За это молодец, что описываешь своё пребывание, в неволе. Предупредил, что здесь на зоне, тебе будет трудно записывать, за тобой будут смотреть десятки глаз, а среди них много стукачей

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9

Написал обычное письмо, как будто, нахожусь в другом городе, о зоне ни слова. Попросил прислать фото, всех наших друзей. Подумал, что у нас теперь разная жизнь, разные взгляды на определённые вещи и события. Поймал себя на мысли, а думаю, я ведь так же, как и тридцатилетние зеки.

От восемнадцатилетнего паренька, я уже далеко ушёл. Того паренька не стало, стал расчётливый, циничный зек. Опыт накапливался с тригтнометричной прогрессией.

То, что я узнал, находясь в заключении, это был реальный жизненный опыт, с которым, надо было считаться. Прожитый день, равнялся прочитанной книге. Вспомнил Креста.

Где ты теперь, - мой тюремный учитель! Его рассказ о зоне полностью подтвердился, но жизнь вносила, свои существенные коррективы. Единого рецепта поведения, не возможно было предусмотреть, надо было решать, только самому.

Только в нашей комнате, зеки все были разные, каждый доказывал своё я! У каждого была своя методика, своя линия поведения, свой характер, своя мера испорченности. Только Акмурада, можно было отнести к правильным зекам. И на него до конца, нельзя было положиться.

Нужно было время, время хороший судья. Никто не жил по понятиям. Это огорчало, семья в комнате не складывалась. Авторитетного, объединяющего зека не было.

Смотрящий по комнате Тойли, решал свои личные интересы, его это не волновало. Сложилось мнение, что здесь на зоне, каждый жил своей жизнью. Жили одним днём, задача была одна, найти еду, сигареты, увильнуть от работы. Возложить свои обязанности на другого и кого – нибудь обмануть. Это были, - волки одиночки, перевоплощенные в человеческое обличье. Администрацию колонии, такое положение устраивало. Что – то менять, они не собирались.

О перевоспитании, занятости зеков, вопрос не стоял. Мы отбывали свой срок, а они получали свою зарплату. Жили по принципу: - «Овцы целы и волки сыты». Время двигалось, как черепаха.

Через два дня, приехал отец. Выглядел он плохо. Хромал на правую ногу. Сказал, - артрит не даёт покоя! Видел, с каким трудом он передвигался, но крепился.

Привёз такие же громадные сумки, как и раньше. Он начал суетиться, доставал еду, чтобы меня накормить. Зашёл дежурный, капитан Гаипов со свиданьщиком Оразом. Стали обыскивать сумки, искали водку. Гаипов спросил:

- Почему, так много? Не возил бы, такие сумки, если бы вы зеков кормили.

Гаипов промолчал. Когда уходил. Сказал, - в вашем распоряжении, два часа. Отец задал вопрос, – привыкаешь? Хотел ответить:

– Куда я денусь, жизнь заставить привыкнуть. Нас так охраняют! Ответил,-привыкаю! Сам был, очень рад свиданию. И в дальнейшем свидания, были для меня праздниками. Свежие вести с воли, хорошая еда, так я ел, только на свидании. Отец знал, что привозить.

На миг почувствовал, - что нахожусь дома, среди родных, уважаемых, любимых людей. Правда, отец всегда мучил меня, своими вопросами, въедливыми, подробными. Он интересовался, буквально всем.

Кто смотрящий по зоне, велояту, комнате. С кем живу в комнате, их фамилии, за что осуждены, их поведение, кто пришёл, какие произошли изменения? Это раздражало меня. Он раздевал меня, осматривал тело, просил и требовал, чтобы я не делал наколки.

Всегда проверял, не потребляю ли я наркотики, всматривался в зрачки, осматривал вены. Спросил его:

- Ты перестал мне верить? Он шутил. Говорил, - доверяй, но проверяй! Сказал, - что месяц назад, отправил прошение на помилование. Получил ли он, хотя бы один ответ, на 15 заявлений? Он ответил, - нет.

Стал меня успокаивать, говорил, - что сейчас, пишут очень много и правоохранительные органы, не успевают отвечать. Я сказал, - но ведь за 8 месяцев, можно было, хотя бы на одно ответить.

Он развёл руки. Всякое бывает. Но, на прошение о помиловании, они ответят. – Почему? Прошение попало, лично президенту, - а он ответить. Хотел ему сказать:

- Свежо придание, но верится с трудом, - но промолчал. Понимал, что отец, переживает, болезненней, чем я. Несмотря на то, что я нахожусь, в неволе. Он, как будто прочитал мои мысли, сказал:

– Лучше бы я здесь находился, чем ты. Но закон, не разрешает. Отец сказал, - давай поменяемся! Ты на волю, а я останусь здесь. Нет! Ты это не заслужил. А я молодой, - всё выдержу! Он достал из сумки, привезённые книги. Это все книги о зонах. Читай, - набирайся опыта! Хотел, наверное, спросить. О зековский триаде. Я его опередил. Помню, не надо! Он улыбнулся. Так быстро прошло четыре часа. Несколько раз заглядывал свиданьщик, но, посмотрев на отца, уходил.

Приходил Сердар, принёс малявы от зеков, забрал мешок с передачей. Сказал отцу, - чтобы он не беспокоился. Мы смотрим, за ним. Улыбался, смеялся, показывал, как хорошо нам на зоне живётся. Я подумал, - что Сердар любому может мозги запудрить, но не отцу. Отец всё понял. Спросил, - что, он такой весёлый, освобождается? Он не попадает.

Тогда почему, он такой весёлый? Он всегда такой. Рад, что передачу получили, перед новым годом. Отец сказал, - веселье его, не естественное, наигранное. Таких артистов, здесь много. Передал ему свои записи.

Сказал, - береги их? Но никому не показывай, тебе я верю. Стали прощаться. Когда отец обнял меня, почувствовал, что помилование, пройдёт мимо меня. Отец расстроился, но держался, не показывал вида.

Я убедился, что он сильно переживает и никогда не успокоится, пока я в заключении. Взял свои целлофановые пакеты пошёл к себе. Такое страшное желание было, повернутся, посмотреть на него. Но собрал всю свою волю в кулак, не повернулся.

Не оглядываясь, дошёл до барака, зашёл в комнату, там ждал меня Бяшим – ага. Он, как всегда, раскладывал продукты, отдавал долги. Отдал ему принесённые мною пакеты. После встречи с отцом, настроение было приподнятое. В свой пакет переложил туалетные принадлежности.

Бяшим – ага стал просматривать книги. Сказал, - что Саша, продолжаешь изучать, как жили зеки в тюрьмах? Ответил, - мне ещё предстоит узнать многое, а время идёт. Вам привет передаёт отец. Бящим – ага ответил:

- Отец, остаётся отцом! Он переживает случившееся, сильнее тебя. Стал спрашивать, о новостях в Ашхабаде. Какие могут быть новости. Там на воле, амнистию ждут, так же, как и мы. Но тоже не знают, кто попадёт. Всё держится в секрете. Отец передал целую пачку свежих газет. Там были туркменские и российские газеты.

Бяшим – ага сказал, - зачем так мучить, издеваться? Министерство юстиции тупоголовое, должно было подготовить, - указ об амнистии. Там чётко расписать статьи, которые попадают под амнистию, категорию осужденных.

Опубликовать его, - не было бы никаких домыслов. Как в советское время. Было чётко и ясно. Хорошо ли, плохо ли, нравится, не нравится – всё принимай, как должное. А сейчас, там, в Ашхабаде, пока не соберут, урожай взяток, ничего не делают. Что это за амнистия, пофамильная, вот это называется беспределом. Посмотри на зеков?

Что с ними стало? Что – то новое – то ли смиренная покорность, то ли терпеливое выжидание, как на зимовье в разбушевавшию пургу. А верно, что самое тяжелое дни в лагере – это последние дни перед амнистией.

Сколько беспокойных ночей, дум, размышлений, переживаний. Кому нужны мы, обломки человеческих существ. Жизнь многим из нас была мачехой. Счастье, наверное, та самая жар – птица, которую не удалось нам всем здесь сидящим, ухватить за хвост.

Вошёл в комнату Саша. Настроение у него было приподнятое. Он спросил, – Саша, отец муку привёз? Бяшим – ага ему ответил:

– Ещё, чего захотел! Зачем тебе мука? Да думал, у нас праздник будет! Какой праздник, через три дня, новый год, – сказал Бяшим – ага. Саша ответил:

- Видел в 15 хате, хлеб на сковородке пекли. Так свеженького захотелось! Просил, прогнали. Ну и хотел попросить, тебя яшули, испечь, что – нибудь. Бяшим – ага вынул привезённый отцом чурек, отломил кусок. Подал Саше, - на балаболка, это тебе не на сковородке приготовленный!

Это настоящий, выпеченный в тандыре, на саксаульных дровах. Отец Саши, - всегда такой привозит. Саша от удивления раскрыл рот и сказал, - а для тебя Бяшим – ага, я приготовил стишок.

Но сейчас его произносить, как – то не к месту. Ну ладно мошенник, - давай, что ты для меня приготовил. Иначе чурека тебе не видеть, как своих ушей. Саша ответил, – я в 15 хате рассказывал, а они меня после моих слов, выгнали. Ты давай рассказывай, - не тяни кота за хвост. Саша стал около шконки, ногу выставил вперёд и рассказал:

Нынче праздник воскресенье

Нам лепёшек напекут

И помажут и покажут

А поесть – то хрен дадут.

Бяшим – ага рассмеялся, - дал чурек Саше. Он взял в руку понюхал. Ответил, - пойду в 15 хату, подразню этих лохов. Только Бяшим – ага, дай целый чурек, на пять минут. Горбатого могила исправить?

Ты умный Саша, как утка, - воду пьёшь, но не ссышь. Пошёл вон! Греби отсюда! - Зевало, не раскрывай лапоть! Не у тёщи! Чего негодник, захотел?

- Иди, иди, чего вылупился! Саша, посмотрел, на него улыбнулся, запел: - «Цыплёнок жареный, цыплёнок пареный, цыплёнок тоже хочет жить»!

Ты, что яшули, подумал, что я этот чурек, замылю. Бяшим – ага посмотрел на него, долгим тяжелым взглядом и бросил сквозь зубы, - от тебя всё можно ожидать? Ешь, что даю, и спасибо в кармане не держи. Это скажи Саше. Саша стал серьёзным.

Твой отец, настоящий мужчина. Завидую тебе браток! Это говорю от души. Бяшим – ага ответил, – вот так бы сразу начинал! Отрезал ему кусочек сала, сказал, - что ты в сухомятку, чурек портишь.

Он сел на шконку, ноги сложил под себя. Поел. Хотите скажу новогоднее пожелание. Бяшим – ага повернулся, сказал, – на Новый год и скажешь! А сейчас, что говорить? Саша ответил, – что – то я от сала и свежего чурека разомлел. Хочу тебе и Саши сейчас. Стал декламировать:

Да принесёт грядущий Новый

Свободу сладкую для нас!

Да снимет с наших рук оковы!

Да вытрет слёзы с наших глаз!

Согрев целебными лучами.

Тюремный кашель унесёт!

И в час свободы пусть с друзьями

Соединит нас. Новый год.

Когда декламировал, голова его без шеи, была направлена в угол комнаты. Глаза неожиданно обесцветились и стали напоминать кусочки льда. Невозможно было вынести беспощадный взгляд этих глаз. За внешней весёлостью, виделось его скрытое переживание.

Бяшим – ага посмотрел, на него сказал, – что переживаешь, думаешь, как тебя встретят? Видел я, как ночью не спишь, крутишься? Ты не гони, не думай! Освободишься, приедешь домой, осмотришься, не делай поспешных выводов.

На жену не наезжай, за то, что не приезжала? Разберись? Бакланит, прекрати? Смотрю на тебя и вижу. У тебя такое лицо, как будто три дня запором мучаешься. Я вижу твоё состояние.

Место, где ты находишься, для тебя становится враждебным и пустынным. Каждый человек, кузнец своего счастья. Надейся, только на себя. Запомни мои слова. Вошёл Гандым. Воскликнул:

– Ну ты, и даёшь! Смылся от работы, а здесь подкармливаешься и лясы точишь? Бяшим – ага остановил Гандыма. Вы не перетрудились.

Что не видишь! - Он места себе не находить, мечется, не знает, как время убить. А за одно и подкормиться, - ответил Гандым. Саша растерялся. Теперь он по настоящему почувствовал, свою беспомощность. Он молчал. Встал и пошёл к выходу. Гандым спросил:

– Что с ним? Бяшим – ага ответил, – ты иди и не просто иди, а иди …. Что не видишь? Переживает, что его ждёт, там за колючей проволкой. А что его ждёт? Его ждёт свобода. Мой совет тебе, Гандым. Отвали от него! Увянь!

Гандым попросил у меня сигарету и ушёл. Вышел и я на улицу, пошёл в кельдым к Акмураду. Он сидел и ремонтировал солдатские сапоги. Встал, спросил, – ну, как свидание прошло, дома всё нормально? Отец не много приболел, остальное, как вроде нормально.

Дал ему пачку сигарет, спички. Он сказал, - пойдем на улицу, от этих ниток, в глазах рябит. Присели около двери, стали курить. Вдруг Акмурад, показал на груду камней. Смотри? Я увидел. Как радостно метнулся маленький зверёк в расщелину. Захлопотал, затрещал, защелкал, как птичка, радуясь хорошей погоде. На груду камней вылез суслик. Он поднял передние лапки, вымыл мордочку, поворачивая голову, пронзительно засвистел. Сколько живу, здесь и ни разу не обращал, внимания.

Откуда, он мог здесь появиться? Да в такое время, - сказал Акмурад. Тоже срок тянет. Только, кто его бедолагу осудил. А это, наверное, опушенный, пошутил Акмурад. Ведь кругом степь, пустыня, на десятки километров. Чем, он может здесь питаться?

Надо завтра принести ему хлеба. Вдали появился Тойли. Позвал меня. Акмурад сказал, - до вечера не вытерпел. Будет на общак, деньги требовать, шакал. Когда они подавятся этими деньгами. Я из носка вынул 20 тысяч монат. Встал. Пошёл к нему и отдал деньги.

Тойли стал оправдываться. Говорил, - что кто – то попал в Шизо и его надо выручать. Кто он? Он не назвал фамилию. Ответил, - что положено, то я даю. На остальное, нет денег. Он ушёл. Вернулся к Акмураду. Он сказал, – твои денежки плакали. Что он тебе гонит, - это туфта. На Новый год будут кайфовать смотрящие. А Тойли будет им прислуживать.

Кому нужна, такая жизнь? Зеки не могут обьедениться и за это всё, предъявит им. Да, в общем, то, это пустой разговор. Пусть пока резвятся! Концовка у них будет плохая. Уйдут на тюремный режим. Там им за этот беспредел, всё предъявят. Жизнь Саша, - это очередь за смертью, но только некоторые лезут без очереди.

Продолжил, - ты никогда не замечал, что лагерь – это, в сущности, уменьшенная копия всей нашей страны. Приглядись, влезь утром на крышу! Чуть свет, идут на работу мужички, тащатся, кряхтя. Затем, попозднее топают придурки: бухгалтера, парикмахеры, кладовщики - словом интелегенция. Эти не спешат. Смотрящие - как водится - от работы отлынивают: они заняты своими делами. Ну, а вокруг охрана, вооруженная власть. Всё брат по шаблону, по одному образцу.

Подошли солдаты, смотрели работу Акмурада, хвалили его. Он посмотрел на них изучающим взглядом, сказал:

– Ваши слова на хлеб не намажешь. Они развели руки. Нет ничего! Бесплатно ничего не делается, но для вас, я всегда готов.

Дал им по сигарете. Потоптавшись, они ушли. Акмурад сказал, - тот высокий, хороший парень, за ним я давно приглядываю. Надо завтра ему, что – ни будь подкинуть, – Что мы можем дать? Акмурад позвал меня в мастерскую, вынул коробку и показал различные поделки.

Там были, вырезанные им брелки из дерева, чётки, красивые рамки. Спросил его, -откуда? Ты, что думаешь, я здесь, только рваньё солдатское чиню. Показал деревянные заготовки, нож для вырезания по дереву. Вот, что солдаты аульские любят!

За эти безделушки, они всё сделают. Когда к ним приезжают родственники, они говорят, что сами сделали. Сказал Акмураду, – но, я ведь дома, такими вещами занимался. Почему не сказал мне раньше? Время пришло, поэтому и говорю.

Мы эти поделки, поставим на поток. Дал мне заготовку, – попробуй? Нарисовал цветок. Взял нож и быстро, стал вырезать. Он смотрел и удивился. Да, у тебя братишка, здорово получается! Но ведь вечером в комнате, можно этим заниматься.

Это пустой номер. Все станут просить. Что – ни будь сделать. А материала то, нет. Да и офицеры пристанут. Показал рукой на Гаипова, вон пошёл мудила

, из Нижнего Тагила. Он ныряет ко мне каждую смену. Пристал, как банный лист к ж… е. Ему, я наделал, рамок столько, что можно обвесит, пять его квартир. Не стыда, ни совести. Но, я его отошью. Есть для него у меня «заготовочка»! Какая заготовочка? Гаипов, основной поставщик наркотиков на зону, да и сам покуривает героин. Чтобы определить, кто потребляет героин, не надо быть большим докой.

Посмотри на зрачки, и они дадут тебе ответ. Зрачки у наркомана суженные, меньше размером, чем у нормального человека. А продает, он наркотики, через смотрящего Марыйского велоята Набатова Ялкапа. Осужденного за реализацию наркотиков.

По нашим понятиям, такой человек, то есть барыга, не может быть смотрящим. Но деньги делают своё дело, он на зоне, всех купил. За деньги и наркотики, стал смотрящим.

Что ты думаешь, об этом не знает кум! Он знает и тоже из этой кормушки, посасывает доллары. И соответственно Набатов является, одним из людей Исы.

Значит и он стучит? Вот этого, я сказать не могу. Не пойман, не вор! А, что Набатов приспособился, врос, в элитную группу зеков, это точно. Если будем, готовиться к побегу, эти люди, главная наша опасность. Иса им может простить всё, - но только не побег. Повернул голову и сказал:

- А вот и на ловца и зверь бежит. В нашу сторону, шёл Гаипов.

Акмурад встал и быстро попрятал заготовки. Он вошёл в мастерскую, важно, с каким – то пренебрежением. Теперь внимательно разглядел, его хмурое, ожиревшее, угловатое лицо с двойным подбородком и двумя резкими морщинами у носа, к плотно сжатым губам. Казалось, природа умышленно не позаботилось, что – то подшлифовать, подгладить, смягчить. Да и глаза, настороженные и недоверчивые, оставляли не приятное ощущение недоброжелательства.

Он, спросил у Акмурада, - как настроение? Акмурад ответил, - как у дворника, сколько нанесло, столько и убрал! Столько сапог принесли, столько и отремонтировал. Времени почти нет.

Ты, брось заливать, – где мой, заказ? Какой заказ? Вы мне ничего, не заказывали! Гаипов осмотрел помещение, ответил:

– А разве, я тебе не говорил, что на новый год подставку, для ёлки, надо сделать? – Акмурад ответил, - что – то, ты перепутал.

Гаипов постоял, сказал, - что – то я перепутал. Акмурад смеясь, спросил, – что сегодня, дома не ночевал? Гаипов довольный, ответил, – с кем поведёшься, от того и наберемся. Посмотрел в его зрачки. Сравнил со зрачками Акмурада. У Акмурада зрачки были в два раза больше.

Ничего, не сказав, Гаипов пошёл как - то странно вихляя и волоча за собой низкий зад, словно он у него был привязан. Акмурад улыбаясь, сказал, - красная рожа – эмблема печали. Саша видел придурка. Он же ничего, не соображает, обкуренный, не знает, что делает, ничего ни помнит?

Ты видел его глаза? Да! Его красная рожа и зрачки, обо всём говорят. Но, он не боится на зоне появляться, в таком виде. Акмурад сказал, - его язык опережает мысли. Если у мужика мозгов не хватает, ему и яйца не нужны.

Видишь, как бы они не хитрили, всё тайное становится явным. Такому дураку и «заготовки» делать не надо. Он сам залетит. Попросил Акмурада, дать мне дощечку и нож. Я, что – ни будь, сделаю? Акмурад ответил, - что так спешишь? Ещё успеешь. Пойдём в барак.

Вышли на улицу. Зависшую в воздухе пыль и дымок за зоной, сгустила опустевшая ночь. Было холодно. Заскулила овчарка. Рванулась, тявкнула и, позвякивая цепью, побежала вдоль зоны. Работавшие зеки, шли к бараку. Погода действовала на нас угнетающе. Вошли в барак. В коридоре мастер – зек ругал другого зека, требовал, чтобы он вернулся и окончил работу.

Тот кричал, – «Толкал я твою работу с бугра по - волчьи». Пусть пашет тот, кто белые булки жрёт. Его лицо выражало, что – то тупое, безразличное и совершенно не знакомое в лице. Перед нами стоял желчный, озлобленный человек. Акмурад сказал, – это Хабиб одноглазый, из 20 хаты.

Пусть с ним этот разбирается. Хотели пройти мимо. Но, Хабиб, стал нас приглашать в свидетели. Кричал:

– Он меня ударил? Акмурад оттолкнув его, сказал, – ты что плетешь? Разбирайся, сам камбала!

Подошёл смотрящий по Балканскому велояту Аннаев Ораз. Взял Хабиба за руку и толкнул, – а ну, заглохни? Хабиб стал ругаться с Аннаевым. Мы ушли к себе в комнату. В комнате Акмурад сказал, - теперь порядок. Этот Хабиб насосался анаши, теперь не скоро очухается.

Новый год Хабиб проведет в ШИЗО. Бяшим – ага спросил, - что произошло? Акмурад ответил, - Хабиб ничего не соображает, придурок, буйствует. Его пошёл воспитывать Ораз. Бяшим – ага ответил, – тоже нашёлся воспитатель. Из молодых, да ранний!

У самого ещё молоко не просохло, тоже нашёлся, смотрящий! Бяшим – ага, сказал мне, - ты что Саша, деньги есть, а спишь? - Ты куда делся? Акмурад ответил, – при чём, здесь деньги! Ты, что Бяшим – ага, не знаешь, что через два дня новый год? Шучу я, шучу!

А вы сразу, заершились! Зашёл Гандым, сказал, - что ещё за токовище

устроили? Бяшим – ага, спросил Гандым, показывая на живот, - чем сегодня можно будет, поразмыслить? А у тебя голова есть? Чтобы ещё мыслить? Бери чашку, наливай суп и мысли? Тоже мыслитель нашелся!

Мыслить будешь на дальняке. Хочешь, покажу фокус? Гандым ответил, - покажи? Бяшим – ага дал ему кусок бумаги, сказал, - разомни хорошенько?

Гандым спросил, - для чего? Стакан с водой к потолку приморожу. Гандым стал мять бумагу. Когда помял и стал распрямлять. Вошёл Саша. Когда Гандым передавал бумагу Бяшим – аге.

Саша стал смеяться, сказал, - второй лох попался Бяшим – аге. На эту детскую подставу. Гандым спросил, - какую подставу? Как, какую, ты для дальняка Бяшим – аги, бумагу помял. Гандым понял, что попался на уловку. Обругал его.

Бяшим – ага сказал, - тоже мне мыслитель! Ты думай, - а я пошёл. С отупевшим лицом, Гандым сел на шконку. Сказал, - сколько можно, Бяшим – ага? Это я тебе за твои размышления. Ты, что обиделся на эту шутку?

Гандым улыбаясь, ответил, – да нет, что ты Бяшим – ага! Ну, тогда поцелуй Сашу в ж…. у. Все смеялись, до коликов. Гандым сник. Что - то не вразумительное ответил. И сам стал улыбаться. Зашли в комнату остальные жильцы. Сели ужинать. Поужинав. Бяшим – ага, сказал, – теперь давайте думать, в отношении нового года. Сердар предложил:

- А что думать? У нас всё на мази. Саша получил дачку. Мясо есть! У меня спрятана бутылка спирту. Бяшим – ага приготовить, свой фирменный плов. Всё ништяк!

Бяшим – ага сказал, - но у нас есть человек, который обижается на нас. Сердар спросил:

Blog