Geum.ru

Содержание 1999 г. №1

Вид материалаДокументы

Содержание


становление ингушской военной интеллигенции И.Г. Алмазов
Подобный материал:
1   ...   16   17   18   19   20   21   22   23   ...   41
^

становление ингушской военной интеллигенции

И.Г. Алмазов


…История предков всегда любопытна

для того, кто достоин иметь Отечество.

Н.М. Карамзин


Историческое прошлое нашего Отечества – России – богато примерами того, как в годы военных испытаний и исторических катаклизмов народы многонациональной России сплачивались для защиты общих интересов.

Не стали исключением в час лихих испытаний и горские народы Северного Кавказа (как местная аристократия, так и простые горцы), встававшие плечом к плечу вместе с русским народом на пути агрессоров. Горцы Северного Кавказа принимали самое активное участие практически во всех внешних войнах, которые вела Российская империя с начала XIX в. вплоть до 1917 г.

Свой отсчет времени на службе русскому оружию северокавказские горцы ведут, начиная с Отечественной войны 1812 г., когда первые небольшие горские ополчения приняли активное участие в военной кампании. Говоря об участии национальных ополчений в освободительной борьбе русского народа в Отечественной войне 1812 г., академик и историк
Е.В. Тарле отмечал: “…Представители национальных меньшинств и отдельных групп не уступали коренному русскому населению в желании защищать общее Отечество. Донские казаки, башкиры, татары, уральские казаки, народы Кавказа (выделено мной. – И.А.) сражались, судя по всем отзывам, замечательно стойко и мужественно” [1].

В российской истории известны отдельные моменты содействия северокавказских горцев русскому оружию еще с XVI в. Кавказ на протяжении веков был объектом безудержной экспансии шахской Персии и султанской Турции, старавшихся протянуть свой протекторат на этот регион и оспаривавших его друг у друга. Как и народы Закавказья, северокавказ-ские горцы неоднократно вступали в вооруженную борьбу с иноземными захватчиками. Так, в 1733 г., в ходе войны между Персией и Турцией, воспользовавшись тем, что в Прикаспии не было крупных отрядов русских войск, Турция объявила о распространении своего влияния на Дагестан и решила через Северный Кавказ направить в Закавказье крымского хана с 80-тысячным войском [2]. Подойдя к Чечне, хан попытался склонить чеченцев к сотрудничеству. Однако чеченцы не только не поддались уговорам, но стали совместно с родственными ингушами (выделено мной. – И.А.) вести партизанскую борьбу против войск крымского хана, совершая “…не малые отгоны лошадей у войск ханских и другие вредительства”. А когда хан хотел пройти в Чечню ущельем, то “…чеченцы часть войск его в сем ущелье истребили, а потом, на память сего случая, построили в том ущелье башню, названную Хан-Кале, и ущелье пресекли поперек преглубоким рвом” [3, ч. 1, с. 122–123].

Историк-кавказовед Ф.В. Тотоев, занимавшийся вопросами общественно-экономического строя Чечни в XVIII – 40-х годах XIX в., считает, что на борьбу с завоевателями поднялась мощная конфедерация из чеченцев, ингушей и карабулаков [4].

Правительство России и его кавказская администрация в своих планах борьбы против экспансии султанской Турции и шахской Персии на Кавказе большое значение придавали организации воинских частей из представителей горских народов и привлечению их на свою сторону.

Уже в 80-х годах XVIII в. царское правительство для защиты Кавказа начало воплощать в жизнь политику создания военных отрядов, состоящих целиком из горцев. В числе прочих в 1786 г. была создана и ингушская милиция для охраны построенной за два года до этого крепости Владикавказ. Причем в случае необходимости кавказскому военному начальству “разрешалось сформировать и большое число войск из ингушей… и осетин для действия в их крае…” [5].

Отряды горской милиции создавались также в Кабарде и Осетии. Тем самым правительство стремилось добиться того, чтобы “…иметь все сии народы в своей зависимости и учинить полезными государству” [6].

Наиболее активный характер эта политика приняла в начале XIX в. Уже с этого времени иррегулярные (милиционные) воинские образования из горцев Кавказа, в том числе из чеченцев и ингушей, привлекались к участию почти во всех внешних войнах Российской империи.

Вообще XIX век вошел в историю России не только как период, весьма насыщенный внешними войнами, но также как период чрезвычайно динамичного расширения границ империи за счет присоединения кавказских и среднеазиатских регионов. В ходе этих войн, несмотря на всю их ожесточенность и драматичность, зарождалось и крепло военное сотрудничество русской императорской армии с новыми подданными, нарабатывался опыт привлечения их на военную службу и использования в боевых действиях русской армии.

Следует заметить, что участие горцев Северного Кавказа в военных кампаниях России несколько изменилось с середины XIX в. С этого периода стало несколько сложнее развиваться военное сотрудничество России, особенно с горскими народами Центрального Кавказа. Здесь наложила свой отпечаток многолетняя Кавказская война 1817–1863 гг., сопровождавшаяся множеством жертв с обеих сторон и взаимными обидами.

Тем не менее, царская администрация на Кавказе предпринимала на протяжении целого ряда лет весьма энергичные меры, чтобы привлечь на сторону России, в первую очередь, влиятельных представителей горской аристократии и духовенства. Образованию союза с ними способствовали постоянная опасность, исходившая со стороны Турции и Персии, а также конфликты с воинственными соседними племенами. Для привлечения горских феодалов на русскую военную службу сначала император Александр I, затем сменивший его на престоле Нико-
лай I образовали Лейб-конвой, первоначально состоявший из 100 вооруженных всадников, которые должны были сменяться каждые три–пять лет. Конвой Его Величества (позднее – Собственный Его Императорского Величества конвой) вел свою историю с 1 мая 1828 г.

Первым воинским подразделением, вошедшим в его состав, стал взвод северокавказских горцев. 30 апреля 1830 г. взвод получил название Лейб-гвардии Кавказско-горского полуэскадрона его Величества конвоя. От двадцати до тридцати “почетных мусульман Кавказского края” направлялись ежегодно в царский конвой, что было знаком особого доверия и расположения Императорского Дома [7]. Через ряды этого элитного подразделения русской армии прошли и многие представители зарождавшейся ингушской военной элиты.

Объективно процессу создания воинских частей из северокавказских горцев способствовали как приверженность и любовь горцев к военной службе и собственно к оружию, так и ряд характерных особенностей национальной психологии горцев Северного Кавказа,
составляющие мозаику характера и менталитета горца природная воинственность; прекрасные кавалерийские качества; привычка к походной жизни; презрение к смерти; кодекс чести мужчины и воина, подкрепленный неписаными законами горцев – адатами; культ воин-ского подвига; беззаветная смелость и храбрость в бою и т.п.:

Из представителей горской аристократии очень скоро выдвинулись блестящие офицерские кадры, обладавшие истинным командирским талантом и редкостной храбростью, не мыслившие себя без России. Именно они явились основоположниками становления военной элиты народов Северного Кавказа. Не случайно российские ученые XIX в. Н.Ф. Дубровин, П.Г. Бутков, В.А. Потто, С.М. Щербатов и ряд других обратили внимание на воинскую и административную деятельность прогрессивно настроенной части военной элиты северокавказских горцев. Они отмечают их выдающуюся роль в формировании и упрочении политического союза и военного содружества с россиянами. Когда началась Русско-турецкая война 1828–1829 гг., главнокомандующий Кавказской армией генерал-фельдмаршал И. Паскевич писал: “Мухаммедане (магометане. – И.А.) всех областей, нам принадлежащих, просили убедительного позволения к предстоящей кампании составить ополчение… дабы разделять подвиги храбрых войск наших” [7].

В середине 30-х годов XIX в. по инициативе генерал-фельдмаршала
И. Паскевича было создано первое иррегулярное воинское соединение из горцев Северного Кавказа – Кавказский конно-горский полк. Местом дислокации полка была Варшава. В 1849 г. полк принял участие в Венгерском походе русских войск.

Изобилует примерами воинской доблести горцев Северного Кавказа история Крымской войны 1853–1856 гг. Кавказ-ско-горский полк сражался с коалицией англо-франко-турецких войск и расформирован он был лишь после окончания Крымской кампании в 1856 г. Службу в его доблестных рядах прошло в общей сложности до 40 ингушей, для которых, как и для многих других горцев, он стал первой “кузницей” формирования офицерских кадров из горцев. Именно этот полк положил начало системе создания иррегулярных воинских частей из северокавказских горцев.

Отдельные горские формирования в виде кавалерийских сотен, созданные для участия в этой войне, в том числе и из ингушей, участвовали во всех боевых операциях русской армии против англо-франко-турецких войск. Вместе с азербайджанцами, армянами, грузинами, дагестанцами, кабардинцами, осетинами они в составе русских войск активно сражались против турок и на Кавказском фронте [8]. Среди награжденных после окончания Крымской войны памятной бронзовой медалью было 325 ингушей – рядовых всадников и 80 офицеров временной милиции, принимавших участие в боевых делах “…против непокорных горцев и против турок на Кавказском театре войны” [9].

Благодаря мужественным и решительным действиям получила известность и двухсотенная горская милиция, в 1855 г. воевавшая на Кавказском фронте. В составе этих сотен вместе с кабардинцами, осетинами, карачаевцами и ногайцами находились также и ингуши [10]. Численность национальных воинских формирований в Крымской кампании только на Кавказском театре военных действии достигала 30 тыс. человек, в том числе – до 12 тыс. северокавказских горцев [11, с 605].

Значительный размах приняло участие северокавказских народов в Русско-турецкой войне 1877–1878 гг. Как известно, эта война, начавшаяся в апреле 1877 г., явилась следствием обострения противоречий великих европейских держав, прежде всего Великобритании, Франции, России, Австрии, в решении так называемого Восточного вопроса [5, 12].

Раскрывая сущность Восточного вопроса, Ф. Энгельс указывал, что по сути это был “вопрос о дальнейшей судьбе турецкого господства в областях со славянским, греческим и албанским населением, а также спор из-за обладания входом в Черное море” [13]. Одним из основных проявлений кризиса Оттоманской империи была незатихающая освободительная борьба балканских народов против турецкого владычества, которая находила симпатию и поддержку в самых широких слоях русского общества. На протяжении веков балканские народы неоднократно поднимались на борьбу за свое освобождение.

Так, в первой половине XIX в. с помощью России стала независимым государством Греция, получили свою автономию Сербия и Румыния. И когда в 1875 г. в Боснии и Герцеговине вспыхнуло национально-освободительное восстание, вскоре перекинувшееся на Болгарию и вызвавшее войну Сербии и Черногории против Оттоманской Порты, Россия вновь активно поддержала борьбу славянских народов.

В отличие от других европейских держав, заинтересованных в сохранении существующего положения вещей, что, по словам Ф. Энгельса, для христианских подданных Порты “означало просто увековечение их угнетения Турцией” [14], Россия открыто выступила на их защиту. Дальнейшее развитие ближневосточного кризиса привело к тому, что 12 (24) апреля 1877 г. Россия объявила Турции войну.

Нет сомнения в том, что правящие классы как в России, так и в Турции, преследовали в войне своекорыстные цели. Прежде всего, активизация политики России на Ближнем Востоке, и в частности на Балканах, объяснялась потребностью правящих классов в расширении внешней торговли, в новых морских портах. Немаловажную роль сыграло и желание царизма победоносной войной поднять свой престиж, сильно пошатнувшийся после поражения в Крымской войне. Кроме того, правящие круги России полагали, что победоносная война с Турцией укрепит положение дома Романовых и собьет поднимавшуюся волну революционного натиска внутри страны.

В свою очередь турецкие правящие круги рассчитывали на то, что победа над Россией укрепит их господство в покоренных землях балканских славян.

Боевые действия в Русско-турецкой войне 1877–1878 гг., как и во всех предыдущих войнах между Россией и Турцией в XIX в., развернулись на двух фронтах – на Балканском и на Кавказском (Малоазиатском). На обоих фронтах в составе русской армии сражались и иррегулярные (милиционные) части, сформированные из представителей народов Северного Кавказа. С первого и до послед-него дня войны на Балканском театре находился четырехсотенный Терско-Горский конно-иррегулярный полк, целиком состоящий из ингушей (Ингушский конный дивизион) и осетин (Осетинский конный дивизион). На Кавказском фронте в боевых действиях приняли участие II и III Дагестанский, Чеченский, Кабардино-Кумыкский конно-иррегулярные полки шестисотенного состава.

Рассмотрим подробнее некоторые сюжеты из истории формирования и боевой жизни Ингушского конного дивизиона Терско-Горского конно-иррегулярного полка, внесшего, наряду с Ингушским конным полком Кавказской Туземной конной дивизии (т.н. “Дикая дивизия”), наиболее весомый и яркий вклад в страницы истории боевой славы ингушей, явившегося первой “кузницей” строительства и становления ингушской военной интеллигенции на службе в русской армии. Ингушский дивизион, как единоэтническая воинская часть, стал одной из тех воин-ских частей русской армии, где формировался цвет ингушской военной элиты – костяк будущего ингушского офицерства. Именно этим Ингушским конным дивизионом командовал на Балканском фронте первый генерал русской армии, из числа ингушей – Банухо Базоркин.

Осенью 1876 г., когда стало ясно, что война между Россией и Турцией неизбежна, было решено в Терской области создать один конно-иррегулярный полк из ингушей и осетин. Необходимо заметить, что, приступая к формированию иррегулярных частей из представителей коренного населения, Военное министерство царской России и гражданское начальство Терской области опирались на богатый, более чем столетний опыт формирования подобных частей на Кавказе.

Горские иррегулярные части формировались исключительно путем приема на службу добровольцев-горцев. Полку, образованному из ингушей и осетин, было дано название Терско-Горского конно-иррегулярного. Формирование полка происходило весьма успешно.

Командиром Терско-Горского полка был назначен начальник Владикавказского округа полковник П.Ф. Панкратов [9, д. 870, л. 53 об.] Командовать Ингушским дивизионом назначили подполковника Банухо Базоркина, ингушскими сотнями – подпоручика Батако Ужахова и майора Банухо Долгиева; Осетинским дивизионом – ротмистра Арслана-мурза Есиева, осетинскими сотнями – корнета Агубекира Дударова и подпоручика Тотрадза Зембатова [15].

Субалтерн-офицерами (т.е. младшими офицерами) в полк были зачислены: в 1-й (Осетинский) дивизион – прапорщики Мисерби Гутиев, Гиданов, Джамбулат Череков, Гетагаз Тхостов, Александр Дзугаев, Генардуко Абисалов и Темурко Боров; во 2-й (Ингушский) дивизион – подпоручик Маги Наурузов, прапорщики Керим Богатырев, Дох Мальсагов, Артаган Мальсагов, ротмистр Николай Альдиев, поручик Генардуко Есенов, подпоручики Умар Сампиев и Гани Джемиев [15, л. 17 об.].

В виде исключения каждому дивизиону разрешили выступить в поход со своим собственным почетным знаменем. Эти знамена были пожалованы Высочайшим Императорским Указом “За Верность и Преданность России” ингушскому народу в 1841 г., а спустя три года, в 1845 г. – осетинскому [16]. Ингушское знамя было пурпурного цвета. Каждое знамя вывозилось в строй со всеми почестями, присвоенными знаменам и штандартам по уставу. Кроме того, каждая сотня имела свой, отличный от других, сотенный значок, служащий как бы сотенным знаменем [17].

25 ноября 1876 г. формирование Терско-Горского конно-иррегулярного полка было успешно завершено, и дивизионы его собраны на своих сборных пунктах. Местом сбора Ингушского дивизиона стало селение Базоркино [15, д. 7, л. 12–12 об., 14]. 1 декабря 1876 г. в торжественной обстановке ему было вручено боевое знамя. 7 декабря того же года Терско-Горский конно-иррегулярный полк в числе войск, “…особенно способных к действиям малой войны в странах гористых”, отправился в Кишинев, где находилась Главная квартира (Главный штаб) Дунайской армии, и прибыл туда 15 декабря 1876 г. [18]. По прибытии полка его осмотрел начальник полевого штаба действующей армии генерал-адъютант А.А. Непокойчицкий, который, “оставшись доволен бодрым видом людей и строем”, доносил затем Императору: “Сегодня я смотрел Терско-Горский полк, прибывший с Кавказа… Славный полк, так и дышит Кавказом” [19].

Местом временной дислокации полку определили расположенное близ Кишинева селение Гуро-Галбино. Вскоре приказом по войскам действующей армии Терско-Горский полк вместе с Кубанским и Владикавказским казачьими полками, а также Донской конно-горной батареей был включен в состав временно образуемой Кавказской казачьей дивизии. Командовать дивизией было поручено опытному генералу Д.И. Скобелеву, Начальником штаба был назначен полковник П.Д. Паренсов [20]. А “…для придания большей самостоятельности вновь сформированной Кавказской казачьей дивизии” в ее состав был включен 30-й Донской казачий полк. После этого дивизию разделили на две бригады. В первую вошли Кубанский и 30-й Донской казачий полки, а во вторую – Владикавказский казачий и Терско-Горский конно-иррегулярный [21]. Командиром второй бригады накануне выступления в заграничный поход был назначен полковник Вульферт. На Кавказ-скую дивизию командование возлагало большие надежды. Ее иногда называли “гулевой” дивизией, потому что после переправы через Дунай предполагалось, что «…она пойдет впереди армии в набег и будет “гулять” по Болгарии, наводя страх и ужас на противника» [22, с. 189]. Пользуясь своими скоростными качествами и маневренностью, она должна была совершать внезапные налеты на передовые отряды противника, постоянно находиться в авангарде наступающих русских войск.

Это и определяло основное содержание боевой учебы в полках дивизии. В одном из первых приказов по дивизии генерал Д. Скобелев-старший (в Дунай-ской армии служил и его сын – молодой, но уже известный генерал М.Д. Скобелев) подчеркивал, что, “…вступая в первый раз в состав армии, действующей вне Кавказа, представители славных кавказских войск должны помнить всю важность их задачи; Кавказ на них надеется и Кавказ хочет их славы (выделено мной. – И.А.)” [15, д. 21, л. 3]. Всю зиму и почти всю весну 1877 г. Терско-Горский полк провел в Гуро-Галбино. И это для него был период, насыщенный напряженной боевой учебой.

Очень интересно пишет о пребывании Терско-Горского полка в Гуро-Галбино полковник И. Тутолмин: “Во всех оттенках этого полка проявляется строго выдержанное военное щегольство, сухие кровные кони, исправные седла, нарядная сбруя, изящная отделка шашек и кинжалов выказывала их безграничную любовь к оружию и боевой обстановке” [23].

А вот как описывает всадников Терско-Горского полка полковник П.Д. Паренсов (впоследствии – генерал-майор, начальник штаба Кавказской казачьей дивизии) в своих воспоминаниях: “Далеко не доезжая Гуры-Галбино, нас встретили всадники Терско-Горского полка и конвоировали до места, – любо было смотреть на этих лихих, изящных наездников, для которых езда – удовольствие, нормальное состояние, а не обязанность, как в нашей регулярной кавалерии”. Продолжая свои воспоминания, он пишет: “В Гуре-Галбино поинтересовался я поближе познакомиться с ингушами и осетинами и совершено в них влюбился. Это была настоящая кавалерия, центавры (кентавры. – И.А.). Колодец был очень близко от нашей квартиры, и я любовался, какими молодцами они ездили на водопой: без седел, на недоуздках, скачут и гарцуют, джигитуя при возвращении от колодца” [11, с. 190, 194].

В конце марта – первых числах апреля, незадолго до объявления царского манифеста о войне, началось общее передвижение русских войск к румынской границе. Кавказская казачья дивизия вошла в состав войск левой колонны (под общим руководством командира VIII Армейского корпуса генерал-лейтенанта Радецкого) и вместе с IV Стрелковой бригадой составила отдельный отряд.

Путь Кавказской казачьей дивизии, вместе с временно приданными ей частями, пролегал через румынские города Галац и Браилов. Обойдя стороной Бухарест, она вышла к берегам Дуная и, являясь правым авангардом главных сил армии, приступила к охране своего участка берега и наблюдению за акваторией Дуная – от реки Веде до озера Гречилор (на протяжении 60 верст) [24]. Вскоре произошел весьма неприятный казус, омрачивший настроение всего личного состава Терско-Горского полка. Когда полк уже проделал довольно большой путь по территории Румынии и вышел на исходные рубежи общей атаки русских войск, 6 мая неожиданно поступил приказ полевого штаба, в котором говорилось, что Главнокомандующий действующей армией, “ввиду недостатка кавалерии в Одесском военном округе… приказал отправить в г. Одессу в распоряжение командующего Одесским военным округом Терско-Горский конно-иррегулярный полк в полном составе” [20, д. 7376, л. 8]. Однако уже через два дня по новому приказу в Одессу отсылался только Ингушский конный дивизион. Необходимо заметить, что ни в приказах по полку и дивизии, ни в переписке лиц командного состава по этому вопросу, нигде не было указано, в чем конкретно выражаются претензии к Ингушскому дивизиону. Общую картину несколько проясняет в своем походном дневнике полковник А. Тутолмин:

“Они (ингуши. – И.А.) от всей души откликнулись на призыв боя и жаждали боя; но войны не было, и кишиневское выжидание обдало их скукой…

Наступил наконец утомительный однообразный поход по Румынии. Туго свыкались горцы с непривычным, но необходимым для их блага строевым ходом. Отъехать в сторону, отстать, перескакать друг друга было потребностью веселой кучки молодцов. Никто из них не сознавал, что в этом удальстве заключалось семя сплетен и раздоров, кончившихся тем, что в Бухаресте их обвинили в грабежах и буйстве. Хотя произведенное по этому поводу следствие не обнаружило ни грабежа, ни буйства (выделено мной. – И.А.), но было уже поздно…” [23, с. 2].

Вскоре после отправления Ингушского дивизиона в Одессу Кавказская казачья дивизия была расформирована. Осетинский дивизион присоединен к Владикавказскому казачьему конному полку, который вместе с Кубанским – составил отдельную Кавказскую казачью бригаду под командованием полковника А. Тутолмина [20, д. 7369, л. 25; 25]. Насколько остро переживали свое отлучение от участия в активных боевых действиях всадники и офицеры Ингушского дивизиона нетрудно себе представить, если через неполные две недели командующий Одесским военным округом генерал-адъю-тант В.С. Семека в конфиденциальном письме к начальнику полевого штаба действующей армии генерал-адъютанту А.А. Непокойчицкому сообщал, что “…Прибывшие в Одессу из действующей армии люди двух сотен ингушей Терско-Горского конно-иррегулярного полка чрезвычайно убиты тем положением, в которое они поставлены… Со времени прибытия двух названных сотен в Одессу люди держат себя во всех отношениях безукоризненно хорошо… Ввиду этого, если люди и дальше будут держать себя так же хорошо, то, дабы дать им возможность восстановить свою репутацию, имею честь покорнейше просить уведомления – возможно ли будет войти мне с представлением о возвращении их в состав действующей армии после перехода ее через Дунай, или же могу ли я употребить их в дело (т.е. участие в боевых действиях. – И.А.), назначив на Нижний Дунай в состав отряда генерал-лейтенанта Веревкина, так как для разведывательной службы по побережьям люди этих сотен по плохому знанию ими русского языка не могут быть вполне полезны, тогда как на Дунае из них можно будет извлечь весьма немалую пользу, особенно при недостаточности там кавалерии” [20, л. 60–60 об.; 25, с. 72].

Представленное письмо русского генерала в очередной раз свидетельствует о том, насколько сильно и велико было желание ингушей и Ингушского дивизиона сражаться в рядах русской армии. Одновременно оно также является и ярким примером непредвзятого отношения отдельных военачальников русской армии к горцам. Письмо генерала В.С. Семеки оказало благотворное действие на принятие решения без дополнительных ходатайств с его стороны: Главнокомандующий армией согласился с предложением послать Ингушский дивизион на Нижний Дунай в отряд генерала В.Н. Веревкина [26]. В составе этого отряда Ингушский дивизион нес сторожевую службу в окрестностях Татар-Бунара, Измаила, Тульчи [27]; занимал посты, расположенные у минных заграждений на Дунае [15, л. 41] и лишь изредка имел радостную возможность схватиться в отдельных стычках с неприятелем [28, с. 239, 256]. Хотя Нижнедунайский отряд и был приравнен к войскам действующей армии, но такая спокойная жизнь на войне не удовлетворяла всадников дивизиона. Об этом неоднократно докладывали вышестоящему начальству и командир дивизиона, и командир полка. Благодаря таким настойчивым просьбам 13 сентября 1877 г. дивизион был наконец-то включен в правую колонну войск, предназначенных для штурма города Сулин [28, с. 295], но через день поступил приказ Главнокомандующего о направлении в действующую армию ингушских сотен [20, л. 86].

По прибытии в Главную квартиру (Главный штаб. – И.А.) Ингушский дивизион 9 октября 1877 г. был зачислен в состав войск XIII Армейского корпуса [20, д. 7314, л. 37]. Корпус этот вместе с XII Армейским корпусом составлял Рущукский отряд, созданный вскоре после переправы войск действующей армии через Дунай, под командованием наследника престола, будущего императора Александра III.

Главная задача, которая ставилась перед ним, заключалась в поддержке левого фланга главных сил, наносящих удар от Систова через Тырново на Балканы, а также в том, чтобы овладеть сильно укрепленной крепостью Рущук [29].

Возвращаясь к истории разъединения частей Терско-Горского конно-иррегулярного полка, командование корпуса, сознавая неразумность такого распыления сил, предпринимало немало усилий и попыток к его воссоединению. В частности, в конце 1877 г. генерал-адъютант А.М. Дондуков-Корсаков обратился с этой просьбой к Начальнику штаба действующей армии. “…Блестящая храбрость, предприимчивость и особенное искусство горцев к действиям в горной и покрытой лесом местности заставляют меня дорожить этими отличными воинами, особенно при теперешнем районе действий XIII корпуса”, – так мотивировал он свою просьбу о воссоединении полка [30]. Однако в условиях общего наступления всей армии сделать это не представлялось возможным.


литература


1. Тарле Е.В. 1812 год. Нашествие Наполеона на Россию. М., 1959. С. 611.

2. Гаджиев В.Г. Роль России в истории Дагестана. М., 1965. С. 127.

3. Бутков П.Г. Материалы для новой истории Кавказа с 1722 по 1803 гг.: В 2 ч. СПб., 1869.

4. Тотоев Ф.В. Страницы из истории Чечено-Ингушетии // Изв. ЧИНИИИЯЛ. Грозный, 1972. Т. 6. Вып.3. С. 197.

5. Смирнов Н.А. Политика России на Кавказе в XVI–XIX вв. М., 1958. С. 132.

6. История Кабарды с древнейших времен до наших дней / Под ред. Н.А. Смирнова. М., 1957. С. 82.

7. Цит. по: Гаджиев В.Г. Провал англо-ирано-турецких планов захвата Кавказа в 20–30 гг.
XIX в. // Уч. зап. ИИЯЛ. Махачкала, 1966. Т.16. С. 250–251.

8. Ибрагимбейли Х.М. Кавказ в Крымской войне 1853–1856 гг. М., 1971. С. 283.

9. ЦГА РСО-А, ф.53, оп.1, д.1750, л.3, 10–16.

10 ЦГИА Респ. Грузия, ф.1087, оп.1, д.805, л.66 об.

11. Паренсов П.Д. Из прошлого // Русская старина. СПб., 1890, январь.

12. Подробнее см.: Фадеев А.В. Россия и восточный кризис 20-х годов XIX в. М., 1958; Он же. Россия и Кавказ в первой трети XIX в. М., 1960; Он же. Кавказ в системе международных отношений в 20-50 гг. XIX в. М., 1956; Маркова О.П. Россия, Закавказье и международные отношения в конце XVIII в. М., 1966; Киняпина Н.С. Внешняя политика России второй половины XIX в. М., 1974; Улунян А.А. Апрельское восстание 1876 года в Болгарии и Россия. М., 1978.

13. Маркс К. и Энгельс Ф. Полн. собр. соч. 2-е изд. Т. 22. С. 49.

14. Они же. Полн. собр. соч. 2-е изд. Т. 9. С. 31.

15. ЦГА РСО-А, ф.83, оп.1, д.8, л.1.

16. Гизетти А.Л. Сборник сведений о Георгиевских кавалерах и боевых знаках отличий Кавказских войск: В 4 ч. Ч.2. Тифлис, 1901. С. 101–102; 106–107.

17. Крестовский В.С. Двадцать месяцев в действующей армии: В. 2 т. Т.1. СПб., 1879. С. 27–30.

18. РГВИА, ф.485, д.30, л.26–27.

19. Сборник материалов по Русско-турецкой войне 1877–1878 гг. на Балканском полуострове. Вып.11. СПб., 1898. С. 111. (В дальнейшем – Сборник материалов...)

20. РГВИА, ф.ВУА, д.7441, л.22–22 об.; Сборник материалов… Вып.97. СПб., 1912. С. 7.

21. Сборник материалов… Вып. 29. СПб., 1902. С. 114; Вып.97. 1910. С. 9; 26–27.

22. Паренсов П.Д. Из прошлого. Воспоминания офицера Генерального штаба: В. 2 ч. Ч. I. СПб., 1901.

23. Тутолмин И. Кавказская казачья бригада в Болгарии 1877–1878 гг. (Походный дневник). СПб., 1879. С.2.

24. Сборник материалов… Вып.22. СПб., 1899. С. 42, 65; Вып.29. СПБ., 1902. С. 494.

25. Сборник материалов… Вып.30. СПб., 1902. С. 205; Вып.95. СПБ., 1910. С. 87.

26. Сборник материалов… Вып.95. СПБ., 1910. С. 85.

27. Сборник материалов… Вып.28. СПб., 1900. С. 186–187, 296.

28. Сборник материалов… Вып.39. СПб., 1907.

29. Беляев Н.И. Русско-турецкая война 1877–1878 гг. М., 1956. С. 70.

30. Сборник материалов… Вып.67. СПб., 1908. С. 46–47.


(Продолжение следует)


23 апреля 2003 г.