На трассе северного полюса эаписки полярника

Вид материала

Документы

Содержание В ожидании смены Тревожные часы

Подобный материал:

• Записки полярного летчика, 4968.09kb.
• Содержание: 2 Территориальное положение Канады, 683.59kb.
• Александр Попов: «Человек на Луне? Какие доказательства?», 4025.52kb.
• Организация и проведение городских (районных соревнований по спортивному ориентированию, 545.21kb.
• Информация о проведении Первенства России по автомоделизму в классах радиоуправляемых, 34.87kb.
• Итоги II окружного Фестиваля Северного административного округа города Москвы, 66.99kb.
• Выборгского района Санкт-Петербурга Освоение Северного морского пути. Вклад М. В. Ломоносова, 258.89kb.
• Альта самый крупный город в губернии Финнмарк. Это город северного сияния и белых ночей,, 43.94kb.
• Приказ №537 «10» ноября 2011 г о районном конкурсе «Лучшая организация Дня географии, 42.6kb.
• Правозащитный Центр «Мемориал», 418.72kb.

ЭКЗАМЕН

• А не поставить ли нам парус? — вслух рассуждал
  Федорыч, выбирая рыбу из сетей.
  
• То есть как это? — не понял его Некшин.
  
• Очень просто. Поставим на лодку мачту и будем
  плавать под парусами.
  

Мысль понравилась. Под парусами, кроме Федоры-ча, никто из нас до сих пор не хаживал.

В тот же день старый матрос принялся кроить пару­сину, а мы отправились выбирать среди плавника под­ходящий шест.

И вскоре Федорыч уже вывел нашу «яхту» в откры­тое море. Парусом управлял он мастерски, и лодка при свежем попутном ветре легко обогнула мыс, а затем уш­ла далеко в глубь пролива.

Я никогда не думал, что стремительно скользить под

надувшимся парусом по чуть взбудораженному морю — такое громадное удовольствие. Особенно восхитились мы, когда в глубине пролива Федорыч ловко развернул­ся, перебросил фал и лодка все так же стремительно понеслась против ветра.

Прогулка под парусом так всем понравилась, что

мы с воодушевлением начали строить планы дальних поездок вдоль всего острова. Между прочим, такие по­ездки могли бы представить серьезный практический и научный интерес. В те годы еще не было известно, судо-ходен ли пролив Этерикан, отделяющий наш остров от Малого Ляховского. Отчего бы нам не попробовать «стереть» это белое пятно?

Незаметно мечты наши уносились все дальше и даль­ше. Мы вспомнили таинственную Землю Санникова, предположительно лежавшую где-то немного севернее Новосибирского архипелага.

Любопытна история открытия и поисков этой зага­дочной Земли. В самом начале прошлого века на Ново­сибирских островах промышлял якутский мещанин Яков Санников. Затем, участвуя в работах экспедиции Матвея Геденштрома, он объехал и обошел, кажется, весь архи­пелаг. И во время этих поездок трижды видел никому не ведомую землю, причем видел с трех различных ост­ровов — Новой Сибири, Фаддеевского и Котельного. Дважды Санников пытался добраться до нее, но оба раза путь преграждали громадные полыньи.

В 1886 году Землю Санникова отчетливо видели известный путешественник и ученый Э. В. Толль и его спутник каюр Джергели. Говорят, что, когда Джергели всмотрелся в туманные очертания гористого острова, он в изумлении воскликнул:

— Раз ступить туда ногой — и можно умереть!

Второй раз таинственный остров Э. В. Толль наблю­дал в 1893 году (он даже нанес его на карту), а в 1900 году по его инициативе и под его руководством Ака­демией наук была снаряжена на поиски Земли Саннико­ва специальная экспедиция на китобойном судне «За­ря» — том самом, почерневшие мачты которого мы ви-

дели над водой неподалеку от берега в бухте Тикси.

Два лета бороздила «Заря» воды Ледовитого океана. Было сделано немало интересных открытий, но Земли Санникова встретить не удалось.

Остановившись на вторую зимовку у берегов остро­ва Котельного, Толль отправился по льду на собаках, тащивших байдарки, к острову Беннет, чтобы изучить и его. Весной 1902 года «Заря» должна была зайти за ним и продолжить свой рейс к северу от Новосибирского архипелага. Однако пробиться в тяжелых льдах не­большому судну не удалось. Поняв это, Толль и три его спутника в ноябре двинулись в обратный путь и пропа­ли без вести. Команда же «Зари» после двух безуспеш­ных попыток добраться до острова Беннет кое-как су­мела пройти в безлюдную тогда бухту Тикси и здесь по­кинула стиснутое льдами судно.

Впоследствии, уже вернувшись с зимовки, мы узна­ли, что в 1937—1938 гг. нашими полярными исследова­телями и летчиками было окончательно доказано, что никакой Земли Санникова не существует. Очевидно, за нее принимали один из громадных ледяных островов материкового происхождения. Кстати сказать, именно на таком острове, площадью примерно в 75 квадратных километров, была организована полярная станция «Се­верный полюс 6». На этом «острове» летом текли ру­чьи, стояли озера и даже были прикрытые илом «горы».

Обсуждая наши морские поездки, мы вспомнили, как незадолго до этого к нам заходил Ергилей и расска­зал, что на восточном берегу Малого Ляховского остро­ва промышленники нашли остов какого-то разбитого судна.

И на память сразу пришел «Геркулес» — небольшое парусно-моторное судно, на котором В. А. Русанов в

1912 году был послан на Шпицберген. Открыв там четы­ре новых месторождения угля, отважный геолог пере­шел к Новой Земле, в пролив Маточкин Шар. Здесь он оставил записку, в которой сообщал, что намерен обо­гнуть Новую Землю с севера и пройти Северо-восточным проходом в Тихий океан. Кроме этой записки, от экспе­диции Русанова не осталось никаких следов. Погибли все одиннадцать участников экспедиции, в том числе же­на Русанова — студентка Парижского университета Жюльетта Жан и молодой штурман А. С. Кучин, недав­но вернувшийся из Антарктики, куда он плавал с нор­вежской экспедицией на «Фраме» под командованием Амундсена и по рекомендации Нансена.

«Это мог быть, — думал я, — и колесный корабль «Революционный», следовавший в 1933 году на Инди­гирку проливом Лаптева и здесь затонувший во время шторма. Корабль так быстро пошел ко дну, что капи­тан, как невесело шутили потом матросы, не успел даже бросить в волны фуражку, чтобы по ней можно было найти место гибели судна».

Но тогда отправиться на обследование остова ко­рабля у нас не было никакой возможности, и мы ограни­чились тем, что передали через Ергилея промышленни­кам просьбу — тщательно обследовать судно, и если об­наружится какая-нибудь вещь, хотя бы клочок бумаги, газеты, то доставить находку нам. А если сохранилась надпись на коробке — срисовать ее.

Забегая вперед, надо сказать, что промышленники ничего не смогли обнаружить. А года через два после этого, когда в район Новосибирских островов снаряжа­лась экспедиция профессора Самойловича, я сообщил ему о находке промышленников. Но удалось ли ученому найти остов неизвестного судна — не знаю.

К сожалению, нашим смелым мечтам сбыться было не суждено. Вскоре, передавая очередную сводку на ма­терик, Федорыч получил новые сроки связи и уже зна­комое распоряжение: установить дополнительные на­блюдения, прекратить прием и передачу неслужебных радиограмм, а начальнику станции «безотлучно нахо­диться на месте».

От себя Федорыч добавил:

• На Тикси работает уже новая смена... О наших
  сменщиках там ничего не знают. В порту стоят транс­
  порты, идущие сквозным рейсом на восток.
  
• Может, с этими транспортами и едут наши смен­
  щики? — предположил Иван-царевич.
  
• Ну, нет! — спокойно ответил Федорыч. — Транс­
  порты не станут останавливаться у каждого мыса. Им
  надо спешить: в восточном секторе навигация кончается
  рано.
  
• Ну это уж ты преувеличиваешь! — не сдавался
  гидрометеоролог. — Погода стоит чудесная, а льдов мы
  уж сколько времени не видим.
  
• Э, браток! Ледовитый океан — не асфальтиро­
  ванный проспект. Дунет с севера ветер, и сразу все пути-
  дороги закроет!
  

Так наша станция опять втянулась в полосу напря­женных дежурств.

Иван-царевич по нескольку раз в день поднимался на ближайшую высотку и долго рассматривал в бинокль пролив и море. А возвратившись в кают-компанию, обя­зательно выговаривал, косясь на Федорыча:

— Не понимаю, чего они там паникуют.

Федорыч только плечами пожимал: дескать, какой из тебя гидрометеоролог!

Зато работа надолго прервала невеселые разговоры

о смене и сменщиках. Дел в те дни хватало на всех. Уже не говорю о Федорыче, который дежурил в своей рубке и днем и ночью, но и Ивану-царевичу тоже прихо­дилось чуть не сутки проверять свои приборы. И на­до отдать ему справедливость, при всей «тоске по ро­дине» он выполнял программу наблюдений, насколько мог, добросовестно. На меня, естественно, легли все хо­зяйственные заботы.

Свободнее всех оказался Некшин. Но он к тому вре­мени так увлекся парусным спортом, что при первой же возможности уходил в море и, кажется, больше ни о чем не думал.

К сожалению, это увлечение чуть не окончилось для него трагически. Сидим мы как-то за столом и поджидаем Николая. На этот раз он запаздывал больше обычного, и мы уже собирались пообедать без него. Вдруг дверь распахнулась, над порогом показалась мокрая, взлохма­ченная голова Николая. Он как-то странно подтянулся на руках, потом с трудом перевалился через порог и на четвереньках пополз к нам, оставляя за собой лужи грязной воды.

— Что с тобой? — крикнул перепуганный Иван-царе­вич.

Но у Николая так стучали зубы, что он не мог выго­ворить слова.

Мы быстро раздели парня, помогли ему забраться в спальный мешок, а сверху прикрыли шубами.

Я подогрел на плите кружку вина. И только тогда Николай смог заговорить.

Шел он с попутным ветром вдоль берега и забрался довольно далеко. Но вспомнил, что скоро обед, и решил возвратиться. Повернул лодку, перебросил парус, не за­метив, что фал оказался под ногами. Все дальнейшее

произошло в одно мгновение — ветер рванул парус, лод­ка накренилась, фал дернулся, и Николай вниз головой полетел в море.

• Вынырнул, — рассказывал он дальше, — смотрю -
  берег совсем рядом. Но на мне шуба, сапоги... Намокли,
  тянут ко дну. И вода такая ледяная, что дух захватыва­
  ет, руки-ноги судорогой сводит. Ну, думаю, порядок,
  пропал к дьяволу, тону. Ладно, что волны меня сами на
  берег накатывают. А там, чую, и дно под ногами... Уже
  не помню, как на берег вылез... Первым делом хотел
  шубу скинуть, а руки вроде деревянных — крючок не
  расстегну. Так и пошел во всем параде. Сперва на ра­
  достях, что жив остался, ничего, шагал, а дальше на­
  чал приставать. Одежа на мне стынет и будто свинцом
  наливается. Вот, думаю, какая судьба-индейка: в море
  не потонул, а на суше на ровном месте ноги протягиваю.
  Около самой нашей избушки упал и встать не могу. Кри­
  чу— голоса нет, и зуб на зуб не попадает. Вот и пополз
  на четвереньках.
  

• А что с лодкой? — спросил Федорыч.
  

• Не знаю. Как полетел в воду, так больше и не ви­
  дал ее.
  

К счастью, неожиданное «кораблекрушение» стоило нам только лодки и бинокля, Некшин отделался легким насморком. И вообще надо сказать, что в студеной Арк­тике мы совершенно безнаказанно выходили из таких переплетов, которые в обычных условиях завершились бы по крайней мере воспалением легких.

Словом, все обошлось благополучно. И это было очень кстати: для нас наступала самая ответственная пора — станция мыса Кигилях держала свой первый се­рьезный экзамен. Из Тикси передали: пароходы, следу­ющие сквозным рейсом во Владивосток, вышли.

В той же радиограмме сообщались позывные и сроки прямой связи с флагманским судном. Это значило, что теперь ответственность за движение пароходов на участке мыса Кигилях ложилась прежде всего на нас.

Давно наш маленький коллектив не работал с таким подъемом, как в эти неспокойные дни. Николай, момен­тально забыв о недавнем крушении, тщательнее, чем когда-либо, осмотрел двигатель, подготовляя его к оче­редной зарядке аккумуляторов; Иван-царевич побежал еще раз проверить показания приборов. А я поднялся на Столовую гору, чтобы с ее вершины оглядеть и море, и пролив.

Бинокля больше не было, но и без него, насколько хватал глаз, я видел спокойную, ровную морскую гладь и на ней там и сям стайки резвящихся чистиков. Даже легкий ветерок, дувший с утра, как будто притих, и только чуть заметная рябь время от времени пробегала по океанской шири. Полный штиль!

«Пожалуй, Иван-царевич был прав, — подумал я.— Путь кораблям открыт, и нам остается лишь пожелать им счастливого пути».

С этой мыслью я и вернулся в избушку.

Но Федорыч совсем не зря был так осторожен. К ве­черу неожиданно стало холодать, в воздухе появилась еле заметная мгла. Постепенно она начала сгущаться, тяжелеть, словно наливаясь белесой студеной изморо­зью. А к утру непроглядный кисельный туман обложил весь остров, море, пролив.

Передав очередную сводку, Федорыч вышел из из­бушки, посмотрел вокруг и невесело покачал головой.

— Вот тебе, Иван Павлович, и открытая дорога! Те­перь ни один пароход в пролив не сунется, если не хо­чет на камни налететь.

• А сколько времени эта муть продержится? — упа­
  вшим голосом спросил вконец подавленный Иван-ца­
  ревич. — И откуда она только навалилась на нашу го­
  лову!
  
• Сколько туман продержится — черт его знает,
  А навалился он потому, что с севера придвинулись ледо­
  вые поля. Теперь сообрази, что будет, если они полезут
  на берег. Да еще при таком тумане! Не зря я тебе гово­
  рил, что Ледовитый океан — не асфальтированный про­
  спект.
  

Пароходы должны были подойти к проливу утром, а подошли только поздним вечером. Капитан справился о последних метеорологических данных и попросил под­держивать с ним связь ежечасно.

В избушке наступила непривычная тишина. Федорыч почти не выходил из рубки, а мы молча прислушивались к постукиванию его ключа. Если иногда обменивались двумя-тремя словами, то почему-то шепотом. То и дело кто-нибудь из нас выбегал наружу, но ничего утешитель­ного сказать не мог. Положение не менялось.

Перед рассветом с флагмана попросили Федорыча давать непрерывные сигналы для настройки радиопелен­гатора. Командование каравана решило вести корабли по радиокомпасу. И Федорыч сейчас же начал выстуки­вать бесконечные тире и точки.

Напряжение в кают-компании достигло предела. Каждый из нас мысленно представлял себе тяжело на­груженные морские транспорты, которые двинулись впе­ред по проливу буквально вслепую. Капитаны не видят своих команд, команды не видят своих капитанов. Гус­той, непроглядный туман липнет к телу...

В проливе Дмитрия Лаптева в эти часы решалась не только судьба сотен тонн грузов, судьба самих кораблей

и их команд! Решался вопрос практического использова­ния Северного морского пути как транспортной магист­рали!

Начались вторые сутки непрерывного дежурства наше­го радиотехника. В установленные сроки он передавал в Тикси сводки погоды, наскоро проглатывал завтрак, обед или ужин, принесенный ему в рубку, и снова связывался с караваном, выстукивая свои точки, тире, тире, точки.

Лишь на исходе вторых суток Федорыч вошел в ка­ют-компанию.

— Все! Караван сдал шалауровцам.

С этими словами он протянул мне густо исписанный листок радиограммы. Капитан флагмана благодарил за четкое обслуживание каравана. Особенно отмечалась работа нашего радиста.

Значит, не напрасными были наши труды и лишения! Значит, не зря мы с такой настойчивостью добивались высадки на этот суровый мыс.

Родина благодарила нас.

— Выдержали экзамен! — с гордостью произнес
Иван-царевич.

В эти тревожные дни мы, если можно так выразить­ся, наглядно убедились в решающем значении незамет­ной работы скромных полярных станций. Однако во всей полноте это значение представилось мне лишь года через два — после зимовки на Новой Земле.

В ОЖИДАНИИ СМЕНЫ

Радиограмма с флагманского корабля надолго под­няла наше настроение. Но время шло. Дни становились совсем короткими. Снова начали налетать на остров

снежные шквалы. Готовясь в дальний путь, сбивались в стаи куропатки. Тундра еще пестрела яркими цветами, но морозы подбирались и к ним.

Вот уже и сентябрь. О наших сменщиках все еще ни слуху ни духу. Бодрое настроение моих товарищей за­метно падало, но что можно было сделать?

На всякий случай я стал чаще уходить в тундру на охоту — хотелось больше заготовить свежего мяса. Кто знает, где мы будем встречать наступающую зиму!

А однажды в нашей бухте мы заметили над водой несколько усатых нерпичьих голов. Федорыч немедленно соорудил засаду из камней и спрятался там с винтовкой в руках.

Нерпа была убита с первого же выстрела, но утону­ла. Тогда и я засел на берегу и в тот же день подстре­лил двух нерп. Но и они пошли ко дну.

За третьей нерпой я, не задумываясь, бросился в воду. Промок до нитки, но добычу все-таки вытащил на берег. А через два-три дня волны выбросили на ли­нию прибоя еще двух убитых ранее нерп!

Однако темное, непривлекательное на вид мясо ни в ком из нас не возбудило аппетита, тем более, что ни гарниров, ни соусов в нашем распоряжении не было. И все же, учитывая возможные осложнения, я сложил и это мясо в запас.

Немало хлопот доставляла нам теперь рыба. Она по-прежнему шла хорошо, но как добывать ее без лодки? Пришлось сколотить из плавника небольшой плот. Соо­ружение получилось неплохое, однако ставить и выби­рать сети с плота можно только в тихие дни, а к осени таких дней становилось все меньше.

Миновала еще неделя-другая, и перед нами снова встала проблема освещения. Запасных аккумуляторов

ждать неоткуда, а ламповых стекол для «летучей мыши» оставалось всего два. Значит, опять коптилки!

Но не это беспокоило меня. К концу месяца потяну­лись на юг караваны гусей, и, провожая их невеселыми взглядами, мы все острее чувствовали угрозу второй зимовки.

Конечно, она была нам не так страшна, как прошлая. Мы приобрели немалый опыт, у нас есть теплое жилье, изрядный запас дров... Хуже обстояло дело с продо­вольствием, и особенно со сгущенным молоком, которое почти кончилось. Но все это можно было преодолеть. Беспокоило меня настроение зимовщиков. С тем настрое­нием, с каким мы высаживались год тому назад, нам не страшны были никакие трудности. А сейчас?

Впрочем, за Федорыча можно не беспокоиться: по­ворчит, но работать будет не хуже, чем в прошлом году. Николай тоже как будто примирился с обстоятельства­ми. А вот как поведет себя Иван-царевич? Он и так уже каждое утро неизменно спрашивал:

• Федорыч, где наши сменщики?
  
• Едут, — так же неизменно отвечал тот.
  

Но однажды, хладнокровно дождавшись обычного вопроса, Федорыч весело выкрикнул:

— Приехали!

Из дальнейшего, не очень связного рассказа вы­яснилось, что наши сменщики, как и мы в прошлом году, с большим трудом добрались до бухты Тикси и сейчас находятся там. Начальник теперь был назначен один на две станции — нашу и мыса Шалаурова. К послед­ним пароходам он опоздал и вот носился по Тикси, в поисках возможности перебраться на остров.

Все мы с нетерпением посматривали на Федорыча, который не отходил от аппарата.

— Все бегает, — понуро сообщал он. — Все ищет.
На мой запрос новый начальник нашей станции от­
ветил радиограммой:

«Добиваюсь посылки остров бота приписанного пор­ту Тикси зпт случае отказа установлением санного пу­ти выедем собачьих упряжках тчк».

• Что ж, — говорил я в кают-компании, — беда не­
  большая. До зимы ждать недолго. Зато какой интерес­
  ный путь — от берегов Ледовитого океана и чуть не че­
  рез всю Сибирь на собаках и оленях!
  
• Путь-то интересный, — буркнул Федорыч, — толь­
  ко не в нашей одежде. Да и спирт нужен. Без него зимой
  не поедешь.
  

Старый моряк оставался верен себе.

Николай молча прислушивался к нашим разгово­рам. А Иван-царевич, как и следовало ожидать, замет­но нервничал.

Надо требовать! Пусть из Москвы дадут распоряже­ние: выслать за нами пароход, пока не поздно.

И, как обычно в последнее время, добавил любимое словечко, которым теперь заканчивался каждый наш разговор: «присохнем».

А «присохнуть» мы несомненно могли. Зима надви­галась с каждым днем. В оврагах давно лежал снег. Ку­ропатки встречались все реже. Улетели утки, чайки, ку­лички...

Упорно держался на острове, кажется, один наш со­венок. К осени он вырос в настоящую сову и дни про­водил где-то в тундре, очевидно со своими сородичами. Но стоило ему проголодаться, как он прилетал к избуш­ке, взгромождался на крышу и поднимал крик.

В дверях сейчас же появлялся Федорыч и добродуш­но ворчал:

— Ну, чего орешь? Жрать захотел? А где тебя це­
лый день нелегкая носила?

Заслышав знакомый голос, питомец Федорыча сле­тал с крыши и направлялся к кормовому чурбаку. А наевшись, спокойно улетал.

Федорыч провожал глазами птицу и медленно воз­вращался в рубку готовить к передаче на материк оче­редную сводку. Иван-царевич, хоть и нервничал, но приборы свои проверял в точно установленное время.

Глядя на них, и мы с Некшиным брались за какое-нибудь свое дело.

Жизнь на станции мыса Кигилях шла своим чередом.

ТРЕВОЖНЫЕ ЧАСЫ

В то утро Федорыч задержался в рубке дольше обыч­ного. Мы насторожились. И не зря.

— Складывай чемоданы! Сейчас к аппарату подхо­
дил сам новый начальник, можно сказать, официально
заявил, что на этих днях они выходят к нам на боте
«Прончищев». Просил подготовить станцию к сдаче пол­
ностью: бот задерживаться у нас не будет.

В ответ поднялся невообразимый гвалт. Некшин за­пел, Иван-царевич пустился в замысловатый пляс, Фе­дорыч что-то кричал обоим...

Да, а если бот не сможет подойти к нашему мысу? Как тогда? Разочарование только усложнит наше поло­жение.

Нет уж, лучше пока об этом не думать, а поскорее заняться подготовкой к смене.

Мы выбросили наружу одежду, постели и как сле­дует вымыли всю избушку, заглянув в самые дальние за­коулки. Федорыч даже выстелил чистой бумагой стол в радиорубке, пока мы с Николаем заряжали аккумуля­торы. Затем они привезли на нарте запас авиационного бензина, а я засел за последнюю проверку давно гото­вых актов сдачи и приемки нашего имущества.

В заключение мы еще раз навели порядок перед из­бушкой. Хотели было вывесить над дверью приветствен­ный лозунг, да не нашли ни красок, ни материи. Огра­ничились тем, что торжественно подняли свой красный флаг, который сопровождал нас от самой Москвы, был невольным свидетелем наших радостей и треволнений, не раз ободрял в трудную минуту.

К вечеру очень кстати появился Ергилей, начавший настораживать свои пасти.

• Ну как? — сразу спросил он. — Еще разок зимо­
  вать будем?
  
• Нет, Ергилей, скоро прощаться будем. Смена уже
  собирается в дорогу.
  

А после вечерней передачи сводок Федорыч уточнил:

— Завтра утром «Прончищев» выходит из Тикси.

Я заглянул в ящик, где оставались две бутылки вина, и за ужином мы распили их за здоровье отъезжающих и остающихся.

Опечаленный Ергилей решил вместе с нами дождать­ся бота, и мы были этому очень рады, так как успели по-настоящему полюбить старика.

Как будто наступали последние часы нашего пребы­вания на острове.

Словно провожая нас, над мысом ночью пронесся снежный шквал. Правда, к утру туча ушла, но ветер продолжал путь с той же силой.

Федорыч связался с капитаном «Прончищева», и тот сообщил, что к утру следующего дня он рассчитывает подойти к нам, а затем отправиться на мыс Шалаурова.

Однако и вторую ночь мы провели неспокойно. Ветер по-прежнему бешено сотрясал стены избушки, было слышно, как мощные валы с грохотом обрушиваются на прибрежные утесы.

Еле дождавшись утра, мы выбрались на ближайший мысок. Но лишь около полудня на горизонте показались мачты бота. Он осторожно подвигался к нашему мысу. Даже издали было видно, как ветер бесцеремонно швы­рял его с волны на волну.

Федорыч снова связался с «Прончищевым». Оказа­лось, что судно не может спустить шлюпку. Да если и спустит, то при таком ветре она к берегу не пристанет. Поэтому капитан решил войти в пролив и там переждать шторм.

Но погода не улучшилась и вечером. Капитан сооб­щил, что бот непрерывно сносит, держаться на месте трудно. Поэтому он решил сначала идти к мысу Шалау­рова, а к нам завернуть уже на обратном пути.

В создавшихся условиях это был, конечно, самый правильный выход, и его не одобрил один только Иван-царевич.

...Прошло еще двое суток. Начал крепчать мороз. Ветер дул с прежней силой и лишь изредка стихал на час-полтора. Тогда Иван-царевич, ни к кому прямо не обращаясь, заводил воркотню:

— Отпустили бот, когда на море совсем тихо. Под­ходи к берегу в любом месте. А пойдет обратно — опять поднимется шторм. Вот и присохнем до следующего лета!

Наконец с мыса Шалаурова передали, что разгруз-

ка закончена и бот выходит к нам. Выходит налегке, почти без груза, лишь с четверкой наших сменщиков.

В тот день как будто и погода смилостивилась над нами. Ветер упал. Потеплело. Впервые за три последних дня мы легли спать спокойно, забыв, что Арктика есть Арктика.

Но она не замедлила напомнить о себе. Утром снова налетел отчаянный шторм; снежная буря заметалась над островом с особенно злым неистовством.

Мы с Федорычем засели в рубке и вскоре совершенно случайно подслушали разговор начальника станции мы­са Шалаурова с капитаном «Прончищева».

• Свирепствует снежная метель, — радировал капи­
  тан. — Берега не вижу. В море появляется «сало». Со­
  здается угроза, что бот вмерзнет в лед. Больше задер­
  живаться не могу. Уйду не произведя смены.
  
• Тяжелое положение зимовщиков в Кигиляхе вам
  известно. Уйти, бросив людей на произвол судьбы, вы не
  имеете права. Требую произвести смену обязательно.
  В случае невыполнения всю ответственность за возмож­
  ные последствия возлагаю на вас.
  

Тогда капитан вызвал нас:

— Буду отстаиваться в проливе. Если ветер ночью
стихнет, немедленно пойду к вам. Разложите на видном
месте большой костер.

Мы сейчас же начали подносить на высокий мысок неподалеку от бухты сухой плавник. И как ни трудно было подниматься по крутому и скользкому склону, справились со своей задачей очень быстро, причем боль­ше всех старался Иван-царевич. Лес для костра укла­дывал Ергилей.

Наконец, Некшин принес ведро керосина. Теперь как будто все готово!

Спать в эту ночь, понятно, никто не ложился. Федо-рыч дежурил в рубке, остальные ждали сигнала, чтобы разжечь костер.

Но сигнала не последовало. Ветер немного стих лишь под утро. Но взбудораженные волны все еще не могли успокоиться и с ревом накатывались на берег.

С рассветом мы поднялись на мысок. Но как ни всматривались в сторону мыса Шалаурова — бота не видели.

Федорыч снова засел в радиорубке.

Но вот на горизонте показались мачты, а затем мы увидели и весь бот, который, тяжело переваливаясь, медленно подвигался к нашему мысу. Обогнув его, «Прончищев» остановился против бухты, то взлетая на гребень волны, то низвергаясь в ревущую пучину.

И снова потянулись тревожные минуты. Неужели все-таки уйдет?

Очевидно, нервничала и команда бота. После двух-трех часов бесплодного покачивания на волнах капитан вызвал меня к аппарату.

• Выжидать больше не могу. Команда выбивается
  из сил. Сейчас сделаем попытку высадить на берег ва­
  шу смену и забрать вас. Выходите все с вещами в бух­
  ту. Шлюпку, когда она подойдет, подхватите на руки,
  чтобы ее не выбросило на берег и не поставило поперек
  волны. Перехожу на прием. Вы меня поняли?
  
• Вполне. Добро! Идем встречать шлюпку. Волна
  есть, но справимся. Идем!
  

Выключаем аппарат. Еще раз осматриваем, — теперь уж, кажется, действительно в последний раз — свою кают-компанию. Затем плотно закрываем дверь и со всем нашим немудрым скарбом направляемся к бухте.

Дорогой, глядя на товарищей, я с улыбкой вспоми­наю давным-давно прочитанные стихи:

Ни серебра, ни дорогих алмазов, Ни слитков золота с собой мы не везем, Но груз наш добыт дорогой ценою — Болезнями, и потом, и трудом....

Рядом со мной привычно ровным охотничьим шагом выступает Ергилей. Нам обоим немного грустно. На бе­регу я вырываю из блокнота листок и записываю на нем свой адрес.

— Друг, зимой ли, весной ли, напиши мне письмо, как живешь, что делаешь.

Забегая вперед, скажу, что примерно через год ста­рик выполнил мою просьбу. Уж не знаю, кто писал под его диктовку по-русски, но письмо оказалось довольно подробным. «В этом году, — сообщал Ергилей, — здесь было так много песцов, что даже и удивительно. Я сдал шкурок больше чем на сорок тысяч рублей». Дальше шли семейные новости: старший сын — Иван поехал в Якутск учиться, а Мария вышла замуж. Женился на ней тот самый молодой жизнерадостный якут Лебедев, ко­торый так весело подбодрял меня непонятными ему сло­вами. Теперь парень «категорически» вошел в семью Ер-гилея и «конкретно» промышляет вместе с молодой же­ной и тестем.

Не менее подробно и я ответил старику.

Но все это было позже. А сейчас мы стояли на берегу бухты и вглядывались в сумрачную морскую даль. Пос­ле всех пережитых волнений нам до самой последней ми­нуты не верилось, что отъезд близок и мы наконец по­кинем свой остров.

И вдруг как-то сразу показалась шлюпка. Мы по пояс вошли в воду и по двое с каждой стороны ухвати-

лись за ее борта. Ергилей, упершись грудью в нос лодки, удерживал ее на месте. И никто не замечал ни сердито пляшущих волн, ни холодных, тяжелых брызг.

Четверо новых зимовщиков легко соскочили на берег. Багажа у них и в самом деле почти не было.

— Как же вы будете жить? — спросил я. — Ведь за­
пасов у нас осталось совсем немного.

— Ничего! Зимой подвезут на собаках с Шалаурова.
И тут же на берегу бухты состоялась передача стан­
ции.

— Ведомость оставленного вам имущества лежит в
избушке на столе. Расписание передач — в радиорубке.
Аккумуляторы заряжены, рация на ходу. Обед стоит
на плите, еще теплый. Подробнее все расскажет наш
друг Ергилей. Кстати, познакомьтесь с ним. Желаем ус­
пеха! Ни пуха ни пера!

Теперь за шлюпку ухватились наши сменщики, Ер­гилей по-прежнему поддерживал ее на волне, а мы, пе­ребросив свои чемоданы и перекинувшись сами через борта, взялись за весла. Шлюпка с трудом оторвалась от берега и закачалась на высоких гребнях.

С грустью смотрел я на удалявшийся берег и Пар­тизанскую бухту. Сменщики махали нам шапками, толь­ко Ергилей стоял неподвижно, зажав в руке свою шапку. На поясе у него висел промысловый нож — бгак.

Мне показалось, что старый охотник сгорбился и как будто стал ниже ростом. Он тоже тяжело переживал разлуку.

И так было обидно: когда шли к берегу, говорили о пустяках, перебрасывались ничего не значащими слова­ми; при прощании я хотел обнять Ергилея, передать че­рез него немного тепла моего сердца его семье, а вышло все так, что не пришлось даже руку пожать старику.

Мысли мои перебил Федорыч. Он поднялся во весь рост на носу шлюпки и, с бородой, развевавшейся по вет­ру, был очень похож в этот момент на древнего викинга.

Сложил ладони рупором и крикнул:

— Там сова прилетит скоро, так покормите ее!

С берега еще энергичнее замахали руками и шапка­ми, хотя за шумным переплеском волн едва ли поняли, о чем просил радист.