Современные проблемы российской ментальности
| Вид материала | Документы |
- Статья представляет обзор исследований, связанных с проблемами менталитета и ментальности,, 77.08kb.
- Темы курсовых работ по дисциплине "Современные проблемы менеджмента" Современные проблемы, 46.67kb.
- Программа дисциплины «Современные тенденции развития медиасистемы» Специальность: Журналистика, 281.97kb.
- «Современные проблемы управления риском», 61.76kb.
- «Современные проблемы управления риском», 177.9kb.
- «Современные проблемы управления риском», 85.95kb.
- Программа дисциплины "современные проблемы науки", 33.09kb.
- Учебное пособие по курсу «Современные проблемы науки и образования», 564.67kb.
- Министерство образования Российской Федерации Казанский государственный технологический, 574.04kb.
- Программа, 261.73kb.
^ 1. Понятие структуры в социологии довольно многозначно. Далее будем понимать ее в контексте проблемы «структура и воля» как устройство или «устроение» общества (Э.Гидденс, «Устроение общества». М., 2002), которое вместе с действующим индивидом является участником социального действия. Структура в этом случае репрезентирует социальную систему общества, выступает условием для воли и действия социального актора.
^ 2. Процесс и результат структурации. Структура (или система, устроение общества) проявляет себя в действии. Она существует постольку, поскольку выполняются определенные, относительно жесткие правила, предписывающие людям определенное поведение (например, институциональное). Она в высшей степени устойчива, потому что одновременно создает возможности для эффективного действия и ограничивает отклонения от него, в том числе потенциально продуктивные новации. Однажды возникнув, структура не столько «стремится» к самовоспроизводству, сколько является реальным средством самовоспроизводства системы через поведение людей.
^ 3. Культура и структура. Как в этих процессах (фактически в структурации общества) участвует культура? Как «предсуществующая» обществу знаковая среда его существования – семиосфера (Ю.М.Лотман). В этой среде, выступая в качестве агентов своей деятельности, люди вырабатывают все необходимые им смыслы и значения, в том числе, нормативные представления и правила, которые затем проходят отбор на эффективность и адаптивность. Правила, прошедшие отбор, участвуют в воспроизводстве той или иной социальной практики. Они становятся неотъемлемым элементом описания системы, т.к. несут информацию о ее содержании. Иными словами, структурация общества происходит через социальную практику значений и смыслов, оказавшихся продуктивными.
Самоорганизация системы завершается созданием устойчивого и внутренне организованного самоописания, в котором социальное пространство деятельности дублируется обслуживающим его знаковым пространством, и в целом они представляют собой «структуру с культурой». Самоописание системы составляют тексты разного рода – законы, уставы, инструкции, кодексы, официальные и неофициальные истории, биографии действующих лиц, а также фольклор, анекдоты и прочее. В наиболее рафинированной и организованной форме самоописание системы предстает в виде идеологии, которая проявляет сущность того или иного «устроения» общества или его части.
^ 4. Общество, государство, личность можно рассмотреть как специфические социальные практики. И то, и другое, и третье – структуры, они воспроизводятся в традиционных социальных практиках и в силу этого в высшей степени устойчивы. Но две из них все-таки более способны к направленным изменениям. Это индивид и государство (если считать государство самосознающим (рефлексирующим) социальным субъектом, а как консолидированная правящая элита оно к этому способно). Общество – наиболее консервативная и наименее изменяемая структура из всех упомянутых. Оно воспроизводит себя через элемент, необычайно дорогой для природы самого явления социальности и охраняемый им до последней капли человеческой крови: через сообщество и его семиотического близнеца – знаковую систему коллективной идентичности. Иными словами, общество воспроизводит себя в практиках «Мы». К числу таких практик принадлежит и практика менталитета, обслуживающего весь спектр «Мы-форм» от чувства до самосознания.
^ 5. Структурная роль менталитета. Первым шагом социальной структурации является конкретная (предметная, материальная) практическая и прагматическая деятельность людей, в которой они, реализуя цели этой деятельности, «избирают», атрибутируют, репрезентируют и практикуют Структуру, дублируя материальный, «физический» слой деятельности культурным слоем – вербальным выражением этих правил, значениями, оценками – то есть языком системы, который тоже становится способом ее воспроизводства. Тем самым эффективное поведение человека снабжается виртуальной ментальной формой. Возникает свойственный данной и только данной структуре, сопричастный ей, продуктивный для нее способ мышления, осознания и отображения действительности – ментальность как знаковый аналог эффективного структурогенного поведения. Вторым шагом структура требует воспроизводства соответствующей ментальности уже от своих агентов. Она паразитирует на них теперь в виде их ментальности: ментальности с пометкой © – «структурная», «структурогенная». Итак: «культура → агенты → практика→ СТРУКТУРА → менталитет как знаковый аналог структуры». Менталитет – как культура, переработанная, переваренная, перетолкованная структурой, ангажированная ею, из всех интерпретационных возможностей культуры оставившая только одну – соответствовать структуре, поддерживать ее существование, защищать ее от реинтерпретаций, то есть от изменения.
Таким образом, менталитет фактически принадлежит структуре, является производной от нее и практикуемой в ней культурой (Ф.Тенбрук). Эта культура организована аутентично «физическому» миру и социальному пространству структуры. А в форме идеологии не только аутентична, но и аутична, ибо таковы ее миссия и функция – структуру охранять во что бы то ни стало. Читая формулу в обратном порядке, мы и исходную всеобщую культуру видим через свою, уже перетолкованную структурообразующей практикой. И в этом чтении для принципиально свободной культурной референции создаются, как говорят психологи, «ограничивающие убеждения».
Нашу точка зрения на весь окружающий мир, совокупность умственных навыков и умонастроений, с помощью которых мы практикуем нашу социальную жизнь, умственный слепок с нашей социальной культуры, привычки сознания, ограничивающие убеждения – вот что мы далее будем называть менталитетом. Возможно, стóит также различать «ментальность» и «менталитет» – как «возможность» и «реализацию»: умственную возможность вообще, опирающуюся на всеобщую человеческую культуру, – и ограниченную, застывшую, стереотипную готовность мыслить и действовать согласно условиям и требованиям структурированной культуры как практикуемой традиции.
Само понятие менталитета может становиться самостоятельным агентом, участвуя в объяснении и обосновании человеческих действий. Для сознания, не способного анализировать, оказывается достаточным поставить «знак анализа»: «У нас менталитет такой» – и самому мелкому поступку придается статус объективного исторического факта. Тем самым явлению менталитета приписывается системопорождающая сила: считается, что он может определять состояние экономики, возможности политики, пути развития.
^ 6. Менталитет и идеология. Действительно, почти фатальная, структуросберегающая роль менталитета заключается в том, что он выступает как скрытая идеология. Разница в том, что идеология стремится все объяснить, но ничего реально не производит, а менталитет ничего не объясняет, но все производит, так как продуцирует реальные действия реальных людей. Самим своим существованием он удостоверяет существование данной общности, культуры, общества, поскольку они являются производным от него продуктом. Это самая тонкая материя самоописания системы, не рождающая никакой потребности в рефлексии в силу самоочевидности и растворенности в аутентичной практике. Верх осмысленного отношения массы к привычкам своего сознания – юмор, смеховое «остранение», позволяющее на минуточку уловить несуразицы привычного. Сатирику М.Задорнову надо памятник ставить, потому что поведение публики на его концертах – это единственная массовая практика рефлексии (или квазирефлексии) нашего сакраментального менталитета.
Сакраментальный менталитет… В этой несколько тавтологической игре слов заключена не только ирония, но и важный смысл. Сакраментальность предстает еще одним знаком структурного статуса менталитета как жесткой формы культуры и ее стремления к самовоспроизводству. Сакрализованное умонастроение – эта «священная корова» – почти предписывает обществу сверхзадачу своего сохранения как традиции и как суперценности. Когда говорят: «В нашей ментальности этого не было и не будет» или, наоборот: «Россия была, есть и будет…» (например, авторитарной страной, как утверждает А.Кончаловский) – это и есть попытка сохранения ментальности неизменяемой. Иными словами, «менталитет» стремится быть негласной, неявной, иррациональной формой идеологии. В отличие от культуры, которая к этому стремиться не может, потому что неизмеримо более полна, сложна и принципиально поливалентна. Логика «менталитет такой» – тайный агент этой идеологии, вербующей себе сторонников.
^ 7. Перестать быть культурой… Заботясь о самобытности культуры, не будем забывать об обществе. В современном интеллектуальном дискурсе они, как правило, существуют раздельно, и это неслучайно. Понятно, что модернизация общества неизбежно влечет за собой нежелательные изменения культуры (уже потому нежелательные, что изменения). Категорический императив сохранения культуры останавливает общественную динамику. Чтобы хоть как-то работать с этой патовой ситуацией, их надо не привязывать друг к другу цепями единства, а напротив, еще точнее развести.
Культура и общество – две разных социальных сущности, состоящие в отношениях коэволюции, но не сливающиеся в единый ее поток. Способы их существования, внутренней организации и развития – различны. Они не могут предписывать друг другу свои законы, и не могут выступать критерием друг друга. Культура, построенная по образу и подобию общества – вульгарная «попса»; общество, уподобленное культуре – стагнирующий хаос.
Если менталитет продуцирует реальность, то есть является средством социального конструирования (П.Бергер и Т.Лукман), то в ситуации, когда социальные изменения не просто неизбежны, а несутся лавиной и увернуться от них ни у кого не получится, может быть, надо отказаться от набора застывших правил «менталитета» и попытаться мыслить «с чистого листа»? Как говорят психологи: «Используйте свой мозг для обновлений». И, может статься, «сохранить страну» – будет означать «изменить культуру».
^ МЕНТАЛЬНОСТЬ В ПСИХОЛОГИИ: НОВЫЕ ПЕРСПЕКТИВЫ
Мазилов В.А., ЯГПУ им.К.Д.Ушинского, Ярославль
Понятия «ментальность» и «менталитет», как хорошо известно, достаточно широко используются в современной психологии и социологии, регулярно публикуются результаты новых конкретных исследований. Много работ посвящено изучению того или иного национального, этнического менталитета. Особенно следует отметить многолетние исследования В.Е.Семенова, посвященные как теоретическому анализу менталитета, так и изучению типологии ментальности и полиментальной специфики России. Согласно известному определению В.Е.Семенова, под менталитетом имеется в виду «исторически сложившееся долговременное умонастроение, единство (сплав) сознательных и неосознанных ценностей, норм, установок в их когнитивном (познавательном), эмоциональном и поведенческом воплощении, присущем представителям той или иной социальной группы (общности)» (В.Е.Семенов, 2001). Вместе с тем есть основания полагать, что понятия «менталитет» и «ментальность» имеют в современной психологии значительно больший потенциал. Если в современной социальной, политической и исторической психологии, в этнопсихологии эти понятия используются достаточно широко, то об общей психологии, истории психологии, психологии науки и других психологических дисциплинах сказать этого нельзя. Мы полагаем, что более широкое использование этих понятий в методологии и истории психологии обещает хорошие перспективы. Задача настоящей работы состоит в том, чтобы показать некоторые возможности использования понятий «менталитет» и «ментальность» в указанных предметных областях психологической науки.
Психологические словари обычно не включают «менталитет» и «ментальность» в число основных психологических понятий. В философских словарях обычно ментальность (от лат. mens — сознание, ум) определяют как образ мышления, общую духовную настроенность человека, группы. Ментальность выступает более широким и вместе с тем менее ясным понятием, чем стиль мышления, характеризующий лишь интеллектуальную предрасположенность к определенным умственным действиям. «Ментальный — имеющий отношение к уму или в его функциональном аспекте (восприятие, воображение, память, чувство, желание и т.д.), или в его содержательных аспектах (чувственные данные, образы и др. содержания, наличествующие в уме). Менталитет — это или «склад ума» (от фр. mentalite), или социально-психологические установки, способы восприятия, манера чувствовать и думать (Философский словарь / Под ред.А.А.Ивина. М., 2004). «Понятие mentalite утвердилось в интеллектуальной жизни Запада как поправка 20 в. к просветительскому отождествлению сознания с разумом. Mentalite означает нечто общее, лежащее в основе сознательного и бессознательного, логического и эмоционального, т.е. глубинный и потому трудно фиксируемый источник мышления, идеологии и веры, чувства и эмоций. Mentalite связано с самими основаниями социальной жизни и в то же время своеобразно исторически и социально имеет свою историю» (М.И. Рожанский, 2004).
Остановимся более подробно на дополнительных возможностях использования этого понятия. В последние годы все более актуальной становится идея интеграции психологического знания. Было показано, что существуют определенные трудности на пути интеграции (В.А.Мазилов, 2003). Некоторые из них связаны с особенностями ментальности самих психологов. Заметим, что работ, специально посвященных исследованию «способов восприятия» психологов, их «манере думать и чувствовать» и т.п. нам встречать не приходилось.
Вернемся к трудностям интеграции. Неявные, часто не осознаваемые самими исследователями представления о развитии психологической науки работают против интеграции. Поясним это. Согласно широко распространенным представлениям, развитие науки (в нашем случае – психологии), идет от частной теории к построению более общей. Таким образом, «более развитая» концепция «отменяет» («снимает», как часто выражаются в своих отчетах психологи-исследователи) предыдущую (в наших исследованиях, в которых принимали участие известные психологи, интервьируемые приводят убедительные примеры, характеризующие их научное мировоззрение: теория Эйнштейна «обобщила» ньютоновскую физику, часто встречаются ссылки на гегелевскую модель развития через отрицание и т.д.). В результате научный психолог нацелен на создание общей «универсальной» теории. Известное описание Выготским пяти стадий «развития объяснительных идей» (при всей карикатурности) оказывается достаточно адекватным и для сегодняшней науки. В современной психологии доминирует установка на «поиск отличий» (заметим, эффективно поддерживаемая существующими научными нормами: даже от курсовой работы (не говоря уже о диссертациях) требуется научная новизна, в результате чего очень легко употребляется слово «впервые»), что в немалой степени способствует чисто «вербальному» творчеству (вспомним Гете: «Из голых слов, ярясь и споря, возводят здания теорий…»). Психологи привыкают рассматривать работы других лишь как предшествующие осуществлению «собственного» синтеза. Чтобы описанное не показалось сгущением красок, приведем фрагмент из яркой статьи А.В.Юревича. Прошлое психологии «обычно предстает как скопление ошибок, нагромождение артефактов, паутина тупиковых направлений исследования или, в лучшем случае, как беспорядочное накопление феноменологии, которое по отношению к психологии грядущего призвано сыграть ту же подготовительную роль, какую философия сыграла по отношению к науке. Именно в силу такого отношения к прошлому психологическое знание не кумулятивно, а любое новое направление психологической мысли уверенно отметает все предыдущие, видя в них только «кладбища феноменологии», фон для оттенения своих достоинств и иллюстрации чужих ошибок» (А.В.Юревич, 2001, с.13).
От психологов, на наш взгляд, требуется отчетливое понимание того, что универсальные концепции сегодня разработать вряд ли удастся. Как неоднократно говорил Юнг, время универсальных концепций в психологии еще не пришло. Поэтому, создавая научную теорию, стоит помнить о том, что она должна иметь свою сферу применения, зону «адекватности». Нужна установка на кооперацию, на сотрудничество. Иными словами, психологи должны выработать толерантность к взглядам коллег, сформировать у себя установку не на поиск отличий, а на обнаружение сходства.
Другой пример необходимости использования категории ментальность в методологии психологии. Разрабатывая концепцию коммуникативной методологии, мы столкнулись с необходимостью введения категории «предтеория» (В.А.Мазилов, 1998), как комплекса исходных представлений, предшествующих эмпирическому изучению и направляющих исследование (в состав предтеории включаются зачастую не вполне осознаваемые самим исследователем представления об идее метода, моделирующих представлениях, базовой категории и организующей схеме). Оказалось, что данном случае необходимо учитывать более широкий контекст, поскольку разработка психологической концепции тем или иным психологом существенно зависит также от менталитета психолога (куда включаются, в частности, его представления о науке, и научных ценностях, о идеалах научности и т.д.). Вероятно, не стоит говорить, что этот менталитет определенно имеет культурный, национальный характер. Вспомним классические работы Поля Фресса, который указывал, что возникновение психологии «в Англии, Франции, России и Америке носит на себе глубокий отпечаток интеллектуальной традиции каждой страны и ее институтов, принявших новую науку» (П.Фресс, 1966). Это было безусловно справедливо для возникновения научной психологии. Не менее справедливо это и для всего последующего развития психологической науки. В известном смысле подтверждается старая поговорка про сапожника без сапог, т.к. психологи этим вопросам почему-то до сих пор не уделяют достойного внимания.
Представляется, что сейчас для методологии психологии, истории психологии, философии психологии использование и дальнейшая разработка понятий ментальность и менталитет чрезвычайно полезны и актуальны. При этом полезно помнить о тех наработках, которые сделаны в области ментальности и менталитета в социальной, этнической, политической психологии, других социальных науках. Не станем забывать, что термин ментальность, предложенный Р.Эмерсоном, в научный оборот ввел Люсьен Леви-Брюль, замечательный французский психолог (в первую очередь) и философ.
^ ИНТЕГРАЦИЯ ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО ЗНАНИЯ КАК ПРОБЛЕМА СОВМЕСТИМОСТИ И КОНФЛИКТА МЕНТАЛИТЕТОВ
Мироненко И.А., СПбГУП, Санкт-Петербург
На протяжении длительного периода, охватывающего большую часть ХХ века, крупные теоретические школы психологии развивались в достаточной степени независимо друг от друга. Развитие конкретно-психологических исследований тогда не требовало обсуждения и даже осознания аксиоматических оснований теорий (т.е. принимаемых за очевидное философских положений о природе человека), так как аксиомы являлись общими для всего оппонентского круга специалистов. Сегодня в мировой психологической науке доминирует тенденция интеграции. Закономерно возникают попытки обобщения и соотнесения психологических теорий, создания "теории теорий" психологии, используя выражение А.В.Петровского. Становится очевидным, что ни одна теория не может быть полностью понята и соотнесена с другими безотносительно к имплицитно заложенной в ней системе аксиом о человеческой природе. Научное психологическое знание всегда опирается на личный опыт, который для психолога остается единственной формой прямого эмпирического познания предмета своей науки. Теоретики психологии, подобно всем людям, имеют определенные самоочевидные представления о человеческой природе. Эти базисные представления, не всегда осознаваемые, глубоко влияют на восприятие людьми себя и друг друга, а также на создание теорий.
Л. Хьелл и Д. Зиглер ("Теории личности", СПб, 1997) для сопоставления различных теорий личности предлагают использовать систему биполярных шкал, отражающих аксиоматические представления о личности, имплицитно заложенные в основания этих теорий. Они полагают, что корень этих аксиоматических представлений следует искать в личном опыте авторов теорий. Не отрицая влияния личного индивидуального опыта на становление взглядов человека и формирование им теоретических представлений о личности, мы полагаем, что еще более значимым оказывается влияние факторов культуры и идеологии, определенного социального заказа. В целом можно сказать, что психологические теории несут на себе отпечаток менталитета той социальной группы, к которой принадлежат их авторы и приверженцы, являются выражением этого менталитета, воплощенных в нем "сознательных и неосознанных ценностей, норм, установок…" (Семенов В.Е., Вестник политической психологии, № 1, 2001, с.20).
Представление о том, что психологические теории могут быть рассмотрены как отражение менталитетов различных социальных групп, с присущими им не только идеалами, но и интересами, осознаваемыми и неосознанными, позволяет предложить объяснение ряда существенных особенностей современного периода в развитии психологической науки.
Во-первых, получает свое объяснение односторонний характер набирающего силу процесса срастания отечественной науки с западной, когда отечественные ученые переводят, излагают, цитируют и включают в образовательные программы концепции западных авторов, встречное же движение фактически отсутствует. Теории советского периода, сегодня не достаточно известные за рубежом, являются отражением специфического менталитета, существенно отличного от западного. Для их адекватного понимания западным специалистом не достаточно поэтому перевода отечественных текстов – необходимы еще комментарии, восполняющие то, чего в текстах в явной форме нет, но что подразумевается как самоочевидное, т.е. заложено имплицитно.
В наших работах проанализированы различия систем постулатов о человеческой природе, лежащих в основе с одной стороны, советской психологии, с другой – западной психологической науки, а также актуальность отечественных теорий для мировой психологической науки при условии необходимой герменевтики (автореферат докторской диссертации, 2004).
Восприятие зарубежных теорий отечественным профессиональным сообществом облегчается полиментальной спецификой России (Семенов, 2001).
Во-вторых получает свое объяснение тот своеобразный кризис профессионального самосознания отечественного психологического сообщества, который проявляется сегодня в остром переживании утраты границ сообщества и связующих его факторов, таких как общие предмет и методологические принципы исследований. Свидетельства того, что актуальная ситуация субъективно воспринимается и переживается психологами как размывание границ профессиональной общности и сопровождается стремлением к восстановлению этих границ убедительно представлены в статьях А.В. Юревича (Социогуманитарная наука в современной России: адаптация к социальному контексту// М., ГУ ВШЭ. Препринт WP6/2004/02. Серия WP6; Психологический журнал, 2005, № 1).
Дискуссии о предмете и методологии психологической науки, широко представленные на страницах академических журналов и книг (например, Труды Ярославского методологического семинара, т.2, Предмет психологии, 2004) позволяют утверждать, что представления разных авторов не только во многом расходятся, но, что важнее, практически ни в чем не совпадают.
Существующий раскол в отечественной теории и методологии может объясняться, в частности, и неоднородностью социального состава профессионального сообщества психологов. В нашем обществе имеется выраженный и хорошо обеспеченный финансами социальный заказ на проблематику, относящуюся к предметной области психологической науки, в частности, обслуживание мира политики и мира бизнеса, обслуживание защитных механизмов личности фрустрированного переменами населения. Данный спрос порождает подъем в развитии психологии, своего рода «бум». Результатами подъема, оживления на рынке, является приток в указанную предметную область новых сил, как профессионально подготовленных, так и дилетантов и усиление и ужесточение борьбы за рынок, развитие разнообразных форм борьбы, от «войн экспертов» до войн теорий (Юревич, Социогуманитарная наука в современной России: адаптация к социальному контексту// М., ГУ ВШЭ. Препринт WP6/2004/02. Серия WP6). Так, на российском рынке сегодня успешно конкурируют с научной психологией вне и около научные формы познания: поп- и парапсихология, - широко и незаконно использующие брэнд психологической науки для продвижения своего товара (Юревич,. Психологический журнал, 2005, № 1). Современный кризис самоидентификации профессионального сообщества мне кажется невозможным правильно понять безотносительно к менталитетам конкурирующих здесь общностей.
В советский период отечественная психологическая наука развивалась в условиях жесткого идеологического контроля и давления, как и все проявления духовной жизни общества. В определенной мере искусственно, ее развитие удерживалось в рамках единого направления, единой школы. Сейчас духовная жизнь общества претерпевает динамические изменения и по-новому проявляется полиментальная специфика нашего народа (Семенов, 2001). Возможно, выходом из современного кризиса станет формирование в России новых школ, как результат консолидации единомышленников в ходе текущих дискуссий.
Конструктивный диалог в современной психологической науке невозможен без ясного взаимного понимания не только теоретических построений, но и аксиом, лежащих в их основе. Современные исследования в области проблем ментальности высоко актуальны не только как путь к взаимопониманию и признанию, установлению отношений сотрудничества между людьми и странами в современном многообразном мире, но и как путь к интеграции психологического знания.
^ ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ ТОЛЕРАНТНОСТИ И ПОЛИМЕНТАЛЬНОСТИ ПО СТАБИЛИЗАЦИИ ОБЩЕСТВА
Первова И.Л., СПбГУ, Санкт-Петербург
Толерантность как целостное понятие характеризуется достаточно сложной структурой, отражающей естественные различия философско-образовательных доктрин и вполне реальных, повседневных проблем на разных уровнях практической деятельности. Современная наука связывает толерантность с ликвидацией интеллектуальной основы нетерпимости. В условиях многополярного мира, образующегося в результате глобализации хозяйственной деятельности, создания новых видов социализации, национальной и этнической дивергенции, экологической дисбалансированности и т.п., толерантность оказывается восстребованной для обозначения общечеловеческих интересов и потребностей.
Толерантность запускает механизмы сближения разнохарактерных социокультурных образований, прокладывая дорогу полиментальности. Полиментальность в соотношении с толерантностью приобретает значение признания инаковости как части собственного. В коммуникативном аспекте это означает общее требование взаимопонимания как социально предписанной нормы.
Уровень терпимости выше в стабильном, гомогенном, интегрированном поликультурном обществе. Взаимодействие культур предполагает толерантное общение их представителей, являющихся носителями как соответствующих систем ценностей, идей, эстетических образцов, так и методов их передачи и усвоения. Толерантность в поликультурном обществе – это не только уважение чужих ценностей, но и обогащение новым культурным достоянием, иным социальным опытом.
Несмотря на то, что наступающая постмодернистская эпоха создает необходимые условия для формирования толерантных отношений во всех сферах жизни современного мира, расколотость пост-перестроечного российского общества, антиномичность национальной культуры, пока не способствует укреплению начал толерантности.
Позитивным сдвигом в сторону толерантности в условиях полиэтничности, многоязычия, поликультурности и полиментальности населения российского общества может послужить снижение принципа неопределенности, предотвращение конфликтов на ранней стадии их формирования и развитие широкого поликультурного образования.
^ ГЕНДЕРНЫЙ АНАЛИЗ СОЦИОЛОГИЧЕСКОЙ ИНФОРМАЦИИ
Поспелова Т.Г., НИИКСИ СПбГУ, Санкт-Петербург
Гендерология – активно развивающееся междисциплинарное направление исследований, предметное поле которого составляет широкий спектр проблематики, отражающей функционирование и тенденции развития в обществе взаимоотношений и социальных практик, так или иначе связанных с половой принадлежностью участников взаимодействия.
Современная гендерология находится в стадии становления и развития, освобождения от детерминирующего влияния феминистских концепций, определения своих теоретических позиций, разработки своего методологического и терминологического аппарата, методической базы для эмпирических исследований, поэтому многие ее аспекты остаются дискуссионными. Даже общепризнанная трактовка содержания термина «гендер» варьирует в зависимости от установок исследователей, а традиционное использование в эмпирических исследованиях корреляций данных с полом респондентов, с позиций феминистски-ориентированных исследователей, рассматривается как псевдогендерный анализ, так как он не позволяет фиксировать иерархичность позиций и социальное неравенство респондентов. То есть принципиальными являются базовые позиции исследователей, их целевые ориентации.
В НИИКСИ гендерная проблематика получила развитие в середине 80-х годов. Одно направление работы было связано с задачей объединения женщин-исследовательниц для проведения альтернативных исследований, привлечения внимания к женской проблематике и привело к созданию под руководством Герасимовой Т.М. на базе НИИКСИ Центра интеграции женских исследований (ЦИЖИ). Другое направление гендерных исследований сформировалось в лаборатории Лисовского В.Т. и базировалось на гендерном анализе результатов многочисленных исследований в рамках социологии молодежи и социологии семьи. На протяжении многих лет работала секция по гендерной социологии на ежегодных конференциях «Диалог культур» и Центр гендерных исследований, которым руководили Поспелова Т.Г. и Челышева Н.А.
В настоящее время разработка гендерной проблематики продолжается в рамках Tempus-проекта «Гендерные исследования как часть социологического образования», который осуществляется факультетом социологии СПбГУ совместно с Билефельдским и Венским университетами.
С целью использования в гендерном контексте результатов многочисленных исследований НИИКСИ (по социологии молодежи, социологии семьи, социолингвистике и т.д.) Конаховским В.И. разработана специальная программа статистической обработки эмпирической информации (Кобра – КД), которая позволяет проводить более детальный гендерный анализ социологических данных.
Методической базой гендерного анализа является когнитивный подход к исследованию гендерных отношений, направленный на изучение процессов согласования когнитивных структур интерактивных партнеров. Согласно теории когнитивного диссонанса Л. Фестингера элементы когнитивных структур могут находится в состоянии консонанса – согласованности, диссонанса – рассогласования или иррелевантных (невзаимосвязанных) отношениях. Согласованность когниций обеспечивает стабильное и комфортное состояние группы, рассогласование, сопровождаемое дискомфортом, ведет либо к пересмотру когнитивных позиций либо к дезинтеграции группы.
Отработка программы гендерного анализа социологической информации проводилась на результатах исследования брачно-семейных ориентаций молодежи, так как состояние когнитивных структур является наиболее значимым, а иногда и конфликтогенным фактором для партнерских или семейных отношений.
Исследования брачно-семейных ориентации молодежи, которые на протяжении многих лет проводятся НИИКСИ СПбГУ в рамках программы «Молодежь России», позволяют отслеживать тенденции развития брачно-семейных ориентаций различных групп молодежи, факторную обусловленность сдвигов в ее целевых и ценностных ориентациях, влияние состояния родительской среды на ее социальные установки и поведение, характерные особенности проблемных ситуаций.
Общеизвестен и широкий спектр негативных тенденций, развивающихся под влиянием динамичных и радикальных макросоциальных трансформаций в сфере брачно-семейных отношений. Это — дестабилизация и деструкция семьи, дезадаптация и десоциализация отдельных членов семьи или всей группы, деформация семейной культуры, нарастание конфликтогенности и криминогенности семейной среды, распространение насилия, детской беспризорности, алкоголизма, наркомании, ВИЧинфицирования, межпоколенческой трансляции патологических отношений и семейного неблагополучия и т. д. Модернизация семейной культуры сопряжена с ослаблением традиционных нормативов брачно-семейных отношений, расширением границ социокультурных нормативов и регуляторов – и протекает на фоне драматической борьбы традиционных и инновационных стереотипов поведения.
В рамках новой программы обработки эмпирической информации (Кобра – версия КД) матрицы корреляций признаков (содержательный вопрос на пол респондентов) наряду со стандартными показателями и коэффициентами корреляций содержат дополнительные критерии, отражающие меру позиционной согласованности мнений респондентов по данному вопросу. Использование коэффициентов позиционного согласия (P k /d). позволяет определять зоны согласованности (консонантности) и несогласованности (диссонантности) позиций респондентов. Как показывают результаты обработки данных по новой подпрограмме – согласованность позиций респондентов относительно различных аспектов брачно-семейных отношений.