Geum.ru

Содержание 1999 г. №1

Вид материалаДокументы

Содержание


2004№ 1социальная политика на Юге России в 1941–1945 годах
Подобный материал:
1   ...   19   20   21   22   23   24   25   26   ...   41
^


2004


№ 1

социальная политика на Юге России

в 1941–1945 годах




Н.В. Селюнина, М.К.-Г. Булгарова


Позитивное отношение различных групп населения страны к своему правительству во многом определяется социальной ориентированностью его политики. В ХХ в. в Советском Союзе многие десятилетия классовая направленность социальных мер давала возможность руководству государства, всей управленческой системе получать массовую поддержку любых кампаний, в том числе и малопопулярных. Как известно, правительства, опирающиеся на большинство народа, способны в его интересах решать исторические задачи огромной важности и сложности. Такой задачей являлось достижение победы СССР над фашистской Германией и ее союзниками в ходе Великой Отечественной войны.

Поскольку большинство нации самоотверженно создавало необходимые предпосылки на фронте и в тылу для разгрома врага, управленческая система военной модели проводила реальную социальную политику всесторонней поддержки военнослужащих и их семей во всех регионах страны, в том числе и на Юге России. Экономическую основу такой политики составляла государственная собст­венность на средства производства, позволяющая правящей партии добиваться от правительства выделения соответствующих бюджетных ассигнований. Увеличение масштабов военных действий вело к росту бюджетных расходов, к финансовому напряжению в стране. Отчисления от прибылей и налог с оборота, составлявшие до войны более половины госбюджета, уже в первые месяцы боевых действий уменьшились на одну треть. В 1941–1943 годах дефицит государственного бюджета составил около 38 млрд рублей, а каждый день войны обходился обществу на сумму около 400 млн рублей. Тем не менее правительство стремилось использовать любые возможности для реализации социальных проблем.

На четвертый день войны Президиум Верховного Совета СССР издал Указ “О порядке назначения и выплаты пособий семьям военнослужащих рядового и младшего начальствующего состава в военное время”. Данный документ явился юридическим основанием для получения государственной помощи семьями военных [1]. Заметим, что эти семьи составляли тогда подавляющее большинство. Пособия выплачивались ежемесячно по месту жительства в размере 100–250 рублей в зависимости от количества нетрудоспособных членов семьи. В целях стимулирования выращивания жителями сельской местности продуктов потребления государственные пособия им уменьшались наполовину. Таких мизерных сумм людям явно не хватало даже на питание. В коммерческих магазинах на них можно было приобрести только одну-две буханки хлеба, а на продовольственных рынках и того меньше. Учитывая растущие расходы на ведение военных действий, развитие инфляционных процессов, правительство стремилось переложить часть социальных забот о семьях военнослужащих и раненых на местные власти и общественные организации, на трудовые коллективы. Тем самым социальная политика приобретала в военных условиях всенародный характер.

Большое количество семей военнослужащих было и среди беженцев. В августе 1941 г. на Дон, Кубань, в Ставрополье поступило 293 эвакуационных эшелона [2]. Наибольшее количество приезжих стремилось разместиться на территории Ростовской области, Краснодарского и Ставропольского краев. В соответствии с указанием СНК СССР от 6 февраля 1942 г. Ставрополье приняло большой контингент беженцев из Ленинградской области. Почти половина прибывших семей была расселена на некоторое время в заводских общежитиях, гостиницах, клубах, учебных заведениях [3].

По данным профессора П.Д. Тепуна, к началу осени 1941 г. на Северном Кавказе проживало уже более 800 тыс. эвакуированных [4].

Семьи военных в первую очередь получали государственную поддержку, материальную помощь, жилье, работу, места в детских садах и яслях. В Северной Осетии строго контролировал это направление социальной деятельности местных управленческих органов, общественных структур и трудовых коллективов председатель Владикавказского городского комитета обороны, секретарь обкома ВКП(б) Н.П. Мазин. Благодаря его инициативе, 5072 семьи эвакуированных получили к середине апреля 1942 г. материальную помощь на общую сумму 590 тыс. рублей. Для людей, потерявших в захваченных врагом районах все, что было нажито десятилетиями, полученные суммы не удовлетворили даже минимальных потребностей.

Из 12 799 беженцев, проживавших во Владикавказе, только 6917 были трудоустроены [5].

Из остальных многие не имели возможности ходить на работу ввиду отсутствия обуви и одежды. По этой же причине значительная часть школьников не посещала учебные заведения. Большие сложности по обеспечению эвакуированных предметами первой необходимости испытывали и другие автономные республики, края и области Юга России. При этом не все беженцы, прибывшие в южные районы России, были удовлетворены оказанным им приемом, качеством жилья, материальным и бытовым обеспечением. Случались в ряде районов конфликты приезжих с местным населением и властями [6]. Так, Совет по эвакуации СНК СССР запретил направление беженцев в Грозный [7].

Постановление СНК СССР от 4 декабря 1941 г. разрешало местным властям выдавать за счет сэкономленных бюджетных средств и внутренних резервов остронуждающимся дополнительные единовременные пособия до 300 рублей [8]. Центральная и мест-ная пресса, сообщавшая о социальных мерах управленческой системы, писала о том, что семьи военнослужащих не должны быть оставлены без внимания государства и общества [9].

Местные власти стремились к изысканию внутренних резервов для реализации социальных целей. Это были средства, сэкономленные в результате сокращения управленческого аппарата, уменьшения представительских расходов, полученные от реализации продуктов потребления и средств производства, прибывших в тыл в бесхозных эвакуационных эшелонах, от прекращения строительства муниципального жилья, офисов общественных организаций и учреждений. В Кабардино-Балкарии за 8 месяцев войны 1071 семье фронтовиков было выплачено 245 тыс. рублей пособий и пенсий [10].

Периодически семьи военнослужащих становились объектом внимания со стороны трудовых коллективов промышленных и транспортных предприятий. В апреле 1942 г. в городах и сельских районах республики состоялся благотворительный декадник, в ходе которого общественные организации и трудовые коллективы помогали семьям военных и инвалидам, раненым. Подобные декадники состоялись в Северной Осетии, Чечено-Ингушетии, Дагестане. Широкое распространение на Юге России получило участие трудовых коллективов в воскресниках и перечисление заработанных сумм на счета уже упоминавшихся общественных структур для последующей помощи семьям военных и госпиталям. Рабочие и служащие Пятигорского мотороремонтного завода, швейно-трикотажной фабрики, артели “Обувщик”, члены колхоза “Пролетарская воля” выступили с обращением к трудящимся региона об усилении заботы о семьях военнослужащих. Это обращение было подхвачено повсеместно [11].

Между тем за полтора года войны в работе властных органов по обеспечению государственной помощью семей военнослужащих накопилось немало негативных явлений. В промышленных центрах Юга России отдельные органы соцобеспечения задерживали выдачу пособий, вопреки закону, требовавшему рассматривать в трехдневный срок каждое заявление. Комиссии по назначению помощи нередко либо занижали установленные нормы, либо выдавали знакомым и родственникам завышенные суммы. В ряде районов имели место хищения больших средств, выделенных государством целевым назначением. Провокаторы, вражеская агентура, отдельные антисоветски настроенные личности, тайно или явно сотрудничавшие с гитлеровцами, порой открыто обвиняли в этом Москву, стремясь вызывать у населения политические эмоции и недовольство государственной социальной политикой.

В отдельных районах Чечено-Ингушетии бюджетные деньги не доходили до семей фронтовиков. Расхитителями средств оказались руководители Ножай-Юртовского, Атагинского, Шатоевского районов. Об этом стало известно органам НКВД, которые оперативно провели следствие и отдали виновных под суд [12]. Власти автономной республики усилили разъяснительную работу среди населения, создали при Грозненском горисполкоме стол справок, установили дежурство юристов, расширили сеть отделений госбанка и сеть приписных расчетных касс. Конкретные инструкции получили номенклатурные работники, несущие ответственность за выдачу пособий. В течение 5 месяцев 1943 г. 54 063 семьи военнослужащих получили от государства около 12 млн рублей [12, л. 15].

Информация о наличии крупных недостатков в работе социальных служб ряда районов Северного Кавказа стала известна руководству страны, принявшему специальное постановление 22 января 1943 г. “О мерах улучшения работы советских органов и местных партийных организаций по оказанию помощи семьям военнослужащих”. Новым наркомом соцобеспечения РСФСР стал А.Н. Сухов, при правительстве России и местных исполкомах и при совнаркомах автономных республик были организованы управления и отделы по соцобеспечению и бытовому устройству семей военных. В составе исполкомов появились должности заместителей председателей, возглавивших этот участок работы. Контроль за процессом оказания помощи семьям фронтовиков осуществлял заместитель председателя СНК СССР А.Н. Косыгин.

Средства, централизованно выделявшиеся государством на пособия и пенсии, в большинстве случаев расходовались по прямому назначению. О том, в каких размерах осуществлялась помощь семьям солдат и офицеров, можно судить по данным Ростовской области. В 1943–1944 годах трудящиеся Дона провели декадник, два месячника помощи родственникам военных, месячник помощи детям фронтовиков. В результате этих мероприятий был создан фонд из 12 млн рублей, за счет которого власти выдали людям 9,5 млн рублей. В общей сложности централизованные поступления и местные денежные ресурсы составили за этот период 277 млн рублей для единовременных выплат и 42,5 млн рублей пенсий. Государство освободило от военного налога 525 тыс. жителей Дона, что сохранило им еще 86 млн рублей. Каждый месяц в начале 1945 г. семьям военнослужащих выплачивалось до 16 млн рублей [13].

В населенных пунктах Юга России всегда остро стояла жилищная проблема, и особенно в период войны. Военные действия и вражеская оккупация нанесли жилому фонду огромный урон. Ситуация с жильем обострилась в Армавире, Нальчике, Ставрополе, Пятигорске, Кисловодске, Краснодаре, Новороссийске, Орджоникидзе, Ростове, Таганроге, Новочеркасске и других населенных пунктах. Первоочередным правом на жилье наряду с номенклатурными работниками пользовались и семьи фронтовиков. Из городских фондов им предоставлялась жилплощадь, а за счет промышленных и транспортных предприятий осуществлялся ее ремонт. В Ростовской области семьям солдат и офицеров было предоставлено 10 333 и отремонтировано 8707 квартир, трудоустроено более 130 тыс. человек. Государственные органы направили в детские учреждения, на работу, передали в патронат и опеку 13 449 сирот и полусирот. В начале 1945 г. общее количество жилплощади, не оплачиваемой семьями воинов, на Дону составляло 212 508 м2 на сумму около 2 млн рублей в год [14].

Подобная забота о семьях военнослужащих проявлялась и в других районах Юга России. Трудящиеся Дагестана в период месячника осенью 1944 г. собрали для семей военных 100 тыс. пудов зерна, около 30 тыс. пудов картофеля, одну тысячу пудов мяса, 6 тыс. пудов сухофруктов, отремонтировали 2546 квартир, открыли 47 детских домов [15].

Важным направлением государственной социальной политики являлось лечение раненых бойцов и командиров Красной Армии. Эшелоны с ранеными воинами стали прибывать в населенные пункты региона еще в первые дни войны. В соответствии с решением ГКО СССР местные власти были обязаны развернуть сеть госпиталей [16]. Для размещения раненых и больных фронтовиков приспосабливались лучшие здания, больницы и поликлиники, учебные корпуса, пионерские лагеря, дома отдыха, санатории. Во всех областях, краях, автономных республиках региона были созданы комитеты и комиссии для оказания помощи раненым бойцам и командирам. Трудовые коллективы, студенчество, учащаяся молодежь установили шефство над госпиталями, наладили снабжение лечебных учреждений всем необходимым [18].

Большую помощь раненым оказывали женские советы Новороссийска и Туапсе. Они участвовали в приемке раненых и их размещении, стирали госпитальное белье, занимались уборкой санитарных помещений, дежурили у постелей больных. Руководители женсовета при пароходстве “Совтанкер” О.Г. Дегтярева и Е.Я. Морозова организовали воскресники по улучшению санитарного состояния мест приема раненых, обеспечили сопровождение женщинами госпитальных кораблей, курсировавших во фронтовую зону [18]. Аналогичную работу вели женсоветы Махачкалы и Астрахани. В Ростове, Краснодаре, Ставрополе женсоветы распределили выздоравливающих военных по индивидуальным жилищам и добились их амбулаторного обслуживания медиками.

На территории Дагестана в августе 1941 г. было размещено три тысячи раненых. Все они почувствовали заботу местных властей и населения. Большинство производственных коллективов Махачкалы, Дербента, Огней, Буйнакска приняли участие в подготовке санитарных объектов к приему больных, отремонтировали помещения, снабдили их мебелью, бельем, инвентарем. Каждая больничная палата была закреплена за конкретным цехом или производственным участком, учреждением, объектом культуры. Не обошлось и без недостатков. Председатель Махачкалинского комитета обороны Н.И. Линкун на одном из заседаний остро критиковал отдельных функционеров и хозяйственных руководителей за формализм и равнодушие к судьбе раненых. Грозное предупреждение принесло положительный эффект. Значительно улучшили работу республиканский комитет помощи раненым и больным красноармейцам, заводские комиссии, отделы здравоохранения. Госпитали пополнились дополнительным инвентарем, стали регулярно получать продовольствие и лекарства. Профессиональные артисты и участники художественной самодеятельности дали в госпиталях 616 концертов, там же состоялось 820 киносеансов, десятки лекций и бесед [19].

В Ростовской области было развернуто 80 госпиталей. Все они тоже находились под контролем председателя городского комитета обороны, секретаря областного комитета ВКП(б) Б.А. Двинского и присмотром общественности. Успешно действовали тимуров-ские звенья, состоявшие из школьников. Дети выступали перед ранеными с концертами, наряду со взрослыми помогали медицинскому персоналу, дежурили у постелей больных, которые растроганно реагировали на это. Лучшей среди капитанов тимуровских звеньев считалась ученица Ростовской школы № 22 Аня Кравцова. В одном из писем руководству этой школы говорилось: “Командование эвакогоспиталя № 5443, оценив шефскую работу Вашей школы по оказанию помощи раненым и больным... выносит благодарность Вам, педсовету и всем школьникам. С исключительным вниманием Ваши школьники относятся к нуждам и заботам защитников Родины...” [20].

В феврале 1943 г. после избавления от ига оккупантов разоренные города Ростов-ской области вновь приняли 14 эвакогоспиталей на 10 тыс. мест. Ростовский ГКО, возрождавшиеся трудовые коллективы и женсоветы, как и прежде, установили тесное сотрудничество с лечебными учреждениями. Теперь производственные предприятия имели еще меньше возможностей для оказания помощи раненым, чем в первый год войны, но она продолжалась.

В Ставропольском крае 98 санаториев в начале войны стали основой мощной госпитальной базы на 30 тыс. коек. Госпитали могли ежегодно пропускать до 190 тыс. пациентов. Они имели высококвалифицированный медперсонал, разнообразные бальнеологические учреждения, минеральные источники. Большую профессиональную помощь врачам оказывали студенты медицинских вузов, эвакуированные из ряда прифронтовых городов. Трудовые коллективы швейной фабрики и автотранспортной конторы Черкесска установили постоянное шефство над ранеными, находившимися на излечении в местном госпитале. Шахтеры Карачая Н. Ерохин, М. Гаев, Г. Максимов, А. Воронин систематически перевыполняли сменные задания и выступили инициаторами перечисления полученной прибыли на нужды местных лечебных учреждений. В феврале 1942 г. состоялось специальное заседание бюро крайкома ВКП(б), обсудившее положительный опыт работы город-ских властей, общественных организаций и трудовых коллективов Кисловодска по оказанию помощи госпиталям [21].

В августе 1942 г. оккупанты, захватившие здравницы, варварски расправились с медицинским персоналом, отказавшимся сотрудничать с ними, и с раненными красноармейцами. В течение полугода гитлеровцы лечились на курортах Минеральных Вод, а затем вывели почти все санатории из строя. Краевые власти решили возобновить работу госпиталей к середине марта 1943 г. Однако ущерб, нанесенный варварами здравницам, был слишком велик. В Железноводске к началу мая того же года вошли в строй только четыре госпиталя, в которых самоотверженно работал медицинский персонал. Местная печать восторженно писала о трудовых достижениях врачей Лобановской, Гребенщикова, Медведевой, медсестер Беляевой, Афанасьевой, Билиной, санитарок Суриной, Майбоги и др.

Трудовые коллективы молокозавода, хлебозавода, связистов, пенсионеры, учащиеся и педагоги учебных заведений вновь установили шефство над госпиталями. Молодежь Ставропольского края собрала для госпиталей 2 тыс. кроватей, 3520 простыней, 2100 одеял, 815 подушек, 578 полотенец [22]. Сотрудники бальнеологического института наладили ежемесячное изготовление до 500 кг эфира, хлористого кальция, уротропина, 200 кг медицинской глюкозы и других препаратов. В ставропольской галеновой лаборатории началось изготовление йодистой, валерьяновой, ландышевой настоек; мясокомбинаты стали производить гематоген; Иноземцевский винный завод выпустил 1 млн доз лечебных витаминизированных вин.

За короткий срок вся лечебная база была восстановлена, госпитали получили основные медицинские препараты и стали расширять прием пациентов. Между тем ежемесячно в курортную зону прибывали десятки санитарных эшелонов. К середине 1943 г. количество раненых составило в крае более 40 тыс.

Основная масса лечебных учреждений Краснодарского края была сосредоточена в курортных зонах Геленджика, Туапсе, Сочи, Адлера. Только в санаториях и домах отдыха Сочи восстановили здоровье и вернулись на фронт около полумиллиона раненых. Трудовой подвиг многих медиков был сродни ратному. Известный хирург И.А. Агеенко (позже профессор Кубанского медицинского института) вернул за годы войны в боевой строй более 7 тыс. бойцов и командиров Красной Армии. Этого числа хватило бы для укомплектования стрелковой бригады военного времени [23].

Немало раненых вернули в боевой строй сотрудники госпиталей Кабардино-Балкарии. С июня 1941 по октябрь 1942 г. в 14 госпиталях автономной республики излечились около 60 тыс. раненых [24].

Надежными помощниками больничного персонала в годы войны были доноры. Правительство выделяло небольшие субсидии для поддержки донорского движения. В начале июня 1942 г. станции переливания крови фронтового Дона получили для этой цели 627 тыс. рублей [25]. Каждая сдача крови была и остается высоконравственным поступком. Люди военной поры хорошо понимали, что при скудном пайке им будет нелегко восполнить большую потерю крови, однако сознательно и добровольно шли на донорские пункты, открытые повсеместно. Мирные жители заботились, в первую очередь, о спасении воинов, получивших ранения на полях сражений.

В центральной же и местной печати донорскому движению уделялось недостаточно внимания. Объяснить это трудно. Скорее всего, журналисты не получали социального заказа на подробное освещение и пропаганду такого важного дела. Исключением оказалось выступление на страницах республиканской газеты донора медсестры Кардановой, призвавшей женщин Кабардино-Балкарии последовать ее примеру. За полгода войны она спасла жизнь семи раненых, отдав им 2,1 литра своей крови [26]. Выступление патриотки не осталось незамеченным общественностью. На Тырныаузском вольфрамо-молибденовом комбинате, на ряде предприятий местной промышленности возникли группы доноров, установившие непосредственный контакт с госпиталями.

В Краснодарском крае хорошей репутацией пользовался сочинский пункт переливания крови, располагавшийся в уютном помещении одного из санаториев. Опытные специалисты мастерски проводили операции по забору крови, проявляли максимум внимания к пациентам. Лучшими донорами в этом пункте считались сочинские работницы Нагорная и Романюк, сдавшие вместе за полгода войны около 19 литров крови. Сегодня кажется фантастическим подвиг лучшего донора Дона Ирины Поповой, сдавшей за годы войны 16 литров крови.

В каждой области, крае, автономной республике региона тысячи людей регулярно приходили на пункты переливания крови. На Кубани, например, насчитывалось до 8 тыс. доноров, в Северной Осетии – более тысячи. [27] На отдельных предприятиях большинство рабочих и служащих сдавало кровь. На Орджоникидзевской швейной фабрике им. Кирова записались в доноры 359 женщин [28], в пароходстве “Волготанкер” – 161 человек [29]. В Краснодарском крае, по неполным данным, доноры сдали 18 тыс. литров, в Ставропольском – более 8,7 тыс. литров, в Северной Осетии – около 3 тыс. литров крови за период войны [30]. Бесперебойное обеспечение госпиталей донорской кровью спасло жизнь многим солдатам и офицерам, получившим тяжелые увечья. Применение разнообразных методов лечения помогло медикам вернуть в строй более 80 % раненых.

Каждый день кровопролитной и продолжительной войны наносил огромный урон советским воинским частям и гражданскому населению. В районах ожесточенных боев росло количество убитых и раненых, многие бойцы и командиры становились инвалидами, часто нетрудоспособными. Увеличение числа людей, частично или полностью потерявших трудоспособность на полях сражений, требовало от властных структур создания механизма социальной защищенности бывших воинов, приводило к дополнительным бюджетным расходам.

В 1942–1943 годах российские власти выделили на пенсионные нужды немногим более 2 млрд рублей, которые к тому же стремительно обесценивались. Этой небольшой суммы хватило лишь на установление мизерных ежемесячных выплат нуждающимся. Сотни тысяч инвалидов ждали помощи государства. В середине 1944 г. только в Ставропольском крае стояли на учете 16 775 [31], в Северной Осетии – 2370 изувеченных войной людей [32]. Местные власти строго спрашивали с органов социального обеспечения о сроках начисления пособий и пенсий, их вы-плат инвалидам и семьям фронтовиков. Только в Ставропольском крае за 1943 г. было выплачено пособий и пенсий на общую сумму 228 379 рублей [33]. При этом местная печать никогда не помещала информаций о причинах задержек выплаты пенсий и пособий, поскольку они не допускались. В социально ориентированном государстве просчеты социальных служб немедленно получали политическую оценку и их руководители лишались управленческих кресел. Иногда они оказывались и на скамье подсудимых военных трибуналов.

Возвращение фронтовиков с тяжелыми ранениями в родные края поставило перед государством и обществом ряд экономических и социальных проблем. В освобожденных от врага районах надо было обеспечить инвалидов и их семьи жильем, предоставить одиноким места в общежитиях, а нетрудоспособных разместить в специальных интернатах под постоянным наблюдением медицинского персонала.

Государство осуществляло адресную помощь бывшим военнослужащим. Инвалиды третьей и, частично, второй групп могли рассчитывать не только на пенсию, но и на предоставление возможности трудиться в различных сферах. На низкие инвалидные пенсии прожить в условиях войны было трудно, поэтому многие фронтовики стремились устроиться на работу, опираясь на действующее законодательство.

В освобожденных от врага районах при выдвижении кадров на руководящие посты особое внимание уделялось анкетным данным. Участники войны пользовались при этом преимуществом перед другими претендентами. В системе управления Северной Осетии на руководящих должностях работало 437 инвалидов. Только в местных Советах Майского района Кабардино-Балкарии активно трудились 339 участника войны, получившие тяжелые увечья, на Кубани до двух тысяч инвалидов работали в сфере управления, среди которых 146 возглавляли сельские советы, 199 руководили машинно-тракторными станциями и мастерскими, 469 являлись председателями артелей или их заместителями, 1142 – колхозными бригадирами и т. д. [34].

Заметную роль в трудоустройстве бывших военнослужащих сыграла кооперация инвалидов, которая имела широкую сеть производственных предприятий на Юге России. Только в Ставропольском крае в 1943 г. получили работу в кооперативных структурах 144 человека. Следует отметить, что фронтовики работали в тылу так же самоотверженно, как воевали против врага.

Однако многие руководители учреждений и предприятий неохотно принимали инвалидов на работу, а порой и отказывали им в этом. Не везде бывшим воинам своевременно предоставлялись отпуска, положенные по закону. Проявления такого самоуправства часто маскировались звонкими фразами о необходимости самопожертвования, сетованием на военные трудности и т. п. Масштабы управленческого волюнтаризма были очевидны, а жалобы инвалидов в Москву настолько многочисленны, что СНК СССР 20 января 1943 г. принял постановление “О мерах по трудовому устройству инвалидов Отечественной войны”, обязав социальные службы всех уровней в трехмесячный срок устроить в производственную сферу всех неработающих инвалидов третьей группы с предоставлением им социальных гарантий. Правительство предписывало руководителям производственных предприятий нести реальную персональную ответственность за предоставление инвалидам жилплощади и за создание для них соответствующих рабочих мест.

Наряду с заработной платой на предприятиях промышленности, транспорта и сельского хозяйства инвалиды третьей и второй групп должны были полностью получать пенсию, пособия по временной утрате трудоспособности, трудовые отпуска (заметим, что для других категорий трудящихся в период войны отпуска были отменены), имели право не участвовать в сверхурочных работах, получали льготы по налогам, квартплате, при устройстве своих детей в ясли и сады, при выделении путевок в дома отдыха и санатории [35].

После появления этого документа отношение хозяйственных руководителей к бывшим фронтовикам несколько улучшилось. Однако оно не было идеальным ни в период войны, ни после нее. В Ставропольском крае трудоустроились за 1943 г. 2311 человек, или 59 %, в Северной Осетии были приняты на работу 65 %, а на Кубани 19 776 человек трудились в сельском хозяйстве. Тем не менее к весне 1944 г. 94 % инвалидов войны третьей группы, проживающих на Юге России, получили работу или устроились на учебу [36]. Десятки тысяч людей стали приносить стране ощутимую пользу.

Поскольку государство было не в состоянии оказывать бывшим военнослужащим финансовую поддержку в возрастающих масштабах, часть заботы о них добровольно возложили на себя общественные организации. Архивы хранят немало документов, свидетельствующих о том, что местные власти, партийные, профсоюзные, комсомольские организации Юга России вели большую работу по оказанию помощи бывшим солдатам и офицерам. Вопросы бытового обслуживания и трудоустройства фронтовиков регулярно обсуждались на заседаниях исполкомов. Создавались отделы социального обеспечения исполнительных структур и депутатские комиссии республик, краев, областей, районов. Решением проблем инвалидов войны занимались ответственные работники на уровне заместителей председателей совнаркомов автономных республик, исполкомов областных и краевых центров, партийные, профсоюзные и комсомольские активисты [37]. Благодаря их усилиям в населенных пунктах для инвалидов открывались специальные магазины, столовые, создавались возможные по тем временам бытовые условия, ремонтировалось жилье, бесплатно предоставлялось топливо, оказывалась помощь в обработке огородов и т. д.

Общественные организации Юга России выступали инициаторами и организаторами декадников, месячников для оказания помощи инвалидам войны. Повсеместно проводились целевые воскресники, собирались средства, приобретались лекарства и продукты питания, изготавливались одежда и обувь. Во время одного из таких декадников только в Прохладненском районе Кабардино-Балкарии инвалидам войны было выделено 5115 рублей, вручено 127 талонов на белье, отремонтировано 7 квартир, выдано 50 пар детской обуви, 83 инвалидам изготовили сапоги, а 64 получили санаторные путев­ки [38].

Помощь инвалидам, потерявшим конечности опорно-двигательного аппарата, была систематической и не ограничивалась целевыми кампаниями. Местные власти установили очередность получения бывшими военно-служащими протезов, к изготовлению которых были привлечены многие местные предприятия. Несмотря на то, что протезы тех времен были примитивными и лишь частично удовлетворяли потребности людей, государственные органы выделяли из бюджета на эти нужды немало средств. Только в Краснодар-ском крае за 1943 г. на эти цели было выделено из казны 134 695 рублей, почти половину этой суммы составила оплата инвалидам проезда к месту протезирования. В соседнем Ставрополье за два послеоккупационных года были изготовлены 5821 протез и 4122 единицы ортопедической обуви общей стоимостью 221 215 рублей, что вдвое превышало планируемый объем выделенных средств [33].

Разнообразную поддержку инвалидам войны и семьям военнослужащих оказывали сельские кассы общественной взаимопомощи. Они ежегодно выделяли для этих целей значительные суммы, добивались от правлений колхозов и дирекций совхозов предоставления участникам войны земельных участков, домашнего скота, продуктов питания и т. д. В начале 1944 г. кассы взаимопомощи Краснодарского края добились от местных советов предоставления бывшим военнослужащим 4976 индивидуальных огородов общей площадью 504 га, выдали единовременных пособий и продуктов на 800 тыс. рублей. Подобные суммы выделили инвалидам кассы взаимопомощи и других территорий Юга России [33].

Многие военнослужащие получили такие увечья, которые предстояло залечивать долгие годы. Им давалась первая группа инвалидности. По рекомендации правительства местные власти прилагали усилия по расширению сети домов или интернатов инвалидов. Большинство из них функционировало за счет местных бюджетных средств. Совнаркомы Дагестана, Северной Осетии, Кабардино-Балкарии, Ставропольский и Краснодарский крайисполкомы, Ростовский облисполком приняли ряд мер для создания дополнительных домов инвалидов. В Краснодарском крае имелось 4 интерната, через которые к началу 1944 г. прошли 360 инвалидов, адаптированных к трудовой деятельности. В Кисловодске, Ессентуках, Пятигорске, Железноводске действовали интернаты на 500 мест каждый. Большинство интернатов имели подсобное хозяйство [33]. Все они находились на полном государственном обеспечении.

Адаптации бывших фронтовиков к мирной жизни и ослаблении их сомнений в собственной полноценности помогала реализация права на бесплатное образование. Инвалиды имели преимущества перед другими соискателями при приеме на учебу в вечерние школы, техникумы и вузы. Многие из получивших среднее образование стремились получить профессии учителей, инженеров, врачей в Краснодаре, Ростове-на-Дону, Ставрополе, Новочеркасске.

Для обучения инвалидов Отечественной войны новым специальностям, повышения их производственной квалификации исполкомы местных Советов, их комиссии и отделы социального обеспечения создавали трудовые интернаты, различные курсы и профессиональные школы. В них инвалиды войны первой и второй групп, имевшие перспективу выздоровления, готовились к возможной по их состоянию здоровья трудовой деятельности. При интернатах работали учебно-производственные мастерские и различные курсы [39].

Значительное число инвалидов войны приобрели новые специальности на краткосрочных курсах в эвакогоспиталях курортного типа Сочи, Минеральных Вод, Махачкалы, Владикавказа, Нальчика. Лечащие врачи учитывали состояние здоровья больных и его соответствие профилю будущей профессии, а затем рекомендовали им ту или иную форму трудового обучения. Наиболее востребованными были специальности работников отделов технического контроля промышленных предприятий, бухгалтеров, счетоводов, баянистов, организаторов сельскохозяйственного производства, полеводов и др.

Во всех крупных городах Северного Кавказа действовали учебно-производственные комбинаты, готовившие профессиональные кадры для различных отраслей экономики. Руководители социальных служб заключали с директорами предприятий договоры, обусловливающие частичное возмещение расходов на подготовку кадров.

Инвалиды, прошедшие обучение и получившие новую специальность, занимали на предприятиях соответствующие рабочие места. В Ставрополье на различных курсах было подготовлено 2818 человек, на Кубани ежегодно проходили подготовку более 700 человек, успешно велось обучение бывших фронтовиков в Ростовской области и Северной Осетии [39].

Таким образом, в период войны правительство СССР, местные власти, общественные организации проводили понятную народу страны социальную политику в отношении фронтовиков и их семей, которые пользовались вниманием со стороны всех слоев общества. Авторитет управленческой системы военного времени зависел от ее отношения к тем, кого обездолило военное лихолетье. Чем больше страна заботилась о людях, тем выше ценились ее руководители. Всенародная помощь инвалидам и их семьям поднимала дух бойцов и командиров действующей армии, укрепляла наступательную мощь защитников Отечества, свидетельствовала о единстве фронта и тыла, ставшего одной из важнейших предпосылок блестящей победы над агрессорами.

Современной правящей элите не мешало бы серьезно изучать исторический опыт и учитывать уроки прошлого.


Литература


01. Селюнин В.А. Промышленность и транспорт Юга России в войне 1941–1945 гг. Ростов н/Д, 1997. С. 248.

02. ЦДНИРО, ф. 9, оп. 6, д. 50, л. 75.

03. ГАСК, ф. р-1852, оп. 12, д. 29, л. 70–71.

04. Тепун П.Д. КПСС в борьбе за единство и сплоченность народов Северного Кавказа в годы войны (1941–1945 гг.). Ростов н/Д, 1984. С. 31.

05. ЦГА РСО, ф. р-629, оп. 1, д. 21, л. 12, 22.

06. ЦДНИСК, ф. 1, оп. 2, д. 4, 15, 38, 39.

07. ГАРО, ф. р-3737, оп. 5, д. 32, л. 32.

08. ЦДНИСК, ф. 1, оп. 2, д. 55, л. 108.

09. Правда. 1941. 5 июля.

10. Кабардино-Балкария в годы Великой Отечественной войны 1941–1943 гг.: Сборник документов и материалов. Нальчик, 1975. С. 460–461.

11. ЦДНИСК, ф. 1, оп. 11, д. 42, л. 8–9.

12. РГАСПИ, ф. 17, оп. 88, д. 599, л. 14.

13. Селюнин В.А. Юг России в войне 1941–1945 гг. Ростов н/Д, 1995. С. 120.

14. Селюнин В.А. Трудовой Дон – фронту. Ростов н/Д, 1985. С. 151.

15. РГАСПИ, ф. 17, оп. 88, д. 392, л. 16–17.

16. Военно-исторический журнал. 1972. № 5. С. 16.

17. ЦДНИСК, ф. 1, оп. 2, д. 38, л. 171.

18. РГАСПИ, ф. 475, оп. 1, д. 19, л. 131.

19. ЦДНИД, ф. 3, оп. 2, д. 142, л. 15.

20. ЦДНИРО, ф. 1, оп. 6, д. 293, л. 51.

21. ЦДНИСК, ф. 1, оп. 9, д. 21, л. 14–16.

22. Там же, ф. 63, оп. 16, д. 224, л. 4–5.

23. Колесник А.Д. РСФСР в годы Великой Отечественной войны. М., 1982. С. 210.

24. Хакуашев Е.Т. Кабардино-Балкарская АССР в годы ВОВ (1941–1945 гг.). Нальчик, 1978. С. 185.

25. ГАРО, ф. р-3737, оп. 5, д. 45, л. 25.

26. Социалистическая Кабардино-Балкария. 1942. 25 января.

27. РГАСПИ, ф. 7, оп. 2, 265, л. 17.

28. ЦГАРСО, ф. 1, оп. 1, д. 391, л. 164.

29. ЦДНИ АО, ф. 6, оп. 1, д. 887, л. 4.

30. Абаев А.И. Рабочий класс Северной Осетии в годы ВОВ (1941–1945 гг.). Орджоникидзе, 1978. С. 19.

31. Ставрополье в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.: Сборник докладов и материалов. Ставрополь, 1962. С. 313.

32. ГАСК, ф. р-1852, оп. 5, д. 39. л. 147.

33. Трудовой подвиг во имя победы (Народы Северного Кавказа в годы Великой Отечественной войны): Научные труды. Краснодар, 1977. Вып. 249. С. 113.

34. Кабардино-Балкария в годы Великой Отечественной войны. Нальчик, 1977. С. 489; Трудовой подвиг во имя победы... С. 112–113.

35. Собрание постановлений и распоряжений правительства СССР. 1942. № 1, 5; 1943. № 1.

36. ГАКЧР. ф. р-2, оп. 1, д. 232, л. 49.

37. ГАСК, ф. р-1852, оп. 5, д. 40, л. 112–113; ЦДНИКБР, ф. 1, оп. 1, д. 860, л. 5.

38. Кабардино-Балкария в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.: Сборник документов и материалов. Нальчик, 1977. С. 460–461.

39. Северо-Осетинская партийная организация в годы ВОВ: Сборник документов. Орджоникидзе, 1968. С. 522–523.