Ббк 65. 9 (2)-96 В19 От редакции

Вид материала

Книга

Содержание От призрачности к прозрачности

Подобный материал:

• В ямало-ненецком автономном округе, 345.91kb.
• Сравнение Кодекса этики (в редакции от июля 2006) и Кодекса этики (в редакции от июля, 863.62kb.
• «О текущем моменте», № 1 (94), май 2010 г. Сталин: позор России? либо олицетворение, 369.44kb.
• Методические указания, 189.89kb.
• Бібліографічний покажчик книжок, що надійшли до фондів бібліотеки у лютому 2011 року, 492.11kb.
• Республики Казахстан "О лицензировании", 899.99kb.
• Постановлением Правительства Российской Федерации от 11 ноября 2005 г. N 679 Собрание, 423.74kb.
• Постановлением Правительства Российской Федерации от 11 ноября 2005 г. N 679 Собрание, 599.65kb.
• Постановлением Правительства Российской Федерации от 11 ноября 2005 г. N 679 о порядке, 663.02kb.
• Постановлением Правительства Российской Федерации от 11 ноября 2005 г. N 679 о порядке, 641.9kb.

42

43

листического строительств захлестнули эту по-требностную связь продуктовой ориентацией и субъективно-административными мерами в эко­номике. Но подспудно потребностиые связи по­стоянно развивались, и сегодня мы видим, что дальше без осознания потребпостной природы своих общественных связей социалистическое об­щество развиваться не сможет.

Чувство голода — это неотложная нужда чело­века, но это еще не общественная потребность. Чтобы чувство голода из нужды превратилось в общественную потребность (но уже не в обще­ственную потребность вообще, а в общественную потребность в мясе, хлебе, помидорах и т. п.), требуется немало. Для этого должна сформиро­ваться определенная общественная связь. Нужно, чтобы кто-то учел нужды людей и запланировал производство продуктов, с помощью которых они могут быть удовлетворены. Далее нужно, чтобы кто-то произвел эти продукты и придал им по­требительную форму. Наконец, нужно, чтобы кто-то доставил эти продукты потребителю в со­ответствии с размером и характером его запро­сов. Следовательно, для того, чтобы нужда чело­века превратилась в потребность как обществен­ную связь между людьми, нужна устойчивая взаимозависимость между производством и по­треблением.

Превращение нужды в общественную потреб­ность происходит путем своеобразного социаль­ного оттиска, снятия с нее идеального слепка. Тем самым потребность оказывается неким удвоением практической нужды, что и придает ей характер общественной связи, Потребность человека теперь состоит как бы из двух «полови­нок»: одна все время находится в человеке, а

44

другая, как некий импульс, луч, образ, осущест­вляет сложнейший общественный кругооборот. Сначала этот импульс потребности отправляется в производство, а затем возвращается обратно. Движение этого импульса от потребителя к про­изводителю проходит через механизм учета и планирования идеально (то есть в непосредствен­но общественной форме), в виде определенной задачи по удовлетворению потребности. Возвра­щается он от производителя к потребителю в предметной форме продукта или услуги (то есть в опосредствованно общественной форме), в виде определенной способности удовлетворить потреб­ность. Вот этот импульс потребности, движущий­ся в предметной форме, осознается людьми не сам по себе, а как способность продукта или услуги удовлетворять потребность.

В процессе потребления предметная форма продукта «сжигается», и из нее высвобождается странствовавшая «половинка». Две «половинки» соединяются, и тем самым потребность удовлет­воряется, а общественная связь замыкается. Если же на каком-то этапе движение потребности как импульс приостановится, то человек уже не смо­жет получить тот продукт, который ему нужен. Потребляемый продукт окажется неоплодотво-ренным действительной потребностью человека, его потребление станет для потребителя актом бессмысленного «сожжения», не удовлетворяю­щим его потребности, а общественная связь ока­жется разорванной.

Нам могут возразить, что и при капитализме имеет место учет потребностей и их удовлетво­рение при потреблении продуктов. Но при капи­тализме движение потребностей происходит не как общественный процесс, не как осуществление

45

общественных связей, а как следствие другого общественного процесса — движения стоимости (в ее импульсах), «ткущей» общественные связи буржуазного общества. И наоборот: при социа­лизме имеет место движение стоимости, но здесь она перестала быть основным регулятором обще­ственного производства и вместе с тем утратила значение общественной силы, связывающей лю­дей, превратившись в средство учета хозяйствен­ными субъектами своих затрат труда, в средство счета произведенной продукции в масштабах от­раслей народного хозяйства.

Когда мы говорим о двух «половинках» по­требности человека в социалистическом обще­стве, то это как раз и означает, что потребности каждого человека перестают быть его личным де­лом и требуют сознательного учета обществом. Такой учет потребностей и придает им социаль­ное бытие. Они становятся общественно значимы­ми и как нечто общественное отправляются в путь, начинающийся и заканчивающийся на че­ловеке, но проходящий через всю экономику.

Таким образом устанавливается новая форма общественной связи — прямая связь между все­ми членами общества по удовлетворению своих потребностей. Сами потребности становятся свя­зующими звеньями, силами сцепления людей, социальным цементом, основой обмена деятель­ностью между людьми. Потребности побуждают людей вступать в общественные отношения, об­мениваться деятельностью не в форме результа­тов труда, а в форме обмена способностями по удовлетворению потребностей друг друга. По-требностные связи ложатся в основу всех эконо­мических отношений социалистического обще­ства. Только на основе этих связей можно «обес-

\,

печить дальнейший подъем народного благосо­стояния, все более полное удовлетворение расту­щих материальных и духовных потребностей советских людей»²⁸. Только ориентация экономи­ки на потребности как на «нити», связующие лю­дей, может вывести ее из продуктовых «тупиков». Нам так и слышатся разочарованные голоса: «Ну и нагородили! Мало того, что все это бездо­казательно, но ведь это к тому же ставит еще больше вопросов, чем дает ответов!» Мы не ста­нем загадывать, у кого и какие именно возник­нут вопросы, предоставляя читателям самим их поставить. Вообще же разочарование вполне по­нятно: вероятно, кто-то рассчитывал, что его за руку выведут на широкую дорогу, а ему, видишь ли, вместо нити Ариадны подсунули какой-то клубок, который еще неизвестно сколько придет­ся распутывать и за которым еще неизвестно сколько придется плутать по лабиринту, прежде чем удастся выйти на белый свет. Что ж, путе­водная нить, нить Ариадны, дается во спасение только тем, кто готов бесстрашно идти вперед.

^ От призрачности к прозрачности

Итак, общность и взаимозависимость лю­дей раскрывается в новой природе общественных связей социалистического общества — связей по удовлетворению потребностей каждого его чле­на. Что это означает практически? Это означает, что в центр всех политэкономических изысканий становится трудящийся человек, его потребности и экономические интересы. Трудящийся человек оказывается экономической клеточкой социали­стического общества.


46

47

Первая глава «Капитала» К. Маркса начина­ется так: «Богатство обществ,'в которых господ­ствует капиталистический способ производства, выступает как «огромное скопление товаров», а отдельный товар — как элементарная форма это­го богатства»²⁹. Политэкономия социализма должна исходить, на наш взгляд, из следующего: богатство социалистического общества — это все трудящиеся, а отдельный трудящийся есть эле­ментарная форма этого богатства. При этом роль потребностей человека так же велика, как и роль стоимости в анализе товара.

Мы уже говорили, что чисто общественная природа потребностей при социализме сближает их со стоимостью в буржуазном обществе как с чем-то неощутимым и неуловимым, что может быть открыто лишь силе абстракции. К. Маркс писал, что стоимость есть некая призрачная предметность³⁰. И такой же призрачной предмет­ностью оказываются потребностные связи.

В этом-то и состоит вся трудность их изучения. Вряд ли найдется хоть одна политэкономическая работа, в которой бы не говорилось о потребно­стях, и вряд ли найдется другая проблема, о ко­торой бы политэкономы знали так же мало, как о потребностях. Чтобы познавать такие призрач­ные процессы, как движение стоимости или дви­жение потребностей, нужно знать не только азы диалектики, но и ее «алгебру» — «вчувствовать­ся» в сам дух диалектики с ее зыбкостью, плыву­честью и относительностью.

К. Маркс показал, что таинственность стоимо­сти заключается как в том, что ее нельзя раз­глядеть невооруженным глазом за вещной обо­лочкой товара, так и в том, что познание ее при­роды не освобождает общество от рыночной сти-

48

хии. Он писал, что «...люди стараются... проник­нуть в тайну своего собственного общественного продукта, потому что определение предметов по­требления как стоимостей есть общественный продукт людей не в меньшей степени, чем, на­пример, язык. Позднее научное открытие, что продукты труда, поскольку они суть стоимости, представляют собой лишь вещное выражение человеческого труда, затраченного на их произ­водство, составляет эпоху в истории развития человечества, но оно отнюдь не рассеивает вещ­ной видимости общественного характера тру­да» *'.

В отличие от стоимости в буржуазном обще­стве, потребность при социализме движется не только «угнездившись» в продукте, но и незави­симо от продукта — в головах людей. Так, труд в производстве не будет затрачен для удовлетво­рения потребностей в обуви, если общество не за­планирует удовлетворение этих потребностей. Потребностные связи, как тончайшие невидимые паутинки, требуют от общества чуткой заботы и деликатности. Поэтому осознание обществом потребностей оказывается совершенно необходи­мым для их нормального движения, тогда как для стоимости безразлично, осознает человек ее природу или нет.

Благодаря этой особенности потребностных связей мы и получаем возможность сознатель­но регулировать пропорции нашего развития. М. С. Горбачев говорил: «Социализм мы видим как строй... экономики, непосредственно подчи­ненной удовлетворению потребностей общества, гибко приспосабливающейся к ним» ³². Но полу­чить возможность—еще не значит воспользо­ваться ею. Если плановые органы изучают не

49



пропорции потребностей, а пропорции продуктов, то совокупный продукт, как камень Сизифа, тя­нет экономику под гору, приводит к диспропорци­ям и бесхозяйственности. Между тем тайны обще­ственных связей остаются нераскрытыми, что со­здает угрозу обессмыслить всякий труд общест­ва. Понимание же значения потребностей как общественных связей и соответственно этому че­ловека как экономической клеточки требует пол­ной перестройки отраслевой структуры эконо­мики.

Вершиной пирамиды в отраслевой иерархии должны стать конечные потребности человека — как материальные, так и духовные. Нужды сфе­ры нематериального производства, а также сель­ского хозяйства, легкой и пищевой промышлен­ности должны рассматриваться как важнейшие и подлежащие первоочередному удовлетворению. Именно эти отрасли станут определять необхо­димость в производстве средств производства, которое превратится в основание пирамиды. Од­нако этому мешает предрассудок, господствую­щий в политэкономии социализма, согласно ко­торому затраты на потребление — это как бы вы­брошенные деньги, а вот затраты на производ­ство позволяют-де нарастить возможности для того, чтобы когда-нибудь, в будущем, удовлетво­рить больше потребностей человека. На практике же оказывается, что не расширение потребления духовных и материальных благ, а ориентация на продукт формирует затратную экономику.

Но если человек — это главная производитель­ная сила, то не логичнее ли развивать производи­тельные силы, направляя средства прежде всего на развитие человека? Ведь от того, что творится в голове у этой главной производительной силы,

зависят и результаты производства. Как только потребность в своем идеальном движении про­шла фазу учета и планирования, она в виде опре­деленной задачи доводится до работников. Но работники — не роботы, и поэтому они не могут чисто автоматически выполнять свой труд. По­павшая в их головы общественная потребность проходит там существенную «перековку».

Для оценки этой «перековки» полезно вспом­нить следующее замечательное положение К. Маркса: «Паук совершает операции, напоми­нающие операции ткача, и пчела постройкой своих восковых ячеек посрамляет некоторых людей — архитекторов. Но и самый плохой архи­тектор от наилучшей пчелы с самого начала от­личается тем, что, прежде чем строить ячейку из воска, он уже построил ее в своей голове. В кон­це процесса труда получается результат, который уже в начале этого процесса имелся в представ­лении человека, т. е. идеально. Человек не только изменяет форму того, что дано природой; в том, что дано природой, он осуществляет вместе с тем и свою сознательную цель, которая как закон определяет способ и характер его действий и ко­торой он должен подчинять свою волю» ³³.

Как видим, результат процесса труда зависит от того, как человек действует, а то, как он дей­ствует, определяется его сознательной целью. Если общественная потребность становится целью работника, значит, и результат труда бу­дет оплодотворен этой общественной потреб­ностью. Если же для работника эта обществен­ная потребность по какой-нибудь причине (ска­жем, из-за неудовлетворенности его собственных потребностей) остается пустым звуком, то таким же «пустым» окажется и продукт труда.


60

51

А что такое продукт, не оплодотворенный об-щественной потребностью? Это продукт, в кото­ром нет общественной «души». Его не ждет ни одна живая душа, потому что потребление такого продукта не приведет к «слиянию» душ. Вот и скитаются по стране, захламляют склады и ма­газины продукты «без души», продукты-сироты. Пущенные на свет по пословице «с глаз долой — из сердца вон», эти продукты напоминают бес­призорников, люмпенов, которые никому не нуж­ны и которые из-за «внеобщественного» положе­ния потеряли «божеский вид», поистрепались, обветшали, стали чем-то неуловимо похожими друг на друга.

И называем мы эти продукты продуктами низ­кого качества, как когда-то беспризорников на­зывали «морально дефективными». А ведь дело не в низком качестве продуктов, как и не в де­фективности беспризорников. Дело, как говорит­ся, в социальной среде. И как беспризорники не­редко становились частью преступного мира, так и «люмпен-продукт» становится социально опас­ным. Он запруживает каналы общественных по-требностных связей, «обезвоживает» сферу по­требления дефицитом и тормозит производство. Вот что такое продукт, не обузданный потребно-стной связью!

Если же общественные каналы удовлетворе­ния потребностей пересыхают, то связи по удов­летворению потребностей все равно пробивают себе дорогу, но дорога эта — «теневая экономи­ка». При этом стихийные потребностные связи в наибольшей степени захлестывают те отрасли, которые из-за продуктовой ориентации экономи­ки оказываются на самом голодном пайке.

Если наш знакомый обувщик поверит полит*

52

экономам, что зубной врач содержится за счет его труда и, обратившись к нему, предъявит этот «счет» по всей строгости, то его ждет жестокое разочарование: он досконально уразумеет, что лечится «даром». Впрочем, он не так глуп, чтобы слушать политэкономов, поэтому попытается найти «связи», да еще всю ночь перед визитом к врачу будет мучиться в сомнениях, как бы луч­ше отблагодарить его. Интересно, что сама при­рода благодарности показывает, что стихийные потребностные связи существенно отличаются от стоимостных. Раньше говорили: «баш на баш», «зуб за зуб»; теперь говорят: «ты—мне, я — тебе» (но не «сколько ты мне — столько я тебе»). Услуги по «связям» могут быть совершенно не­эквивалентными, но тем не менее обе стороны остаются взаимно удовлетворенными.

Стихийные потребностные связи — это такое же зло, как и стихия товарного рынка. Они де­лают загадочными отношения людей, рождают в людях неуверенность и социальную пассивность, становятся благодатной почвой для реставрации религиозности сознания. Вспомните замечатель­ные слова К. Маркса о загадочности стоимостных связей: «На первый взгляд товар кажется очень простой и тривиальной вещью. Его анализ пока­зывает, что это — вещь, полная причуд, метафи­зических тонкостей и теологических ухищрений. Как потребительная стоимость, он не заключает в себе ничего загадочного... Само собой понятно, что человек своей деятельностью изменяет фор­мы веществ природы в полезном для него направ­лении. Формы дерева изменяются, например, когда из него делают стол. И, тем не менее, стол остается деревом — обыденной, чувственно вос­принимаемой вещью. Но как только он делается

53

товаром, он превращается в чувственно-сверх­чувственную вещь. Он не только стоит на земле на своих ногах, но становится перед лицом всех других товаров на голову, и эта его деревянная башка порождает причуды, в которых гораздо более удивительного, чем если бы стол пустился по собственному почину танцевать» ³⁴.

К. Маркс намекает на спиритуалистическое верчение столов, бывшее тогда в моде, и утвер­ждает, что в товаре больше загадочного. То же можно сказать, сравнивая загадочность нынеш­них экстрасенсов (дословно — «сверхчувствен­ных») со сверхчувственностью общественных связей. Помните, как у М. Жванецкого: «В на­шем доме хиромантка живет, все о любви талды­чит, а спросишь насчет продуктов раскинуть — неверные сведения дает!» Нам много приходится слышать о возможностях экстрасенсов в лечении болезней, но что-то не приходилось слышать, чтобы кто-нибудь из них навел порядок в произ­водстве продуктов. Зато иные производственни­ки, создавая продукт «из ничего» и выполняя план путем приписок и очковтирательства, за­ткнут за пояс любого «мага».

Как уже было отмечено, пока есть стоимость как общественная связь, до тех пор остается и ее мистифицированность. Но пот ревностные свя­зи получают движение, не сводимое к продуктам. И в этом основа преодоления их тайн. Осознание обществом своих потребностей — это не просто контроль за их движением, а это — регулирова­ние их движения, позволяющее сознательно ме­нять пропорции и направления развития произ­водства. Такое осознание — не просто наше по­желание. Оно является столь же объективным процессом, как и потребностная связь вообще.

Это осознание происходит ныне все яснее, что как бы «просветляет» общественные связи, «вы­свечивает» их, делает из призрачных прозрач­ными.

Объективность, существенность, причинность, повторяемость потребностных связей показывает, что можно говорить об объективном экономиче­ском законе социализма — законе потребностей, который играет в нашем обществе ту же роль ре­гулятора общественных связей, как закон стои­мости в буржуазном обществе. Раз эти законы играют сходную роль, то не удивительно, что в них мы отметили немало общего. Но закон по­требностей принципиально отличается именно тем, что неотъемлемой составной частью меха­низма его действия оказывается объективный процесс познания обществом своих потребностей, их учета, планирования и формирования в соот­ветствии с ними цели у работников.

По мере этого познания закон потребностей на­бирает все большую силу и все больше проясняет общественные связи социалистического обще­ства. Развитие закона потребностей все больше освобождает общество от ориентации на продукт: если стоимостные связи с трудом проникают в сферу нематериального производства, то потреб­ностная связь охватывает материальное и нема­териальное производство как однородные. Тем самым развитие закона потребностей требует стирания различий в оценке значимости этих сфер, что способствует преодолению существую­щих диспропорций между социальной и экономи­ческой сферами.

В ответ на недоуменные вопросы о том, «отку­да, мол, и что это за... политэкономические но­вости», нам, видимо, не обойтись без оговорки:


54

55

здесь речь идет не о законе возвышения потреб­ностей и не о законе все более полного удовлет­ворения потребностей (который традиционно рассматривается как основной экономический за­кон социализма), а именно о законе потребно­стей как законе-регуляторе связи производства и потребления.

Возможно, закон все более полного удовлет­ворения потребностей в ближайшее время дей­ствительно станет основным экономическим за­коном социализма. И тогда будет правомерно следующее сравнение: в социалистическом обще­стве закон потребностей и закон все более пол­ного удовлетворения потребностей находятся примерно в таком же соотношении, как в буржуаз­ном обществе — закон стоимости и закон приба­вочной стоимости. Если законы стоимости и по­требностей выступают законами-регуляторами, то роль законов прибавочной стоимости и все более полного удовлетворения потребностей — быть двигателями соответствующих экономиче­ских систем.

Наша практика убедительно показывает: пока что социалистическая экономика не является самодвижущимся механизмом, а остается теле­гой, которую то и дело приходится вытаскивать из болота, и по поводу которой не случайно гово­рят: «А воз и ныне там». Но как закон прибавоч­ной стоимости развивается лишь на основе зако­на стоимости, так и закон все более полного удовлетворения потребностей может развиваться лишь на основе закона потребностей, на основе осознания обществом своих общественных связей как потребностных связей.

В конечном счете, закон потребностей объек­тивно ведет к «очеловечиванию» производства и

его подчинению потребностям людей. Тем самым становится бессодержательным столь милый сердцам политэкономов вопрос: что важнее — интересы личности или интересы общества? Жизнь все настойчивее заставляет поставить между ними знак равенства: общество — это лю­ди; потребности общества — это потребности людей, а интересы людей — это интересы обще­ства.

Конструктор, создавая новую технику, может объяснить, на какие физические законы он опи­рается. Напротив, рядовой член общества, ка­ждодневно творящий экономическую практику, не в силах объяснить ее законы. Люди руковод­ствуются повседневным опытом, позволяющим им достигать ближайшие экономические цели, но, как правило, отдаленные последствия таких действий оказываются прямо противоположными их ближайшим результатам. И это еще раз дока­зывают потребностные связи с их неуловимой ло­гикой взаимозависимости всех действий людей. Свои экономические действия люди осознают как только экономическое, но не как политэко-номическое поведение. Социальная сторона каж­дого из этих действий или вовсе остается нео­сознанной, или рассматривается как что-то вто­ростепенное. Очевидно, здесь имеет место несо­вершенство сознания, но оно состоит не в том, что люди «несознательные», а в том, что в их сознании отсутствует политэкономический регу­лятор их поступков.

Внутренний политэкономический регулятор не может сформироваться без экономической тео­рии, но она сама находится сегодня в неудовле­творительном состоянии. Причем, как мы виде­ли, особая сложность развития науки об обше-