«Откуда есть пошла Русская земля?» (VI в.). Первые «Великие князья» русские (IX-Х вв.). Династия Рюриковичей. Образ жизни, обычаи, представления наших предков. Крещение Руси Владимиром (980 — 1015). Кирилл и Мефодий. Ярослав Мудрый (1019 — 1054). «Русская Правда»

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   25   26   27   28   29   30   31   32   ...   35

В интерпретации (футуристов) нового направления слово уже выступает не как символ, не как средство проникнове­ния в иные «заповедные» миры, а как самостоятельный орга­низм, развивающийся благодаря деятельности поэта и не имеющий никаких связей с обозначаемой им действитель­ностью. Эта абсолютная самостоятельность языка, ценного самого по себе, не имеющего никаких познавательных функ­ций и лишь творящего свою собственную «мифологическую действительность», была тем крайним пределом, до которого не хотел, не умел и не рисковал дойти в своем отношении к языку символизм.

В общей своей направленности футуризм выступал как своеобразный бунт против респектабельного буржуазного миросозерцания, против мещанства, хотя сам он и не выхо­дил за границы буржуазного миропонимания. Не создав ка­кой-либо стройной теории, русский футуризм, лишь чисто внешне связанный со своим предтечей — футуризмом ита­льянским, ближе всего в понимании языка оказывался к по­зитивистским веяниям в русской общественной мысли.

Что касается Маяковского, например, то теоретические прин­ципы футуризма были реализованы им лишь в той мере, в какой они не мешали остроте восприятия им жизненных явлений.

Их парадоксальное сознание и мышление было и моло­дым эпатажем буржуазных ценностей, и стремлением к созданию «своей» формы выражения новой знаковой системы (язык, цвет, звук), и надеждой, что будущее станет вселен­ским, космическим обвалом, которое поглотит дряхлеющее общество. Вот почему в их многочисленных манифестах («По­щечина общественному вкусу», «Садок судей II») так много социокультурного нигилизма, призывов «сбросить с парохо­да современности» Пушкина, Достоевского, Толстого, своих современников: «Всем этим Куприным, Блокам, Сологубам, Ремизовым, Аверченкам, Черным, Кузьминым, Буниным... нужна лишь дача на реке. Такую награду дает судьба порт­ным. С высоты небоскребов мы взираем на их ничтожест­во». В нарочито самоуверенных призывах Д. Бурлюка, В. Ма­яковского, А. Крученых, В. Хлебникова много задора и борь­бы с мещанством и ханжеством, стремление, по выражению последнего, «беседовать с небом на ты». После 1917 г. эти тенденции вырастают в новые реалии отрицания всей рус­ской культуры прошлого, в том числе и «серебряного века» как «буржуазного».

Противоречивую позицию по отношению к новым веяни­ям «серебряного века» занимали также и деятели культуры, писатели, чье творчество восходило к традициям XIX в.:

М. Горький, И. Бунин, А. Куприн, А. Н. Толстой, Л. Андре­ев, В. Вересаев.

Одновременно зарождалась литература, связанная с раз­вертывающейся борьбой рабочего класса. В расцвете таланта находилась целая плеяда художников, по праву называемых гордостью русской литературы: М. Горький, А. А. Блок (1880—1921), И. А. Бунин (1870—1953), В. В. Маяковский (1893—1930), В. Я. Брюсов (1873—1924). В XX в. продолжа­ли работать Л. Толстой, Чехов, Короленко — классики рус­ского реализма. Плодотворной была деятельность В. В. Вере­саева (1867—1945), А. И. Куприна (1870—1938), Л. Н. Анд­реева (1871—1919).

Со стороны разных литературных лагерей раздавались требования более активных вторжений в жизнь и воздейст­вия на нее. Эту критическую работу начал Л. Толстой, пос­ледние годы призывавший к резкому усилению «учительно­го», проповеднического начала в литературе. Продолжая тво­рить в духе реализма, ставший всемирно известным писате­лем, Л. Н. Толстой создал новые замечательные произведе­ния— «Воскресенье», «Хаджи-Мурат».

В новых условиях продолжал развиваться «традицион­ный» реализм, еще далекий от революционной идеологии. Ярко проявился талант А. П. Чехова, В. Г. Короленко, Д. Н. Мамина-Сибиряка. Появились новые выдающиеся пи­сатели, глубоко и правдиво отражавшие жизнь народа, его страдания и чаяния. К ним в первую очередь относится оду­хотворенный реализм А. И. Куприна, И. А. Бунина. Замечательным явлением в русской поэзии было творчество А. А. Блока, оставившего глубокий след в истории русской литературы. Очень сложный путь прошел В. Я. Брюсов. Он стал одним из основоположников советской поэзии. В твор­честве Куприна ярко звучит протест против уродливой бур­жуазной действительности, калечащей человека («Монах», «В цирке», «Поединок», «Яма»); писатель воспевает приро­ду, силу и красоту человека, высокую всепоглощающую любовь («Олеся», «Изумруд», «Листригоны», «Гранатовый браслет»). Ощущение общественных перемен характерно для рассказов из жизни городской окраины И. С. Шмелева (1873—1950) («Гражданин Уклейкин», «Человек из ресто­рана»). Вырождение усадебного дворянства запечатлел в ост­рогротескной прозе, продолжавшей гоголевские традиции, А. Н. Толстой (1882—1945); цикл «Заволжье», роман «Хро­мой барин» и др.

Мастером «сказа», реставратором «допетровской речи» выступил А. М. Ремизов (1877—1957) («Крестовые сестры», «Пруд», «Посолонь»).

В творчестве М. М. Пришвина (1873—1954) с большое художественной силой, с использованием фольклора и на­родных мифов показан мир нетронутой природы («В краю непуганых птиц», «Колобок», «Черный араб»). В литерату­ре 10-х годов заметно усиление сатирического начала. На страницах журналов «Сатирикон» и «Новый Сатирикон» выступают талантливые сатирики и юмористы Саша Чер­ный (1880—1932), А. Т. Аверченко (1881—1925), Н. А. Тэф­фи (1872—1952). В «Новом Сатириконе» публикуются об­личительные гимны Маяковского.

С ростом революционного движения все громче заявляют о себе писатели — выходцы из беднейших пролетарских и крестьянских слоев: С. П. Подъячев (1866—1934), И. Е. Вольнов (1885—1925), Ф. С. Шкулев (1868—1930). Появляются стихи пролетарских поэтов Л. П. Радина (1860—1900), А. Я. Коца (1872—1943) и др. Большую роль в собирании сил новой пролетарской литературы сыграли в эти годы больше­вистские газеты: «Звезда» и «Правда», на страницах кото­рых печатались Горький и Серафимович, с актуальной поли­тической сатирой выступал Демьян Бедный (1883—1945); пуб­ликовали первые произведения начинающие поэты, преиму­щественно из рабочей среды, А. И. Маширов-Самобытник (1884—1943), А. К. Гастев (1882—1941). И. Г. Филипченко (1887—1939)и др.

Выступают в 10-е годы и группы так называемых кресть­янских поэтов, продолжавших в новых условиях традиции Кольцова и Никитина, — С. А. Клычков (1889—1940), Н. А. Клюев (1887—1937), П. В. Орешин (1887—1938) и са­мый выдающийся из них — С. А. Есенин (1895—1925).

Творчество М. Горького (1868—1936) принесло в литера­туру стихийный протест народных масс против буржуазного миропорядка, народную мечту о социальной справедливости.

Связанный с традициями русской демократической лите­ратуры, Горький изображал обездоленные, отверженные низы общества— «бывших людей», «босяков», «дно» жизни, где уродство капиталистической действительности проявлялось с особой ясностью.

Горький воплощал свой идеал вольнолюбивой героичес­кой личности в легендарно-фольклорных и аллегорических образах («Макар Чудра», «Старуха Изергиль», «Песня о Со­коле»). В творческих исканиях Горького зарождались черты нового искусства, которому суждено было занять ведущее место в искусстве нового столетия.

В изобразительном искусстве также (параллельно с модер­низмом) продолжали развиваться реалистические традиции русской культуры. Одной из тенденций русской живописи это­го периода было обращение к поискам национальной самобыт­ной красоты, — больших успехов в этом достигли художники И. Е. Репин, В. А. Серов, М. А. Врубель. Замечательные про­изведения создали художники В. М. Васнецов, М. В. Несте­ров, С. А. Коровин, Н. А. Касаткин. К этому времени относит­ся начало творческой деятельности художников И. Э. Грабаря, К. Ф. Юона, Б. М. Кустодиева, скульптора С. Т. Коненкова, та­лант которых полностью проявился в более поздние годы.

Заметную роль в развитии русского искусства сыграло художественное направление «Мир искусства», возникшее в конце XIX в. в Петербурге. В 1897/98 г. С. Дягилев органи­зовал и провел в Москве три выставки и, обеспечив финансо­вую поддержку, создал в декабре 1899 г. журнал «Мир ис­кусства», давший название направлению. Вокруг журнала объединились художники А. Бенуа, К. Сомов, Е. Лансере, М. Добужинский, Л. Бакст, Б. Кустодиев, Судейкин. Важной особенностью мирискусников был универсализм — они вы­ступали как критики, искусствоведы, театральные режиссе­ры и декораторы, писатели. Этот универсализм явился своего рода основой организованных с Дягилевым Русских сезонов в Париже (музыка, балет, театральная живопись и т. д.). Зна­чительное влияние на группу живописцев «Мир искусства» оказал символизм. Их искусство было «надмирным», «мифологичным», оно создавало «новые реальности» и уводило в культурную среду других веков. Оформление ими спектак­лей превращалось в подлинный праздник красок, масок, ме­тафор, взаимодействия веков, событий, героев.

Особое место в этом времени занимает русский авангард, который стал заметным, самобытным явлением в истории ис­кусства XX в. На русской почве он дал таких талантливых ху­дожников, как В. Кандинский, К. Малевич, П. Филонов, М. Шагал. В их наследии наряду с ниспровержением традиций художественного мышления XIX в., в отличие от западного модернизма, много светлого, радостного, экспрессивно-эстети­ческого (М. Шагал). В целом русский авангард, как и запад­ный, тяготел к самодовлеющей форме, к асоциальное™, к тра­дициям искусства XIX в., к абсолютизации творческого «я». Однако русская социокультурная почва «серебряного века», особая культурная генетика России сказались и на нем. Это и трагизм «немоты» («Черный квадрат» К. Малевича), и метафи­зические поиски нового религиозного сознания, которые не обо­шли своим влиянием авангард. Таков В. Кандинский. Его куль­турологические взгляды сложны и многообразны. Творческая личность, по мысли художника, — это «пророк», ведущий ис­кусство вперед. В его теории много от русского идеала, мента­литета. Задача авангарда — выразить духовные абсолюты в фор­мах, соответствующих глубинам психики. Таковы его живопис­ные «Импровизации». Художник, как и композиторы И. Стра­винский, А. Скрябин (цветомузыка), стремился к внутреннему синтезу искусств будущего, к их иному существованию и взаи­модействию. Именно этому замыслу служила вся знаковая сис­тема художественной культуры — от цвета до звука. Выявить импульсивное, подсознательное, проникнуть в сферу, до време­ни закрытую для познания, — одна из целей авангарда в целом.

Эволюция взглядов Кандинского, эмигрировавшего в Гер­манию и активно участвовавшего в становлении теории и практики немецкого экспрессионизма, в большей степени относится к судьбам немецкой эстетики начала века. Осуще­ствивший разработку идей супрематизма, Малевич не огра­ничился общетеоретическими заявлениями и обратился к философским источникам, в первую очередь к Шопенгауэру, Бергсону, эмпириокритикам (Авенариусу и Маху) с целью более солидного обоснования своих взглядов.

В отличие от предшественников, формировавших теорию и эстетические принципы декаданса, он утверждал, что в ос­нове мира якобы лежат не некие мистические начала, а свое­образное беспокойство, «возбуждение» как скрытая сила, уп­равляющая состояниями природы и самого художника. В этом нельзя не видеть влияния шопенгауэровского иррационализ­ма и интуитивистских идей Бергсона.

Вообще можно отметить, что если на одних модернистов повлияла философия Анри Бергсона (1859—1941) с его учени­ем об интуиции как особом способе внутреннего созерцания, то на других оказало влияние учение Зигмунда Фрейда (1856— 1939) — психиатра, создавшего теорию психоанализа, кото­рую стали использовать как инструмент для решения полити­ческих, философских, этических и эстетических проблем.

В работах «От кубизма к супрематизму» (1916), «О но­вых системах в искусстве» (1919), «Бог не скинут» (1922) и др., Малевич утверждал, что именно это «возбуждение» и яв­ляется единственным предметом художественного постиже­ния. Оно как бы улавливается художником в его собственном внутреннем мире и преобразуется благодаря творчеству в не­кое видимое состояние (живопись), не обретая при этом пред­метного выражения.

В теории и практике супрематизма нашел свое заверше­ние процесс постепенного отхода художника от реальной жизни и выдвижения на первый план замкнутого в себе внут­реннего мира, изолированного от каких-либо связей с дейст­вительностью, мира «предчувствий» и «прозрений» как един­ственного предмета художественного познания.

В эти же годы формируется импрессионистическое на­правление в теории и критике, его наиболее ярким предста­вителем был Ю. Айхенвальд. Идеи внутренней замкнутости творчества и абсолютной свободы художника, непознаваемости искусства отстаивал в эти годы и М. Гершензон, который, например, заявлял: «Тайна искусства есть тайна и дарование художника можно только описать извне, но не объяснить»40. Русский импрессионизм представлен живописными работа­ми В. Серова, И. Грабаря, К. Коровина и др.

Импрессионистская манера с ее зыбкостью контуров, пастельностью красок, музыкальным настроением нашла свое воплощение в «Голубой звезде» Б. К. Зайцева (1881—1972). Орнаментальная, узорчатая проза с напускной стилизацией проявилась у Ремизова и в «Уездном» Е. И. Замятина (1884— 1937). Опыты в области ритмической прозы отразились в про­изведениях А. Белого. Своеобразие исканий сказалось в твор­честве И. Ф. Анненского (1836—1909), М. А. Волошина (1877— 1932), молодых поэтов — Б. Л. Пастернака (1890—1960), М. И. Цветаевой (1892—1941), В. Ф. Ходасевича (1886—1939).

В то же время в литературу проникли элементы экспрес­сионизма с его рационалистической символикой, гиперболи­зацией, сгущением красок («Царь Голод» и «Жизнь челове­ка» Л. Андреева).

Одновременно с этими школами и направлениями в лите­ратуре и живописи сложились течения, в которых противо­речиво уживаются обостренно-чуткое восприятие жизни и бегство от нее, поиски новой художественной выразительнос­ти и разрушительные формалистические тенденции.

Художники, исповедовавшие близкие взгляды на искус­ство, объединялись для устроения совместных выставок. 1907г.— «Голубая роза», где были выставлены работы П. В. Кузнецова, М. С. Сарьяна, К. С. Петрова-Водкина, М. Ф. Ларионова, Н. С. Гончаровой и др. В живописи «Голу­бой розы» туманно-мистические мотивы порой сосуществуют с красочной поэзией бытия Востока (М. С. Сарьян, П. В. Куз­нецов). Особый мир создан в одухотворенных символических композициях К. С. Петрова-Водкина с их стилизованным сфе­рическим пространством. Среди известных художников это­го периода — В. Е. Татлин, М. 3. Шагал с его мечтательно-причудливыми картинами.

В 1910 г. — выставка мастеров «Бубнового валета» (П. П. Кончаловский, И. И. Машков, А. В. Куприн, А. В. Лен­тулов, Р. Р. Фальк, Д. Д. Бурлюк). Эти живописцы прибега­ли к деформации натуры, но в то же время воссоздавали ма­териально-чувственную выразительность предметного мира.

Из непродолжительное время бытовавших группировок позднее выделяется футуристическое крыло (М. Ф. Ларио­нов, Н. С. Гончарова и др.), а также группа «Ослиный хвост» с ее анархическо-бунтарскими настроениями и тягой к худо­жественному мифотворчеству. В конце концов эта группа фактически порывает с реальной действительностью.

Большую роль в становлении художников имели контак­ты с западным искусством, своего рода паломничество в Па­риж. Огромное значение в поддержке творчества художни­ков, певцов, писателей имела деятельность российских меце­натов. Им русская культура обязана и интенсивным собира­тельством отечественных ценностей. Галереи, выставки, му­зеи, частные собрания. Третьяковская галерея, музей Бахру­шина, Русский музей. Музей изящных искусств были бы невозможны без их настойчивых поисков. Наиболее извест­ными среди них были семейство текстильных фабрикантов Щукиных, в том числе и С. И. Щукин, собравший коллекцию французской авангардной живописи (Пикассо, Матисс, Г«г«ж.и Др.), экспонировавшуюся в созданной им галерее но­вой западной живописи в Москве, а также И. Морозов, Н. Рябушински С. Мамонтов, основавший Московскую частную русскую оперу,

Русские меценаты не просто отдавали средства на куль­туру — это было сотворчество. Так, при участии Мамонтова замысел оперы «Снегурочка» стал реальностью. На его же частной сцене, ставшей настоящей кузницей талантов — ком­позиторов, певцов, актеров, музыкантов, художников-деко­раторов, была впервые поставлена эта прекрасная опера.

Много для развития русского искусства, культуры сдела­ли щедрые меценаты Морозовы. Основателем морозовской династии был Савва Васильев» Морозов (1770—1862). Бу­дучи крепостным, он начал изготовление шелковых лент, их продажу. И наконец, в 1820 г. он внес за себя и своих четы­рех сыновей пошлину 17 тыс. руб. ассигнациями.

Морозовы, как и многие другие семьи московских пред­принимателей, принадлежали к расколу, т. е. были старооб­рядцами, не признававшими церковную реформу XVII в. и находившимися в оппозиции к официальной православной церкви. Отличительной особенностью их было то, что они принадлежали к Рогожскому согласию (по названию своего духовного центра — Рогожского кладбища в Москве), давше­му России не только выдающихся деятелей делового мира, но и крупные общественные фигуры. Среди Морозовых выде­лялись своими левыми взглядами Савва Тимофеевич и Нико­лай Павлович Шмидт, внук Викулы Елисеевича Морозова, завещавший свое состояние большевистской партии (покон­чил жизнь самоубийством в феврале 1907 г. в одиночной ка­мере Бутырской тюрьмы).

Морозовы славились своей широкой благотворительной деятельностью. Ими были основаны институт для лечения раковых опухолей при Московском университете, детская больница им. С. Т. Морозова, богадельня им. В. А. Морозова, психиатрическая клиника, бесплатные читальни им. И. С. Тур­генева, музей кустарных изделий и др. Всемирно известной стала впоследствии коллекция французской живописи Ивана Абрамовича Морозова. Одна из двух крупнейших в Москве, она помещалась в картинной галерее его особняка на Пречистинке. В 1918 г. коллекция была национализирована, а еще через год И. А. Морозов покинул Россию.

Один из последних Морозовых Савва Тимофеевич (1861— 1905), «ситцевый» фабрикант, не только обладал даром пере­воплощения. Он любил театр и помогал театру, вложив нема­лые, даже по тем временам, деньги — около полумиллиона рублей — в создание Московского Художественного театра. Возглавлял его строительство, будучи председателем правле­ния «Товарищества для учреждения в Москве общедоступно­го театра». В меру он помогал и отдельным лицам, и различ­ным учреждениям, и общественным организациям.

Близкий к демократически настроенной художественной интеллигенции, Савва Морозов затем проникся сочувствием к рабочим, сблизился с революционерами, стал оказывать им денежную помощь, вступив в острый конфликт с властями, людьми своего круга и родственниками.

В мае 1905 г. Морозов покончил жизнь самоубийством. М. Горький писал о нем: «Морозов был исключительный че­ловек по широте образования, по уму, социальной прозорли­вости и резко революционному настроению». Интересную книгу о своем деде написал Савва Морозов: «Дед умер моло­дым. Документальная повесть» (М., 1988).

Было бы несправедливо не упомянуть о, благотворитель­ной деятельности Рябушинских и их роли в развитии рус­ской культуры. П. А. Бурыкин, автор воспоминаний о мос­ковском купечестве, писал: «В. П. Рябушинский справедли­во заметил: «Родовые фабрики были для нас то же самое, что родовые замки для средневековых рыцарей».

Семья Рябушинских — удивительно талантливая, она дала столько ярких в разных отношениях личностей, что с трудом можно назвать какую-то область человеческой деятельности, где не приложили бы (и с успехом!) силы Рябушинские. Про­мышленники, ученые, торговцы, банкиры, политики, писа­тели, журналисты, художники, актеры — вот тот поражаю­щий воображение диапазон профессиональных и жизненных интересов представителей этой семьи. Бесспорно, история их семьи могла бы стать национальной легендой, подобно леген­дам о Форде, Моргане или Рокфеллере, но судьба распоряди­лась гораздо менее справедливо...

«Товарищество П. М. Рябушинского с сыновьями» появи­лось в 1837 г. Старообрядцы Рябушинские были всегда вер­ны своему бунтарскому духу.

Один из последних Рябушинских — Павел Павлович Рябушинский — не боялся говорить дерзости и членам прави­тельства: в 1912 г., во время приезда в Москву министра фи­нансов России, на банкете, устроенном председателем Мос­ковского биржевого комитета Г. А. Крестовниковым, Рябушинский поднял тост «не за правительство, а за русский на­род, многострадальный и ожидающий своего истинного осво­бождения!». Чуть позже, в том же году, на четвертом съезде представителей промышленности и торговли он сказал: «Мы, представители промышленности и торговли, принципиально протестуем против притеснений нашей мелкой торговли, про­тив стремления казны все захватить в свои руки и наложить на все казенную печать».

Издаваемая им газета «Утро России» за свою выраженную либеральную позицию получила известность далеко за преде­лами Москвы, где жил ее создатель, редактор и постоянный автор, в том числе и следующих строк: «В той схватке купца Калашникова и опричника Кирибеевича, которая начинается, конечно, опять одолеет Калашников. Может быть, и на этот раз его потом пошлют на плаху. Но идеи буржуазии, идеи культурной свободы — эти идеи не погибнут», — писал Рябушинский в «Утре России» на рубеже 1910—1911 гг., нимало не стесняясь в столь гротескной форме противопоставить бю­рократическую структуру управления государством принци­пам широкой политической и экономической свободы.

Павел Павлович был одним из основателей партии про­грессистов. В одном из писем к брату Ф. И. Гучков прямо называл Рябушинских «нашими врагами». Фамилия Рябу­шинских вошла бы в анналы мировой истории благодаря лишь одному Дмитрию Павловичу, все свои силы, талант и денеж­ные средства отдавшему науке, став одним из известнейших в мире специалистов в области аэродинамики.

«Richesse oblige» («Богатство обязывает»), — любил пого­варивать Павел Павлович в наставление младшим братьям. Степан Павлович был известен в Москве как собиратель рус­ских икон — его собрание сегодня можно увидеть в Третьяконской галерее, там же хранится и собрание русской живо­писи XIX—XX вв., переданное галерее Евфимией Павловной Рябушинской (в замужестве Носовой). На средства Степана Павловича была воздвигнута старообрядческая церковь По­крова Святой Богородицы в Москве, он оплатил стоимость кирпича для строительства нового здания Московского архе­ологического института. При участии В. П. Рябушинского в конце 1906 г. было организовано Московское товарищество для издания газет и книг.

Да и в целом, вопреки бытовавшему мнению о купечес­ком безвкусии, Рябушинские были тонкими ценителями пре­красного, а интерьеры дома Павла и Владимира Рябушин-ских и до сих пор воспроизводятся в иллюстрированных аль­бомах как замечательные образцы прикладного искусства.

После революции семья оказалась в эмиграции. В 40—50-х годах среди звезд русского зарубежного балета блистала Та­тьяна Михайловна Рябушинская, дочь Михаила Павловича.

Упомянув русский зарубежный балет, надо отметить, что к началу XX в. русский балет занял ведущее место в миро­вом балетном искусстве. Балетмейстеры-реформаторы А. А. Горский и М. М. Фокин выступили за цельность балет­ного действия, историческую достоверность стиля, естествен­ность пластики; они выдвинули в противовес эстетике балет­ного академизма принцип живописности. Соавтором спектак­ля становился не только композитор, но и художник. Балеты Горского и Фокина оформляли К. А. Коровин, А. Я. Головин, А. Н. Венуа, Л. С. Бакет, Н. К. Рерих. Балетмейстеры-рефор­маторы испытали влияние искусства А. Дункан — пропаган­дистки «свободного» танца.

С 1909 г. в Париже начались гастроли русского балета — Русские сезоны, организованные С. П. Дягилевым (1872—1929).

Этому предшествовала следующая история. В 1897 г. С. П. Дягилев попробовал свои силы, устроив выставку со­временных русских и западноевропейских художников, а че­рез два года решил преобразовать искусство казенной сцены в качестве чиновника при дирекции императорских театров. Тогда же он стал редактором созданного при его непосредст­венном участии журнала «Мир искусства», ставшего рупо­ром новейших течений в живописи. Идиллия длилась не­долго. Мирискусники слишком рьяно посягали на репертуар и на иерархические порядки академических театров. Началь­ство придралось к случаю, и Дягилев был уволен без права вернуться на государственную службу. С тех пор он упрямо и дерзновенно соревновался с казенными театрами. Но главной была все же положительная часть дягилевской программы: пропаганда русского искусства за пределами России. Дяги­лев начал ее в 1906 г. выставкой в «Осеннем Салоне» Пари­жа. Он представил там историю русского изобразительного искусства от древних икон до работ новейших живописцев и скульпторов. В 1907 г. он познакомил столицу мира с рус­ской музыкой. В исторических концертах исполнялись от­рывки из опер, симфонические произведения и романсы Глин­ки, Римского-Корсакова, Бородина, Мусоргского, Чайковско­го, Рахманинова. Дирижировали Римский-Корсаков, Глазу­нов, Рахманинов, Артур Никши. Пели Шаляпин, Касторский, Петренко, Збруева, летом 1905 г. Дягилев показал францу­зам «Бориса Годунова» Мусоргского с Шаляпиным в роли Бориса. Избалованная публика «Гранд-опера» проявила не­слыханный энтузиазм. И окрыленный успехом Дягилев отва­жился на новое смелое предприятие.

В 1909 г. он дал первый сезон русского балета на сцене известного парижского театра Шатле. Этот сезон открыл со­кровища русского балета и для французов, и для самих рус­ских, молодой хореограф Михаил Фокин, к которому осторож­но приглядывалось начальство Мариинского театра, стал авто­ром всей программы. Оформили ее художники Бенуа, Бакст и Рерих. Звездами первой величины стали петербургские тан­цовщицы и танцовщики Анна Павлова, Тамара Карсавина, Вац­лав Нижинский, Георгий Розай, москвичи Вера Каралли, Со­фья Федорова, Михаил Мордкин. Они исполняли одноактные балеты «Половецкие пляски» (2-е действие оперы А. П. Боро­дина «Князь Игорь»), «Павильон Армиды», «Сильфиды», «Кле­опатра» (два последних балета уже шли в Мариинском театре под названиями «Шопениана» и «Египетские ночи»). На пре­мьере был дан также дивертисмент «Пир». Балетные спектак­ли увенчали грандиозную кампанию русских сезонов, оттес­нив все, остались постоянным и главным видом зрелищ про­славленной антрепризы. Дягилев мудро рассудил, что балет способен быть лучшим проводником новых идей искусства: объединяя музыку, живопись, пластический сплав пантоми­мы и танца, он понятен зрителям любой страны. Каждый весенне-летний сезон приносил новые балетные премьеры. В 1910 г. гвоздем программы стала «Жар-птица» Стравинского и Фокина в декорациях Головина, в 1911 — их же «Петруш­ка» по сценарию и в оформлении Бенуа. Дягилев расширил географию гастролей: в 1911 г. труппа посетила Лондон. Он обновлял репертуар, ревниво оберегая свою репутацию арбит­ра вкусов и создателя мод. За потворство моде его упрекали. В этом была доля правды. Но не так просто установить грань между модой и подлинно смелым в искусстве, отражающим стремительный бег времени. Дягилева винили в жестокости, с какой он отстранял героев первых триумфов ради новых союз­ников, чтобы шагнуть с ними дальше. Враг какого бы то ни было застоя, он создавал репутации и низвергал их в непре­станных поисках новых. Так он расстался с Фокиным, разга­дав ограниченность его творческой темы и перекрыл его импрессионистскую хореодраму экспрессионизмом балетов Нижин-ского: в сезонах 1912 и 1913 гг. Нижинский поставил «После­полуденный отдых фавна» и «Игры» на музыку Дебюсси, «Вес­ну священную» Стравинского. Потом Нижинского сменяли Мясин, Баланчин и готовился заступить на их место Лифарь, а взамен сценической живописи мирискусников появились декорации Пикассо, Матисса, Дерена и других крупных ху­дожников новейших направлений. В 1914 г., когда началась первая мировая война, связь дягилевцев с Россией прервалась. Тем не менее труппа называлась «русский балет» до самой смерти ее основателя.

Двадцать лет балетной антрепризы Дягилева много зна­чили для судеб мировой хореографии. Балетный театр Запад­ной Европы влачил жалкое существование уже с конца XIX в. Он возродился в 1920-х годах в той или иной зависимости от антрепризы Дягилева и связанных с ней деятелей русского искусства. Беспокойный искатель больше не увидел родины. Он умер в 1929 г. в Венеции. Сделанное им навсегда осталось в русской и мировой культуре. Недаром в 1964 г. именем Дяги­лева названа улица в центре Парижа. В хронике русского ис­кусства это имя тоже занимает одно из самых почетных мест.

Конец XIX в. ознаменовался рождением сценического реализма нового типа. Оно было связано прежде всего с воз­никновением художественно-общедоступного театра. Реа­листическая драматургия и, прежде всего произведения Че­хова и Горького, создала необходимую основу для этого. Те­атр К. Станиславского и В. Немировича-Данченко — Мос­ковский Художественный театр (МХАТ), основанный ими в 1898 г., — стал одним из центров художественного движе­ния новой эпохи. Уже в ранних работах Станиславского «О цензуре» (1905), «Начало сезона» (1907—1908), «Речь труппе после прочтения «Синей птицы» (1907) намечаются прин­ципы обобщения реалистического искусства.

Драматургия пьес Чехова, Горького, Ибсена, Гамсуна и др., имевших большой успех у зрителей, явилась источником формирования новых принципов актерского искусства и ре­жиссуры, новых приемов оформления спектаклей. Все это ока­зывало большое влияние на деятельность режиссеров, акте­ров других театров (В. Ф. Комиссаржевской, Е. Б. Вахтанго­ва, частной русской оперы).

Театр этой эпохи не остался в стороне от влияния символиз­ма. В начале нового столетия формировалась эстетика условно­го символистского театра. Теоретическим манифестом нового направления в сценическом искусстве явилась статья В. Я. Брюсова «Ненужная правда», направленная против Художествен­ного театра и его стремлений передать на сцене правду жизни. Создание условного театра связано с деятельностью Мейерхоль­да после ухода его из Художественного театра в 1902 г.

Режиссерское искусство В. Э. Мейерхольда (в театре Комиссаржевской, в Александрийском театре), связанное с поэтикой символизма, с принципами условного театра, и А. Я. Таирова (в организованном им в 1914 г. Камерном театре), с его непри­ятием натурализации, нередко сближалось с модернистскими тенденциями. В этот период возникает ряд экспериментальных студий: Студия Ф. Ф. Комиссаржевской (1910), 1-я Студия МХАТ (1912) и Студия Е. Б. Вахтангова (1913) в Москве, Сту­дия Мейерхольда на Бородинской улице в Петрограде (1914) и др. Много для театра сделали художники-мирискусники Сомов, Бенуа, Лансере, Судейкин, Добужинский. Оформление ими спек­таклей превращалось в подлинный праздник красок, масок, ме­тафор, взаимодействия веков, событий, героев.

Одной из примечательных черт культуры «серебряного века» стали поиски нового театра — его формы, средств вы­разительности, выхода к «иным реальностям» XX в. Именно эта социокультурная эпоха дала миру художников, чье на­следие и сегодня питает искусство театра разных стран и на­родов. К. Станиславский, В. Мейерхольд, Е. Вахтангов стоя­ли у истока этого процесса. Если с К. Станиславским связа­ны поиски углубленного психологического реализма, пере­живания сверхзадачи сценического воплощения, то В. Мей­ерхольд — родоначальник условного, метафорического, обоб­щающего театра, где национальные традиции (театр масок, балаган) сочетаются с символами, с экспрессивными конструк­циями. Театр как выразительное, зрелищное, радостное твор­чество характерно и для поисков молодого Е. Вахтангова в 1911—1912 гг. Понимание потребностей нового сценическо­го искусства XX в. объединяет трех великих режиссеров Рос­сии, давших миру новый взгляд на театр, актера, зрителя.

В это же время возникает и другое искусство, которое не примыкает ни к каким направлениям и не отличается глуби­ной, хотя и не лишено известной художественной вырази­тельности: романсы А. Н. Вертинского (1889—1957); миниа­тюра О. И. Дымова (1878—1959); изысканные «поэты» И. Се­верянина (1887—1941).

Появляются пока не привычные для русской обществен­ности музыкально-критические публикации Б. Ф. Асафьева, впоследствии одного из теоретиков музыки — создателя рус­ской музыковедческой школы.

В истории музыки почетное место заняли произведения С. И. Танеева, А. Н. Скрябина, А. К. Глазунова, С. В. Рахма­нинова, А. Т. Гречанинова.

А. К. Глазунов — мастер крупной инструментальной фор­мы, написавший симфонии, камерные сочинения, а также балеты (в том числе «Раймонда», 1897); С. И. Танеев — му­зыкант-мыслитель, стремившийся к воплощению глубоких философских замыслов (кантаты «Иоанн Дамаскин», 1884; «По прочтении псалма», 1915; опера «Орестея», 1894); А. К. Лядов — тонкий художник-миниатюрист, автор разно­образных фортепьянных пьес и оркестровых сочинений на народные темы и сюжеты («Восемь русских народных песен для оркестра», 1906; «Баба Яга», 1904; «Кикимора», 1910). К ним примыкают А. С. Аренский, Вс. С. Калинников, М. М. Ипполитов-Иванов, А. Т. Гречанинов, С. М. Ляпунов.

В русской музыкальной культуре начала XX в. проявля­ются новые черты, связанные с освободительными мотивами в чаяниях русского общества — «Кащей Бессмертный» (1901) и «Золотой петушок» (1907) Н. М. Римского-Корсакова (1844— 1908). С. В. Рахманинов и А. Н. Скрябин — наиболее крупные и характерные выразители этой эпохи в музыке.

Мировую славу русскому музыкальному театру принесли такие выдающиеся певцы и артисты, как Ф. И. Шаляпин, Л. В. Собинов, А. В. Нежданова и многие другие.

На рубеже второго десятилетия XX в. появляются сочине­ния И. Ф. Стравинского и С. С. Прокофьева, стремившихся противопоставить гипертрофированному эмоционализму позднеромантического искусства и хрупкой утонченности модер­нистских течений здоровую простоту, силу, энергию ритма. В дальнейшем их творческие пути сложились по-разному:

Стравинский уже в ранние годы связал свою деятельность с зарубежной музыкальной жизнью и почти полностью отошел от национальных традиций, Прокофьев стал одним из вид­нейших представителей советской музыки.

На авансцене истории русской культуры появляется но­вая звезда — кино. Первые киносеансы состоялись в Москве и Петербурге в 1896 г. С 1908 г. появились русские кино­фильмы О. О. Дранкова (Петербург), А. А. Ханжонкова, И. Н. Ермольева (Москва) и др. В этом же 1908 г. была выпу­щена первая русская игровая картина «Стенька Разин». А к 1914 г. в стране уже действовало около 30 отечественных фирм, выпустивших свыше 300 картин.

В «золотой фонд» тех лет вошли: «Дворянское гнездо» (1915 г. по И. С. Тургеневу, режиссер В. Р. Гардин), «Наташа Ростова» (1915 г. по «Войне и миру» Л. Н. Толстого, режис­серы В. Р. Гардин и Я. П. Протазанов), «Пиковая дама» (1916 г. по А. С. Пушкину) и «Отец Сергий» (1918 г. по Л. Н. Толс­тому) — оба фильма режиссера Протазанова — и другие кар­тины, близкие реалистическим традициям русской литерату­ры и театра. Наряду с Протазановым, Гардиным, утверждав­шими психологический реализм в кино, и Е. Ф. Бауэром, поднявшим изобразительную культуру фильма, работали ре­жиссеры П. И. Чардынин, А. Н. Уральский, Н. А. Салтыков и др. В их картинах снимались «звезды» русского экрана: В. В. Холодная, И. И. Мозжухин, В. А. Полонский, О. И. Пре­ображенская.

Первые шаги делало документальное кино, показывая быт и хронику жизни России. После Февральской революции 1917 г. возрос выпуск хроникальных фильмов.

На рубеже XIX—XX вв. известные перемены в облик городов внес стиль «модерн» со свойственным ему стремле­нием подчеркнуть функциональное назначение жилых и об­щественных зданий, предполагавший использование фресок, мозаики, витражей, керамики, скульптуры, новых конструк­ций и материалов. В наибольшей мере он сказался в архитек­туре особняков и дорогих доходных домов (работы Ф. О. Шех-теля, Ф. И. Лидваля и др.).

Во второй половине 1900—1910-х годов эта прихотливая архитектура приобретает большую строгость и рациональность, в облике построек проявляется роль железобетонных конструк­ций (работы И. И. Рерберга и др.). Параллельно с «модерном» (и отчасти с ним смыкается) существовало течение, применяв­шее мотивы древнерусского зодчества (А. В. Щусев), класси­цизма (И. А. Фомин), ренессанса (И. В. Жолтовский).

Особенностью неорусского стиля, ориентированного на древнерусское и народное искусство, был контраст внешнего облика знания и его назначения.

В Москве построено около 50 зданий по проектам Федора Осиповича Шехтеля (1859—1926), среди известных зданий — здание Ярославского вокзала и бывший особняк Рябушинского на ул. Качалова.

В 1915 г. у Соломенной сторожки (ныне улица Дубки) по проекту академика Шехтеля был построен храм Николая Чудотворца. Средства на строительство этой редкой по красо­те деревянной церкви были собраны солдатами — ополченца­ми 675-й Тульской пехотной дружины.

К сожалению, в советское время храм был разрушен.

В начале XX в. вместе с усиливающимися ретроспектив­ными наклонностями и мечтаниями об утраченном прошлом, представляющемся идеализированно, наметились попытки не столько создать новый стиль, сколько вернуться к старым образцам. В архитектуре этот период не случайно совпадает с развитием неоклассицизма. Тонкие стилизации под старину создавал, например, такой маститый архитектор, как И. В. Жолтовский. Усадьба Липки во всех частях своей ком­позиции, не говоря уже об облике здания, вплоть до лестни­цы, опускающейся к пруду, и арочного моста в парке, имити­рует приемы XVIII в. И это буквальное повторение старого — свидетельство конца усадебного строительства в России. Усадь­ба изжила себя, в ее развитии не появляется ничего нового, она подлежит только искусственной реставрации. Новое об­щество отвергло и попытки таких реставраций.

Без преувеличения можно сказать, что к концу XIX в. русская художественная культура в целом достигла высокой степени многообразия. Живопись, музыка, эпический роман и изящная новелла — все эти роды и жанры искусства обре­ли своих гениальных представителей в лице Сурикова и Вру­беля, Чайковского и Мусоргского, Толстого и Чехова. Воз­никла насущная потребность в теоретическом и практичес­ком объединении всей сферы художественной деятельности. Попытка такого объединения на основе мировоззренческого эстетизма была предпринята членами идейно-художествен­ной группировки, известной под названием «Мир искусства» (годы издания соответствующего журнала 1899—1904).

На короткое время «Мир искусства» сплотил вокруг себя большинство крупных художников тех лет — В. А. Серова, М. А. Врубеля, И. И. Левитана, М. В. Нестерова, К. А. Сомо­ва, Ф. А. Малявина и др. Идейными вождями мирискусничества выступили редактор журнала С. Н. Дягилев и талантли­вый художник и критик А. Н. Бенуа. В форме искусствовед­ческих статей, заметок с выставок писали они о художествен­ной жизни за рубежом и только изредка — в форме философ­ских рассуждений мирискусники пропагандировали свою от­нюдь не развитую во всех предпосылках и выводах, однако в главном недвусмысленную программу.

Эстетика «Мира искусства» отчасти, как отмечалось, на­поминает взгляды деятелей «бесценного триумвирата» 50-х годов. Но «мирискусники» были «интеллигентами конца века» и, опираясь на богатейшую историю мирового, прежде всего изобразительного, искусства имели новые философские авто­ритеты. Характерной чертой их программы явился идеал все­объемлющего художественного синтеза, основанного на историко-культурном ретроспективизме как выражении универ­сальности и свободы личности творца. Эстетический смысл самого названия «Мир искусства» — примирение всех направ­лений и школ, всех родов и жанров искусства, лишь бы они служили красоте.

Эта мысль становилась ложной, когда мирискусники при­зывали к единению романтизма и классицизма, реализма и символизма как художественных методов, содержательное различие которых они предполагали снять во имя воспита­ния широкого вкуса. При этом не принималось во внимание, что равноценные по эстетическому достоинству таланты мо­гут быть противоположны по идейному наполнению.

«Великая сила искусства заключается именно в том, что оно самоцельно, самополезно и главное— свободно», — пи­сал Дягилев. Искусство не отягчалось здесь прямой жизне-строительной задачей, выступая как самоценность и самоцель. Утонченное созерцание, стилизация и гротеск были противо­поставлены «благим пожеланиям» либерализма. Русский эс­тетизм абсолютизировал своеобразие искусства, превратив его в самодовлеющую художественно-игровую реальность. Природа, жизнь и правда в искусстве, главными проповедника­ми которых Дягилев считал Чернышевского, Раскина, Толс­того, столь же односторонни, как и вычурность, граничащая с галлюцинациями. Человеческая личность — вот, по мне­нию Дягилева, единое светило, «озаряющее все горизонты и примиряющее все разгоряченные споры этих... фабрикаторов художественных различий». Пытаясь вслед за Ницше «найти себя», мирискусники в конечном счете абсолютизи­ровали личность творца.

Художественную теорию и практику «Мира искусства», нельзя оценить однозначно. В условиях кризиса передвиж­ничества и салонного академизма конца века «Мир искусст­ва» двинул вперед русскую живопись, скульптуру, декора­тивно-прикладное искусство.

Желание противопоставить антихудожественности окру­жающей жизни эстетический идеал вдохновляло членов «Мира искусства». Они создали особый тип лирического ис­торического пейзажа (А. Н. Бенуа, К. А. Сомов, Е. Е. Лансе­ре), способствовали подъему искусства гравюры (А. П. Остро­умова-Лебедева), книжной графики (А. Н. Бенуа, И. Я. Билибин), театральной живописи (А. Я. Головин, Л. С. Бакст). Но в созданный ими иллюзорный мир эстетической незави­симости от социальной жизни, опорой которому служили ху­дожественные ценности прошлого, вторгалось и прямое воз­действие современной реальности, о чем свидетельствуют ур­банистические работы М. В. Добужинского.

В 1910-е годы в творчестве ряда мирискусников (3. Е. Серебрякова и др.) проступают тенденции неоклассициз­ма. В скульптуре на смену веяниям импрессионизма (П. П. Трубецкой, ряд работ Н. А. Андреева) приходят поиски пластической цельности образа (А. Т. Матвеев), нередко с пре­творением античных и фольклорных мотивов (С. Т. Коненков).

Несмотря на неудавшуюся попытку мирискусников объ­единить все разнородные течения в искусстве, их множество свидетельствует о необычайно оживленной атмосфере духов­ных поисков в конце XIX — начале XX в., не случайно на­званным «серебряным веком», истинном плюрализме мне­ний и культурологических теорий.

«Серебряный век» — это сложный, противоречивый взлет, каких очень мало в мировой культуре. Здесь и религиозно-философские искания, и новый тип человека, стремящегося к внутренней свободе духа, и становление либерально-госу­дарственной традиции установок на эволюции и реформы. Здесь начало философии ненасилия, создание культурной ауры нового типа. И приходится только сожалеть о том, что все это, в основном, оказалось вне России — в эмиграции.

В эмиграции полагали, что они унесли Россию с собой, считая себя и только себя ее хранителями.

Культура Русского Зарубежья — это особая тема для ис­следования. К тому же русская эмиграция имеет многовеко­вую историю. Еще в XVI в. князь Андрей Курбский вынужден был бежать в Литву и оттуда полемизировал с Иваном Гроз­ным. Вынужден был уехать с родины и продолжать свою про­светительскую деятельность за рубежом и русский первопе­чатник Иван Федоров. Многочисленна была русская эмигра­ция в XIX в. Жили и творили за рубежом А. И. Герцен, Н. П. Огарев, М. А. Бакунин, Л. И. Мечников, П. Л. Лавров и мно­гие другие русские деятели, боровшиеся с царским самодер­жавием. Но и не только боровшиеся. Большую часть жизни прожил за рубежом великий русский писатель И. С. Тургенев, очень многие выдающиеся русские художники творили за ру­бежом, оставаясь именно русскими художниками.

Но явлением особого рода, массовым исходом русской ин­теллигенции за рубеж явилась эмиграция, вызванная рево­люцией 1917 г. После Октябрьской революции, в ходе граж­данской войны из России уехало свыше полутора миллионов человек, главным образом людей интеллектуального труда. В 1922 г. за рубеж были насильственно высланы как «потенци­альные друзья возможных врагов советской власти» свыше 160 наиболее выдающихся русских философов, ученых, ин­женеров, агрономов, среди которых были ректоры и прорек­торы Московского и Петроградского университетов, декан ма­тематического факультета Московского университета, храни­тель музея Л. Н. Толстого и бывший его личный секретарь В. Ф. Булгаков и другие известные представители русской ин­теллектуальной элиты. За рубежом также остались два рус­ских экспедиционных корпуса, посланных во время войны царским правительством на помощь союзникам во Францию и в Салоники (Греция). Всего вне пределов образованного в 1922 г. СССР оказалось около 10 млн русских.

После революции в эмиграции оказались почти все извест­ные русские писатели и поэты: Аркадий Аверченко, Г. В. Адамович, Ю. И. Айхенвальд, М. А. Алданов (Ландау), Дон Аминадо (Аминад Петрович Шполянский), Леонид Анд­реев, М. П. Арцыбашев, Константин Бальмонт, Н. Н. Бербе­рова, П. Д. Боборыкин, И. А. Бунин, Давид Бурлюк, Зинаида Гиппиус, Максим Горький (А. М. Пешков), Б. К. Зайцев, Вячеслав Иванов, А. С. Изгоев, А. И. Куприн, Д. С. Мережков­ский, Н. М. Минский, И. В. Одоевцева, М. А. Осоргин (Ильин), А. М. Ремизов, Игорь Северянин (И. В. Лотарев), А. Н. Тол­стой, Н. А. Тэффи (Лохвицкая), Владислав Ходасевич, Мари­на Цветаева, Саша Черный (А. М. Гликберг), И. С. Шмелев, О. Дымов, А. Н. Каменский, И. Наживин, И. Д. Сургучев, Борис Пантелеймонов, Е. И. Чириков, С. Юшкевич, А. В. Амфитеатров и многие другие. Из них возвратились на родину только А. Н. Толстой (в 1923 г.), Максим Горький (в 1931 г.), А. И. Куприн (в 1937 г., за год до смерти) и Марина Цветаева (в 1939 г., а уже в 1941 г. она покончила с собой). В 1932 г. уехал в эмиграцию Евгений Замятин.

Многие очень тяжело переживали эмиграцию. Художест­венное творчество во многом определяется эмоциональным настроем, совершается по вдохновению, и для многих рус­ских писателей, поэтов, композиторов, оказавшихся вне ро­дины, эмиграция обернулась настоящей трагедией.

Если представители исполнительского мастерства, в част­ности солисты балета, музыканты-исполнители, а также ху­дожники, скульпторы, архитекторы, еще смогли как-то адап­тироваться к эмигрантской жизни, то для художника слова, музыкантов-композиторов этот процесс привыкания к нерод­ной среде проходил более мучительно.

И тем не менее, испытывая глубокую ностальгию, подав­ляющее большинство русских писателей активно продолжа­ли свою деятельность, создав целый пласт литературы Рус­ского Зарубежья. Всего в зарубежной России за первые пол­века массовой эмиграции (1920—1970) на русском языке вышло около десяти тысяч книг. Так, И. А. Бунин написал в эмиграции более семи книг, романов и новелл и получил за свое литературное творчество в 1933 г. Нобелевскую премию.

В европейских столицах организуются литературные цент­ры, издательства, выходят многочисленные газеты и журна­лы. Среди множества эмигрантских издательств (их было в зарубежье более ста) следует выделить ИМКА-ПРЕСС в Пари­же, которое помимо художественной литературы издало почти все вышедшие за рубежом крупные работы русских мыслите­лей. По объему выпущенной на русском языке литературы по русской философии ему, пожалуй, нет равных даже на терри­тории бывшего СССР. Можно отметить еще Издательство име­ни Чехова в Нью-Йорке, которое активную издательскую дея­тельность вело несколько лет в послевоенный период, а также издательство «Посев», наиболее значительное в последние де­сятилетия. В 1920 г., например, возникло 138 русских газет, в 1921 г. — 112, а в 1922 г. — 109. Наиболее знаменитыми были парижские «Последние новости», «Общее дело», «Возрожде­ние» (1925—1940), берлинская газета «Руль» (1920—1931), рижская «Сегодня», варшавская «За свободу»; «Грани» (Франк­фурт-на-Майне), кроме того, эсеровские еженедельники «Дни», «Россия», «Россия и славянство», все в Париже. Из литера­турных журналов следует назвать «Грядущую Россию» (Па­риж), «Русскую мысль» (София—Прага—Париж, 1921—1927), которая, по замыслу ее редактора П. В. Струве, должна была продолжать жизнь дореволюционного журнала «Путь», изда­вавшегося с 1925 г. Н. А. Бердяевым, «Вестник РСХД» и «Со­временные записки» (Париж, 1920—1940). Семьдесят томов этого журнала представляют едва ли не всю литературу первой эмиграции — произведения Бунина, Куприна, Шмелева, Зайцева, Набокова-Сирина, Ходасевича, Цветаевой и др.

Одновременно создаются издательства — 3. И. Гржебина, «Слово», «Геликон», «Мысль» (все Берлин), «Пламя» (Пра­га), «Русская земля», «Современные записки», «Возрожде­ние» (Париж), «Библиофия» (Ревель), «Русская библиотека» (Белград), «Северные огни» (Стокгольм), «Россия—Болгария» (София), «Грамату драугс» (Рига) и многие другие.

С 1942 г., после исхода значительной части эмиграции за океан, в Нью-Йорке начинает выходить литературно-художе­ственный «Новый журнал» (существует и поныне) и из Мюн­хена в 1970 г. в Нью-Йорк переводится литературный альма­нах «Мосты». А всего за рубежом России до 1970 г. выходило 2230 журналов и газет.

Особо, пожалуй, надо остановиться на упомянутой здесь газете «Последние новости» и ее редакторе, также упоминав­шемся ранее, Милюкове Павле Николаевиче.

Редактором этой газеты Милюков стал с марта 1921 г. Газета явилась делом его жизни, он превратил ее в наиболее читаемый печатный орган российской эмиграции. Эмигрант­ский поэт Дон Аминадо (Аминад Петрович Шполянский) так характеризовал отношение к газете в Русском Зарубежье:

«Число поклонников росло постепенно, число врагов увели­чивалось с каждым днем, а количество читателей достигло поистине легендарных — для эмиграции — цифр, ненавиде­ли, но запоем читали». Такое отношение к Милюкову и его газете объяснялось тем, что свою цель Милюков видел в том, чтобы преодолеть остатки идеологии белого движения, вести пропаганду против попыток возобновить вооруженную борь­бу против Советской России.

В Париже Милюков вынужден был первое время жить на чужой, полуконспиративной квартире, скрываясь от покуше­ний на его жизнь со стороны террористов и правомонархистских организаций. Но покушение произошло, когда он по при­глашению своего давнего соратника по партии В. Д. Набокова (отца писателя Владимира Набокова) приехал в Берлин для чтения лекций. Во время выступления в берлинском лекцион­ном зале в оратора стреляли правые монархисты Таборицкий и Шабельский-Борге, и мужественно заслонивший его собой Набоков погиб от пули, предназначенной Милюкову.

Милюков и его «Последние новости» играли руководящую роль в жизни эмиграции, объединяли вокруг себя лучшие лите­ратурные и публицистические силы Русского Зарубежья. До­статочно назвать имена тех, чьи произведения регулярно появ­лялись на страницах газеты: И. А. Бунин, М. И. Цветаева, В. В. Набоков (Сирин), М. А. Алданов, Саша Черный, В. Ф. Ходасевич, Д. Д. Бальмонт, А. М. Ремизов, Н. А. Тэффи, Б. К. Зайцев, Н. Н. Берберова, Г. В. Иванов, И. В. Одоевцева, Аминадо, А. Н. Бенуа, С. М. Волконский, Е. Д. Кускова, С. Н. Прокопович и многие другие.

Когда в 1929 г. П. Н. Милюкову исполнилось 70 лет, в Париже было устроено грандиозное чествование юбиляра.

«Связать прошлое с настоящим — такова была задача всей моей политической деятельности. Историк во мне всегда влиял на политика», — как-то в одной из своих статей отметил Милюков.

Павел Николаевич Милюков был первым профессиональным историком, начавшим писать историю российской революции 1917 г.

«Разрушились целые классы, оборвалась традиция культурного слоя, но народ перешел в новую жизнь, обогащенной запасом нового опыта...»

Хотя в «Истории» громко звучит тема о предательстве и немецких деньгах», благодаря которым большевики могли постичь своих целей, в этой книге и в изданной в 1926 г. совой, двухтомной «России на переломе» (истории граждан­кой войны) Ленин и его помощники изображены людьми ильными, волевыми и умными.

В ответ на призывы белогвардейцев против советской власти на Дальнем Востоке Милюков твердо заявил, что становиться «на другую сторону баррикад было бы для нас преступно. Россия была, есть и будет».

Победа советских войск под Сталинградом стала его последней радостью. Тогда Милюков написал свою знаменитую гатью «Правда о большевизме». Он начал работу над ней, видимо, еще весной 1942 г., когда писал Осоргину: «Своей богине», истории, я, конечно, не изменяю и только недавно принес ей большую жертву, «прощая непростимое». Видимо, имеется в виду изменение отношения Милюкова к совет-кому строю, признание его достижений.

Эта статья — последнее в жизни, что он написал, — была гиmhom «боевой мощи Красной Армии». Статью «Правда о большевизме» тайно печатали на ротаторе, делали машинописные копии и подпольно распространяли среди русских эмигрантов. Эта статья внесла немалую лепту в вовлечение многиx из них в движение Сопротивления.

Так русская культура через эмигрантскую литературу по­мчала всемирную известность и влияние, ибо большая часть как и статей, опубликованная первоначально на русском языке, переводилась затем и издавалась на других европейских языках.

За рубежом после революции оказались и очень многие вдающиеся музыкальные деятели: композиторы, дирижеры, пианисты, скрипачи, виолончелисты, оперные певцы, танцовщики... Назовем наиболее известных: композиторы , К. Глазунов, А. Т. Гречанинов, С. С. Прокофьев, С. В. Рахманинов, И. Ф. Стравинский, Н. Н. Черепнин; пианисты В. Горовиц, А. Браиловский, А. Боровский, Б. Маркевич, Н. Ор­лов, А. Черепнин, Ирина Эпери; виолончелист Г. Пятигор­ский, ведущие русские артисты балета Анна Павлова, В. Ф. Нижинский, В. Коралли, М. Кшесинская, А. Данилова во главе с С. П. Дягилевым, Г. М. Баланчиным (Баланчивадзе) и Л. М. Лифарем; ну и конечно Ф. И. Шаляпин.

Наибольшим влиянием на Западе пользовался Игорь Фе­дорович Стравинский, который в период между двумя миро­выми войнами был непререкаемым арбитром в музыкальном мире, внес целый ряд нововведений в музыку. Исключитель­ным успехом пользовались концерты С. В. Рахманинова, ко­торый в эмиграции проявил себя больше как пианист, чем как композитор. Зато С. С. Прокофьев именно в эмиграции проявил свой композиторский дар, создав за 15 лет эмигра­ции (в 1933 г. он вернулся на родину) знаменитую оперу «Лю­бовь к трем апельсинам», 3 балета, 2 симфонии, 3 концерта для фортепьяно с оркестром и другие произведения. Н. Н. Черепнин в эмиграции тоже активно сочинял, будучи одно время также и директором Русской консерватории в Париже.

Триумфально выступал за рубежом и Федор Иванович Шаляпин. Он страстно мечтал петь на Родине, но не мог сми­риться с господством в искусстве большевистских чиновников и, несмотря на неоднократные приглашения вернуться на ро­дину, так и не поехал в Союз. Успешно выступали с концерта­ми и Александр Вертинский, и Вадим Козин, и другие певцы.

Музыкальным явлением особого рода стало русское хоро­вое искусство, завоевавшее признание во всем мире. В эмигра­ции были созданы хор Донских казаков, хоры под руководст­вом С. Жарова и под руководством Н. Кострюкова, хор имени атамана Платова и др. Концерты хоровой музыки собирали огромные аудитории. Но что удивительно, под влиянием рус­ской хоровой музыки во Франции, Германии, Австралии ста­ли создаваться хоры, состоявшие почти целиком из иностран­цев, исполнявшие русскую музыкальную программу, включавшую как церковную, так и светскую музыку.

Основной поток эмигрантов вместе с остатками армии Врангеля из Крыма прибыл в Константинополь (ныне Стам­бул), и оттуда русские перебрались затем в Софию, Белград, Прагу, Париж. Эмигранты из Петрограда и Москвы осели главным образом в Берлине, Праге, а также в странах При­балтики. Большая колония русских оказалась на территории Китая в Харбине, откуда часть эмигрантов переехала затем в США в Австралию. Русская эмиграция в перерыве между дву­мя мировыми войнами была сосредоточена в основном в евро­пейских странах, преимущественно во Франции.

Главным центром русской эмиграции к середине 20-х годов стал Париж, где обосновалось единственное признанное западными странами русское правительство, сформи­рованное еще в Крыму Врангелем, в котором министром иностранных дел был известный русский философ, эконо­мист и политолог П. Б. Струве. Будучи официально при­знанным представителем русских за рубежом, П. Б. Струве , много сделал для оказания помощи русским эмигрантам, i положение большинства которых за рубежом было весьма 1 бедственным.

Культурная и особенно литературная деятельность русской эмиграции во Франции была огромна. Там существовало 57 литературных клубов и обществ, 73 журнала и газеты (литературные или уделяющие большое место литературе), 48 те­атральных трупп, студий или обществ, 108 издателей. Они свидетельствуют об оживленной литературной жизни, что подтверждает хроника русской литературной жизни во Фран­ции, в частности в Париже. Нет ни одной недели, даже часто ни одного дня, которые проходили бы без конференций, лек­ций, вечеринок, без чтений и бесед и т. п.

Во Франции оказалась многочисленная русская эмигра­ция во всем своем многообразии. В самом Париже создались настоящие русские кварталы, социально дифференцирован­ные, со своими литературными центрами. Таким образом, пи­сатели и театралы имели свою публику, им не было необхо­димости завоевывать публику.

Уместно отметить, что само понятие «эмигрант» сложи­лось не сразу: оно появилось не ранее 1923 г. и установилось около 1925 г. В первые послевоенные годы все русские на Западе верили в немедленное крушение революционного ре­жима. Они ждали и готовились к возвращению в Россию. Так в Париже продолжали жить Петроград и Москва. Прежние литературные кафе, клубы были перенесены в Париж, иног­да даже с их старыми названиями: «Медведь», «Летучая мышь» и т. д. Литераторы собирались в тех же салонах, при­сутствовали на тех же спектаклях, обсуждали игру тех же трупп, например Московского Художественного театра. В са­мом деле, в ней участвовала масса русской молодежи, из ко­торой предполагали подготовить кадры для завтрашней Рос­сии. Так как все были уверены, что большевистский интернационализм означает разрушение национальных ценностей, эмигранты направляли все усилия на распространение наци­ональной литературы и истории, на поддержание «русского духа».

Русские поэты за рубежом противопоставили царившим в Советской России в 20-е годы футуристам, имажинистам, «ничевокам» и другим «левым» литературным течениям неоклассицизм, связь с «золотым веком» русской поэзии и акмеизм, т. е. ясность и «вещность» языка. Вл. Ходасевич писал в ] 1923 г.:

И пред твоими слабыми сынами

Еще порой гордиться я могу.

Что сей язык, завещанный веками,

Любовней и ревнивей берегу.

 

Русские эмигранты послереволюционной поры делали все возможное для сохранения русской культуры, для вос­питания молодого поколения в духе русских национальных традиций. Для этого во многих европейских столицах были созданы русские школы и высшие учебные заведения, науч­ные учреждения, книжные издательства, издавались русские газеты, журналы, альманахи, для детей организовывались лет­ние лагеря, летние школы, собирались съезды русской моло­дежи. Большую просветительскую работу вела русская пра­вославная церковь за рубежом, под покровительством кото­рой, в частности, действовало Русское студенческое христи­анское движение (РСХД). Научные институты были созданы в Берлине и Белграде, учебные — в Париже, Праге, Харбине. Например, в Париже с 1920 по 1925 г. были образованы: в 1920 г. — Русский политехнический институт, в 1921 г. — Русское отделение при Парижском университете. Народный университет. Русская политехническая школа, преобразован­ная в 1931 г. в Высший технический институт, в 1925 г. — Высшая школа социальных, политических и юридических наук, преобразованная затем во Франко-русский институт. Были созданы также Православный богословский институт, Русская консерватория им. С. Рахманинова, Коммерческий институт. В Праге под покровительством Карлова универси­тета в 1922 г. проф. П. И. Новгородцевым был образован рус­ский юридический факультет, просуществовавший до 1929 г., с 1922 по 1926 г. функционировал русский Педагогический институт им. Я. А. Коменского, более 10 лет действовали курсы техников путей сообщения, были созданы также Ин­ститут сельскохозяйственной кооперации, Институт коммер­ческих знаний, Русский народный свободный университет, который с 1928 г. издавал «Научные труды». В Харбине с 1920 г. действовали экономическо-юридические курсы, пре­образованные затем в юридический факультет, политехни­ческий техникум, преобразованный в Политехнический ин­ститут, Институт восточных и коммерческих наук. Педаго­гический институт. Высшая богословская школа и Высшая медицинская школа.

Благодаря большой просветительской работе русская эми­грация сохраняла свой национальный характер, а дети эми­грантов, покинувшие родину в малом возрасте, получали об­разование на родном языке и не порывали связи с русской культурой, а продолжали развивать ее даже в условиях пол­ного отрыва от родной почвы.

Видимо, особо в этом плане следует отметить роль фран­цузского университета. До 20-х годов изучение всего русско­го было мало развито во Франции. Благодаря солидарности, царящей в университетах, русские профессора получили ка­федры во французских высших учебных заведениях. Они пре­подавали по своей специальности, которая необязательно была русской (так, например, в Сорбонне романскую философию преподавал русский), но ввели в преподавание русскую циви­лизацию, классическую и даже современную литературу либо на русском, либо на французском языке. В университетах основывались и развивались франко-русские общества. Здесь создалась солидная основа для глубокого, долговечного влия­ния на жизнь французской интеллигенции.

Особое место в самой русской эмиграции занимали много­численные русские евреи. Они располагали прочными связя­ми с предыдущей эмиграцией (1904—1905), которая уже за­няла прочное место во французских издательствах, журна­лах и газетах, широко проникали во французскую среду, глав­ным образом в университет и литературу. Многие даже при­няли французское подданство. Так они образовали мост меж­ду русской и французской литературой. В большинстве слу­чаев они распространяли во Франции не только классичес­кую, но и современную советскую литературу.

Заслуживают внимание также связи между русской молоде­жью и французскими модернистами, художниками и поэтами, дадаистами и прочими течениями. Уже в 1922 г. собирались вмес­те молодые русские поэты и будущие крупные сюрреалисты.

Вокруг этой среды вырастала в младшем поколении лите­ратура на русском языке на основании французского опыта, которая сама по себе могла бы быть интересным предметом изучения. Некоторые молодые писатели стали писать на фран­цузском языке: Elsa Triolet, Joseph Kassel и др. Типичен слу­чай с Владимиром Познером: вначале русский поэт, актив­ный член кружков молодых поэтов-модернистов с 1922 г., в 1929 г. он издает на французском языке панораму и антоло­гию молодой русской литературы, уделяя главное место со­ветской молодежи. Ставший прозаиком — очеркистом и ро­манистом, — он с тех пор издается на французском языке. Он даже стал коммунистом, но это, может быть, менее ти­пично или является типичным исключением.

Связи между русскими и французскими писателями не были органическими, они носили скорее светский, случай­ный характер. Лишь в 1929 г. был основан франко-русский кружок, где писатели регулярно встречались. Но на этих встре­чах можно было видеть только крайне правых французских писателей (кроме Мальро), беседы и споры носили чисто ака­демический характер. Благодаря наличию некоторых превос­ходных переводчиков (как Н. Mongault), литераторов, свободно говорящих на обоих языках (русский Борис Шлезер, фран­цуз Paraus), и объективному положению некоторые издатель­ства стали специализироваться в издании русских книг. Са­мое главное WRF (поглотившие la Pleiade, Rossard и Kra) стало чем-то вроде центрального издательства русской лите­ратуры для французов. Таким образом, 20-е годы во Фран­ции были периодом распространения русской литературы, в особенности классической.

Русское влияние отразилось на французской литературе 30-х годов: с одной стороны, появились романтические про­изведения без интриги, с другой стороны, начались поиски новых форм романа, отвечающих новой проблематике: и в самом деле, роман 30-х годов становится философским и вы­ражает поиски смысла жизни. Такими являются некоторые из самых лучших произведений этой эпохи: роман Мальро «Le sang noir» («Черная кровь») и т. п. Русское влияние на них очевидно. Изучение этого влияния — сложный вопрос, который еще предстоит решать.

Подавляющее большинство писателей, поэтов, компози­торов не ассимилировалось в стране, их приютившей, все они оставались глубоко русскими, и все их творения без всякой скидки являются творениями подлинно русской культуры.

О вкладе в русскую культуру вряд ли стоит говорить в отношении тех русских писателей, которые успешно писали на иностранных языках, особенно тех, кто попал в эмигра­цию в молодом возрасте, например Артур Адамов, Влади­мир Волков, Яков Горбов, Зоя Ольденбург, Ирина Немиров-ская и др. Наибольшую известность из них получили В. В. На­боков, который уже в зрелом возрасте перешел на англий­ский язык и завоевал популярность среди англоязычных чи­тателей (один из критиков назвал его «своеобразнейшим и ошеломляющим гением»), Лев Тарасов (писавший под псев­донимом Анри Труайя), Иосиф Кессель, княгиня 3. А. Ша­ховская (псевдоним — Жак Круазэ), Бабавнуков (псевдо­ним — Эммануэль Вова). Лев Тарасов и Иосиф Кессель за свою литературную деятельность удостоились быть избран­ными в число «бессмертных», т. е. в члены Французской академии. Анри Труайя (Тарасов) прославился, в частности, прекрасными литературными монографиями о русских пи­сателях — А. С. Пушкине, М. Ю. Лермонтове, Ф. М. Досто­евском, Л. Н. Толстом.

Большую роль в организации религиозной жизни за рубе­жом играла не только русская православная церковь за рубе­жом, как таковая, но и Православный богословский институт в Париже, профессорами которого были С. Н. Булгаков, Л. А. Зандер, В. В. Зеньковский, В. Н. Ильин, Г. П. Федотов, Г. В. Флоровский. С лекциями по философии неоднократно выступал в этом институте С. Л. Франк.

Нельзя оставить без внимания и роль театра. Превос­ходство русских трупп над французскими было очевидным. В Париже ставили множество русских пьес — играли париж­ские эмигранты-гастролеры (например, парижский МХАТ) или же советские труппы. Невозможно недооценивать благо­творную роль таких людей, как Титоева. Французские теат­ры включили в свой репертуар пьесы русских классиков и современных авторов России.

В Париже в 1927 г. был открыт Русский интимный театр, а также Зарубежный камерный театр и Театр комедии и драмы, в 1935 г. возник Театр русской драмы. Русские театры были основаны также в Лондоне, других городах Европы и на Даль­нем Востоке. Из наиболее известных актеров можно назвать имена Михаила Чехова, И. И. Мозжухина, Е. Н. Рощиной-Инсаровой (гр. Игнатьева), В. М. Греча, П. А. Павлова, А. А. Вырубова. Из теоретиков театра и режиссеров следует выде­лить Николая Николаевича Евреинова, оказавшего большое влияние на западноевропейский театральный мир, а также Федора Федоровича Комиссаржевского (брата Веры Комиссар-жевской, знаменитой русской актрисы). Многие исследовате­ли театра сравнивают их театральные постановки и теорети­ческие труды о театре с работами К. С. Станиславского, Евге­ния Вахтангова, Всеволода Мейерхольда и А. Я. Таирова.

В послереволюционной эмиграции оказалась также и боль­шая группа русских актеров и театральных деятелей, кото­рая организовала несколько русских театральных трупп, да­вавших спектакли по всему миру. Русский театр, и не только балетный и оперный, но и драматический, оказал очень боль­шое влияние на развитие мирового сценического искусства32.

В 20-е годы в европейских странах давала спектакли так называемая «Пражская группа», состоявшая в основном из артистов Московского Художественного театра.

В 1923 г. в Берлине был основан Русский романтический театр. Русский Берлин в начале 20-х годов сохранял извест­ную связь с метрополией. Там выходила просоветская газета «Новый мир», сменовеховская «Накануне», а также крити-ко-библиографический журнал «Русская книга» (С 1922 г. «Новая русская книга») под редакцией А. С. Ященко. В Бер­лине некоторые писатели жили на положении «полуэмигран­тов» (Андрей Белый, Р. Гуль, В. Ходасевич, В. Шкловский, И. Эренбург и др.). Через Берлин на родину вернулся ряд писателей, в том числе (в 1923 г.) А. Н. Толстой. С другой стороны, большинство эмиграции сохраняло непримиримость позиции в отношении к советской власти.

Особым успехом пользовался за рубежом русский балет. Еще с 1907 г. С. П. Дягилев организовал ежегодные выступ­ления за рубежом русских артистов — так называемые Рус­ские сезоны за границей. После революции ведущие артисты балета Анна Павлова, В. Ф. Нижинский и др. на родину не возвратились и перешли на положение эмигрантов. Их вы­ступления за рубежом закрепили славу русского балета как исключительного явления в искусстве. После смерти С. П. Дя­гилева в 1929 г. его «наследником» стал Сергей Михайлович Лифарь, который продолжил традиции русского балета, со­здавая не только спектакли, но и теоретические работы. Им, в частности, написан очерк о вкладе русских в развитие ми­рового балетного искусства.

Воздействие русского балета не ограничивалось балетны­ми спектаклями. Во всех больших городах мира русскими артистами балета были открыты балетные школы и студии, в которых искусство русского балета передавалось иностран­ным ученикам. Среди руководителей этих школ и студий были такие знаменитые артисты балета, как Кшесинская, Коралли, Корсавина, Преображенская, Балашова, Егорова и др. И наконец, русскими деятелями балета была создана наука о танце — хореология, принятая в один из старейших уни­верситетов Европы — Сорбонну, где С. М. Лифарь получил кафедру и читал лекции по балету. В своем очерке С. М. Ли­фарь пишет: «Мы, русская эмиграция, несмотря на все наши мытарства, лишения и испытания, горе и радости, в течение полувека своим трудом, своей энергией и своей духовной кре­постью внесли много славных страниц в историю и развитие мировой культуры». «Мы с гордостью утверждаем, что миро­вой балет всей первой половины XX века есть создание балет­ных сил русской эмиграции»63.

Особенно большой вклад в русскую и мировую культуру внесли представители изобразительного искусства.

После революции за рубежом оказалось несколько сот вы­дающихся русских художников, скульпторов, архитекторов. В современных художественных музеях и в частных коллек­циях за рубежом находятся сейчас сотни тысяч картин, скульп­тур, рисунков, выполненных русскими художниками за рубе­жом и представляющих величайшую художественную ценность. Вклад их в мировую культуру оценить просто невозможно из-за его огромности. Достаточно назвать только некоторые име­на, чтобы реально себе представить значение их творчества для развития мирового изобразительного искусства. Это в первую очередь, конечно, Николай Константинович Рерих, которому в Нью-Йорке посвящен целый музей. Не только картины, но и его общественная деятельность имеют огромное значение. Именно он явился автором проекта международного соглаше­ния об охране памятников культуры во время войны, получив­шего имя «Пакт Рериха», благодаря которому англо-американ­ская авиация не тронула в Европе древних соборов во время бомбардировок. Мировую известность получило творчество династии Бенуа. Среди трех братьев Бенуа особенно выделялся Александр Николаевич, полотна которого пользовались ог­ромным вниманием, он же стал и наиболее известным теат­ральным художником. Вообще среди русских художников было очень много талантливых театральных художников, декорато­ров, например Л. С. Бакст, Б. К. Билинский, К. А. Коровина, А. Б. Серебряков и многие другие. Русские художники-абстрак­ционисты оказали значительное влияние на западное искусст­во, особенно В. Кандинский, А. Ланской, С. Поляков, каждый из которых отличался своим стилем. Не меньшую известность получили и жанрист Филипп Малявин, один из столпов мо­дернизма Марк Шагал, портретист-импрессионист Николай Милиотти и многие другие. Огромный вклад внесли русские художники-иллюстраторы в совершенствование искусства офор­мления книг, среди них можно назвать такие известные име­на, как И. Я. Билибин, М. В. Добужинский, С. В. Жуковский, Л. В. Зак. Уникальную работу провел за рубежом Н. Н. Лохов, который создал замечательную коллекцию копий шедевров ита­льянского искусства и фресок итальянских церквей, предна­значавшуюся для России. К сожалению, Советская Россия от­казалась принять эту коллекцию, и он передал свои полотна в Пенсильванский музей в США.

Чтобы представить себе влияние, каким пользовались рус­ские художники за рубежом, достаточно сказать, что, напри­мер, на Международной выставке в Брюсселе в 1928 г. были представлены своим творчеством 38 русских художников, скульпторов и архитекторов, а на выставке в Париже в 1932 г. — 67 человек.

Многие павильоны на международных выставках были спроектированы и построены русскими архитекторами, в том числе и знаменитый Атомиум в Брюсселе.

Не прекращается влияние русских художников за­рубежной России на современное искусство и в настоящее время. За рубежом уже в последние десятилетия оказались такие всемирно известные художники, как Михаил Шемя­кин, Лев Збарский, Эрнст Неизвестный, Виталий Комар, Алек­сандр Меламид и др.

Чрезвычайно велика роль русских эмигрантов в ми­ровом кинематографе, где им приходилось порой работать под псевдонимами. Ю. П. Анненков в своем исследовании отмечает, что целый ряд мировых кинематографических шедевров, созданных в 1918—1945 гг., должны бы назы­ваться русскими, а не французскими или американскими, ибо русские в их создании играли решающую роль, участ­вуя там в качестве и сценаристов, и постановщиков, и ан­трепренеров, и актеров, и операторов, и композиторов, и декораторов, костюмеров, гримировщиков, хореографов и т. д. К сожалению, суровые условия эмиграции и невоз­можность отстаивать свои творческие права привели к тому, что участие русских в мировой кинематографии принесло славу лишь странам, где снимались кинокартины, но от­нюдь не славу русской культуре. Что касается естествен­ных наук, то за рубежом оказались представители практи­чески всех научных направлений.

Авторитет эмигрировавших русских ученых в мировом научном сообществе был столь высок, что многие из них ста­ли возглавлять кафедры в западноевропейских университе­тах, научные лаборатории и отделы в научных учреждениях, обсерватории, были избраны членами многих академий. На­пример, византолог А. Н. Грабар был избран членом Австрий­ской, Болгарской, Великобританской, Датской, Норвежской, Сербской и Американской академий, его брат П. Н. Грабар стал членом Французской медицинской академии, специалист по дальневосточным литературам проф. С. Г. Елисеев был избран членом-корреспондентом Французской академии наук.

Наиболее крупным научным центром, где работало боль­шое количество русских ученых, был Пастеровский институт в Париже, уже в основании которого в 1888 г. русские прини­мали активное участие, в том числе и финансовое. Один из отделов в этом институте с 1922 по 1952 г. возглавлял С. Н. Ви-ноградский, один из создателей новой области в биологии-агробиологии. В Пастеровском же институте работали учени­ки И. И. Мечникова — А. Везредка, И. И. Манухин, С. И. Метальников и другие русские ученые, всего 18 человек.

Свыше 60 русских профессоров в разные годы читали лек­ции на различных факультетах и отделениях Парижского университета, а директором Аэродинамического института Парижского университета стал русский ученый Д. П. Рябу-шинский. Там же работали и его русские ученики. Дмитрий Павлович Рябушинский организовал в Париже Общество ох­ранения русских культурных ценностей за рубежом, которое провело огромнуй работу по учету и сбору культурных цен­ностей, предотвратив тем самым их распыление по различ­ным каналам в руки иностранцев.

Во Франции работал также очень значительный отряд рус­ских геологов, которые составили первую в истории геологи­ческую карту Африки, принятую впоследствии в качестве необходимейшего учебного пособия при изучении геологии во многих странах мира.

Велик был вклад русских ученых-эмигрантов в развитие мировой астронавтики и авиации, и не случайно председате­лем первого Международного конгресса по астронавтике был избран русский ученый Александр Ананов.

За рубежом после революции оказались почти все выдаю­щиеся русские астрономы и авиаконструкторы. Правнук осно­вателя Пулковской обсерватории Отто Людвигович Струве стал директором Национальной радиоастрономической обсерватории США, он же был избран президентом Международного астрономического союза, членом Лондонского королевского общества. 15 лет работал директором обсерватории в Огайо Н. Ф. Бобровников, русские астрономы работали в Парижской, Пражской, Алжирской и других обсерваториях мира. Группа выдающихся русских авиаконструкторов, эмигрировавших из России, содействовала бурному развитию авиастроения в США. Среди выехавших был и родоначальник мирового вертолето-строения Игорь Иванович Сикорский, а также Северский, Кудлаенко, Баранов, Грязнов, Бодянский, Джунковский, Захар-ченко, Корвин-Круковский и другие авиаинженеры. Изобрета­тель телевидения Зворыкин также оказался в США.

В Америке получили признание и известность не только пред­ставители технических и естественных наук, но и гуманитарии. Признанным авторитетом в социологии стал Питирим Александ­рович Сорокин, который в СССР был известен не столько своими трудами, сколько благодаря критическому замечанию в его адрес В. И. Ленина. Но в мировой науке не менее известно имя другого русского социолога — Николая Сергеевича Тимашева, который, к сожалению, тоже не получил признания на своей родине. Он — один из создателей социологии права. В 1936 г. он был приглашен в США, где получил кафедру социологии в Фордхэмском универ­ситете в Нью-Йорке и до 1958 г. заведовал отделом социологии. Там же в Америке в Гарвардском университете в 1927 г. возглавил преподавание русской истории М. Карпович, под руководством которого сформировалось несколько поколений американских спе­циалистов по истории России.

Чтобы представить себе всю мощь философской культуры зарубежной России, достаточно только перечислить имена лишь наиболее известных русских мыслителей, которые жили и творили в эмиграции. Это (по алфавиту) Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, Б. П. Вышеславцев, С. И. Гессен, Г. Д. Гурвич, Л. А. Зандер, В. В. Зеньковский, И. А. Ильин, В. Н. Ильин, Л. П. Карсавин, И. И. Лапшин, Н. О. Лосский, В. Н. Лос-ский, Д. С. Мережковский, П. И. Новгородцев, П. А. Соро­кин, Ф. А. Степун, П. Б. Струве, Н. С. Трубецкой, Г. П. Федо­тов, Г. В. Флоровский, С. Л. Франк, Д. И. Чижевский, Л. И. Шестов, Б. В. Якубенко. Творения русских мыслите­лей, созданные за рубежом, продолжали тот плодотворный этап в развитии русской философской культуры, который начался на рубеже XIX и XX столетий и получил название «серебряного века» русской литературы.

Общая цифра всех русских научных работников, оказав­шихся за рубежом до второй мировой войны, составляла око­ло тысячи человек, а если учитывать и родившихся за рубе­жом, то более двух тысяч. В библиографии научных трудов, изданных за рубежом русскими учеными, насчитывается бо­лее 13 тысяч работ, причем не были учтены те труды, о которых не поступили сведения от их авторов65. О вкладе русских ученых-эмигрантов в мировую культуру говорит хотя бы та­кой факт, что трое из них удостоились Нобелевских премий:

И. Р. Пригожин в 1977 г. по химии, С. С. Кузнец в 1971 г. и В. Леонтьев в 1973 г. по экономике.

Послевоенная эмиграция имела уже и другой состав, и дру­гие места сосредоточения. Если послереволюционная эмигра­ция состояла главным образом из интеллигенции, которая выехала из России с мечтой о возвращении на Родину и пред­принимала все возможные усилия, чтобы сохранить свой язык, культуру и не ассимилироваться в странах проживания, то послевоенные эмигранты не питали иллюзий о возможном возвращении на Родину, они знали, что на Родине их ждут только репрессии. Поэтому послевоенные эмигранты стреми­лись скорее раствориться в местном населении, и лишь немно­гие из них хотели чувствовать себя и оставаться русскими. И если послереволюционная эмиграция старалась быть ближе к Родине и сосредоточилась в Европе, то послевоенные эмигран­ты устремились главным образом за океан.

Иные настроения царили в последнем потоке русской эми­грации, состоявшем в основном из диссидентов. (В этот «пос­ледний» поток не входят те эмигранты, которые устремились за рубеж уже в годы перестройки. Этот действительно послед­ний поток имеет уже совершенно иные мотивы эмиграции, и о нем вести разговор еще рано.) За два последних десятилетия (с конца 60-х до конца 80-х годов) за рубежом оказалось очень много представителей творческой интеллигенции, которая не мирилась со своим положением изгнанников и продолжала активную борьбу за творческую индивидуальность, за преоб­разования на Родине. Поэтому как первый массовый исход русской интеллигенции за рубеж после революции, так и пос­ледний поток русской интеллектуальной эмиграции очень много сделал для развития русской культуры за рубежом. Вся эта активная деятельность в области русской культуры и позволи­ла именовать русскую эмиграцию последних 70 лет зарубеж­ной Россией, ибо действительно созданное русскими деятеля­ми культуры за рубежом вполне сопоставимо с тем, что созда­но на родине в условиях жесткого идеологического контроля.

Величие русской зарубежной культуры постоянно подпи­тывается непрекращающейся эмиграцией ваших представи­телей науки и искусства.

Только за два последних десятилетия на Запад эмигриро­вали Галина Вишневская и Мстислав Ростропович, Кирилл Кондрашин, Максим Шостакович, Родион Щедрин, Рудольф Нуриев, Александр Годунов, Галина и Валерий Пановы и многие другие.

Большую часть своей жизни проводит за рубежом и вы­дающаяся русская балерина Майя Плисецкая, продолжающая свою, в основном педагогическую деятельность в балет­ных школах, созданных ею в Испании и других странах.

Только за два десятилетия с конца 60-х до конца 80-х го­дов Родину вынуждены были покинуть такие талантливые писатели и поэты, как Василий Аксенов, Юз Алешковский, Иосиф Бродский, Владимир Войнович, Наталья Горбаневская, Сергей Довлатов, Александр Зиновьев, Наум Коржавин, Эду­ард Лимонов, Владимир Максимов, Виктор Некрасов, Анд­рей Синявский, Александр Солженицын и многие другие. О высоком уровне их художественного творчества говорит хотя бы такой факт, что двое из них добились высочайшего при­знания — присуждения Нобелевской премии. Нобелевскую премию по литературе в 1970 г. получил А. И. Солженицын, а в 1987 г. — И. А. Бродский66.

Говоря о русской литературе, созданной за рубежом, Г. П. Струве в 1956 г. писал: «Зарубежная русская литература есть временно отведенный в сторону поток общерусской лите­ратуры, который — придет время — вольется в общее русло этой литературы. И воды этого отдельного, текущего за рубе­жами России потока, пожалуй, больше будут содействовать обогащению этого общего русла, чем воды внутрироссийские».

В словах Г. П. Струве если и есть преувеличение значения литературы зарубежной России, то не очень большое.

Исследование Русского Зарубежья у нас только началось, если не считать нескольких статей о творчестве русских ху­дожников-эмигрантов 70-х годов, в частности О. Целкова, о талантливом кинорежиссере Тарковском, статей о русской зарубежной литературе, а также, к сожалению, краткого, но информативного раздела в «Истории культуры России».

Правда, наши зарубежные соотечественники и западные ученые создали уже немало трудов, анализирующих разви­тие русской культуры за рубежом, но далеко не все они име­ются в наших библиотеках.

Начавшийся процесс демократизации нашего общества дает основание полагать и надеяться на то, что исследования в об­ласти зарубежной русской культуры откроют новые светлые страницы творчества наших соотечественников и послужат обогащению художественной и духовной культуры России. А пока, может быть, нам стоит прислушаться к призыву русско­го философа И. А. Ильина, донесшемуся к нам из зарубежья:

«Так не будем же отрекаться от наших сокровищ и не будем искать спасения в механической пустоте «американизма».