Германия: от кайзеровской империи к

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 14

Глава IV. Влияние войны на экономику. Программа Гинденбурга

Во время войны государство приняло ряд законов и осуществило некоторые мероприятия, которые вывели Германию, по замечанию В.И. Ленина, на первое место по организованности и эффективности хозяйственного механизма.^¹ Кстати, с этой характеристикой военного хозяйства Германии вполне согласны современные немецкие исследователи.^² Скудные природные ресурсы Германии, ограниченные возможности для реализации продукции во время войны толкали к строгому распределению сырья, продуктов и топлива и т.д., что, естественно, вело к централизованному регулированию хозяйственного организма. Гутше в своих статьях довольно подробно освещает деятельность государства по регулированию хозяйства и называет формы ГМК, типичные для Германии: 1) непосредственная уния государственных органов и монополистических союзов, которая особенно выявилась в военном хозяйстве и гражданском управлении оккупированных областей и в обоих случаях была требованием военных органов; 2) сотрудничество через посредников и личные связи в имперской канцелярии, министерствах внутренних дел и иностранных дел, верховном командовании армии - это был преобладающий способ; 3) давление на «общественность», которое осуществлялось с помощью партий, союзов, прессы.^³

В начале войны правительство создало правовую основу для государственного вмешательства в военное хозяйство. 4 августа 1914 г. рейхстаг принял закон «Об усилении роли бундесрата в экономических мероприятиях». В 3 параграфе этого закона говорилось, что бундесрат уполномочен предписывать во время войны те меры, какие окажутся необходимыми для устранения экономических неполадок.^¹

На заседании имперской бюджетной комиссии 3 марта 1915 г. Статс-секретарь министерства внутренних дел К. Дельбрюк заявил: «Только война даёт возможность реализоваться новой системе хозяйствования, отличительная особенность которой состоит в том, что государство должно действовать вместе с монополиями… Принцип Laissez faire, Laisser aller должен уступить государственному вмешательству в экономику».^² Объективными причинами складывания механизма ГМК были потребности военного хозяйства, которые вынуждали к тесным экономическим институциональным и персональным связям государства и монополистического капитала. В годы войны правительство не могло не поддерживать позиции монополий.^³

Ещё до войны в германской монополистической буржуазии сложилось два направления, которые отстаивали свои корпоративные интересы. Первая группа – экстремисткое крыло – возглавлялось рейнско-вестфальскими горными промышленниками (Крупп, Тиссен, Клекнер), принявшими 28 августа 1914 года программу аннексии северной Франции, всей Бельгии, Польши, Украины, Литвы, Курляндии, Лифляндии, Эстляндии, Финляндии путём прямого захвата.^⁴ Гутше называет это крыло консервативно–империалистским направлением в связи с консервативными методами империалистической политики в широком смысле.

Вторая группа – либерально-империалистская – представляла интересы электроиндустрии, немецкого банка, больших судоверфей (Ратенау, Баллин, Рехенберг). В 1914-1915 гг. к нему примкнули средненемецкие и верхнесилезские горнопромышленники. Эта группа рассматривала в качестве главной цели войны создание Европейского экономического союза под германским руководством. Монополисты выступали преимущественно замаскировано, отклоняли прямую аннексию на Западе (но не захваты на Востоке), стремились к мировому господству. В либерально-империалистской группе были свои разногласия относительно плана «Срединной Европы». Так, Ратенау выступал за единый цивилизованный Запад, а Ф. Науман (один из основателей германской прогрессивной национальной партии) признавал возможность экономического союза со странами Восточной и Юго-Восточной Европы и Турцией.^¹

Гутше подчёркивал, что в первые годы войны соотношение сил между обеими группировками буржуазии было стабильно. Свидетельством тому было создание военного комитета германской промышленности в самом начале войны (8 августа 1914 г.) путём объединения двух крупнейших предпринимательских союзов (Центрального союза немецких промышленников железа и стали и Союза промышленников готовой продукции и экспорта) по инициативе председателя пангерманского союза Класса и председателя директората Круппа – Гугенберга. Комитет должен был выработать единую политическую тактику монополистической буржуазии и оказывать давление на правительство.^² В этом комитете были представлены имперский министр внутренних дел, а также министр торговли и промышленности. Правительство должно было считаться с мнением комитета в основных экономических и политических вопросах.^³

Образование военного комитета закончило целый период истории германского капитала и положило начало новому этапу, на котором все отрасли крупной промышленности ещё сплоченнее и агрессивнее выступили за дальнейшую экспансию. Военный комитет промышленности способствовал ускорению процесса концентрации производственного капитала, усилению позиций крупного капитала, содействовал объединению государства и монополистических групп. Большую роль в деятельности комитета играл Ратенау, который находился в окружении Бетман Гольвега и имел на него влияние.

К осени 1916 года военные, внешнеполитические, экономические и внутриполитические трудности Германии приобрели размеры угрожающего кризиса. Вследствие потерь под Верденом и особенно кровавого лета – бои на Сомме - потерпела крах выдвинутая начальником Генштаба генералом Э. Фалькенгеймом стратегия измора противника, а державы Антанты смогли доказать свое явное преимущество в материальных силах. В то время как германские войска ощущали все возраставшую нехватку вооружения, противник использовал артиллерию с невиданной до сих пор интенсивностью, да к тому же применил новое оружие – танки. Правительству, генералитету, промышленникам и банкирам стало ясно, что все меры, принятые Германией к тому времени в области экономики, оказались недостаточными и не всегда эффективными. Общее хозяйственное положение также не давало повода для оптимизма. Хотя в 1916 г. добыча каменного угля приблизилась к уровню 1914 года, а производство стали даже несколько превысило уровень того года, чугуна было получено значительно меньше, чем в 1914 году. Что касается довоенного 1913 года, то в 1916 году стали было произведено примерно на 20%, чугуна выплавлено на 40%, а угля добыто на 15% меньше.^¹

Плохой урожай вследствие уменьшения площадей посева и сбора урожая, а также неблагоприятной погоды угрожал ещё больше обострить положение. До войны Германия была самым большим импортером аграрных продуктов, составлявших 38% ввоза, т.е. одна треть потребности в продуктах питания доставлялось из-за границы. В 1913 ввозилось 3,2 млн. тонн зерна, 8,3 млн. тонн жиров – 50% общей потребности. В течение войны аграрное производство снизилось на одну треть, в том числе производство зерновой продукции – на 36%, продукции животноводства на 40%, картофеля на 35%.^¹ Государство немедленно занялось организацией рационирования питания. Цены на зерновые фиксировались государством. В январе 1915 г. были введены хлебные карточки сначала в Берлине, а с июня по всей империи. С февраля 1915 г. правительство ввело новые методы регулирования: все производство зерновых было поставлено под государственный контроль и установлены максимальные цены.^² В мае 1916 г. было создано «Ведомство военного питания», которое подчинялось Бундесрату (только для гражданского населения, армия снабжалась по своим каналам).

В 1916 году германское правительство было вынуждено первым из правительств воюющих стран вести в стране карточную систему на продовольственные товары. По установленным нормам население могло получить в сутки: хлеба –270 г, мяса – 35 г., жиров – 12,7 г, картофеля – 400 г.^³ Германия превращалась в страну «гениально организованного голода».^⁴ Принимаемые меры были не эффективны. Зиму 1916-17 назвали брюквенной, все основные продукты питания: молоко, масло, жиры животные и растительные, хлеб и др. были заменены брюквой. Что привело во многих городах к акциям протеста. В важнейших промышленных городах – Гамбурге, Берлине власти вынуждены были увеличить нормы рациона питания. У населения росло недовольство против верхних слоев, крестьян и торговцев, их считали виновниками всех бед. Ф. Эберт, выступая в рейхстаге (апрель 1916 г.), констатировал: «большие массы народа должны теперь фактически голодать». ^⁵

В феврале 1917 был назначен государственный комиссар по снабжению населения продуктами питания, им стал Георг Михаэлис (будущий канцлер), положение несколько изменилось, но не намного. В последние два года войны из-за недостатка продуктов питания увеличилась смертность детей, особенно в больших городах.^¹ Население, немецкое общество медленно, но неудержимо выходило из-под контроля государства. Авторитет государственных органов был подорван как и легитимность существующего порядка. Экономическое влияние войны вело к значительным изменениям социальной структуры Германии. Число рабочих в секторах индустрии, горного дела, строительства и бытовом обслуживании за 1907-1925 гг. выросло с 39,9 до 42,3%. Стр. 97а число занятых в аграрном секторе снизилось с 33,9 до 30,3%. Германия в конце войны выглядела все еще индустриальной державой с необычайно сильным аграрным компонентом.^²

В благоприятном положении оказались лишь предприниматели, производившие вооружение. Они получили прямой доступ к сырьевым запасам и имели лучшие позиции по сравнению с предпринимателями, непосредственно не связанных с военным производством. Особенно выиграли предприниматели черной металлургии и стальной индустрии, машиностроения и тяжелых отраслей промышленности, а также химической промышленности, соответственно значительно большие прибыли получали владельцы крупных концернов. Эти процессы вели к диспропорциям в социальных гарантих и жизненном уровне граждан различных регионов.^³ Владельцы мелких и средних предприятий в указанных отраслях имели более скромные доходы. Нарастал дисбаланс внутри экономической системы.^⁴

Серьёзно ухудшилось и внешнеполитическое положение Германии, ей объявили войну Италия и Румыния. Наступление русской армии под командованием генерала Брусилова на Юго-Западном фронте нанесло такой удар по австро-венгерским войскам, что они до конца войны не были способны вести активные действия. Их приходилось постоянно подкреплять немецкими войсками, что «было равносильно дальнейшему ослаблению Западного и Восточного фронтов Германии».^¹ Наилучший выход в сложившейся ситуации представители политической элиты, кайзер и канцлер видели в смене Фалькенгейна лицом, пользующимся доверием военщины, симпатиями народа и промышленников. Все представители различных фракций германской буржуазии Г. Стиннес, (самый могущественный монополист военного и послевоенного времени между 1880 и 1924 гг.) создал империю такого масштаба, какого не знала Германия.^² Г. Крупп, К.Дуйсберг, В. Ратенау, а также рейхсканцлер Т. фон Бетман Гольвег были едины в том, что начальник генерального штаба должен быть сменен «победителем при Танненберге» Паулем Гинденбургом^³, и известным своими личными связями с некоторыми ведущими промышленниками генералом Эрихом Людендорфом.^⁴ Это требование недвусмысленно выражала явно инспирированная монополистами памятная записка от 20 августа 1916 года начальника секции боевой техники при ОХЛ талантливого, коварного майора Макса Бауэра, являвшегося связующим звеном между Г. Круппом, К. Дуйсбергом и Г. Стиннесом, с одной стороны, и П.Гинденбургом и Э.Людендорфом, с другой. В записке говорилось, что «нам не хватает ясной воли и твердого решения. Это стратегия проедания всего заработанного… Мы находимся в состоянии бесперспективной обороны, а тем самым – в величайшей опасности… Спасти нас может, вероятно, только человек сильной воли, который благодаря доверию, которым он пользуется, воодушевит народ на крайние жертвы и который сумеет принять осуществить смелое решение».^¹ Хотя в этой памятной записке имя Людендорфа не упоминалось, имелся в виду именно он. Ведь он считался человеком, не останавливающимся ни перед какими средствами, гением организации и ловким мастером милитаристской пропаганды. В его пользу говорило и то обстоятельство, что его фактическую власть можно было прикрывать от всех антивоенных настроений и выступлений народа созданным нимбом «старого Гинденбурга», самой выдающейся чертой которого было «искусство, фактически играя роль слепого исполнителя желаний своих советников, делать вид, будто он именно является начальником, действующим по собственной воле».^²

Ратенау в конце 1915 года лично познакомился с Людендорфом. Позиция Ратенау как ведущего промышленника предоставляла ему случаи участвовать в паломничествах в Ковно (ставка верховного командования), когда он и нанес визит Людендорфу. Позднее в письмах сообщал: “С этого дня я присоединяюсь к числу тех, кто делал все возможное, чтобы проложить ему путь в Верховное военное руководство».^³ Ввиду нарастания военно-политических сложностей усилил свои попытки поставить во главе ОХЛ Гинденбурга и Людендорфа также и рейхсканцлер, который 10 июля 1916 года писал Р. Валентини, главе тайного гражданского кабинета, что «наследниками Фальгенгейна могут быть только Гинденбург и Людендорф …в их лице мы имеем подходящих людей».^⁴ Бетман Гольвег воздействовал на кайзера, заявив ему 23 июля, что «Гинденбург является грозой врагов». Армия и народ питают к этому генералу безграничное доверие. Его имя может «воспламенить» массы и оказать такое воздействие на народ, что тот любую проигранную битву примет за победу, если это произойдет только под командованием Гинденбурга».^¹ К этому событию (обсуждение в верховной ставке планов ведения войны) немецкие историки относят рождение программы Гинденбурга. 29 августа, как только было получено известие об объявлении войны Румынией, кайзер вызвал Гинденбурга и Людендорфа в Большую ставку и сообщил им, что они призваны возглавить ОХЛ.^²

31 августа 1916 года Гинденбург направил письмо в военное министерство, в котором требовал «поднять производство снарядов и минометов вдвое, орудий, пулемётов и самолётов втрое». С созданием третьего Верховного командования начинается новый этап военно-хозяйственной политики. Военные события сделали абсолютно необходимыми изменения в военной экономике, если правящие круги хотели и дальше экономически обеспечивать ведение войны. Такими событиями стали как расширение театров военных действий вследстие вступления в войну Италии и Румынии на стороне Антанты, так и невиданные по масштабам битвы военной техники и снаряжения под Верденом и на Сомме, затмившие все до сих пор известные требования войны к экономике страны. Под Верденом, например, за 30 недель боёв было израсходовано 1350 тыс. тонн стали, т.е. 50 тонн на 1 га территории боёв.^³ Если масштабы расхода материалов привели уже в начале войны к организации военного хозяйства и к коренным изменениям спланированной до войны схемы мероприятий, то теперь потребность в материалах так выросла, что они превышали мощность немецкой военной промышленности при существовавших условиях её организации. Усиление принудительных военно-хозяйственных мер значительно ускоряло происходившее все заметнее развитие регулируемого капитализма. В 1916 году нехватка военных материалов была очень острой в различных областях. «Перемалывание средств» под Верденом и на Сомме привело к осложнениям со снабжением войск орудиями и боеприпасами. Хотя ежемесячное производство орудий, составлявшее в начале войны 15 шт., превысило уже к 1916 г. 600 шт. потребность в них увеличивалась в значительно большей степени.^¹ Для увеличения производства военных материалов III ОХЛ потребовало увеличения ежемесячной добычи угля на 1 млн. тонн, а железной руды на 800 тыс. тонн, кроме того, доменные печи и сталепрокатные заводы должны были использоваться вплоть до абсолютного предела их мощности. Эти мероприятия получили название впоследствии «Программа Гинденбурга». Она была хотя бы приблизительно выполнима только в случае срочного расширения производственных мощностей военной промышленности за счет дальнейшего ограничения производства для гражданского потребления. Следовательно, появилась необходимость в новых принудительных мероприятиях в целях усиления жестокой эксплуатации трудящихся и в обширных структурных изменениях в организации военного хозяйства.^² Центральным звеном, ответственным за осуществление программы Гинденбурга стало военное ведомство (кригсамт), ответственное за все формы военного хозяйства от сырья до рабочей силы вплоть до права объединять и останавливать предприятия.^³ Несмотря на широкие полномочия, военное ведомство, как это обычно бывает у новых учреждений, когда они без ликвидации старых ставятся рядом с последними, скорее увеличивало хаос военнохозяйственной организации, чем уменьшало. Тем более, что монополистическая группа тяжелой промышленности энергично противодействовала всем шагам военного ведомства до тех пор, пока им руководил генерал Гренер.^⁴ Программа Гинденбурга была очень выгодна важнейшим группам монополистической буржуазии, прежде всего, потому, что в ней предпринимались попытки создать дополнительные прозводственные мощности. Уже в начале февраля 1917 года Людендорф в значительной мере отказался от этой программы, поскольку необходимые строительные работы требовали слишком много времени, а монополистам, прежде всего в тяжелой промышленности, предоставлялись для этих работ крупные субсидии. Конечно, субсидии для тяжелой промышленности были не только результатом программы Гинденбурга. Уже в 1914 г. ведущие представители индустрии добились введения этой выгодной для них практики, а с 1915 года значительное число предприятий тяжелой промышленности, изготовлявшие взрывчатые вещества, получали государственные пособия, имевшие обычно форму длительных ссуд.^¹ После провозглашения программы Гинденбурга не только существенно возросла эта форма перераспределения национального дохода в пользу военных концернов, но и были обеспечены предпосылки их участия в ней.

Субсидии, полученные от государства крупнейшими монополиями, имели такие колоссальные размеры, что их просто невозможно реконструировать в полном объеме. Вот хотя бы несколько примеров. Для выполнения всех заказов Крупп получал кредит, часть которого ему не нужно было погашать. В металлообрабатывающей промышленности также выдавались многочисленные долгосрочные ссуды, которые вообще, или частично не нужно было погашать.^² Пороховые заводы получили кредит в размере 10 млн. марок, причем их положение дел позволило им сократить срок погашения кредита с 15 лет до 1 года.^³

Кроме того, государство участвовало в многочисленных смешанных предприятиях, что часто одновременно означало субсидирование соответствующего концерна-компаньона.^⁴ Благодаря всем этим многочисленным субсидиям, а также высоким военным доходам монополий, в германскую промышленность в годы войны были сделаны крупные инвестиции.^¹ Во время первой мировой войны быстро росла государственная собственность на средства производства. Около 200 тыс. рабочих было занято только на государственных военных предприятиях. Для удовлетворения военных потребностей, главным образом в алюминии, электроэнергии и азоте, государство создавало новые и расширяло старые предприятия. Значительная часть этих предприятий стала собственностью государства. В большинстве своем они снабжали частные монополии сырьем по умеренным ценам, способствуя росту их прибыли.

Главное внимание в ходе реализации программы Гинденбурга уделялось не столько созданию новых производственных мощностей, сколько более полному и эффективному использованию уже имеющихся, пригодных для непосредственного производства, но ещё не полностью милитаризованных предприятий. Это происходило путем непосредственного вмешательства государства в производственный процесс, что было до сих пор чуждо капитализму. Под лозунгом более эффективной загрузки и указывая на недостаток сырья, рабочей силы и, частично, современного специального оборудования, крупнейшие монополисты добивались через военное ведомство концентрации соответствующего производства на объявленных особо эффективными, главным образом контролируемых ими крупных предприятиях. Это означало остановку многочисленных мелких и средних предприятий, терявших свою рабочую силу, машины, а также предназначенное им сырьё в пользу соответствующих крупных предприятий. Программа Гинденбурга предусматривала резкое сокращение производства для гражданского потребления. Для этого военное ведомство разработало план закрытия значительного количества «излишних», не имеющих военного значения предприятий. Эти закрытия осуществлялись затем как официально, так и путем лишения соответствующего предприятия сырья и рабочей силы.^²

За два последних года войны осуществлялся процесс принудительной концентрации большого числа предприятий следующих отраслей: полотняная, шелковая, хлопчато-бумажная, цементная, обувная, мыловаренная, стекольная, деревообрабатывающая, бумагоделательная.^¹ Как правило, закрывалось от 30% до 70% существовавших в этих отраслях преприятий, что в пересчете на общее количество существовавших в то время в Германии предприятий означало закрытие 8-10%.^²

Программа Гинденбурга способствовала усилению структурных сдвигов внутри народного хозяйства. Производство предметов вооружения и другого военного снаряжения к концу войны составило 75% всей промышленной продукции Германии.^³ Программа Гинденбурга вела к перегреву (Uberhitzung) экономики и перенапряжению имеющихся ресурсов. Зимой 1917 г. Это привело к тяжелому транспортному кризису; Рейхсбан оказался в огромном перенапряжении, так как одновременно нужно было перевозить вооружение и значимые товары, а с другой стороны были сильные морозы. В итоге в важнейших индустриальных центрах снабжение продуктами питания было сорвано.^⁴ Программа Гинденбурга изменила прежнее равновесие производственных факторов внутри экономической системы и это привело к далеко идущим последствиям: многие находящиеся в строительстве сооружения остались недостроенными. Кроме того цены на многие продукты выросли также и прибыли предпринимателей и заработки рабочих в то время как заработная плата и жизненный уровень других слоев населения остался прежним.^⁵

На рубеже 1917-1918 годов стало очевидно, что Германия не может удерживать повышение производства, к которому стремилась программа Гинденбурга ни в одном производственном секторе. Новое военное ведомство оказалось также бюрократично, как и военное министерство.^¹ В соревновании фабрик и фронта за людей верх снова одержал фронт. Американский историк Фелдман Г. считает, что, в конце концов, программа Гинденбурга должна была «вправить мозги» и предпринимателям и государству, так как Германия могла производить выставленное количество стали, как позволяли её производственные мощности. Крушение экономики было следствием политических причин, а не экономических.^² Первая мировая война революционизировала отношения экономики и государства. Промышленники поняли, что «независимо от вида и интенсивности их отрицания новой республиканской системы» необходимо признать континуитет новых экономических задач и их реализацию в военное и мирное время.^³ Более того, Фелдман утверждает, что программа Гинденбурга не означает какого-либо нового периода в развитии хозяйства Германии, а естественно интегрируется в период 1914- 1923гг. Главным процессом 1916-1918 гг. был не становление регулируемого капитализма, т.е. слияние государства и монополий в единый кулак, а борьба между ними, что и привело к невиданной инфляции сначала в войне, а потом и после войны.^⁴

Промышленники использовали инфляцию для расширения производства и активов и через уступки рабочим продолжали альянс производителей против потребителей, с другой стороны они боролись против принудительного хозяйства со «свойственным смешением страха и почтения»^⁵. Промышленники были недовольны военным ведомством. Ведомством по демобилизации и их приверженцами и творцами – технократом Рихардом Моллендорфом, его временным ментором – Вальтером Ратенау и «социальным» генералом Вильгельмом Гренером, потому что видели в их учреждении временный характер или переходный, а не модель для продолжительного государственного контроля. Война показала, что капиталистические монополии и государство хотя и стояли во главе экономики, однако давно не были «организованной силой», как считал Р. Гильфердинг в 1915 году. Борьба окончилась в 1918-1919 г. победой промышленников в форме трудового содружества с профсоюзами. 1918 год не представляет, по Фелдману, «законченной главы в экономической истории Германии»^¹. Реализация программы Гинденбурга показывает наглядно, что военные не могли установить жесткую диктатуру ввиду противодействия промышленников и рабочих, массовые организации которых продолжали действовать во время войны. Наглядным примером противостояния мероприятиям диктатуры и перехода некоторых генералов (например, генерала Гренера) на сторону гражданских деятелей является деятельность кригсамта – военного ведомства, созданного для упрочения влияния военных.

Blog

Германия: от кайзеровской империи к