За это молодец, что описываешь своё пребывание, в неволе. Предупредил, что здесь на зоне, тебе будет трудно записывать, за тобой будут смотреть десятки глаз, а среди них много стукачей

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9

- А никак! Он был взбешен. Издал такой рык, который напугал бы и льва. Стал ругаться: Чума! Шушера! Сволочь! Блевотина! Паскуда! Сука позорная! Мы смотрели на него и не понимали.

Кого он ругал, хозяина или повара. Скорей всего хозяина. Аман сказал, - таких людей надо к нам в барак. Тогда они научаться своё слово сдерживать. Бригадир затем сказал, - я за всё отвечаю!

Пойдете в одно место, - у меня в заначке есть вяленая осетринка, всякий разный Ашхабадский шурум-бурум, что поможет нам забыть обещание хозяина и отметить твоё становление, Саша, как каменщика.

По пути к уеденному пиршеству, мы зашли в санчасть. Сейчас мне наш зековский доктор сделает укольчик. Печень стала барахлить. В комнате сидел заключённый медбрат.

Небольшого роста, белобрысый с залысинами, с внимательными глазами. Светлый был человек, добрый, хороший. И лицо его не было властным - жестоким. Он спросил нас, - что накормил вас хозяин? Бегенч удивлённо уставился на него, спросил:

- Откуда, ты знаешь Игорь? Чтобы всё знать, - не обязательно по зоне прыгать. Он оказался, - тварью летучей. Волк позорный! Если так поступил, - ответил Бегенч.

Об этом не надо говорить. Его жизнь сама, научить. Ты Игорь, - давай делом займись. От твоих слов у меня давление поднялось. Игорь вынул шприц, сделал укол, сказал, - Бегенч, у тебя осталось всего две ампулы. Ты шевелись, - ищи? Сейчас появились таблетки, которые заменяют уколы. Бегенч, попросил:

- Ты, напиши название на бумажку, - я поищу. Игорь стал писать. Аман попросил его, - ты напиши этому человеку, доктор, - пусть берёт больше и кидает дальше. Бегенч ответил:

- Игорь, это ему, ты напиши, это лекарство. Он этим занимается. Вот, что говорун, - помолчи пока. Я схожу и принесу, - что обещал. И ушёл. Аман, спросил Игоря, - что - то у тебя доктор тихо? Что на зоне, нет больных?

- Больных полно. Но у них нет лекарств. У нас даже зелёнки нет. Пришёл Бегенч, принёс свёрток. Ты, доктор открой нам комнатушку, мы здесь перекантуемся до вечера. Заодно и похаваем. У меня, кое - что есть.

Перешли в другую комнату. Когда Бегенч развернул свёрток. В Ашхабадском «шурум-буруме» лежал кусок вяленой осетрины, был и кусок ароматного с чесноком сала, толщиной в ладонь. От таких яств, слюнки потекли.

Аман спросил, - откуда? От верблюда, - ответил Бегенч. Я же тебе говорил, заначка это моя. Все повернули головы в сторону Игоря. К такому хавчику, да по 10 грамм, спирта! - Как доктор?

С возвратом могу организовать. Аман ответил, - через неделю, доктор верну. Он принёс пузырёк. Там было грамм сто. Сказал, - чистый спирт. Разбавить водой? Бегенч ответил, - обязательно, больше будет.

Ты, туда налей побольше воды. Выпив по двадцать грамм, чувство было, что выпил двести. Все ели с удовольствием, неспеша, не жадничая. Каждый, кусочек очень долго пережевывая. Вспомнил уроки Креста. Это он учил, - так есть. Эту науку, здесь знали. Понимал и я. Простое сало превращалось, в лакомство, ели с упоением, наслаждаясь, питательностью, запахом. Аман спросил, - не жалко?

Я его берёг, для такого случая. А Саша, молодец с Акмурадом, такую работу сделали, - без цемента! На воле, ни один человек за такою работу, не возмёться. Да и стена эта, никому не нужна. Коту нечего делать, - так он яйца лижет. Так и нашему хозяину. Продолжил. Все начальники, устанавливали свои порядки, бестолковые, не умные, особенно дурной Сулейман. Он ещё дров наломает, - поверьте мне? Он пошёл по скользкой дорожке. Не может понять то, что он делает, все видят.

Уже привёз на зону, личных поросят, корм. Говорит, - для зоны. Но все знают, что это его личные. И улыбаясь, сказал, - а нам - то что, всё без разницы. Собака брешет, а мы едем. Куда едем?

- Спросил Аман. По сроку едем. День, перекантовались, хорошо! Посмотрите, - чем зеки занимаются? Кто капает, кто таскает, кто за кроликами ухаживает. А у нас своё дело. Нет нервотрёпки. Что пошлют, не зная, что делать. Без промзоны, туго.

Зашёл Игорь, сказал, - чтобы мы закруглялись, так как должен прийти начальник санчасти. Мы всё убрали, вышли из санчасти. Настроение было хорошее. Аман нам с Акмурадом, сказал:

- Зайдём в одно местечко. Мы согласились. Он привёл нас в каптёрку. Там находились, три зека.

Мы зашли, поздоровались. Аман стал решать, какие - то вопросы с каптёрщиком, Дурды. Остальные, покуривая, переговаривались о чём - то не значительном, они вдруг примолкли, затем, поглядывая на Дурды, стали перешептывается.

Слушай Дурды, - обратился зек, по кличке «Окунь», - что мы тут сидим, понимаешь, мы решили, немного кайфануть, а? Время есть, - кайфанём?

У меня, есть такой смак, пех - пех, только багдадский вор курил! Акмурад сказал. - я выйду, пойду на дальняк.

Он ушёл. Дурды бросил быстрый взгляд на меня, - ну мол, как? И, помолчав, выждав время, бросил!

- Действуйте? Все оживились, особенно Аман, сгрудились вокруг Окуня. А он достал, откуда - то из носка анашу, - тот самый смак, который мог курить, только багдадский вор.

Скрутил большую папиросу, затянулся первым и пустил самокрутку по кругу. Каждый благоговейно вдыхал дым анаши и передавал самокрутку следующему. Когда очередь дошла до Амана, тот жадно затянулся, зажмурив глаза, потом протянул самокрутку мне. Ну, Саша:

- Глотни и ты малость, что ты, лысый? На курни? Да не жмись ты, ей - богу, ты что, девка!

Нет Аман, я курить не буду, не старайся! Наотрез отказался я. Тот сразу, оскорбился. Ты, что хочешь, - чистеньким, остаться? Тебе, как лучше, хочешь сделать, а ты в душу плюешь! Я тебе, в душу не плюю, Аман, - ты не прав.

Да, тебя разве переговоришь! Махнул рукой Аман и, затянувшись ещё раз, передал самокрутку Окуню, а тот с кавказкой ловкостью, протянул её Дурды. А теперь, дорогой тамада, твоя очередь!

Твой тост! Дурды молча отвёл руку. Ну, смотри, - хозяин - барин! Жалеючи покачал головой Окунь, и самокрутка вновь пошла по кругу. Взахлёб затянулся неизвестный, за ним все остальные. И вскоре настроение куривших начало меняться, глаза их то туманились, то поблескивали, губы распалились в беспричинных, счастливых улыбках и только Аман, всё не мог забыть обиды, всё бросал искоса недовольные взгляды на меня и бурчал себе под нос.

Тоже выискался каменщик, - а я подсобник, все выгоды, - гад Бегенч. Я смотрел на него с недоумением. Понял, - что он вошёл в транс, ничего не соображает. Сидя на стульчике, Дурды молчал, невозмутимо наблюдал из своего угла за сеансом курения с иронически - вызывающей, снисходительной улыбкой. Юркие уничтожающие взгляды, которые он кидал время от времени на нас, говорили о том, - что он доволен происходящим.

Я понял, - что Дурды разрешив покейфовать присутствующим не спроста, он устроил показной спектакль. Вот мол, какой я? Гляди, как я силён и как бессильны вы. Не мог понять, для чего он устроил всё это. От доброты душевной. Такого не могло быть. Все участники кайфа лежали на матрасах. И хотя, я делал вид, что мне всё происходящее безразлично. Встал, хотел уйти. Дурды сказал:

- Подожди, есть разговор?

Обратился ко всем, - чтобы после вечерней проверки, пришли сюда и навели порядок в каптерке. Окунь ответил:

- Дурды, ты, не волнуйся, всё путём, все придут. Обратился ко мне:

- Ты, ведь мужчина и должен прийти. - Я уже наработался и мне это не нужно, - я не курил анашу. И последней, опять же, предложение Амана, курнуть от его бычка, от той самокрутки, которая с каждой затяжкой, обслюнявилась, всё больше, пока не приобрела, наконец, зловещий желто - зелёный оттенок.

На, Саша, - да не вороти морду? Я ж от чистого сердца. В нём, бычке, самая сладость, аж мозги киселём расползаются! Развязно, - приставал Аман. А поработать, всё равно придётся!

- Не лезь! Раздраженно оборвал его я.

- Чего ещё не лезь! Я к тебе, со всей душой, - а ты выпендриваешься, морду воротишь! Ну, дай сюда, дай! - Сказал я и, протянув руку за тлеющим бычком, поднял его над головой и бросил в открытое окно.

Это произошло, так быстро, что все, включая Дурды, на некоторое время онемели от неожиданности. Видел?

- Вызывающе обратился к Аману. Все видели, что я сделал. Обвёл гневным взором присутствующих, сказал:

- Я не курю анашу и работать не буду! Вы курили, - вы и работайте! Аман, а за ним и все остальные недоуменно и вопрращающе обернулись к Дурды. Как мол, это понимать, что ещё за выскочка тут, объявился?

Дурды демонстративно молчал, насмешливо переводя взгляд, с меня на остальных. Первым не вытерпел Окунь. Слушай Дурды, - ты, что молчишь?

Ты, что нэмой? - Нет! Я нэ нэмой! Передразнил его Дурды и жестко добавил, не скрывая злорадства. Я сказал, своё слово. Вы, все должны за хумар отработать? А в остальном, разбирайтесь сами?

Больше, я ничего не скажу, - он спятил! Он заложить нас. Если отказывается работать. Все поднялись. Проклинал Амана и Акмурада, так долго, который, не возвращался. Ты, что пялишься, - сявка! Такая фишка, тебе выпала. Не лезь со своим уставом в чужой огород.

Этот огород, беспредела и вы за это, - ответите? Он ещё пугает! Смеясь, обратился к остальным, Окунь. Был каменщиком, станешь грузчиком. Ну, молись, - сучара!

- Стойте, стойте! Послушайте меня! Пытался, что - то им, объяснить, кричал Аман, видя, как разъярились накурившие анаши зеки, но было уже поздно.

Они бросились на меня, как бешеные собаки. Окунь и те двое, наперебой молотили меня кулаками. Да перестаньте! Беспомощно бегал Аман вокруг. Но ему не удалось их остановить. Завязалась жестокая, рукопашная.

Отстаньте сволочи, зарежу! - Крикнул Аман. Я отбивался, что было сил, стараясь, отодвинутся к углу каптерки. Я теперь лично убедился в свирепости, жестокости, садизме наркоманов, а ведь давно ли, они блаженно улыбались в эйфории. Понимал, - что схватка идёт не на жизнь, а не смерть, понимал, что силы далеко не равны. Их трое, здоровенных зеков, где мне с ними справится. Аман не в счёт.

Дурды же всё это время по - прежнему сидел на своём месте, как зритель в цирке, но, не скрывая своего злорадства. Оставалось одно, - пробиться в угол. Бей, бей! Под дых, под дых его, бесновался Окунь. Отбивался, что было сил, они как пиявки повисли на мне. Тело налитое свинцовой тяжестью, всё больше тянуло вниз, знал упаду, забьют.

Чувство мгновенно обострилось. Потребовалось невероятное усилие, чтобы перехватить руку Окуня.

Мозг сработал, словно объектив фотоаппарата, запечатлев в его оскале даже сломанный, почерневший зуб. Мне удалось остановить удар. Правой рукой, поймал Окуня за широкий рукав и с силой дернул его на себя, одновременно левым локтем коротко встретив его ударом прямо в сомкнутые челюсти, вложив в этот удар всю накопившую злость. Окунь, обмякнув, повалился на пол.

В это время слева подскочил второй и попытался ударить, но я его остановил прямой ногой, но он в последнею минуту отскочил в сторону. Третьего успел встретить ударом между ног, от которого, он с криком присел. И в это время, наконец - то вошёл Акмурад. Он недоумённо смотрел на меня. Спросил:

- Что случилось? Показал рукой на Дурды. Он побледнел, промямлил, всё нормально. Еле сдержался, чтобы накинуться с кулаками, измочалить мерзкую рожу.

Но, я сделал над собой усилие, стиснул зубы и сказал, - задыхающимся от злобы голосом, - что ты мямлишь, мне с тобой разговаривать не о чём. Поднялся откуда - то Аман. Я не понял, куда он подевался, когда дрались. Окунь и остальные сидели на матрасе. Трясущими от волнения руками закурил сигарету. Увидел, как Окунь потянулся рукой за ножкой стула. Тут же гневно, цыкнул на него:

- А ну брось? Убью, падла. Акмурад подошел ко мне, спросил, - что случилось? А вот он, - указал на Дурды. Хотел загрузить меня.

За затяжку анаши, хотел, чтобы я ему привёл в порядок, его каптерку. Акмурад обратился к Дурды, спросил, - но ведь это беспредел? Тот, понял, что наломал дров, ответил:

- Пошутить, нельзя! Какие шутки, залепетал Аман. Дурды сказал, - давайте прекратим базар, а потом поговорим. Акмурад попросил меня, успокоится, и вывел, на улицу. Он, оглядел меня и присвистнул! Картина разноцветная, а не человек.

Здорово разрисовали! Долго, он воспитывал меня, и я не огрызался, чувствовал, жалеет. Постояли мы с ним, так полчаса, он мне душу разворотил. Словно по щекам нахлестал, сказал:

- Ты ведь только из ШИЗО? А после сегодняшней стычки, мог раскрутиться и получить, новый срок, - что не понимаешь? Спросил, - куда, ты ходил? Там ведь они распряглись, после того, как не стал курить анашу. А Аман!

- Что Аман, он обкурился и ничего не соображал. Когда они кинулись на меня. Он от испуга, в штаны наложил.

Пошли в туалет, там я умылся, привёл себя в порядок. Я чувствовал солоноватый привкус во рту, ужасно болела голова, спина, но особенно болело ребро, по которому старательно, несколько раз, врезал Окунь. У меня было такое чувство, будто меня пропустили через мясорубку. Но всё же настроение улучалось, когда оказался на свежем воздухе. Акмурад сказал:

- Надо, что – нибудь придумать. Как оправдать ссадину на лице. Не надо ничего придумывать.

Скажу, что ссадину получил на работе, поскользнулся и упал на кирпичи. Только надо предупредить, бригадира. Попросил Акмурада:

- Ты, иди и предупреди его? А я пойду в комнату и полежу, а то всё тело болит. Когда зашёл в комнату, Бяшим - ага посмотрел на меня, сказал:

- Кто это тебя? Ответил, - на работе упал. Он смочил тряпку водой сказал, - приложи к щеке, полегче будет.

Минут через 20 пришёл Акмурад с Бегенчем. Бегенч стал меня расспрашивать и упрекал, - у вас что, головы нет? Зачем пошли в каптёрку? Приключений искали! Выслушав меня, сказал, - этот Дурды, сегодня получить своё.

Попросил его, чтобы он это не делал, я сам через пару дней с ним разберусь. Ты, его не знаешь, - он так всё преподнесет, что до конца срока, не отмоешься.

Спросил, - а где Аман? Акмурад ему ответил, - это Аман нас туда повёл, чтобы обкуриться, а что получилось, ты знаешь. Ну и сука подпольная, - этот Аман. Поступим так. Если тебя подтянет опер, скажешь то, - что вы с Акмурадом придумали.

А пока ложись на шконку. А я пойду, кое с кем, покалякаю. Этому Дурды, мало не покажется! Да и Окуня, на место поставим, - такое прощать нельзя. И ушёл. Лёг на шконку, положил мокрую тряпку к щеке.

Стал себя ругать, зачем пошёл в эту каптерку. Был уверен, что об этом происшествии узнает кум, будет проверка. Немного испугался. Подумал, что - то вперёд, предусмотреть нельзя. Жизнь суровая вещь, это не партия в шахматы, котирую, можно отложить и сейчас чувствовал, что сегодня мне ставили мат, позорно загоняя в угол доски, словно к параше.

Blog