Понятие гендера. Гендерные исследования

Вид материала

Содержание

Глава 6. ГЕНДЕРНАЯ ИДЕОЛОГИЯ В СОВЕТСКОЙ РОССИИ 1. Октябрьская революция и «женский вопрос». Советское законодательство о равенс
2. Культурная революция и «освобождение женщины». Гендер и политическая система СССР
3. «Советская женщина» и «советский мужчина» на производстве и в семье
СНОСКА: Голод С. XX век и тенденции сексуальных отношений в России. СПб., 199Н
4. Гендерная идеология и политика в 1960-1980-е годы

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 16

Глава 6. ГЕНДЕРНАЯ ИДЕОЛОГИЯ В СОВЕТСКОЙ РОССИИ

1. Октябрьская революция и «женский вопрос». Советское законодательство о равенстве прав мужчин и женщин

Как известно, Советская Россия после Октябрьской революции стала полигоном для испытания многих смелых проектов. Одним из них была попытка реализации полного равноправия мужчин и женщин.

Обратившись к «планам революционных преобразований», можно выстроить следующую схему гендерных отношений, которая должна была осуществиться после победы социализма:

♦ мужчины и женщины уравнены в политических и социальных правах;

♦ буржуазная семья (эгоистическая и замкнутая) прекращает свое существование и уступает место свободному союзу мужчины и женщины;

♦ женщина трудится в общественном производстве наравне с мужчиной, а домашнее хозяйство должно быть упразднено;

♦ в качестве гарантии гендерного равенства материнство перестает быть частным делом отдельной женщины как следствие со-шания государственной системы содержания и воспитания детей;

♦ двойная мораль, характеризующая отношения мужчины и женщины в буржуазном обществе, в результате перевоспитания мужчин и женщин уступает место отношениям солидарности труня щихся индивидов разных полов.

В этих целях издаются декреты советской власти об упразднении церковного брака и упрощении процедуры развода, возможности выбирать фамилию мужа или жены после заключения брака, отмене юридических различий между детьми, рожденными в браке и вне брака, постановления о равной оплате за равный труд. Первая советская конституция 1918 г. подтвердила политическое и социальное равноправие мужчин и женщин, которое в течение долгих лет было целью женского освободительного движения в России. Именно эти документы стали основанием для повторявшегося в течение 70 лет утверждения о «решенное» проблемы равноправия полов в советской стране.

Каковы же практические последствия «советского равноправия» для мужчин и женщин?

Во-первых, необходимо учитывать, что марксистская идеология настойчиво подчеркивала классовый характер права как «средства классового подавления». Интересы и потребности женщин «трудящихся» классов (работниц и крестьянок) виделись как общие для всего угнетенного населения и как противоположные интересам угнетающего меньшинства, а противоречия, существовавшие между мужчинами и женщинами трудящихся классов и, тем более, различными группами женщин, относившихся к классу угнетенных (работницами, женами рабочих, крестьянками, домашней прислугой и т.д.), фактически игнорировались. В то же время женщины из других социальных групп — купечества, дворянства, духовенства, интеллигенции — оказывались классово чуждыми и потому, наравне с мужчинами — представителями тех же социальных групп, не получили никаких политических прав в новом государстве. Таким образом, пролетарский вариант гендерно-го равноправия сразу же исключил из сферы своего действия значительную часть женского населения России, в том числе большинство активисток либерального движения за женские права.

Во-вторых, даже первые шаги на пути «превращения женщины в полноправного члена общества» показали, что простое предоставление равных политических прав с мужчинами было явно недостаточным даже для пассивного участия значительного количества женщин «угнетенного класса» в строительстве нового общества. Несмотря на формальное предоставление политических прав трудящимся женщинам, руководство большевистской партии не считало их способными немедленно воспользоваться своими правами в той мере, в какой на это были способны мужчины. По мнению большевиков, это было связано с уровнем политической образованности и политической активности женщин. В 1926 г. женщины составляли менее 20% рабочего класса, зато на долю российских женщин приходилось 75% всех неграмотных (СНОСКА: Kingsbury S, Factory, family and woman in the Soviet Union. N.Y., 1935. P. 169), участие женщин — представительниц трудящихся классов в пролетарском инижении было минимальным. Все это давало руководителям партии иозможность рассматривать женщин не только как угнетаемый, но и как «культурно отсталый» слой населения.

В документах большевиков в предреволюционные и первые послереволюционные годы постоянно встречаются упоминания о необходимости «привлечения женщин к самостоятельному участию», «полного освобождения женщины», «переделке... окостенелых порядков». Тон этих заявлений, несмотря на его общую «освободительную» направленность, постоянно ставит тру-нищуюся женщину в позицию «получателя» даров. Как это ни парадоксально, сам факт того, что «равные права» были «переданы» женщине, показывает существование определенного неравенства и представления о вторичности женщин по отношению к мужчинам-освободителям.

2. Культурная революция и «освобождение женщины». Гендер и политическая система СССР

Сложность и противоречивость попыток соединения культурной политики «повышения сознательности трудящихся женщин» с ре-нньным допущением женщин к процессу управления отразились в деятельности женотделов — практически единственных органов женской активности, существовавших в 20-е — начале 30-х годов. Пер-Ш.1М руководителем Департамента по работе среди женщин стала Инесса Арманд (осень 1919 г.), впоследствии женский отдел воз-i навляли — Александра Коллонтай и Александра Самойлова. Целью создания женотделов различного уровня была объявлена необходимость поднять уровень политического сознания женщин и привить им навыки действия в публичной сфере. Предполагалось пктивное участие женщин в работе отделов социального обеспечения, труда, народного образования, здравоохранения. Женщины-делегатки, избиравшиеся не только среди работниц, но и среди домохозяек — жен трудящихся, должны были участвовать в наблюдении за работой столовых и клубов, строительством и работой яслей и детских садов, охраной женского и детского труда (СНОСКА: Арманд И. Доклад на международной конференции коммунисток // Международная конференция коммунисток. М, 1921. С. 84.). Впоследствии работа делегаток была распространена и на деревню, где они занимались не только организацией яслей и красных уголков, но и должны были способствовать хозяйственному просвещению крестьян. Именно работа жен-делегаток впервые предоставила нескольким тысячам женщин возможность попробовать свои силы в осуществлении властных функций и общественной деятельности.

В 40—50-х годах в Советском Союзе сведения о деятельности женских отделов в 30-е годы и женских делегатских собраниях были удалены из энциклопедий и учебников истории, и поэтому нам сейчас довольно трудно поверить в масштабность их работы. Активистки делегатских собраний, как свидетельствуют страницы забытого журнала «Делегатка», издававшегося с 1920 по 1931 г., вмешивались в распределение красноармейских пайков, контролировали выдачу школьникам одежды и обуви, вели борьбу против насекомых-паразитов за чистоту жилища, разъясняли крестьянам необходимость утепления хлевов и разведения породистых кур. В свою очередь, их активность не могла не сказаться на представлениях женщин о самих себе и окружающей их социальной реальности. Доказательством этого служат слова Льва Троцкого, писавшего в «Правде» в 1923 г., что с женоделами связаны многие семейные кризисы: после работы в женотделе новый мир открывается перед-глазами женщины, семья остается без вниманий, что раздражает мужа и приводит в итоге к распаду семьи (СНОСКА: Правда. 1923. 13 июля.).

Вместе с тем, несмотря на очевидность влияния деятельности женщин-делегаток на изменение гендерной идентичности, было бы ошибочным преувеличивать этот фактор. Приготовление пищи, присмотр за детьми и распределением продуктов и одежды не выходили за рамки повседневного опыта женщин и не могли быть сравнимы с задачами обороны, решением вопросов идеологии, финансов и производства, остававшихся в ведении мужчин. Таким образом, можно сказать, что деятельность женщин концентрировалась в основном в привычной для них сфере, что лишало женские организации возможности влиять на принятие важнейших решений хотя бы на местном уровне, а также ощущать свою работу как лело государственной важности. Кроме того, их собрания не мыслились вне партийного контроля, и даже женские клубы могли быть организованы лишь там, где имелась партячейка (СНОСКА: Миловидова И. Женский вопрос и женское движение. М.; Л., 1928. С. 407).

Кроме того, участие женщин в работе делегатских собраний, управлении в сфере здравоохранения и социального обеспечения не предполагало отказа от прежних женских забот (работы по дому, уходу за детьми и т.д.), а представляло собой по существу лишь увеличение женских обязанностей.

По мере укрепления государственных структур к началу 30-х годов коммунистическая партия все меньше нуждалась в самостоятельных организациях: издания «Делегатка» и «Коммунистка» прекратили свое существование в самом начале 30-х, в 1930 г. принимается решение об упразднении женотдела в ВКП(б), что явилось завершением непродолжительного этапа поддержки властью организаций, сформированных по принципу пола. Продвижение к идеалу тотального равенства требовало насильственного стирания культурных различий (гендерных, этнических, социальных), однозначно маркируя всякое «другое» как «чуждое», «враждебное».

«Освобождение», «культурное и социальное раскрепощение женщины» в условиях практической реализации «мужского» (по своей логике и главным фигурам) проекта все больше оказывалось всего лишь неким «возвышением» женщины до мужского уровня, признававшимся идеальным. В то же время и «мужчина», как отдельный индивид и собирательный образ, также не имел возможности развивать свои свойства независимого политического и социального субъекта, становясь «винтиком» административно-командной системы. Важнейшими показателями «социального раз-пития» как женщин, так и мужчин становилась не способность развивать инициативу и осуществлять лидерство, а обретение на-иыков управляемости и организованности, облегчавших контроль их «самодеятельности». Подобная политика сближала реальное понижение мужчины и женщины. Тем не менее это вряд ли может Оыть оценено как ликвидация приоритета «мужского» в обществе и культуре.

Одним из наиболее ярких и часто цитируемых советскими источниками свидетельств улучшения положения женщин и повышения их культурного уровня стало увеличение количества студенток в вузах и техникумах. Так, уже в 1923 г. женщины составляли 37,8% всех студентов вузов. Однако повышение грамотности женщин не изменило в 20-30-е годы общей диспропорции в урон не образованности мужчин и женщин. Образованию женщин и повышению их квалификации по-прежнему мешали сложившиеся в обществе стереотипы. Препятствием на пути к образованию стал и еще меньший объем свободного времени у женщин в связи с сохранением ответственности за решение большинства бытовых проблем и одновременно началом массового включения их в производство.

Главным достижением политических реформ, предпринятых советской властью в отношении массового участия женщин в жизни страны, можно, видимо, считать приобретение ими технических навыков чтения и прослушивания идеологически правильной информации. Как известно, приобретение этих навыков советскими людьми отнюдь не способствовало, а часто препятствовало формированию уверенности в возможности какого-либо личного воздействия на сферу политики.

Единственной организацией, реально обладавшей полнотой политической власти, была коммунистическая партия. Поэтому важно отметить, что в первое десятилетие после революции женщины продолжали составлять меньшинство в ВКП(б) и особенно в ее руководстве, считаясь «несамостоятельны, л», «нуждающимися в руководстве и поддержке», а в годы НЭПа количество женщин — членов партии даже уменьшилось: в 1920 г. женщины составляли 11%, в 1922 - 7,8, в 1924 - 8,6, в 1926 - 12,8, в 1929 -13,5% общего количества (СНОСКА: Коммунистка. 1930. N° 1). Положение женщин-коммунисток внутри партии было не менее сложным, чем жен-делегаток. Они часто сталкивались и с непониманием в своей семье, и с неприятием со стороны мужчин-коммунистов. Увеличение количества женщин и рядах коммунистической партии совпало по времени с прекрашс нием внутрипартийных дискуссий (превращением партии в ядро политической системы в середине 30-х годов).

3. «Советская женщина» и «советский мужчина» на производстве и в семье

В максимальной степени скрытое неравенство проявлялось в сфере труда.

Среди основных, закрепляющих неравенство, стереотипов в последние десятилетия «реального социализма» можно выделить следующие:

♦ взгляд на женщину как на работника «второй категории»;

♦ невысокая эффективность женского труда из-за частых перерывов в работе в связи с двойной нагрузкой (дома и на работе), рождением детей и уходом за ними;

♦ оценка женщин в целом как менее способных и нестремя-тихся к повышению своей квалификации и профессионального статуса.

Следствием данных стереотипов стали такие показатели женского трудового участия, как:

♦ сосредоточение женщин в низкооплачиваемых отраслях про-щподства, с уровнем оплаты труда на 25—30% ниже среднего;

♦ сохранение концентрации женщин преимущественно в тех же отраслях производства, где их занятость была наибольшей как до революции, так и в начале строительства социализма (в начале 90-х годов женщины составляли 93% работников швейной промышленности, 85 — работников текстильной, 77 — работников пищевой промышленности и лишь 41% — научных работников);

♦ даже в феминизированных отраслях женщины занимали в основном подчиненные позиции, в то время как руководство осуществлялось мужчинами;

♦ женщины, обладавшие высоким уровнем образования и квалификации, часто не могли реализовать себя в той же мере, как обладавшие такой же квалификацией мужчины;

♦ женщинам оказывались недоступны многие профессии, свя-шиные с обладанием властью, ответственностью за принятие решений и вышеоплачиваемые.

Значимыми признаками неравенства характеризовалось и положение женщин и мужчин в семье. Однако семейная политика шнетского государства представляет собой сложное явление и включает по меньшей мере два ярких этапа, противоположных по своей направленности.

Первый вошел в историю как период сексуальной революции и «отмены семьи» ( СНОСКА: Голод С. XX век и тенденции сексуальных отношений в России. СПб., 199Н). До предела упрошенная процедура заключения брака и развода (для этого достаточно было зайти в ЗАГС на 10 минут) должна была искоренить отношения насилия и зависимости, существовавшие в семье. Первые законы о семье формально дискриминировали мужчин, установив крайне упрощенную процедуру установления отцовства (по письменному заявлению матери ребенка). В 1920 г. к первым уравнительным декретам советской власти добавился декрет о разрешении медицинских абортов по желанию женщины. Его целью стала ликвидация «последнего препятствия», стоявшего на пути сексуального и семейного раскрепощения женщины. Все перечисленные выше положения нашли свое подкрепление в принятом в 1926 г. законодательстве о браке и семье.

Вместе с тем разрешение разводов и абортов само по себе не могло решить проблему гендерного равенства в частной жизни. Первой причиной было негативное отношение к идеям «отмены семьи» со стороны крестьянского большинства России — как женщин, так и мужчин.

Однако даже в крупных городах, где эти идеи были с восторгом восприняты студенческой молодежью, фактические права женщин при устройстве быта и распределении обязанностей и коммунах постоянно нарушались, а сами женщины нередко рас сматривались не как равноправные участницы сексуальных отношений, а лишь как объект мужского желания.

Второй причиной стали экономические проблемы, воспрепятствовавшие государству взять на себя функции материального обеспечения и воспитания детей. В случае отдельного проживания отц;1 от матери, несмотря на законодательно дискриминирующий муж чин принцип установления отцовства, фактическое участие отца и уходе за ребенком, его воспитании на практике было минимальным. Поэтому в начале 20-х годов женщины в целом сохранили и даже увеличили свою ответственность за бытовое благополучие и духовное развитие детей, что отнюдь не способствовало их реальному равенству с мужчинами, свободными от таких проблем.

С начала 30-х годов начинается второй этап в семейной политике советской власти. По мере укрепления социалистическом государства и начала индустриализации, советское правительство стремилось ограничить свободу частной жизни, применяя все более жесткие методы контроля и регулирования. Юридически новая тенденция была закреплена в таких документах, как закон об отмене абортов по желанию женщины (1936), отмена уравнивания прав зарегистрированных и не зарегистрированных официально супругов и усложнение процедуры развода (1944). Новые законы не только коренным образом противоречили классическим положениям марксистской теории в отношении освобождения женщины, но и привели к существенному росту подпольных абортов и материнской смертности, ухудшению положения тех женщин, которые жили в незарегистрированных браках.

Очевидными были и нарушения личных прав (на выбор супруга и совместное проживание с ним/ней) тех мужчин и женщин, семьи которых пострадали от коллективизации, переселений и репрессий, в результате чего они, иногда на годы, вынуждены были разлучаться со своими супругами, скрывать факт замужества/женитьбы и даже расторгать брак с «изменником родины».

Помимо противоречивой государственной политики в сфере йрачных отношений, существенную роль в формировании гендер-мых представлений советских людей играло фактическое неравенство в распределении семейных обязанностей. Для женщины семья оказывалась частью предписанной ей роли «работающей матери», шнимая большую часть времени, «свободного» от выполнения производственных обязанностей перед государством. Семья фактически становилась для женщины эквивалентом личного времени.

Так, в 1927 г. газета «Правда» писала, что женщина, работающая па производстве, в среднем тратит 5 ч 12 мин в день на домашнюю работу, а работающий мужчина — только 2 ч 8 мин. Кроме того, работающая женщина должна была не просто выполнять большую часть работы по дому, но и сохранять высокий «уровень качества» домашней работы. Пропаганда вовлечения женщины в общественное производство предполагала, что стремление к чистоте в доме, приготовлению вкусных и разнообразных блюд и т.д. является некоей «естественной потребностью» женщины. По мере того как практическая программа по организации общественного быта с конца 20-х годов все более сокращалась, пропагандистские обещания облегчения быта женщин в будущем — за счет создания фабрик-онь, столовых, общественных прачечных — становились одним нажных механизмов манипулирования женским сознанием. Делу проявления неудовлетворенности женщин выполнение обещаний, недовольства дефицитом и низким уровнем домашней техники, они все чаще слышали: «Ведь наша задача состоит не в том, чтобы облегчить только индивидуальный быт, наша задача — строить быт общественный. Сейчас лучше пострадать со старыми мочалками, утюгами, сковородками с тем, чтобы все имеющиеся средства и силы бросить для устройства общественных учреждений — столовых, яслей, детских садов» (СНОСКА: Коммунистка. 1930. № 2-3). Многие женщины, в свою очередь, не стремились отказываться от «индивидуального быта» и с подозрением относились к созданию фабрик-кухонь.

Включение большинства женщин в общественное производство в конце 30—40-х годах не привело к существенному сокращению их домашних обязанностей и в более поздние годы. Как писали социологи А. Г. Харчев и С. И. Голод, в 87,9% случаев в городских условиях домашняя работа выполняется женщинами, работающими на производстве, в результате чего домашняя работа фактически становится второй работой (СНОСКА: Харчев А., Голод С. Профессиональная работа женщины и семья. Л., 1971. С. 7).

Позицию мужчины в советской семье по отношению к организации быта и воспитания детей кратко можно охарактеризовать как «преимущественно отсутствующую». При этом по справедливому замечанию американского историка Гейгера, «советский мужчина, лишь недавно покинувший традиционную патриархатную семью, стремился сохранить свои права, но позволял себе не принимать всех обязанностей» (СНОСКА: Geiger. The family in the Soviet Russia. Harvard University Press. 1968. P. 244).

Между тем фигура отца, первоначально фактически исключенная из распределения ролей в воспитании нового поколения между матерью и государством, начиная с конца 30-х годов становится все более ощутимо присутствующей, по крайней мере, в официальных заявлениях и публикациях прессы.

4. Гендерная идеология и политика в 1960-1980-е годы

После смерти Сталина официальная идеология все более уходит из частной жизни и, следовательно, все меньше регулирует отношения между мужчинами и женщинами. Свыше 90% женщин трудоспособного возраста заняты в различных секторах экономики, что, казалось бы, символизирует достижение полного равенства в сфере труда. Однако оставшееся действие на сферу занятости тех же факторов, что были описаны в начале предыдущего параграфа, сохранило особенности женского труда как сосредоточенного в наименее высокооплачиваемых отраслях производства и на более низких должностях. Кстати, по данным социологических исследований 70-80-х годов, советские женщины и мужчины обладали схожими с имеющимися в западных странах (и находившимися в это время в центре феминистской критики) гендерными стереотипами (СНОСКА: Женщина на работе и дома. М, 1978; Харчев А., Голод С. Указ. соч.).

В отличие от строгого контроля 30—50-х годов за выполнением семейных ролей, в более мягкой практике «развитого социализма» государственная политика в этой области выразилась в манипулировании моральными категориями «прочной социалистической семьи» (СНОСКА: Кон И. Сексуальная культура в России. М., 1997. С. 244.). При этом формы государственной семейно-брачной политики стали и все более напоминать западноевропейские: законодательство о браке перестает быть формально-дискриминационным как для женщин, так и для мужчин, рождаемость поддерживается за счет выплат пособий на детей и постепенного увеличения продолжительности льготных отпусков по уходу за детьми, а разводы предотвращаются путем улучшения жилищных условий молодых семей.

Вместе с тем конкретные факты свидетельствовали, что предложенных мер по поддержанию семьи и рождаемости явно недостаточно. Так, по количеству разводов на тысячу человек СССР шнимал в 70-е годы второе место в мире после США, большая чисть разводов инициировалась именно женщинам, а рождаемость и Российской Федерации продолжала снижаться. (В это время социалистическая пропаганда продолжала уверять, что прочная семья с детьми является одним из главных преимуществ социализма и условий счастья советской женщины.)

Существенным изменением в гендерной политике этих лет можно считать постепенный отказ от идеологии «бесполости», т.е. иозвращение к идее «естественных» гендерных различий. Например, ритуал комсомольских свадеб все более замещается пропагандой «народных традиций», падение рождаемости вынуждает вспомнить о том, что женщина в первую очередь является матерью, а портреты красивых и привлекательных женщин на обложках газет и журналов сменяют работниц в косынках. В частных разговорах, а порой с кинои телеэкрана, страниц газет мужчины все чаще призывают вернуть «женщине женственность», а женщины выражают тоску о «настоящем мужчине».

Поэтому призывы начала перестройки «вернуть женщину домой» вызвали широкий положительный отклик как у женщин, так и у мужчин. При этом «возвращение домой» представлялось многим женщинам в качестве возможности выбора между домом и работой. Однако уже в начале 90-х годов наступило сознание того, что процесс реформ не только разрушил социальную сферу, привел к более высоким показателям женской безработицы по сравнению с мужской, повысил степень домашнего насилия в отношении женщин, но и поставил под вопрос фундамент прежних гендерных отношений — «работающую мать» (возможность и обязательность совмещения женщиной двух ролей). Последняя проблема, в свою очередь, инициировала постановку таких вопросов, как необходимость дальнейшей реабилитации отцовства и практического обеспечения равной ответственности за детей, безопасность всех, в том числе зависимых членов семьи, от домашнего насилия, стимулировала появление социальных движений, выражающих интересы различных категорий женщин. Их решение должно лежать в основе гендерной политики в постсоветской России.

Вопросы и задания для повторения

1. Назовите законодательные акты Советского государства, в которых отражено стремление к равенству женщин и мужчин.

2. Что такое «делегатские собрания» и какова цель привлечения женщин к участию в них?

3. Охарактеризуйте гендерную идеологию советского общества 30-40-х годов.

4. В чем состоит политика «двойной занятости» для женщин?

5. Назовите основные отличия гендерной политики 70-80-х годов.

Темы для дискуссий

1. Мужчина и женщина в Советской России — равные граждане разного пола?

2. Советское решение женского вопроса и гендерные противоречия повседневности.

3. Была ли советская культура «вне пола»?