За это молодец, что описываешь своё пребывание, в неволе. Предупредил, что здесь на зоне, тебе будет трудно записывать, за тобой будут смотреть десятки глаз, а среди них много стукачей

Вид материалаДокументы

Содержание


Не так уж страшно, привыкнешь.
Амнистия – помилование.
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9

Вернулся Акмурад злой, нервный. Смотри Саша? - Вот пример.

Не будем далеко ходить, возьмем нашу среду обитания. Я подумал, - что приспособился, а нет, - сегодня сорвался. Здесь среда очень напряженная. Это с виду кажется, вот зеки хорошо и дружно живут, - ничего подобного!!!


Улыбаются друг другу, а в мыслях хотят утопить. Вот поэтому здесь расслабляться нельзя, всё время надо быть начеку, не терять бдительности. Здесь просто так, ничего не говорится и не делается.

Всему есть причина. Вокруг здесь плетут интриги, как при Французском дворе. Следят друг за другом, когда кто - то, где - то ошибется или спотыкнётся. Здесь такие люди, что если упадут с высот, нет, чтобы тихо начать жить. Они опять потихоньку начинают лезть наверх. Но и пусть себе ползут, нам до них по фигу. Человек сам делает себе судьбу, что не делается всё к лучшему.

Эти древние слова, а в древности слов зря на ветер не бросали, поверь мне. Сейчас на твоих глазах происходило представление, а вернее комедия. Они думают, что здесь собрались одни лохи. Барыга сообщил Кеджалову, что Бяшим – ага взял водку. В это время Иса обходил камеры.


Он тут же прогнал и выдал, - что якобы Иса, что – то унюхал. А Ису надо знать, он мужчина, он бы сам нам раздал - «пироги». А не через Кеджалова.

Мурад хочет поставить нас в позу. Это его затея, он сразу разыграл эту ситуацию. А Тойли, не может в свою защиту и слова сказать, подпевает ему. С железками завтра придётся ломаться нам, - а не ему!

А я всю его комбинацию раскусил и дал понять, что ни он один такой ушлый интриган. Спросил, - тебе ничего не будет? Он ответил, - нет. Здесь я прав. Они свои угрозы засунуть себе в ж…. Приходится подстраиваться, прикидываться дураком. А если не выполнять их указания?

Они сделают всё технично, доведут до ушей Исы эту информацию. Тогда будет разборка, и я получу по ушам. Меня по роже и я по роже. Они меня поддых и я поддых. Они всё равно будут правы. Он замолчал.

Сказал, - ложись спать? Молчи и присматривайся. Не боишься, что рассказываешь такие вещи мне новичку? - Нет, не боюсь, я вижу, кто передо мной.

Такие, как ты, не могут, быть сексотами. А если и расскажешь, я откажусь от своих слов, но ты ведь это не сделаешь? – Всё равно надо быть осторожным. Эти его слова, заставили меня задуматься, понял, что я Акмураду нужен и его откровения притягивали меня к нему. Он подавал мне руку дружбы. Не мог я от неё отказаться. Это был первый заключенный в зоне, который доверился без проверки мне.

Он был молод, как и я. Искал таких же. У него срок был, пятнадцать лет. С этими мыслями разделся и лёг. Шесть месяцев не спал на чистой простыне, почувствовал блаженство, теплоту домашнего одеяла. Стал засыпать.


Видел ли я дома сны? Кажется, не видел. Так мало оставалось времени для сна, я проваливался в яму и утром вылезал из неё, вот и всё. Зато здесь я вижу множество снов, ярких и жгучих. О, эти тюремные сны!

Постепенно можно привыкнуть ко всему, даже к страшному быту тюрьмы. Но к снам привыкнуть невозможно. Они мучают и терзают – с ними приходит самое дорогое, то, что ты потерял. Свобода, отчий дом, товарищи, всё это было в твоей жизни, было, а теперь снова повторяется, чтобы, мелькнув и снова исчезнуть, ещё больше растравить чувства утраты.

Я слышу голос отца, он мне чаще всего снится. Это вероятно потому, что он один приезжает ко мне, реже мать, совсем редко брат Игорь. Стал забывать его черты лица.

Проснулся утром от шума в комнате. Увидел стоящего рядом Акмурада. Он тормошил меня, приговаривал, - ну ты и спишь, вставай, давай чай пить. День будет тяжелым.

Помнишь, - что вчера было? Лица Арслана, Сердара, Азата были не довольные, они спорили с Тойли, упрекая его в том, что он не мог отвертеться, от задания Кеджалова. Он вспылил:

- Пойдём, посмотрим, а там будет видно. Сели пить чай с печеньем. Азат взял печенье, двумя пальцами, мизинец оттопырив.

Все смотрели на него с удивлением и смехом. Глядя на его манеры кушать. Можно было бы предположить, что его юность протекала не под присмотром вертухаев, а под любящим взглядом гувернанток и ел он всегда не тюремную баланду оловянной ложкой, а каждый день нанизывал тонкие ломтики ветчины на серебряную вилочку.

Азат посмотрел на нас так, как буд - то видит впервые, – это я тренирую пальчики и мысленно представляю, как буду таскать железки.


Что смотрите? Братаны! Было время и я был культурным, перед девочками выпендривался, показывал им, - как нужно кушать печенье.

Видно было, что он что – то задумал, - тянул время. Тойли стал торопить нас. Медленно стали вставать. Не спеша, вышли из барака, пришли к карантинному бараку. Там уже стояли зеки из 27 комнаты. Посмотрели на кучу металлолома, где лежали здоровенные болванки, от разобранного трактора, толстостенные трубы. Подошёл Тойли:

- Ну что стоите? Давайте берите и несите! Ни у кого рукавиц или перчаток не было. Металл был грязный, промёрзший. Притрагиваться было боязно. Кто – то принёс тряпки. Подошёл к нам, наш отрядный, старший лейтенант Назарклыч.

Он брезгливо сказал, - что стоите, берите и несите? Стали, примеряться к трубе, которая казалась нам легче других изделий. Нашли палки, подложили под трубу и вдесятером понесли её. Несли, отдыхая, каждые десять метров.

Все ругались, понукая друг друга. Впереди меня шёл крупный и рыхлый зек, он шагал не уверенно, будто на глиняных ногах, хватался руками за палку. Красноватые, как у окуня глаза и сумчатые веки, склеротические сизые щёки и нос бесформенный, морщины на лбу, на лице, на шее. Вдобавок от него исходил не понятный запах.

Дотащили эту трубу до крана и положили. К нам подошёл капитан и Назарклычу сказал:

- Зачем вы притащили эту трубу? Как зачем! Руководство приказало.

Он воскликнул, - ну и дурачьё не отёсанное! Вчера эту трубу таскали зеки из третьего отряда. Теперь вы! Стоящие рядом зеки, смеялись над нами. Кричали, - эй лохи! Вчера водку пили, да? Азат рванулся к ним, его остановил Арслан и сказал, - куда ты рвешься? - Лоханулись! Теперь вся зона будет смеяться над нами.

Акмурад подошёл ко мне. Видишь, - это вторая серия вчерашнего представления. И доказывает, что наш смотрящий по комнате лох, которого ещё надо подыскать!

Капитан сказал, - как притащили, так и тащите обратно? Мы стояли в растерянности. Зеки из 27 комнаты, сказали, - понесём обратно, а вечером разберёмся с шутниками! К нам шёл, смотрящий по зоне, Джапаров Рустам, погоняло, его было «Рустик»:

- Что это вы возмущаетесь? Будете знать, как до проверки, бухать водяру. Сидели бы сейчас в ШИЗО. А то свежим воздухом дышите!

Понял, - как был прав Акмурад. Под улюлюканье, стоящих зеков, потащили эту проклятую трубу обратно. Азат, когда несли трубу, обругал, всех на свете. Потом стал призывать:

- Ребята смотрите! Показывая на себя. Вот он лох зоны! Уже тише, сказал, - не я лох! А лох, - наш Тойли. Проехал ему по ушам Мурад, а он как птенец, заглотал эту наживку. Дотащили обратно, со злостью бросили трубу.

Зашли за помещение ШИЗО. Присели на корточки. Зеки из 27 комнаты, понуро ушли, ругаясь. Закурили. Глаза у всех сидящих блистали огнём не здорового возбуждения, теперь потускнели и стали малоподвижными. Акмурад сказал, - ну что будем делать? Арслан ответил:

- Как, что! Тойли сегодня, сделаем тёмную и выгоним из комнаты. Кто ты такой, чтобы его выгонять из комнаты? - Ответил Азат.

За ним стоит Кеджалов. Пришлют быков, нас по одному пресануть или того хуже …. Азат предложил, - все здесь сидящие, уже лоханулись! - Сделаем так. Забудем, как будто этого издевательства не было. Разговор на эту тему не вести. Разборки не устраивать с Тойли!


Но сделать так, как будто его нет. В комнате с ним, ничего не обсуждать, в разговоры не вступать! Чтобы он опустил гриву. Дать понять, что он в комнате лишний. Как – будто, всё путём. Арслан, сечешь фишку! - Тот кивнул.

Этот режим держать неделю. Указания его выполнять молча. Надо потерпеть, чтобы быстрее забыть, эту трубу.

Обратился ко мне, - ты отдал деньги на общак. Ответил, - да. Наша комната никому не должна и нам никто не должен. Бяшим – аге тихо скажем, чтобы он чай из общака никому не давал. Всё согласны? Доказать нам себе надо, что мы одной веры. Не получиться, придётся хлебать невкусно заваренную кашу. У него при разговоре было очень озабоченное лицо.

Арслан сказал, - может быть, змейку ему сделаем? Азат ответил, – какую змейку? А очень простую. Тойли в штаны наделает от испуга!

Это, как! - Спросил Азат. А очень просто, толстую нитку, чем Акмурад зашивает ботинки. Змейкой закладываем ему под простыню. Когда заснёт, её медленно надо тянуть. Будет казаться, что под ним ползёт змея. Он вскакивает от испуга. Смотрит под простыню и ничего не находит.

Азат сказал, - какая змея зимой? Арслан ответил, - в армии, мы над сержантом своим так издевались, - проходило ещё как! Но одно условие, чтобы никто, ни реагировал. Это фокус, надо повторять, каждую ночь. Если поймёт, - извинится, нет, это его дело. Я сплю, с ним рядом и буду делать.

Только Бяшим – аге ничего, ни говорить. Если не поймёт, и будет молчать, то можно другой фокус сделать. Взять зубной порошок и посыпать подушку, но утром, чтобы никто, ни реагировал. Когда выйдет в коридор с белой головой, над ним смеяться будут. И так всю неделю. Спросил:

- Зубной порошок найдем? Саша ответил, - откуда! Я его не видел сто лет. Тогда можно и мел. Этого добра у нас полно. Азат спросил:

- Кто будет делать? Акмурад ответил:

- Это могу и я. Саша предложил, - есть ещё один фокус. Азат спросил, - какой? Я им делаю чифирь, а у меня есть пургена пачка, я его из санчасти замыкал, когда был там. Азат сказал, - пострадает Бышим – ага. Азат ответил, - пока давайте проделаем, то о чём уже договорились, а потом посмотрим. На этом и порешим. Осмотрел всех. Добавил: - Нас здесь шесть человек, кто стукнет? Будет кровь!

Другого выхода пока нет. С такими людьми надо поступать, только так. Сегодня мы семья. Время покажет, она состоится или нет. Фраеров надо учить! Не научим, быть нам холопами, до конца срока. Подумать надо и в отношении, Кеджалова, но это другая тема, для разговора. А сейчас разбредёмся по двое по зоне. В комнату вернёмся, через некоторое время. Мы ушли с Акмурадом. Когда шли, спросил его, - а чем ещё занимаются зеки?

Я на такие работы не хожу, сапожничаю, столярничаю. А все остальные, с места на место, землю перебрасывают. Ты же видишь, - чем занимаются зеки? Сама работа не тяжелая, - сегодня исключение. Но она принудительная, обязательная, никому ненужная, из - под палки. Собственно работой занимаются только треть зеков, остальные бьют баклуши, слоняются, ругаются, заводят между собой интриги, придумывают истории, у кого есть деньги, напиваются, всё это от тоски, от нечего делать.

Разговорившись, не заметили, как из барака выходил Бегджан, меня как током ударило, подумал, - что он ищет встречи со мной. Но такое состояние продолжалось секунд пять. Моё состояние прочувствовал Акмурад, он встал впереди меня и сделал движение, как будто прикуривает, тихо сказал:

- Нагни голову? Бегджан нас не заметил, он остановил кого – то из зеков и делал ему внушение. Мы не спеша, развернулись и пошли в сторону туалета. Акмурад сказал, - шакал вышел на охоту!

Он, наверное, спокойно жить не может, чтобы кого – то не остановить, не сделать внушение или придраться. А ищет – то, он тебя, - бирка у тебя, до сих пор бумажная. Это уже нарушение, ты что забыл? Поймал бы он тебя и кранты!

- Десять суток ШИЗО. И в этом он будет прав. Забыл я про неё. Вернусь в комнату, - сразу пришью. Почувствовал облегчение, как будто мимо грозового удара проскочил.

Ты должен быть всегда на чеку, смотри вперёд, но не забывай оглядываться назад. Бегджан способен на всё, не известно, какие такие думки прячутся в его безалаберной башке.

Он может сам организовать провокацию, полезет в карман, а оттуда вынет какой – ни будь наркотик. Спросил Акмурада:

- Какой? В зоне полно героина, анаши, терьяка. Двадцать процентов зеков наркоманы. А за наркотики сидят тридцать процентов. И у нас в комнате есть такой, Бяшим – ага, у него червонец срока. По статье он барыга, но он не барыга, он наш, Ташаузкий.

У него случилось большое горе. Сначала привезли из Чечни один цинковый гроб с сыном, который похоронили, не открывая гроба, там смотреть, было не на кого. - Сгорел заживо. Сын был, офицером Российской армии. А второго из Таджикистана. Ты знаешь, по нашим законам, нельзя ставить памятники. А хоронить надо, без гроба. У Бяшим – аги крыша поехала. Он очень долго лежал при смерти в больнице, чуть ли умом не тронулся.

А когда пришёл в себя, то решил поставить памятник своим мальчикам. Хяким не разрешил ставить памятник около дома. Он очень долго воевал с ним. Но добился своего, разрешили поставить памятник, - около кладбища. К этому времени, он нажил себе кучу врагов.

Оказалось, что на чёрный мрамор, нужно много денег и везти его надо с Урала. Бяшим – ага начал заниматься бизнесом, но ничего не заработал.

Тогда и пошёл по лёгкому пути. Стал торговать героином. Поставил памятник своим ребятам. Расправил плечи. Но как говорится, - не долго музыка играла! Загребли его и влепили десятку.

Он знал, на что идет, не расстраивается. Живёт сейчас с такими же ребятами, по возрасту, как его сыновья. А Сашу подкалывает, не со злобы, ему это нравится. Подумал, - как мало ещё разбираюсь в людях. Сколько ещё не знаю, - кто меня окружает.

Это один из примеров. А, сколько узнал в лагере различных типов, характеров! Я сживался, с ними потому кажется, знаю их много. Сколько историй, сколько разломанных судеб и вообще чёрного горемычного быта. А узнать предстояло, очень и очень много. Зашли в свою комнату.

Там на кошме, уже сидели наши сокамерники и кушали машевую кашу. Азат спросил, - где это вы шатались, так долго? Акмурад ответил, - прятались от Бегджана.

Правильно делали, - он у Курбана из 12 хаты в кармане нашёл нож, для резьбы по дереву. В комнате сидел также и Тойли. Бяшим – ага положил нам в чашки каши, и стали есть.

Про трубу никто не вспоминал. Саша пытался подколоть Бяшим – агу, но, получив достойный отпор, молчал. Он крутился, вертелся, очень хотел рассказать, как нас освистали, взгляд Азата ясно давал понять, - что за это можно поплатиться. А Тойли! - Он был удивлён, что Арслан и Гандым, его не упрекали.


Он чувствовал неладное, но тоже не показывал вида. Психологическая война началась. Когда пообедали. Тойли сказал:

- Нужно четыре человека, на просеивание песка. Кто пойдёт? Акмурад ответил, - что у него своя работа. Надо в бане щитки сделать.

Сердар ответил, - что он сегодня дежурный. Тогда остаются Саша, Саня, Азат, Гандым и Арслан. После проверки пойдёте все. Через тридцать минут объявили проверку. Когда вышли в коридор, то перед глазами стояли.

Всё те же лица. Тёмные одежды. Тёмное прошлое. Темнота в глазах. Да – разница в глазах. В них тяжесть. Кому – посильная, а кому непомерная. У одного – высвечиваются тоской, у другого залегла терпением, у третьего – светятся решимостью. Смотрящих, как всегда на проверке не было.

Шагнув на территорию зоны, внешний наблюдатель чувствует, будто остановилось время. Заключенным здесь всё напоминает о прошлом.

Колония изолирована от общества, а общество от неё и во времени и в пространстве. И я всё твёрже и твёрже убеждался, что лишение свободы не является должным средством содействия исправлению и восстановлению личности. Мы были в своей оболочке. Вспомнил слова произнесённые Крестом в Сизо. Зек спит, - а срок идёт! Но самое главное, что когда зек бежит, то срок всё равно идёт. Вслух произнёс:

- «На проверке стою, а срок всё равно идёт». Арслан спросил, - ты что? Ему рассказал полностью слова Креста. Он подумал и засмеялся. Повторил, - как же так, бегу, срок идёт, стою, тоже срок идёт. Дубина ты! - Сказал Гандым. Время то идёт, не ты идёшь? Слушай циферблат, иди сюда, объясню. Все стоящие рядом рассмеялись.

На нас, шикнули, - мы замолчали. На проверке появился Бегджан. Он был очень озабочен, показывал свою деловитость, служебное рвение. Проходя вдоль строя, всматривался в лица, разыскивал нарушителей. Проходя мимо меня, взглянул на меня, на губах промелькнула хищная усмешка, наши взгляды встретились. Психологический поединок продолжался секунд пять, я взгляд, не отвёл. Он своим видом показывал. Ничего голубок потрепыхайся, - а я всё равно тебе перышки пообрываю! Подумал ничего, гусь свинье - не товарищ.

Кто гусь, - а кто свинья, ещё неизвестно. Постараюсь, повода не давать, этому отморозку в погонах. Он оставался для меня, как заноза в сердце. Закончилась проверка и мы пошли к месту, куда приказал Тойли.


Небо оживало, разогрелось, трепетало удивительными красками. И казалось, что оно раздвигалось, открывая неведомые краски. Ветер угнал тучи, выглянуло солнце. Сразу стало теплее.

Когда подошли, то около кучи песка, решёт для просеивания песка не было. Азат и Арслан пошли искать решето. Саша шутил, обходя вокруг кучи песка:

– «Ты работа, нас не бойся, мы тебя не тронем»! Гандым ответил ему:

– Не мельтеши, сиди и не вякай? А то накаркаешь, и заставят, эту кучу пересыпать с места на место или того хуже, пересыпать лопатой. Саша присел и замолчал.

Подошёл Тойли, спросил, - что сидим? Ответили ему, - что нет решета. А Азат и Арслан ушли искать. Он постоял минут пять, тоже ушёл. Забрав с собой Сашу. Через час вернулись Арслан с Азатом, принесли разбитое решето. Его ремонтировали с полчаса и принялись за работу. И кто из нас не знал, как это делается, просеяли два ведра. Пока не подошёл мастер – зек и показал, - как надо просеивать. Для чего просеиваем песок, - ведь ничего не строится?

Чистый песок нужен для приготовления раствора. Вам дали задание просеивать, - вот и просеивайте! А для чего, - не ваша забота! Ваше дело телячье об…. ся и стой. Обругал нас и тоже ушёл. Мы показывали вид, что работаем. А на нас и никто больше не обращал внимания. К концу дня, поднялся сильный ветер и стал раздувать наш просеянный песок в разные стороны.

Взяв лопаты и решето, пошли в барак. Погода ухудшилась, задул резкий порывистый ветер с песком. В комнате собралась наша «бригада» и из баклажек стали умываться. Тойли встал и сказал:

– Кто просеивал песок, можете сходить в баню. Начальник режимной части Тачмамедов, разрешил. Не показывая своей радости, мы быстро взяли полотенце, мыло и пошли. С нами пошёл и Акмурад. Тойли сказал, - пустят тех, кто просеивал песок. А ты куда? Акмурад ответил, - что он помнит, кто просеивал, песок? Тойли промолчал.

Очутившись в бане, моемся с остервенением, упоением, я уже забыл, когда был в бане. Очень уж много накопилось грязи. Баня это самое лучшее, - что осталось для зека, с воли. Здесь мы получали истинное удовольствие. Почувствовать себя, чистым, освеженным, смыть с себя этапную, карантинную грязь. Азат сказал:

– Тойли организовал баню. Чует, что грех имеет перед нами, но этим он свою подлянку, не смоет.

Арслан обратился ко мне, – что делает, солдат после бани? И сам ответил, – кальсоны продаст, но сто грамм выпьет!

Азат его оборвал, - ты, что забыл, о чём мы сегодня говорили? Закрой своё хайло! Нам ещё жить до следующей дачки, долго? Кто скажет, что к нему кто – то приедет? – Молчите! А Тойли, мягко стелить, но спать жестко придётся! А ты Арслан, что? На просеивании песка и мозги свои просеял, - да?

Арслан стал оправдываться. Это всего лишь, к слову пришлось, - я всё помню! Заглянул в баню солдат и сказал, - давайте заканчивайте?

Азат ответил, – чего боится охрана, как бы кто – ни будь, не растворился в воде? Будет считаться за побег, - засмеялись. Солдат не понял шутки. Акмурад выпрямился, сказал, – побег! Лицо при этом было серьёзным, осунулось, стало сероватым, нос заострился, покраснел.

Все повернулись в его сторону. Азат спросил, - ты что? Он промолчал. Тогда Азат сказал, - когда язык длиннее ума, то надо либо ум удлинять, либо язык укорачивать. – Акмурад ответил, - ты Азат всегда прав. Береженого бог бережет. А таких, как мы не береженных, конвой стережет!

Если ты такой умный, что же не берегся, - когда был на свободе? Или в зоне поумнел? А то, что у меня непроизвольно, вырвалось слово, - ПОБЕГ. У нас всех, это проклятое и нежное слово, законсервировано в голове. И ждёт своего прикосновения.

И со злостью сказал, - ты разве об этом не думаешь? Указал пальцем на меня, Арслана, Сашу, Гандыма и вы об этом не думали? Ещё, как думали! Но все мы боимся, - это слово произносить вслух.

А почему? Да потому, что через полтора месяца амнистия! Но никто не знает, какие статьи подпадут. А надежда маленькая, но есть у всех. Но из всех присутствующих здесь, сроки и статьи, большие и тяжкие, кроме Саши. Боимся мы произносить вслух, это слово, потому, что боимся, что среди нас затаился стукачёк, который капнет куму.

А тот перечеркнет личное дело, красной полосой, - побегушник и кранты. Такие дела, комиссия по помилованию, даже рассматривать не будет, что молчите?


Кто прав? А пока Азат, наш разговор, замнем, до ясности. Базара нет! Это слово ПОБЕГ, - оно снилась всегда. Особенно после суда. Не было дня, чтобы я не мечтал о побеге. Знал чётко и ясно, что для администрации колонии, происшествие номер один, -это побег.

А пока присматривался, приглядывался с кем и когда можно осуществить свой замысел. Вслух не мог сказать, - даже отцу. Для удачного осуществления побега, нужна долгая, тщательная подготовка.

Поэтому, так резануло слух всех, это слово сказанное Акмурадом. А он то, в этой колонии чалился уже четыре года. Сегодня пословица Азата, могла привести к не предсказуемым последствиям.

Одно слово, даже пословица, растравила наши души. Но какое слово! Азат стал успокаивать Акмурада, но подожженный порох, трудно было угасить. А слово побег, было порохом. Акмурад понял свою ошибку. Что так неожиданно раскрылся, как опытный боксёр, перед новичком. Сказал, - что ты братишка, всё ништяк. Эти слова он произносил, не естественно, наигранно. Неожиданно сделался серьёзным и сказал Азату:

– А душу, ни мне, ни себе не трогай, не борони.

Закутав головы полотенцами, вышли из бани и быстрым шагом, пошли к бараку. Дул сильный ветер и банное тепло, сразу выдул из нас. Вернувшись в комнату, стали заниматься, каждый своим делом. Я сел пришивать бирку, уже основательно, из материи. Пришил на пальто и чёрный капюшон. Посмотрев на меня, Акмурад с грустью заметил:

- Вот и ты, Саша, - стал меченным, как собака в вольере. Осталось только, над шконкой сделать такую же подпись. Просидел четыре года и не могу понять, для чего пришиваем бирки. Для стукачей, которые точно могли узнавать, кто перед ним!

За месяц, я узнал фамилии практически всех зеков. Да к тому же, каждый день проходить по три проверки, где твоя фамилия или моя, даже нашему приблудному коту известна. Спросил, - а что кошек, запрещают здесь держать? Да сколько хочешь, лишь бы, было чем кормить. У нас на зоне есть, около десяти кошек. Но особенно хороший кот в 17 хате, у Андрея.

Мы с ним на зону пришли вместе, одним этапом. Ему привезла из дому сестра, ещё котёнком, с ладонь. Зовут его «Рыжий», сейчас у него килограммов семь. Андрей натренировал его на форму. За это, - он два раза сидел в ШИЗО.

Этот здоровенный, пушистый котяра, с большими выразительными глазами. Сидит в коридоре и внимательно наблюдает. Когда видит офицера или солдата приближающего к комнате, он начинает мяукать и скребётся в комнату, то есть стоит на шухере. В хате сразу соображают, что к чему и прячут, что не положено. Начальник режимной части Тачмамедов, несколько раз приказывал, вынести его к комнатам для свиданий. Там живут четыре кошки. Но Андрей не выполнял его указания. За что помещался в ШИЗО.

А, Рыжий шёл туда вместе с ним. Вся зона балдела. Затем шла делегация из зеков к хозяину и тот правда, всегда отпускал Андрея. Все зеки знают это, и никто не обижает Рыжего. Когда на работу выходить Андрей, то и Рыжий идет с ним, как собака, сядет в сторонке и наблюдает. Кто приходит со свидания, то Рыжему, обязательно, что – нибудь, приносят, особенно он любит куриные косточки.

Андрей тренировал кота полтора года, чтобы добиться, такого результата. Спросил, – а в туалет, куда он ходит? Акмурад улыбнулся и ответил, - он гад умный, куда попало не ходит.


Андрей для него сделал специальный дальняк. При выходе из барака, в десяти метрах, - посмотри? Там Андрей выложил из камня кольцо – клумбу, а внутри песок. Весной по краям, он для маскировки высаживал цветочки, но они без воды не растут. Вот он туда и ходит.

Было видно, с какой нежностью и любовью Акмурад рассказывал про Рыжего. Спросил Акмурада, – дома у тебя, был кот? Акмурад с горестью рассказал. Был у меня дома кот. Когда осудили и он, как и я ушёл из дому и не вернулся. Мать плакала, искала его с неделю, но он не вернулся.

Когда рушится жизнь, то рушится всё! - Как говорится, - пришла беда, открывай ворота. От тебя отворачиваются, не только девушки, друзья, но и животные. Близкий друг детства, с которым, ходили в садик, в школу, в армии вместе служили. За четыре года, два слова не написал, - а за что?

За то, что я зек, изгой, отверженный. Грустно добавил, - можно было бы ненавидеть меня, если бы я какую – ни будь, гадость сделал. Кого – то изнасиловал бы, убил хорошего человека, покалечил бы.

Добавил, – знаешь, за что мне дали пятнадцать лет? И посмотрел на меня. Есть желание, - расскажи!

Но, я не любопытный. Меньше знаешь – спокойнее спишь! Акмурад спросил, - тогда почему, ты рассказал, - за что сидишь?

Ответил, - а мне, что скрывать? Сижу за свою неразборчивость в людях. И подлость, этих людей. Виноватым, себя не считал и не считаю! Бог этому гаду, судья. А я сижу Саша за дело! Наркоманы в Теджене прикололись ко мне, стали избивать, я убежал от них. А им показалось мало. Подкараулили, около дома и снова хотели поиздеваться. Тогда я не выдержал такой наглости. И врезал одному из них, - он упал, а головой ударился об стенку.

Его доставил лично в больницу, а через месяц, он дуба дал. Со мной никто не разбирался. Осудили, за покушение на убийство. Дали пятнадцать лет строгого режима. Я не жалею, ни о чём и ни в чём не раскаиваюсь. Он сын председателя колхоза, судил не суд, - а председатель колхоза. Кто с ним был, его не нашли, а что его искать, он их родственник. На следствии, на суде называл его фамилию, - но его так и не нашли!

По закону, мне должны были дать три года, самое большое. Неосторожное причинение тяжких телесных повреждений. Адвокат писал жалобы во все инстанции, как в песок. Власть сегодня у того, у кого деньги и связи. А Теджен, это Туркменский Бомбей. Без денег, там, в туалет не сходишь! Нас позвал Бяшим – ага. Что – то вы разговорились, садитесь, ужинайте.

Ужин, проверка, прошли быстро не заметно. В комнате было всё спокойно. Акмурад с Арсланом пошли смотреть телевизор. Я просматривал свои записи в тетради, привезённой отцом. Хотел записать, как провёл последние дни. Услышанные присказки, поговорки. Но, осмотрев комнату, заметил, - что Бяшим – ага посматривает в мою сторону. Стал читать, анекдоты, записанные в тетрадь и стихи Есенина.

Бяшим – ага спросил, - Рома, что читаешь? - Анекдоты! Ты что же, не знаешь, я такие вещи люблю! Иди ко мне на шконку, здесь светлее. Потом! Он стал приставать ко мне.

Ты не стесняйся, - давай подплывай ко мне? Или хочешь, чтобы я старые ребра сломал, лез к тебе на шконку?

Саша тут же влез в разговор. Бяшим – ага! – Попробуй, может, залезешь? Или кишка мешает. Жди, когда рак на горе свистнет! Тогда и ты увидишь, чтобы я лез на второй ярус.


Продолжил, - Саша заглохни! Ты мне уже надоел. Саша, - давай иди сюда. Не буди лихо, пока оно тихо.

Ты, что девочка! Надо уговаривать? У тебя должно быть и в СИЗО, набралось десяток хороших анекдотов. Спросил Бяшим – агу, – а какие анекдоты, вам нравятся? Мне все анекдоты нравятся. Начал с тех, которые рассказал на свидании отцу. Потом, рассказал мой любимый анекдот. Поймали золотую рыбку, - вор, колхозник и бизнесмен.

Рыбка взмолилась и просила отпустить её, за это выполнит, любое желание.

Вор попросил много денег и выпивку. Она тут же исполнила его желание. Колхозник попросил, что его замучили колорадские жуки.

Рыбка сказала, - возьми вот этого маленького жучка и когда он всех жуков сожрёт, то раздави его. Бизнесмен сказал, - у меня всё есть, но дома тараканы замучили.

Рыбка дала ему маленького таракана и также сказала, - когда он сожрёт всех тараканов, то раздави его.

Вор взмолился перед золотой рыбкой. Возьми у меня обратно деньги и выпивку, а дай мне маленького мента.

Бяшим – ага, как ребёнок вскочил и голошей, в которые был обут. Стал на бетоне растирать и приговаривать, - вот так бы я того, - кто загнал меня сюда. Все стали смеяться над клоунскими ужимками Бяшим – аги.

Кто – то открыл в комнате дверь и сказал, - от чего, так веселитесь? Ему объяснили причину смеха.

Он выглянул в коридор и позвал ещё трёх зеков. Те, тоже веселились. На шум в комнату, зашёл солдат с резиновой палкой и всех разогнал. Больше желающих слушать анекдоты не было. Бяшим – ага сказал, - молодец Саша. Первый раз за полгода, я от души смеялся.

Даже на минуту забыл, что нахожусь здесь. На завтра, ты заработал хорошую добавку! Расскажешь ещё такой анекдот, - свою порцию отдам!

Стали постепенно укладываться спать. К этому времени вернулись Арслан с Акмурадом. Подумал, что они забыли про наш разговор. Но Азат всё помнил. Он вызвал Тойли и Бяшим – агу из комнаты. Под каким – то предлогом. Когда выходил, то Арслану и Акмураду, показал пальцем на шконку. Арслан кивнул, показывая, что всё понял. В это время Арслан быстро поднял одеяло и простынь, змейкой положил чёрную нитку. А Акмурад обсыпал мелом подушку.

После чего, аккуратно вытер руки и убрал следы мела. Вернулись Азат, Тойли и Бяшим – ага. Бяшим – ага ругал Азата, за то, что он кому – то предложил обменять рис, на пшено. Из расчета, одну пиалу риса, на полторы пиалы пшена. Бяшим – ага сказал:

– Несмотря на то, что ты мошенник, но дурак! Кто будет менять рис на пшено? Рис то не пшено! У нас то рис! За кого, ты меня держишь олух! - Что, я сам себя обманывать буду? Азат оправдывался, гнал своё, прикидывался дураком. Но пшена то больше. Саша спросил:

- Не понял, кто кого, хотел кинуть, о чем вы трете? Бяшим – ага ответил:

- Надо было отправить этих двух мошенников. Может, они смогли бы, песок на пшено обменять. Добавил, – как вы мне надоели, со своей мышиной вознёй. Всё! Эту тему закрыть! Ложимся спать. Азат молчал. Тойли с Бяшим – агой ничего не поняли. Он их разыграл, как мальчишек.

Все в комнате, это понимали, но вида не показывали. А Саша, очень к месту подыграл Азату. Стал обдумывать, как сегодня вёл, себя. Самое приятное, конечно баня. Вспомнил резкий разговор в бане. Как быстро меняется настроение у зеков.

Все были, как натянутые струны, оборвись, одна и что было дальше, никто не мог бы предсказать. Нормальный, спокойный разговор, моментально менялся, менялось настроение споривших, и они превращались во врагов.

Понимал, что настоящей семьи в комнате нет. Каждый жил своей, только ему одному понятной жизнью. Одно слово и взрыв эмоций, непредсказуемость каждого, так в нормальной семье не поступают. Разве знал я до ареста, подлинную цену слова, разве понимал, какую власть над людьми, оно может иметь. Сегодня я ещё раз убедился, простое слово «товарищ», запрещенное в тюрьме, изменяло настроение зеков моментально.

Слово это порох, граната. Правильно говорил отец, Акмурад, - больше молчи, больше слушай. Надо быть, как хамелеон, - «смотри вперёд, не забывай оглядываться назад и всегда быть начеку». И днём и ночью надо следить за своим базаром. Не мог привыкнуть к этому не понятному и в то же время ясному слову, базар. И за этим, словом скрывалась тайна. В то же время все слова, произносимые в зоне, имели чёткое значение и смысл.

И авторы этих слов не наши прадедушки, изобретались и придумывались не ими, а тяжелой жизнью. Рождались с потом, кровью, ценой многих и многих арестантских жизней.

В комнате стояла гнетущая тишина, которая нарушалась лишь лаем собак на проходной. Чувствовалось напряжение, как никогда все молчали. Ждали, когда заснет Тойли. Но все участники акции молчали. Вероятно, все думали, как поступить Тойли.

Может быть, он и не заметить, нашу шутку и проспит до утра или догадается про наши проделки. Ещё сильнее озвереет, и будет мстить, каждому, по одному. Послышалось лёгкое похрапывание Бяшим – аги. Он всегда ложился спать позже всех. Он знал эту свою слабость и всегда, когда ему говорили, чтобы он прекратил. Никогда не возражал. Говорил, что я могу поделать со своими старыми, больными, изношенными лёгкими.

Неожиданно послышался возглас Тойли, который вскочил и воскликнул, - что такое, за бля… о! Руками начал бить по простыни, бегать вдоль шконки, мял постель. Потом сорвал со шконки простынь вместе с одеялом, собрал в комок, обхватил руками и бросил на пол. Арслан приподнялся:

– Ты что Тойли? Крыша поехала или плохой сон приснился. Саша включил свет. Тойли прижал одеяло к полу. Эта сучара здесь. Саша спросил, - кто здесь? Кто, кто – змея!

Вид у него был растерянный, комичный. В носках, оранжевых трусах до колен, одетый, в майку не понятного цвета, давно не мытую. А его фигура отражала ту обстановку, в которой он находился. Оказывается, Тойли был тщедушный - смотрящий, слабосильный, с белым цыплячьим телом, голова обсыпана мелом. Перетрухнул он изрядно. Арслан вместе с Тойли, ощупывали одеяло. Остальные внимательно наблюдали, за этим цирком.

Но не смеялись. Бяшим – ага приподнялся и сказал, - Тойли у вас совесть есть? – Есть, только мы её не используем? Бяшим – ага продолжил:

– Откуда здесь зимой змея? Если бы здесь пол был деревянный, тогда другое дело. Кругом камни. Ты, наверное, таблеток наркотических наелся, вот тебе и мерещатся змеи. Ты что - то брат не догоняешь? - Ложись спать. Но Тойли упрямо осматривал одеяло, потом стал осматривать матрас. Арслан для вида осмотрел свою шконку и лёг.

Тойли видя, что лоханулся, походил по комнате, посмотрел по углам. Встал около шконки, посмотрел по сторонам. Попытался улыбнуться, но вместо улыбки у него получилась болезненная гримаса. Бяшим – ага обратился к нему:


- Чего застыл верстовым столбом? Ложись спать. О том, что у него всё голова белая, он промолчал. Бяшим – ага догадался о розыгрыше. Он всё понял. Тойли продолжал стоять.

Глаза его округлились, и он стал напоминать филина, выискивающего в темноте мышь. Никто в комнате, не засмеялся и не подал вида. Выдержка была собачья, очень сильно хотелось смеяться. Все помнили, как он нам организовал, наше унижение. Когда тащили трубу. Тойли ничего не понял. Побродив по комнате, он тоже лёг. Но не спал, ворочался, тихо ругался. Все лежали и молчали. Утром, как будто, ничего не случилось, все встали, стали умываться.

Бяшим – ага готовил чай. Тойли спал. Голова была белая. Бяшим – ага понял, когда посмотрел на Азата, покачал головой. Азат развёл руки, жестом показал ему, - как мы тяжело несли трубу, на полусогнутых ногах. На глазах у него прятался, плутоватый огонёк. На губах блуждала сладкая улыбка. Бяшим – ага обьявил, - что чай будет готов, через пять минут. Подошёл к Тойли и разбудил его. Он встал, осмотрел комнату, но ничего не обычного не обнаружил.

Оделся и ушёл в туалет. Вернувшись, быстро посмотрел, в кусок зеркала. Лицо его позеленело. Кто это сделал?

- Поплатится очень сильно. Бяшим – ага ответил, - что сделал?

И кто поплатится? Тойли со злостью обратился к нему, – ты что не видишь? Сначала змею в постель положили? Потом мелом обсыпали? Бяшим – ага покачал головой, – ничего, ты не понял? Ты же живёшь в комнате и ты такой же зек, как они.

Твоя обязанность смотрящего, оберегать своих ребят, правильно растолковывать их поведение, не допускать ссор. Быть их братом, отцом, судьёй, – а ты, что сделал? Послал их надрываться? Почему сам, вместе с ними не пошёл, если не смог их защитить. Водку ведь тоже пил? Или подумал, что если смотрящий по комнате, то можно измываться над ними. За их спором, мы внимательно наблюдали.

Бяшим – ага продолжил, – вероятно, ты забыл, за что они судимы? У Гандыма - разбой, у Саши – разбой, да вдобавок, рост два метра, посмотри на его кулаки. А Акмурад, за что сидит? За кражу курицы! - Нет.

За убийство! Дорогой братан, ещё раз повторяю поговорку, - «не буди лихо, пока оно тихо»! Этим молодцам, терять нечего? Завалят! И не смотри на меня так. Разборки не будет. К смотрящим по велояту и по зоне, не пойдёшь!

А пойду я! Объявлю зоновскую разборку.

У меня есть, - что сказать! Терять мне нечего. Ты это знаешь! Тойли, хотел, что – то сказать, - но Бяшим – ага его перебил. Продолжил:

– Это такие же, как мои погибшие мальчики, уж этих – то я не дам в обиду! Он побелел, стал приседать. К нему подбежали рядом стоящие Арслан с Азатом. Сказал, -хватает проклятое. Вынул из кармана таблетку и положил под язык. Его положили на шконку. Он тихо добавил:

- Тойли покайся, что не правильно поступил. Базар заканчивайте, пейте чай. Саша испугался, спросил, - Бяшим – ага, может в санчасть сбегать? Он молчал. Тойли сказал, -иди. Саша выбежал, как ошпаренный. Бяшим – ага, открыл глаза, сказал, - всё нормально. Пейте чай! Разговор Бяшим – аги всех поверг в шок, такого от него никто не ожидал. Удивил он и Тойли.

А Саша, с которым он все время ругался, подкалывал, - как поступил? Так мог поступить, только уважающий Бяшим – агу человек. Поведение Бяшим – аги, Саши доказывало, что не зачерствели, души изгоев, осталось чувство сострадания, мы

оставались людьми. Минут через двадцать, пришёл врач, старший лейтенант. Он осмотрел Бяшим – агу, – что же ты Бяшим – ага не бережешь себя? Обратился к нам. Что случилось?

Тойли ответил, - всё было нормально, как всегда. Врач сделал Бяшим – аги укол, сказал, - его надо в санчасть. Но пока пусть полежит, поспит. Если будет хуже, позовёте меня. Я буду на месте.

Спросил? - кто будет смотреть за ним? Тойли ответил, – Саша будет сидеть с ним. – Он сегодня дежурный. Когда доктор ушёл. Тойли сказал, - извиняться не буду.

Но, в общем, я не прав. А вы тоже хороши. Прокрутили меня, как лоха, с этой змеёй.

Теперь надо подумать, кто заменить Бяшим – агу? Азат ответил, – а что думать, то. Сердар будет у нас поваром. Без разборок и выяснения отношений, так и разошлись. Напряжение последних дней разряжалось. После конфликта с Тойли, надо было обдумать своё поведение. Тойли с Азатом, куда – то ушли. Нам сказали, чтобы мы их ждали. Арслан, стал нервничать:

– Что их ждать? Надо идти и просеивать песок. Давай шевели копытами? За нас никто это делать не будет. Встали и пошли.


^ НЕ ТАК УЖ СТРАШНО, ПРИВЫКНЕШЬ.


С раннего утра начинается, Саша, твоя новая работа. «Привыкнешь», - как пароль, повторяешь слова начальника с погонами. Сердце бешено колотится, после мирного разрешения маленькой войны между Тойли и моими новыми сокамерниками. Тебе разрешено свободно выходить из барака. Иди на все четыре стороны Саша! Пожалуй, «на все четыре стороны» слишком вольно. Пока ты можешь идти на работу по точно определенному маршруту. Как трамвай не может идти не по рельсам, так и ты не можешь отклониться от своего маршрута.

Тебе объяснили путь к куче с песком, и ты шагаешь зимней дорогой, правда, назвать это дорогой нельзя. Утоптанная территория лагеря, устланная мелким песком. Легкий морозец, солнце над всей зоной, грудь твоя начинает дышать глубоко и часто. Тедженская камера, вагонзак – темнотища, вонь, ощущение давно не мытого, грязного тела. Воздух густой и свежий, словно жидкость, какая – то. Ты вроде и не дышал всё это время. Барак, это не тюремная камера и не вагон, однако в комнате тесно, нет никаких условий.

То ли здесь, на воздухе и под негреющим солнцем! Сочный воздух льется в глотку, и ты ощущаешь, как расправляются лёгкие. Воздух, необъятность свежего воздуха – это и есть воля, свобода! Хотя ограничена территорией лагеря, но, тем не менее, всё равно свобода! Смотрю на проходную и вдруг оттуда выходить, ненавистный Бегджан. Обретя объект мщения, я теперь мог направить на него весь огонь ненависти и гнева.

В мыслях своих, я десятки раз испепелял его проклятого, этим огнём. Откуда эта бессовестная публика, которая мнёт и психически давит таких, как ты? Он, гад, всё оплевал, испоганил. Вот ты и скажи, - зачем это, кому надо? Догадываешься Саша, это по твою душу. Начинаю чувствовать, дышать становится трудно, тяжко, дышать то не чем!

Именно сейчас, когда воздуха так много, дышать особенно тяжело, хуже, чем в камере. Среди этого простора, ты задыхаешься, с жалостью думая о себе, я заключенный, я человек лишенный воздуха свободы, я не человек, любой дядя в погонах волен,


остановить тебя и направить тебя, куда ему вздумается. Кстати, вот и он, упомянутый дядя в погонах, Бегджан останавливается буквально в двух шагах от меня.

Посмотрел на меня. Арслан спросил, - какие – нибудь проблемы, гражданин начальник? Он посмотрел на нас, – нет. К вам у меня нет вопросов. Продолжительным взглядом, посмотрел на меня. Он своим видом дал понять, - никуда голубчик, ты отсюда не уйдёшь, не убежишь, не уедешь, не улетишь, никуда? Сколько бы ты теперь ни ходил вот так, сколько бы ни шагал – в мороз, в дождь, в пасмурную ли, прекрасную ли солнечную погоду, - тебе всегда будет нестерпимо душно и нестерпимо тяжко, тебе всегда будет нечем дышать. Он вальяжной походкой, пошёл к другой группе заключённых.

«Привыкнешь. Не так уж страшно», - снова вспоминаю эти слова. Притерпишься - иного тебе не дано. Голова разламывается от мыслей. Куда нас привезли? Что такое лагерь? Какое – то особое государство, в государстве. Свои законы, свои особые отношения, свои порядки, свое отношение к обществу, которое осталось там за забором запретики. По виду всё вроде, как у нормальных граждан. Но между нами огромная пропасть, которую не в силах никто соединить.

Если у лагерника, к примеру, возникнет необходимость пожаловаться на что – то или на кого – то, он может изложить жалобу на бумаге и опустить её в «ящик для заявлений». Такой ящик висит и у нас, и шутники называют его «ящик для, дураков». День за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем новичок становится настоящим лагерником, привыкает. Ты тоже привыкнешь Саша!

Привыкнешь говорить о себе условно, таким кодом. Например, кто – то в зоне спрашивает:

- За что сидишь? Ты называешь статью и срок наказания. На твой вопрос отвечают таким же кодом. И он, и ты молчите, когда кто – нибудь, из лагерной администрации повторяет:

- «Искупишь вину перед народом». Никто не возражает, мол, мне нечего искупать. Из разговора с большим начальником ты понял: о своей невиновности и прочих таких вещах говорить бесполезно.

Тебе ответят: - «Все невиновные, известно». Или, - выходит, по - твоему, органы сажают в лагеря невиновных, - да? Работа у нас не мудреная, главное, говорят, полезная для вас. Но и здесь не работающих набиралось очень много, не работали смотрящие по комнате, велояту, повара, всякие дневальные, те, кто платил начальству. Но я об этом не думал, мне нужна была работа.

Не работающими разыгрывалось представление: - «Мы работать не могим, пусть работает Ибрагим». «Лопата, лопата, ты меня не бойся, я тебя не трону, ты не беспокойся».

К вечеру возвращались «домой», в наш барак. Обмениваемся впечатлениями за день. Азат с Сердаром, по уши влезли в хлопоты, у них не бывает досуга, они постоянно сражаются с несправедливостью. Организуют всякие интриги, провокации, продолжают молча противопостовлят себя Тойли. Обстановка такова, - не мира, не войны. Бяшим – ага выздоровел и приступил к поварским обязанностям.

Наше главное развлечение вспоминание о девочках. Дома мы пошли бы с ними в кино, на дискотеку или просто гуляли бы. А здесь девочки запрещены категорически, противопоказаны свирепому режиму. Да и какая может быть в этом реальность, если фактически девочек, а вернее женщин в лагере – единицы в поле зрения. Итак, не надо о девочках, не нужно думать о доме. Каждый внушает себе, - не тронь, не думай об этом.

А о чём думать? Вообще поменьше думай, поменьше вспоминай, поменьше задавай вопросов себе и окружению. Но что делать с глупой головой, с так называемым разумом?


Его же забыли отменить в приговоре, он действует, будоражит, тревожит. Действует наяву и во сне. Наяву и особенно во сне приходят девочки, как их много, приходят дом и воля, приходят воспоминания. Часто вспоминаю своих друзей: Алишера, Сердара, Колю, который так же, как и я в лагере. Часто вспоминаю его, о своей болезни, он никому не признается, будет терпеть. Насколько его хватить?

Приходят вопросы, - злые, мучительные, проклятые вопросы. Никто не может, ответит на твои вопросы, Саша. Знают ли вверху, что происходит. Не могу понять, почему, не отвечают, на 15 заявлений отца. Отец всё время говорит, потерпи, не много и тучи рассеются. Увы, они не рассеиваются. Я заключенный, я преступник и никто не собирается исправлять чудовищную ошибку.

Дни идут, течёт драгоценное молодое времечко, течёт меж пальцев, словно песок, удержать невозможно. И никто не помышляет удерживать, наоборот, каждый шире растопыривает пальцы: теки быстрее, песок, скорее бегите дни, скорее, ещё скорее! Ты всё подсчитал, сколько – то, дней отсижено в тюрьме, которые засчитываются один за один. Их ты чистоганом вычитываешь из общего числа 4380 дней положенных по приговору (365 х 12).

Вот эти отставшие 4290 дней и расписаны в твоем заветном календаре, это число ты аккуратнейшим образом убавляешь перед сном на единицу. И чем меньше число, чем ближе заветная дата, чем ближе огонёк в ночи, чем ближе твоя финишная ленточка. Тем сильнее тревога, тем всё острее язвит, и колет душу главный вопрос, - а не рано, а не напрасно ли ведешь счёт, настанет ли, в самом деле, конец ожиданию, коснёшься ли ты грудью ленточки финиша. Спадут ли когда – нибудь оковы с твоего сердца?

И нет, нет у тебя уверенности. Да, Саша, главный и самый проклятый вопрос будет ежедневно и ежеминутно жечь тебя, ранить днём и ночью. Особенно по ночам будет, тихонько шевелиться в тебе, будет бить барабанным боем, взрываться громами. Ты научишься не задавать главного вопроса, привыкнешь ничем не выказывать своего сомнения. Научишься безграничному и благородному терпению.

Научишься лихо, хлестко отвечать товарищам по работе, по бараку, по несчастью на тот случай, если у них иной раз прорвётся к тебе, самому юному на зоне, жалость, безотчетное желание подбодрить тебя толчком плеча, просто взглядом внимательных, всевидящих глаз. Часто теперь, когда на меня, теснясь, набрасываются воспоминания. Я думаю, и всё – таки было, начало «пути», двухтысячный год ещё только приближался.


^ АМНИСТИЯ – ПОМИЛОВАНИЕ.


Леденеет сердце от мысли, что ещё предстоит испытать, перенести. Впереди маячила ещё длинная дорога, усыпанная гроздями колючек, интриг, всевозможных не объяснимых неизвестных ловушек. Так притираясь, привыкая, я в зоне провёл, полтора месяца. День за днём продолжали просеивать песок, нас никто не торопил, и мы не усердствовали.

В комнате обстановка, благодаря Бяшим – аги протекала спокойно. Тойли не вмешивался в наши дела. К Сердару приезжала, жена и наши съестные запасы пополнились. Питались так, чтобы не быть голодными, хватало только на приготовление, какого – нибудь жиденького супа. Мои деньги шли для нашей комнаты, на покупку продуктов и сигарет, которые нам продавали по двойной цене. Да и деньжата мои быстро растаяли.

По лагерю разнеслась весть, что Президент подписал указ, о ночи всепрощения. Но сам указ, никто не видел. Все знали, что 19 февраля Президенту исполнится 60 лет. От него ждали золотую амнистию. Каждый из нас лелеял надежду, что он должен попасть под это помилование. Что будет амнистия или помилование? Если амнистия, то какие статьи попадут. Всё это было покрыто тайной.

У меня была уверенность, что уж кто – кто, а меня должны были помиловать в первую очередь. О своей уверенности, боясь сглазить, ни с кем, ни советовался. В комнате оставался один человек, который трезво оценивал создавшую ситуацию. Это Бяшим – ага, который обрушил на наши головы, правду – матку.

Говорил, – зачем вы себя травите этими разговорами! Строите планы, мечтаете, будоражите своих родителей и жен.

У вас, у всех тяжкие приговоры, а какие сроки!? Я, не вдаваясь в правильность и справедливость приговоров. Запомните одно, Верховный суд, свои ошибки не признает. И на этот счёт, не стройте иллюзий. Комиссия, которая работает уже неделю, кого – нибудь, вызывала из нашей комнаты? И ответил, - нет.

Азат вспылил. Зло ему ответил, – типун тебе на язык, накаркаешь

Бяшим – ага ему ответил:

- Я не гадаю, на кофейной гуще. А придерживаюсь, логике здравого смысла. Повернувшись, он обратился, к кому – то, но не к нам. Боже, какое безумное время, - стали сходить с ума те, у кого ума никогда не было. Азат повернулся к нему, – ты говоришь в мой адрес. Бяшим – ага улыбнулся, подошёл к нему, – дорогой ты мой! Я с великим удовольствием, всех бы вас выпустил и взял бы ваши сроки себе!

Но, ты Азат, иногда так начинаешь тормозить, что остановиться, не можешь! Запомни от нас уйдёт Саша! Кто хочет со мной поспорить?

Азат спросил, - на что? Бяшим – ага ответил, - называй сумму? Я отвечу, – а ты ответишь? Азат задумался. То – то дружок!

Здесь зона, отвечать придется, – а чем, ты знаешь? Подбежал, к Бяшим – аги Саша, – спорим со мной? Бяшим – ага посмотрел на него презрительно. С тобой балаболка, - я спорить не буду:

- Ты гол, как сокол! Да к тому же мошенник! Всё равно не ответишь! Что мне твою задницу на проходной ловить! – Да! Тебя Саша, я изучил досконально, что ты сейчас, горбатого лепишь, всем ясно. Пообещаешь гору денег, что будешь, к нам привозить дачки. Но этого не будет! Что молчишь?

– Повякай, повякай, для разнообразия! Саша вскочил, - стал бить себе в грудь. Ну, ты старый лось в натуре, зачем ты так! Бяшим – ага ответил:

- Саша, жизнь есть жизнь, в какой бы позе она не проводилась. Послушай старого. К тебе уже полгода, никто, ни приезжал. Правильно? Он ответил, - да! Отец твой в Узбекистане, колхозник. Сам не знает, как прокормить себя. Твоя жена с грудным ребенком в Ашхабаде. Ты подумал, на какие шиши, она живёт? – Нет. А не приезжает к тебе потому, что не на что ехать. И посылку отправить не может. Так, что не ерепенься и не дергайся!

Прав Бяшим – ага, к сожалению прав. А ты, может быть, и захочешь, к нам приехать. Но то же не сможешь, так как, не будет денег, если к этому времени, кого – нибудь, не обманешь и не кинешь? А потом увидишь ребенка, жену, сердце кровью обольётся. Забудешь, про всё. Пойдёшь работать, если возьмут, судимого на работу. Забудешь, ты нас, Саша? Сколько освободилось, хоть один приехал к нам?


Обвёл взглядом комнату. Ну, что молчите? Нечего сказать? Так, что Саша, свои эмоции прибереги, для освобождения. Вот это называется жизнью. Саша опустил голову и ничего не ответил. Своей железной логикой, он пригвоздил всех нас к стене. Лучше сейчас попереживайте, чем получить удар ниже пояса, когда будут по радио объявлять помилование. Но вы так на меня не смотрите, - я не пророк. Может быть, у кого – то из ваших родителей, есть большие деньги?

Стоимость освобождения, все знаете, 1000 баксов за год и ты на свободе. Посмотрел на меня:

- Как у тебя настроение? Сокамерники тоже повернули головы в мою сторону. У меня настроение, как и у всех. Он ответил, – да!

У тебя другой случай! Продолжил. У следователя твоего, пусть ему будет, земля пухом. И грязно выругался. Фантазии не хватило.

Присобачил, хищение охотничьего ружья из собственного дома. Даже не кражу. Арслан спросил, - какая разница? Бяшим – ага ответил, - разница большая. За кражу Саше, дали бы три года. И он бы выскочил отсюда, белым лебедем. А хищение, это уже десятка. Кража от хищения отличается тем, что кража есть тайное хищение чужого имущества. А Саша чужое имущество не брал. А взял своё. Вот в чём парадокс.

Арслан воскликнул, - так значить, тебе Саша горбатого слепили! Ему ответил, - выходит так. Бяшим – ага посмотрел на меня и сказал:

- Такой и у меня был сын. Знал бы, что такое может случиться. Взялся за голову. Тихо сказал, - вот кого жизнь режет, по всему живому. Вот, кто должен уйти. Сокамерники притихли. Бяшим – ага словно топором обрубил все наши надежды на освобождение. Он одним взмахом похоронил, наши мечты и желания.

В душе, каждый из нас, ругал его, но разум говорил, - Бяшим – ага прав. Зона бурлила. Несмотря ни на что, всё равно, надежду не возможно было, так просто заглушить. У нас никто не верил в чудо, я тоже перестал в него верить. Чудес, к сожалению, не бывает. А чудеса бывают!

Зона пребывала, в не терпимом ожидании. Резко сократились нарушения режима. Любые самые нелепые распоряжения администрации выполнялись беспрекословно. Смотрящие притихли, переменились.

Они тоже ждали помилование – амнистию. За какое – нибудь не значительное нарушение, мечты могли рухнуть, в одночасье. Здесь в лагере, во время приближения помилования – амнистии, люди выглядели в настоящем обличии. Они словно голые, без одежек. Меня очень раздражало их перерождение, куда делась их озлобленность и ожесточение, вылезавшее наружу. Такого на воле не увидишь! Правда, зеков, привыкших, прятать свои недостатки, не так уж много.

Большинство не притворяется, это хорошо. Особенно это проявилось в настоящее время. Ничего человеческого им не чуждо, даже отморозки притихли, тоже чего - то ждут. А ждут – то все одного, свободы. Разговаривая с Акмурадом, он смеясь, говорил, - повяжи им сейчас пионерские галстуки и они будут их носить. А песни они будут петь, спросил его:

- Какие песни? Да пионерские. Он засмеялся и ответил, - они слов не знают.

Акмурад обратился к Бяшим – аге, - если бы тебе пообещали свободу. Ты одел бы пионерский галстук и пел бы пионерские песни? Он повернулся к нему, пальцем покрутил около виска, – что крыша с рельс съехала, да! Продолжил, – в детский сад вас надо отправить, может, поумнеете. Добавил:

– Ох, ребята, я беседую с вами, даю бесплатные советы, а ведь мне самому, так плохо, хуже всех!

А вы пионерский галстук! Да хоть хомут оденьте. Мечтать не вредно. Мне не нужен, дешевый понт! И вам не нужен! А теперь Акмурад, - хиляй отсюда, пока тебе по башке не надавал! За твои дешевые вопросы. Акмурад ответил:

- Ты, что старый, шуток не понимаешь? Не до шуток мне. Идите от греха. Ваши заморочки, меня доконали. Вид его напоминал стервятника, высматривающего добычу. Брови слегка дрогнули, губы сжались, ещё чётче обрисовался упрямый рот.

Мы поняли, что Бяшим – ага психует, нервничает. Лучше всего уйти от него. Дать ему возможность успокоиться. Взял Акмурада под руку и увёл из комнаты.


Вышли из барака. Вечер был тёплый, хмурый и грустный – один из тех дней, когда такие заведения, как лагерь, принимают особенно деловой, тоскливый и кислый вид. Зеки разбившись группами, около барака, присев на корточки, курили, и все обсуждали предстоящею, помилование – амнистию.

Никакие доводы, убеждения, что вы ребята не подпадаете, не действовало. Мы с Акмурадом пошли вокруг барака. Многие так поступали и во время прогулок обсуждали наболевшие вопросы. С зеками, я сближался постепенно, познавая их склонности, привычки, характеры. Но к Акмураду, идущему рядом со мной, я сразу проникся симпатией, сознавая, что зачатки будущей дружбы, были посеяны.

Пройдя метров десять, Акмурад заговорил, – в душе есть, какая – нибудь надежда, что можешь выскочить? – Скорее нет, чем да! Акмурад задумавшись, прошёл метров пять. Ты ошибаешься, - свободу, если очень жаждешь, её можно, оказывается, выцарапать и ногтями! Видел я твой взгляд, тогда в бане, когда разговор зашел про побег. А думаем, мы Саша, - об одном и том же!

Того, чего нет у нас, – чего нет? Ты, брось мне арапа, заправлять! Соседям, ты втер очки, - а мне не вотрешь! Скажи, - зачем так пылить в глаза? Ты пургу пускаешь!

А чего нет? Ты сам прекрасно знаешь. Но я повторю эти слова. Да, одного только нет, - волюшки и свободушки. В эти слова, он вложил, всю боль своей души. Задал ему вопрос, – ты сказал, что свободу можно выцарапать и ногтями? Ты имел ввиду, подкоп? То, это не возможно, кругом одни камни.

Акмурад посмотрел на меня. Не доверяешь, так и скажи? В таком деле, надо доверять и проверять. Он продолжил:

- Если нас застукают, то путь у нас один, тюремный режим. А тюрьма отсюда близко. Всего сорок километров. Что я тебе буду говорить, - принимай за сказку. А потом сделаем вывод. Если бы ты появился здесь, месяца за четыре, то мой план, мог быть осуществлён. А тебе, - я доверяю! Сам не знаю почему.

Если ты окажешься стукачом, то никому не докажешь, нас двое. А если я стукач, такой же вариант. Но об этом, ни одна живая душа, не должна знать. Разговоры вести надо, только на этой тропе, тропе безопасности. Никто, не подслушает. А почему время подходящее. Да потому, что зона перед амнистией - помилованием превращается, в послушное стадо. И администрация, и солдаты, ослабляют режим. Их нюх, притупляется.

Это длится, всего две недели. А потом снова прессовка. Посмотри на смотрящих, - они словно пионервожатые. Добренькие, покладистые, от одного их вида душа млеет. На это время перестают жрать водку, на общаковские деньги. Наркотики попрятали, барыги


заглохли. Вот это и будет, наше с тобой время. Ты, как - то обмолвился словами. Спросил, какими? Он продекламировал:


Гляжу назад – и вижу всё, что было

Смотрю вперёд – не вижу ничего.


Такие слова, вьедаються в мозг, словно наколка, их не возможно вытравить ничем. Эти слова, я помнил хорошо, но не помнил, когда я их сказал. Мне было приятно, что мои слова, стал, кто – то запоминать. В то же время, подумал, мягко стелить, не придется ли жестко спать. Лесть плохой спутник, для такого, серьёзного разговора. Акмурад продолжил:

- Нам нужно впереди видеть, чётко и ясно свою цель и тогда эту цель осуществим. План мой, очень простой и в то же время сложный. Он заключается в следующем. В течение года, я регулярно наблюдал за солдатами на вышках и зимой, и летом. После трёх часов ночи до шести часов утра, они зимой перестают бякать и мякать. Значит в это время, они спят. Это осенний призыв солдат, они ещё не привыкли, не втянулись и допускают халатность.

Ты, Акмурад упустил существенною деталь, - а противопобеговая сигнализация? Он тут же ответил:

– Это то же проверял, она постоянно зимой не работает, а если заработает, я знаю, как её вывести из строя. Но это не главное, главное это солдаты! Их надо приручить, как щенят. Первые три месяца, после учебки, они дежурят у нас в бараке. Только потом их ставят на вышки. Все солдаты, такие же, как и мы, - голодные, холодные.

У них нет, ни денег, ни сигарет. Но среди них есть и наркоманы, у которых в зоне происходить ломка. Вот наша задача с тобой, ни дать им бросить курить анашу. Анашу найти не проблема, - но нужны деньги, деньги не большие. Спросил, - сколько?

Он улыбнулся и ответил, как будто, ты не знаешь, - сколько стоит порция анаши? Ну, допустим, эту проблему решим, а дальше? Не дальше, а сейчас, постоянно.

Ты ровесник этих солдат. Но я вижу, что ты к ним, относишься брезгливо, а вернее, - ты ненавидишь их. Поэтому для достижения цели, ты должен изменить своё отношение к ним. Хотя бы внешне. Но это не возможно?

Они все почти не разговаривают по-русски. Акмурад ухмыльнулся и ответил, - Рома, только мне не гони? Ты отлично понимаешь по-туркменски и хорошо разговариваешь. Но почему - то скрываешь?

Понимаю, это твоё тайное оружие. Но, я вычислил тебя. Когда, в комнате кто – то разговаривает по-туркменски, ты про себя улыбаешься. И в душе говоришь.

- Пойте, пойте соловушки! Так, что смотри и мотай на ус. Продолжай в том же духе, - я тебе подыграю. Так, что и с языком у тебя проблем не будет. Надо после, каждой передачи, оставлять себе, для солдат не много продуктов и сигарет. И начать подкармливать солдат.

А хранить продукты и анашу будем, в моём кильдыме. И шаг за шагом, будем идти к своей цели. Даже маленькие мотыльки и те рвутся к огоньку, а мы по сантиметру приближаться к свободе. Несмотря на то, что она так далеко. Нужно готовиться, тщательно, глубоко, терпеливо. Необходимо постепенно бросить курить, быть готовым физически, укрепить мускулатуру рук и ног. Чифирь полностью исключить.


Когда Тойли распределяет на работу, быть в первых рядах. Лучше устроиться, в какую – ни будь бригаду. У меня на этот счёт, уже есть соображения. Избегать нарушений, то есть втереться в доверие к администрации. Короче терпеть во всём. Избегать ссор и драк. Как говорится, - главное не величина собаки, а её боевой дух. Только выдержка и дух, нам поможет, в нашем деле. Так, что мало не покажется!

Ты хочешь сказать, - нам надо на колени становится? – Нет! На колени становятся, только перед богом. Надо жить потихоньку, чтобы не заблудиться в лабиринте лагерной жизни. Надо быть мужиками и видеть свою цель. Надеть улыбку на рожу и ходить посмеиваться. Ты внимательно приглядись, к нашему Сердару. Он ведь всегда улыбается, а у самого то, ушки на макушке. Видел, - какую он принёс передачу? Она в два раза меньше твоей.

Он сосет молочко, - от двух коровок. Половину прячет в кильдыме. И никто не сможет, ему предъявить что - то. Видишь, что прячется под симпатичной, красивой, улыбчивой мордочкой. Так, что смотри и делай выводы. Как моя сказочка, тебе приемлема? Не тороплю. Всё взвесь подумай, что – то надумаешь. Перетрём и дальше пойдём.

Здесь храбриться, нет резона, скоропалительные выводы, тоже не надо делать. Добавил, – некоторые выглядят храбрыми, потому что бояться убежать! И запомни, - такие планы вынашивают многие зеки.

Но выдержать тяжелую, трудную подготовку, ни все могут. А самое главное, - это понравится госпоже удаче. А нравятся госпоже удаче, только те, которые набьют себе шишек, трудятся над задуманным, не лезут на рожон.

Подготовка в зоне, это пол дела. Отсюда вырваться, можно и за месяц, - Как? А прямо через проходную, из комнаты свиданий. Этот вариант, я считал основной и придумывал, и готовился уже в течении этого года, но потом отказался из – за того, что всё упиралось, в дальнейшие шаги. Разжуй мне первый вариант. Первый вариант связан с длительным свиданием.

Когда идёшь на длительное свидание, то солдаты на вахте, всё время просят им дать, что – ни будь покушать. Им надо дать с едой что – ни будь сильного снотворного. Там три человека, - два на вахте, которые отбирают паспорта и один у ворот, который открывает последнею дверь. Надо сделать так, чтобы они все были на вахте, двое заснуть и один, чтобы открывал засовы.

И видел, как уходит тот, кто был на свидании. С длительного свидания, можно уйти в вечернее время. И вместе с ним низко пригнувшись, можно уйти за зону. А если солдаты не будут просить еду?

– Это исключено, они без этого жить не могут. Они забывают про службу. Я их уже два раза усыплял, последний раз даже уговорил брата, который был на свидании и он согласился.

Но в последний момент, здравые мысли, взяли верх, и я отказался, от задуманного. Жаль было подставлять брата, его бы потом арестовали за организацию побега. Потом подумал, всё взвесил и пришёл к выводу, что меня бы задержали в течение суток. У нас в распоряжении было двенадцать часов. Поезд из Туркменбаши, идёт один, вечером. Ночью машины по трассе на Ашхабад, практически не ездят.

Едут единицы, которые пассажиров не берут. А вот если бы у брата была автомашина, то я бы ушёл. За 12 часов, был бы в Казахстане. Что ты делал с солдатами? – Это была комедия!

Когда был брат, то солдаты, сильно надоели, всё время просили, дать что – нибудь покушать. Я им не давал, говорил, - что ещё не готово. А в 21час подогрел простой суп из концентратов, бросил туда четыре таблетки релодорма. Которые, до этого взял у наших наркоманов.

В 23 часа они, как хорьки все на вахте спали, пытался разбудить их, ничего не вышло. Я подумал, не отравил ли я их, но потом в 24 часа их обнаружил, дежурный по лагерю и всех отправил на гауптвахту. В том плане основной недостаток, это то, что нашим соучастником становится родственник. Второе, - а что будешь делать на свободе? До города 30 километров. Нужна хата, где можно будет отлежаться, а потом уйти.

Видишь, сколько вопросов и их надо все решить. Нужен помощник на воле. Это главный вопрос. И я его уже решил. А вернее почти решил. Так что Саша. Быстро кошки е…ся, да слепых котят рожают! Мы уже сделали в жизни очень большую ошибку, что находимся здесь. Второй ошибки нам не дано. – Думай! Думай! Сто раз думай. Если психологически, будешь готов. Цынканёшь! Пойдём в барак, там нас наверно, уже ищут.

Вернулись в комнату. Бяшим – ага спросил:

– Куда вы спрятались? Что Акмурад испугался меня? Что тебя побью? Что ты, яшули? Разве не знаешь, я могу и ответить. Но с тобой, бодаться не буду! Ты мне в отцы годишься. Бяшим – ага видно было, что отошёл, от прежнего разговора. Примирительно ответил, – хорошо подвешенный язык, всегда чешется!

И я погорячился. Друзья приходят и уходят. Враги накапливаются! А ты, мне не враг! В одной комнате жить и быть врагами. Этого допустить нельзя! Мои нервы расшатаны, сильнее ваших, так что, надо уметь приводить себя в норму. Только ни как не могу привезти в норму, вот эту балаболку. Указал на Сашу. Он чуть не съел ваш ужин. – Сказал, - что вы пошли с кем – то, в сапожную мастерскую, кушать плов. Но я всё равно не поверил. Саша ответил, - но я ведь пошутил!

Не знаю, когда ты говоришь правду, а когда врёшь! Одним словом балаболка – мошенник. Мы с Акмурадом

сели ужинать. Саша всё время пререкался с Бяшим – агой и спорил с ним. Саша не страдал сдержанностью и мог болтать без конца. По его словам, честных людей на свете нет. Говорил ему, - значит кругом одни воры. - Конечно! Да и не только здесь, здесь 5%, которые попались, неудачники!

Воруют, и беру взятки повсеместно, даже здесь. Возьмём свиданьщика Ораза, он пропускает на свидание, как в кинотеатр, взял билет, иди. Хочешь на длительное свидание, плати 200 тысяч, оставайся. Воруют по всей стране. Вы святые, да? Или прикидываетесь таковыми, если не знаете. У нас все воруют, в первую очередь, во всяком случае, воруют те, кто связан с товарами, продуктами, словом, с материальными ценностями.

А почему воруют? Почему? Прожиточный минимум высок, тогда как заработанная плата маленькая. Бяшим – ага с интересом поглядел на Азата, пошутил, - «нам повезло, у нас прекрасные ребята – не воруют в своём доме». Азат посмотрел на Бяшим – агу, – ты, что хотел сказать? Бяшим – ага ответил, - ничего я не хотел сказать.

Только хочу отметить, - что ты и Саша. Мошенники профессионалы, даже здесь, нас таких же, как и вы, всё время хотите нагреть. У вас, что это болезнь? Скажи Азат, хоть раз в жизни правду. Сколько ты, до того, как тебя арестовали?


- Ты нагрел бедолаг. Азат улыбаясь, ответил, - скажу Бяшим – ага, если ты, никому не скажешь. Кроме кума - Исы и базара. Жизнь мошенника, чистое кино, сплошное мелькание.

А кидал я, только иностранцев, особенное удовольствие, мне доставляло кидать, лохов иранцев. Иранцы жадные до денег. Они привозили монаты мешками. Я им конвертировал в доллары, но вместо сто долларовых купюр, ввинчивал им одно долларовые. Занимался, так называемой ломкой. Держал портмоне в руке, сверху лежали сто долларовые купюры, внизу одно долларовые, когда считал сто долларовые, то в это время спорил с ним.

Мешок монат отдавал подельнику. А когда иранец варежку откроет, ввинчивал ему куклу. Он вложил всё в дипломат и уходил. Смывался и я. Когда приходил к себе на квартиру и начинал пересчитывать. То обнаруживал, вместо сто долларовых купюр, одно долларовые. В полицию обращаться боялся, так как вся наша операция не законна. А если и кто обращался, то их оттуда выгоняли. Они начинали искать нас.

Но никогда не находили. А мы тю, тю! Выжидали, присматривались, иранцы уезжали к себе на родину. А мы искали других лохов.

Бяшим – ага спросил, – и сколько, ты так кинул? Сколько кинул, - все мои Бяшим – ага. Много будешь знать, быстро состаришься, хотя, ты уже и так старая калоша. А залетел сюда, потому, что обнаглел, потерял чувство меры. Кинул барыгу наркомана!

Такого, как ты, - ввинтил ему за героин куклу. А он сучара, заявил в полицию и сказал, - что продал мне серебреные украшения.

Так, что нашла коса на камень. И тогда мне ввинтили восемь лет. Бяшим – ага сказал, - что же ты нам вкручивал, что сел за магнитофоны? Что продавал не той марки? А что, - я похож на лоха? Буду вам рассказывать правду, а если среди нас стукачёк? На зоне сук столько же, сколько блох на старой кошке.

А он доложить куму! Меня тогда раскрутят, и получу, все пятнадцать. Бяшим – ага сказал, - и сейчас, ты нам вкручиваешь.

Может и вкручиваю! Яшули считай, - это за сказку. Я сам себе иногда не верю. Почему я должен верить вам? - ты спроси у Саши, за что он сидит?

Он разве тебе правду скажет! Скажи Саша? Ты ведь тоже, как я слышал. Туркам бриллианты продавал? И всучивал им, вместо бриллиантов, стекляшки. Саша засмеялся, – было дело. Только не бриллианты, а медные кольца. Вместо золотых.

Бяшим – ага спросил, – что и проба была? Всё было Бяшим – ага. И проба была. Только мозгов не было! Так же, как и Азат. Обнаглел. И всучил эти кольца своим, Марыйским спекулянтам.

А они через месяц, заявили в полицию и при обыске у меня нашли под диваном два таких кольца. Вот в чём моя ошибка. Одним словом, фраернулся!

За что и плачу. Дергаюсь. Жду амнистию – помилование. Ты ведь сам сказал, - что я уйду? А желание у меня одно. Освобожусь, кину по крупному, этих спекулянтов и завяжу! - Всё!

У нас ведь короткая память. Забываем мы поговорку, - «Сколько верёвочка не вьется, а конец найдётся». Бяшим – ага спросил:

- Неужели завяжешь? Бяшим – ага, если выпустят! Бля буду, завяжу! Ведь из – за меня страдают, жена и дочка. Они со мной жили хорошо. Жена не работала. И не привыкла работать. Специальности нет. Вот и сейчас и страдает. Другого пути нет. Акмурад спросил, - а что, ты можешь делать?

Я ведь классный ювелир. Из говна конфетку, могу сделать! Но лёгкие деньги, сбили, столку. Он говорил, - убежденно, серьёзно. А к тебе старому ишаку, я обязательно приеду, через пару месяцев. И дачку привезу классную. Даю слово.

Бяшим – ага ответил, - покачивая головой. Свежо придание, но верится с трудом. Но, сейчас кажется, я тебе поверил. Смейтесь, смейтесь!

Хорошо смеётся тот, кто смеётся последним. Но пока мы делим, шкуру не убитого медведя. Я то, ведь не на свободе! А ты, старый! Так заразил меня своей уверенностью, - что я спать последнее время не могу. Слушая его рассказ, почему – то поверил ему. Саша или великий артист, что всем мог, так запудрить мозги. Или же действительно, слова Бяшим – аги, его задели за живое. Скорее всего, он говорил правду.

И верить ему, - не было оснований. Слишком часто, менялось настроение у таких, как Саша и Азат. Их настроение менялось, как флюгер. Если бы зекам выдавали дипломы, по воровской философии, то эти ребята стали бы профессорами. Их талант заключался в том, что они способны были любого убедить в своей правоте. Они так убедительно рассказывали про свои похождения, о том, как они раскаиваются, что все обитатели комнаты, стонали от восторга.

А через пять минут, плевались от того, как они профессионально, полоскали нам мозги. Если бы не знали, за что они сидят, можно было принять их рассказы, за чистую монету, а вернее за правду. Но, к сожалению, это было наигранное враньё. Вот здесь наступал момент, когда надо было отделить зёрна, от шелухи. И понять, кто есть кто. И вспомнил, который раз, знаменитую зековскую триаду: