«Откуда есть пошла Русская земля?» (VI в.). Первые «Великие князья» русские (IX-Х вв.). Династия Рюриковичей. Образ жизни, обычаи, представления наших предков. Крещение Руси Владимиром (980 — 1015). Кирилл и Мефодий. Ярослав Мудрый (1019 — 1054). «Русская Правда»

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   27   28   29   30   31   32   33   34   35
Глава XII. ПЕРВЫЙ ПЕРИОД СОВЕТСКОЙ ИСТОРИИ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ (1917—1934)

Отделение церкви от государства и школы от церкви. «Революционное искусство».

Во имя нашего завтра —

Сожжем Рафаэля, разрушим музеи,

Растопчем искусства цветы

В. Кириллов

 

Новая экономическая политика (1921—1930). Культурная революция, ее успехи.

Новые песни

Придумала жизнь.

Не надо, ребята,

О песне тужить...

М. Светлов

 

Попутчики. «Мне на шею бросается век— волкодав...» (О. Мандельштам). «Руки прочь от России!»

 

Послеоктябрьское — после революции 1917 г. — время нельзя рассматривать, не имея в виду два одновременных, проходящих параллельно процесса: с одной стороны, необы­чайное воодушевление масс, поразительный духовный подъем людей, вдохновленных идеалами коммунизма, а с другой — острота классовой борьбы, выселения, нарушение прав чело­века, утечка мозгов и т. п.

«Число убитых и заморенных коллективизацией и сталин­скими репрессиями исчисляется от семидесяти до ста двадца­ти миллионов, а это — половина нации. Тогда все делалось для того, чтобы обрубить наши корни и лишить наш народ исторической памяти. Теперь общество вплотную столкнулось с проблемой сохранения цивилизации».

Сложность положения заключалась в том, что ужасы ста­линщины сочетались с победоносными рапортами, с песнями И. Дунаевского, фильмами И. Пырьева о жизни простых лю­дей — все это сливалось в причудливый сплав правды и мифа, в котором разобраться было нелегко. В 1920 г. был написан роман-предвиденье Е. Замятина «Мы». Грозным предупреж­дением его стало проникновение в суть тоталитарной систе­мы: ей не нужен человек, он — «лишний», он раздавлен мас­сой безликого «мы». Так был начат замечательный полити­ко-культурный диалог времени. «Я» и «мы». Голос В. Мая­ковского звучал иначе: единица оказалась ненужной, ее го­лос для него «тоньше писка». В дальнейшем трагическая жизнь поэта опровергла его собственные утверждения.

Прозрение об истинных причинах трагедии наступило слишком поздно. До этого люди находились в ссылке и шли на расстрелы в большинстве своем с мыслью о правоте вели­кой идеи, о том, что все случившееся с ними — это недоразу­мение, которое обязательно когда-нибудь прояснится. (И сей­час понемногу проясняется: сотни ни в чем неповинных лю­дей у нас реабилитируются. Некоторые возвращаются на свою историческую родину.)

Даже сегодня все это нам кажется невероятным, невозмож­ным. Но это было. И все дело в том, что, с одной стороны, ра­дио, пресса, наше искусство широко вещали о новой истории человечества, о заре коммунизма, во имя которого призывали к героизму советских людей, прокладывающих путь в луче­зарное будущее. Не случайно так искренне чисты и полны оп­тимизма песни, фильмы, поэмы и картины прошлых дней.

А с другой — расстрелы, заключения в тюрьмы, которые вначале производились с информационным пропагандистским шумом как борьба с врагами революции, потом молча, тай­но, и об арестах знали только те, кого это касалось. Внешне же в стране как будто ничего и не происходило. Но все-таки все боялись, царил страх, вначале перед тем, как бы кто-ни­будь не узнал о непролетарском происхождении и не попасть в так называемые «классовые враги», потом как бы вдруг случайно не оказаться в «антисоветчиках». И вот за эту «вер­ность» (каждый ее понимал по-своему) у нас боролись офи­циальные лица: бюрократы и деятели партии всех рангов, лицемеры, стремившиеся к продвижению по службе, и про­стые, честные люди, одурманенные пропагандой, наивно по­лагая, что совершают благое дело.

Подлинные прозрения тоталитарной системы сделала ху­дожественная культура. Встать над схваткой, обрести гума­нистический, подлинно человеческий взгляд на эпоху смогли немногие. Только сегодня можно оценить простые, великие мысли двух поэтов — М. Цветаевой и М. Волошина, на десят­ки лет опередивших современное сознание. Кровавое месиво братоубийственной войны М. Цветаевой было понято так: «Все рядком лежат не развесть межой. Поглядеть: солдат. Где свой, где чужой? Белый был — красным стал: смерть побелила;

кто ты? — белый? — не пойму! — привстань! Аль и сзади и прямо; и красный, и белый: — Мама!..»

С болью об этом же говорит русский российский писа­тель В. Солоухин: «Да, я — русский патриот. Я во всеуслы­шание кричу, что в России уничтожено 92 процента храмов, икон, старинных книг. Я с гневом кричу о том, что в одной только Москве в тридцатые годы было взорвано 427 (четы­реста двадцать семь) храмов и монастырей. Я открыто скор­блю о 60 млн расстрелянных и замученных и, кстати, не­обязательно русских: Среднеазиатские республики, напри­мер, потеряли в первые десятилетия после революции 30 процентов своего населения. Я открыто называю взрыв всенародного памятника войны 1812 года храма Христа Спаси­теля (равно как и разорение могилы Багратиона на Боро­динском поле), актом вандализма, поруганием Веры, Памя­ти народной и Красоты...»

В 20-е годы Россию покинули выдающиеся философы, писатели, композиторы, музыканты, художники-живописцы. Многие из них были высланы за пределы России вначале по указу Ленина, потом по указу революционного правительст­ва. Именно поэтому их неповторимый вклад в духовное раз­витие человечества долгие десятилетия у нас отрицался. И только в последние годы была сделана попытка восстановить справедливость, понять современный мир, но найти решение самых больных его вопросов вне прозрений, сделанных при остро критическом отношении к революционной и послерево­люционной действительности, едва ли возможно.

Надо сказать, что Н. Бухарин и А. Луначарский при всех оговорках были против жесткого «огосударствления» культуры и монополизации духовной жизни, охотно вступали в диалог культур и традиций, их литературно-художественные взгляды и позиции были достаточно широки и менее одномерны, чем у Ленина. На другом «полюсе» духовной жизни стояли Троцкий и Сталин как подлинные «основоположники» тоталитаризма в культуре и культуры тоталитаризма. Выступая против Стали­на-политика, Троцкий оказал ему неоценимую услугу, создав тоталитарный «канон-клише» в подходе к культуре. Уже в 1923 г. он тоталитарно «структурировал» ее на «попутчиков», «бур­жуазных» и «мужиковствующих». Последние особенно были им нелюбимы — новая власть не жаловала главный оплот Рос­сии — крестьянство с его культурой, традициями, органичной связью с землей: его надо было уничтожить, он был «помехой» люмпенизации общества. Именно Троцкий начал безудержный процесс политизации культуры, выступая популяризатором вульгарно-социологической доктрины «пользы». Трагедией куль­туры стала новая псевдополитика в ней, которая лишь немного видоизменилась в течение десятилетий.

Позднее, будучи в эмиграции, Троцкий во многом пере­смотрел свои взгляды. Переходный период от капитализма к социализму может быть, по его мнению, успешным «только взаимодействием трех элементов: государственного планиро­вания, рынка и советской демократии».

Очевидно, можно согласиться с одной из точек зрения со­временных ученых на историю русской советской культуры, что в ней прослеживаются наиболее отчетливо три крупных периода.

Первый период (1917—1934). Начало этому периоду по­ложили революционные события 1917 г., а завершил 1-й съезд советских писателей. Этот период характеризуется тенден­цией, получившей бурное развитие еще в дореволюционной России, многовариантного культурного развития (отсюда и обилие группировок художественных объединений, салонов, федераций и т. п.) — с одной стороны; с другой — тенден­цией привести естественное многоголосие к вынужденному монологу, подавить любые альтернативные позиции.

В следующем периоде (1934—1956) возобладала именно эта тенденция. Догматически трактуемый творческий метод социалистического реализма стал единственной эстетической системой, господствующей в искусстве. Лишенный живитель­ных контактов с какой-либо альтернативой, метод превратился в свод жестких канонов и регламентации, в прокрустово ложе которого укладывалось любое явление культурной жизни, все не входившее в него — отметалось, запрещалось.

Ситуация кардинально изменилась после 1956 г. в тече­ние третьего периода (1956—1985). Это — период с времен­ными оттепелями, возвратом к «указаниям» в культуре, арес­тов и высылок, время медленного, постепенного, подчас му­чительного, с движениями вспять, возврата к нормальному для культуры полифоническому развитию.

Сразу же после Октябрьского переворота 1917 г. партия большевиков и Советское правительство приняли меры по централизации управления культурой и искусством.

В конце 1917 — начале 1918 г. были приняты декреты об отделении церкви от государства и школы от церкви, национализации всех учебно-воспитательных учреждений и передаче их в ведение Наркомпроса. Общее руководство на­родным просвещением декретом ВЦИК и СНК РСФСР от 9 ноября было возложено на Государственную комиссию по про­свещению во главе с А. В. Луначарским. Ее функции были окончательно определены в Положении об организации на­родного образования в Российской Социалистической Совет­ской Республике, принятом Совнаркомом 18 июня 1918 г.

Позднее, 30 сентября 1918 г., ВЦИК утвердил Положение о единой трудовой школе РСФСР, которое предусматривало обязательное бесплатное обучение всех детей от 8 до 17 лет в школах 1-й и 2-й ступеней.

Ситуация в стране была необычайно сложной. Но в ожесто­ченной вооруженной борьбе — гражданской войне, в которой на стороне противника большевиков выступали страны Антан­ты, большевики сумели удержать власть в своих руках.

В итоге пяти лет войны общая сумма ущерба составила 50 млрд золотых рублей, а человеческие жертвы с учетом по­гибших от голода и эпидемий достигли 13 млн человек.

В такой ситуации была объективно необходима максималь­ная концентрация всех сил и ресурсов страны, а также еди­ный центр руководства ими. Такой центр смогла создать пар­тия большевиков, установив свою диктатуру. Так, в силу объ­ективной ситуации вместо провозглашенной после Октябрьской революции диктатуры пролетариата утвердилась дикта­тура одной партии.

И несмотря на то что среди руководителей страны были люди недостаточно образованные, если не сказать — вообще необразованные, большевики прекрасно понимали силу идео­логического воздействия искусства на народные массы.

Именно поэтому при Государственной комиссии по про­свещению в ноябре 1917 г. был образован отдел искусств, решавший вопросы оказания помощи художникам, поэтам и др. В 1918—1920 гг., по неполным данным, состоялось, не считая персональных, 140 выставок. С декабря 1918 г. по декабрь 1920 г. пять агитпоездов и агитпароходов совершили 20 рейсов по стране. В ходе рейсов было прочитано свыше 1 тыс. лекций, распространено 3 млн экземпляров газет и лис­товок. Столь массовое пропагандистски-психологическое воз­действие не могло не дать своих результатов!

Жесткая политика проводилась по отношению к церкви. Единственное, что было разрешено, — это совершать богослу­жения в храме. Все остальное — обучение детей, помощь бед­ным и больным, церковные школы, миссионерская работа, всякое участие церкви в жизни страны — было запрещено.

Для русской православной церкви наступило тяжелое вре­мя. Епископов, священников, монахов и монахинь, да и вооб­ще деятельных православных людей арестовывали, ссылали на тяжелые работы, в лагеря, тюрьмы. Храмы разрушались, за­крывались, превращались в склады, в кинематографы или му­зеи атеизма и т. п. Во всех школах с самых маленьких классов детей учили, что Бога нет, высмеивали богослужения и духо­венство. Религиозные книги или журналы были запрещены.

В январе 1918 г. патриарх Тихон выпустил открытое по­слание, в котором он осуждал всех тех, кто преследовал веру, осквернял святыни, казнил невинных. В начале 20-х годов во время страшного голода советская власть объявила, что бу­дет отбирать драгоценности в храмах и будет сама распоря­жаться тем, как их употребить. В приходы стали приезжать комиссары. Они срывали украшения с икон в храмах, заби­рали чаши для причастия, кресты и т. п. В стране использо­валось все, чтобы выстоять.

В 1919 г. правительство издало декрет об обязательном обучении чтению и письму на родном языке всего населения в возрасте от 8 до 50 лет. На время обучения рабочий день неграмотным трудящимся сокращался на 2 часа с сохранени­ем заработной платы. Везде создавались школы и кружки. Сотни тысяч учителей, служащих, студентов проводили за­нятия с неграмотными в ликбезах.

В 1923 г. организовалось добровольное общество «Долой неграмотность!». Его председателем был М. И. Калинин. Ряды общества росли с каждым годом. В 1932 г. оно объединяло свыше 5 млн человек. Деятельность общества по обучению грамоте приняла огромный размах. Комсомол организовал в годы первой пятилетки всесоюзный культпоход в деревню с целью ликвидации неграмотности. Развернулось всенародное движение за грамотность.

Если в процессе переписи населения в 1920 г. было выяв­лено 54 млн неграмотных, то по переписи 1926 г. грамот­ность населения уже составила 51,5%, в том числе по РСФСР — 55%. Грамотность городского населения составила 76,3%, сельского — 45,2%. Наряду с ликвидацией неграмот­ности решались и пропагандистские задачи закрепления в массах коммунистической идеологии.

Особенно разительными были успехи в ликвидации не­грамотности среди ранее отсталых народов России. До Ок­тябрьской революции грамотные составляли среди киргизов и туркменов менее 1%, среди узбеков— 1,5%, среди каза­хов — около 2%. А по переписи 1939 г. грамотные в возрасте от 9 лет и старше среди этих народов составляли 70 и более процентов.

Трудящиеся по собственной инициативе строили школьные здания (особенно в деревне), приобретали для них оборудова­ние. Колхозники засевали сверх плана земельные участки (культ-гектары), урожай с которых шел в фонд всеобщего обучения.

Вокруг перспектив развития школьного образования ве­лись дискуссии между сторонниками политехнической и мо­нотехнической (с ранней обязательной специализацией) шко­лы. К середине 20-х годов школьное образование представля­ло следующую систему: начальная 4-летняя школа (I ступень), 7-летняя школа в городах, школа крестьянской молодежи (ШКМ), школа фабрично-заводского ученичества (ФЗУ), на базе начальной школы, школа II ступени (5—9-е классы) с профессионализированными 8—9-ми классами в ряде школ. В некоторых районах и республиках продолжали также су­ществовать раздельные школы для мальчиков и девочек (Даге­стан, Средняя Азия), религиозные школы (мектебе, медресе), различались и сроки обучения, начали создаваться школы-интернаты. Профессионально-техническое образование нахо­дилось в ведении Главпрофобра.

Массовой формой подготовки кадров рабочих в 1921— 1925 гг. стали школы ФЗУ. Не менее 3/4 учащихся этих школ были детьми рабочих. Кадры низшего и среднего техническо­го и административного персонала (мастера, бригадиры, ме­ханики) готовились в техникумах, специальных профессио­нальных школах, краткосрочных курсах. Основным типом профессионального учебного заведения были индустриально-технические, педагогические, сельскохозяйственные, медицин­ские, экономические, юридические, художественные техни­кумы с трехлетним сроком обучения. Несмотря на значительные масштабы деятельности, система профтехобразования отставала от потребностей страны.

В 1918 г. была отменена плата за обучение в вузах, установлены денежные стипендии для нуждающихся сту­дентов.

С тем, чтобы помочь высшей школе выйти из сложной финансовой ситуации, в ноябре 1918 г. Наркомпрос одно­значно решил: всеми студенческими делами ведают сами сту­денты. Студенческую кассу пополняли доходы от коопера­тивов. Они были почти во всех городах, где находились вузы. Один только студенческий кооператив при Московском уни­верситете имел свои мастерские по пошиву одежды, обуви, столовые, магазины, обслуживал около четырех тысяч кли­ентов, причем цены тут были на четверть ниже государст­венных! (Так когда же мы были правы? Тогда или теперь? Теперь за иждивенческое воспитание подрастающего поко­ления приходится расплачиваться всему обществу.)

В 1919 г. при институтах и университетах были созданы рабочие факультеты, на которых малообразованные рабочие и крестьяне за три года подготавливались к поступлению в вузы. Количество вузов быстро росло. В 1914 г. их насчиты­валось 91, в 1922 г. — 244, а в 1939 г. — уже 760. Были созданы университеты и институты в Белоруссии, Армении, Киргизии, Узбекистане, в других республиках, где до рево­люции не было ни одного вуза.

Миллионы рабочих и крестьян и их дети теперь учились в техникумах, институтах, университетах, становились техника­ми, инженерами, агрономами, педагогами, врачами, учеными.

Так появилось первое поколение советской интеллиген­ции, политически и идеологически лояльной к советской влас­ти и партии. В области высшего образования правительство проводило классовую политику, создавало благоприятные условия для поступления в вузы рабочих и крестьян. Также принимались меры по коренному изменению программ обу­чения в вузах и университетах, удалению из университетов нелояльных к власти профессоров и преподавателей. Это вы­зывало серьезные конфликты, забастовки, протесты в студен­ческой и преподавательской среде. В начале 20-х годов в ка­честве обязательных предметов были введены исторический материализм, история пролетарской революции, история Со­ветского государства и права, экономическая политика дик­татуры пролетариата. Но положение с профессурой было до­вольно тяжелым, преподавателей катастрофически не хвата­ло. Тем более что за рубежом оказалось от двух до трех мил­лионов человек. А это была в основном гуманитарная интел­лигенция. В силу этого в высших учебных заведениях фило­софия не преподавалась. Даже в Московском университете многие курсы читать было просто некому.

Поэтому по решению ЦК на преподавание в Московский университет были направлены известные партийные деяте­ли: А. В. Луначарский, П. Н. Лепешинский, В. В. Адорат­ский, Д. И. Курский, И. И. Скворцов-Степанов и др. В 1921 г. в Москве был создан Институт красной профессуры (ИКП) для подготовки марксистских кадров высшей школы.

Важную роль в повышении грамотности населения, в рас­ширении его образовательного кругозора играли, конечно же, библиотеки. Руководство библиотеками в 1918 г. было возло­жено на библиотечную группу (с февраля 1918 г. — отдел) Наркомата просвещения. 21 июня 1918 г. Совнарком издал декрет «Об охране библиотек и книгохранилищ», в соответ­ствии с которым в собственность государства поступали биб­лиотеки частных лиц и ликвидированных учреждений. По декрету СНК «О порядке реквизиции библиотек, книжных складов и книг вообще», принятому в ноябре 1918 г., к нача­лу 1920 г. в основном была завершена работа по реквизиции и национализации библиотек. Все изъятые книги передава­лись в государственные научные и массовые библиотеки.

В стране была создана широкая сеть клубов и библиотек. Почти в каждой деревне возникла изба-читальня. В 1939 г. в СССР насчитывалось уже 111 тыс. клубов (в 500 раз больше, чем в дореволюционной России), издавалось 9 тыс. газет (в 10 раз больше, чем в 1914 г.).

Впервые в мировой истории женщина была уравнена во всех правах и свободах с мужчиной. И... эмансипированная женщина взвалила на себя огромную тяжесть восстановления экономики. А если учесть, что в гражданской войне, а затем в Великой Отечественной войне погибла большая часть мужского трудоспособного населения, то надо признать, что социализм в основном-то был построен трудом женщин. Последствия такой гиперэмансипации мы ощущаем до сих пор, глядя на то, как наши женщины укладывают рельсы, покрывают улицы асфаль­том, а в это время их дети остаются безнадзорными. Да и число разводов уже превышает все мыслимые показатели.

В 1930 г. у нас была ликвидирована безработица. Право на труд, на отдых, жилище, охрану здоровья и образование стало величайшим достижением социализма.

Эти достижения явились основой необычайного трудово­го энтузиазма советского народа, его научных, трудовых и военных побед (победа в гражданской и Великой Отечествен­ной войнах). Это вызывало симпатии трудового народа всего мира, требовавшего: «Руки прочь от России!»

Революционные события в России нашли отклик в серд­цах многих зарубежных писателей. И. Бехер, А. Барбюс, Б. Шоу, А. Франс, Д. Рид, Э. Синклер выступили в защиту молодой Советской республики. А. Франс открыто выразил свое восхищение русской революцией, которая, по его словам, «дала миру впервые за многие века, пример власти, со­зданной народом и для народа». Первая мировая война и уг­роза возникновения новой мировой войны способствовали со­зданию в 1919 г. международной группы «Кларте», в кото­рую вошли Барбюс, Франс, Роллан, Уэллс, Гарди и другие писатели. «Кларте» резко осуждала интервенцию против Со­ветской России, вела антивоенную пропаганду.

Наши успехи явились основной причиной «железного за­навеса», за которым оказалась первая страна в мире, сделав­шая попытку реализовать мечту человечества о социализме. Противостояние Восток—Запад не могло не нанести ущерба развитию мировой цивилизации и культуре в целом — Запа­да и Востока, исторически развивавшихся в тесном взаимо­действии, взаимообогащении.

В области народного образования вплоть до 60-х годов даже самая развитая страна капиталистического мира — США — явно отставала от СССР и перенимала у нас то новое, что появлялось в школах и вузах еще на заре советской власти. В системе народного образования был совершен действительно невиданный коренной переворот. Была создана единая для всех общеобразовательная политехническая школа. Обучение стало бесплатным. Дети всех граждан получили возможность учиться. Занятия в республиканских школах проводились на родном национальном языке.

Более чем сорок народов страны обрели свою письмен­ность. Это способствовало развитию национальной культуры.

В 1930 г. было введено обязательное для всех детей четы­рехлетнее, а в 1937 г. — семилетнее школьное обучение. Не­прерывно росла сеть десятилетних средних школ. В 1939 г. их число по сравнению с 1914 г. выросло в 8 раз. К 1940 г. неграмотность была почти полностью ликвидирована.