Сборник статей под редакцией Гайденко П. П. Введение

Вид материалаСборник статей

Содержание


Герметизм, эксперимент, чудо... 103
Герметизм, эксперимент, чудо... 105
Герметизм, эксперимент, чудо... 107
Герметизм, эксперимент, чудо... 109
Подобный материал:
1   ...   10   11   12   13   14   15   16   17   ...   37

унифицирующим, эгалитарным образом. Между всеми позициями

она может установить связи и влияния. Идея схемы предполагает

некую однородность, некоторое изначальное равенство высшего и

низшего, духовного и телесного, божественного и материального.

Космология при этом <естественно> переходит в теологию, посколь-

ку за видимым небом, за его звездной твердью на тех же правах

единой схемы помещает мир ангелов, а затем сферу добродетелей,

выше - слои пред-умного мира, оканчивающиеся сферой Ума, пе-

реходящего в Бога. Так происходит схематически-рассудочное упро-

щение и оплощение не-плоского и скрытого. Пора процитировать

самого Флудда: <Гермес, Моисей и Платон, все они согласны в том,

что первым актом творения было явление Света> "". Здесь характе-

рен уже набор авторитетов - древних теологов (prisci theologi) -

и, конечно же, мотив неизменности вечной премудрости, хранив-

шейся у самых древних Учителей, среди которых Гермес Трисме-

гист - звезда первой величины. Схема - на то она и схема, чтобы

в ней можно было объединить все (создав при этом не подлинный

синтез противоположностей, а лишь рассудочный их парасинтез),

но <работать> при помощи такой схемы нельзя (разве только в ка-

честве мага, каковым и был, вероятно, Флудд) *".


Для прояснения того смысла, который Флудд вкладывал в поня-

тие магии, показательно его отношение к Архимеду. Архимед как

искусный механик выступает для Флудда не как ученый, а именно

как настоящий натуральный маг (имея в виду <натуральную>, или

<спиритуальную>, магию, противопоставляемую магии <демониче-

ской>)^'. Флудд совершенно естественным для него образом под-

водит все науки, в том числе и механику, под понятие магии. По

Флудду, сами основания науки (ее онтология) магичны. И поэто-


^ Godwin J. Robert Fludd: Hermetic philosopher and surveyor of two worlds.

P. 24.


^ <Был ли Флудд, - спрашивает Ейтс, - практикующим магом, так ска-

зать, "оператором"? Его частые цитаты из сочинения Агриппы "De occulta

philosophia" позволяют с уверенностью предположить это, и я считаю, что он

на самом деле был им. Мерсенн также был уверен в этом и определенно об-

винял его в том, что он прибегает к магии> Votes F.A. Giordano Bruno... P. 405-

406.


^ Такую классификацию видов магии дает в своем основательном исследо-

вании Д.Уолкер, опираясь на анализ традиции, идущей от М.Фичино. См.:

Walker О.P. Spiritual and demonic magic from Ficino to Campanella. L., 1958.

P. 75.


^ ГЕРМЕТИЗМ, ЭКСПЕРИМЕНТ, ЧУДО... 103


му, если мы привыкли думать, что Галилей во многом опирался на

архимедову традицию, преодолевая наследие аристотелевской фи-

зики, и что, следовательно, можно считать именно эту традицию

одним из источников формирования новой науки в XVI-XVII вв., то

мы будем удивлены панмагизмом английского врача, сумевшего и в

самом средоточии научности увидеть только хорошую магию. Этот

пример должен показать нам, что в начале XVII в., в его первой

трети по крайней мере, привычное для нас взаимоисключающее

соотношение магии и науки не имело места. И Ф. Бэкон с равной

убежденностью говорит как о реформе наук, так и об усовершенст-

вовании магии: для него это - одна Реформа, одно Великое Вос-

становление знаний. <Следует потребовать, - говорит Бэкон, -

восстановления древнего и почтенного .слова "магия", которое дол-

гое время воспринималось в дурном смысле. Ведь у персов магия

считалась возвышенной мудростью, знанием всеобщей гармонии

природы, и те три царя, которые пришли с Востока, чтобы покло-

ниться Христу, носили имя магов. Мы же понимаем магию как

науку, направляющую познание скрытых форм на свершение удиви-

тельных дел, которая, как обычно говорят, "соединяя активное с

пассивным", раскрывает великие тайны природы> ^. Здесь главным

в понимании Бэконом <новой магии> выступает ее четкая практиче-

ская направленность на <удивительные дела>, на те самые mirabilia,

трактаты о которых входят в герметическую традицию оккультных

наук ^. Именно в русле этой традиции, начиная с эпохи эллинизма,

формируется фаустовский образ ученого-мага, противопоставляе-

мый образу ученого-естествоиспытателя аристотелевского типа.


Магия и наука


В сознании европейского общества начала XVII в. <идея> науки и

<идея> магии не слишком отличались друг от друга. Можно сказать,

что в менталитете тогдашней Европы этой переходной эпохи при-

сутствовали на равных правах и почти отождествлялись самые раз-

личные модели знания. Они свободно взаимодействовали друг с

другом, вступая в отношения то сотрудничества, то соперничества

и конкуренции за право быть господствующей моделью. В такой

же <предпарадигмальной> стадии своего дооформления элементы

научной модели или метода соседствовали с иными элементами и


"Бэкон Ф. О достоинстве и приумножении наук//Ф. Бэкон. Сочинения: В

2 т. М" 1971. Т. 1. С. 244-245.

^Festugiere A.J. Hermetisme et mystique paienne. P., 1967. P. 32.


104 в.п.виэгин


моделями. И именно такие резкие и публичные размежевания, как

полемика Мерсенна и Кеплера с Флуддом, которая шла на глазах

всей образованной Европы, оформляли социокогнитивное разме-

жевание традиций и моделей знания, науки и не-науки.


Обратим теперь внимание на один существенный момент. При

выборе моделей знания важным был мотив религиозной лояль-

ности. Сначала, еще в период Возрождения, магико-герметическая

традиция казалась защитой от языческого по своим религиозным

основаниям аристотелизма. А кроме того, уже в XVII в., как говорит

Ч. Вебстер, <обращение к категориям неоплатонизма и герметизма

обещало защиту от резкого размежевания, проводимого между Бо-

гом и Его вселенной> ^. Угрозу такого разделения и вместе с тем

угрозу материалистического и атеистического прочтения восходя-

щей механистической философии пытались предотвратить удержа-

нием анимизма и герметизма, присущих ренессансной традиции.

Но важно подчеркнуть, что эта христиански ориентированная мо-

тивация герметизма имела свои пределы, которые формировались

уже в средние века, когда герметизм встретил, скажем так, далеко

не однозначное к нему отношение (различие позиций Лактанция и

Августина тому яркий пример) ^. Магическая египетская религиоз-

ность <Асклепия>, особенно те его места, где говорится о магическом

оживлении ^ рукотворных статуй богов, многими христианскими

писателями ощущалась как угроза их религии. Разбирая идололат-

рию <Асклепия>, Августин подвергает критике магию в целом (О

граде Божием, VIII, 13-22). Однако очищенная от демонической

магии герметическая традиция порой, напротив, казалась дополни-

тельным авторитетом, освящающим само христианство (Лактанций).

Эту ситуацию запечатлел художественный памятник Кватроченто -

роспись пола в центральном нефе собора в Сиене (художник Джо-

ванни ди Стефано, 1488 г.), дающая непосредственно почувствовать

тот самый герметический <ключ> ко всей культуре Возрождения,

раскрытию которого посвятила свою книгу Ейтс. И вот правоверный


^ Webster Ch. From Paracelsus to Newton: Magic and making of modern science.

Cambridge univ. press. Cambridge, 1982. P. 65.

^ Votes F.A. Giordano Bruno and hermetic tradition. P. 6-12.

^ Согласно греческим мифам, Асклепий, сын Аполлона и нимфы Корони-

ды, наделен воскрешающей силой. Он воскрешает из мертвых Ипполита, Ка-

панея. Главка (см.: Мифы народов мира. Т. 1. М., 1980. С. 113), а подругам

источникам - также Ликурга и Тиндарся (см.: Грейвс Р. Мифы древней Гре-

ции. М., 1992. С. 135). В <Асклепий> подобной силой наделен человек в каче-


^ ГЕРМЕТИЗМ, ЭКСПЕРИМЕНТ, ЧУДО... 105


католик Мерсенн рвет эту традицию христианизации герметизма

(она широко была представлена особенно во Франции XVI в, "). И

здесь, конечно, отойти от Лактанция помог не только блестящий фи-

лолог из Женевы (И.Казобон) - здесь уже разверзалась и новая

пропасть: механическая философия не могла ужиться с герметизмом

и присущими ему магизмом, анимизмом и спиритуализмом.


Прямым выражением этой несовместимости стал, как можно пред-

положить, опираясь на исследование Ейтс, знаменитый декартов

дуализм, предписывающий разрыв между протяженной материей,

действующей по механическим законам и наделенной математиче-

ской формой, с одной стороны, и духовной субстанцией, непротя-

женной и полностью исключенной из мира механики и математи-

ки - с другой. Пик декартовских поисков истины, его долгие меди-

тации о том, как обрести надежное знание, исторически проходили в

атмосфере всеобщего возбуждения, вызванного розенкрейцеровски-

ми манифестами, а также острой полемикой Флудда с Мерсенном и

Кеплером. Как можно судить по документам, на которые обращает

внимание Ейтс, Декарт погружен в эту атмосферу, пробует что-то

разузнать о розенкрейцерах, а когда он в 1623 г. возвращается из

Германии в Париж, то сам попадает под подозрение в принадлеж-

ности к тайному братству^. По-видимому, его энтузиазм поисков

истинного знания не чужд <герметическому импульсу>. Вот как

изображает эти поиски биограф философа в изложении Френсис

Ейтс: <Это было 19 ноября 1619 г., он прилег отдохнуть, охвачен-

ный своим энтузиастическим порывом и всецело занятый мыслью

о том, чтобы уже сегодня найти, наконец, основы чудесной науки

(la science admirable). И вот ночью его посещают три видения, одно

за другим, которые, как это ему кажется, исходят свыше. Здесь мы

присутствуем в атмосфере герметического транса, такого усыпления

чувств, при котором открывается истина> ^.


Однако то, что ему открывается как результат этих вдохновен-

ных поисков, требует, оказывается, защиты от этого <стимулятора>

в виде начального <герметического импульса>. Действительно, ме-

ханико-математическая картина мира должна была защитить себя

от герметического <тумана>. И как результат такой самозащиты -

полное вытеснение ума, духовного начала из механической картины

мира: ум как мыслящая, непротяженная субстанция помещается в


" Votes F.A. Giordano Bruno and hermetic tradition. Ch. X.

^ Ibid. P. 452-453.

^ Ibid. P. 452.


106 в.п.визгин


шишковидную железу, статус его бытия вне протяженности, а зна-

чит, и вне рациональной механики и математики становится <стран-

ным>. Возникает головокружительная гносеологическая проблема,

пресловутый психо-физический параллелизм. Таким образом, в де-

картовом дуализме распознается вытеснение латентным герметистом

своего герметизма после того, как последний сыграл свою роль

первичного импульса, трансформировавшись в новую механическую

науку. Для такого <психоаналитического> прочтения декартова ме-

ханицизма есть основания. Действительно, в герметическом миро-

воззрении господствует принцип абсолютного ментализма, т. е. весь

мир воспринимается изнутри ума (mens), а вещи мира при этом вы-

ступают лишь как тени внутренне наличного ума, вся <вселенная

есть нечто умственное>, как говорится в одном герметическом па-

мятнике, известном под названием <Кибалион> ^. Мир, таким обра-

зом, насквозь ментализован, понят исключительно как ум, как идея,

как дух. Но искомый идеал точного, надежного, ясного, удержи-

вающего различия вещей знания в этом ментальном всепроникаю-

щем и все вещи фактически в себе растворяющем <тумане> недос-

тижим. И поэтому нужно как можно дальше оттеснить весь этот

ментализм, заклясть его с тем, чтобы открылось <поле> для построе-

ния искомого надежного, достоверного знания. Если маг-герметист

<овнутряет> мир, то ученый-естествоиспытатель, напротив, его

<овнешняет>, превращая в доступный для надежного знания <объ-

ект> (объективация мира в науке). И лучшим способом такого

<овнешнения> и явилась изобретенная Декартом аналитическая

геометрия. Упорядоченный и неизменный мир механики и матема-

тики возникает, таким образом, как бы из самоотрицания мира гер-

метического, послужившего для его создания стимулирующим им-

пульсом. Итак, с одной стороны, герметическая <туманность>, а с

другой - мир точных, правильных, постоянных механических

процессов. Здесь невольно напрашивается аналогия с гипотезой

Канта-Лапласа: механическая картина мира - своего рода солнеч-

ная система, но... без Солнца! Действительно, она лишена душевного,

ментального, <нутряного> тепла и света. Но зато в высшей степени

<объективна>, вещна, исчислима, неизменна. Герметическая <прав-

да> о мире решительно, даже как бы преувеличенно решительно (не

от страха ли перед ней?) отброшена и предоставлена себе самой.

Именно в это время и исторически, и социально герметизм уходит


^ Странден Д. Герметизм. Сокровенная философия египтян. СПб., 1914.

С. 45.


^ ГЕРМЕТИЗМ, ЭКСПЕРИМЕНТ, ЧУДО... 107


в <авдерграунд>,т.е. в тайные общества и братства (розенкрейцеры,

а затем масоны - тому свидетельство). Из сокрывшейся в <тени>

традиции рождаются сентиментализм и романтизм, на ее почве рас-

цветают натурфилософия, теория цветов Гете (так напоминающая

учение о цветах Флудда^), мистицизм и теософия. А механика при

этом добивается головокружительных успехов в практическом овла-

дении миром, в той самой задаче управления им, которую начерта-

ла отброшенная теперь герметическая магия.


Как же можно описать это гипотетическое рождение науки из духа

магии? При том, что магия вовсе не исчезает в возникшей науке, а

только уходит (и то частично) в культурное и социальное <подполье>?


Попытаемся предельно схематически изобразить <синтетическую

химию> рождения новоевропейской науки на переломе от Возрож-

дения к новому времени ^ Для этого представим новую науку как

математически оформляемую суперпозицию дедуктивной теории

(A) и экспериментального метода (B). Тогда, следуя логике ново-

образования качеств (новой целостности) в процессе химического

синтеза, мы можем представить себе реакцию рождения науки сле-

дующим образом:

A + B = AB.


Однако, как свидетельствует история, такая реакция идет только

на определенном катализаторе (К):


A + К = АК

АК + B = AB + К

A + B = AB


Катализатор, выполняющий функцию посредника, и есть <гер-


^ Цвет в этом учении рассматривается как результат смешения света и

тьмы (тени) в определенной степени. Эту идею Флудда развивали затем Гете

и Штейнер и их последователи. <Таблица цветов Гете отличается от соответ-

ствующей таблицы Флудда только одним - Гете помещает зеленый цвет ме-

жду голубым и желтым> (Godwin J. Robert Fludd: Hermetic philosopher and

surveyor of two worlds. P. 64).


^ Приводимая здесь схема генезиса науки, конечно, упрощает реальную ис-

торическую картину факторов ее возникновения. В частности, следует особо

подчеркнуть, что без верности творцов новой науки христианской традиции с

усвоенным ею из античного наследия рационализмом наука нового времени

не возникла бы. Верующее сердце даже таких сомнительных, казалось бы,

христиан, как Парацельс, сдерживало провоцируемый магико-гермстическим

импульсом возможный срыв ренессансного ума в дохристианский анимизм и

гностицизм. Об этом убедительно написал К. Г. Юнг (См.: Юнг К.Г. Соч.

Т. XV. М., 1992. С. 28-29).


io8 В.П.Визгин


метический импульс>, та самая герметическая <туманность>, в ко-

торой <плавала> культура Европы особенно с 1471 г. (года первого

издания переведенного Фичино на латынь <Герметического корпу-

са>) по 1614 г. - год выхода в свет
exercitationes...> - комментария И. Казобона на
tici> итальянского кардинала Чезаре Барония, нанесшего тяжелый

удар по герметическому мифу. Осуществив свою посредническую

функцию, катализатор синтеза новой науки выходит из <игры>,

теперь уже в оккультный <андерграунд>.


Герметический импульс: мотивация воли


При попытке понять события такого масштаба, как рождение но-

воевропейской науки, историк естественно ищет основные объяс-

нения на уровне мотиваций коллективной воли. В XVI-XVII вв.

воля европейца говорит на религиозном языке. Это не обязательно

язык привычных традиционных конфессий. Религиозность человека

позднего Возрождения стремится найти себе как раз новые формы,

обрести невиданные еще контуры и размах. Поэтому это время, ко-

гда дух религиозной (а также социальной и культурной) реформы

овладевает интеллектуальной элитой общества. Историку науки, по-

груженному в специальные проблемы внутренней истории опреде-

ленной дисциплины, трудно воссоздать ту картину широкого исто-

рического контекста, внутри которого возникает новая наука, находя

в нем свои ведущие мотивы. Уже поэтому ясно, что проблема гене-

зиса науки, нуждающаяся для своего решения в участии многих

специалистов помимо историков науки, требует к себе внимания со

стороны историков, историков культуры прежде всего. И книга Ейтс

о Джордано Бруно - лучший тому пример. Для нее главное в фено-

мене возникновения новоевропейской науки в XVII в. - новое на-

правление воли человека этой эпохи, ведущее его к радикальному

преобразованию интеллектуальной картины мира. <За возникнове-

нием новой науки, - говорит Ейтс, - стояло новое направление

воли, ее обращение к миру, к его чудесам, к таинственным явлениям,

страстное желание и решимость объяснить эти явления и практи-

чески воздействовать на них> ^. Стремление к чудесному, к таин-

ственному, как известно, характеризует ту долгоживущую и связан-

ную с герметизмом традицию, которая исторически проявлялась в

написании трактатов о чудесах (mirabilia), включая и <Естественную


^ Votes F.A. Giordano Bruno and hermetic tradition. P. 449.


^ ГЕРМЕТИЗМ, ЭКСПЕРИМЕНТ, ЧУДО... 109


историю> Плиния, и небольшой средневековый трактат

gus>, и многое другое. Но с небывалой силой это стремление к

практическому овладению миром развернулось именно в эпоху

Возрождения. И этим импульсом питалось творчество как Флудда,

так и Бэкона, и многих других, кого мы привыкли считать творца-

ми новой науки. Существенным для приживляемости <герметиче-

ского импульса> в культуре Ренессанса было то, что Гермес Трис-

мегист был (в большей или меньшей степени) христианизирован

(начиная с Лактанция и до Фичино). Связываемая с ним древней-

шая теология (prisca theologia) воспринималась в большинстве слу-

чаев как дохристианское оправдание христианского откровения.

Правда, с Августином была связана и другая линия, состоящая в

неприятии магической стихии, содержащейся в этой традиции.

Однако многие герметисты могли (как это делал Фичино) очищать

свой герметизм от демонической магии, обращаясь к религиозно

более приемлемым формам магии - к натуральной магии, замыка-

ющей мир магического интереса на посюстороннем мире природы.

Однако нельзя не видеть, что возрождение эллинистической мис-

тики и магии затрагивало и религиозный центр души. Так, у

Дж. Бруно его грандиозная концепция Вселенной как образа беско-

нечного божества, полностью одушевленного, населенного бесчис-

ленными живыми мирами, выступала именно как религиозный гно-

зис^. По оценке Ейтс, Бруно стремился реформировать духовный

и интеллектуальный мир человека своего времени на основе такого

гнозиса, примирить враждующие христианские конфессии (что

было характерно и для повлиявшего на него кардинала Николая из

Кузы), установить новую, более либеральную и <эпикуреизирован-