На трассе северного полюса эаписки полярника

Вид материала

Содержание

Новое назначение
Последние дни на большой земле
На борту «аркоса»

Подобный материал:

1 ... 6 7 8 9 10 11 12 13 ... 16

НОВОЕ НАЗНАЧЕНИЕ

Как быстро прошло время отпуска! Да и не мудрено. После первой зимовки я так отстал от жизни, что, наверстывая упущенное, не замечал, как летели дни.

Часто бывал я в цехах своего завода. Каждого интересовали проблемы освоения Севера, далекая и такая необычная жизнь островитян. Пионеры приглашали на «костер» провести беседы. По просьбе редакций газет написал несколько очерков, выступал по радио.

Вечером приходили старые друзья и начинались жадные расспросы о далеких северных островах, о тамошних охотниках, о трудном их промысле, об оленьих и собачьих упряжках...

И все же чем больше моя жизнь входила в обычную городскую колею, тем сильнее тянуло меня вновь туда, на Север.

— Неужели не надоело? — искренне удивлялись жена, дочь, близкие друзья. — Уж как будто все там исколесил!

— Все? — так же искренне удивлялся я. — Да я поч
ти ничего там не видел! Разве Ляховские острова или
бухта Тикси — вся Арктика! А Чукотка, Таймыр, Новая
Земля, Земля Франца-Иосифа! Кто знает, сколько но
вого, неведомого нам таят в себе эти земли!

...В эти дни неожиданно на мое имя пришла путевка в один из сочинских санаториев. Совсем не плохо перед новой поездкой побывать в Сочи! Укладываю чемоданы, иду на городскую станцию за билетом. А вернувшись домой, застаю жену в непонятном смущении.

В чем дело? Что случилось? Может быть, тебе
жаль отпускать меня в Сочи? Так это дело поправимое...
Да нет, совсем нет. Просто не знаю, как посту
пить... И расстраивать тебя не хочется, и боюсь, что ты
будешь недоволен, если промолчу...

Оказывается, пока я ходил на станцию, была получена срочная телеграмма с вызовом в Полярное управление.

Не скажу, чтобы я сильно огорчился. В тот же день отправился на вокзал, приобрел билет и вечером выехал в Москву.

...В просторных коридорах управления, как всегда в эту пору года, людно и шумно. Много знакомых, товарищей по курсам... Здесь можно узнать все последние новости. Даже о себе самом. Мне, например, сейчас же сообщили, что я назначен начальником полярной станции в бухте Провидения.

Приказ уже подписан. И по радио передавали.
Провидения? — переспросил я, мысленно пред
ставляя себе карту Крайнего Севера. Чукотка!
Пожалуй, удачно! Ехать через Владивосток, зна
чит, можно будет повидать и родные места, товарищей
по партизанским походам.

Но, конечно, не только эта возможность привлекла меня к бухте Провидения — с детских лет мечталось пройти путями замечательных русских землепроходцев — Дежнева, Беринга, Чирикова... И вот наконец-то я смогу увидеть тот самый «каменный нос», который осенью 1648 года обогнул со своим небольшим отрядом казак Семен Иванович Дежнев и который теперь носит его имя.

Много веков ученые вели жаркие споры: соединяются ли Азия и Америка, или их разделяет морской пролив. Эту задачу впервые разрешили простые русские люди. Впрочем отважный землепроходец не думал о славе, огибая неприветливый мыс на своих кочах — тех самых «погибельных судах», о которых шведский исследователь Арктики Норденшельд писал: «Можно удивляться, что кто-нибудь мог отважиться на них выйти в открытое море». Впрочем, и на долю этой экспедиции выпало много бед.

Впоследствии Семен Иванович доносил: «И носило меня, Семенку, по морю после Покрова всюду неволею и выбросило на берег в передний край за Анадырь-реку... И пошли все в гору, сами себе путь не знаем, холодны и голодны, наги и босы».

Из двадцати пяти казаков Дежнева в живых осталось только двенадцать.

А разве не подвигом была экспедиция Витуса Беринга, подтвердившая существование водного пути из Тихого океана в Ледовитый! Этой же «столбовой дорогой» двух океанов проходили в свое время и Норденшельд, и Амундсен... Отсюда начал свое трагическое путешествие к Северному полюсу Жан де Лонг... Разве не заманчиво самому проследить их трудную, но славную дорогу! Да, назначение неплохое.

Здесь же, в коридорах Полярного управления я узнал, что подготовка к экспедиции на полюс ведется. А разговоры становились все шумнее.

Мне предложили ехать радистом в залив Благо
получия, — говорил густым басом, затянутый в фор
менный китель рослый детина. — Станции там еще, соб
ственно, нет. Ее должны построить, а строить, наверное,
придется самим.
Не дал согласия? — спрашивает его собеседник
небольшого роста, но плотный в плечах, с чуть косыми
масленистыми глазами, в бушлате и полосатой тель
няшке. По-видимому, демобилизованный моряк.
Пусть поищут дураков. Там штат всего шесть че
ловек. Ни повара, ни доктора. На чертей это дело нуж
но. Я пойду только на обжитую станцию. Так и началь
нику кадров сказал.
А где эта станция? — заинтересовался моряк.
На Новой Земле, среди ледников. Там только на
звания поэтические: бухты Укромная, Трех Медведей,
полуостров Сомнения, мыс Опасный... и все в этом роде.
Но зимовщикам будет не до поэзии. Придется ишачить...

Я не стал слушать дальше, а подошел к висевшей на стене карте и на северо-восточной окраине Новой Земли без труда нашел залив в окружении поэтических названий. Да, район далекий, но интересный. Со смутной тревогой направился я в кабинет.

Начальник отдела кадров Савельев сидел за своим столом, залов голову обеими руками. От него только что с шумом вышла группа зимовщиков. На мое приветствие он устало поднял глаза, отбросил спустившуюся на лоб прядь волос и улыбнулся.

Ага, прибыл! А я боялся, что ты на курорт уехал.
Оттого и печалишься так? — смеюсь я.

— Да нет. Сейчас весь день как в котле. Один про
сит назначить туда, где хорошая охота. Другому не нра
вится восточный сектор. Третьего назначь обязательно
на островную станцию. Приходится отбиваться и от та
ких, кого интересует не станция, а оклад и бытовые ус
ловия. И так до вечера.

Савельев придвинул папку, достал отпечатанный на машинке лист и, подавая мне, произнес:

Получай приказ о назначении и начинай сборы.
В Провидение?

— Да.

А изменить назначение нельзя?
Вот тебе и на! А чем бухта Провидения плоха?
Оттуда, говорят, даже Америка видна.
Спасибо и за внимание, и за Америку. А скажи,
что за станция в заливе Благополучия?
Благополучия? — переспросил Савельев. — Такой
станции еще нет. Должны построить в этом году. Стан
ция ответственная, но трудная, вроде Кигиляха, где ты
зимовал в прошлом году. Будет обслуживать экспеди
цию Отто Юльевича Шмидта к полюсу. Да что нам ду
мать, если приказ о твоем назначении подписан.
Все это хорошо. Но ты пойми, станция новая, рай
он тяжелый. На Ляховских островах у меня была тоже
такая. Опыт я кое-какой получил, может пригодится и
здесь.
В этом ты прав, — в раздумье произнес Савель
ев. — Но без начальника Главсевморпути приказ я изме
нить не могу, а Шмидт в управлении будет только ве
чером.

— Хорошо, давай перенесем разговор на вечер.
Как и следовало ожидать, Отто Юльевич согласил
ся с моими доводами и изменил назначение,

ПОСЛЕДНИЕ ДНИ НА БОЛЬШОЙ ЗЕМЛЕ

Попросив Савельева подобрать мне штат, я выехал в Воронеж завершить сборы в дальнюю дорогу и найти там весьма немаловажную фигуру для зимовки — каюра. Формально каюр — погонщик собак, по существу — помощник начальника станции по хозяйственной части.

Собственно говоря, кандидатура у меня была уже намечена — плотник нашего завода Илья Тихонович Колосов, которого все охотники города звали почему-то Алешей. Я знал его как мастера на все руки, страстного охотника, большого любителя и знатока собак. К тому же Алеша был превосходным рассказчиком, а умелый рассказчик в долгую полярную ночь — просто находка.

И вот мы в знакомом цехе в кругу товарищей ведем беседу.

Думай, Алеша. Настоящее счастье человеку дает
ся раз в жизни, и оно перед тобой. На легкую жизнь не
рассчитывай, дело затевается большое. Охота там то
же хорошая. Ружья и винтовки у нас есть, не ленись
только охотиться.
И думать нечего, — с жаром говорит слесарь Ко-
лодкин, — на такую охоту и я бы поехал.
Охота охотой, — раздумчиво говорит начальник
цеха Дунаев, — а вот взялись там действительно за нуж
ное дело и твердо, поезжай, Алеша!

Алеша растерянно смотрит вокруг.

Я не против, конечно. Понимаю, что дело серьез
ное, но отпустят ли меня с завода?
Отпустят, — уверенно говорит он. — Директор
поймет, не на прогулку едешь,

Василь Платонович Ляха отпустил, — говорит
мой друг Городнов, — отпустит и тебя.
А с чем у меня семья останется здесь? — спраши
вает Алеша, — ведь денег у меня нет.
Это решается просто, — успокаиваю я, — оста
вишь распоряжение, и бухгалтерия будет переводить
деньги жене каждый месяц.

Алеша, кажется, и сам не прочь принять участие в интересной экспедиции, но все же спрашивает:

А чем на той станции кормиться будем?
Продовольствия берем с собой на два года. Бу
дет и мука, и консервы, и крупы, и сахар, и папиросы,
даже шоколад... А наша с тобой задача — добыть на
месте медвежатинки.
Сколько же консервов выдается на человека?
Да ешь, сколько хочешь. Вся беда в том, что их
там никто не ест.
И мясные консервы выдаются?
И мясные, и рыбные, и овощные... Был бы только
аппетит.

Уже много позднее, когда мы вернулись с Новой Земли, Алеша в кругу приятелей-охотников как-то сам напомнил мне об этом разговоре. «Сидел я тогда и думал: ох и ловко же стелет! Да мыслимо ли это, чтоб мясные консервы не есть!»

Завершилась беседа в цехе тем, что Алеша ехать согласился.

Через несколько дней, уже в Москве, мы познакомились с остальным штатом зимовки.

Василия Терентьевича Тарасенко я встретил как старого знакомого. Это был тот самый моряк, которого отговаривал от нашей зимовки «полярник» в коридоре управления.

Ты что же не послушал своего друга?—спросил я.

А ну его к черту, — смеется Вася. — На нем па
хать можно, а ищет уютное место.

А как ты к нам попал?

А после разговора пришел к начальнику и попро
сился сам. Интересно же: новая станция.

Меня это радовало. Надежный парень, комсомолец. Служил радистом на Каспии.

Метеоролог Александр Алексеевич Некрасов, подвижной, со светлым хохолком на голове, вздернутым носом, затянутый в тесный китель, был похож не на полярника, а на гимназиста. Волосы, брови и редкие усики на солнце выгорели, как у деревенских мальчишек, а лицо, шея и руки были точно бронзовые. Он уловил мое недоумение и рассмеялся.

Не удивляйтесь. Я по профессии агроном. От
солнца и ветра летом напоминаю негатив: все светлое у
меня становится черным, а темное белым.

Да ведь лето только еще начинается.
Зима не успевает смыть с меня летний покров.

Полной противоположностью ему был старший метеоролог Олег Денисов, неповоротливый, рыхлый брюнет, довольно представительной внешности. Своими медлительными движениями он точно подчеркивал, что знает себе цену.

Радовало, что все трое — молодежь примерно одного возраста. Неприятное впечатление произвел на меня механик Александр Константинович Антонов. Он был старше нас. Черный, длинноносый, с острым взглядом, очень худой, он непрерывно курил.

Конечно, первое впечатление могло быть ошибочным. Во всяком случае, у меня не было основания для его отвода.

Дальнейшие события развертывались на редкость слаженно: отобрав на складах необходимое оборудование, радиоаппаратуру, мы через несколько дней уже выехали в Архангельск.

На первых порах и там все складывалось как нельзя лучше. Как мы выяснили — наши дома в разобранном виде лежали уже в порту и ждали погрузки. Но что это за дома, установить мы не могли. «Туда плохие не посылают», — заверили нас. Выделена и специальная бригада для их сборки на месте. Значит, все хорошо.

Мы разошлись по складам Главсевморпути с тем, чтобы скорее отобрать и запаковать все необходимое. Правда, на складах кое-чего недоставало, и я, как водится, спорил с работниками складов, подгонял товарищей... Но сам в глубине души был доволен: то, что мы получили здесь, не шло ни в какое сравнение с тем, что имелось на прежней моей зимовке. Нам даже удалось купить у частника с громкой северной фамилией Малыгин моторную лодку.

Однако обрадовались мы рано. Вскоре начались совершенно неожиданные задержки.

Во-первых, следом за нами в Архангельск прибыл Иван Дмитриевич Папанин, только что назначенный начальником экспедиции на Землю Франца-Иосифа. На ледокольном пароходе «Русанов» он должен был забросить на остров Рудольфа исходную базу, при полете на Северный полюс — зимовщиков, жилые дома, тракторы, запас авиационного бензина, продовольствие... И вот пока «Русанов» снаряжался, заниматься с нами на складах было некому.

Во-вторых, пароход «Аркос», который предназначался для переброски зимовщиков, внезапно отправился в дополнительный рейс, на Новую Землю.

И потянулись один за другим самые тяжелые дни нашего пребывания на материке — дни вынужденного безделья.

С утра мы уходили на склады, а затем каждый занимался чем хотел. Впрочем, томились от безделья работники многих полярных станций, съехавшиеся в Архангельск для следования на зимовки.

— Ну и дураки, — удивлялся Алеша, — никто ниче
го не делает, а жалованье идет всем!

Некрасов часто бывал в книжном магазине и букинистических киосках, подбирая справочники и определители флоры и фауны Арктики. Денисов с Антоновым, а иногда и с Васей часами сидели в кафе и ресторанах.

— Надо в последние дни пользоваться дарами циви
лизации, — говорили они.

Мы же с Алешей обычно уходили на усеянный народом берег Северной Двины. Купались. Загорали. Вечера проводили в сквере набережной. Нас поражали в Архангельске пышные клумбы. Да, любят северане цветы!

— Интересно здесь люди живут! —• говорил Алеша.—
Ты смотри-ка, ночи-то совсем нет, по улицам ходят до
утра, на пристанях и пароходах работают не переста
вая... И когда они только спят? А зимой, говорят, тут
и днем ночь стоит. Вот когда, наверное, отсыпаются!..

Алеша поближе придвигается ко мне и доверительно рассказывает.

— Вчера вечером дружок один, кореш, меня позвал
сходить на пристань. Ночь светлая, как и день, тепло,
народ ходит, ну и я пошел. Как раз в это время к прича
лу подошел пароход с острова Колгуева. Надо разгру
жать, а некому. Стали набирать па пристани желающих.
Пошли и мы с корешом. Катали бочки с рыбой. К утру
выгрузили трюм, сразу нам и деньги отдали. За одну

ночь заработал столько, что в Воронеже не зарабатывал и за неделю топором. Вот оно и «Вася».

Но больше всего Алеша боялся, как бы нам не опоздать к началу перелета на полюс.

— Не беспокойся, — успокаивал я, — без нас не полетят.

Я знакомил Алешу с далеким прошлым старинного русского города, который с первых же лет своего существования — с конца XVI века и до основания Петербурга — был единственным морским портом русского государства. Кого только не видели суровые берега Двинского залива! Какие суда не покачивались на крутой волне Архангельского рейда! Приплывали сюда, в устье Северной Двины, и английские корабли, и голландские, и датские, и норвежские суда...

Громадную роль сыграл Архангельск и в освоении Арктики, в открытии Северного морского пути. Именно отсюда отплыли неизвестные русские землепроходцы, нашедшие около 1620 года морской проход к северу от полуострова Таймыр. Отсюда же через сто с лишним лет — в 1734 году — вышли два плоскодонных коча первого отряда Великой северной экспедиции, предназначенной «для подлинного известия, имеется ли проход Северным морем». Провожал Архангельск на Север и созданную по инициативе Ломоносова в 1765 году секретную правительственную экспедицию под командованием капитана Чичагова, которой вменялось «учинить поиск морского прохода Северным океаном в Камчатку и далее».

Правда, это плавание было неудачным, так как корабли были «построены по способности к плаванию на открытых морях» и не выдерживали напоров льда, и как докладывал Чичагов, плавание происходило «по большей части в тумане и мрачности».

А в 1915 году архангельцы торжественно встречали ледокольные суда «Таймыр» и «Вайгач», завершившие первый в истории сквозной рейс Северным морским путем в западном направлении (из Владивостока в Архангельск) .

Особенно взволновала моего друга история трагического плавания лейтенанта Седова к Северному полюсу на паровом судне «Святой Фока». Экспедиция, о которой реакционная газета «Голос Руси» писала: «Морской министр высказывает тот совершенно справедливый взгляд, что России не нужен Северный полюс. Если же являются люди, желающие разыгрывать из себя героев Жюль Верна, то это их частное дело».

Газета «Архангельск» сообщила, что морской министр дал наказ о Седове: «Найти этого м... арестовать, заковать в кандалы и привезти обратно».

Еще возмутительней был финал экспедиции: 18 октября 1915 года судебный пристав города Архангельска господин Нахрапов продал все оставшееся имущество экспедиции Седова с молотка «в возмещение долга купцу второй гильдии Мартынову в сумме 2067 рублей 31 копейки». А этот купец второй гильдии поставил экспедиции негодные продукты, от которых болела вся команда и умерли механик судна Зандер и сам начальник экспедиции, замечательный русский полярник, пламенный патриот Георгий Яковлевич Седов.

Да почему же этого купца-мошенника за гибель
людей не судили? — недоумевал Алеша.
У купца капитал, а значит, и сила. Ему все сойдет
с рук. Коммерческий расчет.

Но всему бывает конец. В том числе и вынужденному безделью. В начале августа, с опозданием больше чем на

месяц, мы со всем своим имуществом и десятком разнокалиберных собак наконец погрузились на «Аркос».

По традиции старых моряков, я достал серебряную монету и бросил ее в крутую волну, поднятую судном. Счастливого нам плавания!

НА БОРТУ «АРКОСА»

Густо-зеленые волны, приземистый берег. «Аркос» входит в пролив Югорский Шар.

Выхожу на палубу и с волнением вглядываюсь в темную полоску земли, откуда ветер доносит запахи тундры и приветственный салют из винтовок зимовщиков.

Югорский Шар уже давно вписан в историю освоения Арктики. В старинных летописях русского Севера повествуется, как отважные поморы еще в XV столетии «бежали парусом» к западному берегу Ямала, оттуда волоком перебирались в устье Оби.

Видел неспокойный пролив и «Вегу» Норденшельда, и «Фрам» Нансена, и «Зарю» Толля... Десятки древних парусников, а затем и паровых судов проходили здесь в поисках кратчайшего пути в далекий Тихий океан.

Мощный приветственный гудок. Скрежет якорной цепи. «Аркос» останавливается у полярной станции Югорского Шара — старейшей русской станции, основанной еще до первой мировой войны.

Перед нами расстилается пустынная, безрадостная тундра. Нансен, говоря об этих местах, упоминал о каком-то монастыре, безжалостно обиравшем местных оленеводов и промышленников — ненцев. Но к нашему вре-

мени от монастыря ничего не осталось, видно сдуло его ураганом Октябрьской революции. На блеклом фоне осенней тундры вырисовывалось только добротное здание станции и склада.

Покончив со сменой зимовщиков, наш пароход направился к следующей полярной станции на острове Вайгач. Это тоже одна из старейших станций страны, и нам захотелось осмотреть ее поближе, тем более, что «Аркос» остановился на рейде далеко от берега.

Мы спустили на воду свою моторку и скоро высадились на низменный пустынный берег, щедро усеянный спелой морошкой. Осмотрелись. Погода стояла довольно теплая и тихая.

Но Арктика не замедлила напомнить о себе. Не успели мы, заслышав пароходный гудок, отвалить от берега, как на море стремительно опустилась пелена густого тумана. Еще немного, и пароход, а затем и берег скрылись из виду. Куда плыть?

Первое время по инерции шли вперед, но вскоре выключили мотор. Идя наобум, мы рисковали оказаться в открытом море, вдали от острова и парохода. Пробовали кричать, но звуки моментально гасли в непроглядном тумане.

Прошло около часа мучительного ожидания, прежде чем на пароходе догадались давать тревожные гудки. Только тогда мы снова завели мотор и добрались до своих. Отсюда пошли к полярной станции, расположенной в проливе Маточкин Шар.

Показалась Новая Земля. Я достаю бинокль и всматриваюсь в низкий юго-западный берег, именуемый Гусиной Землей. Это наиболее населенная часть острова. Здесь имеется даже островной Совет, председателем которого неизменно избирался самобытный художник, из-

вестный далеко за пределами острова, ненец Тыко Выл-ка. Именно сюда еще в 1893 году, соблазнившись богатым промыслом, из устья Печоры переселились первые русские люди: Яков Запасов и Василий Кириллов.

Интересно посмотреть на жизнь и быт островитян. Не сейчас меня занимает не это. Мы идем «столбовой дорогой» многих экспедиций. Здесь издревле промышляли русские поморы. Это они, безвестные труженики моря, открыли Новую Землю, дав ей первоначальное наименование Матка.

Это сюда на поиски морского пути «в Китай или Татарию» направляло еще в XVI веке свои экспедиции английское «Общество купцов-предпринимателей для открытия стран, земель, островов, государств и владении неведомых и даже доселе морским путем не посещаемых».

Интересно, что в инструкции эти купцы предписывали: «Если на протяжении Новой Земли можно найти умеренный климат, землю, производящую лес, пресную воду, посевы, и траву, и море, в котором водятся рыбы, то мы можем селить на этом материке излишки нашего народа, как это делают португальцы в Бразилии». Экспедиции вменялось: в «Скифском море» укреплять острова, в том числе и Новую Землю, основывать колонии как базы на пути в «Катай» и для промысла.

Первая экспедиция под командованием «храброго дворянина, знатного происхождения» Хью Уиллоуби достигла Гусиной Земли, но корабль «Доброе доверие» дал течь, и англичане повернули обратно. В 1554 году русские поморы у Мурманского берега обнаружили их и подивились: «Стоят на якорях в становищах, а люди на них мертвы и товаров на них много». На кораблях «умерли, замерзши до смерти» шестьдесят три человека.

Купцы-предприниматели не успокоились и в 1556 году, а затем в 1580 году снаряжают новые экспедиции. И вновь в этих местах, где «Аркос» режет пенные волны, англичане встречали многих русских промышленников, которые охотно не только указывали дорогу, но и проводили их через опасные места. Расщедрившийся капитан Стивен Барроу подарил даже за услуги русскому промышленнику, которого называет Гавриилом, две гребенки из слоновой кости и стальное зеркало. Но дальше Гусиной Земли они не рискнули идти и на этот раз.

Не лучшим успехом увенчались и три голландские экспедиции под командой Виллема Баренца, искавшие тот же путь в «Катай». Мне вспомнилось, что именно здесь, у Гусиной Земли, в 1597 году бедствовавшие остатки этой экспедиции получили помощь и указания от русских промышленников.

Приходит на память и австрийская экспедиция Пайера, Вайпрехта на судне «Тегетхоф». Эту экспедицию в 1872 году льды вынесли в центральный арктический бассейн. Через год вынужденного дрейфа австрийцы увидели Землю, наименование которой дали «Земля Франца-Иосифа».

Это была та самая Земля, наличие которой научно предсказал секретарь русского Географического общества П. А. Кропоткин. Сам Кропоткин по этому поводу писал: «Земля, которую мы провидели сквозь полярную мглу, была открыта Пайером и Вайпрехтом, а архипелаг, который должен находиться на северо-востоке от Новой Земли (я в этом убежден еще больше, чем тогда), так еще не найден».

Известно, что и этот архипелаг был открыт русской экспедицией в 1913 году и носит наименование Северной Земли.

Об архипелаге, открытом австрийцами, В. Обручев писал: «По справедливости он должен был бы носить имя ученого, предсказавшего его существование».

Австрийцы оставили корабль и тоже где-то здесь встретили поморов, среди которых был дедушка всем нам известного ледового капитана Владимира Ивановича Воронина. Как видим, русские чувствовали себя у Гусиной Земли совсем как дома.

Медленно над горизонтом поднимается красный диск солнца. Видимость становится лучше. Засвежел северный ветер, волны с шумом разбиваются о стальной нос парохода. Скрылись усатые морды нарп, и только чайки парят в вышине.

Из кают-компании с шумом вывалились зимовщики полярных станций. В центре компании Алеша. У него удивительная способность сходиться с людьми. Вижу нескладного радиста, едущего на мыс Желания. Едва ли знает кто его фамилию, а кличка Кореш закрепилась за ним прочно. Все наши здесь, кроме Антонова и Денисова. Мне вспомнилась характеристика, какую дал им Алеша. «Ох и черти, лежат на нарах весь день, а как обедать — в одной руке ложка, а другой книжку под носом держат, и руки немытые. Дюже перекультурились». Характеристика меткая. Как-то мы с ними работать будем на зимовке?..

Полярники сгрудились у огромной дымовой трубы «Аркоса», она дает тепло, и за ней можно укрыться от ветра. Закуривают, и через минуту оттуда несется взрыв смеха. Я прислушиваюсь, Алеша рассказывает одну из своих бесчисленных историй. Но я не слушаю его, а внимательно в бинокль прощупываю Землю. Виднеются заливы, бухты, перешейки. И все они связаны с именами виднейших русских ученых.

В этом районе в 1821 —1824 гг. работал исследователь Арктики Ф. П. Литке.

Тщательную съемку южного острова Новой Земли произвел в 1833 году прославленный штурман П. К. Пахтусов, памятник которому установлен в Кронштадте, а именем его соратника штурмана А. К. Циволька назван залив этого острова.

В 1837 году здесь же работала экспедиция академика Бэра. В 1910 году в этом районе производил гидрографические работы Г. Я- Седов, а в 1911 году В. А. Русанов. В общем, это действительно «столбовая дорога» русских исследователей.

Рельеф острова меняется на глазах. Вместо болотистой низменности начали подниматься горы, сперва медленно, а затем сразу они закрыли весь горизонт. Усилившийся северный ветер гонит пенистые буруны, «Аркос» глубоко зарывается в воду, скрылись даже неугомонные чайки. Под шинель забирается холод.

Уже перед входом в трюм я осматриваюсь вновь. Ведь это где-то здесь в 1914 году при поисках пропавших без вести экспедиций Седова, Русанова и Брусилова русский летчик Нагурский впервые в истории Арктики сделал пять полетов. Летчик на своей весьма несовершенной «этажерке» налетал четыреста верст и уже тогда пришел к весьма важному выводу, что с помощью самолета можно достичь Северного полюса. Ближайшее время покажет, насколько прав был первый арктический летчик.

Наш пароход качает по-настоящему, а ведь поморы в любую погоду на своих парусниках отважно «бегали» в этих местах. Русский кормщик из кемских мещан Исаков где-то севернее по нашему курсу в первой половине девятнадцатого века открыл острова, носящие его имя.

...Утром качка прекратилась как-то неожиданно. Я поспешил на палубу. Здесь уже толпились зимовщики. Некрасов, держа в руках карту и указывая на огромную гору, вершина которой была окутана темной тучей, громко говорил: «Высота этой горы тысяча семьдесят метров».

Рядом с Некрасовым, словно подавленный величием пейзажа, стоял притихший Алеша. Горы громоздились с обеих сторон корабля. Впечатление было такое, словно земля упирается в небо. На вершинах гор виднелись ледники, а в глубоких распадах лежал снег. Так вот она, настоящая Новая Земля! Да, суровый кран.

Сразу стало понятно, почему так вдруг прекратилась качка — «Аркос» вошел в узкую полосу пролива, разделяющего остров.

Этот «канал» открыл еще в 1767 году работавший у купца Бармина кормщиком кемский крестьянин Я. Я. Чиракин. Как повествует запись, он «в малом извозном карбасу оную Новую Землю проходил поперек насквозь на другое, называемое Карское море два раза».

Открытие было очень важным и в следующем, 1768 году, архангельский губернатор для исследования пролива на гнилой «кочмаре» Бармина послал военного штурмана Розмыслова и штурмана Губина.

Самоотверженно помогал в работе штурману Чиракин со своей командой, рискуя вызвать неудовольствие купца плохим промыслом.

Короткое лето закончилось, и экспедиция у восточного выхода пролива остановилась на зимовку. Из-за плохого питания началась цинга. Из четырнадцати человек умерло восемь, в том числе и Чиракин. За зиму ветхая «кочмара» пришла в полную негодность. Уцелевшие лю-

ди во главе с Розмысловым пошли искать спасение. Им посчастливилось у западного входа в пролив встретить промышленников, которые доставили их в Архангельск.

Этот пролив носит наименование Маточкин Шар, но справедливо было бы назвать его именем первооткрывателя — проливом Чиракина.

Укрытый от суровых северных штормов, пролив Маточкин Шар тоже издавна служил столбовой дорогой для кораблей и караванов, следующих с запада на восток и с востока на запад.

На берегу этого своеобразного природного «канала» и расположилась полярная станция.

Пока шла смена зимовки, мы двинулись берегом пролива по направлению к Карскому морю. Остров оказался сплошным камнем, из которого лишь кое-где выбивались скромные камнеломки и полярные маки.

На одном из подъемов меня громко окликнул Некрасов. Через минуту мы все собрались у какого-то необыкновенного свертка, прикрытого совершенно истлевшей хлопчаткой. Под нею оказалась стопка шерстяных носков, которые тоже рассыпались в пыль при первом прикосновении. А под носками лежала шоколадная труха. Отлично сохранилась только крепко закупоренная бутылка с бесцветной жидкостью.

Александр Алексеевич совсем расстроился.

— Хоть бы какая-нибудь записка вместо этого сокровища! — и он пренебрежительно оттолкнул ногой бутылку.

Но наши спутники были иного мнения и захватили «сокровище» с собой.

На пароходе бутылку торжественно откупорили, и знатоки нашли, что спирт не только не потерял своих исконных качеств, но стал даже вкуснее.

...Дальнейший путь, «Аркоса» — на материковую полярную станцию Маре-Сале и затем остров Белый — пролегал по Карскому морю, этому «Ледовому погребу Арктики», как его окрестили не то английские, не то голландские мореплаватели. Многие из них считали Карское море недоступным для плавания. Они, очевидно, и не предполагали, что отважные русские мореходы ходили им еще в XVI столетии, а может быть, и раньше.

Правда, Карское море знало и настоящие трагедии. Именно здесь тяжелые льды затерли и вынесли в центральный арктический бассейн шхуну экспедиции Брусилова «Святая Анна». Из 24 человек ее экипажа в живых остались только двое: штурман Альбанов и матрос Конрад, остальные, в том числе сам Брусилов и сестра милосердия Ерминия Жданко, исполнявшая обязанности врача, погибли.

Пока мы не видели ни одной льдины. «Аркос», мерно покачиваясь на попутной волне, уходит все дальше и дальше. С кормы уже еле видны покрытые ледниками горы Новой Земли.

Над пароходом с голодными криками носятся чайки, а ,из воды нет-нет, да и покажется голова тюленя.

Сменив зимовщиков Маре-Сале, «Аркос» направился к острову Белому. Берег здесь низкий и плоский. Пароход остановился далеко в море, а штормовой ветер нагонял волны одну круче другой. Осложняло выгрузку и то обстоятельство, что из-за мелководья лодки не могли приставать к берегу. Приходилось гнать их сначала к устью безымянной островной речушки и уже по ней пробираться к станции.

Несмотря на ветер, вокруг парохода то и дело показывались усатые морды нерп. В конце концов мы решили поохотиться на них, чтобы добыть корм собакам.

Когда наша моторка была на воде, я спустился по шторм-трапу и, выбрав момент, прыгнул в лодку. За мной последовал механик Антонов. Третьим робко перевалился за борт и повис на трапе Алеша.

— Прыгай! — командую я.

Но Алеша карабкается обратно.

И так повторялось три или четыре раза. На палубе уже собрался народ. Послышались веселые выкрики, смех.

Тогда мы с Антоновым, рискуя свалиться за борт, оторвали Алешу от трапа, и он кулем свалился на дно лодки. Мы валимся на него, а лодку тем временем снова подбрасывает на уровень пароходного борта.

Алеша, никогда не бывавший на море, с ужасом смотрит на кипящие волны.

— Куда же тут к черту плыть! Зараз утонем.

Но механик спокойно заводит мотор, и мы выходим на бескрайнее морское раздолье. Глядя на нас, осмелел и Алеша. Сел на банку.

Нерпы появляются часто, но ветер так швыряет и животных, и лодку, что прицелиться чрезвычайно трудно. Лишь с большим трудом мне удалось подстрелить двух нерп, но и те утонули прежде, чем мы успели подъехать к ним.

Тогда мы едем на остров. Странное впечатление произвел он на нас. Так и кажется, что стоит крутым морским волнам промыть где-нибудь намытый щебеночный вал, и весь остров моментально скроется под водой.

На полярной станции мы впервые увидели настоящих ездовых собак — рослых и белых, как на подбор. Я не удержался и попросил начальника станции уступить нам пару для упряжки.

Он отправил нас к каюру:

Тот сам знает, каких собак дать. Скажите, что я
разрешил.
Ладно,— ответил нам каюр. — Одну могу отпус
тить на развод при вашей бедности.

И с этими словами он принялся отвязывать рослую суку с искалеченной ногой.

Мы молча повернулись и пошли. Только Алеша долго еще чертыхался, грозя в пространство кулаком.

Но на этом наши злоключения не кончились. Едва мы вывели лодку из устья речушки, как мотор почему-то заглох. Пришлось браться за весла.

Несколько раз мы приближались к пароходу, но сильное течение и лобовой ветер неизменно сносили нас к берегу. В конце концов мы обошли пароход и стали приближаться к нему с другой, подветренной, стороны.

Население «Аркоса», конечно, все высыпало на палубу. Мы вконец устали, промокли, проголодались, а с борта неслись реплики.

Под каким паром идете, друзья?
Сколько собачьих сил в вашем моторе?

У нас не было сил даже для того, чтобы отшутиться.

Blog

На трассе северного полюса эаписки полярника

Содержание