела задать идиотский голливудский вопрос я до того, как нечто тяжелое опустилось на мою голову, а небытие – на сознание.

^ 25. Глава двадцать пятая, в которой зализывание ран, помимо обычной для этого процесса суматохи, приносит также и пользу.

Если до вышеописанных событий я хотя бы понимала, что ничего не понимаю, то теперь я не понимала уже и этого. Я лежала на мягком диване, а Викина мама сидела рядом на табуретке. Она, поминутно вздыхая, что-то прикладывала к моей голове. Причитала она при этом совсем ей не свойственное.

Козлы! В армию бы их всех, лет на десять. Сволочи! Уроды!
Ироды, - вяло подсказала я.
Что? – не поняла Викина мама.
Люди вашего поколения должны причитать мягко, говорить, всхлипывая: «Ироды окаянные» и тому подобное.
Не учите меня жить, душечка! – возмутилась Викина мама, потом, видимо, осознав моё поведение несколько в ином аспекте, всплеснула руками и громко прокричала, - Вита, она пришла в себя!

В дверях тут же появилась взволнованная Виктория. Викина мама корректно удалилась. Виктория смотрела на меня и молчала. Я попыталась привстать и застонала, дотронувшись ладонью до гудящего затылка. Голова ощутимо побаливала. Память, не торопясь, восстанавливала по крупицам информацию и вяло докладывала мне о случившемся.

О нет! – вторично простонала я, когда картина происшедшего выстроилась в моей больной голове окончательно, - Сумку не нашли?

Вика отрицательно помотала головой, потом коснулась пальцами моего лба и тихо заговорила.

Не в деньгах счастье, Катенька. Пусть он подавится моими двадцатью тысячами, лишь бы с тобой всё в порядке было.
А Жорик где? – я вспомнила распластавшегося на железобетоне опера.
Убежал по делам. Он довольно быстро пришел в себя. Хотя его явно хорошо стукнули, даже кровь была.
Кто стукнул? – спросила я.
Кого? – услужливо поинтересовалась готовая всё рассказать Вика.
Тебя! – разозлилась я.
Меня? Никто…
А что ж ты такая пристукнутая?

Виктория не обиделась и не вспылила, что лишний раз подтверждало её ненормальное состояние.

Я не пристукнутая, - очень спокойно объяснила мне она, - Меня просто совесть мучает.
Тебя–то за что? – искренне поразилась я и тут же расшифровала, - Ты вроде чужих телефонов не ломала, чужих денег не теряла…
Ой, телефон это вообще мелочь. Ты его не поломала, ты просто систему перегрузила. Это не важно, - Вика тяжело вздохнула и снова изобразила подозрительно ангельскую улыбку, - Я должна тебе рассказать.
Должна, - подтвердила я.
Сначала про Жорика. Он сидел в своем укрытии и пытался до тебя дозвониться. Ты не отвечала и он начал нервничать, хотел уже бежать проверять где ты… Как вдруг! Канализационный люк возле плиты приоткрылся, и оттуда вылез довольно крупный мужчина в короткой куртке, - проговорила Виктория тоном, которым нужно рассказывать страшилки про черную комнату.

Я поймала себя на том, что слушаю Вику с открытым ртом, и громко клацнула челюстью. Виктория вздрогнула и взглядом потребовала тишины. Я старалась не пропустить ни звука.

Мужчина подошел к сумке и взялся за ручки. Жорик прыгнул на него. Завязалась короткая драка. Преступник был скручен. В этот момент наш храбрый опер почувствовал тупую боль в затылке. Кто-то ударил его кирпичом по голове. Жорик потерял сознание.
Прямо как я, - зачем-то перебила рассказчицу я.
Нет, - Вика снова тяжело вздохнула, - С тобой всё было по-другому. Но, давай всё по порядку. Я, положив деньги в сумку, конечно же, не уехала, как мы договаривались. Я встала под козырьком магазина, откуда хорошо просматриваются все подходы к стройке, и стала наблюдать за пустырем. К счастью, прохожих почти не было, и я не привлекла внимания. Через час я увидела, как какой-то подросток, воровато оглядываясь, перебегает наш пустырь и направляется к стройке. Я срочно набрала твой номер – тишина. Я набрала Жорика – тот же результат. Перепугавшись, я кинулась спасать свои деньги собственноручно. До сих пор не могу себе этого простить. Нужно было вызвать охрану! Водитель с телохранителем всё это время сидели в машине под нашим подъездом. Я соврала, что у меня намечается встреча с бывшими одноклассниками. Ну, ты же помнишь контингент нашей школы? Необходимость наличия телохранителя под подъездом не вызвала бы в этом случае никакого подозрения со стороны моего компаньона. В общем, стоило мне позвонить… Но тогда я не сообразила. Я кинулась к месту преступления. «Уж с подростком-то я смогу справиться самостоятельно!» - пронеслось у меня в голове. Каков же был мой ужас, когда стало ясно, что на месте, где стояла сумка с деньгами, валяется мертвый (я, конечно же, решила, что его убили) Георгий, а над ним склонился кровожадный подросток, видимо, желающий добить несчастного. Рядом валялся обломок кирпича.

До меня начало кое-что доходить.

Только не говори…
Да, - Вика отчаянно закивала, - Каюсь. Заметь, я призналась сама. Хотя могла бы спихнуть всё на преступников. Но я не желаю неясностей. Я сторонник полного откровения между нами. Я приняла тебя за подростка, да еще и за преступника, и ударила по голове обломком кирпича.

Я вторично громко клацнула челюстью, и Вика сделала мне замечание, мол, в гостях, пусть даже у самых близких друзей, челюстью хлопать не прилично.

Извини, - у меня даже не было сил спорить с ней, - Не останавливайся. Что было дальше?
Я узнала тебя и ужасно закричала. Катерина, ну, не обижайся на меня… Как я могла предположить, что ты, девушка из порядочной семьи, вдруг станешь одевать куртку навыворот, наматывать на голову какой-то ужасный платок, да еще и ползать на коленях по железобетону?!
Я не обижаюсь, - быстро проговорила я, - Что было дальше?
Я издала ужасающий крик, о котором говорят «и мертвого поднимет». Жорик пришел в себя. Выглядел он ужасно. Волосы и лицо его были в крови. Я хотела, было, помочь ему вытереться, но он заявил, что отлично себя чувствует и кинулся к тебе. Мы принесли тебя сюда. Мэм я сказала, что на вас напали хулиганы, а я случайно проезжала с водителем мимо…

У Виктории была забавная привычка называть свою маму Мэм.

Ну, конечно, - заворчала я, - Как обычно, в твоих выдуманных историях, все такие слабые и беспомощные, а ты их спасаешь.
Какая разница, что я сообщила Мэм? – отмахнулась Виктория, - Главное, что правдоподобно. В общем, Жорик осмотрел тебя, заявил, что травма не опасна, что нужно просто полежать немного, и убежал куда-то по делам. А я принялась отговаривать Мэм вызывать скорую или сообщать твоим родителям о происшедшем.
О! - одобрила я, - Вот это правильно.
Я сказала, что ты скрываешь от них свои отношения с Георгием, и просила, чтобы Мэм молчала в тряпочку. Это правильно? – в глазах Виктории запрыгали бесенята пошлого любопытства.
Правильно, - рыкнула я, не в силах сформулировать длинный монолог на тему моего права не посвящать Викторию в свою личную жизнь, - А ты уверена, что Мэм не проговорится?
Уверена в обратном, - честно призналась Виктория, - Но, в любом случае, это случится не раньше, чем мы уйдем отсюда. А значит, твои не очень-то будут нервничать, услышав, что ушла ты своим ходом.

Я поняла, что мне придется зайти сегодня к родителям. Я попыталась обдумать сложившуюся ситуацию. Ничего не получалось. Творящийся вокруг бред в совокупности с головной болью, делал меня абсолютно тупой. Возможно, возвращая меня таким образом в привычное состояние. Ибо другого, кроме крайней степени собственной глупости, оправдания тому, что я влезла во всю эту историю, я сейчас найти не могла.

Послушай, - я села, облокотившись на подушку, голова болела уже меньше, - А по каким таким делам умчался наш опер?
Нашла, что спросить! – возмутилась Виктория, - Понятия не имею. Сказал только, что теперь точно знает, кто шантажист и, что он знаком с ним лично и теперь знает, где его искать, - я моментально покрылась холодным потом, - И что, так как все купюры переписаны, мне нечего опасаться. И, что он немедленно приступит к задержанию преступников и изъятию у них денег, подключив к этому все свои связи в милиции.
Когда вы успели купюры-то переписать?
Это не я – это Георгий, он сегодня полдня этим занимался. Я даже комнату отдельную ему под это дело выделила в офисе. Он молодец, умудрился все переписать, пересчитать, да еще и не привлечь при этом внимания сотрудников фирмы!
Мистика какая-то! – вырвалось у меня.
Что? А, да, действительно просто чудо, как он всё успел.
Вика, скажи, как выглядел человек, которого видел Жорик? Он похож на твоего Александра? – готовясь к самому худшему, спросила я.
Мне даже в голову не пришло уточнять, - растерялась Виктория, - Для меня это давно установленный факт… А правда, вдруг Александр ударил Жорика по голове, а в лицо Георгий видел только сообщника Александра? Тогда выходит, что Жорик знает только сообщника, и поймает только сообщника… А если поймает Александра, то ему ужесточат наказание за нападения на милиционера…

Вика выглядела совсем растерявшейся…

Не припишут, - успокоила я подругу, хотя самой мне было ох как неспокойно, - Жорик уже не работает в органах.

Мы задумались, каждая о своем.

Вот странно, - задумчиво проговорила Виктория, - Мы обе, не сговариваясь, жалеем шантажиста и преступника.

Я сочла нужным промолчать.

Знаешь, - продолжала Виктория, - У меня всё в голове перемешалось из-за этой истории. Даже не в фактах дело - в отношении. Раньше для меня всё было просто. Тот, кто действует против меня – плохой человек. А сейчас я запуталась. Может, это я какая-то не такая, и настраиваю этим людей против себя, вынуждаю их своей резкостью обходиться со мной так жестоко? Возможно, я сама дала повод Александру так странно вести себя со мной. Ведь, я же знаю, он – хороший человек. Он не стал бы объявлять войну ни с того, ни сего. Может, я унизила его чем-то…

Я резко встала и, сославшись на плохое самочувствие, попыталась избежать дальнейших разговоров. Последний монолог показал, что Вика – человек тонкий и самокритичный, и что она действительно влюблена в моего бывшего мужа. Сейчас подобные мысли всерьез действовали мне на нервы. Я, по возможности, мягко прекратила разговор и собралась пойти ночевать к родителям. Мысль о том, что от горячей ванны и теплой постели меня отделяет всего лишь лестничная площадка, придавал силы. Мы с Викторией, которая тоже собиралась ночевать у родителей, договорились, что утром она вызовет своего водителя и тот подбросит меня до самого синего дома. Чинно раскланявшись с Викиной Мэм, я поблагодарила за гостеприимство и собиралась уже уходить. Потом все-таки решила спросить.

Жорик не говорил, когда появится? – я постаралась сделать свою интонацию как можно равнодушнее.
Нет, - Вика пожала плечами.
Ну и ладно, - сообщила я, многозначительно глядя на подругу, - Мне есть дело до его местонахождения только потому, что он связан со мной общей работой!
Я верю, - снова пожала плечами Виктория, и я опять начала злиться.
Я вообще не собираюсь с ним видеться по окончанию нашего дела! – еще более многозначительно сообщила я.
Я верю, - еще раз согласилась Виктория.

Уходя, я еле сдержалась, чтобы не хлопнуть дверью.

Я, конечно, не обольщалась насчет возможности спокойно отдохнуть в доме у своих родителей, но подобной шумихи всё же не ожидала. Настасья, которая по всем законам семьи давно должна была спать, кинулась мне на шею, едва я приоткрыла входную дверь. Отец радостно потёр ладони, в предвкушении чаепития со сладостями, и даже отправился сам ставить чайник. С тех пор, как я стала жить отдельно, моё появление каждый раз подталкивало маму на открытие новой банки варенья. Мамочка же, которой уже успела позвонить Викина Мэм , первым делом пристально осмотрела мою голову, потом назадавала кучу вопросов о моем самочувствии, потом, явно успокоившись, скептически заметила, что «сотрясения мозга можно опасаться, только когда есть чего сотрясать» и позволила мне располагаться и «чувствовать себя, как у родителей дома». Я тут же заверила всю семью, что ничего серьезного не случилось.

Виктория, как обычно, всё преувеличивает. Никто на нас не нападал, просто пристали малолетки с глупыми вопросами, типа «можно закурить?», а Вика как раз проезжала мимо и решила нас спасать. Хотя ничего нам, в общем-то, и не угрожало. А шишку на голове я заработала, поскользнувшись.

Не уверена, что родители поверили мне.

В каком районе это было? – подозрительно прищурившись, спросил отец.

Я поспешила рассказать, что происходило всё это за тридевять земель, дабы, не дай Бог, в головах у родителей не родилась мысль отомстить или еще что-то в этом роде. Мои домашние всегда любили приключения, поэтому я никогда не могла точно предсказать их реакцию на те или иные события.

Потом все, наконец, успокоились и напились чая с вареньем. Настасья потребовала, чтобы я отправилась укладывать её спать.

Давно пора! – строго сообщила я Сестрице, - Дети в десять лет должны ложиться спать не позже десяти!

Сестрица подозрительно промолчала.

Ну вот, - деланно огорчилась мама, - Сейчас наша Настя наделает выводов. В одиннадцать она решит ложиться в одиннадцать…Ты, Котька, сильно рискуешь, что, когда ей исполнится двенадцать, я отдам её тебе на воспитание.
Ура! – завопила Сестрица и я еще минут десять рассказывала ей, что никаких глубоких выводов из моих слов делать не стоит.
Чем закончился журналистский опыт Шурика? – вместо «Спокойно ночи» зашептала мне на ухо Сестрица.
Ничем, - ответила я, - Я зря поднимала шумиху. Там всё в порядке. Спи.
Но я хочу с тобой поразговаривать! – настаивала Сестрица, - Посиди со мной.
Настасья, я дико устала!
Ну и что? – искренне удивившись, закапризничала Настасья, - А с мамой так будешь сейчас еще разговаривать, я же знаю! Ты чья сестра, моя или мамина?!

- Да, но я её дочь!

Нет, я её дочь!

Сестрица сама запуталась, кого к кому она собиралась ревновать, и тихо заныла. Иногда у Настасьи вдруг просыпались собственнические инстинкты по отношению к родственникам. Я в таких случаях всегда напоминала ей фильм «Игрушка» с Пьером Ришаром, и пыталась доказать, что Сестрица ведет себя некрасиво, и что я не игрушка вовсе. Настасья тогда всегда обижалась, забивалась под одеяло и начинала тоскливо выть, умело удерживая очень высокую и труднопереносимую ноту в течение очень долгого времени. Всё-таки она была совсем еще маленьким ребенком. Я в раннем детстве была еще хуже, в смысле отношения к свободе близких людей. До двух лет я вообще не подпускала к мамочке никого из знакомых. Если вдруг на улице мама встречала кого-то и останавливалась, чтобы поговорить с ним, я начинала дико орать. Не говорю уже о гостях, которые пытались приходить к нам домой. По квартире маленькая я ходила, не выпуская из рук подола маминой юбки. Не для того, чтобы держаться, а для пущей уверенности, что родительница никуда не исчезнет. Чтобы зайти в туалет, бедной маме приходилось оставлять часть юбки за дверью. Только сжимая в руках заветный подол, я чувствовала себя уверенно. Видимо, в детстве я подсознательно пыталась компенсировать себе все последующие годы одиночества. Привязчивостью и болезненным чувством собственности Настасья явно была в меня.

Господи, - наделенная музыкальным слухом мама всегда болезненно реагировала на пищащие завывания Настасьи, - Девочки, перестаньте! – строго проговорила она так, будто я тоже была маленькой, - Этот звук ужасно действует мне на нервы!

Маме, в то время, нравился певец Витас. Мне он тоже нравился, но пропустить возможность удачно пошутить я не могла.

- А ты думай, что это поет Витас, и наслаждайся! Какая тебе разница, чьи завывания слушать?

Мама обиделась за любимого артиста и ушла в другую комнату. Настасью же моё высказывание ужасно развеселило, и она перестала, наконец, пищать. Через несколько минут в квартире уже воцарилась тишина. Настасья, как ни пыталась сопротивляться усталости, всё - таки уснула.

Я лежала в горячей ванне, согреваясь и восстанавливая силы. Рядом на табуретке сидела мамочка и причитала.

Господи, ну на кого ты похожа? Вся в каких-то ссадинах и царапинах! Ощущение, что тебе четырнадцать лет, и ты участвуешь в подростковых драках!
И ты, Брут?! – возмутилась я и в двух словах рассказала причину такой своей реакции.
Жаловаться будешь, когда тебе семьдесят будут давать, - мудро улыбнулась мама, - Мня вон до сих пор в троллейбусе «девушка» говорят.
Может, они думают, что ты не смогла выйти замуж? – снова решила пошутить я.
Знаешь, - мама задумчиво разглядывала царапину на моей руке, - Знаешь, чем старше ты становишься, тем более глупо шутишь. Обычно у людей происходит по-другому. Приходит мудрость, понимание… Может, ты ничего не читаешь в последнее время?

Я вдруг поняла, что мама права и устыдилась.

Читаю. Но шутки действительно плоские, - потом я почему-то вспомнила опера и зачем-то заявила, - Это я просто общаюсь не с теми людьми.
Странно, раньше ты никогда не попадала под чужое влияние. Видимо, эти люди много для тебя значат.
Не выдумывай! – почему-то вспылила я, - Ничего они для меня не значат! Чуть что, сразу «много значат»!
Верю, - скептически улыбнулась мама.

Я нахмурилась, потом вспомнила свой прощальный диалог с Викторией и устыдилась собственной вспыльчивости.

- Давай о чем-нибудь другом? – миролюбиво предложила я, чем, естественно, породила в материнском сердце массу вопросов. Корректная мама пока их не задавала.

Еще минут пятнадцать мы шушукались и смеялись, потом я почувствовала, что силы покидают меня окончательно и отправилась спать.

Blog

И. Потанина пособие для начинающих шантажистов пролог

Содержание