Учебное пособие для студентов, обучающихся в бакалавриате по специальности 540300 «Филологическое образование»
| Вид материала | Учебное пособие |
- Рабочая программа для иностранных студентов и аспирантов-филологов, обучающихся, 111.29kb.
- Учебное пособие для студентов исторических специальностей Павлодар, 2082.7kb.
- Учебное пособие для студентов 4 курса дневного отделения по специальности 030501 «Юриспруденция», 1713.85kb.
- Учебное пособие для студентов, обучающихся по специальности 02. 04. 10 «Психология», 7700.01kb.
- Учебное пособие для студентов, обучающихся по специальности, 527.56kb.
- Учебное пособие Допущено Учебно-методическим объединением вузов Российской Федерации, 1671.62kb.
- И. М. Губкина Ю. И. Брагин Нефтегазопромысловая геология и гидрогеология залежей, 644.07kb.
- Учебное пособие канд экон наук, доцент кафедры управления О. А. Соловьева Троицк 2008, 2909.51kb.
- Учебное пособие для студентов высших учебных заведений, обучающихся по направлению, 1100.02kb.
- Учебное пособие для студентов г. Севастополь 2009, 1201.15kb.
Генрих Мани (1871 – 1950)
Один из первых романов писателя - «Земля обетованная» (1900). Типичная история молодого человека поведана Г. Манном. Андреас Цумзее, вчерашний провинциал, становится в Берлине известным драматургом, но благодаря отнюдь не таланту, а связи с женой банкира Туркхаймера. Стоило, однако, Цумзее попытаться обмануть своих покровителей, как его карьере был положен конец. Ничтожен и ограничен этот паяц, но не менее ничтожно и «высшее общество», куда удается ему на время проникнуть.
Андреас Цумзее, этот немецкий «милый друг», открывает целую галерею портретов «верноподданных» в творчестве Г. Манна, которая с течением времени обильно пополнится новыми образами, в том числе и самым ярким из них – образом Дидериха Геслинга.
Почти одновременно (1903) публикуются новые произведения Г. Манна – трилогия «Богини» («Диана», «Минерва», «Венера») и роман «В погоне за любовью».
Именно сатирическое начало, давшее о себе знать уже в «Земле обетованной», определило пафос одного из наиболее известных романов, созданных Г.Манном до первой мировой войны, – «Учитель Гнус, или Конец одного тирана» (1905). Юношеские впечатления автора от учебы в гимназии далеко не исчерпывают содержания книги, хотя и сыграли решающую роль в обращении писателя к теме школы. Известно, как презирали братья школу с ее духом пруссачества, с ее, по выражению Т. Манна, «методами дрессировки». Герой этого романа – учитель Нусс, прозванный учениками Гнусом; вокруг него и строится повествование. Г. Мани показывает тирана, трусливого и мстительного, видящего в каждом ученике лишь «серое, забитое, коварное существо», «мятежника» и «тираноубийцу». Все помыслы Гнуса сводятся к маниакальной страсти «поймать с поличным», во что бы то ни стало испортить карьеру тому, кто осмелился назвать его «этим именем». А поскольку Гнус подвизается в местной гимназии более четверти века, то для него «школа не заканчивалась дворовой оградой; она распространялась на все дома в городе и в пригороде, на жителей всех возрастов», в конечном счете – и на все человечество. 3апоздалая страсть к «артистке Фрелих» и союз с нею довершают деградацию Гнуса: он превращается сначала в завсегдатая, а затем и в содержателя грязного притона. Даже самые респектабельные и благонамеренные бюргеры со
своими судьбами и кошельками оказываются у ног Гнуса. Такая трансформация воспринимается как вполне закономерное явление: Гнус, и прежде развращавший души своих учеников, в новых обстоятельствах лишь прибегает к новым средствам растления.
В 1911 году писатель начал работать над осуществлением нового замысла, со временем воплотившегося в трилогии «Империя».
«Верноподданный» (1914) – первый и наиболее совершенный роман трилогии. Его журнальная публикация была приостановлена по цензурным соображениям. Лишь в 1918 г. после крушения той самой вильгельмовской империи, на которую с такой яростью обрушился Г. Манн, с «Верноподданным» познакомились немецкие читатели. Однако еще раньше роман стал известен за рубежом, в том числе в России, где был опубликован уже в 1914 г. Самые существенные социально-политические события эпохи нашли отражение в романе. Сюжетные перипетии сводятся к истории возвышения Дидериха Геслинга, становления его «верноподданнического» сознания. На протяжении всего романа герой Г. Манна демонстрирует поистине эквилибристскую приспособляемость к обстоятельствам. Но как бы ни была «сладостна» для Геслинга «дрожь человека, которого пожирает власть», для него всегда «на первом месте ... долг перед самим собой», иначе говоря – личная выгода, «готовность самому попрать бунтовщика».
Геслинг раболепствует перед отцом, перед классным наставником, возведшим его «в ранг первого ученика и тайного наушника», благоговеет перед всеми «сильными», но лишь затем, чтобы его «не стерли... в порошок». Действуя «хитро, исподтишка», Геслинг превращается «в упоенного победой насильника» над более слабыми – матерью, сестрами, соучениками, рабочими. Не случайно любимой его игрой в детстве была «игра в тирана».
Сходство Геслинга с императором Вильгельмом становится в результате многократного варьирования лейтмотивом поведения. Причем речь идет не только о внешнем сходстве («кончики усов у самых глаз», «холодных блеск в глазах» и т.п.), но и о внутреннем: даже мозг Дидериха работает «в унисон с мозгом» кайзера, и Геслинг как бы подсказывает ему слова и решения.
Роман «Верноподданный» был актуален не только для своего времени, но и для последующих десятилетий, недаром он оказался среди первых книг, брошенных в костер гитлеровскими штурмовиками 10 мая 1933 г. В годы фашизма манновский персонаж ассоциировался с Гитлером. Прочно вошел роман и в духовный обиход после второй мировой войны.
Томас Манн (1875 – 1955)
В ранние годы творчества Т. Манн создает ряд новелл, часть из которых была объединена под общим названием «Маленький господин Фридеман» (1897). Эти первые новеллы в большинстве своем меланхоличны, изображают жестокую, мрачную, порой гротескно-карикатурную жизнь. Их атмосфера сумрачна, финал печален; в них действуют больные, со смятенным духом и неустойчивой психикой люди.
Вот Иоганн Фридеман – маленький горбун, замкнутый, необщительный человек, владелец небольшого агентства. Фридеман не ко двору в этом приморском городе, где коммерческая деятельность иссушила души бюргеров-предпринимателей, а интересы торговли не оставляют времени для всего, что не есть «дело».
Как бы отринутому самой природой Фридеману приходится нелегко, но он сумел создать себе одинокий мир, где были тихие вечера в садике, скрипичные мелодии, хороши книги и хорошие сигары. А «главным увлечением господина Фридемана, его подлинной страстью был театр».
Он пытался устранить из своих мыслей и привязанностей все, что могло бы уязвить его, принести боль; с грустной улыбкой пытался он примириться с обреченностью своего сердца. Еще в ранней юности он запретил себе любовь: «Хорошо, - сказал он себе, - кончено. Обо всем этом я больше не буду думать. Другим это дает счастье и радость, мне же может принести только горе и страдание. Никогда больше... Никогда».
Но оказалось, что господин Фридеман не обрел власти над своими чувствами и катастрофа все-таки разразилась. В 30 лет, когда он думал, что остается лишь так же незаметно дожить одно-два десятилетия, любовь разрушительным смерчем врывается в его жизнь. В нем вдруг просыпается непобедимая страсть к госпоже Риннлинген – супруге начальника округа, «столичной штучке»; живое беззастенчиво вторглось в его существование, исковеркав и уничтожив все, чем он дотоле дышал: «Тревожным, полным ужаса взором смотрел он внутрь себя; все его чувства, которые он так нежно лелеял, так мягко и мудро оберегал, теперь были разорваны, взбудоражены, спутаны».
Хотя краски, звуки, картины внешнего мира, реалистически точно и детально выписанные художником, все время присутствуют в новелле (Фридеман нюхает цветы, слушает щебетанье птиц, наблюдает ясное синее небо, прогуливается по улице, видит, как выходят мальчишки из пекарни и т.д.), главное внимание читателя приковывается к тем сложным чувствам и ощущениям которые наполняют его душу, не проявляя себя ни в словах, ни в движениях, ни в поступках. Маленький Фридеман испытывает то «мучительное возбуждение», то «пронзительную нежность к жизни», то томительную тоску о «несбывшемся счастье» или же «чувство согласия с неизбежностью». Когда же Герда презрительно отшвыривает его от себя в парке, он ощущает «может быть ... чувственное упоение ненавистью», а «может быть, брезгливое чувство к себе», которое и вызвало «эту жажду уничтожить, растерзать себя, покончить с собою».
Характерно, что под наблюдением раннего Томаса Манна оказываются главным образом болезненные, слабые, отклоняющиеся от нормы, неполноценные и обделенные жизнью существа, вроде горбуна Фридемана. адвоката Якоби из новеллы» Луизхен» (1897), который «в своем раболепном самоуничижении... заходил так далеко, что уже не был способен сохранить нормальное чувство собственного достоинства». Особенно наглядной эта ущербность становится в тот момент, когда жалкая, страдальческая фигура адвоката по прихоти его жены и ее любовника выставляется на всеобщее осмеяние в ярком шутовском наряде, подчеркивающем бесформенность и безобразие его громадного, неуклюжего тела.
Еще более явственно эта сложность внутренней жизни в ее эмоциональной и интеллектуальной сферах раскрывается Томасом Манном в первом большом романе – эпопее «Будденброки» (1899).
«Будденброки» созданы, несомненно, в традиционной реалистической манере, может быть, близкой к натурализму. Это роман – хроника, посвященный истории одной купеческой семьи, где действие медленно и последовательно развертывается от поколения к поколению на протяжении нескольких десятилетий.
Старший Иоганн верен идеалам юности и хотя отказался от галунов между пуговицами, но длинных брюк жизни не нашивал. Его широкий, двойной подбородок уютно покоился на кружевном жабо...». Так же одета и жена – «дородная дама с тугими белыми буклями», с «бархатным мешочком «помпадур» в белоснежных, все еще прекрасных руках». Об этой чете, озаренной отблеском великого ХVIII века, писатель говорит растроганно.
Второе поколение – сын старшего Будденброка. «Консул» Иоганн Будденброк при всем том, что он отличный делец, уже не чета старику Будденброку. Недаром он позволяет себе осуждать его вольнодумство. «Папа, вы опять потешаетесь над религией», - замечает он по поводу весьма вольного цитирования библии, которым забавляется старый Йоганн. И это благовременное замечание очень характерно: у консула Будденброка нет не только свободного ума, присущего его отцу, но нет и его широкой предприимчивости, нет смелой ганзейской хватки, нет веры в свои силы. «Патриций» по положению в бюргерской среде родного города, он уже лишен того аристократического блеска, который есть у его веселого, и жизнелюбивого отца. Ко второму поколению относится и блудный сын семейства Будденброк – Готхольд. Этот, против воли отца женившись на обычной мещанке, нарушил аристократические претензии Будденброков, вышел из повиновения, сломал вековую традицию.
В третьем поколении – в четырех детях консула, в сыновьях Томасе и Кристиане, дочерях Тони и Кларе, – начинающийся упадок дает себя знать уже в значительной мере. Недалекая, хотя и весьма ценящая свое происхождение Тони, при всех внешних данных, сулящих успех в обществе, терпит неудачу за неудачей. Неудачен ее брак с хитрым гамбуржцем Грюнлихом, авантюристом, рассчитывавшим, прежде всего на приданое Тони. Еще более печален второй брак Тони – мюнхенский делец Перманедер, пошляк и хам, не желает считаться ни с претензиями Тони, ни с ее желанием жить согласно будденброковским традициям. В этих житейских неудачах виновата сама Тони: она слишком самовлюбленный, поверхностный человек, в ней нет здравого смысла ее предков, ее легкомыслие граничит с глупостью.
И Томас вынужден прибегать к нечистоплотным и недостойным приемам, скупая за полцены хлеб на корню у попавших в тяжелое положение землевладельцев. Идет он на это, мучаясь, колеблясь, разрываясь между необходимостью упрочить положение фирмы и верностью традициям «честной торговли. «Кто же он, Томас Будденброк, - делец, человек действия или томимый сомнениями интеллигент?.. Деловой человек или расслабленный мечтатель?» - размышляет он о себе.
Эти черты обостряются в Ганно Будденброке, сыне Томаса, представляющем четвертое поколение семьи. Все его чувства отданы музыке. В маленьком потомке дельцов и коммерсантов пробуждается художник, полный недоверия к действительности, окружающей его, рано подмечающий ложь, лицемерие, власть условностей. Но Ганно больной мальчик: физическое вырождение делает свое дело. И когда тяжкая болезнь обрушивается на Ганно, его слабый, подточенный хворью организм не может ей сопротивляться.
Проанализируем следующий эпизод.
При появлении доктора Мантельзака в классе мгновенно водворилась тишина, и все мальчики, как один, встали с места. Он был классным наставником, а к классным наставником полагается относиться с сугубым уважением. Г-н Мантельзак прикрыл за собою дверь, нагнулся, вытянул шею, чтобы проверить, все ли поднялись, повесил на гвоздь свою шляпу и, то вкидывая, то наклоняя голову, быстро зашагал к кафедре. Взойдя на нее, он выпрямился и стал глядеть в окно, все время водя указательным пальцем с кольцом-печаткой между воротничком и шеей. Это был человек среднего роста, с жидкими, почти седыми волосами, с курчавой головой Юпитера и близорукими синими глазами навыкате, поблескивавшими за стеклами очков. Морщинистой рукой с очень короткими пальцами он то и дело оправлял в талии свой сюртук из серой мягкой материи. Брюки у него, как и у всех учителей, включая изящного доктора Гольденера, были несколько коротковаты и не закрывали голенищ широких, до блеска начищенных штиблет.
Внезапно, отвернувшись от окна, он испустил короткий приветственный вздох, взглянул на безмолвствующий класс, сказал «да, да» и дружелюбно улыбнулся нескольким ученикам. Было очевидно, что он находится в отличном расположении духа. Вздох облегчения пронесся по классу. Многое, очень многое – можно сказать, все зависело от того, хорошо или плохо настроен доктор Мантельзак. Мальчики знали, что он бессознательно и даже не пытаясь себя контролировать отдается во власть своих настроений. Доктор Мантельзак отличался совершенно исключительной, бесконечно наивной несправедливостью, а благоволение его было прекрасно и переменчиво, как счастье. У него всегда имелись два или три любимчика, он говорил им «ты», называл их по именам, и этим любимчикам жилось как в раю. Они могли отвечать первое, что им взбрело на ум, а после урока г-н Мантельзак дружелюбнейшим образом беседовал с ними, но в один прекрасный день, большей частью после каникул и одному богу известно, по какой причине, они вдруг впадали в немилость, оказывались свергнутыми, уничтоженными, позабытыми; другие отныне назывались по имени. Теперь он новым счастливчикам подчеркивал ошибки в extemporalia такой аккуратной и тоненькой черточкой, что работы их, даже самые неудовлетворительные, сохраняли опрятный вид. Зато в тетрадях других учеников г-н Мантельзак орудовал пером столь гневно и размашисто, до того исчерчивал их красными чернилами, что они становились страшными и отталкивающими. А так как он не подсчитывал ошибок, а ставил баллы в зависимости от количества израсходованных им красных чернил, то его фавориты оказывались в весьма выгодном положении. При этом он никогда не задумывался над таким произволом жизни». (Пер. Н. Ман).
В то же время, вместе с влиянием натурализма Гонкуров, может быть, в результате влияния Толстого (точнее романа «Анна Каренина», который, по собственному признанию автора, оказал на него громадное воздействие) почти с первых глав романа мы можем заметить известный прорыв за предел внешней описательности, стремление к установлению каких-то внутренних закономерностей в жизни описываемого семейного клана.
Норвежская литература 1871 – 1918 годов
Генрик Ибсен (1828 – 1906)
Молодой Ибсен пережил влияние датского мыслителя С. Кьеркегора. В драме «Бранд» неслучайно главный герой – священник-философ. Причину духовной гибели своих современников Бранд видит в том, что им подменили бога. Тот, в которого они верят, «стар и сед», ему «было бы с руки надеть ермолку и очки». Бог Бранда – это бог первых христиан, могучий властелин, сурово взыскивающий за отступление от своих требований. Его требования – к настоящим людям. Его суровость – это его любовь. Казалось бы, Ибсен учит своих читателей верить в бога, только заменяет слабого бога слабых людей сильным, способным воспитать бескомпромиссных. Но Ибсен никогда не был религиозным писателем. Он полагал, что идея бога, как и идея государства, имела свое начало и будет иметь свой конец.
Бранд добился того, что люди пошли за ним, он повел их ввысь в горы, к торжеству духа, но в чем цель пути и где она конкретно, их вождь не сумел ответить. Они озлобились и забросили его камнями. Фогт, более всего боявшийся, что проповеди Бранда внушат народу мысль не платить налоги, научат их мыслить и понимать, кто их обманывает и живет за их счет, воспользовался тем, что народ устал и, обманув, вернул его обратно. Бранд остался один на вершине, перед ним проходит вся его жизнь, подчиненная долгу. Трагический финал заставил его задуматься о верности такого пути. Он шел не тем путем, перед ним в последний час открылась истина, что его прямолинейность граничила с жестокостью. Ясный, сияющий и словно помолодевший Бранд восклицает:
Долго я во тьме морозной
Шел путем закона грозным, -
Ныне все объято светом!
До сих пор искал я доли –
Быть скрижалью божьей воли... (Пер. А. и П. Ганзен).
«Пер Гюнт» (1866) – поэтическая драма, романтическая и антиромантическая. В начале поэмы Пер Гюнт - это «рослый крестьянский парень лет двадцати». Его отец давно разорился и умер, сам Пер живет с матерью, старой Осе. Пера – болтуна, бездельника, фантазера и забияку – никто не любит, кроме матери. За свою дерзость Пер объявлен вне закона; вынужденный бежать из родного селения, в горах он попадает к троллям. До появления у троллей Перу не приходилось выбирать путь в жизни. Он мог рассказывать небылицы, объявлять себя героем всех народных сказаний, обманывать и мать и девушек, не чувствуя угрызений совести, привыкнув к тому, что мать ему все простит и за него заступится. Бурная фантазия Пера говорит о его стремлении к необычному. Жизнь в родной деревне его не удовлетворяет; те, которые его презирают, сами достойны презрения. Норвежский юноша середины ХIХ в., полный нерастраченных сил, но не знающий, чем себя занять, ищет выхода. Сказать, что в его душе не осталось ничего святого, невозможно: он по-своему любит мать и, несмотря на угрозу смерти, возвращается с гор к ней – умирающей, чтобы облегчить ей последние часы; из всех девушек он полюбил «светлую» Сольвейг, и бежит от нее, страшась запачкать ее той грязью, которой много в его душе. Но вместе с тем Ибсен приводит своего Пера к троллям и видит его внутренне готовым принять на всю жизнь формулу троллей – «будь доволен самим собой», которая противоположна жизненному девизу человека: «самим собой будь». Бежав от троллей, Пер Гюнт встречается еще с одним символическим образом – с Великой кривой. Она советует все обходить стороной. Пер, полный сил и надежд, готов сразиться с ней, но «без борьбы всех побеждает Кривая». В начале жизни героя Ибсен только сталкивает его с Кривой, не давая разрешения конфликта, но вся жизнь Пера Гюнта – обходные пути. Бранд, его антагонист, в предыдущем произведении шел только по прямой. В Америке, куда эмигрировал герой, ему повезло: через десять лет он разбогател, ввозя в Каролину негров, а в Китай – божков. Но так как его торговля, по его словам, «вертелась на самом кончике того, что называется законом», он, для успокоения и закона и души, «второе предприятие затеял»: «ввозил в Китай весною... божков, а осенью туда ж миссионеров». Обходил закон «сторонкой», как советовала Кривая, и был «самим собою доволен». Став коммерсантом, Пер утратил все прежние достоинства, которые мы видели в юноше. Искренность и отзывчивость, буйная фантазия выродились и извратились. Когда-то Пер мечтал вместе со своей матерью, что его пригласит на пир король, потом думал сделаться королем троллей, но стал королем золота. И забавы его изменились: не на быстром олене из сказок скачет Пер по родным горам, а на собственном корабле плывет по Средиземному морю, думая вмешаться в войну греков с турками и заработать еще больше денег, помогая побеждающим туркам. За свободу и право, по его мнению, бьются лишь те, у кого нет денег, богатые беспокоятся об умножении капитала с наименьшим риском. Как личность Пер перестал существовать, служа собственному благу, и потому ему ничего не стоит выдавать себя в пустыне за пророка. Идея духовной гибели такого человека достигает своего апогея в доме для умалишенных: безумные люди, утратившие свое истинное «я» и тешащие себя заимствованным, ждут Пера, они провозглашают его своим царем. Безумцы из дома умалишенных сродни троллям: они тоже все видят извращенным, тоже носятся со своим выдуманным «я», незаметно подменяя «быть самим собой» на «быть довольным самим собой». Избрание Пера их царем символично: тот в большей степени, чем они, утратил свое истинное «я». После долгих скитаний Пер Гюнт возвращается на родину старым и больным человеком. Он встречается со своей смертью. Это Пуговичник. Он ходит с оловянной ложкой и собирает в нее людей на переплавку: цельные личности теперь перевелись и из многих расплавленных можно сделать одного. Слепая Сольвейг, которую Пер Гюнт давно оставил, ждет его, спасает его, подтверждает, что Пер стал «самим собой, с печатью божьей на челе».
«Кукольный дом» (1879). Путь к человеческой сущности обнаруживается в сюжетной динамике: адвокат Хельмер не выдерживает испытания перед лицом беды (Нора подделала подпись на векселе отца отца, чтобы спасти от болезни мужа). Хельмер называет Нору преступницей и тут же одевает маску «советника и руководителя». Нора утратила последние иллюзии и увидела истину.
Маленькая женщина поднимает бунт против общества, отказавшего ей в человеческом достоинстве. Она не хочет быть куклой в кукольном доме.
Прокомментируем следующий диалог.
Нора. Я не говорю о деловых заботах. Я говорю, что мы вообще никогда не заводили серьезной беседы, не пытались вместе обсудить что-нибудь, вникнуть во что-нибудь серьезное.
Хельмер. Ну, милочка Нора, разве это было по твоей части?
Нора. Вот мы и добрались до сути. Ты никогда не понимал меня... Со мной поступали очень несправедливо, Торвальд. Сначала папа, потом ты.
Хельмер. Что? Мы двое? .. Когда мы оба любили тебя больше, чем кто либо на свете?
Нора (качая головой). Вы никогда меня не любили. Вам только нравилось быть в меня влюбленными.
Хельмер. Нора, что это за слова?
Нора. Да, уж так оно и есть, Торвальд. Когда я жила дома, с папой, он выкладывал мне все свои взгляды, и у меня оказывались те же самые; если же у меня оказывались другие, я их скрывала, - ему бы это не понравилось. Он звал меня своей куколкой – дочкой, добавлялся мной, как я своими куклами. Потом я попала к тебе в дом...
Хельмер. Что за выражение, когда говоришь о нашем браке!
Нора (невозмутимо). Я хочу сказать, что я из папиных рук перешла в твои. Ты все устраивал по своему вкусу, или я только делала вид, что это так, - не знаю хорошенько. Пожалуй, и то, и другое. Иногда бывало так, иногда этак. Как оглянусь теперь назад, мне кажется, я вела здесь самую жалкую жизнь, перебиваясь со дня на день!.. Меня поили, кормили, одевали, а мое дело было развлекать, забавлять тебя, Торвальд. Вот в чем проходила моя жизнь. Ты так устроил. Ты и пала много виноваты передо мной. Ваша вина, что из меня ничего не вышло.
Хельмер. Нора! Какая нелепость! Какая неблагодарность! Ты ли не была здесь счастлива?
Нора. Нет, никогда. Я воображала, что была, но на самом деле никогда этого не было. (Пер. А. и П. Ганзен).