На трассе северного полюса эаписки полярника

Вид материала

Документы

Содержание Выходим в эфир Новые заботы

Подобный материал:

• Записки полярного летчика, 4968.09kb.
• Содержание: 2 Территориальное положение Канады, 683.59kb.
• Александр Попов: «Человек на Луне? Какие доказательства?», 4025.52kb.
• Организация и проведение городских (районных соревнований по спортивному ориентированию, 545.21kb.
• Информация о проведении Первенства России по автомоделизму в классах радиоуправляемых, 34.87kb.
• Итоги II окружного Фестиваля Северного административного округа города Москвы, 66.99kb.
• Выборгского района Санкт-Петербурга Освоение Северного морского пути. Вклад М. В. Ломоносова, 258.89kb.
• Альта самый крупный город в губернии Финнмарк. Это город северного сияния и белых ночей,, 43.94kb.
• Приказ №537 «10» ноября 2011 г о районном конкурсе «Лучшая организация Дня географии, 42.6kb.
• Правозащитный Центр «Мемориал», 418.72kb.

ВЫХОДИМ В ЭФИР

Последние дни октября. Наступила зима, а с ней и полярная ночь. Выпал глубокий снег. Но морозов почти не было — температура колебалась от нуля до минус пя­ти, так давал себя знать Гольфстрим! И море оставалось чистым, лишь изредка ветер подгонял ледяные поля. Од­нако стоило измениться направлению ветра, исчезали и

льды. По острову ежедневно прокатывались громы, на­поминавшие орудийные выстрелы. Это отрывались от ледников медленно сползавшие в море гигантские куски льда. По морю вереницей тянулись айсберги самых при­чудливых форм. Кто знает, может быть, именно вот здесь и родилась «земля», которую видели Санников и Толль с северной оконечности острова Котельного.

К наступлению зимы наши гидрометеорологи закон­чили все подготовительные работы на своей площадке и собирались с 1 ноября начать регулярные наблюдения. Вася Тарасенко не только полностью оборудовал радио­рубку, но и сам переселился туда. Константин Александ­рович Антонов, установив двигатель, собирался заря­жать аккумуляторы.

Мы с Алешей к тому времени настлали полы в при­стройке, обшили ее изнутри вагонкой. Комната получи­лась большая, теплая и даже уютная. Сюда и пересели­лись метеорологи вместе со своим самопишущим аппара­том. Наконец, на крыше избушки мы соорудили площад­ку, обнесли ее перилами, установили флагшток.

По-прежнему портила настроение только наша «сто­ловая посуда» — мелкие кастрюли и консервные банки. Такое убожество просто раздражало.

Наконец устойчивый северный ветер подогнал к ост­рову ледовые поля, и наш залив, а затем и море на всем видном пространстве покрылось льдом, хотя морозы и сейчас стояли совсем легкие, несмотря на то, что снега с каждым днем выпадало все больше. Однако на кро­хотных полыньях, к нашему удивлению, по-летнему бес­печно плавали чистики. Часто показывались и нерпы.

В первых числах ноября мы с коком осмотрели все наши запасы и отобрали для праздничного стола все, что могли найти вкусного.

В эти же дни мы с Алешей решили привести в поря­док склад. И в первую очередь закатить под крышу до сих пор лежавшие на берегу бочки с соленой сельдью и треской. Закатили одну, вторую... А третья показалась нам что-то очень уж легкой. К тому же, сверху она была накрест забита досками. Мы, конечно, вскрыли ее и об­наружили... всю нашу столовую посуду.

В последние предпраздничные дни зимовщики работа­ли особенно усердно, но у механика что-то не ладилось с двигателем, и зарядка аккумуляторов задерживалась. Тарасенко наладил проводку и подключил к жилому до­му электрический свет.

Шестого ноября мы не работали. Только механик продолжал весь день гонять двигатель, а Вася попробо­вал «вылезти в эфир», но безуспешно. Зато заговорил наш «Колхозник», и мы услышали наконец Большую землю — человеческую речь, пение, музыку.

После торжественного подъема флага собрались все в кают-компании. Но обстановка оказалась не совсем торжественной. Константин Александрович пришел пря­мо из машинного отделения и присел на кончик стула с тем, чтобы сразу же после доклада продолжать зарядку аккумуляторов.

В своем коротеньком докладе я не удержался, чтобы не сравнить нашу работу с работой маленького кигилях-ского коллектива, где я зимовал раньше. Было досадно, что здесь, на Новой Земле, мы, находясь в несомненно лучших условиях, не сумели со своей станции, по суще­ству уже готовой, отправить рапорт в Москву, не посла­ли приветственных радиограмм своим родным и близ­ким, соседям на мыс Желания и в Русской Гавани.

Но рано утром меня поднял с постели Вася Тарасен­ко и торопливо отрапортовал:

— Товарищ начальник... рация работает... Давайте
рапорт и телеграммы... попробую связаться и передать.

Рапорт был уже написан, набросать же радиограм­мы — дело нескольких минут.

Прохожу в рубку. Вскоре ко мне присоединяется де­журный метеоролог — Некрасов с готовой, закодирован­ной сводкой «на всякий случай», затем с широкой улыб­кой на лице в дверь протискивается Алеша, а немного погодя и Олег с Антоновым.

Тарасенко в одной тельняшке на покатых плечах сно­ва и снова брался за ключ и напряженно слушал.

— Начала работать рация Желания! — приглушенно
произнес он, а затем: — Вызываю!

Еще две-три минуты, и Вася так заулыбался, что хо­тя мы и не знали, что происходит в эфире, но поняли: встреча произошла. И тоже заулыбались.

— На ключе сидит Кореш...

Мы вспомнили нескладного радиста, ехавшего на зи­мовку вместе с нами. Это с ним в Архангельске Алеша ходил в порт «на заработки».

Кореш принял наши радиограммы, метеосводку и сказал, что очень спешит, так как праздничный стол уже накрыт. Следующую встречу в эфире он назначил на шесть часов вечера, обещав передать расписание сроков связи.

— Вот оно и «Вася», — произносит Алеша.

С чувством глубокого удовлетворения направляемся к столу и мы. Теперь наша полярная станция в ряду действующих станций Советского Союза.

По дороге Некрасов доверительно говорит мне:

• Ох и нарежусь я сегодня! Как сапожник. Кстати,
  и дежурство мое кончилось.
  
• Что-то не верится, — усомнился я.
  

— А вот увидите. Давно этого случая ждал.

Миша потрудился около стола на совесть: плотными рядами выстроились закуска, пироги, торты; между ними чинно стояли бутылки с вином; у каждого прибора — плитка шоколада «Золотой якорь» и пачка папирос «Са­мородок».

Главное же — праздничное настроение подчеркивал электрический свет, подключенный Васей от аккумулято­ра, и заговоривший радиоприемник.

Я поздравил товарищей с большой победой. Все мы подняли тост за нашу Родину. Но не в моем характере долго сидеть за столом. Вместе с Колосовым мы решили пройтись по острову.

...Идем берегом полуострова Сомнения. Быстро пере­секаем песчаную косу и поднимаемся вверх по склону к мысу Опасному. А вот и он, обрывистый, сумрачный. Внизу во льдах, словно верная стража, торчат поседев­шие от времени и холодных ветров каменные глыбы. Да, действительно опасный!

Обходим полуостров с юга и северной его стороной возвращаемся к бухте Трех Медведей. И здесь, неподале­ку от нашей станции, натыкаемся на свежую лежку. Мед­ведь отдыхал, но, потревоженный нами, спустившись по крутому берегу в море, скрылся в торосах. Преследовать его не было никакого смысла: недолгий свет, трепетав­ший на южном горизонте, давно потух, над нами спокой­но полыхали яркие полярные звезды.

...Когда мы вернулись домой, веселье было еще в пол­ном разгаре. Миша, правда, свалился, но Денисов, Ан­тонов и Тарасенко вели за столом шумный, беспорядоч­ный разговор. К ним примкнул и Алеша. А Некрасов си­дел на постели, по-восточному поджав под себя ноги, и пел одну и ту же фразу:

Ревела буря, дождь шумел...

Допев, он делал паузу и снова заводил невероятным фальцетом:

Ревела буря...

Словом, свое обещание он сдержал: «нарезался». Под конец вечера, когда я убирал со стола посуду, у нас про­изошла с ним даже небольшая ссора.

А утром, за завтраком, зимовщики долго перегляды­вались между собой, пока Антонов не попросил:

— Никита Никифорович! Дайте немного вина! Надо
войти в себя.

Его поддержали и остальные. Пришлось опять до­стать бутылку.

Но после завтрака все разошлись по своим участкам. Я поднялся на метеорологическую площадку, где Алек­сандр Алексеевич долбил ломом каменистый грунт под почвенный термометр. Завидев меня, он бросил лом, за­курил и подошел поближе.

• Я, кажется, вчера вам нагрубил?
  
• Ничего особенного, — возразил я. — Просто неточ­
  но сформулировал свою мысль.
  
• Вы на меня, пожалуйста, не обижайтесь. Со мной
  бывает такое. Подходит определенное время, и я места
  себе не нахожу... Я ведь не случайно сказал вам, что на­
  пьюсь как сапожник...
  

Я немного знал биографию Некрасова и понимал его состояние. Он был в армии, когда в Москве трагически погибла жена. Демобилизовавшись, Александр Алексее­вич вернулся домой к маленькой дочурке, и все его вни­мание сосредоточилось на ней. Он даже бросил курить, чтобы не отравлять воздух в их небольшой комнатке, и вновь закурил только по дороге на Новую Землю. Но

зато именно в те дни начал пить, а от этой привычки от­казаться уже <не мог. Кончилось тем, что он оставил до­чурку у бабушки, а сам после специальных курсов рас­простился с профессией агронома и поехал с нами.

Но надо сказать, что «такое» бывало с ним—по крайней мере у нас, на зимовке, — далеко не часто и укладывалось в один день.

Сейчас же после праздника мы с Алешей взялись за внутренние перегородки, отложив наружную обшивку до весны. И скоро в нашем домике появились три неболь­шие комнаты и просторный камбуз, служивший в то же время и кают-компанией.

Теперь зимовщики залива Благополучия размещались со всем возможным в наших условиях комфортом: ра­дист — в радиорубке, метеорологи — в пристройке, ме­ханик и кок заняли по небольшой комнатке, а в комнате побольше устроились мы с Алешей.

НОВЫЕ ЗАБОТЫ

Странный край! Кончается ноябрь, второй месяц тя­нется полярная ночь, вокруг нас холодно поблескивают ледники, а морозы и в эти дни были у нас слабее, чем на материке, даже в центральных областях страны, и все это — влияние Гольфстрима. Уже значительно позднее, на материке, я прочитал в одном из газетных очерков Г. Фиша такие интересные данные: Гольфстрим каждую секунду приносит к норвежскому побережью четыре мил­лиона тонн теплой воды — вчетверо больше, чем могут принести все реки мира! А в минуту Гольфстрим отдает Норвегии столько тепла, сколько его получается от сжи­гания ста тысяч тонн нефти!

Часть этого тепла перепадала и на долю нашей Но­вой Земли.

Впрочем, знали мы свой остров совсем еще слабо. Да это и понятно — до сих пор работали без выходных дней, без передышки. Но зато теперь, когда все неотложные дела были закончены, можно было и осмотреться в своих «владениях», побывать хотя бы у ледников.

В первую экскурсию отправились Алеша, Некрасов и Антонов. С ними побежали и собаки. А мы, как обычно, разошлись по работам. Своих путешественников мы жда­ли не раньше позднего вечера. Но совершенно неожидан­но все трое вернулись через час или полтора. Оказалось, что их, да и всех нас, постигла беда. По дороге к лед­никам экскурсанты присели на айсберг отдохнуть и по­курить. Одна из собак побежала к небольшому леднику и вскоре разразилась свирепым лаем. На лай, конечно, кинулись и другие собаки. И почти сейчас же ледник со страшным грохотом обрушился в море. Из всех наших собак вернулись назад, поджав хвосты и жалобно повиз­гивая, только три, а остальные остались под обвалом.

Через два-три дня собрался к ледникам и я, а со мной попросился Алеша.

День выдался на редкость тихий и теплый. Я надел овчинный полушубок, а каюр и полушубка не взял — ог­раничился ватником.

Морем до ледника оказалось всего километров во­семь, и мы довольно быстро добрались до берега, у кото­рого выстроилась целая флотилия айсбергов, вросших в лед. Мы измерили самый высокий из них, острый шпиль которого вытянулся надо льдом на 26 метров. Затем про­шли вдоль ледника, определив высоту его стены в 18— 22 метра. Хотелось пройти и дальше, но стало уже со­всем темно.

Обратно пошли не морем, а берегом. И скоро убеди­лись, что весь он изрезан оврагами. Я взглянул на горы и забеспокоился:

• Смотри, Алеша, как клубятся ледники. Как бы
  опять бора не налетела!
  
• Я об этом еще с утра подумывал: больно уж теп­
  лый да тихий денек выдался! Ну да теперь не страшно —
  станция-то, вон она, виднеется!
  

И только он проговорил это, как с ледников хлестнул такой порыв ветра, что мы едва устояли на ногах. Еще, еще... А затем неистовый ураган смешал и небо и землю.

Пройдя немного вперед, мы увидели какие-то отсветы и услышали выстрелы. Я тоже выстрелил. Но уже в сле­дующий момент перед нашими глазами выросла сплош­ная стена снежной бури. Алеша потянул меня вправо.

• Куда ты тянешь? — кричу. — Поворачиваешь меня
  прямо против ветра, а он должен быть справа.
  
• А если мы будем так идти, то сорвемся с обрыва
  в море и вдребезги разобьемся.
  

— Стой! — стараюсь я перекричать ураган. — Нику­да мы не выйдем! Надо искать овраг и там отсижи­ваться!

Мы шли, как слепые щенки, ощупывая землю прикла­дами винтовок, пока не наткнулись на какой-то обрыв. Осторожно, еле переставляя ноги, спустились в овраг. Ветер, несший с собой тучи снега, здесь вихрился и осе­дал. Под нешироким снежным козырьком надува мы вы­били прикладами яму и уселись, тесно прижавшись друг к другу.

— Вот оно и «Вася», — произнес Алеша свою люби­
мую поговорку.

Мне сразу же захотелось спать, но Алеша то и дело толкал меня в бок:

— Смотри не усни! Замерзнешь!

В полушубке я чувствовал себя сравнительно снос­но, а каково пришлось моему спутнику! Недаром он чуть не каждые пять минут просил:

— Поднимись, посмотри! Может, стихает?

Я приподнимался над козырьком, но ветер моменталь­но сшибал меня с ног.

Трудно сказать, сколько времени просидели мы в сво­ей берлоге. Нас совсем засыпало снегом, холод в конце концов пробрался и под мой полушубок. Давал себя чув­ствовать голод.

...Когда я в последний раз приподнялся, ветер хотя и свирепствовал, но снега нес меньше. В небе проглядыва­ли первые звезды.

— Пойдем, Алеша! Звезды видно, не заблудимся-
Но идти против ветра было невероятно тяжело: ледя­
ная корка буквально залепила наши лица. И как только
у нас хватило сил добраться до знакомого спуска к бух­
те Трех Медведей!

Домой мы вернулись лишь за полночь. Встревожен­ные товарищи, понятно, не спали. Раздумывали, как по­мочь нам. Но что можно было сделать в такую погоди-щу? Как только началась бора, Вася Тарасенко выбежал в тундру и дал несколько выстрелов, которые мы слы­шали; остальные товарищи для ориентировки попытались развести костер, но ураган сейчас же погасил огонь и разметал по тундре дрова.

А утром резко похолодало. Ветер там и сям взорвал лед, над свежими полыньями колыхались высокие густые клубы пара, точно над гигантскими кипящими котлами.

Но работы на станции шли своим чередом. Научен­ный кигиляхским опытом, я решил на этот раз приняться за отчетность не полярным днем, а полярной ночью.

И снова непредвиденное событие! Как-то поздним ве­чером, когда все уже спали, дежурный метеоролог заме­тил в глубине моря яркий огонек. Что там могло быть? Дрейфующий корабль? Люди, терпящие бедствие на льду?

Дежурный разбудил Васю Тарасенко, тот поднял еще кого-то... И скоро все были на ногах. Меня пока не бес­покоили, но от суматохи я проснулся сам. На юго-восток от нас действительно был хорошо виден огонь, правда не особенно яркий, но товарищи уверяли, что еще недав­но он горел ярче.

Я распорядился разложить на берегу большой кос­тер, а сам, захватив с собой Алешу, пошел по направ­лению огня, дав указание Тарасенко попытаться нала­дить радиосвязь.

Торопясь к месту загадочного происшествия, мы в заливе встретили широкую полынью. Останавливаемся и слышим характерные всплески воды. Собаки с гром­ким лаем забегали по кромке льда. Мы прилегли и стали присматриваться: в темноте то появлялись, то ис­чезали головы тюленей.

А огонь виднелся уже не на льду, а на противопо­ложном берегу залива.

— Да это не огонь, — догадался наконец Алеша. — Звезда!

Оказывается, товарищи приняли за костер одну из планет. Скорее всего Венеру. Взглянув друг на друга, громко расхохотались.

Зато на обратном пути мы были вознаграждены изу­мительно красочным зрелищем. Такого эффектного се­верного сияния, пожалуй, я еще не видел. Сначала гори­зонт чуть заметно посветлел, но с каждой минутой его мерцающий свет становился ярче, смелее, подвижнее...

И скоро все небо колыхалось перед нами сплошной ги­гантской световой завесой. Широкие, трепетные складки ее при малейшем колебании меняли свои очертания, цвет и, казалось, даже чуть-чуть шуршали. Л затем не только небо, но все вокруг нас — и море, и ледники — мерцало и переливалось красками, которые немыслимо ни повторить, ни восстановить в памяти.

— Ну и сила! — восклицал Алеша, любуясь гранди­
озной картиной. — И отчего оно получается? У нас в
Воронеже, небось, сияния не бывает.

Остальных зимовщиков мы увидели у потухающего костра. Они тоже поняли ошибку и встретили нас смехом.

• Не встретились с марсианами?
  
• Вася выстукивал, выстукивал — не отвечают.
  

А в общем-то необычайных событий и происшествий в нашей новоземельской жизни было немного. Год под­ходил к концу, а об экспедиции к Северному полюсу мы ничего еще не знали.

Все оставалось по-прежнему и за стенами нашего до­мика. По радио передавали, что в Крыму температура снизилась до семнадцати градусов мороза, а у нас и в декабре она колебалась от нуля до минус пяти. Даже бора не изменяла себе: с прежним ожесточением обру­шивалась на нашу зимовку. Тогда снова рвался на море лед, снова появлялись полыньи, а на полыньях — юркие чистики. Пищи им, видимо, хватало: кромки льдов отли­вали голубоватым светом от обилия рачков.

Часто навещали нас и четвероногие гости. Собаки иногда среди ночи поднимали злобный лай. Мы выходи­ли из дому, но они, рыча, кружились около нас и вперед не шли. Уже потом, при скупом дневном свете, мы нахо­дили вблизи станции следы ночного посетителя. Один

раз медведь подходил к самому складу, но, потревожен­ный собаками, отступил и залег за сложенными кирпича­ми, откуда затем переполз на брюхе к заливу и потерял­ся в торосах. Однако встретиться с медведем при всем желании нам не удавалось.

Некоторое оживление в нашу жизнь внесла подготов­ка к Новому году. Обсуждая план встречи его, мы ре­шили выпускать стенную газету, редактором которой единодушно избрали Васю Тарасенко.

В последних числах декабря Тарасенко сообщил нам, что под Новый год перед работниками полярных стан­ций выступит по радио начальник Главсевморпути Отто Юльевич Шмидт. И вот в канун праздника мы, чистые, подтянутые и торжественные, собрались в радиорубке. Но сколько ни бился Вася около приемника, атмосфер­ные разряды глушили все голоса.

Так ничего и не услышав, сели за праздничный стол.

...И опять потянулись похожие друг на друга дни. Плановые работы не занимали всего нашего времени, а за окнами круглые сутки стояла темень, усилились нако­нец морозы... Выбираться из дому было рискованно. И все чаще кто-нибудь из зимовщиков укладывался днем спать, не выходил к обеду, а ночью шарил в шкафу кока — не найдется ли чего поесть. Денисов и Антонов заметно опустились, перестали бриться, обрюзгли. Дис­циплина падала. Даже Алеша зачастую всю ночь что-то строгал в запасной комнате, а под утро укладывался на верстаке и сладко спал.

У всех заметно понизился аппетит. Этому способство­вал ограниченный набор продуктов. Московскую копче­ную колбасу на первых порах все ели очень охотно, а те­перь к ней почти не притрагивались. Консервы перестал есть даже Алеша. Я не на шутку стал бояться, как бы у

нас на зимовке не появилась цинга, тем более, что Дени­сов уже стал жаловаться на недомогание.

Своими опасениями я поделился с единственным на­шим комсомольцем и профоргом Васей Тарасенко.

• Где же выход? — кося масленистыми глазами,
  спросил он.
  
• Свежих овощей у нас нет, свежего мяса достать
  мы пока не можем, так что выход один: пока не поздно,
  заставить людей работать на свежем воздухе в любую
  погоду. Будут в движении, больше будут есть, и тогда
  никакая хвороба не пристанет.
  
• Но у нас нет наружных работ! Одни наблюдения.
  Некрасов говорит, что Денисов не всегда долбит лунки,
  а толщину льда определяет, посмотрев на потолок.
  
• Знаю. И если мы не изменим положения, то завт­
  ра он и температуру воздуха, и все остальные метеоро­
  логические данные будет заносить в дневник, не выходя
  из комнаты. А когда начнут кровоточить десны да по но­
  гам пойдут черные пятна, тогда в наших условиях ника­
  кая сила не спасет.
  
• Что же вы предлагаете?
  
• Давай строить дом.
  
• Из досок, засыпной?
  
• Нет, настоящий, рубленый, под одну крышку с
  твоей радиохаткой.
  

— Но он нам не нужен. Разве только для будущих зимовщиков...

— Нужен. Хотя бы для того, чтобы люди не спали, а
работали на воздухе.

— Олег с Антоновым не пойдут.
— А остальные?

— Остальные пойдут. Особенно Некрасов и Колосов.
Они до любого дела жадные.

— Заставить Денисова с Антоновым работать сверх
программы я, конечно, не могу. Давай примем эту строй­
ку как обязательство по социалистическому соревнова­
нию.

Тарасенко рассмеялся.

• Идея хорошая, против обязательства никто воз­
  ражать не будет, но шишки все равно на вас повалятся.
  
• Ничего. Шишки все-таки лучше, чем цинга. Потом
  сами поймут да еще благодарить будут.
  

...В повестку дня этого собрания мы включили всего один вопрос: «О социалистическом соревновании». А в протоколе было записано: немедленно приступить к за­готовке и подвозке леса, а с первыми лучами солнца на­чать капитальную пристройку к домику радиорубки; весной дом обшить вагонкой; ввести дополнительные сроки наблюдений; провести инструментальную съемку района полярной станции...

Кроме того, Алеша обязался построить легкую про­мысловую лодку, а Некрасов — собрать гербарий и ор­ганизовать непредусмотренные программой футшточные наблюдения. Антонов взялся обучить всех нас обраще­нию с мотором. Обязательства серьезные!

На соревнование решили вызвать коллектив поляр­ной станции Русской Гавани.

Все предложения были приняты единогласно и как будто охотно. Только Денисов нервно барабанил по сто­лу тонкими пальцами и всем своим видом словно гово­рил: решайте что хотите, только скорее кончайте ваши разговоры.

Совершенно неожиданно против предложений Некра­сова выступил Алеша.

— А зачем нам твои футшточные наблюдения? Зачем
две недели мерзнуть в палатке на льду? Да, как ты гово-

ришь, «для верности» будем мерзнуть двадцать суток.

• Затем, чтобы узнать уровень колебания моря,—
  спокойно ответил Александр Алексеевич,
  
• А что ты узнаешь, если море покрыто льдом?
  
• Лед поднимается вместе с морем.
  
• Ну ладно, а какая нам разница, на сколько оно
  поднимается: на метр или на два?
  

Некрасов вспыхнул, но сдержался. Затем из комнаты принес какую-то книгу и стал торопливо перелистывать.

— Вот послушай, какую телеграмму получил летчик-
разведчик Бабушкин от капитана ледокола, который во­
дил на промысел суда: нахожусь в квадрате 264, бил
зверя в течение четырех дней, а собирал пять дней; по­
грузил десять тысяч голов. Понятно тебе?

— А при чем здесь нерпы? Некрасов ответил вопросом:

• А почему они со всех концов собираются в горло
  Белого моря?
  
• А тут и думать нечего, жрать им зимой нечего,
  вот и собираются там, где рыба есть.
  
• Рыбы тюленю везде хватает. А в горло Белого мо­
  ря, — почти торжественно закончил Александр Алексее­
  вич,— зверь собирается потому, что там суточные коле­
  бания моря достигают двадцати метров. А при таком ко­
  лебании всегда есть чистая вода и зверю можно
  отдыхать на льдинах. Понял?
  
• Ну ладно, — начал сдаваться Алеша, — эти на­
  блюдения мы проведем. А для чего делать съемку, если
  вся наша местность давно на карту выложена? Разве
  только бухту Укромную нам пририсовали...
  
• Бухта Укромная, конечно, есть, и мы ее найдем.
  Но дело здесь не в бухте...
  

И Некрасову пришлось разъяснять преимущества ин-

струментальной съемки перед глазомерной, положенной в основу имевшейся у нас карты.

— А больше ничего не придумал? — окончательно
сдался Алеша.

Все рассмеялись. Но Александр Алексеевич совер­шенно серьезно ответил:

• Если бы у нас были лебедки, приборы и тралы да
  людей побольше, мы бы промерили все слои воды и по­
  работали тралом, узнали, что у нас в море водится.
  
• Это и без нас известно. Треску и пикшу поморы не
  первый год ловят.
  
• Ловить-то ловят, но по-настоящему всего богат­
  ства наших морей еще никто не знает. Треска и пишка у
  нас есть, это верно. А сколько ее? Где она держится? Ку­
  да ведут пути ее миграции? Может быть, ее можно ло­
  вить в десять или в сто раз больше, чем мы ловим?
  

Этой легкой стычкой повестка дня была исчерпана. А через несколько дней Алеша уже изготовил нарты для перевозки леса, «прицеп» к нартам, и мы с ним первыми вышли в бухту Трех Медведей.

Плавник, щедро разбросанный по берегу, оказался занесенным толстым слоем затвердевшего снега. Что­бы обнаружить подходящее бревно, нам приходилось сначала раскапывать лопатами снег, поднимать вагами плавник и лишь после этого очищать его от сучьев, льда, примерзшей гальки и обрезать по нужному размеру.

Работа шла не особенно споро, к тому же не хватало светлого времени. А бывало и так, что повозишься-пово­зишься с тяжелым бревном, а оно окажется кривым или коротким. Или попадались бревна не по нашим силам.

Управившись с очередной порцией, мы садились от­дыхать. Алеша закуривал и после глубокой затяжки на­чинал беседу. Особенно запомнилась мне одна из них.

• Эх, хороши бревна! — похвалил Алеша. — А мы
  их обрезаем. В Воронеже нам за это руки поотрубали
  бы. — Затем, переводя взгляд на море, он неожиданно
  спросил: — Это правда, что земля круглая, как мячик?
  
• Не совсем такая, как мячик, но круглая.
  
• Значит, чем дальше от нас в море, тем больше
  земля идет под гору? Правильно? А как же эти бревна
  приплыли сюда? Ведь плыли-то они из моря в гору, а на­
  до бы в тот край, под гору!
  

Я смеюсь и объясняю ему закон земного притяжения.

Мы так заговорились, что и не заметили, как погас

недолгий дневной рассвет, над головой вновь загорелись

яркие звезды, а на северной части небосклона появились

сполохи. Мороз проник под наши полушубки.

Сзади послышался скрип шагов, и из темноты выныр­нули фигуры Некрасова и Васи.

— Ага, — быстро поднявшись с бревна, обрадовался
Алеша, — вовремя пришли. Ты, Вася, вагой приподни­
май комель бревна, а Санька пусть лопатой подкапыва­
ет снег. Теперь дело у нас пойдет быстрей.

Мы с Алешей тоже беремся за лопаты и начинаем вновь вести разведку, выискивая под снежным покровом подходящие бревна.

Когда леса накопилось достаточно, объявляем аврал.

Начался он со скрипом. Вася был прав. Услыхав о предстоящей работе, Антонов, обычно валявшийся на кровати, надел ватник, уселся у двигателя и начал ста­рательно что-то протирать. Денисов тоже нашел себе де­ло: взял таблицы записей и углубился в их изучение.

Васе они сказали в один голос:

— Ладно. Вы идите, а мы сейчас заняты.

На помощь профоргу пришел Алеша, который без всяких церемоний выпроводил обоих из комнаты.

День, а на небе ярко мерцают звезды. Метет поземка. Холодно. Но все, кроме кока, уже без возражений на­правляются к бухте. Алеша ворчит:

• Надо бы и Мишку протрусить. А то около плиты
  распух совсем.
  
• Ничего, — успокаиваю я. — Это только начало.
  Хватит леса и на его долю.
  

Комель бревна наваливаем на нарты, а вершину на прицеп. С обеих сторон, как заправские бурлаки, впря­гаемся в лямки. В первой паре идут Денисов с Антоно­вым, во второй Тарасенко и Некрасов. Мы с Алешей за­мыкаем «живое тягло».

В такой своеобразной упряжке, на фоне заснеженных гор и ледников, особенно заметно, как исхудал Антонов и, наоборот, ненормально пополнел Денисов. Глядя на них, Алеша покрикивает:

— А что у вас лямки провисли? Налегайте, налегай­
те! Не то начну хворостинкой подгонять!

Все смеются. Наконец кое-кто снимает шапки, рас­стегивает полушубки, мороз щиплет щеки. Хорошо! Ид­ти по затвердевшему снегу в бурлацкой лямке тяжело, особенно первой паре. Занятие не очень приятное, но в наших условиях безусловно полезное.

Но без воркотни, понятно, дело не обошлось. Когда зимовщики разошлись по комнатам, мы с Алешей услы­шали разговор Антонова с Денисовым.

• Тоже выдумали работу! Кому она нужна?
  
• Начальник перед управлением выслуживается, —
  вторит ему Денисов. — Премию надеется получить.
  

Алеша улыбается и толкает меня в бок. Но очередь доходит до него.

— А Колосов по своей тупости старается.
Алеша не выдерживает, срывается с места:

— Может, я и туповат где. А вот сделаем дом, и лю­ди нам спасибо скажут. Это я понимаю! А вы до того разленились, что от лежания на боках пролежни образо­вались.

Впрочем, дело до скандала не доходит, добродушный по природе Алеша сейчас же меняет тон:

— Дай закурить! Да что ты мне «Казбек» суешь,
«Самородок» доставай.

Из-за стены слышится общий смех,