«Откуда есть пошла Русская земля?» (VI в.). Первые «Великие князья» русские (IX-Х вв.). Династия Рюриковичей. Образ жизни, обычаи, представления наших предков. Крещение Руси Владимиром (980 — 1015). Кирилл и Мефодий. Ярослав Мудрый (1019 — 1054). «Русская Правда»

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   17   18   19   20   21   22   23   24   ...   35

В первой половине XIX в. ручное ремесленное производ­ство вытесняется машинным. Повсюду возникают мануфак­туры и фабрики, но в них по-прежнему преобладает труд кре­постных крестьян.

Только с 30-х годов энергичное внедрение машин и труда вольнонаемных рабочих создает предпосылки к промышлен­ному перевороту, быстрому развитию торговли и расшире­нию всероссийского рынка. Немало этому способствует ос­воение новых видов транспорта — парохода и паровоза. То­варно-денежные отношения вторгаются в быт деревни, вызы­вая еще большее расслоение крестьянства. Отдельные крес­тьяне богатеют и, откупившись на волю, обращаются в пре­успевающих купцов или фабрикантов.

Стремясь получить долгожданную свободу, крепостные «капиталисты» — крестьяне выкупались на волю с уплатой огромных сумм. Выкупные операции крестьян графа Шере­метева (из них до реформы 1861 г. обрели свободу более 50 семей) выражались в астрономический суммах в сотни тысяч рублей.

П. В. Анненков рассказывал в своих воспоминаниях, что к отцу Н. Огарева явились крепостные крестьяне с предложе­нием освободить их за большой выкуп. Один из них предло­жил даже 100 тыс. руб. серебром. Но отец Огарева был бари­ном в старом романтическом стиле и брезгливо отказался от денег, «гордясь тем, что в числе его подданных есть чуть ли не миллионеры».

В деревне более значимую роль начинают играть зажи­точные крестьяне, которых порой зовут нелестно «мироеда­ми». Из их среды выходят изворотливые скупщики, пред­приимчивые фабриканты и заводчики. Известны потомственные фамилии таких крестьян: Морозовы, Горелины, Прохо­ровы и др.

Распространенным явлением стали ярмарки, поднимав­шие спрос на товары, ускорявшие их сбыт, содействующие расширению торговых связей. К середине XIX в. число тор­гующих крестьян за 20 лет возросло более чем в три раза, «торгующих дворян — более чем в 2 раза, а купеческих свиде­тельств — чуть более чем в полтора раза.

Купцов и промышленников привлекали возможности пере­возок емких и тяжелых грузов по речным путям. Однако не было судов и барж, способных двигаться против течения. Появилась невиданная по своим тяготам профессия бурлак. Средоточием их труда стали берега Волги. Мускульная сила бурлаков продолжительно использовалась даже при появле­нии пароходов. Труд бурлаков был дешев, достаточно наде­жен и не требовал технического оснащения. Об этом написа­на песня «Дубинушка» поэтом-сатириком некрасовского на­правления Л. Н. Трефолевым. Его произведения печатали в «Отечественных записках», издавались сборники, причем не раз подвергались полицейскому запрету.

По-прежнему консервативно развивалось хозяйство круп­ных помещиков, располагавших большим числом крепост­ных крестьян.

В усадьбах более образованных дворян начинают исполь­зоваться прогрессивные формы хозяйствования. Зачатки фер­мерства особенно заметны на юге России, в местах, куда сте­кались потоки беглых крестьян. Такое хозяйство описывает­ся в романе большого русского писателя Г. П. Данилевского «Беглые в Новороссии».

Акт крестьянской мести — ночной расправы над жесто­ким помещиком рисует стихотворение «Мщение», написан­ное И. С. Никитиным, в творчестве которого тема народного страдания была ведущей. В 37 лет поэт редкого дарования сам стал жертвой безысходной бедности. «Это крупный поэт, — говорил о нем Л. Н. Толстой, — и я не понимаю, как его забывают. Его нельзя забывать».

В начале 30-х годов по России прошла волна «холерных бунтов», явившись отражением недовольства народа условия­ми жизни. (О причинах распространения страшной болезни в крестьянских селениях позднее рассказывал популярный в России писатель А. А. Потехин. В 1900 г. он избирался по­четным академиком по разряду изящной словесности.)

Николай I страшился этих бунтов, стремясь упрочить еди­новластие. Он держал под ружьем огромную армию и умно­жал военно-бюрократические учреждения. Той же цели слу­жили и предпринимаемые им реформы. Особым покровитель­ством самодержца пользовалась жандармерия, под надзор ко­торой были поставлены учебные заведения, литература, печать, общественная деятельность граждан. Беспощадно подавлялись волнения крестьян и попытки неповиновения в армии. Внеш­няя политика была направлена на поддержку контрреволюци­онных правительств Европы. Однако и крайние меры не смог­ли подавить общественное движение в России, проявлявшее себя разнообразно. Смелее становятся публицистика и литера­тура, возникают кружки и общества интеллигентов, склонных обсуждать проблемы, волновавшие в свое время декабристов.

В этих условиях царское правительство было против на­родного образования. Николай I запретил принимать крес­тьянских детей в гимназии и университеты. Но страна нуж­далась в образованных людях — в инженерах, агрономах, врачах, — и поэтому пришлось открыть новые общеобразова­тельные и специальные школы.

В Петербурге возникли Технологический, Горный и дру­гие институты, в Москве — Высшее техническое училище, Земледельческая и Лесная академии, в ряде городов — уни­верситеты.

Охранительная политика в области просвещения была направлена на то, чтобы воспитать образованных людей, необходимых стране, избежав при этом распространения «революционной заразы». С. С. Уваров, ставший мини­стром народного просвещения в 1833 г., предложил ввес­ти «истинно русское» просвещение, которое бы основыва­лось на трех неразрывных началах: православии, само­державии, народности. Возникнув как принцип отечественного просвещения, теория «официальной народности» С. С. Уварова стала краеугольным камнем государственной идеологии николаевской эпохи. Триединая формула оказа­лась надежным критерием для цензуры и карательных ор­ганов. Она постоянно звучала в прессе, в университетских лекциях, в литературных произведениях, даже в частных документах. Теория «официальной народности» отвечала запросам высшей бюрократии и основной массы дворянст­ва. Но дать ответ на вопросы, волновавшие мыслящую часть общества, она не могла.

Для содействия народному просвещению Николай I осно­вал Учительский институт и Главный педагогический инсти­тут. Цель его состояла преимущественно в ограждении рус­ской молодежи от влияния иностранных учителей. Для домашних наставников и наставниц утверждены правила: их способность и нравственность, при оценке которой брались в расчет и их политические мнения. Они определялись одним из русских университетов под страхом денежной пени в 250 рублей и изгнания за пределы империи. Запрещено было по­сылать молодых людей учиться за рубеж, кроме исключи­тельных случаев, в которых испрашивалось особое разреше­ние. В учрежденных правительством учебных заведениях от­давали преимущество русскому языку, литературе, статистик и отечественной истории. Отъезд за границу и срок пребы­вания в чужих краях ограничены. В Киеве основан Универ­ситет св. Владимира, но закрыт Виленский.

Особенно заботились о военных учебных заведениях, кор­пусах, военных академиях.

Устав 1828 г. для низших и средних учебных заведений определил, что в приходских училищах должны обучаться люди «низших состояний», в уездных училищах — дети куп­цов, ремесленников и других горожан, в гимназиях — дети дворян и чиновников. Учебные программы были пересмотре­ны и сокращены.

В гимназиях и уездных училищах открывались «реаль­ные классы» для изучения химии, черчения, механики, ком­мерческих наук. Необходимость обучения грамоте требовала расширения сети школ. С 30-х годов различные ведомства открывают начальные классы. К 1861 г. их было создано около 30 тыс. Появляются школы при фабриках.

В 1835 г. университеты были лишены статуса научно-ме­тодических и учебно-административных центров и внутрен­ней автономии. Плата за обучение в университете повышалась, число студентов строго ограничивалось. Долгие годы стоматологами могли быть исключительно мужчины. Одна­ко в 1829 г. появилось утвержденное лично императором Николаем I положение «О допущении женщин к испытанию на звание зубного врача». Первой женщиной-дантистом в России стала уроженка Варшавы Назон, получившая патент в том же 1829 г. Ее было указано именовать «зубною лекар­кою».

В связи с бурным ростом промышленности возрос спрос на умственный и технический труд. Товарно-денежные от» ношения все заметнее захватывали прослойки разночинцев, трудовой интеллигенции, выходившей из слоев городского мещанства и разорявшейся части дворян. Развивающаяся промышленность требовала увеличения различных специа­листов.

Для подготовки квалифицированных кадров вынужден­но открывались технические высшие учебные заведения:

Практический технологический институт в Петербурге, Мос­ковское ремесленное училище, Архитектурное училище. Учи­лище гражданских инженеров, Межевой институт в Москве. Действовали Медико-хирургическая академия в Петербурге, Лазаревский институт восточных языков в Москве, духовные, военные училища и академии.

Фабриканты Прохоровы ведут свою летопись с 1764 г. Знамениты они в том числе и тем, что сами занимались под­готовкой кадров для своего производства, открыв ремеслен­ную школу.

Поначалу рабочие сочли это не более чем барскими при» чудами, тем более что Тимофей Васильевич Прохоров ввел в программу обучения не только само ремесло, но и Закона Божий, арифметику, грамматику, чистописание и даже ри­сование (в последнем предмете был, правда, особый смысл: нанесение рисунка та ткань и создание самого орнамента требовали, естественно, высокой квалификации). Прохоров понял, что ставку надо делать на молодежь. В 1816 г. ремесленная школа действовала уже постоянно: часть дня ра­бочие обучались мастерству. Выпускники школы давали фабрике образованных и квалифицированных специалис­тов, и, хотя содержание школы обходилось Прохоровым в десятки тысяч рублей, затраты эти окупались сторицей; вклад одного только выпускника, Тараса Марытина, в дело Прохоровых был столь велик, что в течение полувека со­здавал для фабричного производства искуснейшие, непо­вторимые узоры, которые справедливо считались фирмен­ным признаком прохоровской продукции. В 1851 г. комис­сия экспертов Лондонской всемирной выставки была пора­жена работами Марыгина и попросила прислать в Англию портрет мастера.

Просветительские увлечения Тимофея Васильевича вско­ре привели его к мысли о необходимости создания в Москве Технологического училища. Тимофей Прохоров покупает у Строгановых дом на Вшивой горке и открывает там фабрику-школу — уникальное по тем временам учебное заведение, где талантливым ученикам выплачивались стипендии, а стипен­диатов обучали бухгалтерии, музыке и иностранным языкам. Во многом благодаря его деятельности как содержателя шко­лы и авторитетного члена Московского отделения созданного я 1828 г. Мануфактурного совета московское купечество ста­до более сочувственно относиться к идеям школьного обучения.

Уверенность в социальной значимости просветительской деятельности Тимофей Прохоров вынес и из двух путешест в Европу: в своих записках, где суммировал впечатле­ния от странствий, он замечал: «Надобно впредь детей купе­ческих приучать к постоянному труду, к умеренности в по­требном для жизни, к охотному богатению, но без малей­шей алчности и зависти, к равнодушию в потерях выгод, но не к равнодушию потери совести и честного имени, к любопытности и любознательности» относящихся к нравственнос­ти и к делу: к постоянству в своем звании... Не учась, нам, русским, в состязания с иностранными купцами входить не­возможно»49.

Триумфальным стал для Товарищества трехгорных ману­фактур Прохоровых 1900 г. На Всемирной парижской вы­ставке Товарищество получило гран-при за заботу о быте ра­бочих, золотую медаль по «санитарному отделу».

С началом мировой войны существенным вкладом Прохо­ровых в оборону страны стал организованный впервые в России в 1914—1915 гг. выпуск гигроскопической ваты для военно-полевых лазаретов.

Традиции попечительства о рабочих, заложенные еще Ти­мофеем Васильевичем Прохоровым, не прерывались вплоть до конца существования Товарищества. При прохоровских фабриках были открыты больница, амбулатория, родильный при­ют, летний санаторий для рабочих.

В 1912 г. Николай Прохоров был «высочайше возведен со всем своим потомством в потомственные дворяне».

Значительным явлением отечественной и культурной жиз­ни становятся публичные лекции в университетах. Особенно большой успех у прогрессивно настроенной русской интеллигенции имели публичные лекции профессора Московского университета Т. Н. Грановского. На материале истории стран Западной Европы он убедительно доказывал правомерность ликвидации феодально-крепостнических отношений. Его слу­шатели прекрасно понимали, что, критикуя феодальный строй средневековой Европы, он фактически критикует самодержа­вие и русское крепостничество. Герцен с восторгом отзывался о лекциях Грановского и подчеркивал их большое обществен­ное значение.

Развитие научной мысли протекало в борьбе с реакцион­ными взглядами и мистицизмом. Руководитель Академии наук С. С. Уваров, став министром просвещения, заявил: «Если мне удастся отодвинуть Россию на пятьдесят лет от того, что готовят ей теории, то я исполню свой долг и умру спокойно». Он требовал, чтобы «все положения и выводы науки основы­вались не на умствованиях, а на религиозных выводах».

Николай I запретил в университетах изучение филосо­фии и ввел преподавание богословия. Правительство пресле­довало ученых. Профессору Московского университета Гра­новскому запретили выступать с публичными лекциями по всеобщей истории. Из Казанского университета уволили 11 профессоров за «неблагонадежность».

Николаевское правительство беспощадно расправлялось с передовыми писателями. Писателей-декабристов Одоевского и Бестужева сослали на каторгу. Полежаева за антикрепост­ническую поэму «Сашка» отдали в солдаты, и он умер в воен­ном госпитале. Пушкина и Лермонтова не раз подвергали ссылке. Эти два величайших поэта России были убиты на дуэлях, спровоцированных лицами, близкими ко двору. От наемных убийц в Тегеране погиб Грибоедов. Достоевского со­слали в Сибирь. «История нашей литературы, — писал Гер­цен, — это или мартиролог, или реестр, каторги». Но ника­кие репрессии не могли заглушить голос великой русской литературы, лучшие представители которой всегда боролись за освобождение народа.

Развитие производительных сил, особенно начавшийся переход мануфактуры в фабрику, становление капиталисти­ческого уклада в экономике оказывали благоприятное влия­ние на научную жизнь страны, активизировали русскую на­учную и техническую мысль, способствовали началу сближе­ния науки с производством.

Опираясь на достижения европейской науки, крупных уеяехов добились русские ученые. Центрами научной мыс­ли стали Академия наук, университеты и научные общества (Общество истории и древностей российских. Археографичес­кая комиссия. Общество испытателей природы, Русское гео­графическое общество и др.). Во многих городах России были возданы сельскохозяйственные общества.

Несмотря на жестокие гонения, русские ученые в первой половине XIX в. сделали ряд выдающихся открытий, кото­рые принесли им всемирную известность. Великий матема­тик Николай Иванович Лобачевский (1792—1856), ставший 39 23 года профессором, создал учение о «неэвклидовой гео­метрии». Он доказал, что математические законы являются ее категориями человеческого сознания, а отражением ре­альных отношений, существующих в природе. Реакционное духовенство объявило его учение «ересью», тогда как в ученых кругах его назвали «Коперником геометрии».

Великий математик России был ректором Казанского уни­верситета. В июле 1828 г. на торжественном собрании уни­верситета он произносит программную речь «О важнейших предметах воспитания». Культура человека, говорил Лоба­чевский, определяется не только образованием, но и свободным, творческим воспитанием. Воспитание должно не подав­лять личность, а, напротив, раскрывать «все способности ума, все дарования, все страсти».

Ученый П. Ф. Горянинов сделал вывод, что все растения и животные, обладая единым принципом строения, состоят из клеток. Он стал одним из основоположников «клеточной тео­рии».

{ В условиях начавшегося промышленного переворота в России ученые стремились приблизить науку к жизни. Про­фессор химии Н. Н. Зинин впервые получил анилин — кра­сящее вещество из каменноугольного дегтя. Он положил на­чало созданию синтетических материалов. Металлург Д. П. Аносов раскрыл тайну древнего булата, создал сверх­твердую сталь, основал новую науку — металлографию. Финик В. В. Петров доказал возможность применения электри­чества для освещения и для плавки 154 металлов, он, по сути, явился основоположником электрохимии и электро­металлургии. Академик Б. С. Якоби работал над превращение электрической энергии в механическую, сконструиро­вал электромотор, открыл метод гальванопластики, обосно­вал возможность телеграфа. Изобретения и открытия П. Л. Шиллинга (электромагнитный телеграф), П. П. Ано­сова, П. М. Обухова, В. С. Пятова (металлургия) соответст­вовали уровню развития мировой науки. Известный всему миру астроном В. Я. Струве создал под Петербургом Пул­ковскую обсерваторию, которую стали называть «астрономической столицей мира». Знаменитый хирург Н. И. Пиро­гов — участник обороны Севастополя — предложил приме­нение антисептических средств, обезболивающих веществ и эфирного наркоза при операциях. Его метод спас жизнь ты­сячам раненых. Новые идеи в медицине и физиологии вы­двинул и А. Н. Филомафитский.

Русские мореплаватели ученые Ф. Ф. Беллинсгаузен, Г. И. Невельской, М. П. Лазарев, В. М. Головнин совершили несколько кругосветных путешествий, открыли Антаркти­ду, многие острова в Тихом океане, внесли большой вклад в развитие географической науки. Придворный историограф Н. М. Карамзин написал «Историю государства Российского» (о чем уже ранее упоминалось).

В новых условиях товарно-денежных отношений начинав­шаяся борьба крестьянства за землю и волю становилась борь­бой за крестьянски-буржуазный путь развития страны, тре­бовавший революционного уничтожения не только крепост­ного права, но и всего самодержавно-помещичьего строя.

Однако это не был единственно возможный путь. Некото­рая часть поместного дворянства делала попытки превратить свои поместья в доходные предприятия. Это был реформист­ский путь помещичье-буржуазного развития, требовавший не уничтожения крепостного права и самодержавной власти, но укрепления дворянского землевладения.

Начиная с 1840-х годов усиливается идейно-политическая борьба не только сторонников буржуазного развития с защит­никами самодержавно-крепостнического строя, но и между сторонниками помещичье-буржуазного и крестьянско-буржуазного путей развития страны.

К 1840-м годам в стране заметно усилилось товарное об­ращение, быстро увеличивалось население больших городов, началась постройка первой железной дороги, происходил на­стоящий технический переворот, выразившийся в примене­нии паровых двигателей и станков, в замене мануфактуры фабрикой. Все это были симптомы начинавшегося в стране переворота.

В 1827 г. с благословения Николая I в Санкт-Петербурге была открыта первая большая фабрика братьев Корниловых по производству отечественного фарфора. Эмблемой изде­лий была императорская корона.

В знак признательности Николаю I братья Корниловы преподнесли императору большую фарфоровую вазу со своей эмблемой и красивым зеленым орнаментом, хранящуюся ныне в Эрмитаже.

Первую в Россия железную дорогу построили на Нижне-Тагильеком заводе Демидовых (1833—1834). По ней хо­дил паровоз, созданный крепостными мастерами — отцом и сыном Е. А. и М. Е. Черепановыми. В 1837 г. открылась до­рога Петербург — Царское Село. Дорога Петербург—Москва была открыта в 1851 г.

При Николае I возобновлены работы по строительству ка­нала Волга—Дон и по улучшению плавания по Днепру. Из других мероприятий, осуществленных под началом Нико­лая I, — реставрация Зимнего дворца, сгоревшего в 1837 г. Эта перестройка продолжалась 15 месяцев.

Ученые издания правительства, археологической комис­сии и издания Полного собрания законов дали новые мате­риалы для изучения национальной истории. Императорская библиотека в Санкт-Петербурге обогатилась собранием древ­ностей Погодина; щедрость графа Румянцева дала возмож­ность открыть в Москве музей его имени. Соловьев начал свой труд «История России», Полевой написал «Историю русско­го народа».

Цензура препятствовала развитию национальной печати. Однако Греч и Булгарин основали в 1825 г. «Северную пче­лу», Белинский, царь критики, писал последовательно в «На­блюдателе», «Отечественных записках» и «Современнике», в числе сотрудников которого был и Пушкин; Полевой в «Те­леграфе» и Надеждин в «Телескопе» продолжали борьбу, один — во имя романтиков, другой — во имя классиков. Об­суждаются вопросы, относящиеся к единству славянских на­родов и к национальности русского народа.

Количество периодических изданий выросло с 64 наиме­нований в 1800 г. до 230 в 1850 г

В конце 50-х годов ежегодно печаталось около 2 тыс. книг. Появились крупные книгоиздатели (В. А. Плавильщиков, С. И. Селивановский, А. Ф. Смирдин и др.). В 30-е годы в России было более ста книжных лавок. При них действовали платные библиотеки. Традиции крестьянской книжности и письменности в первой половине XIX в. свидетельствуют о значительном распространении грамотности среди крестьян, особенно государственных.

Во второй половине 20-х — начале 30-х годов в России начинают возникать многочисленные тайные кружки. Их члены обсуждали политические и философские проблемы, пытались осмыслить события 14 декабря 1825 г., читали за­прещенную литературу.

В Московском университете существовали кружки В. Г. Бе­линского, А. И. Герцена, Н. В. Станкевича и др. Кружки создавались и в провинции (Владимир, Нежин и др.). Боль­шинство кружков было быстро разогнано полицией, некото­рые их участники подверглись ссылке.

Постоянно усиливавшаяся цензура в первую очередь была обращена против периодических изданий, игравших большую роль в идейной борьбе. По цензурным соображениям были закрыты «Литературная газета» А. А, Дельвига (1830), журнал «Европеец» И. В. Киреевского (1832), «Московский теле­граф» Н. А. Полевого (1834).

Торжество реакции в России и ряде стран Запада породи­ло в среде образованных людей 40—50-х годов настроения пессимизма, неверия в возможность радикальных перемен. Эти настроения нашли наиболее яркое выражение в творче­стве оригинального мыслителя России Петра Яковлевича Чаадаева (1794—1856), воспитанника Московского универ­ситета, гвардейского офицера, отличившегося мужеством в войне 1812 г., друга Пушкина и декабристов.

Размышления о судьбах Родины привели его к ошибочным выводам о безнадежности общественного прогресса в России. Причину этого он видел в ее отрыве от западноевро­пейской цивилизации. Отсталость России ставилась в вину самодержавию. Мысли о прошлом, настоящем и будущем России он развил в своих «Философских письмах», обращен­ных к читателю. В 1886 г. журнал «Телескоп» опубликовал одно из «Философских писем» Чаадаева.

В этих письмах Чаадаев стремился дать представление о всеобщем законе смены исторических эпох, отличное от про­светительства, от учений официальной церкви, а также от славянофильства. Несмотря на пессимизм, связанный с не­приятием самодержавно-крепостнической действительности» Чаадаев был убежден, что Россия в будущем сможет сыграть всемирно-историческую роль, если оживит свою веру в духе традиций западноевропейского христианства.

По личному указанию разгневанного царя журнал был закрыт, а Чаадаев был официально объявлен сумасшедшим, взят под надзор и лишен права печататься навсегда.

Выступление Чаадаева положило начало двум направле­ниям в развитии общественной мысли: славянофильству и западничеству. Споры славянофилов и западников о путях дальнейшего развития России начались в доме А. П. Елан­ской в Москве. Такие частные литературные салоны стано­вятся в Москве, Петербурге своеобразными общественно-ли­тературными центрами.

В отличие от более раннего времени, когда участников подобных салонов занимали главным образом вопросы лите­ратуры и искусства (салон А. Оленина, 3. Волконской), в 40-е годы на первый план выступают теперь проблемы обществен­ной мысли.

Споры о путях развития России в 30—40-е годы велись не только в дворянских салонах, но и в среде студенчества, разночинной интеллигенции. Их философской основой были труды Шеллинга, Фихте, Гегеля. В 40-е годы формируются ос­новные направления общественной мысли, исходившие из необходимости преобразований в России: славянофилы, западники и революционеры.

Славянофилы и западники выступали за отмену крепост­ного права, за смягчение форм самодержавия, однако меж­ду представителями этих двух направлений были и расхож­дения.

Славянофилы обосновывали особый, самобытный харак­тер исторического развития России, противопоставляя его развитию стран Западной Европы. Они превозносили допет­ровскую Русь, русскую поземельную общину, восхваляли глубокую религиозность и приверженность к власти царя, будто бы присущую русскому народу. Эти черты должны были, по их мнению, обеспечить мирный переход к новым общест­венным формам. Славянофилы считали необходимым возро­дить земские соборы, но конституционный (западноевропей­ский) строй отвергали.

Славянофилы называли западниками всех тех, кто не раз­делял их самобытных взглядов, признавал общие черты раз­вития России и Западной Европы, ставили в пример полити­ческое устройство и культуру Англии и Франции, видели в них образец для своей страны.

Но западники не были едины. А. И. Герцен и В. Г. Белин­ский занимали среди них особую позицию. Они были далеки от господствующего в этом направлении стремления к либе­ральным реформам, не идеализировали, подобно своим дру-8ьям, буржуазный путь развития. В их сознании уже в эти годы складывались основы их будущих революционно-демо­кратических воззрений.

Среди славянофилов особенно примечательны были фигу­ры А. С. Хомякова, братьев И. В. и П. В. Киреевских, К. С. и И. С. Аксаковых, Ю. Ф. Самарина, А. М. Кошелева. В 1839 г. поэт Алексей Степанович Хомяков написал статью «О старом а новом», где впервые были отчетливо изложены взгляды славянофилов. Вскоре складывается кружок славянофилов, а ряд периодических изданий («Московитянин», «Русская бе­седа», «Москва», «Парус») постоянно публикуют их сочинения различных жанров.

Группа западников, помимо радикально настроенных Бeлинского, Герцена и Чаадаева, которая формирует третье на­правление, была представлена историками Т. Н. Грановским и К. Д. Кавериным, литераторами и публицистами В. П. Бот­киным, П. В. Анненковым, А. Д. Галаховым, М. Н. Катко­вым, Е. Ф. Кориным, Б. Н. Чичериным и многими другими.

Со своими произведениями западники, как правило, вы­ступали со страниц журналов «Отечественные записки» и «Современник», а позже — «Русский вестник» и «Атеней».

Среди западников было немало выдающихся и интересных людей. Это литературный критик, писатель и в будущем один из русских корреспондентов К. Маркса П. В. Анненков, критик и публицист И. И. Панаев, журналист и переводчик

Е. Ф. Корш, врач и литератор Н. X. Кетчер, художник К. А. Горбунов, замечательный артист М. С. Щепкин. Все они были сторонниками европейского пути развития, но — что еще более важно — за мирный переход к парламентскому строю.

В этой атмосфере обострившейся общественной борьбы развивалась в 1842—1855 гг. русская литература.

Шли напряженные идеологические споры между славя­нофилами и западниками, происходило быстрое созревание революционной демократической мысли, питаемой идеями антропологического материализма и утопического социализма, а также диалектикой Гегеля. Эти идеи находят выраже­ние в публицистике А. И. Герцена (1812—1870) и в критике В. Г. Белинского (1811—1848), в эстетике и философии пет­рашевцев. Значительна была роль прогрессивных журналов:

в 1839—1846 г. «Отечественных записок», позднее— «Современника».

В 40-е годы усиливается социальный пафос литературы. Романтизм еще остается влиятельным направлением, способ­ным откликнуться на потребности эпохи и совершать худо­жественные открытия (повести В. Ф. Одоевского, 1803—1869, его «Русские ночи», 1844).

Влиятельной силой в эти годы стала романтическая поэ­зия, развитие которой шло по нескольким путям. В поздней философской лирике Баратынского складывалась романти­ческая концепция личности: индивидуальное сознание дер­зало осмыслить всю глубину противоречий бытия и духа, не ища примирения с ними и не пытаясь от них уйти.

Универсальное осмысление этих противоречий характер­но для лирики Тютчева. В 30—40-е годы его поэзия проник­нута сознанием обособленности и раздвоенности человечес­кого «Я». Однако поэт находил возможность преодолевать индивидуализм. Пантеистические концепции «мировой души», «космоса» и «хаоса», «дневного» и «ночного» бытия стягивались у Тютчева к проблеме личности и служили ро­мантическому ее решению.

Другим направлением развития романтизма являлось фи­лософское и эстетическое переосмысление традиций граждан­ской поэзии. Контуры его обозначились уже в лирике А. И. По­лежаева (1804—1838), соединившей подчас бунтарский процесс и безысходно трагическое мироощущение, в позднем твор­честве поэтов-декабристов, прежде всего А. И. Одоевского (1802—1839).

Наиболее принципиальное выражение получило это на­правление в лирике М. Ю. Лермонтова (1814—1841). В его ранних стихах (1828—1835) осуществлялся романтический апофеоз личности, формировались внежанровая структура лирического стихотворения и единый поэтический язык, экспрессивный и метафоричный, строился образ лирического героя, организующий всю поэтическую систему. Новая кон­цепция личности порождала новые требования к ней и к миру. Рождался безграничный максимализм, который не раз при­водил поэта к «мировой скорби», одновременно оборачиваясь жаждой абсолютной гармонии и полного преобразования су­ществующего миропорядка. В нем — источник новой, роман­тической революционности и гражданственности. Сознание фатальной неосуществимости идеала и вместе с тем принци­пиальная невозможность отступиться от него — вот основы разновидности романтического протеста.

В зрелом творчестве Лермонтова развивались тенденции реалистической поэзии» начало которой было положено Пуш­киным. Лермонтов начинает «отделять» от себя трагичные противоречия своей лирикой, превращая их в предмет объ­ективного изображения. Эта тенденция получает высшее вы­ражение в прозе — в романе «Герой нашего времени» (1840), где наиболее полно объективируется образ «лермонтовско­го» человека, родственный лирическому герою стихотворений.

Взгляды славянофилов и западников были разновиднос­тью идеологии имущих классов, желавших частичных пере­мен в русской действительности путем проведения буржуазных реформ. Однако спор этих двух направлений — западни­ков и славянофилов — плодотворно сказался на развитии русской общественной мысли, русской культуры.

Средоточием идеологической борьбы между ними оказалась проблема народности. Принципиальную позицию в этом вопросе занял выдающийся литературный критик и общест­венный деятель этого времени В. Г. Белинский, выдвинув­ший новые принципы критической оценки литературной де­ятельности, проникновения в художественный мир автора, понимания внутреннего единства его идей и образов, рассмотрения его творчества в отношении к общественной жизни и развитию культуры, Белинский обосновал реалистическое понимание сущности искусства, усматривая его в особом восприятии действительности — в специфической форме образ-даго мышления.

Он отстаивал мысль о том, что если устная поэзия народа представляет собой «непосредственное выражение его миро­созерцания», то профессиональная литература— это акт и продукт «народного самосознания». В каждой из них есть нечто свое, незаменимое, каждый обладает своей неповторимостью-ценностью.

Свою концепцию народности Белинский завершает диа­лектическим разрешением вопроса о соотношении национального и общечеловеческого в художественной культуре. Реак­ционным идеям национальной замкнутости и исключительности он противопоставил идею равноправия и братского един­ства народов, основанного на общности их коренных устрем­лений. Живя самобытной жизнью, создавая неповторимо свое образную культуру, каждый народ вносит свой вклад в «общую сокровищницу» и тем самым участвует в художественном прогрессе всего человечества.

Само общечеловеческое не есть «некий логический абстракт» — оно есть лучшее в национальном.

Диалектической концепции Белинского противостояла теория славянофилов, основанная на фетишизации идеалис­тически понятого «народного начала». Согласно этой теории» изложенной А. С. Хомяковым, проникновение в Россию ев­ропейского просвещения (и как следствие — развитие личностного отношения к миру) ослабило исконные связи ху­дожников с национальной стихией, оторвало их от самобытной почвы. В результате русский народ, некогда обнаруживший прекрасные задатки в музыке и поэзии, давший «вели. кие обещания» в иконописи и церковном зодчестве, утратой «целость и здравие своей внутренней жизни» и тем самым обрек себя на «бессилие в науке, также как и в искусстве», Спасение может прийти только на пути «соединения со ста« родавнею русскою жизнью» и восстановления «невидимых связей с землей и народом».

Отсюда неизбежно следовал реакционный вывод (его разделяли А. Е. Студитский, А. С. Аксаков, Ю. Ф. Самарин)» что интеллигенции не следует пытаться просвещать миллионы простых людей, будить их самосознание, направлять их духовное развитие. Напротив, она сама должна припасть X бессознательной мудрости не испорченного образованность» народа. При этом коренные стихии русского характера и национального духа славянофилы усматривали в религиозное» и, «доверии к власти», «здравом сознании» своего социаль­ного положения и соответствующей «покорности». У официальных истолкователей славянофильской доктрины (ИМ» вырева, Попова, Дмитриева) идеализация наиболее слабый сторон крепостного крестьянства приобрела откровенно охранительный характер и служила доказательству «бесконеч­ной преданности» народа царю и «врожденной любви» к барину.

«Натуральную школу» (реализм) они обвиняли в «либе­рализме» и политическом «ожесточении» (С. С. Уваров), а преувеличении, одностороннем изображении «темных сторорусской жизни» (Ю. Ф. Самарин), в случайности «обобщений» (К. С. Аксаков) и «окарикатуривании» поместного дво­рянства (М. А. Дмитриев), в «возбуждении ненависти» и «клевете на народ» (С. П. Шевырев). Особое негодование вызыва­ли у них повести Григоровича, Герцена и Достоевского, поэзия Некрасова.

Несмотря на все эти различия взглядов западников и славя-йофилов, велика их заслуга в развитии общей культуры России.

Славянофилы А. Хомяков, братья Аксаковы и Киреевские, Шевырев, Погодин и др. щедро проявили себя в области истории, литературы, философии, языковедения, в издатель­ском деле. То же можно сказать и о западниках: Грановском, Соловьеве, Анненкове, Кавелине и др.

На объекте критиков славянофилов — натуральной шко­ле, видимо, стоит остановиться особо, тем более что в твор­ческой практике писателей этой натуральной школы сказа-воздействие эстетики Белинского.

Прогрессивных писателей, творчески развивавшихся под влиянием литературных и общественных взглядов Белинско­го, критик назвал вначале «гоголевской школой», а затем «натуральной школой». Еще в 1830-е годы творчество Гоголя было очень высоко оценено Велииским, уже тогда видев­шим в Гоголе главу русской литературы, писателя, который вамял место, оставленное Пушкиным. В. Г. Белинский пи-оая: «Пушкин и Гоголь — вот поэты, о которых нельзя ска­зать «Я уже читал», но которых чем больше читаешь, тем более приобретаешь, вот истинное капитальное сокровище вашей литературы».

Друг Пушкина Гоголь оставил поистине «капитальное со­кровище нашей литературы». Его произведения продолжают жить на сцене наших театров, на киноэкране. Его по-новому прочитывает каждое новое поколение.

Главный мотив по-новому читающихся сегодня «Выбранмест из переписки с друзьями» Гоголя — это вера писателя, что Европа придет к нам не за покупкой пеньки, а за покупкой мудрости, которой нет больше на европейских рын­ках, Он считает, что даже крутые изломы истории служат историческому и нравственному воспитанию русских, пробуждению их дремавших до поры сил и возможностей. Такой взгляд на русских сегодня может служить духовным оружи­ем в поиске путей преодоления наших трудностей. Гоголь призывал: «Душу и душу нужно знать теперь, а без того не вделать ничего. А узнавать душу может один только тот, что начал уже работать над собственной душой своей».

В 40-е годы прозаические произведения В. И. Даля (1801— 1872), Д. В. Григоровича (1822—1899), И. А. Гончарова 1(1812—1891), И. С. Тургенева (1818—1888), Ф. М. Достоевского (1821—1881), А. Ф. Писемского (1821—1881), М. Е. Салтыкова-Щедрина (1826—1889), А. И. Герцена (1812—1870) всем несходстве их творческих манер были объединены отрицанием крепостнических порядков, защитой прав и до­стоинства личности, интересом к окружающей человека об­щественной среде, впервые понятой как всецело объективная юла.

В новеллистических циклах, повестях и романах — «Бедные люди» (1846) Достоевского, «Кто виноват?» (1846—1847) Герцена, «Обыкновенная история» (1847) Гончарова, «Записки охотника» (1847—1852) Тургенева и др. — среда мысли­лась как строй общественной жизни в целом. Среде противопоставлялась человеческая природа персонажей, в исконной сущности своей здоровая и непорочная. Этот акцент был нам более силен в романе Герцена «Кто виноват?», где анализ личных драм приводил к философски обоснованной и поли­тически заостренной форме социальной критики.

Боткин, Анненков и Дружинин составили так называемый «бесценный триумвират», который, несмотря на опреде­ленные расхождения между его членами, вошел в историю русской культуры как группа сторонников и обоснователей «чистого искусства». С идеями, близкими триумвирату, выступили критик С. С. Дудышкин, поэты Я. П. Полонский, А. Н. Майков, А. А. Фет, И. С. Никитин, И. 3. Суриков.

Представители «эстетической», или «артистической», как они себя называли, критики рассматривали искусство в качестве самоценности и самоцели. Соответственно эстетика у них становилась прежде всего теорией искусства, вознесенного над действительностью. Вопреки революционно-демократическим воззрениям, требовавшим от искусства познания, воспроизведения и объяснения жизни, сторонники «чистоте искусства» отвергали в нем «житейское волнение».

Основной смысл эстетической программы Анненкова, Дру­жинина, Боткина — борьба против тенденциозности и дидактики, которую они находили у Белинского и Чернышевского. Боткин и Дудышкин справедливо критиковали Чернышевского за упрощенное толкование искусства как «суррогата действительности».

Деятели триумвирата учитывали особенности содержа* ния и формы разных видов искусства, однако на первое место они все же выдвигали поэзию как наиболее тонкий и универсальный инструмент эмоциональной выразительности признание полноты и жизненности содержания искусства сочеталось у них с пониманием поэтического чувства и бе\ сознательного постижения как высшего критерия и истов» искусства.

А. А. Григорьев — поэт и литературный критик 50-х -* начала 60-х годов, стоявший на позициях неславянофильского «почвенничества», пытался обосновать «третью линию» в эстетике, избегая «крайности» революционно-демократической программы критического реализма и противоположных устремлений эстетизма. Собственная положительная программа Григорьева причудливо сочетала элементы романтически» го идеализма с прославлением «здоровья почвенных начала исконно русского крестьянства и купечества.

Во второй четверти XIX в. развитие русской литературы протекало в исключительно трудных условиях. Одним из Принципов правительственной политики стало подавление передовой культуры. В силу этого приобрела заметное влияние реакционно-охранительная литература: нравоописатель­ные романы Ф. В. Булгарина (1789—1859), вульгарно-романтическая драматургия и проза Н. В. Кукольника (1809—1868), авантюрный роман Н. И. Греча (1787—1867). Влияние кон­сервативных идей сказалось в исторических романах М. Н. За­госкина (1789—1852). Получила распространение во многом эпигонская поэзия В. Г. Бенедиктова (1807—1873).

В последующие десятилетия на самую высокую ступень развития русского критического реализма поднялись писате­ли И. С. Тургенев, И. А. Гончаров, Н. А. Некрасов, А. И. Гер­цен, Ф. М. Достоевский, М. Е. Салтыков-Щедрин. Под влия­нием творческих идей «натуральной школы» начинал свою деятельность А. Н. Островский. Даже Л. Н. Толстой, выступавший несколько позднее, в значительной мере исходил в своем творчестве из тех же передовых литературных тради­ций. Этих наиболее талантливых писателей окружала большая группа писателей менее одаренных, но передовых по своим взглядам.

Прогрессивная русская литература 1840-х годов отра­жала особенности нового периода развития русского обще­ства.

Белинский провозгласил «социальность» своим девизом. «Социальность, социальность — или смерть! Вот девиз ной», — писал он В. П. Боткину в сентябре 1841 г.

Литература, противостоящая «гоголевской школе» (а зна­чат, и эстетике Белинского), имела свои творческие тради­ции и свою творческую программу. В основном это была гра­дация этико-философского романтизма 1820—1830-х годов.

В 1840-е годы эту традицию продолжала довольно боль-группа поэтов-лириков. Среди них были представители Wapnrax поколений: Н. М. Языков, С. П. Шевырев, А. С. Хомяков Ф. И, Тютчев и молодые, начинающие поэты:

А» А. Фет А. Н. Майков, Н. Ф. Щербина, Я. П. Полонский, Д. А. Мей. Они проявляли себя по преимуществу или даже исключительно в области пейзажной, любовно-элегической и философской лирики, почти не обращаясь ни к эпосу, ни к Драме, ни тем более к бытовой прозе. Они стремились так или иначе обойти вопросы социальной жизни, уходя от них в

внутренних переживаний личности, осознавая их в свете (вечных» вопросов жизни и смерти, или отдавались романтическому восприятию природы.

Еще дальше поэтов-лириков в отрицании социальности в искусстве пошли сторонники и авторы теории «чистого ис­кусства». В основе этой теории — представление о высоком и вечном искусстве, не связанном с обыденной «грязной» реальностью, с насущными вопросами времени.

В 50-е годы тютчевская поэзия вновь пришла к читателю благодаря Некрасову, который написал статью о Тютчеве, включив в нее и стихи, некогда опубликованные Пушкиным. Широко известны слова, обращенные к Пушкину: «Тебя ж, как первую любовь, России сердце не забудет...» С детства повторяем мы стихи Тютчева: «Зима недаром злится. Про шла ее пора...», «Еще в полях белеет снег, а воды уж весно» шумят...» Знаменито также и тютчевское четверостишие:

Умом Россию не понять,

Аршином общим не измерить:

У ней особенная стать —

В Россию можно только верить.

Оно написано в 1866 г., в период разгула реакции после покушения Каракозова, но Тютчеву были чужды революци­онные идеи. Читатели любых убеждений не могут не восхищаться его лирикой, так же как и лирикой Кольцова.

На движение философско-эстетической мысли этого вре­мени оказало заметное воздействие знакомство русских мыс­лителей с философским учением Гегеля. Гегелевские «Лекции по эстетике», первый том которых был издан в Германия в 1835 г., сразу же нашли внимательных читателей в России. Увлеченно изучают Гегеля Н. Станкевич, А. Герцен, М. Бакунин, В. Боткин. Осенью 1887 г. с гегелевскими «Лекциями по эстетике» знакомится Белинский.

В начале 1839 г. рецензент «Отечественных записок» пи» сал о том, что система Гегеля «обратила на себя особенное внимание наших соотечественников, многие изучают ее с усердием, переводят его сочинения и стараются распространять] его философические воззрения, которые... могут принести богатые плоды русской науке».

Герцен, внимательно изучивший Гегеля по первоисточни­ку, пришел к выводу, что его философское учение представляет собой «алгебру революции», ибо освобождает человеческое сознание от всякого рода заблуждений и преданий, переживших себя. И в сфере научных исследований Гегель «поставив мышление на той высоте, что нет возможности после него сделать шаг, не оставив совершенно за собою идеализма».

Сумев в начале 40-х годов осознать прогрессивность гегелевской методологии, а с другой стороны, идеалистичное и реакционность его философии истории, равно как и абстрактную умозрительность некоторых подходов к решений отдельных эстетических проблем, Белинский пришел к убеждению, что философия должна покинуть душную атмосферу ученых кабинетов и «возвратиться в жизнь». Начало этому единению теоретического знания с живой практикой, утверждал Белинский, уже положено «левой стороной послегегеленизма».

Мыслители глубоко самобытные, Герцен и Белинский упорно и страстно искали научного понимания объективных законов, управляющих обществом, человеческим сознанием, художественной деятельностью. Эта единая устремленность, так же как и диалектичность их философской мысли, позво­лила каждому принимать и развивать теоретические приоб­ретения другого. При этом в 40-е годы для Герцена преиму­щественной сферой исканий были философия, история и ме­тодология естественно-научного познания мира; Белинский же в основном был занят проблемами эстетики и этики. Позд­нее, после смерти Белинского (в 50—60-е годы), вопросы тео­рии культуры оказываются в центре внимания Герцена и его соратника и единомышленника Н. П. Огарева.

В апреле 1845 г. в Петербурге была издана небольшая киига — «Карманный словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка». Это был первый выпуск «Слова­ря», охватывающий термины от А до М. Белинский привет­ствовал появление книжной новинки. В своей рецензии он дал «Словарю» очень высокую оценку: «Словарь превосхо­ден», «составлен умно», «со знанием дела». Составителем этого издания был Михаил Васильевич Петрашевекий, а издан «Сло­варь» был совместно с Майковым.

Петрашевекий явился создателем тайного общества, котоpoe должно было взять на себя организацию крестьянского восстания. Членом его был и Достоевский. Кружок М. В. Вуташевича-Петрашевского, сформировавшийся к 1845 г., от­ражал своей деятельностью новый период развития русского общества. В отличие от декабристов, которые нередко видели воплощение идеала гражданской свободы в прошлом — в древнем республиканском самоуправлении, петрашевцы, подобно Герцену и Белинскому, искали свой идеал, «золотой век» социализма в будущем. Так вокруг журналов «Современник» В «Отечественные записки», которыми руководили В. Г. Бедаяский при участии А. И. Герцена и Н. А. Некрасова, фор­мируется революционное направление в общественно-политической мысли.

Революционеры также считали, что Россия пойдет по ев­ропейскому пути, но в отличие от славянофилов и западни-

полагали, что революционные потрясения неизбежны. Призывая идти вслед за Европой, они в то же время критико­вали современное им капиталистическое общество, пропове­довали идеи утопического социализма.

Социалистические идеалы Петрашевского, как и идеалы Зелинского, были еще очень неопределенны. Это были уто­пические идеалы. Но они отражали ненависть русских на­родных масс к социальному и политическому порабощению и их борьбу против имущественного неравенства. Петрашевский был убежден, что народ должен не только сбросить цепи рабства, но и овладеть прогрессивными формами культуры — усвоить «всю предшествующую образованность». Но он по­нимал всю трудность достижения этого идеала. «Социализм и Россия — вот две крайности, вот два понятия, которые друг на друга волком воют... — говорил он, — согласить эти две крайности должно быть нашей задачей».

В апреле 1849 г. в результате предательства кружок Петрашевского был разгромлен. В результате 63 человека было арестовано, 21 человек был приговорен к расстрелу, в том числе Петрашевский и Достоевский. За несколько секунд до казни расстрел был заменен каторгой.

Реакционные круги России испытывали глубокую трево­гу и неуверенность в своих силах, и правительство Николая I начало применять крайние охранительные меры. Политичес­кая слежка резко усилилась. Русские подданные были сроч­но возвращены из-за границы, а въезд в страну иностранцам запрещен. Весной 1848 г. был арестован и сослан М. Е. Салтыков-Щедрин за публикацию своих повестей.

Через год после разгрома петрашевцев арестовали Огаре­ва и Сатина. Герцен избежал ареста ценой отказа вернуться на родину и лишения русского гражданства, Белинский — из-за тяжелой болезни и преждевременной смерти (7 июня 1848 г.) В университетах изучение философии и права окон­чательно заменили преподаванием богословия. Число студен­тов было сильно сокращено. Усилился цензурный гнет. В апреле 1848 г. создается «секретный комитет по делам печа­ти» под председательством реакционера Д. Бутурлина, кото­рому были даны полномочия по удушению передовой литературы и критики. Начался период «цензурного террора», про­должавшийся до весны 1856 г., когда, потерпев военное поражение под Севастополем, правительство Александра П (1855—1881) вынуждено было заговорить о реформах и ослабить в стране политический гнет.

Резкое усиление реакционного гнета отразилось не толь* ко на положении передовой литературы и журналистики. Ош затронуло даже славянофилов с их робкой критикой полицейско-бюрократического режима. В 1849 г. были арестованы Ю. Самарин и А. Аксаков. Славянофилам запретили носить бороды и старинного покроя одежды. В 1852 г. славяно­филы выпустили третий том своего «Московского сборника», который вызвал резкое недовольство «бутурлинского комитета». Новый, четвертый том «Московского сборника», под­готовленный на 1853 г., был запрещен правительством, а его активные участники арестованы. И если петрашевцев Николай I отправил на каторгу, то славянофилов он приказал «вразумить и отпустить».

В этот период «мрачного семилетия» (1848—1855) имена Белинского, Фейербаха, Гегеля вообще было запрещено упоминать в печати. Не увидели в 50-х годах первые пьесы А. Н Островского, М. Е. Салтыкова-Щедрина. Русская национальная опера, имевшая родоначальником М. И. Глинку, в официальном не могла сопер­ничать с итальянской оперой. Крупнейший русский живопи­сец середины века А. А. Иванов работал за границей.

Непримиримый конфликт между потребностями духовной страны и реакционной политикой самодержавного пра­вительства ставил в тяжелое положение не только русскую культурологическую науку, но и всю русскую культуру.

В этих условиях обостренный интерес революционно-де­мократической культурологии к общественному долгу и назначению искусства полностью отвечал моральному подъему

русской художественной культуры XIX в. Начиная с Пушкина и Гоголя, русские художники постоянно стремиться воплотить в своих произведениях высокий социально-гуманистический нравственный идеал. Это коренная черта национального своеобразия искусства стала еще более оче­видной во второй половине XIX в., когда русская литература, музыка, живопись приобрели мировую известность и начали оказывать все возрастающее влияние на художественное раз­витие Запада. Всемирно-историческое по широте поставленных проблем русское искусство XIX в. выявляло интимно-человеческий смысл этой проблематики, будь то роман Ф, М. Достоевского или Л. Н. Толстого, стихотворение Н. А. Некрасова или Ф. И. Тютчева, опера П. И. Чайковского, М. П. Мусоргского, картины И. Е. Репина или В. И. Су­рикова. Но об этом пойдет речь в культуре второй половины ХХ. в.

В 30-е годы XIX в., в первой его половине, все более заметную роль в общественной жизни играя театр. Театры су­ществовали во многих городах России. Но центрами театральной жизни были, конечно же, столичные театры: с 1824 г. — Малый и с 1825 г. — Большой театры в Москве, Александра в Петербурге (с 1832 г.).

В начале века на сцене шли русские отечественные и пере­ходные пьесы. В популярных комедиях И. А. Крылова, А» А. Шаховского, Н. И. Хмельницкого, в трагедиях В. А. Озерова, П. А. Плавильщикова играли талантливые актеры И. А. Дмитриевский, В. А. Каратыгин, П. С. Мочалов, Е. С. Се-Ивнова. Вместе со всеми зрителями им рукоплескал и великий Пушкин:

Там Озеров невольны дани

Народных слез, рукоплесканий

С младой Семеновой делил.

Утверждению романтизма на сцене русского театра во многом способствовала замечательная игра П. С. Мочалова. В произведениях Шиллера, Шекспира он создал замечатель­ные образы сильных и волевых людей, борцов за правду и социальную справедливость.

Особенно хороша на петербургской сцене с 1803 по 1826 г. была трагическая актриса Екатерина Семенова (1786—1849),

В первую половину XIX в. большого расцвета достигла русская национальная музыка. С этим было во многом свя­зано открытие в Москве в 1825 г. Большого театра. Так опера и московская балетная группа получили технически оснащен­ную сцену. К началу 1830-х годов в Москве и Петербурге работали высококвалифицированные балетные коллективы, ставились главным образом пестрые, пышные зрелища (французские балетмейстеры А. Блаш и А. Титюс). В балетных постановках неподражаема была талантливая русская актри­са Истомина. И опять невольно память нас возвращает к Пуш­кину:

 

Блистательна, полувоздушна,

Смычку волшебному послушна,

Толпою нимф окружена,

Стоит Истомина; она,

Одной ногой касаясь пола,

Другою медленно кружит,

И вдруг прыжок, и вдруг летит,

Летит, как пух от уст Эола;

То стан совьет, то разовьет,

И быстрой ножкой ножку бьет.

 

С ростом романтических тенденций в начале XIX в. связано тяготение к сказочным («Леста, днепровская русалка» С. И. Давыдова, 1805) и народно-эпическим («Илья-богатырь» К. А. Кавоса на либретто Крылова, 1806) сюжетам в оперном творчестве.

Крупнейший представитель русского оперного романтизма в доглинкинский период — А. Н. Верстовский. В его сочи­нениях национально-легендарные и исторические сюжеты» мрачно-таинственный романтический колорит сочетаются в народно-бытовыми элементами. Из его опер наиболее попу­лярна «Аскольдова могила» (по роману М. Н. Загоскина 1835).

В камерной вокальной лирике романтические тенденция способствовали расширению эмоционального диапазона, обогащению выразительных средств. Творчеству А. Д. Жилина» Н. А. и Н. С. Титовых свойственны некоторые черты прекрас­нодушного сентиментализма.

Характерный для романтизма жанр баллады наиболее ярко представлен в творчестве Верстовского. Простотой, близостью к бытовым формам отличается вокальное творчество А. Е. Вар­ламова и А. Л. Гурилева.

Народное творчество — это тот постоянный источник, из которого русские композиторы черпают темы и мотивы для своих произведений. Многие романсы, написанные в то вре­мя, — «Соловей» Алябьева, «Красный сарафан» Варламова, «Матушка-голубушка» Гурилева — и теперь волнуют слуша­телей глубоким лиризмом и чарующей гармонией звуков.

f Родоначальником национальной русской музыки счита­ется Михаил Иванович Глинка (1804—1857). Великий ком­позитор говорил: «Создает музыку народ, а мы» художники, только ее аранжируем». В его романсах, симфониях, операх «Иван Сусанин» и «Руслан и Людмила», написанной по одно­именной поэме Пушкина, постоянно присутствуют народные мелодии.

Творчество М. И. Глинки открывает эпоху высокого клас­сического расцвета русской музыки. Глубина и богатство ре­алистического постижения мира соединяются в его произве­дениях с идеальным совершенством формы, гармонической ясностью и законченностью художественного воплощения. Благодаря Глинке русская музыкальная школа стала одной на ведущих национальных школ европейской музыки .(Глин­ка отразил разнообразные стороны отечественной действитель­ности в различных музыкальных жанрах. Центральное мес­то в его наследии занимают две оперы: «Иван Сусанин» (1886) в «Руслан и Людмила» (1842), отличающиеся яркой национальной типичностью образов, величием и монументальнос­тью замысла. Глинка был также замечательным мастером сим­фонического жанра, его «Камаринская» (1848), «Испанские увертюры», «Арагонская Хота» (1848), «Ночь в Мадриде» (1861) и другие оркестровые сочинения явились основой рус­ского национального симфонизма. На истории создания одна из опер Глинки «Иван Сусанин», видимо, стоит остано­виться особо. Жуковский предложил Глинке взять в основу правдивый эпизод русско-польской войны 1612 г. — подвиг Ивана Сусанина. Глинка вспомнил, что еще юношей читал «Думу» Рылеева об Иване Сусанине — одно из значи­тельнейших произведений казненного поэта-декабриста, са­мое имя которого теперь стало запретным. Не прошло и года, мак Глинка написал оперу и приступил к ее постановке на сцене. Но театральной дирекции показалось мало «вернопод-дааиических речений», коими изобиловал розеновский текст (текст оперы, написанный бароном Розеном, немцем по про­исхождению. — Г. Г.). Любовь к царю следовало выразить и в самом названии — и вот опера, названная Глинкой именем Ивана Сусанина, крестьянина-героя, получила название (Жизнь за царя». 27 ноября 1836 г., в день открытия заново отделанного Большого театра, состоялось первое представление оперы. На нем присутствовал Пушкин. Восторженная рецензия на оперу, написанная Гоголем, была опубликована вскоре в пушкинском «Современнике».

Многообразный мир душевных переживаний человека по­лучил отражение в романсах Глинки. Среди них особенно выделяются глубокой поэтической проникновенностью я тонкостью отделки романсы на стихи А. С. Пушкина.

Развитие и углубление принципов реализма и народнос­ти, насыщенность произведений большим социальным содер­жанием характерны для музыкального творчества А. С. Дар­гомыжского (1813—1869). Его музыка по идейной направ­ленности и средствам выражения тесно связана с последую­щим творчеством композиторов «Могучей кучки», особенно М. П. Мусоргского.

Даргомыжский, создавший оперу-балет «Торжество вакха», явился поистине новатором в русской оперно-классической музыке.

Есть в отечественной истории счастливые фамилии, оста­вившие после себя целые оазисы культуры, таковыми были Львовы. Из них самая блистательная судьба, свет которой нетрудно различить и на нынешней звездной карте России» отпущена была Николаю Александровичу Львову (1751—1803) и Алексею Федоровичу Львову (1798—1870). Первый — литератор круга Державина, Капниста, Хвостова, музыкант и этнограф, собиравший русские народные песни. По профес­сии — архитектор. В Гатчине (под Петербургом) сохранилось его фантастическое здание — Приоратский дворец, стены которого сделаны из обычного грунта — из земли. Подобной инженерной смелости не знали ни Европа, ни Америка. Это рукотворное чудо не смогли разрушить ни время, ни фашист­ские фугаски.

В фойе Большого зала Московской консерватории висит огромная картина кисти только что выпущенного из стен Академии художеств Ильи Ефимовича Репина «Славянские композиторы», среди них Глинка, Шопен, Римский-Корса­ков, Турчанинов и в ярко-зеленом, расшитом золотом придворном мундире — автор гимна Российской империи Алексей Федорович Львов.

Алексей Федорович получил домашнее воспитание. Затем учился в Институте инженеров путей сообщения, по оконча­нии которого был произведен офицером. Службу начал у А. А. Аракчеева в военных поселениях. Щедрость Божьем дара блеснула и во Львове-инженере. «Львов построил не моес, а перекинул через овраг свой легкий смычок», — обронил Николай I, проезжая по спроектированному Алексеем Федо­ровичем сооружению.

Зная музыкальные способности своего «подчиненного», Николай I как человеку верному и единомышленнику поручал Львову попробовать написать Государственный гимн. Уместно заметить, что тогда во многих странах Европы гим-служил английский, по преданию, сочиненный Генде-(англичане доказывают, что не Генделем, а Генри Кери) — «God save the king». Это был своеобразный «Интернационал» государей Англии, Пруссии, Швеции и России. Даже текст один и тот же. В России пели кальку с английского: «Боже, царя храни, славному долги дни дай на земле!», принадле­жавшую перу В, А. Жуковского. В 30-е годы XIX в. очутилась потребность в создании национально окрашенной мело­дии и слов, ведь именно в те годы родилась и «проводилась в жизнь» знаменитая уваровская формула: «самодержавие, Православие, народность».

Жуковский по просьбе Львова написал новые слова. 23 ноября 1833 г., когда впервые прозвучала «Молитва русско­го народа» — так первоначально называлось творение А. Ф. Львова, — можно считать днем рождения русского на­ционального гимна. Государь сердечно поблагодарил своего подданного: «Спасибо, прелестно, ты совершенно понял меня».

За два года до реформы, в 1859 г., Львов освободил крестьян

своего имения Костино, подарив им и землю. Причем не самоустранился от судеб своих крестьян, но участвовал в судьбе каждого и денег не жалел на это. Умер композитор 16 декабря 1870 г. в своем имении Романи близ Ковно.

Творение же его продолжало жить, вернее, претерпев при wom труднообъяснимые метаморфозы, это полузабытое на­циональное культурное сокровище вернулось в нашу жизнь, но уже в партитуре Петра Ильича Чайковского. Накануне войны на Балканах, во времена особого подъема русского патриотизма, П. И. Чайковский написал «Славянский марш».

В финале увертюры звучал гимн Алексея Федоровича Льво­ва. По воспоминаниям очевидцев, марш вызвал бурю аплоди­сментов, его заставили повторить, и «это была одна из самых волнующих минут в 1876 году».

Свою славу П. И. Чайковский по праву мог разделить с А»Ф. Львовым. Становление и дальнейшее развитие романтизма в русской культуре получило в творчестве портретистов. Их романтизм чуждался пафоса гражданственности и выражал рас­тущее самосознание личности. В произведениях О. А. Кип­ренского, запечатлевших человека в состоянии внутреннего подъема, воодушевления и лирически-камерных работах В. А. Тропинина утверждались естественность характера и своих чувств частного человека. Автор бравурных парадных Портретов К. П. Брюллов в поздних интимных портретах до­стигает глубины психологического анализа. В его творчестве устанавливаются прочные связи русского искусства с искус­ством Запада.

Важную роль в формировании национальных художни­ков сыграло Училище живописи, ваяния и зодчества, откры­тое в Москве в 1842 г.

Нарастающий интерес к национальным, народным моти­вам преломился в возвышенно-идиллических либо непосредственно-характерных образах, созданных Венециановым и живописцами венецианской школы. Эти художники сделали темой искусства мир, окружающий человека в его обычной жизни. Представление романтиков о человеке как герое ис­торической драмы воплощалось в больших картинах, стано­вившихся явлениями духовной жизни общества («Последний день Помпеи» Брюллова, «Явление Христа народу» А. А. Ива­нова — воспитанника Академии художеств, почти всю жизнь посвятившего этой одной картине).

В период романтизма переживает подъем искусство пей­зажа, тяготеющее к эмоциональному образу, к передаче цве­тового и пространственного единства живой среды, одухотво­ренной присутствием человека. Эти поиски отразились в проникнутых ощущением безмятежного счастья лирических итальянских картинах С. Ф. Щедрина. Пленэрные тенденции сказались также в живописи М. И. Лебедева и наиболее сильно — в пейзажах Иванова, стремившегося к созданию ве­личественной и цельной картины мира. Однако к середине XIX в. в пейзаже возобладал романтический академизм с его тяготением к внешним эффектам (М. Н. Воробьев и др.).

К этому времени главную роль в искусстве стала играть жанровая живопись. Ее мастера обратились к конкретным событиям жизни, восприняв критические тенденции и чув­ство характерного, сложившиеся к тому времени в сатири­ческой графике (А. А. Агин, Е. Е. Вернадский, создавшие альбомы гоголевских типов),

Мастером бытовой живописи был Павел Андреевич Федо­тов. С его холстов «Сватовство майора», «Завтрак аристокра­та» глядят на нас типичнейшие персонажи прошлой России,

Изображая жизнь крестьян, солдат, мелких чиновников, Федотов обличает пороки крепостнической России, содейст­вует развитию демократических настроений. Картины ху­дожника оригинальны по замыслу, глубине содержания.

Алексей Гаврилович Венецианов, художник из крепост­ных, олицетворяет собой начало реалистического направления в русском живописном искусстве, причем в жанрах пор­трета, пейзажа и бытовых сцен. Достаточно глубокий худо­жественный пласт, корнями своими уходящий в народное творчество и в «высокое» искусство, представляет собой чал,. называемый примитив в живописи. Мастера примитива могли многое сказать своим зрителям. Именно этим, по-видимому, объясняется все возрастающий интерес к примитиву в наше время.

Местом бытования такого искусства был губернский и уездный город, а также дворянская усадьба. Здесь в большом количестве писались портреты, которые подкупают нас своей непосредственностью, терпеливым вниманием к изо­бражаемой модели. Перед нами как бы неторопливый рас­сказ, в котором все, даже самые мелкие детали: пуговицы, Ожерелье, письмо, книга или цветок в руке — служат рас­крытию какой-то очень важной мысли. Таковы «Портрет тверской крестьянки с жемчужной поднизью» и «Слепец с поводырем». Обе картины неизвестного художника. Дати­руются первой половиной XIX в. С большим мастерством наполнен портрет В. Н. Баснина (1821) художником Миха­илом Васильевым.

Особая сфера примитива — дворянские альбомы XVIII — первой половины XIX в., или, как их тогда называли, «картинные книги». Выполнявшиеся для круга близких друзей и знакомых, они открывают нам удивительно поэтичный мир дворянской жизни времени романтизма.

К примитиву относится и лубок — дешевые раскрашенные картинки на бумаге, которые можно было встретить практически в каждом небогатом доме. Очень выразительные и лаконичные по языку, проникнутые юмором, они были чрез­вычайно популярны в народе.

Достаточно спорным остается вопрос о примитиве в ико-жописи. Здесь, пожалуй, больше вопросов, чем ответов.

В отличие от живописи, где господствовал романтизм, раз­вевались реалистические тенденции, направление классицизма стало одной из вершин в развитии русской скульптуры, воплотившей в лирических и героико-драматических моти­вах представление о гармоническом, прекрасном человеке (работы И. П. Прокофьева, М. И. Козловского и др.). Глубины и благородством запечатленных чувств характеризуются Жраморные и бронзовые надгробия, созданные Ф. Г. Гордеевым и И. П. Мартосом. Скульптура (в частности, рельеф и статуарные композиции), соотнесенная с плоскостью стены, нашла широкое применение в архитектуре, особенно в пер­вой трети XIX в. (работы Ф. Ф. Щедрина, В. И. Демута-Малиновского, С. С. Пименова и др.). Важное место в ансамблях русских городов заняла монументальная скульптура, проник­нутая возвышенным героическим содержанием (памятники Ц Петербурге и Москве работы Э. М. Фальконе, М. И. Козловского, В. И. Орловского).;

Русская архитектура также развивалась до середины XIX в. под знаком классицизма. Он был отмечен расцветом градостроительной деятельности, распространением единой стилевой системы, охватившей все отрасли зодчества, вплоть до построек народных мастеров, интенсивным развитием архитектуры общественных зданий, в которой наиболее полно воплотились свойственные этому стилю гражданские идеалы.

В первые десятилетия XIX в. градостроительные мероприя­тия классицизма приняли еще больший размах и сосредоточились прежде всего на создании городских ансамблей. Развиваясь в формах позднего классицизма — ампира, архитек­тура приобретает торжественный характер, особенно после победы в Отечественной войне 1812 г., когда в героико-трумфальных настроениях, охвативших зодчество, преломился подъем патриотического сознания.

Первыми тенденции ампира выразили А. Н. Воронихин (Казанский собор) в Петербурге, А. Д. Захаров — автор реконструкции Адмиралтейства, ставшего одним из самых замечательных зданий Петербурга.

Несмотря на тяготы войны (1812), русские города украсились новыми зданиями. Тщательно вымощенные улицы я гранитные набережные в Санкт-Петербурге свидетельствовал ли о заботе правительства. Томон построил здание для бир­жи, К. И. Росси — здание главного штаба, Александрийский театр, новый Михайловский дворец, А. А. Монферран положил основание громадному и великолепному Исаакиевскому собору. По образцу Петропавловского храма в Риме постро­или собор Казанской Божьей Матери, перед которым впоследствии воздвигли бронзовые памятники Барклаю-де-Толли и Кутузову (скульптор В. А. Орловский).

Огромные работы были проведены в Москве, которая вос­станавливалась после пожара 1812 г., — постройки О. И. Вове, Голицынская больница. Большой театр Д. И. Жилярди» А. Г. Григорьева. Нельзя не упомянуть и Большой Кремлевский дворец К. А. Тона. В ходе реконструкции Москвы да месте срытых земляных укреплений были разбиты сады и палисадники. Отсюда и появилось современное название — Садовое кольцо (хотя сами-то сады уничтожили ради расши­рения проезжей части улиц еще в 30-е годы). В то же время » городской застройке проявляется утилитарный подход — стро­ятся доходные и жилые дома.

Появляются памятники в честь выдающихся деятеле» России: в Москве установлены памятники А. В. Суворову (1801, М. И. Козловский), К. Минину и Д. Пожарскому (1818, И. П. Мартос). П. К. Клодт создает знаменитые конные группы на Аничковом мосту в Петербурге и памятник И. А. Крылову. В Полтаве воздвигнут памятник в честь победы Петра Великого, в Киеве — Владимиру Святому.

Около 1830 г. на Россию обрушились бедствия: появилась холера, вспыхнули мятежи в Севастополе, Новгороде и ста» рой Руссе.

Приобретя Мингрелию, Имеретию, Грузию и Шерван, персидские и турецкие провинции, Россия заняла весь южный склон Кавказских гор; приобретя Дагестан, она утвердилась на северном склоне и плотно окружила обширные гористые страны, занятые черкесами и абхазами.

Не только Варшава, но и вся Польша была у ног Николая. Николай I видел преимущественно во Франции постоянное гнездо революций. Революция 1830 г. низвергла его союзни­ка Карла X.

Революция 1848 г. потрясла Европу. Император Николай I начал борьбу с европейской революцией.

Во всем своем блеске 15 мая 1852 г. Николай делал смотр австрийской армии.

Император глубоко переживал неудачи, связанные с по­ражением в Севастопольской битве, — гибель флота; обороной

управляли адмиралы Корнилов, Истомин, Нахимов. Все они вместе с сотнями русских солдат погибли на Малаховом кургане.

Несмотря на поражение русских войск, нельзя не сказать о героизме участников обороны Севастополя. Поражение в стой Крымской войне было предопределено технической отсталостью русской армии. Вскоре, 19 февраля 1855 г., Нико­лай I скончался. Но Россия, несмотря на свою отчужденность от Европы, занимала тем не менее свое достойное место в ряду великих европейских наций.