Ббк 65. 9 (2)-96 В19 От редакции
Вид материала | Книга |
СодержаниеРаба любви... к продукту Таблица 1 Основные тенденции |
- В ямало-ненецком автономном округе, 345.91kb.
- Сравнение Кодекса этики (в редакции от июля 2006) и Кодекса этики (в редакции от июля, 863.62kb.
- «О текущем моменте», № 1 (94), май 2010 г. Сталин: позор России? либо олицетворение, 369.44kb.
- Методические указания, 189.89kb.
- Бібліографічний покажчик книжок, що надійшли до фондів бібліотеки у лютому 2011 року, 492.11kb.
- Республики Казахстан "О лицензировании", 899.99kb.
- Постановлением Правительства Российской Федерации от 11 ноября 2005 г. N 679 Собрание, 423.74kb.
- Постановлением Правительства Российской Федерации от 11 ноября 2005 г. N 679 Собрание, 599.65kb.
- Постановлением Правительства Российской Федерации от 11 ноября 2005 г. N 679 о порядке, 663.02kb.
- Постановлением Правительства Российской Федерации от 11 ноября 2005 г. N 679 о порядке, 641.9kb.
17
«верховный собственник». Есть в нем, право, что-то от небезызвестного Верховного...
В чем цель постоянного отождествления общества и государства? Да в том, чтобы придать непреложность каждому шагу государства, чтобы подчеркнуть объективную обусловленность всех его целей, чтобы обосновать необходимость беспрекословного подчинения каждого этим целям. Всякое упоминание о государстве пугает политэкономию социализма как угроза проникновения в ее тайну. Тем более недопустимым для нее является беспристрастное научное исследование природы и функций социалистического государства, могущее развеять весь мистический туман этой науки.
В сталинскую эпоху святость авторитета государства была не меньшей, чем святость авторитета церкви в средневековье. Оба эти авторитета нуждались в защите. Но если главной опасностью для одного были естественные науки, то для другого... Впрочем, послушаем лучше ученого и мыслителя П. Л. Капицу: «Мне думается, что создавшиеся сейчас внешние условия для общественных наук несколько подобны тем, в которых естественные науки были в средние века... Сейчас существует большое разнообразие государственных структур, которые признают за истину только то в общественных науках, что доказывает целесообразность этих структур. Естественно, что при таких условиях развитие общественных наук сильно стеснено» б. От себя лишь добавим, что особая трагедия общественных наук состояла в том, что им не только не давали развиваться, как это в свое время было с естествознанием, но их же самих заставляли выступать защитниками существующего порядка.
18
И. В. Сталин прекрасно понимал значение для настоящей теории связи с практикой. Поэтому все пути для такой связи были закрыты. Одни книги запрещались вовсе, другие упрятывались в спецхранилищах, третьи получали гриф «для служебного пользования». Возникла сложнейшая система допусков, отсеивавшая от знаний абсолютное большинство людей и возводившая в ранг посвященных меньшинство.
Важнейшая роль в этой системе отводилась искажению статистических данных. Одна информация объявлялась закрытой, другая — прямо или косвенно фальсифицировалась. Но даже более или менее достоверная информация приводилась в разные годы в разных сочетаниях с таким расчетом, чтобы нельзя было сделать выводов об общих тенденциях в той или иной сфере общественного развития.
Если официальная статистика до сих пор не признается в своих «грехах», то вот что сообщает начальник Главного управления геодезии и картографии: «Карты СССР стали умышленно искажаться с конца тридцатых годов... Подчиняясь приказу, специалисты вынуждены были убирать с карт одни объекты, изменять местонахождение других... Но и в послесталинское время искажение общедоступных карт продолжало оставаться обязательной работой нашего управления... передвигались дороги и реки, разворачивались городские районы, неправильно указывались улицы, дома...
Такая наща «работа» с появлением космической фотосъемки лишалась всякого смысла. Но тем не менее она продолжалась вплоть до этого (1988—ре5.) года»7.
В сегодняшних условиях, видимо, не лишне на-
19
помнить идеи В. И. Ленина об отмене коммерческой тайны как о необходимой мере для установления контроля трудящихся за производством и распределением, распространив их на все виды социально-экономической информации. Он писал, что следует издать закон, «...предоставляющий любой группе граждан, достигающей солидной демократической численности (скажем, 1000 или 10 000 избирателей), права просмотра всех документов любого крупного предприятия... Без отмены коммерческой тайны контроль за производством и распределением либо остается пустейшим посулом,., либо контроль может быть осуществлен только реакционно-бюрократическими способами и мерами»8.
Многие препоны развитию общественных наук сохраняются и сегодня. Поэтому мы целиком присоединяемся к выводам Т. Дзокаевой: «Многие науки пережили горькую судьбу. О некоторых мы знали раньше. О других узнаем в последнее время. Но экономическая наука, можно сказать, еще хранит свои тайны. Особенно та, что называется «политической экономией». Замечаю, что само название стало мало привлекательным, оттого и звучит тяжеловесно. Когда-то увлекающая и увлекательная, эта корневая наука в глазах многих потеряла былое значение. Особенно в части, что называется «политэкономией социализма».
Формировал эту модификацию экономической теории Сталин ...и сегодня, хоть и не курится больше фимиам «создателю», мы раболепно продолжаем ему служить: наука все та же» 9.
Один пример того, как И. В. Сталин модифицировал экономическую теорию. Основным его средством было использование из марксизма-ле-
цинизма только того, что ему выгодно, и замалчивание всего остального. Вот, например, его положения о материальной жизни и способе производства: «В чем же... состоит та главная сила и системе условий материальной жизни общества, которая определяет физиономию общества, характер общественного строя, развитие общества от одного строя к другому?
Такой силой исторический материализм считает способ добывания средств к жизни, необходимых для существования людей, способ произ-«одства материальных благ — пищи, одежды, обуви, жилища, топлива, орудий производства и т. п....» 10.
А вот как Ф. Энгельс подходил к этому же вопросу: «Согласно материалистическому пониманию, определяющим моментом в истории является в конечном счете производство и воспроизводство непосредственной жизни. Но само оно, опять-таки, бывает двоякого рода. С одной стороны — производство средств к жизни: предмет 1ов питания, одежды, жилища и необходимых для этого орудий; с другой — производство самого человека, продолжение рода. Общественные порядки, при которых живут люди определенной исторической эпохи и определенной страны, обусловливаются обоими видами производства: ступенью развития, с одной стороны — труда, с дру-1ой — семьи» и.
Наконец, зададимся вопросом, какова генеалогия следующих положений цитировавшегося уже нами учебника политической экономии: ма-п'риальной основой непрерывного возобновления и рпзвития производства является воспроизвод-| ню общественного продукта; процесс воспроиз-нпдетва обеспечивает непрерывность обществен-
20
21
ного производства, его возобновление и разви-' тие ,2.
Стоит обратить внимание на то, что во времена Ф. Энгельса семья выполняла многие функции, которые сегодня выделились в социальную сферу — образование, общественное питание и многое другое, чего раньше вообще не было. И если Ф. Энгельс понимал равнозначность семьи всему общественному производству как фактора, определяющего общественный строй, то как же не понять роли социальной (или, как называет ее политэкономия социализма,— непроизводственной) сферы в жизни современного общества?
Однако И. В. Сталин «забыл» о ней. И неслучайно: такая забывчивость позволяла оправдать любые перекосы в развитии общества, коль скоро экономика развивается быстро. А уж когда и это быстрое развитие кануло в Лету, то не пора ли отказаться от политэкономического варианта «Краткого курса» не только на словах, но и на деле?..
Рано или поздно за все надо платить. Пустоты в фундаменте приводят к проседанию всего здания. К еще более тяжелым последствиям ведет игнорирование взаимосвязанности всех сторон жизни общества.
^ Раба любви... к продукту
Социально-экономическая взаимозависи-мость людей означает, что они что-то дают друг другу и что-то получают друг от друга. Иными словами, основным содержанием этой взаимозависимости является обмен деятельностью между членами общества, подобно тому как в любом живом организме происходит обмен веществ.
22
При всей кажущейся очевидности этого факта лишь К. Маркс сумел установить, что содержанием «обмена веществ» буржуазного общества является обмен товарами. Здесь людям есть о чем поговорить, если у них есть что обменять. Товарный обмен — это не просто обмен продуктами труда, а обмен такими вещами, в которые вложено одинаковое количество общественно необходимого труда и которые имеют поэтому одинаковую стоимость. Равенство обмениваемых стоимостей — это основной принцип общественной связи буржуазного общества. Поэтому в нем общественные связи принимают форму стоимостных связей. Последние образуют социальную ткань буржуазного общества, из которой вырастает вся система его отношений.
В свое время политэкономы усвоили положение К. Маркса о том, что стоимостные отношения в коммунистическом обществе отомрут и что принцип равенства при обмене — по своей природе чисто буржуазный. Однако стоимостные отношения при социализме сохраняются, и это создает почву для бесчисленных споров по этому поводу.
Уменьшение роли стоимостных отношений при социализме не вызывает сомнения. Земля, предприятия, сооружения общественного назначения п многое другое не подлежат купле-продаже и потому выпадают из стоимостных общественных связей. Цены в значительной степени отражают не количество затраченного труда, а регулирующую деятельность государства, которое проводит глобальную политику цен. И хотя нет оснований к торить о том, что стоимость изжита, очевидно, что в масштабах всего общества она перестала быть регулятором «обмена веществ», а значит,
аз
общественные связи сегодня уже нельзя свести к стоимостным отношениям.
Однако из этого никак не следует, что на товарно-денежные отношения можно «махнуть рукой». В условиях полного хозрасчета и самофинансирования они могут оказать неоценимую услугу — обеспечить заинтересованность предприятий в повышении эффективности производства и их ответственность за результаты своей работы. Тем самым практическая роль товарно-денежных отношений не только не уменьшится, но и должна существенно возрасти. Но сейчас речь не об этом, а о природе общественных связей при социализме.
В незабвенные времена трудодней и карточной системы, когда казалось, что со стоимостными отношениями вот-вот будет покончено, политэкономы обратили свои взоры к другой стороне товара — потребительной стоимости продукта труда. Впоследствии они заявили об особом значении потребительной стоимости при социализме.
Отождествляя эту потребительную стоимость (полезность) со способностью продукта удовлетворить действительную потребность человека, политэкономия социализма делает вывод о некоем непосредственно общественном значении продукта. Вот что, в частности, говорится в нынешнем учебнике: «Социалистическая форма общественного продукта определяется тем, что он создается в условиях общественной собствен-ности, трудом на социалистических предприятиях и предназначен с самого начала для удовлетворения общественных и личных потребностей общества. В этом смысле он приобретает непосредственно общественное значение» 13.
24
Как видим, стандартные декларации о том, чем определяется социалистическая форма общественного продукта, используются для того, чтобы обосновать его непосредственно общественное значение. В свою очередь, это служит обоснованию следующей ритуальной формулы: «Результатом социалистического производства является общественный продукт» 14. Повторяя на все лады это заклинание, политэкономы тем самым присягают в верности продукту и призывают ориентировать производство на увеличение его массы.
На первый взгляд, призыв к увеличению производства продукта может показаться вполне добродетельным. Но беда в том, что политэкономы перенесли на продукт представления об общественной связи, каковой ранее выступала его стоимость. Продукт сам по себе, а его натуральной форме, стал краеугольным камнем политэкономии социализма.
Фетишизация продукта как результата производства привела к господству в среде политэкономов представления о том, что производительным является лишь труд, создающий материально-вещественные продукты. Многие из них даже не подозревают, что К. Маркс подверг критике А. Смита именно за такое вульгарное представление, назвав его представлением «по-шотландски» 15.
Но политэкономы, «ослепленные страстью», идут еще дальше А. Смита. Они пришли к выводу о том, что работники сферы нематериального производства, обслуживающие лиц, занятых производительным трудом, содержатся за счет результатов труда последних. При этом оказывается, что работники науки, культуры, просвещения,
25
здравоохранения и сферы услуг находятся на со держании у рабочих, колхозников и инженерно технических работников. Правда, политэкономь пытаются несколько смягчить категоричность своих выводов и сообщают, что и работники сферы нематериального производства все-таки тоже занимаются общественно полезным трудом. Не если труд тех и других одинаково полезен, то зачем же их противопоставлять друг другу?
При таком подходе получается, что врач, делающий прививку ребенку,— работник непроизводительный, а ветеринар, делающий прививку жеребенку,— производительный. Стричь людей — труд непроизводительный, а стричь овец — производительный. Все дело в том, что люди — не продукты. По этой логике у акушера, принимающего роды, нет шансов быть признанным производительным работником, а вот у гробовщика шансы на это вполне реальные, поскольку в его ведомстве люди уже достигли того состояния, когда их можно приравнять к продуктам в их предметности.
Бессмысленно было бы отрицать различие в труде тех, кто создает продукт, и тех, кто направляет свою деятельность на человека. Но все дело в цели такого различения. О целях политэкономии социализма можно догадаться, приняв во! внимание ее тезис о том, что производительным является труд как рабочих и специалистов, так и административно-управленческого персонала предприятий.
Вот, оказывается, в чем дело! Привилегия быть «производительными» забронирована для управленцев. Что это все заладили про 18 млн. непроизводительных работников, обзывая их бюрократами? Ведь 11,5 млн.16 из них «непосредственно
26
вязаны с производством общественной потреби-іельной стоимости».
Итак, политэкономы последовательно объявляют труд по созданию продуктов решающей і ферой общественного труда. Они, видимо, исхо-іят из того, что, если рабочий не сошьет костюм, ю врачу придется ходить нагишом. А вот рабочий может обойтись и без медицинской помощи. Что ж, тогда надо признать правыми только физиократов, считавших производительным лишь труд в земледелии. Ведь крестьянин может обойтись и без костюма, а рабочий без хлеба долго не протянет.
Если физиократам XVIII века можно извинить такую «святую простоту», то ныне подобный ход мыслей чрезвычайно вреден: спору нет, от труда обувщика зависит, будут ли у врача целы ноги, но ведь от врача зависит, будет ли обувщик, попавший в его руки, вообще жив-здоров. От труда педагога зависит нравственное здоровье подрастающего поколения. От труда ученого может іависеть судьба всей жизни на планете. Так можно ли сегодня противопоставлять труд по производству продуктов труду по «воспроизводству» человека и общества? Разве не является такое противопоставление, основанное на ориентации на продукт, а не на человека и его потребности, токазательством небеспочвенности утверждения публициста М. Антонова, называющего сегодняшнюю политэкономию социализма наукой безнравственной 17.
Продукт стал кумиром политэкономии социализма и пронизывает ее от начала до конца. Игнорируя позорные реальности дефицитной жономики, закрывая глаза на извечность для нашего общества и постоянное обострение про-
27
блемы качества продукции, не замечая непосильную для общества гирю «затоваренности», цена которой — почти полтриллиона рублей, политэкономия социализма заявляет: «В условиях расширенного воспроизводства, которое является типичным и закономерным для социализма, из каждого последующего цикла общественный продукт выходит возросшим по объему и более совершенным по своим структуре и качеству» ,8.
Как же совместить эту риторику с тем, что показатели производства продукта и другие показатели социально-экономического развития все более ухудшаются? Среднегодовые темпы прироста производительности труда и национального дохода в одиннадцатой пятилетке оказались в 2,5 раза меньше, чем в восьмой (табл. 1). Еще острее торможение развития сказалось на наших с вами доходах: среднегодовой темп их прироста упал более чем в 4 раза.
Эти данные дает нам официальная статистика. По мнению же специалистов, реальные темпы роста производительности труда и других показателей ею сильно завышены вследствие инфляционных процессов. Так, по оценкам В. Селюнина и Г. Ханина, исключив этот фактор, среднегодовые приросты национального дохода по пятилеткам оказываются следующими: девятая — 3,2 %, десятая — 1 %, одиннадцатая — 0,6 % 19.
Но дело не только в инфляции. М. С. Горбачев пояснял: «...Темпы экономического развития у нас снижались и достигли критической точки. Но и эти темпы, как теперь стало ясно, достигались в значительной мере на нездоровой основе, на конъюнктурных факторах. Я имею в виду торговлю нефтью на мировом рынке по сложившимся тогда высоким ценам, ничем не оправданное
^ Таблица 1
Основные тенденции
социально-экономического развитии СССР (среднегодовые темпы прироста, %)
| Производи- | | |
| тельность об- | Произведен- | Реальные до- |
Годы | щественного | ный нацио- | ходы на душу |
| труда | нальный дохол | населения |
1961—1965 | 6,1 | 6,5 | 3,6 |
1966—1970 | 6,3 | 7,8 | 5,9 |
1971—1975 | 4,5 | 5,7 | 4,4 |
1976—1980 | 3,3 | 4,3 | 3,4 |
1981—1985 | 2,7 | 3,2 | 1,8 |
1986-1988 | 2,8 | 2,8 | 1,4 |
форсирование продажи алкогольных напитков. Если очистить экономические показатели роста от влияния этих факторов, то получится, что на протяжении практически четырех пятилеток мы не имели увеличении абсолютного прироста национального дохода, а в начале 80-х годов он стал даже сокращаться» 20.
Если даже исходить из официальных данных статистики, то и тогда оказывается, что прирост реальных доходов является фикцией. В действительности, все дополнительно произведенное обществу не служит, а оседает на складах в виде запасов товарно-материальных ценностей. За 1981—1987 гг. национальный доход (использованный на потребление и накопление) увеличился с 454 до 586 млрд. руб., то есть на 132 млрд. руб. За это же время стоимость запасов выросла с 322 до 469 млрд. руб., или на 147 млрд. руб. Таким образом, весь прирост национального дохода и еще продукция на 15 млрд. руб. осели в
28
29
запасах. Остающийся без движения продукт безвозвратно поглощает, пожирает живой труд общества, его силы и способности. Уже длительное время наращенная часть национального дохода общественных потребностей не удовлетворяет. Отсюда следует, что реальное потребление национального дохода не только не увеличилось, но даже уменьшилось.
Обществу становится все яснее, что увеличение производства продукта еще не означает более полного удовлетворения потребностей людей. Выходит, что потребительная стоимость продукта не в состоянии выразить общественные связи социалистического общества, а его производство не исчерпывает обмена деятельности при социализме.
Тем не менее политэкономия социализма объявляет продукт главным богатством общества, а себя — наукой о приумножении этого главного богатства. Из своего кумира — продукта — она соорудила для самой себя пьедестал, взобравшись на который она уже не воспринимает призывов снизу, и тем более не терпит критики в свой адрес.
Веха или помеха ?
В оправдание политэкономов надо сказать, что были веские причины, по которым им так полюбился продукт. Дело в том, что многие десятилетия в стране не хватало самых необходимых продуктов, и в те времена вряд ли кому приходило в голову, что количественный рост продуктов может из блага превратиться во зло. Продукт был вехой, ориентиром на поле экономического действия, крепко «вкопанным» в его