«Откуда есть пошла Русская земля?» (VI в.). Первые «Великие князья» русские (IX-Х вв.). Династия Рюриковичей. Образ жизни, обычаи, представления наших предков. Крещение Руси Владимиром (980 — 1015). Кирилл и Мефодий. Ярослав Мудрый (1019 — 1054). «Русская Правда»

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   20   21   22   23   24   25   26   27   ...   35

Изучая «Эволюции поэтического сознания и его форм» в связи с общей историей культуры, Веселовский выдвинул идею первобытного синкретизма разных видов искусства, идею, которая принята современной наукой.

Конкретно-исторический подход сочетался у Веселов­ского с тенденцией к социально-психологическому изуче­нию искусства. Это проявилось в понимании им роли лич­ности художника в истории культуры. Веселовский вы­ступил против «теории героев, этих вождей и деятелей че­ловечества».

Говоря о традиции, об устойчивых поэтических формулах (сюжетах, эпитетах, символах), Веселовский указывал на их суггестивность, на их способность наполняться новым содер­жанием, внутренне обогащаться.

Веселовский видел много путей дальнейшего развития науки. Одним из наиболее плодотворных был, по его мне­нию, контакт эстетики с лингвистикой. Именно по этому пути шел А. А. Потебня.

Ученый-славист, Потебня занимался проблемами общего языкознания, сравнительно-исторической грамматикой, тео­рией словесности, фольклором. Обобщения, рождавшиеся в результате изучения огромного эмпирического материала, выводили их автора далеко за пределы собственно лингвис­тики или теории литературы в область широких вопросов тео­рии культуры.

Для Потебни и Веселовского характерен интерес к про­блеме художественного мышления, к вопросам о связи мифа, языка и искусства. В языке поэзии, отмечал Весе­ловский, продолжается «психологический процесс, начав­шийся на доисторических путях». «За иным эпитетом, к которому мы относимся безучастно, так мы к нему привы­кли, лежит далекая историко-психологическая перспекти­ва». Стремление проникнуть в эту перспективу, понима­ние того, что «каждая культурная эпоха обогащает внут­реннее содержание слова», убежденность в том, что «этот прогресс общественной мысли в границах слова или устойчивой политической формулы должен привлечь внимание психолога, философа, эстетика» — все это сближает Веселовского с Потебней. Но если Веселовский изучал эволю­цию форм художественного мышления человечества в историко-генетическом плане, то Потебня исследует эту про­блему с психолого-гносеологической точки зрения. В пер­вом случае в центре внимания — история поэтического сти­ля, во втором — «индивидуально-психологический акт ста­новления образа».

Потебня выводит основные свойства поэзии из свойств слова. Проблема слова понимается им в традициях школы Гумбольдта как проблема философская; слово участвует в образовании последовательного ряда систем, обнимающих отношение личности к природе. В становлении человека, учит Потебня, язык играет решающую роль (о колебаниях ученого между материализмом и идеализмом). Слово — не средство сообщения готовой мысли, но средство ее со­здания.

В условиях чрезвычайно развитой специализации знания Потебня мечтал о взаимодействии наук, то, что сегодня мы называем междисциплинарным принципом исследования как методологии, современной науки. «Наше время, — писал он, — представляет пример взаимодействия наук и избрания лица­ми срединных путей: языкознания и физиологии, языкозна­ния и психологии, языкознания и истории; психологии и физиологии».

Начатое в 60-х годах прошлого столетия психолингвисти­ческое исследование художественного мышления было про­должено в конце XIX — начале XX в. Д. Н. Овсянико-Куликовским, А. Белым и др.

Вторая половина XIX в. — это новый период в истори­ческом развитии русской художественной культуры.

Искусство становится теперь все более социальным по проблематике и в значительно большей мере демократичес­ким по идейной направленности и формам. В нем получает дальнейшее развитие реалистический принцип отражения жизни и гораздо активнее и критически глубже осознаются главные социальные конфликты русской действительности. В нем отчетливо сказывается и развивается направление кри­тического реализма.

Изменения эти были вполне закономерны. Они стали своеобразным художественным выражением тех глубоких сдвигов, которые происходили тогда в недрах русского об­щества.

Основной особенностью русской общественной жизни, оп­ределившей новую ступень ее развития было резкое углубле­ние и обострение социально-политического противоречия меж­ду уже начавшимся буржуазным развитием страны и реакционным самодержавно-помещичьим правопорядком, всеми силами питавшимся задержать это развитие.

Художественная литература вместе с литературной кри­тикой и публицистикой по-прежнему оставалась, по метко­му выражению Герцена, «единственной трибуной», с высо­ты которой русское общество, лишенное гражданской свободы, заставляло услышать «крик своего возмущения и своей совести».

XIX столетие вообще принято считать русским «веком Просвещения», вовсе не представлявшим собой подражания французскому Просвещению, но имевшим свои националь­ные корни и самобытное содержание.

Однако расцвет русского просветительства, связанный в основном с формированием революционно-демократичес­кого мировоззрения, падает на 1840—1860-е годы. Круп­нейшие выразители этого мировоззрения в художествен­ной литературе и критике — Белинский, Некрасов, Чер­нышевский, Добролюбов, Писарев, Салтыков-Щедрин — были выдающимися просветителями-демократами, видев­шими грядущий «золотой век» жизни русского общества в свободе и благосостоянии крестьянства, в его развитии на основе общинных или артельных начал и передовых форм национальной культуры. И лишь демократы-народники отказывались в течение 1870-х годов от этих прогрессив­ных, просветительских иллюзий, переходя к идеализации отсталых, патриархально-общинных отношений крестьян­ской жизни.

Однако поскольку в результате правительственных реформ в стране долго сохранялись пережитки старого, самодержав­но-крепостнического строя, замедлявшие и искажавшие бур­жуазное развитие, просветительский склад русской передо­вой общественной мысли проявлялся и позже — в течение всей второй половины XIX в. Просветителями-демократами по складу мышления оставались Короленко, Чехов, Мамин-Сибиряк.

Литература второй половины XIX в. не только принесла с собой новые темы и идеи, но и значительно раздвинула гра­ницы реализма, создав новые художественные формы в про­зе, драматургии и поэзии.

Реализм все более принимает критический характер.

Критический реализм как художественный метод на­шел свое дальнейшее развитие в творчестве виднейших русских писателей XIX в. Их произведения окончательно преодолели отжившие эстетические нормы и, опираясь на опыт Пушкина и Гоголя, приобрели черты критического реализма, что создало предпосылки для более сильного воздействия творчества писателей и поэтов на всю русскую культуру.

Литература критического реализма заключала в себе глу­бокое и своеобразное содержание. Она реалистически разо­блачала кризисное состояние русского общества. Литература раскрывала проявления этого кризиса в человеческих харак­терах, отношениях, переживаниях. Она показывала полити­ческую косность чиновничьей власти, паразитическое вырож­дение и нравственный кризис дворянства, неразвитость и ог­раниченность буржуазных слоев, идейно-политическую сла­бость и трусливость либерального движения, закабаленность и отсталость трудящихся народных масс, слабость сил рево­люционной демократии.

Но вместе с тем литература обнаруживала и возможности прогрессивного развития, таившиеся в русском обществе, в его демократических слоях, — неиссякаемую способность на­родных масс к созидательному труду, их самоотверженность в защите интересов родины и в борьбе за свое освобождение, а также неиссякаемость умственных и нравственных сил де­мократической интеллигенции, ее активность в борьбе за ос­вобождение народа.

Все эти особенности содержания художественной лите­ратуры вызывали переосмысление и переработку старых принципов и форм изображения жизни и возникновения новых.

Так, раскрытие глубокой внутренней неудовлетвореннос­ти и нравственных исканий в среде господствующих слоев и разночинной интеллигенции привело к развитию жанра со­циально-бытового романа и повести, психологических по изо­бражению характеров героев. Наибольшие достижения при­надлежали в этом жанре Л. Н. Толстому, Тургеневу, Достоев­скому. Изображение идейно-политической борьбы революци­онной демократии приводило к появлению романов, полити­ческих по проблематике и конфликтам. Такие романы харак­терны для творчества Чернышевского, Слепцова, Омулевского, Степняка-Кравчинского и других писателей. Оба вида ро­манов отличались остротой постановки социальных и идеоло­гических проблем. Рассматриваемый период был временем расцвета проблемного романа, в котором критический реа­лизм нашел наиболее яркое проявление.

В «Записках из мертвого дома» (1861—1862) Достоевско­го и романе Писемского «Тысяча душ» (1858) представлена картина крепостнической России, ее нищеты, бесправия и угнетения.

Социальные и психологические предпосылки возникнове­ния «лишних людей» исследовал Гончаров в романе «Обло­мов» (1859). Показав историческую бесперспективность «лю­дей 40-х годов», русская литература и критика поставили вопрос о новом типе героя-деятеля. В образе Инсарова (роман «Накануне», 1860) Тургенев первым воплотил свои представления о деятеле, лишенном трагической раздвоенности. В романе «Отцы и дети» (1862) он показал «русского Инсаро­ва» — демократа, «нигилиста» Базарова, становящегося ре­альной силой русской жизни.

Жизненное кредо Тургенева — противника насильствен­ных мер решения любых проблем, в том числе и социальных, пожалуй, наиболее точно высказывается в маленькой поэти­ческой зарисовке — небольшом рассказе «Воробей»: «Только любовью держится и движется жизнь».

Образец романа о «новых людях» и совершенно других — противоположных общественных позициях — «Что делать?» (1863) Чернышевского, где писатель решает труднейшую за­дачу литературного воплощения социалистического идеала, впервые создавая образ профессионального революционера.

Памятником идейных 60-х годов стали художественные мемуары Герцена «Былое и думы» (1852—1868). Под влия­нием идей Герцена — основоположника крестьянского со­циализма в России — почти все революционеры этого пе­риода признавали и обосновывали особые пути развития России, которые позволят ей миновать стадию капиталис­тического развития и перейти к социализму через крестьян­скую общину.

Главным объектом художественного исследования в 60-е годы становится жизнь народа, а одним из основных литературных жанров — очерк, призванный рассказать трезвую правду о народе. Особое развитие очерк получил в творчестве писателей-разночинцев Н. В. Успенско­го (1837—1889), Ф. М. Решетникова (1841—1871), В. А. Слепцова (1836—1878), Н. Г. Помяловского (1835— 1863), А. И. Левитова (1835—1877) и др. Знамением вре­мени стал цикл Салтыкова-Щедрина «Губернские очер­ки» (1856—1857), в которых отдельные эпизоды сложи­лись в широкую социальную картину русской жизни, сви­детельствующую о неизбежности близких перемен. Очер­ки Щедрина противостояли либерально-«обличительной» литературе, представленной произведениями А. А. Потехина (1829—1908), В. А. Сологуба, М. П. Розенгейма (1820—1887), П. И. Мельникова-Печерского (1818—1883), позднее ставшего талантливым бытописателем русского раскола.

Почти одновременно с романами о «новых людях» (среди них «Мещанское счастье» и «Молотов», оба — 1861 г., Помя­ловского), появились и так называемые антинигилистичес­кие романы: «Некуда» (1864) и «На ножах» (1870—1871) Н. С. Лескова (1831—1895), «Взбаламученное море» (1863) А. Ф. Писемского (1821—1881), «Марево» (1861) В. П. Клюшникова (1841—1892), «Кровавый пуф» (1869—1874) В. В. Крестовского (1840—1895) и др. Цель такого рода произведений была в дискредитации революционеров, чьи идеи якобы враждебны народу и чужды русскому сознанию.

Борьба двух направлений развернулась и в поэзии. С од­ной стороны, ее вели поэты-демократы Н. А. Некрасов, Д. Д. Минаев (1835—1889), В. С. Курочкин (1830—1875), И. С. Никитин (1824—1861), М. Л. Михайлов (1829—1865) и др., с другой — сторонники «чистого искусства»; А. А. Фет (1820—1892), Я. П. Полонский (1819—1898), А. Н. Майков (1821—1897)и др.

Решительную реформу русской поэзии и русского сти­ха осуществил Некрасов. Он поднял до высот искусства то, что считалось прозой жизни, услышал поэтическое зву­чание непоэтических тем и слов, расширил жанровые и те­матические границы лирики. Однако и сторонники «чис­того искусства» оказались важным звеном в истории рус­ской поэзии.

Фет дал высокие образцы пейзажной и любовной ли­рики, открыл новые музыкальные возможности стиха. За рамки «чистого искусства» выходит многими своими мотивами поэзия Я. П. Полонского и творчество А. К. Тол­стого (1817—1875), тонкого лирика, сатирика и юморис­та, автора исторического романа «Князь Серебряный» (1862) и драматической трилогии «Смерть Иоанна Гроз­ного», «Царь Федор Иоаннович», «Царь Борис» (1866— 1870).

Хотя Толстой отрицательно относился к революцион­ному движению и революционной мысли 60-х годов, не­однократно говорил о своей неприязни к демократии, со­циализму и материализму, но он боролся с революцион­ной мыслью не с официозных позиций. Он в то же время крайне отрицательно относился к современным ему пра­вительственным кругам и правительственным идеологам. Его письма и юмористические стихи пестрят злыми на­смешками над министрами и другими представителями высшей бюрократии, которую поэт считал каким-то на­ростом, враждебным подлинным интересам России. Тол­стой негодовал на деятельность Третьего отделения и цен­зурный произвол. Вообще он чувствовал себя социально одиноким и сам называл себя «анахоретом», отшельни­ком, находящим истинное отдохновение только на лоне природы: «И ничего в природе нет, что бы любовью не дышало» (А. Толстой).

Во второй половине 60-х и в 70-х годах написаны наибо­лее значительные из его сатир, направленных как против революционного лагеря, так и против бюрократических кру­гов и официальной идеологии. Последние («История государ­ства Российского от Гостомысла до Тимашева», «Сон Попо­ва») не могли быть напечатаны при его жизни и распространялись в многочисленных списках. И в этом, конечно же, нет ничего удивительного: достаточно привести в пример не­сколько отрывков из его поэмы «История государства Рос­сийского»:

Вся земля наша велика и обильна,

а наряда в ней нет.

Нестор, «Летопись».

 

Послушайте, ребята,

Что вам расскажет дед.

Земля наша богата,

Порядка в ней лишь нет.

 

А эту правду, детки,

За тысячу уж лет

Смекнули наши предки:

Порядка-де, вишь, нет.

И стали все под стягом

 

И молвят: «Как нам быть?

Давай пошлем к варягам:

Пускай придут княжить».

 

Умре Владимир с горя,

Порядка не создав.

За ним княжить стал вскоре

Великий Ярослав.

 

Оно, пожалуй, с этим

Порядок бы и был;

Но из любви он к детям

Всю землю разделил.

Плоха была услуга,

А дети, видя то,

Давай тузить друг друга:

Кто как и чем во что!

Узнали то татары.

 

«Ну, — думают, — не трусь!»

Надели шаровары,

Приехали на Русь.

 

Иван явился Третий;

Он говорит: «Шалишь!

Уж мы теперь не дети!»

Послал татарам шиш.

 

И вот земля свободна

От всяких зол и бед

И очень хлебородна,

А все ж порядка нет.

 

Ходить бывает склизко

По камешкам иным,

Итак, о том, что близко,

Мы лучше умолчим.

 

Подъем общественного сознания в предвестии перемен коснулся и драматургии. Острозлободневная трилогия А. В. Сухово-Кобылина (1817—1903) объединила социально-бытовую комедию «Свадьба Кречинского» (1855), сатиричес­кую драму «Дно» (1861) и трагический фарс «Смерть Тарелкина»(1868).

С первой антикрепостнической трагедией «Горькая судь­бина» (1859) выступил Писемский. Нравственно-обличитель­ные пьесы Островского «Темное царство», «В чужом пиру похмелье», 1856; «Доходное место», 1857; «Воспитанница», 1859; трилогию о Бальзаминове (1857—1861) и его драму «Гро­за» (1859) Добролюбов расценил как предзнаменование близ­кого крушения феодальных устоев старой России.

Вторая половина 60-х годов выдвинула новые имена, сре­ди которых особое место занимает Г. И. Успенский (1843— 1902). В его цикле очерков «Нравы Растеряевой улицы» (1866) отразились пореформенное время, обнищание мастерового люда; в цикле «Разорение» (1869—1871) появился один из первых в русской литературе образ героя-обличителя и прав­доискателя из рабочей среды. Новые циклы («Признаки вре­мени», 1863—1874; «Помпадуры и помпадурши», 1863— 1874) создал Салтыков-Щедрин. Наблюдения писателя над русской жизнью вылились в обобщение огромной силы — «Историю одного города» (1869—1870); город Глупов — сим­вол государственности, основанный на угнетении, произволе и деспотизме. Сатира Щедрина приобретает гротескные и фан­тастические формы, выражая идею «призрачности» реальной жизни современного общества.

В конце 60-х годов появилось одно из величайших произ­ведений русской и мировой литературы — роман «Война и мир» (1866—1869) Л. Н. Толстого (1828—1910). Он начал литературную деятельность в 50-х годах («Детство», «Отро­чество», «Юность», 1852—1857; «Севастопольские рассказы», 1855—1856; «Утро помещика», 1856). Тогда же Чернышев­ский определил его художественный метод как «диалектику души». Гениальное проникновение в психологию человека, тончайший анализ его душевных движений и эволюции ха­рактера, искусство передачи «внутреннего монолога» — все эти черты метода Толстого, обогатившие впоследствии все мировое искусство, проявились в повести «Казаки» (1863) и в полной мере в романе «Война и мир». Толстой создал нова­торскую художественную форму романа. «Война и мир» — национальная народная эпопея, в которой охвачены судьбы народов и частная жизнь людей; реальные исторические со­бытия, исторические деятели органически связаны с нравст­венными и философскими исканиями вымышленных героев. «Сцепление всех со всем», по выражению Толстого, составля­ет главный композиционный принцип романа.

В 60-е годы определился новый этап в творчестве Достоев­ского (1821—1881) как создателя идеологического романа. В «Преступлении и наказании» (1866) он утверждает необхо­димость борьбы с миропорядком, основанным на страданиях и унижении человека человеком. В то же время Достоевский отрицает насильственные меры переустройства мира.

В романе «Идиот» (1868) Достоевский воплотил идеал «по­ложительно-прекрасного человека», идеал христианской мо­рали и единения людей на основе всеобщей любви. Роман «Бесы» (1871—1872) был воспринят демократическим лаге­рем как злободневный памфлет, направленный против рус­ских революционеров, но в нем содержалась и критика либе­рализма, а также мелкобуржуазных извращений социалис­тических идей и революционной практики, характерной для «нечаевщины».

Романы Салтыкова-Щедрина, Л. Толстого и Достоевско­го стали важной вехой на пути развития духовной культу­ры человечества.

В творчестве Островского пореформенная действитель­ность предстала тем же «темным царством», постоянно по­рождающим стремление вырваться из него. В пьесах Ост­ровского 70-х годов были поставлены новые проблемы. О неизбежности ухода дворянства с исторической арены и нрав­ственной чистоте людей, не желающих принять мир нажи­вы и лжи, говорилось в драме «Лес» (1871); о власти денег, определяющей всю жизнь человека и калечащей его душу, — в пьесах «На всякого мудреца довольно простоты» (1868), «Бешеные деньги» (1870), «Волки и овцы» (1875), «Беспри­данница» (1879)и др.

Драматургия Островского оказала влияние на становле­ние сценического реализма в России и реалистической шко­лы актерского мастерства.

В 70-е годы развернулось творчество Н. С. Лескова. До этого он выступал как автор артистически тонких и глубоко правдивых произведений из народной жизни («Житие од­ной бабы», 1863; «Леди Макбет Мценского уезда», 1865, и др.) и в то же время как автор антинигилистических рома­нов. Эти две линии причудливо переплелись в романе «Соборяне» (1872), где есть и карикатурное изображение ниги­листов, и понимание силы и величия русского характера. «Соборяне» положили начало серии произведений Лескова о русских «праведниках». Художественная палитра его чрез­вычайно многогранна (сказания, повести, рассказы, леген­ды, памфлеты).

«Нравописательные» романы публикуют и такие писате­ли, как Мельников, Стебницкий, Боборыкин, Марко Вовчек. Выходят из печати исторические драмы Мея, Аверкиева, чья драма «Василий Темный» получила широкую известность.

Во второй половине XIX в. в России усиливается интерес к тем процессам, которые протекали в это время в западноев­ропейской культурологии. Об этом можно судить по умножа­ющемуся числу переводов речей немецких, французских, английских культурологов, а также философов, психологов, литературоведов и искусствоведов, в которых ставились серь­езные культурологические проблемы. Эти публикации имели большое значение, так как благодаря им основные идеи, кон­цепции, учения западноевропейских мыслителей становились доступными не узкому кругу специалистов, а широким сло­ям интеллигенции, студенческой молодежи, достаточно ха­рактерный пример — рассказ И. Е. Репина в его воспомина­ниях «Далекое близкое» о том, как студенты Академии худо­жеств «запоем» читали сочинения Пруд она и Оуэна наряду с работами Чернышевского и Писарева, вырабатывая на этой основе свои демократические воззрения.

В 1847 г., еще при жизни Белинского, была начата пуб­ликация «Лекций по эстетике» Гегеля. В этом году вышли только две части, а третья — что вполне понятно в тех исто­рических условиях — увидела свет только в 1860 г. (новое издание состоялось в 1869 г.). В середине века больше никого из классиков немецкой идеалистической эстетики в России не переводят, а начиная с 60-х годов активно публикуют пере­воды, с одной стороны, представителей социалистически-уто­пической и социологической ориентации, а с другой — пред­ставителей позитивизма. Так, к первому из этих направле­ний русский читатель приобщался благодаря выходу в свет в 1860 г. трактата П. Прудона «Искусство, его основание и об­щественное назначение» (новое издание было осуществлено в 1895 г.), работ М. Гюйо «Искусство с точки зрения социоло­гии» и «Задачи современной эстетики», опубликованных в начале 90-х годов, брошюры Г. Тарда «Сущность искусства» (1895); второе направление было представлено «Происхожде­нием Человека» (1871) Ч. Дарвина, сочинениями Г. Спенсе­ра, шеститомное собрание которых выходило в 1866—1869 гг., книгой Г. Гельмгольца «Учение о слуховых ощущениях как физиологическая основа для теории музыки» (1875). В этом свете становится понятным появление в 1878 г. работ Вл. Вольяновича и Л. Оболенского, пытавшихся подвести под эстетику психофизиологический фундамент.